В Асерине вы можете получить высшее магическое образование в трех местах: в Королевском университете Минакора, в Пурпурном университете Саусборна и в Академии Буре, расположенной на удаленном острове Этерны.
Энциклопедия «Доронах» под авторством Дахху из Дома Смеющихся
Ладислава Найт облокотилась о шершавый борт корабля и с любопытством посмотрела на землю, выплывшую из‑за горизонта.
Остров Этерны!
Настоящий край света – ниже на карте ничего и нет. Дикий берег, облюбованный рыбаками и магами. Три деревни, одна академия, две тысячи жителей и море надежд. Финальный пункт ее путешествия, яркий аккорд – по крайней мере, так задумано.
Лишь бы все получилось…
Девушка стояла одна на палубе крохотной шукки: остальные пассажиры сидели в кают‑компании. Сплошь крестьяне, жители острова, они возвращались домой после ярмарки на материке.
Ладислава смахнула с глаз светлую челку. В шерстяной пастушьей накидке было изумительно тепло, яркая бахрома по краю подпрыгивала на ветру в нетерпении: скоро уже приплывем? Маленький саквояж в руке был наполнен деньгами. Ладислава пока не знала, как распорядится свалившимся на голову богатством, но мысль о нем уже доставляла девушке удовольствие.
Впрочем, не меньше радости дарил и пейзаж: море вокруг горело иссиня‑золотым… За золото отвечал закат: солнце барахталось в мягких волнах, поблескивая от щекотки.
Ему навстречу из‑под воды выползала свинцово‑мрачная тень, напоминая о неумолимо подступающей осени. Сам остров Этерны приближался, величаво набухая, будто сливки в руках умелой взбивальщицы.
Странное это место, говорят. Древнее. Неприкаянное.
Ладислава хотела достать блокнот и зарисовать остров на память, как вдруг…
ВШШШШШУХ.
Найт охнула и схватилась за борт, когда вода под кораблем стремительно стала убывать, бурля и заворачиваясь в темные спирали. За считаные мгновения по бокам от шукки появились острые скалы, похожие на каменные пальцы.
Из кабины выскочил капитан.
– Д’гарровы чародеи!!! ОПЯТЬ?! – взревел он, всплеснув руками. – Майверус! Быстро сюда! Спасай нас от рифов, живо!
Со всех сторон повыбегали моряки, а из откинутой крышки трюма вылез пожилой колдун. Ругнувшись, он закатал рукава лоскутного свитера: на запястьях сверкнули два красных браслета‑накопителя. Одной рукой маг ухватился за штурвал, другой начал выплетать узорчатый танец магической формулы.
Вибрация! Удар!
Судно скрипнуло и, закатив паруса, как глаза, стало медленно заваливаться набок. «Не спас!» – хладнокровно отметила Ладислава.
– А‑а‑а‑а‑а‑а! – дружно завопили пассажиры где‑то в утробе шукки.
Борт неумолимо взмывал вверх – соразмерно тому, как опускался другой.
– Havern`oi, siib a`grah! – надрывался чародей у штурвала. – Kraa‑kren, kraa‑kren, kraa‑kren!
– Козлы! Все маги – козлы! Опять из‑за них все пошло по жвылковой хряське! – стонал капитан, обеими руками вцепившись в борт рядом с Лади.
Ладиславе тоже хотелось ругаться. Может, она даже научила бы моряка паре емких фраз – прямиком из жандармского корпуса, – но рот был занят: в зубах Ладислава сжимала перемычку драгоценного саквояжа.
Так что Найт висела молча и недоумевала, ибо судно, встав почти вертикально, замерло. И больше не тряслось. О борта не бились волны, пробоин не наблюдалось. Как‑то по‑другому утлые шукки должны налетать на рифы…
Ладислава скосила глаза на капитана. Он продолжал масштабно сквернословить, но в целом не казался героем чрезвычайной ситуации. Да и хоровое «а‑а‑а‑а» из каюты теперь звучало бодро, как застольная песнь.
Что за ерунда?
И тотчас откуда‑то снизу, из‑под корабельного дна, донесся дикий, до нутра пробирающий рев. Очень обиженный, будто у самой земли‑матушки отняли конфетку.
– Тантаклина! – позвал маг. – Тантаклина, это я, Майверус Гринт! Пожалуйста, наклони голову чуть влево! Я сам недоволен – веришь?
– РУ‑У‑У‑А‑Р! – утробно пожаловались волшебнику.
После чего корабль еще раз дернулся и медленно выровнялся.
– Жмыхову мать твою, Академия Буря! – смачно сплюнул капитан, поднялся и тотчас убежал куда‑то на мостик.
Ладислава с трудом разжала пальцы. Потом зубы.
Взъерошила и без того дыбом вставшие волосы. Оглянулась. Все сохраняли завидное спокойствие. Несмотря на то, что… Девушка поперхнулась и протерла глаза.
…Да, несмотря на то, что корабль теперь не плыл по Гремящему морю, а приклеился, как диковинная шляпка, к голове огромного кракена.
Кракен сидел на дне морском – сильно обмелевшем – и, кажется, был крайне недоволен тем, что ему не хватает глубины, чтобы спрятаться с макушкой. Он раздраженно бил щупальцами по скалам, обнажившимся тут и там, и тихо гудел. Эдакий раздраженный младенец.
К Ладиславе, изумленно перегнувшейся через борт, подошел корабельный волшебник.
Легенды гласят, что давным‑давно, еще до богов и драконов, наш остров был полон жизни. Но когда пришел черед новой эпохи, жившие здесь существа пропали, а сама Этерна уснула. Заблудившиеся в скалах путники иногда видят призрачный образ дремлющей девы – воплощение острова. Если подойти к ней, она исчезнет.
Из учебника «Наследие Этерны»
Ладислава все топталась у ворот.
Она уже раз двадцать нажала на кожистую кнопку маг‑звонка, но никто не спешил ей навстречу. Девушка прижалась лбом к вензелям, имитирующим морские волны, и сосредоточенно вглядывалась в темноту, где притаилась академия.
Впереди была широкая подъездная аллея. По бокам от нее росли корабельные сосны, островерхие кипарисы и дубы, опаленные алым. Из земли вверх тянулись синеватые кристаллы, похожие на расколотые леденцы. За деревьями маячили постройки – коттеджи, теплицы, амбары…
А прямо по курсу высился замок.
Академия, украшенная витиеватыми башнями, балкончиками, зубцами и подвесными мостиками, делилась на два крыла – Рассветное и Полуночное. Где по дороге потеряли «закат» и «полдень», Ладислава не знала: рекламные проспекты – единственное, что она успела изучить до приезда сюда – молчали об этом.
В Рассветном крыле проходили занятия. Сейчас оно молчало, уставившись в ночь пустыми глазницами окон, и герб, вывешенный на самой высокой из башен, тихо посапывал, оплетая флагшток, как одеяло – ноги беспокойного сновидца. Полуночное крыло отводилось для комнат студентов, поэтому сегодня, в последний день заезда, его изнутри подсвечивали лампы и народное воодушевление. По закрытым шторам бегали, танцевали и суетились тени прибывших адептов. Странные, изломанные силуэты.
Но вряд ли настолько изломанные, как ты, да? Боги‑хранители, лишь бы никого из знакомых не встретить.
Наконец Ладиславе надоело ждать, топчась у ворот.
Девушка прижала ладони рупором ко рту.
– Ау! – заорала она. – К вам новая студентка! Я хотела грызть гранит науки, но могу начать с ворот, если не откроете! Уже ем! Ом‑ном‑ном!
– А ты что, тролль, что ли – чугуном питаешься? – сбоку из темноты вдруг бесшумно вынырнул невысокий, плотно сбитый парень. В руках у него загремела, будто спохватившись, огромная связка ключей.
Ладислава вздрогнула от неожиданности:
– Нет. Я человек. Но очень целеустремленный.
