Сибирь

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Дорогой читатель, в книге есть описание хирургических операций, сцен убийства, описание смерти и упоминание детской смертности.

Пожалуйста, читайте с осторожностью!

Пролог

Лаборатория «Лайв Би» на протяжении пятнадцати лет занималась исследовательским проектом, направленным на разработку лечения нейродегенеративных заболеваний. Таких, как болезнь Альцгеймера.

Усиленные модифицированные вирусы использовались для стимуляции регенерации тканей мозга. Первыми подопытными стали животные. Зараженные демонстрировали неподобающие поведенческие реакции, однако ученых это не останавливало.

Увеличивая мутаген, они надеялись взять вирус под контроль.

Первым испытуемым — нулевым пациентом — стал Дэйв Корнесс.

Мужчина шестидесяти пяти лет, поврежденные нейроны, отсутствие должной связи между синапсами. Жена и единственная дочь привели Дэйва в лабораторию. Это была их последняя надежда спасти отца семейства.

Дэйву вкололи первую вакцину «Остер-4».

Результат не заставил себя ждать.

Стволовые клетки прекратили отмирание. Нейронные связи восстанавливались. Появилась связь между полушариями и отдельными сегментами мозга. Нейроны в гиппокампе перестали исчезать.

Мозг Дэйва вновь начинал работать. Утерянные воспоминания не возвратить, но теперь мужчина мог вновь обучаться, а главное, продолжить существование.

Дэйв пролежал в больнице три дня. За его состоянием строго следили, и, не отметив ничего, кроме повышенного голода, некоторого безрассудного поведения — например, Дэйв был замечен за круговым хождением по палате без какой-либо цели, — некой возбудимости и среднего уровня агрессии. В итоге Дэйву разрешили отправиться домой, но строго наказали явиться вновь через три дня.

В этот день семья Корнесс отмечала настоящее чудо. А лаборатории «Лайв Би», в радостный день мая 2039 года, устроили праздник. Вакцина готова спасти мир.

На проверку Дэйв не пришел.

«Остер-4» состоял из многогранных мутаций, но составляющая могла напугать любого будущего пациента. Например, основоположником являлся вирус под названием Rabies virus. Или в простонародье — бешенство. Это было самым быстрым способом добраться до нужных нейронов. Чтобы нейтрализовать деактивацию, внедрили рабический глобулин. Следующим столпом «Остера» стал вирус осповакцины, который избирательно поражал «негодные» клетки.

Таким образом, «Остер-4», будучи собранным из вирусов, сам классифицировался как вирус.

Который мог распространяться по воздуху и через слизистые оболочки.

У «Остера-4» имелось множество последствий. Такие, как чрезмерный аппетит. Ведь энергозатраты на восстановление клеток мозга отмечались завышенными. Сюда можно отнести и чрезмерную раздражительность, местами неконтролируемую агрессию. Однако ученые списали эти процессы на те же восстановления активных тканей мозга.

По предварительным данным, излечение достигает пика на десятый день. Но на седьмой день берется контрольный тест. Если он положительный, пациент считается полностью здоровым.

На четвертый день на улицу Канвет-бульвар под номером восемь, в маленький неприглядный домик с голубым фасадом и белым забором, была вызвана машина 911. Офицер Беннет передал по рации, что срочно требуется подкрепление. По его словам, перед ним открылась ужаснейшая картина: женщина пятидесяти — пятидесяти пяти лет убита ударом в шею. Предварительно — топором или другим тупым предметом. Дальше обнаружено тело женщины тридцати лет. После ее осмотра полицейский сделал вывод, что напало животное. Никаких дальнейших объяснений не последовало. Офицер отключился.

И больше никогда не выходил на связь.

На положенный шестой день администратор Карли Джонс сделала вызов Дэйву, чтобы напомнить о приеме. Телефон оказался выключен. Тоже она проделала с номером жены и дочери. Никакого ответа.

Тогда Карли в своей узкой юбке черного цвета и на высоких каблуках направилась в кабинет начальника. Ей было велено сообщить о звонке Дэйву.

После стука, на который ей не ответили, Карли сама открыла дверь. Папка с документами, что она несла, выпали из рук, а кабинет наполнил ужасающий вопль.

На кресле за своим столом сидел начальник Карли — девушка испуганно жалась в углу, ее узкая юбка разошлась по швам — до этого явно смотревший новости, видимо, узнав о случившемся, не нашел лучшего выхода, как окончить свою жизнь Глоком с 9-миллиметровым калибром.

Единственный просчет мистера Симмонса был в том, что он не учел, что вирус, который они вселили Дэйву, передавался воздушно-капельным путем. Он осел на его стволовых клетках и начинал немедленную мутацию. Но завершение собственной жизни ускорило этот процесс, превратив его в мгновенный.

К несчастью для Карли, мистер Симмонс был отличным кандидатом для взращивания «Остера-4».

Под булькающее чавканье в углу и едва слышным стонам Карли, по новостям сообщали:

«ВНИМАНИЕ! ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ ДОМА! ОБЪЯВЛЕН КАРАНТИН. ВИРУС БЕШЕНСТВА ЗАХВАТЫВАЕТ ГОРОДА!»

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Мир пал.

