Вы цените числа? Художник и скульптор Эмиль Кесада особенно их ценил.
«Числа правят людьми, - рассуждал он, - но главное, что они помогают считать деньги!».
Как человек творческий, Эмиль часто искал вдохновения в числах и симметрии. Особенный трепет внушал его длинный банковский счет. Например: «90 033 009», «10 501 050», «76 346 367»… Да, Эмиля вдохновляли числа и симметрия.
И когда же может такой художник устроить грандиозную выставку? Очевидно! Он отвечал за свою живопись восьмого числа восьмого месяца в восемь часов. Вместо названия на афишах значился адрес и символичная дата: 08.08. 8pm. Плюс скромное замечание: «Будь в черном», которое Эмиль добавил в самый последний момент перед печатью.
Выставку развернули в большом зале Художественного Музея Денвера. И Луис Хименес, конечно, пришел поддержать ученика - выказать ему молчаливое одобрение. Слово «молчаливое» подчеркнем особо, ведь глядя на картины Кесада, выказывать одобрение вслух просто неприлично. Тем более для почтенного сеньора за пятьдесят.
Луиса тяготила мысль, что половина века, отмеренного на его счет, уже миновала. Скорее всего, это была лучшая половина.
«Половина…половина, вина, вина…» - эхо бродило в мыслях Хименеса даже здесь, на шумном празднике жизни, среди красоты, искусства и шампанского. Луис послушно облачился в черное по просьбе Эмиля. И терзался, понимая, как черный прибавляет к его пятидесяти еще пятерку.
Хименес был плотным мексиканцем с совершенно седой головой, но хорошо сложенный и на удивление крепкий физически. Он зачесывал волосы на косой пробор, открывая густые седые брови, из-под которых горели любопытные карие глаза. Если бы не заносчивое выражение лица и брезгливо поджатые губы, Луиса можно вполне назвать красивым.
С улицы через открытое окно в выставочный зал проникали рев машин, шум дождя, и плеск луж, когда очередной кадиллак стремительно проносился по мокрой дороге яркого Денвера. Хименес слушал звуки вечернего города, и к плеску воды примешивались краски фар. Цвета и звук, все для него сошлось в одну сочную картину. Он нашел место рядом с окном и замер, прислонившись спиной к стене между двумя громадными частями диптиха, каждое - полтора на два метра. На диптихе изображалась обнаженная женская грудь. Правое плечо стыдливо прикрыто невесомой прозрачной вуалью. Оно напоминало Хименесу фату, но о своих ассоциациях Луис предпочел помалкивать. А на левую грудь капнули две красных капли воска, в розовом соске блестело серебряное кольцо.
«Просто ужас, - подумал Луис и содрогнулся, осознав, что блестящее манящее колечко и розовый сосок как раз на уровне его головы, у самого уха, - ужас!»
Глубина теней, мягкие мазки, прозрачность вуали и полнота форм… Эта грудь могла бы выйти из-под пера Франческо Хайеса или даже Фредерика Лейтона, если бы кто-нибудь из этих метров потерял всякий стыд.
Галерея довольно быстро наполнилась зрителями. Людская масса колыхалась в зале как темные океанские воды. И не удивительно. Последние несколько месяцев, не меньше, газетчики и телевизионщики со всех сторон обсуждали, оплёвывали и даже обсасывали персону Эмиля Кесада. Иногда они даже упоминали про его художественные таланты. Конечно, сегодня, в день открытия, на выставке приключился полный аншлаг.
Луис долго изучал лица пришедших, затем скользнул взглядом по полу и уставился в стену напротив. Там под лампами в одно черно белое пятно собрались мелкие картинки с изображением десятков стоп с разных сторон. И как признавался Эмиль, большой палец правой ноги особенно интересовал заказчика. Почему? Луис не уточнял.
На этом празднике Эмиль собрал работы, созданные за последние годы для своих самых обожаемых, самых преданных и самых богатых клиентов. Промахнув взглядом сорок два экспоната, Хименес по достоинству оценил сговорчивость и лояльность художника. Кесада не брезговал ничем. Заказчики любили мастера в основном потому, что Эмиль не задавал вопросов и был крайне внимателен к «предпочтениям» заказчика.
Для одной постоянной клиентки Эмиль создал двадцать три похоронных венка из стекловолокна: зелень, белые лилии, красные ленты, и еловые иголки переливались в свете холодных ламп. Они подсвечивали гладкие цветы снизу. Композиция висела на белой стене, и длинные тени, как тонкие пальцы, тянулись вверх к потолку, пока не рассыпались в хрустальных бликах люстры.
Хименес тщетно старался прочесть, что же написано на венках.
- Тфу ты, черт! – пробубнил он. Зрение подводило Луиса, а подходить ближе ему не хотелось. Нечто в похоронных цветах, пусть даже и бутафорских, волновало его.
Заказчица стеклянных цветов миссис N, имела привычку заказывать венки для друзей, коллег и родственников. Она хранила их в гостиной над камином, а некоторые даже в спальне. Кесада признался Хименесу по секрету, что над кроватью миссис N висят цветы для ее сестры, матери и брата. Все трое были живы и даже здоровы. В порыве фантазии миссис N попросила Эмиля составить букеты из живых цветов, но, чтобы они обязательно не сохли. К сожалению, Эмиль смог предложить только стекловолокно. Миссис N пришлось умерить аппетиты и смириться с естественным ходом вещей.
Поразмыслив, Луис решил все-таки подойти ближе.
«От любящей жены Элизабет», «От друзей с телестудии "7abc - Дэнвер"», «От Эдварда Брайса», «От мисс Евы Ланд»…. – читал Хименес бегло. Эмиль говорил, что миссис N делает крупные заказы, но Хименес даже не представлял, что венков так много. – «От мисс Евы Ланд» - прочел он еще раз и отвлекся, чтобы кивком поздороваться с Филипом Кохом – хозяином подрядной компании, занятой на строительстве Международного аэропорта, шумиха вокруг которого не смолкала уже несколько лет.