Лондон. Район Сохо. Театр «Эллада»
В сумраке актерского будуара в дрожащем пламени свечей танцевали две тени. Древний как мир танец вел сквозь робеющее смущение невинности к неистовому напору страсти.
- Уильям… Билли, прошу вас… - нежный девичий голос звенел хрустальным колокольчиком. Мужской вторил ему томным бархатом альта:
- Не могу больше ждать, моя Алькеста* (героиня одноименной трагедии Еврипида)! Я хочу, я должен сделать вас моей!
И более грузная широкая тень оплела тонкую, воздушную, подавила, прижимая к стене.
- Ах… Мы не должны. Это грех, прелюбодеяние, - едва слышно откликнулся хрупкий хрусталь и разбился протяжным вздохом.
- Нет грехов меж двух любящих сердец. Если только вы, моя прелестная обольстительница, не играете со мной, - мужская тень припала к девичьей, заглушая поцелуем возражения, лаской рук откидывая преграды стыдливости.
- Я ваша, Уильям, ваша всей душой! – искренняя пылкость юности озарила будуар, чтобы тут же погаснуть в робком признании, - но телом я… я еще не знала мужчины.
- Вы великолепная актриса, моя милая. Скоро весь Лондон заговорит о вашем таланте и красоте, а импресарио Уильям Бартоломью Блэк прославится и разбогатеет, представляя вас. Но, Милли, разыгрывать передо мной невинность - это слишком. Мы же оба знаем, что в той дыре, откуда я тебя вытащил, красоткам платили не только за звонкий голосок, но и за стройные ножки, и в особенности то, что между ними, - руки Уильяма скользнули ниже, задирая подол юбки, губы устремились к вырезу декольте.
- Ох! – мужчина согнулся от внезапной боли, пронзившей пах. Девичье колено ударило метко, а хрупкие ладони оттолкнули с неожиданной силой.
- Мерзавец! – хрусталь сменился звоном стали, – Я – не Милли!
Растрепанная, раскрасневшаяся девушка выскочила из темноты алькова на свет расставленных на туалетном столике свечей.
- Как ты мог?! Спутаться, спутать меня с этой… этой… - от возмущения она не находила слов. Грудь высоко вздымалась, губы дрожали от гнева, тонкие пальцы сжимались в кулаки, - этой вульгарной профурсеткой Камиллой Флер?!
Все еще скрюченный мужчина зло глянул исподлобья:
- Арабелла!? Откуда ты здесь? Сегодня репетиция Милли!
- Меня вызвал режиссер. Кажется, он хочет назначить меня на главную роль. Я думала - это ты уговорил его, Билли. Ты же мне обещал… - голос затрепетал от несдержанных слез, - обещал, что вместе мы покорим «Элладу», а после и «Ковент-гарден», что ты поможешь мне добиться успеха, всегда будешь рядом…
Девушка зарыдала, отвернувшись к зеркалу.
- Наивная глупышка, - Уильям подошел со спины, опустил руки на покатые, вздрагивающие плечи, склонился к уху, шепча, - путь к славе тернист. Твоя соперница, мисс Флер, прекрасно знает цену побед. Пора и тебе, милая Белла, пройти обряд посвящения в настоящие актрисы. Я не отказываюсь от своих слов, но и ты должна стать сговорчивее. Послушай своего импресарио – для актрисы мало хорошо играть… - усы защекотали девичью шею, губы впились в кожу жадным поцелуем, ладони скользнули вниз, оглаживая грудь, живот, бедра, сминая тонкую ткань сорочки, стремясь туда, где томилось нетронутое сокровенное естество.