– Ишь! – фыркнул парень, подыскивая нужный ключ. – Ну проходи, человек…
Ворота с пронзительным скрипом открылись.
Сторож снял с ремня маг‑светильник и, постучав по стеклу, пробудил свет. Шар тотчас разгорелся синевато‑зеленым. Пейзаж и парень, до того весьма смутные, проступили во всей красе.
У сторожа оказались желтые глаза, серо‑коричневые волосы, похожие на перья, и большие уши. Лицо было открытое, дружелюбно‑симпатичное. Одежда мешковатая. Найт дала ему лет двадцать пять навскидку.
– Идем! – сказал парень. Глянул на девушку и тотчас ойкнул: – А что у тебя с глазами?
– Это врожденное, называется гетерохромия, – привычно буркнула Лади.
И действительно, одна радужка у нее была темно‑синяя, вторая – зеленая.
Ладислава не знала, скольких людей в своей жизни она научила слову «гетерохромия» благодаря данной особенности. Притом это был чуть ли не единственный научный термин в ее простом жандармском лексиконе.
Найт и сторож пошли к академии.
Хм, раз «маньяк» тоже отсюда, надо будет его найти. По фингалу. Узнать о судьбе чемоданов. И, наверное, извиниться.
Меж тем вихрастый ключник как‑то по‑птичьи раздулся:
– Меня зовут Стэн Хлестовски, ко мне на «ты», – гордо заявил он. – Я сторож, библиотекарь, ночной человек, колдун и заместитель леди‑ректора Элайяны. Я мастер количеств! Ты не найдешь никого, кто делал бы больше, чем я, вот.
«А про качество он помалкивает», – усмехнулась Ладислава.
Когда она представилась в ответ, Стэн с хрустом почесал вихрастый затылок:
– Кажется, я помню твое имя, – протянул он. – Это ты бросила четвертый курс в военном университете и перевелась к нам на первый год? С потерей трех лет, да?
Лади видимо напряглась.
– Да. Я, – поколебавшись, ответила она.
– Мощно! А ведь ты даже уже на профильную стажировку в Саусборне успела устроиться… Что‑то там в порту. Таможня?
– Отлов пиратов и контрабандистов, – медленно протянула девушка.
– Обалденно!
– Не сказала бы. А откуда ты про меня знаешь?
Вдруг у них на острове в ходу саусберийские газеты? Заметка про ситуацию госпожи Найт была совсем крохотной, втиснута как дополнение к эпитафии шефа, но… Если кто‑то на Этерне видел статью…
Сердце Лади болезненно сжалось.
Стэн пожал плечами. Дважды.
– Я ставлю печати на документы о приеме новых студентов. Ну и читаю помаленьку. Люблю читать.
Чем хорошо зеркало, так это тем, что, если ты расплачешься – оно поддержит. Чувствуешь себя не таким идиотом, да?
Чеврин Гофшиц, драматург Шолоховской оперы
Посреди ее спальни стоял абсолютно голый юноша.
Он замер перед зеркалом‑трюмо, закрыв глаза рукой – как будто сам с собой в прятки играл. Странные обнаженные прятки.
Три, два, один…
Я иду искать.
Пальцы раздвинулись, явив зеркалу внимательный, сосредоточенный глаз.
– Какого д`гарра? – рявкнул юноша, потому что глаз тот, не будь дурак, мгновенно засек в отражении Ладиславу.
– Вот‑вот! – не растерялась Найт и уперла руки в боки.
Парень был красивый. Темноволосый, высокий и статный, сильно взлохмаченный. Длинноно‑о‑огий. Судя по возрасту – адепт.
Поняв, что Ладислава со своей стороны не спешит менять ситуацию, молодой человек в два прыжка оказался у кровати и прикрылся балдахином. Золотые кисти закачались у его колен, как юбка степной танцовщицы.
– Что ты здесь делаешь? Гостей не планировалось! – возмутился брюнет.
У него были большие, оленьи глаза холодного серого цвета – как то самое море за окном.
Лади двинула бровью:
– Только не говори мне, что это и твоя спальня тоже. Потому что вон те платья на кровати – явно женские. Жаль, если их носишь ты.
– Это не моя спальня, – прорычал адепт.
– Тогда… – Лади набрала в грудь воздуха и сымитировала его тон: – «Что ты здесь делаешь? Гостей не планировалось!»
Они молча уставились друг на друга. Взгляд у юноши был странный: ярость, смешанная с неловкостью и… будто страхом разоблачения. Такие взгляды встречались у пиратов‑контрабандистов, которых Лади отлавливала в порту Саусборна. У тех, у кого не то что двойное, а даже тройное дно в кораблях.
Иногда четверное.
Сами удивляются.
Юноша шумно выдохнул через ноздри, переступил с одной босой ноги на другую, огляделся как бы в поисках решения, но, увы, ничего не нашел.
– Это комната моей сестры, – медленно сказал он. – Я просто использую ее… в своих целях.
– Предполо‑о‑ожим, – протянула Ладислава, застегивая пижаму еще на одну пуговицу. На всякий случай.
Может, все‑таки одного маньяка ей эта ночь подсунула?
Они продолжили молча смотреть друг на друга. Эдакое обнюхивание на расстоянии. Не совсем честное, потому что приличия – их остатки – не позволяли Ладиславе опускать взгляд ниже шеи юноши. А любопытство, наоборот, так и требовало немедленно расширить перспективы.
– Жмых! – наконец выругалась Лади. – Может, ты оденешься? А то я рискую приобрести косоглазие при нынешней диспозиции.
Незнакомец усмехнулся и будто оттаял.
– Меня зовут Фрэнсис, – представился он.
– Я Ладислава.
– Возвращаясь к вопросу: оденусь‑то я с удовольствием. Только ты отвернись.
– Зачем? Я вроде и так уже все видела.
Незнакомец вскинул бровь высоко‑высоко… Лади фыркнула и крутанулась на босых пятках. Сзади послышался шорох тканей.
– Спасибо, Ладислава. И да, через несколько минут придет моя сестра. Не говори ей обо мне, пожалуйста.
– Хм. А можно я буду тебя этим шантажировать? – воодушевилась Найт. – Я еще никого никогда не шантажировала.
– Нельзя.
– Точно?
– Однозначно.
Найт разочарованно вздохнула.
* * *
Когда Фрэнсис оделся, Ладислава уже решила: она будет с ним флиртовать.
Без вариантов, будет. Слишком мало времени, чтобы нет.
Правда, флирт у прямолинейной госпожи Найт был специфическим. Люди думали, что она их отчитывает.
– Итак? – Лади сложила руки на груди, в упор разглядывая студента. – Почему же твоя сестра не должна узнать о том, что ты обожаешь любоваться собой в чем мать родила? Ты используешь ее комнату без разрешения?
Фрэнсис закатил глаза. В черном гибриде сюртука и мантии он выглядел восхитительно. Настоящий высокородный аристократ, хоть сейчас во дворец посылай. Или где там еще знать обитает? Казначейство? Церковное управление?..
Фрэнсис кашлянул:
– Сестра не против. Но проблема в том, что никто не должен увидеть меня. Так что мы скажем, что ты пришла уже после.
Найт сощурилась, но решила пока не уточнять детали. Просто с размаху запрыгнула на свою кровать. Та встретила ее теплейшими объятиями.
– А мне говорили, этот корпус очень плох, – отметила Найт, щупая дорогой матрас.
Фрэнсис пожал плечами:
– Ремонт закончился на днях. Не все в курсе.
Энергия унни в южных пределах Лайонассы неподатлива и с трудом позволяет себя контролировать. Маги Асерина носят специальные браслеты‑накопители: в них фокусируется их личная сила, которую с помощью браслета легче вытянуть в момент колдовства. По сути, чужеземцы колдуют за счет своего здоровья.