Города исчезали один за другим. Военные зачищали территории, где были самые ярые вспышки, надеясь, что это остановит заражение. Вирус охватывал материк за материком. Пока за несколько месяцев не поглотил весь мир.

Глава 1

Шесть лет спустя

Елена

— Осушай.

Кристин подтянула тампон ближе, прижимая к кровоточащей области.

— Придержи, — скомандовала ей, а теперь обратилась к Кириллу: — Прибавь отсос.

Ассистент Кирилл Дровов работал со мной третью операцию. Он действовал уверенно, но стоило мне бросить на него взгляд, как парень тушевался и не знал, куда себя деть. А вот медсестра Кристин держалась стойко, несмотря на то, что плохо владела языком.

— Отлично.

Убирая отсосом кровь, я как можно тщательней и осторожней водила им по тканям. Неверное движение, не тот угол нажима, переусердие — все вело к катастрофе.

— Придави.

Кристин послушно усилила нажатие. Я же продолжала наводить порядок.

Это была шестая операция за сегодняшний день. Обычно график не столь плотный. Складывалось ощущение, будто меня специально задействовали по максимуму.

Для чего?

Спину ломило, хотелось лечь и дать ногам отдых. Предыдущая смена длилась двадцать часов, и единственное, что я смогла сделать в выходной — принять быстрый душ и упасть на кровать.

Но рука, как и всегда, оставалась твердой, взгляд четким. Никаких погрешностей, только идеальный результат.

— Приготовь тахокомб.

Послышался тихий шелест. Гармоничный звук операционной нарушился. Я повела щекой, надеясь, что Кирилл справится быстро.

— Сверни его, — напомнила я.

Кирилл нервно кивнул. Антон Павлович не сдержал ухмылки.

С Кристин я работала второй год. Антон Павлович был первым анестезиологом на базе, поэтому с ним наш путь начался еще раньше. Иногда с нами ассистировала вторая медсестра Кира, но сегодня лишние руки мне не нужны.

Каждый из них знал порядок работы со мной. Никакого лишнего шума, никаких ненужных движений, нулевой отвлекающий фактор.

Но Кирилл еще не привык.

— Убираем тряпку. — Кристин выполнила указание. — Отодвигаю ткань.

Я забрала пинцетом губку и протолкнула ее. Придавливая, я внимательно следила за показателями. Вновь наложила тампон, сдавливая еще сильнее.

— Подготовить иглу.

Захотелось потянуться, сбросить напряжение с ладоней, но вместо этого я сделала первый стежок.

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Панорамное окно во всю стену открывало вид на некогда цветущий город.

Сейчас это пустой серый бетонный лес, наполненный различными тварями. Поистине высокий забор с ветками колючей проволоки отделял нас от них. Больница стояла на окраине аванпоста, поэтому при желании и должном зрении можно увидеть бродяжников или целое стадо.

Мерзость.

Я опустила взгляд на руки. Коротко стриженные ногти, идеально чистые. Ладони тоже. На операции я всегда надевала две пары перчаток.

Кровь. На пальцах. Под ногтями. Ладони трясутся. Я тру железной губкой, стираю подушечки. Я готова содрать все, оторвать, отрезать... Лишь бы не было крови!

Я равнодушно смотрела на падающий снег. Начиналась пурга.

— Лена!

Губа непроизвольно скривилась.

На базе жило многообразие народностей. Люди искали убежище — и до сих пор ищут — везде, где только возможно. Наш аванпост «Светлый путь» находился на границах бывшего города Омск. Холода замедляли зараженных, и справиться с ними было проще.

Насколько это возможно.

Поэтому люди стремились сюда.

Как только меня не называли: Линда, Элен, Леночка, Элла, Хелен. Но признавала я и отзывалась только на Елену.

— Елена прекрасная, давай кто быстрее?

— Да, папочка!

Но Мирослава Борисовна, заместитель главного врача, была неисправима. Называть человека полным именем слишком официозно, как она считала. Но разве мы были подругами?

— Елена, — автоматически поправила я, не оборачиваясь.

Мирослава хмыкнула.

— Как прошла операция? — женщина поравнялась со мной, глядя в окно.

— Резекция почки без ишемии. Немного повозились, но в целом все прошло отлично.

— Говоришь так, будто оперировала не человека, а кусок мяса. — В тоне Мирославы не было осуждения, скорее констатация. — Ты хоть имя его помнишь?

— Пациент №78, палата 7, корпус Б2.

Мирослава хохотнула. Я бросила на нее взгляд, не поворачивая головы.

Ей было сорок семь лет. В каштановых волосах все больше седых прядей. Средств окрашивания оставалось крайне мало, поэтому их экономили, а многие вообще отказались. Лицо выглядело усталым, синяки под глазами указывали на долгую ночную смену. Но даже так Мирослава не лишена очарования. Тонкие губы будто застыли в усмешке, ресницы от природы пушистые подчеркивали карие глаза. На ней такой же медицинский костюм, как и у меня. Приталенный, синего цвета, с длинными рукавами.

Глава 2

Полный рюкзак с вызовом смотрел на меня с угла комнаты. Я не разбирала его, всегда держа наготове. Мирослава была права. Я грезила этими вылазками.