- Билли, нет! – Арабелла взметнулась испуганной птицей, глянула в зеркало, где отражалась расстроенная, разрумянившаяся от возмущения и стыдливости девушка и щеголеватый франт, в страстном нетерпении закрывший глаза и все сильнее сжимающий объятия. Позади Вильяма сгущался мрак. Иссиня-фиолетовыми чернилами он разливался из темноты будуара, заполняя актерскую гримерку. Взвились ярким пламенем, затрепетали точно от сквозняка, горящие свечи, стрелки напольных часов закружились, ускоряя движение, маятник дернулся и в ритме испуганного сердца принялся отбивать: «Дон-динь-дон».
Белла замерла, а Уильям, казалось, не слышал боя часов, не видел жутких, точно из самого ада вылезших теней, принявшихся отплясывать на стенах под потолком. Мрак за спиной мужчины обретал очертания – всполохи тьмы превратились в черную взлохмаченную шевелюру, завихрения воздуха легли под горлом истлевшим кружевным жабо, фитили свечей погасли, и тонкий белый дымок заструился, сплетаясь и утолщаясь в крючковатые пальцы с длинными загнутыми ногтями. Безумные красные глаза вспыхнули в надвигающейся темноте.
Из отражения на Арабеллу смотрело жуткое чудовище, плотоядно скаля распахнутый зубастый рот. Миг – и морок накрыл Уильяма, слился с фигурой импресарио, просочился под бледную кожу. Холод и сковывающий душу ужас пронзили актрису – в зеркале ее держал в объятьях не известный всему Сохо ловелас и повеса Билли Блэк, а жуткий худой незнакомец, в чьих глазах полыхала огненная Геенна, чьи прикосновения погружали в могильный хлад.
Белла хотела закричать, вырваться, но тело не слушалось, а вместо звуков горло исторгло лишь тихий всхлип.
- Молчиш-шшь. Двух слов связать не в силах ты. Какая сцена для такой пустыш-шшки?! – прошипело над ухом, хотя губы мужчина не шевелились.
- Бездарность. С-серость. Вы глупы. Жалки. Пус-стые куклы. Все вы как одна – великой роли недостойны! – бледные узкие кисти впились в девичье горло скрюченными пальцами. Белла захрипела.
- Букаш-шка! Не смей творцу и гению перечить!
Девушка тщетно ловила воздух синеющими губами, билась в предсмертной агонии хрупкой бабочкой, пойманной за крыло бездушным чудовищем. Острые ногти вонзились в артерию, тонкая шея хрустнула под мертвой хваткой. Безвольное тело ослабло, простившись с жизнью.
Мрак рассеялся, разогнанный светом вновь вспыхнувших свечей. «Динь-дон», - завершили бой напольные часы.
- Белла? – Уильям с удивлением смотрел на лежащую у его ног бездыханную девушку. – Что с тобой, милая?
Импресарио склонился и тут же в ужасе отпрянул. Белая рубашка окрасилась алым от струящейся крови, голова свисала под неестественным углом, а еще недавно прекрасное лицо застыло в гримасе ужаса.
- Пресвятая дева, что я наделал?! – Билли Блэк отпрянул и кинулся прочь из театра, оставив остывать тело несостоявшейся возлюбленной. Лишь античные статуи в холле стали свидетелями его трусливого бегства.
- Голозадый летун благословляет ищущих любви и указывает нам путь, джентльмены! – Колдрайт склонился в шутовском поклоне перед статуей крылатого божка, поблескивающей алюминиевым боком в свете газовых фонарей на Пикадилли.
- Изопьем же из этого фонтана страсти, чтоб Лунная дева познала всю глубину нашей жажды! – Фред склонился над чашей, придерживая кепку на рыжих вихрах, и тут же чуть не нырнул в фонтан, подтолкнутый крепкой рукой старшего брата.
- Дурья башка, девкам, даже Лунным, нужен огонь, страсть! Кто ж ко встрече с дамой так готовится? – в руках старшего невесть откуда возникла бутылка виски. Братья Бушмилс на самом деле носили гордое родовое имя Брэнифф* (с гэльского «Черный ворон»), но в этой части веселого Лондона их звали так же, как сорт любимого виски.