Энциклопедия «Доронах»
– Фрэнс, за одну минуту! Я тебе клянусь: она собралась за одну д`гаррову минуту! Лежала в постели – труп трупом – а через шестьдесят секунд: хоба! Стоит полностью одетая, улыбается! Да я за это время успеваю только будильник услышать! И то не всегда…
Тисса, Фрэнсис и Ладислава втроем бежали по узкой винтовой лестнице к Хромой башне. Косые солнечные лучи пробивались сквозь витражные окна, раздавая им оплеухи – разноцветные шлепки света: быстрей, быстрей!
Тисса бурно делилась впечатлениями.
– А зубы она что, не чистит? – хмыкнул Фрэнсис.
– Это отдельным счетом! Плюсуй две минуты, – поспешила встрять Ладислава.
– Да хоть десять! – Тисса возмущенно округлила глаза. – Ты говоришь, Найт, что магии не училась. Откуда тогда сверхспособности?
– Это армия, детка, – зажав нос, прогнусавила Лади на мотив командора Кайперуса, ее бывшего декана.
Фрэнсис запрыгнул на перила и ловко съехал вдоль последнего лестничного пролета.
– Короче, – вывел он, подавая руку Ладиславе, которая повторила его трюк, – опоздали мы из‑за тебя, Тис.
Близняшка только дернула плечом и поправила тщательно завитую кудряшку.
Тисса собиралась больше часа. Завивка волос, как рамочка, обрамляла этот процесс. С прической девушке помогли цыпкины гусеницы – ядовито‑зеленые шипастые твари, вокруг которых Тисса обматывала локоны. Укутанные черными волосами, гусеницы считали, что пришел сезон спячки – и мгновенно сворачивались в загогулину, да еще и грелись, как маленькие печки, топя воображаемую зиму. Когда поджаренные волосы смирились со своей новой формой, Тисса стала энергично тыркать в гусениц иголкой. Они, очнувшись и испугавшись, мгновенно вытянулись палочками – мертвы мы, неведомый хищник! – и тогда Тисса выдернула их и побросала в банку с надписью «Ингредиенты для смертельных ядов».
Пока близняшка прихорашивалась, Ладислава успела пробежаться по коридору, посмотреть в замочные скважины всех спален и убедиться: Фрэнсис прав. В башне они действительно живут втроем. Другие комнаты пусты.
Хм. Ну и почему об этом надо молчать?
* * *
Чтобы попасть в Великую Трапезную, требовалось нажать на черное зеркало в главном холле: тогда открывался проход.
О, вот и секретики подоспели.
– Можно я попробую? – восхитилась Лади.
Стоило ей прижать ладонь к прохладной плоскости, как вся поверхность амальгамы ожила и потекла вниз прохладным водопадом. Черно‑холодная вода исказила и унесла с собой отражения трех студентов: взъерошенную Ладиславу, зевающую Тиссу и Фрэнсиса, который стоял, приклеив напряженный взгляд к своим ботинкам.
«А все‑таки у него какие‑то непростые отношения с зеркалами», – подумала Найт.
Волшебная вода меж тем наткнулась на невидимое препятствие: она стала огибать контуры скрытой арки в центре стены. За ней располагалась Великая Трапезная. Ребята по очереди зашли внутрь.
Остальные студенты – чуть более пунктуальные и чуть менее озабоченные своим внешним видом – уже сидели по местам.
Несколько десятков столиков, похожих на опрокинутые штурвалы, были хаотично разбросаны по залу. Деревянный потолок напоминал перевернутый корабль, а подиум, на котором возвышался единый преподавательский стол – пока пустой, – зарос сухопутными кораллами и пульсирующими псевдоактиниями. По стенам спускались плющи, похожие на водоросли. Сквозь высокие стрельчатые окна лилось солнце, просеянное соснами, и его бликующий невод прокатывался по залу туда и сюда, как прибой.
Шумела волна голосов.
– Здесь точно магии учат, а не моряцкому делу? – шепотом уточнила Найт, пока все трое метались, как кильки на нересте, выискивая свободный стол.
Наконец, они приткнулись на единственное свободное место – в первый ряд, под самым подиумом – и заодно под впечатляющей петлей каната, свисающей с потолочной балки.
– Эти грешники приглашают нас повеситься? – Тисса не одобрила декор.
– Да уж, с намеком, – фыркнул Фрэнсис. – Хотя в нашей старой академии тоже было не без приколов. Помнишь, например…
Минут через двадцать раздались звуки гимна. Из боковой двери в зал вышла леди‑ректор, за ней цепочкой потянулись коллеги.
Тисса тотчас поелозила на стуле, устраиваясь поудобнее, закрыла глаза, открыла рот и… кажется, впала в анабиоз. Хорошо хоть, не захрапела.
А вот взгляд Ладиславы был прикован к одной только хозяйке академии. Леди Элайяна оказалась эльфийкой: диковинкой на юге Лайонассы. Это в восточных пределах мира расы смешиваются, как хотят, и мигрируют туда‑сюда, как радужные креветки. А в королевстве Асерин все чинно, благородно, по‑людски…
Мы знаем, что Лайонасса – это самое первое бытие, созданное Отцом Небесным, квинтэссенция всепронизывающей энергии унни. Однако богов‑хранителей и драконов Отец сотворил не сразу… Наша земля существовала и до них, и сами хранители также подтверждают это в своих записках.
Ирвич из Дома Дерзающих, теолог
Ладислава оттащила чемоданы в Хромую башню. Там она долго глядела в окно: ждала море, но моря не было.
Интересно, а деревню ундов видно с поверхности в ясный день? Прилетит ли «убивец зубастый» к рыбам сегодня?
Найт – эксперимента ради – разделась догола и посмотрелась в зеркало‑трюмо. Одним глазком, через раскрытые пальцы ладони. Подражательная охота на отражение охотника. А то вдруг загадка связана с зеркалом, а не с Фрэнсисом?
Но все было как всегда. Включая три черные цифры под грудью, смертельный «подарок» со стажировки в порту.
Цифры, о которых позже… А лучше б – никогда.
Сердце девушки болезненно сжалось. Ладислава ругнулась, потом отрешенно заметила, что при взгляде на клеймо у нее стало точно такое же холодное выражение лица, как было у Фрэнсиса вчера ночью. Хм. Так о чем не хочет вспоминать близнец?
Результат эксперимента: отрицательный. Дело не в трюмо, а в самом Фрэнсисе, что и требовалось доказать.
Одевшись, Лади глубоко выдохнула, отгоняя плохие мысли, покинула спальню, проскакала по коридору, отогнула секретный гобелен и нашла нужный поворот.
– Привет, дракон!
Энергичный стук по носу скульптуры.
– Я принесу тебе много камней сегодня, но скажи: что не так с моей спальней?
– Камешки вперед‑с‑с.
– Может, дело не в комнате, а в близнецах?
– Камешки!
– Они так побледнели из‑за речи унда… И Морган сразу же к ним подошел… Ребята связаны с «убивцем»? Они, что называется, «плохие парни»? Мне доставать наручники?
– Во‑первых, я понятия не имею, что за унд и Морган. Я ж тебе не бабка‑провидица. Во‑вторых: наручники с мехом? Тогда можно. А в‑третьих: Ка. Меш. Ки!!!
– Ах ты ж мраморный чурбан! Принесу тебе справочник по экономике. Почитаешь про кредиты, ящер.
* * *
Библиотека пряталась в самом сердце замка: к ней вела одна из трех узких винтовых лестниц главного холла.
Лесенка – томный скрип, «прозрачные» чугунные ступени – выныривала рядом с кафедрой выдачи книг. Кафедра эта, как юбка гриба‑поганки, обводила шестиугольную колонну, изрезанную морщинами письмен.
Колонна была цвета старой кости. Кажется, по возрасту превосходила сам замок – и без того древний. Молодой Стэн Хлестовски на ее фоне казался зародышем ненаступившего будущего.
Сейчас библиотекарь помогал первокурснику выбрать предметы на осенний семестр:
– Не знаете, что еще взять? Очень рекомендую вам «Наследие Этерны»…
Остальные новички выстроились длинной очередью. Она раскручивалась, как спираль, как галактика – попеременно вспыхивала блеском смеха, туманными зевками, осыпалась шепотами, пела музыкой кокетства и швырялась кометами недовольства: «Что там выбирать‑то? Быстрее!»
