Тысячу лет назад остров Сейрин, окутанный туманами и омываемый ледяными волнами Северного моря, стал пристанищем для существ, чьи голоса сводили с ума даже самых стойких мужчин. Сирены. Никто не видел их лиц, но каждый житель острова знал: их песни — предвестник беды. Говорили, что рождены они были из слез утонувшей невесты морского бога, чей корабль разбился о скалы в ночь свадьбы. С тех пор раз в десять лет, когда луна становилась кроваво-красной, сирены обретали человеческий облик, чтобы найти того, кто добровольно отдаст сердце и жизнь морской пучине.
Мужчины Сейрина исчезали в туманные ночи, следуя за эхом мелодий, что лились сквозь вой ветра. Их тела не находили — лишь на песке порой виднелись следы, обрывающиеся у кромки прибоя. Со временем страх превратился в ярость. Рыбаки клялись охотиться на «морских ведьм», а старейшины шептались, что убить сирену можно лишь медным кинжалом, выкованным под полнолуние. Но поймать их считалось невозможным… пока не явился Эйнар.
Эйнар, грубый и молчаливый рыбак, потерял брата в ту самую ночь, когда над островом повисла алая луна. Десять лет он плел сеть из льняных нитей, пропитанных смолой священных сосен, и вплетал в узлы медные колокольчики — те самые, что звенели на шеях жертв сирен. Когда небо вновь заалело, он вышел в море, бросив якорь у Чёрной скалы, где, по преданиям, открывался портал в их мир.
Той ночью шторм бил так яростно, что даже бывалые моряки молились в хижинах. Но Эйнар ждал. И тогда сквозь рёв волн прорвался голос — чистый, как первый луч солнца после бури. Песня обволакивала разум, звала к себе, но рыбак заткнул уши воском и бросил сеть. Медь зазвенела, вода вспенилась, и в ловушке забилось нечто… неземное.
Во дворце правителя Сейрина, где стены помнили крики казнённых мятежников, Эйнар предстал с добычей. Сирена, покрытая перламутровой чешуей, с волосами цвета морской пены, билась в сетях, но ее голос, лишённый магии, звучал как плач ребенка. «Убейте её!» — требовал Эйнар, но старейший жрец острова приказал запереть существо в подземелье. «Её сила — в песне. Без моря она умрёт сама», — сказал он.
Через три дня от сирены остались лишь чешуйки, рассыпавшиеся в прах, да странный жемчуг, светящийся в темноте. Эти останки запечатали в хрустальный ларец и спрятали. Где именно, никто не знал. Кто-то говорил, что их выкрал сам Эйнар, а кто-то считал, что останки забрали другие сирены.
После этого случая, сирен никто не видел…
— Матушка, мне бы так хотелось на них взглянуть, хотя бы одним глазком.
— Ох, милый. Сирены – это всего лишь легенда, выдумка. Не придавай этому большого значения.
Мальчик, сидя на коленях у матери, вздохнул и прижался к ней крепче. За окном бушевала метель, завывая словно те самые сирены из страшных сказок.
— Но дедушка говорил…— начал он, но мать ласково прикрыла его рот рукой.
— Дедушка любил приукрасить, ты же знаешь. Спи, мой хороший. Никакие сирены тебе не страшны.
В ту ночь мальчику приснился сон: где он стоит на берегу, а перед ним — море, черное и бездонное. И из глубины, словно из другого мира, поднимается прекрасное существо. Ее глаза полны грусти, а волосы цвета ночи переливались в лунном свете. Она поет. Не песню, а скорее зов, полный тоски и одиночества. Мальчик протягивает к ней руку, и она касается его пальцев своими ледяными ладонями.
Проснувшись в холодном поту, мальчик долго не мог уснуть. Образ сирены преследовал его, словно отпечаток на сетчатке глаза. Он чувствовал ее боль, ее одиночество, и странное необъяснимое влечение. С этого дня легенда о сиренах перестала быть просто сказкой на ночь. Она стала частью его самого, тайной, которую необходимо разгадать.