- Фред, Оливер, поторопитесь! Джентльмен не должен заставлять леди ждать! – Колдрайт с явным нетерпением наблюдал за ребячеством приятелей, решивших побороться за право купания в фонтане.
- Ждала тридцать лет, потерпит еще пару часов, - более крупному и широкоплечему Оливеру удался захват, и теперь голова младшего брата выглядывала из подмышки старшего. - Но твоему одноглазому Вилли*(одно из сленговых британских названий мужского члена) явно невтерпеж. Кто мы, чтобы мешать другу выгуливать неуемного дракона?*(еще одно слэнговой английское название члена)
- На это я бы посмотрел. Интересно, каково это с призраком? – прохрипел Фреди, выкручиваясь из хватки брата и одновременно ловко отбирая бутылку «Бушмилс».
- Тебе, мелкий, только посмотреть и доставалось. Сравнить-то не с чем, живой плоти не щупал и бока только в драке мял, – Оливер заржал, Колдрайт улыбнулся и нетерпеливо стукнул тростью по мостовой. Раззадоренный товарищами Фредди плотнее натянул клетчатую кепку и ринулся в проулок, ведущий к Чаринг-кросс.
Балагуря и то и дело отхлебывая из горла пузатой бутылки, приятели добрались до заброшенного церковного сада. До этой части Лондона цивилизация еще не докатилась. Пока на соседних авеню ярко светили газовые фонари, вынуждая хулиганов и ловкачей держаться тени, здесь царил мрак, разбавляемый редким огнем уцелевших старомодным светильников, зажженных каким-нибудь убогим дряхлым фонарщиком. Колдрайт даже скривился от отвращения – в детстве его страшно пугали одетые в черное и пахнущие керосином мужчины, выходящие на улицы с наступлением темноты. Молодой джентльмен нехотя признался себе, что рад исчезновению старинной профессии. Все-таки газ и внедряемое его отцом, профессором Мак’Муром, электричество куда пристойнее и удобнее.
Но среди темных улиц окраины Сохо было не до пристойностей и удобств прогресса – здесь требовалось сохранить душу в теле, а кошель в кармане. Промозглый осенний туман клубился над грязной мостовой. Колдрайт поборол желание поднять воротник шерстяного сюртука и застегнуть все пуговицы. Зловещий особняк Лунной девы отсвечивал мрамором колонн в тени руин часовни Святой Марии. Братья Брэнифф притихли. Фред замедлил шаг, то и дело настороженно озираясь по сторонам, а Оливер вытащил из-под воротника цепочку с медальоном Святого Христофора и приложил к губам – на удачу.
- Колди, тебе не кажется, что это была дурная затея? Еще не поздно поймать кэб – успеем к последнему отделению в Ковент-гарден, - в голосе бравого ирландца слышались неуверенные нотки. Но Колдрайт уже толкнул ржавые ворота. Резкий, отзывающийся зубной болью скрип разнесся над пустой улицей.
- Я не одет для пафосного театра, зато для свидания с ветреной актрисой в самый раз, - молодой мужчина сдвинул набекрень котелок и подмигнул робеющим товарищам, - неужели мы позволим этим клубным крысам называть нас трусами? Да и потом, джентльмены, лично мне не терпится увидеть кислое лицо проигравшего сэра Петтигрю даже больше, чем задрать призрачный подол дохлой профурсетки.
Братья двинулись за Колдрайтом – младший с доверчивостью верного пса, старший с осторожностью бывалого в переделках.
Широкая подъездная дорога, на которой с легкостью разъехались бы несколько карет, вела к массивному мраморному крыльцу. И брусчатка мостовой, и ступени едва угадывались под многолетним слоем листвы, мусора, ломаных ветвей, битого стекла, старых газет и лохмотьев.