Ладислава решила пока побродить вдоль книжных полок.
Библиотека была такой же гексагональной, как и костяная колонна в ее центре. Шесть отделов разбегались пульсом в разные стороны, увенчанные арками с подписями: «Предельные науки», «Поэтика мирозданий», «О жизни и дальше», «Магистрам легкого смеха», «Не читай, любуйся» и «Адептова подмога» (здесь темный паркет был вытоптан: отделом пользовались часто).
Ладислава сняла с пыльной полки – апчхи! – толстый фолиант с картами острова. Нужно узнать Этерну получше. Сейчас Найт не знала ни праха: она собиралась сюда впопыхах. В принципе, в том, чтобы приехать глобально неподготовленной, была некая ставка на приключение. Но теперь пришло время собирать информацию.
Итак, карта!
Вот академия: на юго‑востоке острова. Вот три рыбацкие деревни раскинулись, как пятнышки тюленя, по западному и северному побережьям. Вот черный череп: земля пиратов, чтоб их. Вот скалисто‑лесистый центр: два круглых озера и неподалеку от них строение, похожее то ли на серп луны, то ли на тонкую улыбку…
Ладислава прищурилась, вчитываясь в каракули текста. «Корпус загадок» – было написано у строения, – «Местоположение не определено». Надписи вокруг тоже были какие‑то странные, но Найт не успела вчитаться в них, потому что у нее за спиной вдруг раздался мрачный голос:
– Эти карты нужны мне.
Девушка вздрогнула. Да что ж они тут все так подкрадываются! Д’гаррова колдунская обувь – мягкая и бесшумная! То ли дело жандармские сапоги, что всегда слышны за два квартала…
Ладислава развернулась и столкнулась взглядом с Морганом Гарвусом. В руках мастера тайн лежала целая стопка фолиантов, на корешках которых в разном контексте упоминался остров Этерны.
– Держите! – сказала Лади, бахая свою книгу поверх стопки лектора. Взметнулось облачко пыли. – Вы ведь тоже первый год здесь, мастер? Вам интересно, что тут и как устроено?
Я не знаю, что я могу противопоставить смерти, кроме смеха и любви, понимаешь? Созидание‑то мое, все мной созданное – тоже обречено, не так ли?
Из переписки хранителей Теннета и Селесты, III век до нашей эры
Когда Ладислава вернулась в Хромую башню, коридорный дракон спал. Даже похрапывал: жилки мрамора вибрировали у него на вдохе‑выдохе. Девушка положила на постамент несколько камешков, подобранных на пляже – налог‑с‑с, – и на цыпочках пошла к своей комнате.
У двери она не удержалась от соблазна. Вместо того чтоб постучаться или открыть ключом, Лади воровато оглянулась и примкнула глазом к замочной скважине. Ну вдруг там что‑нибудь интересное? Зеркально‑триумфальное, длинноногое, плечистое?
Но в спальне была только Тисса. В неожиданной позе.
Близняшка стояла на коленях перед фреской с богами. В одной руке адептка держала чашу, полную золотой краски. Она зачерпывала пигмент пальцами и, шепча молитву, покрывала золотыми буквами свое лицо, шею и плечи. Так делают высокие священные чины в Саусборне.
Ладислава отпрянула, смущенная. Хм.
И как же теперь быть? Зайти и помешать – неловко.
Найт развернулась ко второй двери, за которой жил Фрэнсис.
Очень тихо поскреблась:
– Фрэнс?..
Нет ответа.
– Что ж. Сон откладывается, ночь продолжается! – Лади цокнула языком и, поколебавшись, достала свой блокнот с заметками.
Она открыла страницу, заложенную красной атласной лентой. Здесь начинался длинный список, который Ладислава сочинила месяц назад, сразу после ситуации с ее портовой стажировкой. Сочинила первым делом, даже до того как начала бесконечную беготню по страховым компаниям, знахарям и судейским собраниям; до того как развернула процесс по продаже дома и придумала себе перевод в Академию Бурю…
Раньше список назывался:
«Что я обязана успеть».
Но это было мрачно, а Найт всячески избегала мрачности и вообще любых напоминаний о происходящем. Как будто, не думая об этом, могла убежать от грядущего. Хотя оно упорно нагоняло. Как и мысли о нем.
Тем не менее прежняя фраза была заклеена, поверх значилось:
«Клевые дела!»
Найт пальцем повела по знакомым строкам и вскоре остановилась на пункте: «Посидеть на крыше ночью».
– Это я могу, – девушка удовлетворенно кивнула и пошла прочь.
* * *
Выбирать – так лучшее. Поэтому Ладислава отправилась на башню Алого Ордена – самую высокую в академии, часовую.
Две сотни узких, стертых временем ступеней – и деревянный люк к свободе как награда. Ладислава вцепилась в железную скобу и со скрежетом сдвинула крышку.
– ГАВ!
Найт вздрогнула и чуть не улетела вниз, когда на фоне звездного неба возникла голова собаки. Маленькой, золотистой, с умными глазами и большими ушами, торчащими, как у пустынной лисы.
– Гав! – повторил пес и сразу перешел к следующему этапу переговоров: – Р‑р‑р‑р‑р‑р! – оскалился.
И не успела Лади малодушно задвинуть люк обратно – ну на фиг, что за зубы! – как услышала уже знакомый тенор:
– Арчи, цыц! Что там такое?
И вот в проеме появилась другая голова. Человечья. Лохматая. И куда более рыжая, чем у пса.
Берти‑Здравствуй‑Голден‑Халла.
– А! Госпожа чемоданное настроение! Привет! – сыщик улыбнулся, помахал рукой и тотчас снова скрылся из виду. Только мелькнул хвостик, подвязанный белым обувным шнурком.
Пес зыркнул на Лади – я тебя запомнил – и попятился вслед за хозяином.
Ладислава застыла на лестнице.
…Что значит «привет»? Это приглашение подняться? Или просьба уйти? Или она может действовать, как ей хочется?
Так как с башни не последовало объяснений, Ладислава двинулась по инерции. То есть наверх.
Крыша встретила ее влажно‑соленым ветром, огромным созвездием Иерофанта над головой, шепотом моря, шорохом леса, а также – громким звоном металлических деталей.
Это Берти, устроившись под зубцами башни, развинчивал огромный телескоп. Голден‑Халла что‑то затейливо, мелодично насвистывал за работой. Соловьи на деревьях в саду пытались составить ему конкуренцию, но сыщик побеждал по всем параметрам: громкости, самозабвенности, разнообразию репертуара.
Пес лежал рядом, с упоением и рыком разгрызая чью‑то кость. «Надеюсь, не предыдущего им помешавшего», – подумала Ладислава. Ее присутствия будто не замечали.
– Простите меня за фингал, мастер, – наконец смиренно и по‑ученически обратилась она к спине в зеленой кофте.
Спина была поджарая, очень прямая, а вот согнутые ноги свои Голден‑Халла раскинул по сторонам под дикими паучьими углами: наверное, с такой длиной конечностей их просто страшно выпрямить – дотянутся до самого моря.
Целеустремленный, талантливый, блестящий ученый. Есть некоторые признаки социопатии.
Из личной характеристики доктора Моргана Гарвуса, данной в Башне Магов, Шолохе, Лесном королевстве
Первой лекцией в понедельник значились Тайны Магического Мира. ТММ.
Морган Гарвус нещадно опаздывал. А студенты – нещадно зевали, растекаясь амебами по длинным столам амфитеатра. В окна проливался золотой свет.
– Уже совсем осенний… – вздыхали девочки, но Ладислава, хоть убей, не видела разницы с прежним освещением. Зато в который раз осознала всю мощь календарей – вот уж настоящие тираны мысли!