Убраться. Убраться подальше от этого места! От этих людей! Их взглядов.

Меня не пугали зараженные, февральские морозы.

Уже ничто не сможет испугать.

Вчера я не покидала комнаты, что мы делили с Марком. Он не возвращался, и я хотела, чтобы так и оставалось.

Рюкзак продолжал меня буравить.

Я поднялась со скрипучей кровати, заправленной каким-то старым розовым пледом. Тона спальни выглядели сухими, безжизненными. Прямо как я. Обстановка меня не волновала, всем занимался Марк. Старое зеркало в углу отражало тощую фигуру. Одеваться не было смысла, никто не заходил без стука. А Марк уже видел.

Волосы растрепанными волнами обрамляли выпирающие плечи. Я взяла расческу, думая, как лучше заплестись. Нужно надолго и так, чтобы не мешались. Возможный душ будет на середине пути, если не в самой «Сибири».

Взгляд сам собой спустился ниже, оглядывая худые серо-бежевые груди, терпимоторчащие ребра, по животу...

Меня сейчас вырвет.

Сглотнув, я с усилием проводила расческой, беспристрастно сверля себя взглядом. Косы решила сделать две, оставив висеть тонкими нитками. Надела термобелье, такие же носки, а дальше сложила запас в рюкзак. Спальный мешок, коврик для сна, сухпайки и медицинский чемодан лежали уже там. Серый сверток на самом верху.

Чашка!

Перед глазами мелькнула картина, как мне протягивают стакан, из которого кто-то уже пил. Я поежилась. Чашка упала поверх одежды.

Дальше я надела флисовый комбинезон, водонепроницаемые серые штаны и тяжелые трекинговые сапоги с хорошим сцеплением бежевого цвета. Осталось надеть куртку и можно идти.

Я поволокла рюкзак, который весил не меньше тринадцати килограмм, в зал. Марк не пришел меня проводить и помочь. Его можно понять.

Я бы тоже не пришла.

— Елена. — Мама стояла у стола, натянув улыбку, но красные глаза выдавали недавно пролитые слезы. Каждый раз она отпускала меня с тяжелым сердцем и прощалась.

Как и я.

— Мам.

Мы крепко обнялись. Она выдохнула мне в плечо. Хрупкие плечи затряслись, всхлипы рвались из нее, но она старалась сдерживаться.

Не нужно. Я не хочу этого видеть!

Она до конца не хотела отпускать меня, но время шло. Чем раньше я выйду, тем быстрее мы дойдем до первой остановки. Зима выдалась суровой, поэтому каждая минута была на счету. К тому же, как относится командир «Браво» к задержкам, я не знала.

— Мне пора.

— Да-да. Просто боюсь, что ты...

— Я вернусь.

— После отца... мне так страшно потерять кого-то из вас.

Замолчи! Замолчи!

Она заглянула мне в глаза, стараясь найти хоть крупицу эмоций. Я знала, что она видит: сухие, блеклые, почти прозрачные радужки, но главное — полные равнодушия. К ней и к кому-либо еще. Но мама все равно старалась, ей хотелось видеть взаимность, видеть любовь к ней.

Этого больше не будет.

— Дочь, просто всегда помни, мы ждем тебя.

—Где Леон? — будто не слыша последних слов, спросила я. — Хотелось с ним попрощаться.

— Он попросил не говорить. — Лицо матери осветила улыбка, но грустная. — Но так мне будет спокойней. Иди, дочь. Возвращайся.

Уже на пороге, застегивая темно-оранжевую куртку, я обвела комнату взглядом. Каждый раз это происходило словно в последний.

Может, в этот раз повезет?

Голубая краска на стенах, широкий диван, чтобы поместились все, хотя семья редко собиралась. Стол с множеством стульев. Наверное, мама часто ждала, когда мы наконец-то сядем за ним. Кресло в углу и корзина пряжи на полу. У мамы хорошо выходило вязать, особенно детские вещи... Она вязала для Алисы и что-то на заказ. Рядом большая лампа, что я купила для нее. И плед, который подарила Алиса.

Вся эта комната — мамин оплот. Место, где она старалась сохранить семью, искала поддержки и любви. Ее убежище.

Или тюрьма.

Я потянулась к стене, где гвоздиком прибита потрепанная фотография. Та, что я всегда брала с собой. Уголок с папиным лицом почти стерся. По привычке провела большим пальцем по этому месту. Скоро сотрется.

— Ну что, пап, вновь путешествие? — прошептала я. — Может, мы, наконец, встретимся?

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Холод хлестанул с такой силой, что я повалилась назад под тяжестью рюкзака. В последний момент мне удалось выровняться, и я крепче затянула ремешок на груди. Снег врезался в кожу, больно царапая. Небо было тучным и грозным, оно опускалось ниже, желая раздавить. Ледяной воздух щипал кончик носа. Я глубже укуталась в шарф.

Идти недалеко, нужно лишь миновать несколько домов и пройти по главной улице аванпоста. Высотки местами защищали от ветра. Чтобы вычистить каждую в «Пути» уходило немало времени, но на верхних этажах все равно никто не жил. Оборудованы только третий и четвертый, самые теплые и менее продуваемые. Пустые, заброшенные магазины так и не облагородили, для этого не хватало ни людей, ни ресурсов. Они стояли призраками с обветшалыми вывесками, битыми окнами и старыми надписями, напоминая о том, что когда-то мы жили, а не выживали.

