Они встретились в дождь. Лера стояла под зонтом, нервно куря сигарету, когда он подошел и попросил прикурить. Его глаза были серыми, как небо над головой, а голос — тихим, но таким твердым, что она не смогла отказать.
Так началось.
Илья был художником, тем самым, который рисует не красками, а обломками собственной души. Он писал картины, которые никто не покупал, пил дешевое вино и говорил Лере, что она — его единственный шедевр. Она верила. Потому что когда он касался ее пальцами, испачканными в синем кобальте, ей казалось, что боль от прошлого наконец отпускает.
Но боль не отпускала.
Она узнала о ней случайно. Женщина в кафе, небрежный взгляд, фраза: «Ты же знаешь, что у него есть ребенок?» Лера не знала. Илья молчал. А когда она пришла к нему с вопросами, он лишь разбил стакан об стену и сказал: «Это было до тебя. Это не важно.»
Но это было важно. Потому что за каждым «до тебя» скрывалось «после кого-то». Потому что его прошлое оказалось не пустым холстом, а законченной картиной, где уже была семья, любовь, предательство.
Она ушла. Не потому что не простила ребенка. А потому что он солгал. Потому что в его глазах, когда он говорил «ты — единственная», она вдруг увидела тень другой женщины.
Год спустя она увидела его на выставке. Он стоял у большой картины — абстракция в черных и красных тонах, хаотичные мазки, будто рана. Название: «Лера».
Они посмотрели друг на друга.
— Прости, — сказал он.
Она не ответила.
Лера затянулась сигаретой, холодный ветер играл с ее распущенными волосами. Выставка, его картина, его взгляд — всё это уже казалось далеким, как будто не с ней произошло. Она повернулась и вышла на улицу, где город сиял неоновыми огнями, зовущими куда-то, где нет боли.
Она выбрала себя.
Больше не было ночей, проведенных в слезах над его старыми сообщениями. Не было попыток понять, почему он солгал, зачем держал ее в неведении. Вместо этого — клубы, где музыка заглушала мысли, новые знакомства, мимолетные, но такие простые. Мужчины, которые не обещали вечности, не прятали за словами предательство.
Она научилась смеяться так, будто сердце не ныло при воспоминании о его руках на ее талии. Научилась просыпаться одна и не чувствовать пустоты.
Иногда, в редкие тихие вечера, когда вино лилось слишком легко, а дождь стучал в окно, как назойливое воспоминание, она ловила себя на мысли: «А что, если…»
Но тут же гасила его.
Нет. Никаких «если». Никаких «может быть».
Она выбрала свободу. Выбрала жизнь, в которой больше не будет слез из-за чьей-то лжи.
А любовь?
Любовь подождет.
Или, может быть, больше никогда не постучится в ее дверь.
Но сейчас ей было всё равно.
Время затянуло раны, как песок засыпает следы на берегу. Лера больше не бежала от воспоминаний — они просто перестали жалить. Она встретила человека, который не прятал за красивыми словами обмана, не рисовал воздушных замков из пустых обещаний. Максим был простым, честным, надежным. Когда он впервые взял ее за руку, она не искала в его глазах тайных смыслов. Когда он сказал «я люблю тебя», она поверила без тени сомнения.
Их свадьба была тихой, почти домашней. Через год родилась Алиса — кареглазая девочка с ямочками на щеках, которая смеялась так заразительно, что даже самые хмурые дни превращала в солнечные. Лера научилась быть счастливой без оглядки на прошлое.
Но прошлое иногда напоминало о себе.
Однажды утром, разбирая почту, она наткнулась на письмо от старой знакомой из мира искусства. Короткие строчки: «Илья умер. Отпевание завтра».
Она перечитала их несколько раз, ожидая, что сердце сожмется, что в горле встанет ком. Но ничего. Только легкий холодок на коже, будто от сквозняка.
— Все в порядке? — Максим обнял ее сзади, поцеловав в висок.
— Да, — она закрыла ноутбук. — Просто новости.
Через неделю, пока муж отвозил дочь к бабушке, Лера поехала на кладбище.
На рассвете было тихо. Серая дымка тумана стелилась между могилами, цепляясь за мокрые от росы кресты и каменные плиты. Воздух пахнул сырой землей, прелыми листьями и чем-то неуловимо грустным — может, памятью, а может, просто осенью.
Лера стояла перед свежей насыпью, еще не поросшей травой. Венки, несколько потускневших от дождей, черно-белая фотография в рамке — тот самый взгляд, который когда-то заставлял ее сердце биться чаще. Теперь он смотрел в никуда.
Она ждала, что почувствует что-то.
Но внутри была только тишина.
Где-то вдали каркнула ворона, ветер шевельнул прядь ее волос, но Лера даже не пошевелилась. Она смотрела на имя, выбитое на камне, и понимала: никакой боли. Ни злости. Ни даже сожаления.
Только пустота.
«Значит, я не любила его», — подумала она без содрогания.
Когда-то его обман казался концом света. Его картины — гениальными. Его прикосновения — единственным спасением. А теперь… Теперь она даже не могла вспомнить, почему так страдала.
В кармане пальца зажужжал телефон — муж пригласил её в ресторан. Лера выдохнула, в последний раз взглянула на могилу и повернулась к выходу.
Туман потихоньку рассеивался. Где-то за деревьями пробивалось солнце.
Она не оглянулась.