Лекция была вводная, общая для всех курсов, потому что такой предмет, как ТММ, на Этерне давно отсутствовал. Предыдущий ректор академии – магистр Фоскаш – возглавлял когда‑то эту кафедру. Но потом он с головой ушел в администрирование, и ТММ закрыли.
– За ненадобностью. Ибо дисциплина – шлак, – доверительно шепнул Ладиславе ее однокурсник Хлодерик Роу, больше похожий на медведя, чем на человека.
За десять дней с начала учебного года Найт успела познакомиться со всеми своими однокурсниками и пришла к выводу, что они очень даже ничего и им комфортно общаться друг с другом, хотя она и старше их на три года.
Хлодерик был сыном рыбаков: мощным, загорелым, носатым, и от него все время пахло морем. Как говорил сам Роу, побережье воспитывало его наравне с родителями, и на груди адепт всегда носил маленький оберег в виде штурвала.
– Если дисциплина плохая, то зачем возвращать ее в программу? – засомневалась Найт.
– Так ради Моргана! – крупногабаритный первокурсник пожал плечами. – Это… Как объяснить‑то… Вот есть страна – Кнассия, и все знают, что она бедная, и валюта там слабая. Но если предложить тебе миллион кнасских тарбриков, ты все равно возьмешь их с огромным удовольствием. Морган Гарвус – как этот миллион. Дисциплина отстойная, цифра достойная. Раз уж он готов преподавать в Буре, глупо не воспользоваться.
Круглолицая Хейли Хани – два карих глаза, две косички, платье, сразу видно, что будет отличницей – оторвалась от письма домой и чинно присоединилась к беседе:
– Доктор Морган так хорош, что мог стать звездой в любой сфере! Но он выбрал наименее перспективную и застрял в ней намертво. Достиг потолка и все, дальше некуда. Пойди он по иллюзиям или боевке – давно бы работал при дворе. А так… Лучший среди худших, – она тяжело вздохнула.
Морган ей нравился, пусть и неперспективный. Сердцу не прикажешь.
С заднего ряда к ним неожиданно перевесилась Красотка Дита:
– Нет, ну согласитесь, Морган – молодец. – Она надула алые губки, не переставая жевать смоляную жвачку. – Он учился и преподавал в самом Шолохе… Это ли не уровень?
Хлодерик с видимым трудом отвел глаза от декольте Красотки.
– Однако! – возразил он. – Сейчас Морган тут, в нашей Буре‑дыре. Значит, не так хорошо у него шли дела в магическом королевстве? Значит, по‑любому вытурили? А?
– Или леди‑ректор нашла, чем заинтересовать его здесь, – уверенно возразила Дита.
Ибо Красотка была из тех экзотических бабочек, чей котелок варит. А что пестро раскрашен – так почему бы и нет? Встречают‑то по обложке.
Ладислава не выдержала, обернулась: как там Фрэнсис?
Студентов попросили рассесться по старшинству курсов, поэтому Лади оказалась оторвана от близнецов, устроившихся, как два черных грача, на самой галерке.
Тисса читала что‑то вроде молельного сборника богу Рэндому – покровителю телепатии и удачи. Странно, зачем так рано, до экзаменов еще вроде долго? Хотя она вообще странная, эта Тисса…
Фрэнсис спал, положив голову на скрещенные руки. В эти первые недели сентября учеба, едва начавшаяся (и то некоторые предметы вступали в оркестр позже – то же Наследие Этерны или Сыскное Дело), уже оказалась очень напряженной. Новичкам в академии действительно предстояло постараться, чтобы освоиться тут. Как минимум запомнить все тайные ходы и лесенки учебных корпусов. Ладислава и Фрэнсис успевали нормально общаться только за завтраком, в компании Тиссы, после чего жестокое расписание разносило их по разным сторонам исследовательской деятельности.
А по вечерам у Фрэнсиса были настолько поздние спецкурсы с Морганом, что он возвращался в Хромую башню уже после того, как непривычная к колдовству Найт засыпала.
Из‑за этого запланированное на пляже совместное распитие кофе проходило в режиме скоростного опрокидывания стаканчиков. Хлоп‑хлоп‑до‑свидания! Мы с тобой кофеголики, да? Кофепсихи.
Впрочем, они все равно потихоньку узнавали друг друга – и узнавание это было до пепла приятным.
– В пятницу, – успел вчера шепнуть близнец Ладиславе, столкнувшись с ней в одном из коридоров. – Давай поужинаем в пятницу? Но здесь, прямо в академии. Я все организую и зайду за тобой на закате.
– Я буду рада, – улыбнулась Найт, а единорог на стенном гобелене явственно закатил глаза. Он ненавидел студенческую романтику.
Вдруг – хлопок – и кромешная темнота поглотила аудиторию, выделенную под ТММ.
Окна просто потухли. Как будто ластиком за ними стерли мир: и изнанка его, странное дело, оказалась не белой, а черной как смола, лишающая предметы очертаний.
«Ноа, если хочешь, отправь детишек ко мне. Я не разбираюсь в магии, но помогу им пережить эту боль. И у меня тут много замечательных колдунов вокруг». «Я не отправлю детей к вам и вашим чащобным грешникам. Ваш образ жизни порочит нашу фамилию».
Из частной переписки
К вечеру очередного дня Ладислава была выжата как лимон. Зевая, она добрела до спальни, с трудом стащила с ног тяжелые ботинки, заползла на высокую кровать и мгновенно вырубилась.
Близнецы пришли вскоре после этого, вдвоем, причем Фрэнсис, спотыкавшийся на каждом шагу, практически висел на плече сестры. Он сразу же упал на стул, согнулся пополам и со стоном обхватил голову руками.
– Сегодня тоже болит? – спросила Тисса.
– Раскалывается. В прямом смысле. Как только Морган потянулся к нему, он…
– Фрэнс! – зашипела Тис, вдруг увидевшая Ладиславу, лежащую как бревно лицом вниз и не шевелящуюся вовсе.
Близнец – всклокоченный, бледный, ошалевший от боли – поднял голову и быстро сплел простенький блок от подслушивания.
Вокруг Ладиславы возник переливающийся пузырь, будто мыльный. Отрезанная от звуков внешнего мира, Найт засопела еще безмятежнее.
– Так вот, – с трудом продолжил парень. Язык все еще плохо слушался. – Едва Морган потянулся к нему, как он начал беситься. Причем куда сильнее, чем раньше, когда был просто голоден. Доктор Гарвус говорит, что потратил на пристрелочное изгнание всего пятнадцать минут, но мне они показались вечностью. Так что, считай, я раскрыл секрет бесконечной жизни, вернее, ее иллюзии: это пытки, – близнец горько усмехнулся.
Все кости до сих пор, казалось, вывернуты наизнанку.
Сегодня был первый день, когда их спецкурс с Морганом перешел из теоретической фазы в практическую. Фрэнсис с самого начала знал, что будет непросто, но что настолько… Близнец сглотнул. Во рту все еще была кровь.
– Если само изгнание было таким коротким, то… Что же вы делаете в остальное время? Ты там весь день провел, – нахмурившись, протянула Тисса.
Фрэнсис взял из ее рук обезболивающий эликсир, жадно выпил.
– После пыток Гарвус сказал: «Разреши ему». И я сменил ипостась. Там была пентаграмма, и демон бился в ней, как прахов псих. Морган подготовил ему мяса, но тот проигнорировал, только все пытался дотянуться до доктора, шпаря себя и меня о защиту. А Гарвус сидел в углу и делал свои долбаные заметки. Потом он ушел, и демон буянил еще несколько часов, прежде чем устать, поесть и дать мне вернуться. Собственно, вот и все.
Фрэнсис вздохнул и закрыл глаза. Они странно горели, как при высокой температуре. На изнанке век все до сих пор светилось золотым. Руки тряслись. Демон внутри – уставший, но не смирившийся, – глухо ревел, колотясь о грудную клетку.