Глава 3

Этот находчивый взгляд всегда выделялся из толпы. Скучные серые радужки шли вразрез с бесконечным весельем, что отражалось на его лице, но хорошо контрастировали с темными волосами. Веснушки выглядывали из прорези белой ткани, так, будто бы кто-то неудачно набрызгал коричневой краской.

Он смотрел с предвкушением, маниакальной увлеченностью, и ждал моей реакции.

Леон открыл лицо и улыбнулся.

— Сестренка, не рада видеть? — Голос тонул в завывающем ветре, что трепал мех его капюшона.

Погода вторила моему состоянию и, возможно, также мечтала содрать ухмылку с лица брата.

— Я задала вопрос.

Мне не нужно кричать, чтобы он осознал: я не просто зла, а в ярости.

— Какого хрена вы здесь устроили?!

Говорящая стянула балаклаву и впилась в меня острым взглядом.

Я не смогла полностью рассмотреть ее, потому что все внимание на себя перетягивал огромный уродливый шрам на правой щеке, тянувшийся от брови по всей линии скулы. Круглые зеленые глаза не скрывали эмоций, выворачивая душу наизнанку. Девушка злилась.

Плевать.

— Берете в отряд детей, командир? — Мои слова прозвучали как плевок, и все сразу утихли.

Девушка стушевалась и шагнула обратно, в то время как сам мужчина быстро приблизился ко мне.

Выше в несколько раз, он навис надо мной, словно медведь. Дыхание было тяжелым и быстрым, брови нахмурены.

Я не стала задирать голову, просить отодвинуться. Во мне не загорелся страх, не пробежала дрожь или любая другая реакция на человека, что стоял слишком близко и загораживал собой свет.

Здесь он мой проводник, а я ценный груз, что ему предстоит доставить.

Сдвинув края шапки вниз, он наклонился еще ближе, чтобы заглянуть мне в глаза.

— В моем отряде все соблюдают дисциплину, и никто не смеет подрывать авторитет друг друга, а тем более командира. Так что будь добра, — он вкрадчиво отчеканивал каждое слово, — закрой рот.

Прямой нос, светлая, почти сливающаяся с камуфляжем кожа с обветренными полосами вокруг глаз, тонкие симметричные губы. Заурядная, ничем не примечательная внешность.

Мне не нашлось что ответить, и командир не стал ждать и отвернулся, как от назойливой мухи.

— Сейчас идем в блок за вещами и выдвигаемся. Думаю, надо объяснить дамочке, что к чему. Это займет время, а нам нужно к вечеру добраться к месту ночлега. Янис, — девушка со шрамом выпрямилась, давая понять, что слушает, — ведешь первой. В окру́ге чисто, но не забываем про Пепельщиков.

Пепельщики в основном прятались в подвалах, переходах и других темных местах, куда мало проникал свет. Из-за своей слепоты и ненависти к свету они забивались в углы, но выбраться больше не могли. В основном эти твари бродяжники, за стадом им не угнаться.

Если при жизни у человека был сифилис, герпес или ВИЧ, то Остер вступал в очередную мутацию. Зараженный с таким комплектом становился слеп. Вдобавок Rabies virus поражал связки, и при спазме зараженный испускал ультразвук такой силы, что дезориентировал, поражая слух и зрение своими вибрациями.

— Здесь все вычистили, никого нет, — вставила я. В голове повторялось его: «дамочка».

Мужчина не повернулся ко мне, но я смогла увидеть его снисходительную ухмылку.

— Я пойду с новенькой, не хотелось бы, — а вот теперь он посмотрел на меня, скривив губы, — потерять нашу посылку.

✄ˋˏ┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Улицы застилал глубокий снег, в котором тонули сапоги. Я не жаловалась, молча преодолевая расстояние, запрещая себе даже мысль об усталости или просчете, сколько же еще идти до блока.

Через десяток метров, заметив мои усилия, командир, что шел строго за мной, обогнал. Он продолжал держаться рядом, и я не совсем понимала, в чем разница, пока не обнаружила, что могу наступать в его глубокие следы.

Забота или желание быстрее добраться до места?

Впрочем, какая разница, если идти стало удобней?

Пятиэтажки с побитыми окнами и выбоинами выглядели мертвыми. Они будто поддались вирусу и стали зараженными версиями себя прежних. Куски штукатурки и опадающие кирпичи выглядели как ошметки кожи на тех, кто раньше считался людьми. Перекошенные подпорки напоминали искривленные позвоночники. Свистящий ветер, что ходил по открытым подъездам — дыры в разложенных телах, а торчащие трубы — бывшие полные крови артерии, которые теперь полностью сухи.

Когда-то здесь было оживленно. Машины, что сейчас стояли грудой ржавого металлолома, двигались по магистрали, по бордюрам шли пешеходы, ездили велосипеды. Скошенные вывески говорили, что здесь размещались кофейни и магазины.

Здесь кипела жизнь. А теперь правила смерть.