- Лазать сюда местные боятся, а для свалки в самый раз, - носок лакированного штиблета с отвращением отпихнул груду ветоши, вероятно давным-давно служившей какому-то бродяге одеждой или укрытием от непогоды.
- Не нравится мне это, - Оливер вновь приложился губами к Святому Христофору, - дурное место, раз даже старьевщики обходят его стороной. Эти прощелыги не упустили бы легкой наживы.
- Отлично, у нас есть шанс стать золотыми мусорщиками* (отсылка к роману Ч.Диккенса «Золотой мусорщик» про поиски сокровища в горе свалки). Идемте друзья, проверим какие тайны скрывает от нас Лунная дева, и я не только про ее сокровенное… Ну вы знаете, что, - Колдрайт подмигнул приятелям и легко взбежал по ступеням. Через мгновение его высокий силуэт скрылся в тени колонн. Ирландцы обменялись нервными взглядами и одинаковыми жестами опустили ниже козырьки кепок.
- Чтоб тебя черти драли, Колди, - младший сделал очередной щедрый глоток из уже наполовину опустевшей бутылки и рванул следом. Оливер же, убедившись, что товарищи потеряли к нему интерес, быстро вознес молитву, еще раз испросив у святого покровителя благословения, и только после, озираясь и прислушиваясь, осторожно поднялся по лестнице.
Изящная колоннада опоясывала заброшенный особняк. Слева фигурная резьба капителей терялась в крючковатых ветвях старого вяза, казалось, тянущего сухие изломанные руки к непрошеным гостям. Справа же просматривался заросший сад и часть улицы. Там вдали за пределом отгороженного решеткой древнего проклятия жил мир, неспроста сторонящийся мрачного места. Оливер был уверен, что в старом доме, заброшенном без малого тридцать лет, обитает зло, которому не нашлось места в Божьем царстве. Силач и драчун - он готов был выстоять в одиночку против банды хулиганов и не раз выходил невредимым из потасовок в портовых кабаках. Но то, что скрывали обшарпанные стены, то, что пронизывающим взглядом холодило его истово верующую душу, невозможно было усмирить кулаками или грозным видом. И этого пугало Оливера Брэниффа страшнее всех головорезов Лондона вместе взятых.
Облачко белого пара вместе с вдохом сорвалось с губ Колдрайта. Эсквайр подозрительно прищурился и направил на чумазого лохматого незнакомца трость со светящимся набалдашником:
- Что за чертовщина тут творится?!
- Чертовщина, это еще слабо сказано, - в полумраке на смуглом лице выделялись белки глаз и щербатая зловещая улыбка. – Вот надо было тебе, сэр, от скуки сюда залезть.
Из-под старого штопаного сюртука парень вытащил моток веревки, рухнул на колени, сцепил пальцы в замок и принялся дуть и шептать на сжатую в руках бечеву. Колдрайт поежился и нервно потряс «шершня», разжигая фонарь до максимума. На такой мощности заряда хватит от силы на пятнадцать минут, но бесстрашному скептику, не верящему в сверхъестественную чушь, отчего-то стало не по себе. Да и ночной мрак как будто сгустился: тени в углах удлинялись, тянули черные языки к незваному гостю, старинные портьеры дрожали на усилившемся сквозняке и осыпались туманной пылью, которая собиралась плотным серым покровом и поднималась все выше и выше от пола. Даже уцелевшие цветные витражи, поблескивающие в свете Луны и раскрашивающие ступени лестницы в причудливое сияние сродни Аурора Бореалис, внезапно потускнели, сменив многообразие красок на единую серость. Безысходность сущего и обреченность бытия заскреблись у сердца. Неминуемое, неизбежное одиночество приближающейся смерти прокралось в душу молодого джентльмена:
- Братцы! – крикнул он, чтобы звуком прогнать накатившую тишину. – Фред, Олли, вы там как?