– Короче, Морган посмотрел на это дело и вывел: мы правы, это демон. То, что я разрешал ему охоту в море, кажется доктору Гарвусу ошибкой. Теперь никаких договоров. Только борьба. Подавление. И голые ужины кровавым мясом в пентаграмме, – Фрэнсиса невольно передернуло. – Дипломатия кончилась, толком не начавшись; сразу война.
Тисса пожала плечами:
– Ну я бы не сказала, что это сюрприз… Ведь все считают, что так правильно, разве нет?
– «Все» – это ты и отец? – вскинулся юноша, и Тисса отшатнулась, когда в глазах брата полыхнул золотой огонь.
Близняшка гордо выпрямила спину:
– Фрэнсис! Дипломатия была бы слабостью. Ведь демон – темная сущность, и от него надо избавиться как можно скорее. Вдруг он окрепнет? Вдруг однажды не только ты увидишь его в зеркале, но и все мы? Ты представь, какой будет скандал! Сын Его Высокопреосвященства Архиепископа Саусберийского – демон!.. Папочка никогда не отмоется!
– Тисса, ты себя слышишь?! – прошипел Фрэнсис. – У меня внутри живет монстр, чье существование даже доказано прежде не было, а тебя волнует авторитет отца? Серьезно? Его долбаный статус? Вот это здесь самое главное?
– Твои речи, Фрэнсис, как всегда, возмутительно…
– Скажешь «грешны» – я тебя убью, – прорычал брюнет.
Тисса побледнела.
– Видишь?.. – ахнула она. – Он захватывает твои мысли!
– Тисса, это оборот речи.
– Нет! Это знак! Фрэнсис, я тебя очень прошу – слушай доктора Моргана!
– Он сам признает, что наш спецкурс – это чистый эксперимент, что раньше он встречал демонов только в ругательствах. Более того, он мастер тайн, а не мастер изгнаний! Он понятия не имеет, что со мной делать, я для него – лишь досадная помеха, оболочка, мешающая изучить интересный образец. Все эти дни он на меня чуть ли не облизывался, так хотел практику! А перед парами читал «Демонологикон», чтоб подготовить формулу изгнания. Популярную энциклопедию, Тисса!..
– Ну и что? Подготовил же! Если не верить ему, то кому?
– Себе, Тис. Себе надо верить.
Они помолчали. Фрэнсис застонал, сжимая виски.
Демон внутри опять ревел, раскручиваясь, как спираль.
– Мне кажется, прежде чем ехать сюда и соглашаться на пытки, нужно было попробовать найти с ним компромисс, – пробормотал Фрэнсис.
Оборотничество – генетическая особенность, которая чаще всего проявляется у жителей Иджикаяна и Асерина. Оно нередко передается по наследству, но «заразиться» оборотничеством нельзя. Вопреки расхожему мнению, способность оборотня менять облик никак не связана с лунными циклами.
Энциклопедия «Доронах»
Тисса черным лебедем влетела в Великую Трапезную и с размаху плюхнулась на стул напротив брата.
В карманах ее вязаного кардигана гремели витые ложечки и алхимические щипцы. В котелке, брошенном на пол, зарождалась жизнь. Три других котла – с ингредиентами – тряслись и рычали под крышками.
– Как ты себя чувствуешь? – близняшка деловито потянулась ко лбу юноши – измерить температуру.
Фрэнсис, который встал ни свет ни заря (демон внутри выл лучше будильника) и теперь завтракал, обложенный учебниками по боевке (как талисманами: вдруг знания как‑нибудь сами в голову просочатся?), привычно увернулся, оторвался от омлета и удивленно уставился на сестру:
– А где Ладислава?
Тисса закатила глаза.
Лади меж тем как раз зашла в Великую Трапезную. Она и не подозревала, что ночью ее разжаловали из статуса «амулет на удачу» в статус «непредвиденная неприятность». А потому пребывала в недоумении: почему Тисса с утра не перемолвилась с ней ни единым словом? Только убежала вперед, громыхая склянками, отворачивая нос. Что за жмыхня такая?
Ну ладно, спишем это на то, что завивка волос гусеницами слишком сильно перетянула ее башку. Кислород не поступает, функции мозга отключаются, и первым делом пострадало дружелюбие.
Найт подобрала по дороге уползшего от Тиссы жука‑аморфина, закинула его в котел близняшки.
– Не за что! – нарочито подмигнула Лади в ответ на молчание той.
Потом села за стол, плюхнув локти поверх скатерти, и они с Фрэнсисом оживленно зещебетали. Тисса глядела на девушку волчицей – как на лису, приставшую к ее волчонку, – но потом все же нехотя и с опаской включилась в беседу. А там и разговорилась кое‑как.
Настроение у Лади пело и плясало, радужное. Она выспалась, пары на неделе предстояли сплошь интересные, соседи‑близнецы и новоявленные друзья‑однокурсники позволяли ей ни на минуту не оставаться одной – а значит, и не думать о плохом…
В трапезной царил мир и покой. Уютницы в белых фартуках сновали меж столов со свежим кофе. Утро покачивалось на волнах солнца, и зал потихоньку заполнялся зевающими студентами всех мастей.
Преподаватели, как обычно, завтракали у себя.
Если адепты жили в Полуночном крыле, то мастера селились в коттеджах, разбросанных по территории замка. Так, домик Стэна Хлестовски был построен на дереве в Риторической Роще, старенький магистр Ранкин жил у пруда с ундинами («Так приятно смотреть на них по утрам, так бодряще»), госпожа Клыккер обитала над конюшней, а мастер Шильд’эс – на грибной поляне, в дружественном окружении мухоморов.
Моргана Гарвуса поселили поближе к Буре как важную особу: его белокаменный дом с пышными цветами на карнизах выходил прямо на Большой Фонтанный Двор.
Хотя если бы кто спросил самого Гарвуса, то мастер тайн предпочел бы жить на отшибе, а не вот так – когда мимо спальни круглыми сутками шляются студенты и часть из них (преимущественно женского пола) иногда стучит в окно, хихикает и убегает. А на запотевшем стекле остаются сердечки, подозрительно напоминающие ягодицы – рисовали быстро, волнительно…
В общем, ни войти, ни выйти незамеченным. Ну если только через черный ход для прислуги.
Тисса, Фрэнс и Лади болтали о том и о сем, когда зеркало‑водопад раскрылось аркой и под своды трапезной взмыл громкий и знакомый собачий лай.
Сердце Ладиславы дернулось.
Она обернулась. В зал стремительно вошел Берти. Золотистый пес вился вокруг длиннющих ног Голден‑Халлы, и сыщик перешагивал через свою юлу‑собаку, как цапля, высоко вскидывая острые колени.
– Хей, народ, всем доброе утро! – рыжий несколько раз громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и без того мгновенно слетевшее к нему на плечо, как голубка.
– Объявление первому курсу! Пятничный семинар по Сыскному Делу переносится! Нет, не спешите рыдать: не отменяется, а переносится, – уточнил он, завидев вытянувшиеся лица новичков. – Никаких пыльных аудиторий! Я буду ждать вас в пять пополудни у водопада Проклятых Душ. Возьмите купальные принадлежности, – подмигнул он.
Тут пес Голден‑Халлы кинулся к ближайшему столику, выхватил там у Красотки Диты бумажную салфетку из рук и стрелой метнулся прочь из Трапезной, довольно урча.
– Ох! – вздохнул Берти. – Вам вернуть салфетку?
– Не надо, – удивилась Красотка.
– Хорошо. А то у пса нюх на необычности. Он предпочитает вырывать что‑нибудь личное. Шпионский шифр, любовное письмо, дурные стихи. Итак: пятница, пять часов, водопады. Всем приятного аппетита и до встречи.
И такой же танцующей походкой, что‑то насвистывая, утопив веснушчатые руки глубоко в карманах, Берти удалился.
– Я слышала, он творит прах‑знает‑что на своих парах, – Тисса неодобрительно нахмурилась. Ей не очень‑то нравился детектив. – Ты идешь на сыск? – обратилась близняшка к Лади.