Нас было шестеро, включая меня. Янис завернула за угол, и мы последовали за ней, но сам командир дождался, когда это сделаю я, и только потом продолжил идти.

Узкий проход привел нас к двери, которую Янис легко открыла, и мы все зашли внутрь.

Глава 4

Дмитрий

— А у тебя сестра ничего такая, морда у нее симпатичная. — Айзек растянул губы в плотоядной ухмылке, глядя на Леона.

Елена сидела на упавшем дереве, кроны которого расстелились ковром и стали удобным местом для привала. Вечерело, а значит, у нас осталось всего несколько часов добраться до ночлега. Последнего в границах бывшего города.

Силуэт девушки отсюда казался безжизненным и сухим. Точно изваяние, высеченное из камня, не дышащее, с омертвевшей плотью. Глазницы выглядели пустыми, радужки столь тухлые, что не отличались от белков. Яркая куртка для здешней белизны слишком привлекала внимание, а голубая шапка только сильнее выделяла бесцветность кожи.

Когда нам дали задание, уточнили только, что идти придется к «Пути». Мы же находились в «Эхо». Нам пришлось месяц пробираться по заснеженным склонам и равнинам, обходить стада и сражаться с бродяжниками. Но сумма вознаграждения этого стоила.

И даже когда мы дошли, ребята не захотели останавливаться внутри поста. Каждый из нас нес собственный груз, и сбежать из этой «общины» казалось единственным выходом. Им никогда не понять нас, и наоборот. Система спасала, но и губила. Даже погоревший мир не изменил некоторых вещей.

Если на тебе есть ярлык, его уже не снять.

Отряд «Браво» давно одичал. И мы не хотели меняться.

Когда железо выпустило девушку, мы подумали, что груз мал и его передадут из рук в руки, но, стоило разглядеть рюкзак, совершенно не подготовленную форму одежды, ее безоружность... Я ощутил прилив негодования такой силы, что едва удержался на месте. Нового бойца, что прислали к нам в помощь, я расценивал не более как мальчишку, хотящего показать миру, чего он стоит. О «Браво» мало-помалу складывались рассказы. Кто бы не хотел стать частью легенды?

Но новость о том, что они брат и сестра, многое изменило. Я присмотрелся к Леону внимательнее. За маской клоуна и добродушия что-то скрывалось. Столь умело спрятанное, что мне не удавалось разгадать с первого раза.

Но вот Елена читалась с одного взгляда.

Холодная, расчетливая. Робот. Такая же, как и вся верхушка постов. Она не смотрела, а сканировала. Не чувствовала, а анализировала. Но тогда же, в первую встречу я решил не делать поспешных выводов. Однако стоило ей посмотреть на Янис, я вскипел.

Этот взгляд... Отвращение с брезгливостью.

Мне не нужно было видеть Янис, чтобы понять, что она чувствовала, какой стыд испытала. Не было еще человека, кто встретил ее такой, не судил бы по клейму на лице.

Разлад в отряде — верная гибель. Недосказанность, злость — все отражалось на результате. Мне не хотелось отдавать своих на съедение, но для Елены решил дать исключение. Мне нужно было увидеть, как она себя поведет, что предпримет, какую нишу займет и на что посягнет.

И вновь оказался прав.

Элита подчеркивала свое возвышение.

Когда мы оказались один на один, я решил дать понять, что здесь она лишь живая посылка и прав у нее не больше, чем у тварей в подвале этих домов.

Но только она не испугалась, не заробела. Смотрела точно так же, свысока, будучи ниже. А мне самому стало противно и мерзко. От себя. Что позволил ей так легко выбить из равновесия.

В конце концов, путь расставит все по местам.

Мы шли до первого привала четыре часа. За все это время она ни разу не попросила об остановке, не выказывала признаков усталости. Я невольно проникся к ней долей — совсем крошечной — уважения.

Но если присмотреться, были видны капельки пота на линии волос. На шарфе замерзшие кристаллы влаги от чрезмерного дыхания. Упертый немигающий взгляд в дорогу, чтобы не сбиться.

Я достал рацию и попросил Янис, что шла впереди, найти укромное место для привала. Заходить в дома, далекие от постов, слишком опасно, открытая местность подходила лучше. Оставив Елену и Янис, как единственных женщин в отряде, одних, мы ушли по своим делам.

— Завали, уродище. Ты без шансов.

Айзек хохотнул и хлопнул Леона по плечу.

Айзек, на первый взгляд напыщенный идиот, совершенно миролюбивый парень. С крайне гадкими шутками. Черноволосый, с оливковой кожей и карими глазами, он должен выделяться, но при этом был главным звеном, скрепляющим «Браво».

С ним мы были знакомы еще до. Их семья переехала из-за границы, когда его отца определили на новое место работы. Мы вместе поступили в военную академию, выпустились и поступили на службу.

А потом все, что мы знали, исчезло, оставив только вкус горькой скорби.

Отряд «Браво» основался не сразу. На месте Байкальска начал расти Аванпост «Эхо», причем так стремительно, что казалось, они готовились заранее. Поселения очищали, быстро уничтожая вспышки радикальными методами. Всех военных в окру́ге собрали, объявив новое положение.