- Будьте любезны, заткнитесь, сэр! – рявкнул с пола молящийся и добавил звонкую гортанную фразу на незнакомом языке, которую Колдрайт безошибочно определил, как весьма оскорбительное ругательство.
- Бушмилсы!? Эге-гей! – заорал мужчина во все горло, так и не дождавшись ответа из холла от братьев Брэниффов. Окружающая тишина давила. В неумолимо приближающей, уже не таящейся в закутках и закоулках тьме скрывался древний ужас первобытного человека. Колдрайт непроизвольно отступил, упираясь спиной в стену, и лихорадочно затряс трость, внезапно показавшуюся уже не такой яркой на фоне надвигающегося мрака.
- Выпить найдется? – неожиданно подал голос чумазый драчун. Джентльмен удивленно осветил наглого незнакомца. Тот сидел на полу по-турецки в центре выложенного из толстой бечевы квадрата и набивал прозрачную папиросную гильзу едким дешевым табаком. В тусклом свете постепенно гаснущего шара зияли прорехи на коленях оборванца, а ряд дешевых пуговиц на рубахе выглядел нелепой роскошью на фоне сплошных дыр и заплат. Темные глаза под густыми черными бровями казались бездонными провалами, затягивающими в бездну.
- Оливер, Фредди! – предпринял Колдрайт последнюю попытку докричаться до оставшихся внизу братьев. Заброшенный особняк в ответ отозвался зловещим: «Тук-тук-тук».
- Кончайте орать, ваше сиятельство, - усмехнулся, наконец, забивший папиросу, - друзья не слышат и не помогут. За них остается только молиться, ну или выпить, если есть что.
В грязных пальцах с контрастно яркими перламутровыми ногтями вспыхнула спичка, озарив лицо, почти до половины заросшее густой клокастой бородой.
Тук. Тук. Тук. Звук усиливался. Приближался. Шел со стороны ступеней. Папироса в руках невозмутимого незнакомца разгорелась, наполняя коридор мерзким запахом, напоминающим тлеющий лошадиный навоз.
- Ну и вонь, - поморщился Мак’Мур, вглядываясь в темноту в попытке установить источник звука.
- Не нравится? – довольно оскалился обитатель заброшенного дома. – Вот и отлично. Ему тоже не нравится.
ТУК. ТУК. ТУК – преодолев верхнюю ступень, под ноги Колдрайта выкатился шар для кегельбана, тот самый, что в него метнул несколько минут назад наглый черт, сидящий теперь на полу.
- Опять твои фокусы?! – взбешенный непониманием происходящего и собственным иррациональным страхом молодой эсквайр направил острый наконечник трости на курящего. – В шаре магнит? Он привязан к невидимой леске? Кто им управляет, ну, говори!
Шершень почти жалил незнакомца в грудь. Острие проходило сквозь прореху в драном жилете, касалось рубахи - еще чуть-чуть и проткнет кожу.
- Кто твой сообщник?! Говори! – выдержка подводила, голос Колдрайта срывался на крик.
Тук-тук-тук, - продолжал подпрыгивать у ног джентльмена и стучать об пол тяжелый деревянный шар. Тьма за спиной профессорского сына обретала очертания, клочья тумана и пыли образовывали подобие высокой человеческой фигуры.
- КТО?! – голос взвился под потолок, вспугнул дремлющих под притолокой летучих мышей, и они с писком спикировали вниз, прямо на яркий шар трости, горящий в руках визитера.
- Оно! – ответил бородатый голодранец, одновременно схватив древко трости и резко потянув на себя. Колдрайт споткнулся, в попытке удержать равновесие сделал шаг, занес свободную руку со сжатыми в кулак пальцами и бухнулся на колени рядом с ухмыляющимся курильщиком прямо в центр квадрата, ограниченного лежащей на полу веревкой.
