Штын

В маршрутке семнадцатилетняя Оля еле сдерживала слёзы. Второй день отец не отвечал на звонки. В трубке завывали гудки, и, казалось, с каждым разом паузы между ними становились всё длиннее. Сердце дочери замирало, она прикусывала губу и ждала, что на этот раз услышит папу, но после секундной тишины все её надежды разбивались об очередной гудок. Спустя полсотни безуспешных попыток дозвона появился неживой женский голос. Безразличный к чужой тревоге робот объявлял, точно приговор: «В настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок…»

Оля писала отцу в мессенджерах и строчила СМС: «Папочка, перезвони, пожалуйста, я очень волнуюсь».

Телефон в руках завибрировал, Оля дёрнулась от неожиданности, с надеждой посмотрела на потрескавшийся экран и сильно расстроилась: это звонила мама.

— Как дела? — спросила она.

— Никак, — вздохнула дочь. — Не берёт он.

— Ты в транспорте что ли? — разозлилась мама. — К нему едешь? Ума совсем нет, Олька? Ты меня доведёшь, я тебе все прогулки оборву. У меня же сердце, а я от твоих похождений корвалолом травлюсь! Сколько можно доводить?! С кем ты связываешься, а? Его как из газеты попёрли, так он не просыхает поди, даже дочери родной не звонит. Небось, опять свою книгу по десятому кругу переписывает. И куда ты собралась? На алкаша этого смотреть?

— Не наговаривай, мам! — обиделась Оля. — Он же творческий человек! Пишет, не пьёт. Мы с ним созванивались три дня назад.

Мать притихла. А Оля замерла от испуга, сообразила, что сказала лишнего.

— Не поняла, — донёсся из трубки грозный мамин голос. — А почему ты мне об этом не говорила?

— Мамочка, мне выходить сейчас, давай позже перезвоню… — протараторила Оля и быстро сбросила звонок.

Она вышла на конечной. На улице было ветрено и сыро. Оля застегнула бомбер, проверила в заметках на телефоне адрес съёмной отцовской квартиры, вбила его в карты и пошла по проложенному маршруту. Во дворах быстро нашла девятиэтажную брежневку и позвонила в домофон. Услышала, как следом за писклявой мелодией где-то наверху раздаётся приглушённое пиликанье. Но отец не открывал.

Тогда она отошла и стала прикидывать, откуда доносится звук: взгляд зацепился за деревянную раму с открытой форточкой. Оля прищурилась и заметила у окна тёмную фигуру, но та быстро скрылась за занавеской.

Тут же мелодия оборвалась, и из дома вышел невысокий лысый мужик. Оля спохватилась, забежала в подъезд и поднялась на нужный этаж.

Дверь отцовской квартиры оказалась деревянной и на фоне соседских железных смотрелась очень простенько и бедно. Серая кнопка звонка в засохших пятнах краски поддалась не сразу. Оля позвонила несколько раз и прислушалась. От звука приближающихся шагов внутри беспокойной дочери всё похолодело.

— Кто? — негромко спросил женский голос.

Оля вздрогнула, вспомнив ужасное механическое «абонент недоступен», и выпалила:

— Я к папе пришла, он сказал, что тут живёт...

— Ушёл отец, — оборвал её голос.

Оля почувствовала жжение на лице, а потом уловила мерзкий запах. Она узнала его.

Год назад Оля впервые приехала на семейную дачу втроём с подружками. В одной из комнат девочки почувствовали противную вонь от батареи. Оказалось, небольшая мышка наелась разложенной отравы и испустила дух на горячей трубе. Содрогаясь от гнусного вида разлагающего тельца, Оля сунула руку в целлофановый пакет и отодрала мёртвого грызуна от чугуна. Но чудовищный запах не уходил. Девочки пробыли в доме ещё полдня и уехали, не выдержав тошнотворного смрада.

По дороге на остановку Олей овладевала мучительная тревога: отца нигде не было. Из головы не выходила эта странная тётка в его квартире и знакомый отвратительный запах… Оля остановилась, задумавшись.

«Чёрт! — осенило её. — Гараж!»

Вспомнила папины слова:

«Ох, доча, — говорил он, — двор жуткий, машину на ночь боюсь оставлять, поставят на кирпичи — и всё. А я сейчас в такси устроился, хоть немного перебиться. Так что без гаража нельзя. Тут совсем рядом кооператив оказался. Я зашёл, договорился, взял себе конуру, — он рассмеялся. — Но мне там не жить, так, раз в недельку под капотом поковыряться…»

Оля проложила новый маршрут.

Ветер усиливался, накрапывал дождь. Оля ускорилась, через сквер добралась до КПП со шлагбаумом, постучалась в окошко. Остроносый охранник спросил имя и фамилию отца, посмотрел по журналу.

— Погоди-ка, — он призадумался. — Помню, слушай. Вроде понял, кто такой. Я вечером на сутки заступил, а ночью его и видел, он куда-то поехал и пока не возвращался вроде. Сейчас тебе номер скажу…

Оля записала в заметках цифры, пошла мимо однотипных кирпичных рядов, покрытых рубероидом, на другой конец территории. Там, у кручи, ведущей в огромный карьер, неровной линией тянулись разборные железные коробы с двускатной крышей. Самый последний, стоящий около трёх мусорных баков, был настежь раскрыт.

Оля сверила номер: действительно, отцовский гараж. Мельком оглядевшись, она вошла.

Внутри было темно и жутко, на полу валялись пустые банки из-под газировки, а за сложенными друг на друга шинами что-то шуршало. В нос снова ударил противный запах, резко заболела голова.

Оля вернулась на свежий воздух и устало потёрла веки. Внезапно ей почудилось, что из темноты на неё кто-то смотрит. Она знала, что в такие моменты нужно вести себя непринуждённо, чтобы не дать злодею лишнего повода для нападения. Боясь показать своим видом, что заметила притаившегося наблюдателя, она поправила волосы, достала телефон, сделала вид, что ловит сеть, и, недовольно цокнув, начала медленно отходить от ворот.

Мельком она всё же поглядывала на сконцентрированный в железной коробке мрак, но никак не могла разглядеть ни пару глаз, ни очертания человека, точно сама зловонная чернота и была гигантским оком.

Отойдя ещё на несколько метров, Оля ускорилась и побежала к КПП. Остановилась лишь за шлагбаумом, отдышалась и, поникшая, пошла на автобус.