Но я не мог больше оставаться в том месте, где всех потерял. Я ушел, а Айзек двинулся вместе со мной. Многие года борьбы скрепили нас, делая не просто друзьями, а братьями.

Именно тогда нас и поймал глава поста, предложив узнать, какие города еще выжили и кому нужна помощь. Так появился «Браво», отряд двух покинутых и отвергнутых собственным миром.

Глава 5

Елена

Мы легли вокруг импровизированного кострища. Стало теплей, но жестокий холод пролез глубже, под кожу. Он ветвился в костях, заставляя съеживаться в комок.

Когда Янис предложила лечь ближе, я не отказалась. Ее спальный мешок упал рядом. И в голове воспроизвелся наш последний разговор.

— Одежда есть сменная? — спросила она, когда мы ушли переодеться.

Пахло сыростью, и я брезгливо поморщилась.

— Да.

Янис быстро скинула с себя все, открывая тонкую фигуру. По природе округлые бедра немного опали, но не унимали привлекательности. Белые эластичные бинты обхватывали грудь, но Янис сразу же их сняла, нисколько не стесняясь. Ощутимо выдохнув, девушка размяла плечи.

Я так и стояла, молчаливо наблюдая.

— Чего застыла? — спросила она, глядя на меня.

— Я не переодеваюсь при посторонних.

Янис хмыкнула, качая головой, и быстро натянула штаны, затем майку.

— Как скажешь, я отвернусь.

— Ты можешь выйти.

— Елена, — Янис спокойно встретила мой взгляд, — если я выйду одна, начнут задавать вопросы. Безобидные, конечно. Просто из любопытства. Но что-то мне подсказывает, что ты даже такие терпеть не можешь.

Отвечать я не видела смысла и просто ждала, когда Янис отвернется к стене.

— Не поворачивайся.

Голос прозвучал скрипуче, предупреждающе. Янис кивнула.

Я скинула всю одежду, стараясь не вглядываться в синюшную кожу. Желчь привычно защипала горло, и чтобы как-то отвлечься, я задала вопрос:

— Откуда шрам?

— А ты тактичная! — со смешком ответила девушка, надеясь меня смутить. Зря. Но потом, взвесив, решила ответить: — Заметила, может, что он не просто полоской, а прижженный. Мы были на задании, доставляли срочное, крайне тайное письмо.

Под шорох одежды и тихо постукивающий ветер в окно Янис вела разговор, а я внимательно, к своему изумлению, слушала. Ей хотелось звучать равнодушно, безразлично, но нотки тоски проскальзывали на поверхность.

— Мы почти дошли до места вручения, как вдруг на нас напали. Не зараженные. Люди. Те еще твари, — глухо прошептала она. — Им хотелось до усрачки забрать нашу посылку. Конечно же, мы отбились. Но эти ублюдки успели хорошо полоснуть меня. А там, — Янис шумно выдохнула, скрестив руки на груди. — Тогда с нами не было доктора, сама понимаешь. Кровь лилась так сильно... Куртку испортила. Зашивать нечем, а рану нужно закрыть. И Диме, — его имя прозвучало надломлено, но с долей ласки, — пришлось прижигать.

Мои губы дернулись. Дикая боль и запах жареной плоти фантомом осели на языке. Я встряхнулась, сбрасывая образ.

— Черт, как же хреново ему тогда было! — Ему? — Думала, он в обморок скатится.

— Я закончила, — оповестила я, но Янис не оборачивалась.

Странное желание разделить ее боль овладело мной так сильно, что я не смогла воспротивиться. Но все, что я могла сделать, это положить ей ладонь на плечо и сжать. На секунду мы стали едины в этом чертовом мире, где всем будто необходимо страдать.

Две фигуры в разбитой, тусклой комнате. Мечтавшие если не вернуть, то забыть. Разделяющие молчанием общую судьбу, где каждый день нужно бороться.

С этими мыслями я и уснула.

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Казалось, теперь мороз стал неотъемлемой частью моей жизни.

Я проснулась от боли в кончиках пальцев. Они настолько прозябли, что покалывали. Глаза разлепились, и я выдохнула облачко пара.

Хотелось укутаться, накрыться с головой, но вместо этого я расстегнула мешок и вылезла наружу. Потянулась и размяла шею. Было тихо.

Рядом с моим спальником что-то лежало. Я не сразу смогла сообразить, что именно. А когда поняла, сердечный механизм, что до этого бился ровно, сбился. Шестеренки забарахлили, остановились, а потом ржавыми потугами ускорились.

Передо мной лежали лыжные очки. А рядом с ними записка с аккуратным ровным почерком.

«Не отказывайся. Мне велено доставить тебя живой и невредимой. Д.»

Пальцы коснулись пластика.

Сокровище.

Осторожно поднимая их, я застыла.

Отказываться от такого немыслимо. Может быть, в другом мире, где я, будучи простой девушкой, получила такой подарок от Дмитрия, непременно бы выбежала за ним и ткнула ими ему в грудь. Стала бы кричать, что его подачки мне не нужны. Что я способна справиться сама.

Все как в любимых книгах Алисы.

Но сейчас, в настоящем, такой дар равен шансу выжить. Дмитрий вручил мне в руки возможность, свою привилегию в этой битве. Отказаться немыслимо.