Годы шли, мальчик рос, а вместе с ним росла и его одержимость сиренами. Он перечитал все книги в библиотеке, касающиеся морских легенд, расспрашивал стариков, помнивших рассказы своих дедов. И чем больше он узнавал, тем сильнее чувствовал, что в преданиях Сейрина скрыта истина, гораздо более сложная и трагичная, чем просто истории о злобных искусительницах. Он начал понимать, что сирены – не чудовища, а существа, загнанные в угол людской жестокостью и страхом.
Двадцать лет спустя.
Солнечный луч, пробившийся сквозь зубчатые стены замка, дрожал на лезвии клинка, словно живое существо, пытающееся ускользнуть от стали. Воздух тренировочного двора был густ от запаха раскаленного железа, сосновой смолы и соли, принесенной ветром с ближнего моря. Здесь, среди звонких ударов мечей и хриплых возгласов оруженосцев, я находил отголосок свободы — той, что давно потеряла королевская кровь в моих жилах.
— Ваше Высочество… Ваше Высочество… — голос Фредрика, словно сквозь вату времени, достиг моего сознания лишь на третьем повторе.
Я резко отпрыгнул назад, едва успев подставить гарду под удар, который мог бы раскроить мне плечо. Металл взвыл, высекая искры, а мой оруженосец, юный Тобиас, застыл в полушаге, его лицо, обезображенное шрамом от оспы, исказилось в немой панике.
— Простите, принц! — прохрипел он, опуская меч.
— Не извиняйся, — я вытер тыльной стороной ладони пот, жгучий, как уксус, на губах. — Лучше научись бить без предупреждения.
Фредрик, не меняя скорбного выражения, протянул шелковый платок с вышитым драконом — символом нашего дома. Его пальцы, обтянутые перчатками цвета воронова крыла, дрожали едва заметно.
— Что такое, Фредрик? — выдохнул я, стараясь скрыть раздражающие нотки в голосе.
— Его Величество Вильер дэ Пан пожелал видеть вас немедленно в своих покоях, — прошептал он, теребя перчатки с вышитыми гербами Сейрина.
Я вытер пот со лба и отбросил меч оруженосцу. Отец не любил, когда ему приходилось ждать, особенно если дело касалось государственных дел.
А в последнее время таких дел было невпроворот.
Королевство Сейрин, несмотря на свои скромные размеры, всегда было лакомым куском для соседей. Богатые рыбные угодья, залежи серебра и стратегически важное положение на перекрестке торговых путей – все это делало нас уязвимыми.
Войдя в покои я увидел отца, стоявшего у стола заваленного свитками, его тень, искаженная светом канделябров, плясала на гобеленах с изображением битвы при Лэрском проливе. На груди у него висел медальон матери — единственное, что он не снимал со дня ее смерти.
— Ты опоздал на семь минут, — произнес он, не глядя.
— Тренировка…
— Отговорки оставь для придворных сплетников.
Наконец он поднял глаза, и я увидел в них то, что пряталось за маской властителя — усталость. Глубокую, как морские впадины у скал Геллранда.
— Садись, Рафаэль.
Карта между нами дышала кровавыми метками: черные флаги Иррена у восточных островов. Их уже видно с наблюдательный башни на горном хребте Вэрхейма. Но самый яркий значок — серебряный якорь — стоял на юге, там, где синие воды Вэльса омывали наши пустынные берега.
— Ты отправишься в Вэльс через пару дней на корабле вместе с их послом, который прибудет сюда уже завтра, — отец ткнул перстнем в серебряную метку. — Встретишься с принцессой Лирой. Через полгода, в день твоей коронации, вы обручитесь.
Тишина взорвалась в ушах. Я сжал ручки кресла, ощущая резь позолоченных львов под пальцами.
— Это… шутка? — слова вырвались прежде, чем успел сдержаться.