Джентльмен попытался поднять, принять подобающую позу или хотя бы поставить наглеца на место метким хуком, но толстяк проявил недюжую ловкость, сгребая более легкого противника в захват и зло пыхтя в ухо:
- Разуй глаза, сиятельство! Мы тут не одни!
За границей пеньковой бечевы, куда уже еле-еле добивал свет гаснущего кристального шара, в метре над полом парила сама тьма, плотная, сотканная из завихрений чернильных протуберанцев и пронзительно вглядывающаяся в борющихся на полу мужчин алыми углями дьявольских глаз.
- Это?... – Колдрайт не находил нужного определения, и чумазый незнакомец охотно подсказал:
- Полтергейст. Злобный фантом и, как видишь, совсем не бесплотный дух. Хозяин этого особняка.
Шар для кегельбана с глухим звуком ударился об пол, подпрыгнул и завис в воздухе, будто подхваченный рукой призрака, а затем вновь принялся скакать по периметру веревочного квадрата, отбивая жуткое:
- Тук. Тук. ТУК.
*
- Виски, ром, женевер*(джин), портвейн, в конце концов? Хотя сладкое он не любит. Неужели вы с товарищами полезли ночью в проклятый дом и даже не прихватили с собой ничего для храбрости? – чумазый незнакомец продолжал держать Колдрайта в крепком захвате и требовать у эсквайра алкоголь.
*
Перед Колдрайтом сверкали потертые подметки ботинок Джонни. Мужчины мчались через анфиладу комнат, расчерченных на шахматную доску полосами лунного света, проникающего сквозь оконный переплет.
- Соль есть? – бросил через плечо «индус», распахивая узкую дверь, ведущую на темную лестницу.
- Только нюхательная, - эсквайр одновременно ответил и отбил обломком трости целящуюся в убегающих фарфоровую вазу.
- Сыпь на порог! – взлохмаченный оборванец уже грохотал вниз, перепрыгивая за раз по три ступени и неплохо ориентируясь в темноте.
- Думаешь, мы его мало взбодрили?*(нюхательная соль использовалась не только, как средство от обморока или опьянения, но у некоторых аристократов входила в привычку, «чтобы взбодриться») – джентльмен едва не выронил на бегу склянку с порошком, но совету последовал, оставляя за собой след из розовых едко пахнущих кристаллов. Клубящаяся, нагоняющая бегущих мгла взвилась возмущенными чернильными всполохами, достигнув верхней ступени.
- Работает! – удивленно выкрикнул Колдрайт, оглядываясь, и тут же чуть не угодил в ловушку прогнивших досок. Нога джентльмена ухнула в темноту, он неловко взмахнул руками в надежде зацепиться за перила, но вместо гладкой балясины схватил крепкую горячую ладонь.
- Осторожней, сэр. Здесь и без тебя достаточно беспокойных духов. Не хватало еще шею на лестнице свернуть и пополнить их ряды.
- Благодарю, Джон, - эсквайр едва заметно поклонился, чем вызвал на смуглом лице щербатую улыбку.
- Утром сочтемся, мистер. Сейчас есть дела поважнее расшаркиваний, - и массивная коренастая фигура с удивительной ловкостью протиснулась в узкий дверной проем под лестницей.
- Куда мы? – согнувшись едва ли не в половину, Колдрайт последовал за своим странным провожатым.
- Приносить извинения, пресмыкаться и умолять о помощи, - Джонни-индус чиркнул спичкой, выхватывая из кромешной темноты каморку, заваленную какими-то холстами, потемневшими от времени листами шпона и странного вида вырубками из фанеры.
- Где мы? – сын профессора по привычке встряхнул сломанную бесполезную трость и недовольно поморщился – кристалл набалдашника остался безучастным к действиям хозяина. Отец явно будет недоволен подобным обращением с ценной вещью, если, конечно, его наследник выйдет живым из переделки с потусторонними силами, в которые его скептический разум все еще отказывался верить до конца.