Я не заметила, как притянула очки ближе к груди, как сжала их, невольно покачивая.

— Кофе будешь?

Возле окна, облокотившись на стенку, стоял Айзек с дымящейся кружкой. Он делал вид, будто не заметил, что я держала в руках.

Глава 6

Без звуков и визуальных образов мир вокруг исчезает. Остается пустота. Тело становится тяжелым, а психическое восприятие адекватности расплывается. Чувство тревоги, страха и безысходности заполняют сознание. Адреналин наполняет тело, сердце отбивает бой. Обрывки воспоминаний о померкнувшем мире смешиваются с подсознательным желанием выжить. И лишь темное, пустое пространство вокруг.

Я сидела на снегу. Леон ушел. Возможно, помогать Айзеку. Возможно, они оставили нас на съедение, а сами предпочли спастись.

И кто будет их винить?

В этом коконе я могла лишь дышать и ждать.

Вдох. Выдох.

С каждой секундой становилось все сложней. Хотелось впиться пальцами в голову, ногтями разрывать кожу, лишь бы достать до той самой кнопки, что вернет все как прежде.

Выдох. Вдох.

Тело по инерции начинало раскачиваться. Ладони обхватили плечи. Рано или поздно эффект сойдет. Нужно дождаться.

Ты умеешь ждать, Елена.

Дыхание стало глубже. Вдруг это навсегда?

Паника — худший друг выживания. Но она змеей оплетала грудь, тихо, но верно сжимая. Губы беззвучно открывались и закрывались. Нужно дышать.

Я запустила руки в снег, чтобы ощутить его холод, то, как он пощипывал кожу. Если сосредоточиться на чем-то материальном, справиться с дезориентацией проще. Но, кроме жгучего чувства, я ничего не добилась.

Внезапно мой рот закрыли ладонью. Видимо, все-таки не беззвучно.

Шершавая, слишком широкая рука. Не Леон. Пахло порохом и лесом.

А еще гнилью трупов.

Запах. Этот запах. Ударил так резко. Я физически ощутила, как вскрикнула. Рука прижалась сильнее, но мне уже не спастись. Образы яркими вспышками проносились в темноте, от которой я не могла спрятаться. Меня забила дрожь. Рюкзака с его содержимым нигде не было. Мне нужно что-то... хоть что-то... Кто-то...

Мои собственные ладони схватили его за лицо. Судорожно ощупывали кожу, проводили по бровям и глазам. Легкая щетина под пальцами кольнула. Он не возражал, отчего-то позволял делать все, что я захочу.

Разум потихоньку вернулся в прежнее русло. Механизмы вставали на место, откидывая все человечное в дальний угол. Рациональность занимала место эмоций. И я, понимая, что в таком состоянии трудно контролировать громкость, попыталась вспомнить, как говорить тихо.

— Нужно растягивать мышцы.

Я надеялась, что выговаривала слова правильно и меня понимали. Дмитрий попытался отстраниться, но я так крепко схватилась, что он не мог двигаться. Или не хотел.

—Тянуть. Холод на лицо. Чем больше физических воздействий, тем быстрее возвращаются ощущения. Несите его на руках. Я сама дойду.

Меня подняли на ноги. Но вопреки моим словам, все равно закинули на спину мешком.

Сразу вспомнилось, как отработано они действовали. И то, как легко были готовы бросить своего. Неужели цена действительно равномерна жизни их друга? Или они просто шакалы, делающие вид, что сбились в стаю, но, если встанет выбор, трусливо поджимают хвосты?

Я считала про себя, но каждый раз спотыкалась, когда больно подскакивала на плече. Постепенно зрение стало восстанавливаться. Сначала мутными вспышками, потом болью, достигая того состояния, когда глаза постоянно слезятся. Со слухом все было хуже.

Позади Дмитрия плелась Янис с винтовкой в руках. Опустила глаза в землю, пребывая в своих мыслях, она не заметила, как я таращилась на нее. Остальные шли впереди, и я могла только гадать, взяли ли Айзека.

Интересно, ощущал ли Дмитрий мой вес? Каково это — нести чужака, что только недавно заставил тебя уткнуться лицом в снег? Хотелось ли ему меня бросить?

С течением времени до меня стали доноситься отдельные звуки. То громкая поступь, то отдельные фразы.

— Я слышу и вижу, — сказала я, и Янис сразу же подняла голову.

Ее зрачки расширились, лицо менялось от растерянности до неприязни.

Меня резко сбросили с плеча.

Больно.

Дмитрий возвышался, закрывая свет. Лицо пылало, как и всегда, не скрывая эмоций. Внимательный взгляд прошелся по мне.

— Что это, черт возьми, было?

Вокруг было тихо. Тишина поглощала, и мне на мгновение показалось, что слух вновь пропал. Голос командира — низкий и угрожающий — растворился, скрываясь за возвышающимися соснами.

— Спасала твоего друга.

— Спасибо, — отрывисто произнес он.

— Не за что, — в тон ответила я.

Продолжая сверкать глазами, он протянул руку. Я без колебаний ее приняла. Дмитрий быстрым движением поднял меня, но не отпустил, притягивая ближе.