— Шутить с судьбой королевства? — Он усмехнулся сухо. — Вэльс предлагает союз. Их флот втрое превосходит ирренский. Их алхимики создали порох, горящий даже под водой. А ты… — он провел рукой над картой, — ты получишь не только жену, но и ключ к выживанию Сейрина.
— А если я откажусь? — Голос дрогнул, предательски.
Отец медленно поднял медальон к губам — жест, который он совершал лишь в моменты крайнего напряжения.
— Тогда завтра же Вильгельм возглавит посольство. И станет наследником.
Удар оказался точнее любого клинка. Младший брат, чьи белокурые локоны и поэтические сонеты сводили с ума придворных дам, чьи пальцы никогда не знали мозолей от меча…
— Вы бы не посмели, — прошептал я, но отец уже отвернулся к окну, где багровый закат пожирал горизонт.
— Выбор за тобой, сын мой. Но помни: короли не выбирают. Их выбирает долг.
— Хорошо, отец,— произнес я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я отправлюсь в Вэльс. Но позвольте мне хотя бы самому выбрать свиту, которая будет меня сопровождать.
Отец задумался на мгновение, а затем кивнул.
— Это разумно. Выбери тех, кому доверяешь. Но помни, Рафаэль, ты представляешь не только себя, но и Королевство Сейрин. Твои действия должны быть взвешенными и обдуманными. Не допусти никаких ошибок, которые могут поставить под угрозу наш союз. В твоем распоряжении сутки. Ступай.
Я встал с кресла и, поклонившись отцу, вышел из покоев, чувствуя, как меня переполняет ярость. Неужели моя жизнь – лишь пешка в политической игре? Неужели мои чувства и желания ничего не значат? В голове крутились обрывки фраз, планы, мечты, которым теперь не суждено сбыться. Большая Охота, которую я ждал целый год, превратилась в фарс. Вместо нее – скучная поездка к незнакомой принцессе, с которой я должен связать свою судьбу.
Направляясь в казармы, я обдумывал, кого взять с собой в Вэльс. Нужны были не только верные воины, но и люди, умеющие держать язык за зубами. Мой друг Кристоф, капитан гвардии, был предан мне до последнего вздоха. Он не задавал лишних вопросов и всегда готов был прикрыть спину в бою. Ему я мог доверять, как самому себе. Вторым я выбрал старого Ганса, моего учителя фехтования. Он был не только отличным воином, но и мудрым советником, способным увидеть ситуацию с разных сторон. Его опыт мог пригодиться в незнакомой обстановке.
В казарме пахло дегтем и мужским потом. Кристоф, начищавший доспехи у бойницы, вскочил так резко, что медный нагрудник с грохотом рухнул на каменный пол.
— Клянусь, принц, я не трогал твое вино! — выпалил он, тараща голубые глаза, всегда лучившиеся смехом, даже в самые мрачные дни.
— Мне нужна свита в Вэльс, — выпалил я, срывая с вешалки плащ. — Ты и Ганс.
Его улыбка померкла. Капитан гвардии, чей дед погиб, защищая моего отца во время мятежа 35-го года, не задавал лишних вопросов. Но старый Ганс, выползая из-за бочки с яблочным сидром, хмыкнул:
Дева сделала пару шагов, сократив между нами расстояние, а после рухнула в воду, теряя сознание.
Инстинкт сработал быстрее разума. Я бросился в воду, не чувствуя ледяного холода, сковывающего тело. Подхватил ее на руки, ощущая странную легкость и гладкость ее кожи. Вынес на берег, уложил на песок, словно драгоценную ношу. Она была без сознания, но дышала ровно, и я, немного успокоившись, осмотрелся.
То щемяще знакомое скользнуло в памяти — словно я видел её во сне, который забыл к утру.
Я склонился над ней, рассматривая черты ее лица. Изящный нос, чувственные пухлые губы, высокие скулы — в них было что-то неземное, волшебное.