Госпожа Элайяна, мы не совсем понимаем, зачем вашей академии такая дисциплина, как Сыскное Дело Для Магов, но раз вы убеждены в пользе подобного предмета, то мы не имеем возражений. Пусть будет факультативом.
Письмо двухлетней давности от асеринской комиссии по высшему маг‑образованию
Когда Ладислава нагнала Стэна, им под ноги тотчас прыгнула волшебная дорожка: одна из тех, что заросли лиловыми маг‑колокольчиками по бокам.
Тропа, успокоительно мерцая, повела незадачливых охотников за тайнами в замок. Она точно знала, кому и где надлежит находиться. Наводить порядок тропа считала своим долгом.
– Бр‑р‑р, это что‑то странное, конечно! – Стэна слегка передернуло. Он шел, сняв панаму и обмахиваясь ею, как веером. – Я раньше не видел, чтобы дверь в корпус была открыта.
– Да уж… – согласилась Лади, с беспокойством ощупывая шею сзади: ей казалось, там остался отпечаток бестелесного взгляда.
Или скорее даже нюха. Найт была не из тех, кто остерегается потустороннего: по опыту, в этом мире надо бояться людей, а не призраков, но все же в ее коленях сейчас поселилась странная желейная слабость.
– А мы должны об этом кому‑то сказать? – нахмурилась девушка. – Например, леди‑ректору Элайяне?
– Ни в коем случае! – всполошился Хлестовски. Он вытаращил глаза и затараторил: – Подумай сама: какое отношение имеет леди‑ректор к острову? В академии она царь и бог, но жизнь острова Этерны ее не касается. Госпожа Элайяна – очень практичная женщина. Загадки ради загадок – не к ней. Она не хочет этого слышать, Найт!
Ладислава с удивлением посмотрела на сторожа‑библиотекаря. Очень уж бурная реакция. Подозрительно.
– М‑м… – протянула девушка, изогнув бровь. – А в военной академии учили, что при любой внештатной ситуации надо обязательно оповестить старших.
– Дык я тоже старший! – взбрыкнул Стэн.
Получилось так неубедительно, что он сам же и смутился.
Тогда ночной человек вздохнул:
– Найт. Нельзя, чтобы дирекция знала, что мы были в Корпусе загадок.
– Почему?
– Меня уволят. Запрещено выводить студентов на практикум без одобрения. Так‑то у леди‑ректора своих дел хватает, чтоб еще и за мной следить. Но если я приду и признаюсь – она меня по голове не погладит. Элайяне очень важен статус академии, она целыми днями пашет, чтоб себя и нас вытянуть на мировой уровень. И не боится сбрасывать балласт, чтоб подняться повыше. В том числе – преподавателей, к которым ходит всего один студент, которые нарушают правила и находят «внештатности». А я не хочу стать официальным балластом! Я и так на него слишком похож. Что ни день, подозреваю: я хуже, глупее и бесполезней, чем все думают. Вот‑вот люди поймут это и… Не хочу, чтоб поняли. Поэтому… Промолчим, ладно? А позже я сам приду в Корпус загадок и проверю, что да как.
– Ну, как знаешь, – протянула Найт, огорошенная низкой самооценкой Стэна. И добавила строго: – Только меня возьми с собой на проверку.
– Да уж возьму, не сомневайся, – снова содрогнулся лектор.
А Ладислава поморщилась, поняв, что последняя фраза потребовала от нее неожиданно много смелости. Почему‑то ей очень не хотелось возвращаться.
Просто очень.
* * *
В пятницу первокурсники шли на Сыск.
Смеющимся отрядом они шуровали по лесу вдоль реки: в академии сказали, что она рано или поздно грохнется водопадом.
Ладислава выбрала идти прямо по воде, не вдоль.
Она ловко прыгала с одного камня на другой – благо валунов в течении было множество. Вокруг не менее рьяно скакала форель. Урчали пороги. С кленов, растущих по берегам, изредка сыпались листья, по краям отороченные алым. Грело солнце.
– Водопад Проклятых Душ! Ну и название! – возмущался Хлодерик Роу, поудобнее поправляя рюкзак на плечах. Он очень не любил все мало‑мальски драматичное, ибо равнял эффектность с пошлостью.
Красотка Дита, его идейный враг, блаженно вздохнула:
– А мне нравится… Наверняка там будет обворожительно мрачно!
Пока что, впрочем, вокруг царила пастораль. Бери и малюй картинку: только вместо дюжины магов, имеющихся в действительности, вставь более подходящих пастуха и пастушку.
И сотри вон того страшного огра, сделай милость.
– Огр?! – обалдели адепты, завидев оного на опушке.
Ушастый и надутый, желто‑коричневый тип ростом три метра стоял впереди: там, где лес всползал на косогор и обрывался вместе с ним в долину. Река, как и обещано, обращалась в веру водопада.
Огр выглядел… плохо. Они все так выглядят. По всему миру. Страшные глаза с дефисами‑зрачками. Кожа, собранная складками. Драный в подмышках пиджак. В руке – шипастая бита. В другой – булава.
– Хей, шпана, пс! А ну сюда двинули! – свистнул огр, помахав оружием, и первокурсники вдруг стали сильно ближе друг к другу, чем раньше. – Че, сыкуете? Согласную пропустили?
– В смысле? – выдавила заметно побледневшая Хейли Хани.
Нинделовская премия – самая престижная международная премия по магическим дисциплинам, вручается ежегодно в конце зимы.
Энциклопедия «Доронах»
Морган Гарвус приоткрыл дверь в пыточную и, не переступая пока порога, всмотрелся в фигуру, съежившуюся в пентаграмме:
– Он успокоился? Отлично. Это все на сегодня. Вставайте, Фрэнсис.
Остаточная магия защитной формулы под потолком медленно осыпалась прахом. Очередные два изгнания не удались, колдовство восточных племен не сработало.
Фрэнсис не шевелился. Тогда Морган подошел, мыском лаковой туфли ткнул в плечо юношу, лежащего лицом в стену, в окружении потухших свечей.
– Вы там живы вообще?
– Д… да.
Фрэнсис пытался восстановить дыхание. Внутри все горело, легкие как будто качали ртуть, а не воздух; по венам бежал раскаленный металл. Сцепив зубы до скрежета, чтоб не застонать, Фрэнсис перевернулся на живот, отжался от пола и медленно поднялся.
В глазах было темно. В пыточной тоже, но в глазах темнее.
Едва заглохший демон теперь, при возвращении Моргана, снова начал рычать – обессиленно и зло.
– И сколько их еще? – хрипло спросил де Винтервилль, колченого подгребая к столику в углу камеры и с трудом смыкая пальцы вокруг стакана с водой. Кости ломило, будто его раз за разом били током. Вокруг рта юноши запеклась кровь – не его, а кролика, подброшенного в роли кормежки.
Живого кролика. Пушистого. Не мяса, как раньше. Это было куда хуже… Если Гарвус хотел, чтобы Винтервилль возненавидел своего демона – то с помощью кролика он сделал верный шаг.
– Кого «их»? – холодно осведомился Гарвус. Один из его маг‑браслетов слегка потускнел: долгое колдовство утомило чародея.
– Сколько осталось способов изгнания?
Морган бросил взгляд на множество цветных закладок, торчащих из книги «Демонологикон» и других, не менее ценных пособий по Пустошной Сущности, растущей в молодом Винтервилле.
– Около шестидесяти.
Стакан жалко треснул в сжавшейся руке близнеца. На виске у юноши набухла и пульсировала вена. Белки глаз покраснели. Взмокшие волосы прилипли к воротнику сорочки.
Морган оглянулся на подопечного и поджал губы:
– Я вижу, что вам тяжело дался сегодняшний день. Теперь мы снова будем пробовать по одной формуле за раз.
– Наоборот: по три, – тихо, но жестко возразил Фрэнсис. – Закончим быстрее.