- А что, если все это плод галлюцинирующего сознания от алкоголя, табака и распыленных в воздухе опиатов? – предпринял эсквайр очередную попытку объяснения.
- Поторопимся, мистер! – буркнул в ответ странный, но определенно живой обитатель особняка, - лично мне не улыбается быть распыленным в воздухе и превратиться в чью-то галлюцинацию! – догорающая спичка подсветила ряд крюков-вешалок, приколоченных к стене. На фоне тусклых собратьев один выделялся блестящим полированным бочком. За него и дернул Джонни, открывая очередной проем.
- Не особняк, а шкатулка с двойным дном! – поразился Колдрайт, отправляясь в темноту очередного прохода вслед за новым знакомым.
- Скорей уж ящик Пандоры, - раздался хриплый смешок и впереди внезапно забрезжил свет.
- Алькеста! – выкрикнул взлохмаченный голодранец, вваливаясь в комнату, некогда служившую будуаром. Обвитые паутиной портьеры, кушетка под слоем пыли, огромное зеркало, подернутое патиной времени и тускло мерцающие газовые огоньки в рожках причудливых канделябров – эсквайр не сразу решился нарушить мрачную красоту помещения, подозрительно осматривая пространство из убежища тайного хода.
- Почему здесь есть освещение? – в голос мужчины вернулась скептическая подозрительность.
- Потому что она – свет, - полный взъерошенный парень в рваном ношенном сюртуке стоял по центру комнаты и, сложив руки на груди точно молящийся, безотрывно глядел в зеркало. Из темной глубины, лишь слегка подернутой робким огнем фонарей, проступало отражение – едва видимый контур изящной фигуры – тонкое подрагивание воздушного прозрачного муслима на фоне клубящегося мрака. Омут зеркала чернел, становясь матовым, поглощая отражение комнаты, свет газовых фонарей и лунную дорожку, падающую из окна.
- Сзади! – выкрикнул Колдрайт, тут же бросаясь вперед, сбивая Джонни с ног, уводя из-под когтистой лапы внезапно материализовавшегося красноглазого фантома.
- Изыди! – гаркнул в ответ «индус», обращаясь то ли к повалившему его на пол джентльмену, то ли к сверхъестественному злу, норовящему схватить потревоживших его покой. Заговоренная веревка хлыстом взметнулась в воздух, разбивая на две половины призрачное тело мстительного духа.
Серебристо-белый, точно сотканный из лунного света, силуэт в зеркале обернулся, обращая к валяющимся на полу мужчинам прелестное девичье лицо. Тонкие черты, мелкие кудряшки и пронзительный гнев в горящих возмущением опалах глаз.
- Алькеста! – Джонни умоляюще протянул руку к отражению.
– Извинись перед дамой, сию секунду! – буркнул парень на ухо Колдрайту.
В будуаре холодало. Сгустки мрака вновь собирались в высокую фигуру фантома.
- Миледи, милостиво прошу меня извинить, - пробормотал эсквайр, ощущая нелепость и тщетность сказанных слов.
- Не верю! – локоть наглого голодранца больно ткнул джентльмена под ребра. – И она не поверит бездарной игре! Нужно искреннее раскаяние!
- Миледи! – Колдрайт добавил речи театрального надрыва и встал перед зеркалом на колени. Отражение удивленно вздернуло бровь и презрительно скривило губы.
- Переигрываешь, - шепнул на ухо Джонни-индус.
- Милая, спасите двух идиотов, которые не ведают, что творят! Наши жизни в ваших руках. И я, конечно, недостоин прощения, но он, кажется, дорог вашему доброму сердцу? – Мак’Мур вспомнил, как рьяно бросился призрак девушки защищать лохматого черта. Эсквайр надеялся, что привязанность призрачной девы к Джонни-индусу окажется сильнее обиды на вероломного визитера, влезшего в особняк с, мягко говоря, непристойными намерениями.