Осторожно прикоснувшись к её щеке, я ощутил, как по пальцам пробежали искры, будто между нами вспыхнула невидимая нить. Ее веки дрогнули, и она медленно открыла глаза. Взгляд ее был рассеянным и пустым, словно она не понимала, где находится. Но постепенно в изумрудных омутах зажглись искры сознания, и она сфокусировалась на мне. Её глаза, полные немого ужаса, метались между мной и горизонтом. Она попыталась отползти, но я удержал ее, чувствуя, как бьется ее сердце – быстро и испуганно.
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — проговорил я, смягчая голос, как учила мать, когда успокаивала испуганных жеребят.— Кто ты?
Дева молчала, лишь смотрела на меня своими изумрудными глазами, полными смятения. Я понимал, что она напугана и не знает, чего ожидать от незнакомца. Тогда я решил действовать осторожно, не давить на нее.
— Меня зовут Рафаэль, — представился я. — Я кронпринц Сейрина. Что ты здесь делаешь совсем одна? Тебе нужна помощь?
Она продолжала молчать, будто не понимая моих слов. Я попробовал говорить медленнее и четче, но она лишь смотрела на меня с недоумением. Тогда я понял, что она, возможно, не говорит на моем языке. Я попытался вспомнить несколько фраз на языке моряков, который изучал в детстве, но это не помогло. Она по-прежнему не понимала меня.
Отчаяние медленно подкрадывалось, но я не сдавался. Инстинктивно, я попытался установить контакт через прикосновение. Осторожно взял ее ладонь в свою, надеясь передать ей частичку своего спокойствия. Она вздрогнула и начала шипеть на меня, словно дикая кошка.
Я отдернул руку, пораженный ее реакцией. Неужели она и правда не понимает меня? Неужели между нами такая огромная пропасть, что даже простое прикосновение вызывает у нее страх и агрессию? В голове роились вопросы, на которые не было ответов. Но одно я знал точно: я не мог ее бросить. Не мог оставить ее одну на берегу, беспомощную и испуганную. Что-то в ней, в ее изумрудных глазах, в ее неземной красоте, заставляло меня чувствовать необъяснимую связь.
Приняв решение, я поднял ее на руки, несмотря на ее сопротивление. Она отчаянно пыталась вырваться, царапалась и кусалась, но я крепко держал ее, стараясь не причинить боли.
— Тихо, тихо, я просто хочу помочь тебе, — повторял я, надеясь, что хоть что-то из моих слов до нее дойдет. Я понес ее в замок, зная, что меня ждут последствия. Охрана, наверняка, заметила мое отсутствие, и мои действия будут расценены как безумие. Но в тот момент меня это не волновало. Я чувствовал ответственность за эту девушку, ответственность за ее жизнь и ее будущее.
Я понимал, что скрывать ее будет непросто, но был полон решимости сделать все возможное, чтобы защитить ее.
В покои я пронес ее незамеченным, воспользовавшись потайными ходами, известными лишь королевской семье. Уложив деву на свою постель, я оглядел ее с беспокойством. На коже проступили красные полосы от моего крепкого объятия, и меня кольнуло чувство вины. Я принес ей чистую воду и мягкое полотенце, чтобы обтереть ее тело от морской соли.
Ее обнаженное тело, лишенное земной стыдливости, казалось созданным из самой сути океана. Капли воды, словно бриллиантовая роса, стекали по изгибам талии, растворяясь в складках простыни.
Она настороженно наблюдала за каждым моим движением, словно дикий зверь, загнанный в клетку. Я намочил полотенце и аккуратно прикоснулся к ее лбу, стараясь быть максимально нежным. Она вздрогнула, но не оттолкнула меня. Медленно, осторожно, я начал обтирать ее лицо, шею, плечи. Она зажмурилась, словно ей было больно, но продолжала лежать неподвижно.
Закончив с омовением, я принес ей свою лучшую шелковую рубаху – единственное, что могло хоть немного согреть ее продрогшее тело. Она с подозрением посмотрела на ткань, но не отказалась. Я помог ей надеть рубаху, стараясь не касаться ее кожи. Она по-прежнему молчала, лишь ее изумрудные глаза выражали страх и недоверие. Я укрыл ее одеялом, оставил кувшин с водой и немного фруктов на столе, и тихо вышел из комнаты, оставив ее одну.