На его ресницах мелкими пушинками лежал снег, зеленые радужки отражали уменьшенную копию меня. Кожа вокруг глазниц ужасно потрескалась, и очки, висевшие на шее, внезапно камнем потянули вниз.

Зачем я разглядываю его?

Глава 7

Мы вышли, не дожидаясь рассвета.

Эту ночь мне пришлось провести в палатке с Айзеком, постоянно проверяя его состояние. Я вздрагивала от каждого чересчур громкого вздоха, от шевеления и бормотания. Температура возвращалась, и приходилось несколько раз остужать его холодными тряпками. Под утро стало легче, и я смогла поручить заботу о нем Янис.

Леон хотел пойти с нами, но мы решили, что лучше им остаться вместе. Если придется бежать, сам Айзек справиться не сможет.

Проверив рации, которые могли и не сработать на дальнем расстоянии, Дмитрий указал на карте наш маршрут.

— Елена, я могу позвать тебя на пару слов? — попросил Леон перед самым отходом.

Я кивнула, и мы удалились дальше от лагеря, скрываясь за стволами деревьев. Он остановился чуть впереди, разминая шею.

— Зачем тебе это? — не поворачиваясь ко мне, спросил Леон.

— Это моя работа.

Я прекрасно знала, о чем он говорил и зачем, но в этот раз не собиралась отступать.

— Мы должны были дойти до места. Без геройств, Елена. Что на тебя нашло?

Леон, наконец, повернулся. Черный зрачок расширился, впиваясь в меня. Дыхание учащенное. Он злился.

— Мы? Ты сам решил идти со мной.

— Ответь на вопрос!

Леон приблизился. Я оставалась на месте.

— Что произошло сейчас, что ты решила спасать? Замолить грехи? Не выйдет. — Леон покачал головой. — Нам уже не отмыться, Елена. Ты знаешь это не хуже меня.

— Леон! — предупреждающе прорычала я.

— Что? Боишься, что новые дружки услышат? Что я ляпну лишнего?

На его волосы падали крошечные снежинки, они оседали на волосы и кожу, заставляя ее краснеть.

— Я спасаю его, потому что могу! Потому что хочу этого!

— Зачем? Втюрилась? В этого сопляка или командира?

Каждая мышца в теле натянулась. Ножик в нагрудном кармане согрел через ткань.

— Вижу, — Леон нависал надо мной, губы растянулись в усмешке, — я прав. Захотелось попрыгать на его члене? Так предложи, он не откажет!

Звук пощечины заполнил лес. Алый след на щеке не заставил Леона перестать ухмыляться. Но и я не остановилась. Снова и снова я била ладонью, в надежде стереть мерзкую ухмылку. Он позволял.

Терпел.

Ждал.

Пока я сама не прекратила.

— Успокоилась? — как ни в чем не бывало, Леон зачерпнул горсть снега и приложил к красной коже.

Меня затрясло, невысказанные слова жгли горло. То, что я прятала, мечтало овладеть, подчинить меня. Морозное дыхание щипало изнутри. Я считала про себя, чтобы взять все эмоции под контроль.

Жгло. Ладонь. Меня. От вины и обиды.

Снежок в руке брата растаял, и он взял новый, но приложил не к лицу, а к моей руке, унимая пульсацию.

Леон наклонился чуть ниже, заглядывая в глаза. Уже без прежней злобы.

— Ты можешь делать все что угодно, Елена. Я помогу. Хочешь, чтобы я оберегал этих бедняг — буду. Сделаю, как скажешь. Но думай о себе, Елена. Заботься. Больше я никого не потеряю. Особенно тебя.

Сжав мою руку напоследок, он ушел к лагерю, а я осталась стоять, мечтая исчезнуть. Слиться с пейзажем, бесследно испариться в бесконечном снегу. Унестись с ветром туда, где меня никто не найдет.

-ˋˏ✄┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Мы шли в полной тишине. Рассвет только окрашивал небо в светлые оттенки. Рюкзаки сменились на более легкие. Но глубина снега замедляла. Стены леса обрамляли дорогу. Лучи только показавшегося солнца падали на снежные простыни, играя с цветом. Макушки сосен понемногу открывались, демонстрируя остроконечные пики.

Начинался день.

— Долго нам еще идти?

— Устала? — без издевки поинтересовался Дмитрий.

— Ты всегда вопросом на вопрос отвечаешь?

— А ты?

Мысленно я уже прокляла себя за то, что вообще начала разговор. Но идти так становилось невыносимо. После слов Леона... Хотелось проветрить или, наоборот, забить чем-нибудь голову, лишь бы не думать.

Дмитрий умело считывал мысли. Он замедлился и поравнялся со мной.

— Зачем ты делаешь это, Елена?

— Ты второй за сегодня, кто это спрашивает.

Я усмехнулась и бегло посмотрела на него. Изначально хотела. Но, встретив вопрошающий чистый взгляд, без осуждения и злости, не смогла отвернуться.

— Я, — опустила глаза, — просто не хочу, чтобы из-за меня кто-то умирал.

Опять.

— Ты не будешь в этом виновата.

— Буду. Вы сопровождаете меня. Я ваш груз, ты сам говорил.

Было видно, что Дмитрий смутился, но продолжал изучать меня.