Морган сузил глаза:
– Похвальная готовность. Мне и самому хочется достать образец поскорее, но… Это чревато. Нам нельзя слишком давить на демона, потому что нет существа сильнее, чем существо, загнанное в угол. В таком безвыходном положении демон может «взорваться», сменить ипостась насильственно и… – Гарвус пожал плечами. – Одни боги знают, что случится дальше. Да и ваше тело может не выдержать столько пыток.
– Я обязательно сообщу, если буду на грани смерти, – съязвил близнец, глядя, с каким тщанием Морган убирает в чемоданчик свои инструменты: шаманские и колдовские пополам с инквизиторскими. Раскрытый блокнот доктора уже пестрел зарисовками демона, сделанными едва ли не с восхищением…
– Надеюсь, мастер, вы не настолько увлечетесь процессом, чтобы этого не услышать. А то я вижу, что вам нравится наш спецкурс, – почти выплюнул Фрэнс.
– Пока демон внутри вас – нет, не нравится. Он неудобен.
Морган захлопнул чемоданчик и бесшумно покинул подвал.
Стоило ему закрыть за собой дверь, как демон внутри умолк. Фрэнсис облегченно выдохнул и пошел к умывальнику: надо смыть кровь.
И не смотреться, нет, не смотреться в зеркало…
* * *
Вскоре по всей академии пробило половину седьмого вечера.
Закончились основные пары, и только строка «Некромантия» (проводится в подвальном склепе) горела в расписании мягким золотым цветом: символом актуальности. Большинство студентов, утомленные, сидели в Трапезной или разбрелись по Полуночному крылу. Преподаватели – по коттеджам.
А Морган Гарвус играл в бильярд на втором этаже замка, в комнате отдыха.
Его плащ‑летяга, книги и чемоданчик в беспорядке валялись на старом топчане, затянутом клетчатым пледом. Рукава серой водолазки были закатаны до локтя. Светлые волосы небрежно зачесаны набок.
Морган был того типажа, о котором принято говорить «очень привлекательный мужчина», после чего томно хихикать и обмахиваться веером. Моргана дико бесило такое определение. Жаль, что он не родился уродом – вот о чем нередко сожалел профессор, когда очередная адептка, в какой бы стране это ни было, пыталась повеситься на его белую шею.
В комнату отдыха прошмыгнула служанка‑уютница. Она брякнула о журнальный стол поднос (кувшин с кнасским самогоном и целый ряд рюмок) и тихо, побыстрее, подальше от неприятностей выскользнула обратно.
Морган проигнорировал ее появление. Мысли его были об одной только работе.
Интуиция – это способность анализировать данные быстрее, чем осознавать их. Если ваше сердце чему‑то упрямо противится, не будьте идиотом – прислушайтесь.
Хранитель Теннет
Ранее в тот же день, за несколько часов до вечеринки двух лекторов, когда солнце стояло еще высоко, а четырехлапый бильярд спал, непотревоженный, не знающий, что его вскоре ждет, Ладислава Найт прибежала в академию после Сыска.
Она стрелой пролетела сквозь Бурю. Рыцарские доспехи удивленно поднимали забрала ей вслед, и флажки в их руках колыхались, как на арене легкоатлетов.
Найт выбилась из сил перед самым финишем. Уже на родном, припыленном старостью этаже Хромой башни она внезапно устала: поплелась понуро, мысками цепляя друг дружку.
Второе дыхание осторожно постучало девушку по плечу – пс, надо? – но она лишь отмахнулась.
Тогда подал голос каменный дракон:
– Эй, студентка‑с! Спасибо за камешки‑с‑с.
– Пожалуйста, – буркнула Найт, не поворачивая головы.
– Они были не лучшего сорта‑с, но… Я готов ответить на твой вопрос‑с‑с. Правда, я сам мало знаю‑с.
Найт сделала еще пару шагов по инерции, потом остановилась и звонко хлопнула себя по лбу.
Точно! Со своими бедами и этим дурацким Голден‑Халлой она совсем забыла про тайну Фрэнсиса… Во дает.
Девушка подошла к ящеру. Он, поймав ее на крючок интереса, теперь со спокойной душой завел унылую волынку:
– Ты в следующий раз, будь добра‑с, не приноси булыжники с пляжа! Они чокнутые мальца. Рассказывают отвратительные истории. А мне бы молчунов – ну или чего‑нибудь новенького, а…
Найт наклонила голову набок:
– Рассказывают истории? Ты о чем, ящер?
Дракон протяжно вздохнул и неспешно уложил шипастую морду на лапы. Он бы обругал девушку – чисто так, по привычке, но вовремя заметил, что глаза у студентки опухли от слез. Дракон был вредный, конечно, но лишний раз расстраивать людишек не любил. Когда грустили в его присутствии, опустошение почему‑то чувствовал он. Хотя, казалось, чему там пустеть – в монолитной каменной туше?
– Некоторые камни Этерны живые‑с. Когда я их ем, они рассказывают или показывают мне истории‑с. Пляжные булыжники говорливы, но глупы – это худший вариант. Ибо я не хочу напитываться глупостями. Так что будь добра‑с, находи либо молчаливые экземпляры, либо поинтересней‑с. Первая партия меня разочаровала.
– Пословицу про дареного коня и его зубы тебе никто не рассказывал, я правильно понимаю? – фыркнула Найт и тихонько утерла последнюю слезу – контрабандную.
Дракон нахмурился. Его огромные кустистые брови, когда‑то с любовью вырезанные скульптором (у нормальных драконов бровей нет, но скульптор вдохновлялся образом своего дедушки), свелись в один мраморный козырек, полный непонимания.
Найт с удовольствием восполнила образовательный пробел ящера.
– Итак, что там с Фрэнсисом и Тиссой? – полюбопытствовала она после.
Дракон лукаво подмигнул и растянул пасть в щеристой улыбке: «Ну, значит, так‑с‑с», когда Лади вдруг подпрыгнула:
– Нет! Стой! Не говори!
– Почему‑с? – растерялся ящер.
– Я передумала… – протянула девушка удивленно.
Она действительно передумала.
Ей настолько не понравилось то, что Голден‑Халла узнал о ней больше, чем ей бы хотелось раскрыть, что теперь Лади не готова была повторить ту же штуку с Фрэнсом. Она представила, как они с Фрэнсисом сидят на свидании, и вдруг она выдает ему, что знает его тайну, – и у Фрэнсиса меняется лицо, Фрэнсис встает, уходит, злится – совсем как она сегодня… Нет, не надо такого.
А узнать и скрывать – еще хуже.
– Ну вот, – обиделся ящер. – А я думал‑с, в кои‑то веки смог стать информатором‑с. А тут сижу здесь, скучаю‑с… Никакого смысла‑с…
– Позже станешь, – пообещала Лади. – А пока я тебе еще камней приволоку. В утешение.
– Только не пляжные, повторяю‑с! – вновь попросил ящер. – А то эти только про ноги рассказывают. Как они им нравятся. Или нет.
– Э, ноги?..
– Ну да‑с. Изредка кто‑то падает‑с: тогда руки. Один камень помнил лицо‑с. Несколько: апокалипсис, читай, бедра‑с.
– Ну и как я теперь буду гулять по берегу с этой информацией? – посетовала Найт, уходя.
* * *
Тринадцатая спальня оказалась полностью в ее распоряжении. Ладислава поднимала себе настроение, как могла.
Она прыгала на кровати: подбрасывала подушку, падала на спину и ловила ее уже поднятыми ступнями (самый веселый способ качать пресс).
Она с закрытыми глазами вытаскивала из саквояжа дамские романы, купленные в Саусборне на вес, и вслух, хихикая, читала напыщенные диалоги. Она выбралась на карниз и тренировалась запускать пульсары, метя в лепнину розово‑золотых облаков, снисходящих с дальних гор, как овцы. Она, поминутно оглядываясь на дверь, стыдливо перенюхала все‑все духи Тиссы, каковых было множество.