Нужно было осознать что я только сделал и что произошло. В моих покоях сейчас лежит сама сирена, моя детская мечта.
За дверью, прислонившись к стене, я дал волю чувствам. Сердце колотилось в груди, в голове царил хаос. Что это было? Наваждение? Безумный сон? Или я действительно спас сирену, существо из легенд и сказок, которые мне рассказывала матушка в детстве? Неужели мифы оказались правдой? Вопросы, вопросы, вопросы… Они терзали меня, не давая сосредоточиться.
Стены коридора, увешанные портретами предков, будто сжались вокруг. Их масляные глаза следили за мной, осуждающе, насмешливо.
— Безумец, — шептали скрипучие рамы.— Он обрёк нас всех.
Я сжал виски, пытаясь заглушить навязчивый голосок, вынырнувший из глубин памяти:
«Они поют для тех, кто на краю выбора...»
Выбора. Смешно. У принца нет выбора — только цепь обязательств, звенья которой ковались столетиями. Я толкнул дверь в гардеробную, где запах лаванды и старого дерева на мгновение перебил морскую соль, въевшуюся в кожу.
— Ваше Высочество? — Фредрик, вечный как лунный прилив, возник из тени с кипой свежевыглаженных рубах. Его брови поползли вверх, заметив мои мокрые штаны.
— Вам... потребуется помощь?
— Нет. — Я сорвал с вешалки чистую рубаху со штанами и принялся переодеваться.
Утро ворвалось в комнату кровавыми бликами через витражное окно. Я открыл глаза, ощущая тяжесть в мышцах от неудобной позы в кресле. Первое, что бросилось в глаза — пустая кровать. Простыни, скомканные, словно гребни волн, хранили вмятину от ее тела. Сердце упало в бездну.
— Нет... — вырвалось хрипло. Я метнулся к окну, вцепляясь в подоконник, словно мог разглядеть ее след в саду, но тихий всплеск воды заставил меня обернуться.
Дева стояла в медном тазу для умывания, погруженная по колени. Ее пальцы осторожно трогали поверхность, создавая круги, которые мерцали радужными разводами. Вода стекала с кончиков волос, оставляя на полу перламутровые капли.
— Ты... — я шагнул к ней, забыв о осторожности.
Она вздрогнула, но не убежала.
Дева просто смотрела, как я приближаюсь, и в изумрудных омутах плескалось нечто, похожее на любопытство. Я опустился на одно колено, не сводя с нее глаз, и протянул руку. Она не отшатнулась, но и не позволила мне коснуться себя. Пальцы ее были напряжены, как струны арфы, готовые сорваться в любой момент.
— Прости,— повторил я, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.— Я не хотел тебя обидеть. Я просто… рад, что ты в порядке.
Я замер, боясь спугнуть это хрупкое доверие. Ее молчание не тяготило, скорее, наполняло комнату какой-то первозданной тишиной.
Набравшись смелости, я коснулся кончиками пальцев ее щеки. Кожа ее была прохладной и влажной, словно покрытая росой. Она закрыла глаза, словно наслаждаясь прикосновением. Я провел большим пальцем по ее скуле, ощущая мягкость кожи. Ее ресницы дрогнули, и она открыла глаза, устремив на меня свой изумрудный взгляд. В них плескалась такая глубина, такая бездна, что я затерялся в них, забыв обо всем на свете.
Внезапно раздался глухой стук в мою спальню.
— Ваше Высочество? — голос Фредрика, приглушенный резной дверью, прозвучал как похоронный звон. — Посол Вэльса прибыл раньше срока. Его Величество требует вашего присутствия в тронном зале.
Сирена метнулась в угол, словно тень, сорвавшаяся с цепи. Вода из опрокинутого таза растеклась по полу, цепляясь за ковер с шипением. Я вскочил, тело вспотело от адреналина.
— Скажи, я буду через пять минут! — крикнул я, хватая с вешалки плащ и набрасывая его на девушку. Она вырвалась, обнажив плечо, где кожа мерцала чешуйчатым узором. Сердце упало — признаки превращения? Или след морского происхождения?
— Тихо, — прошептал я, прижимая палец к ее губам. Стоило только мне это сделать, как ее острые зубы вонзились в мою ладонь. Кровь теплой струйкой потекла по запястью. — Черт возьми!
Из коридора донеслись шаги — тяжелые, размеренные. Броня гвардейцев.
— Принц, позвольте войти, — это был Кристоф. В голосе сквозила тревога. — На южной башне заметили огни. Пиратские шхуны у рифа Геллранд.
Дева замерла, учуяв опасность. Ее зрачки сузились в вертикальные щели.
— Отправь отряд лучников,— скомандовал я, прижимая окровавленную руку к груди. — И приготовь моего коня.
— Но посол...
— Скажи отцу, я встречаю гостя у причала! — выкрикнул я, хватая сирену за талию. Она зашипела, когти впились в рукав, но сопротивление слабело — тело ее дрожало, как лунная дорожка на воде.
Я распахнул дверь гардеробной, втолкнул ее внутрь, захлопнул и задвинул тяжелый засов.
— Ни звука! Что бы ни случилось! — прошипел я сквозь зубы, прислушиваясь к голосам за дверью. Кристоф что-то говорил о протоколах и придворном этикете, но в голове гудело. Сирена в гардеробной, пираты на подходе, посол в тронном зале — идеальный шторм для падения королевства. Нужно было действовать быстро, хладнокровно. Я вытер кровь о штаны, натянул сапоги и выскочил в коридор.
— Кристоф, со мной! — бросил я через плечо и помчался по коридорам, лавируя между перепуганными слугами. Мы неслись по винтовым лестницам, мимо гобеленов с изображением морских сражений, мимо доспехов, в которых сражались мои предки. Каждый шаг отдавался гулким эхом, отсчитывая секунды, отделяющие меня от неизбежного хаоса. Выскочив во двор, я увидел, как к конюшне подгоняют моего гнедого жеребца. Запрыгнув в седло, я почувствовал знакомый прилив адреналина. Впереди битва, а значит, и шанс защитить не только королевство, но и свою тайну, свою сирену, спрятанную в стенах замка.
Пиратские шхуны, черные и обшарпанные, как вороньи крылья, рвали горизонт алчными силуэтами. Ветер донес до меня запах гнилой рыбы и пороха — они уже высаживались на рифах, цепляясь крючьями за скалы. Их смех, грубый и похабный, резал слух.
— Лучники! — рявкнул я, выхватывая меч. Стальные зубья гарды впились в ладонь, напоминая, что это не тренировочный клинок. — Жгите паруса!
Стрелы с горящими наконечниками взмыли в небо, оставляя за собой дымные шлейфы. Одна из шхун вспыхнула, как факел, осветив водную гладь багровым отсветом. Пираты завыли, прыгая за борт. Море вскипело белыми гребнями.
— Принц! Слева! — Кристоф рванул моего коня за поводья, когда топор с шипением пролетел в сантиметре от шеи.
Адреналин ударил в виски. Я врезался в толпу, рубя, колотя, чувствуя, как сталь режет мясо и кости. Каждый удар — выпущенная ярость. Каждый крик — отголосок ее изумрудных глаз, спрятанных в гардеробной.
Один из головорезов, с лицом, изуродованным оспой, рванул ко мне с кривой саблей. Его дыхание пахло тухлыми зубами.
— Душка королевская! — захохотал он, целясь в горло.
Мой клинок вонзился ему под ребра раньше, чем я осознал движение. Теплая кровь брызнула на перчатки.
— Для тебя, — прошипел я, выдергивая меч.
Тело рухнуло в воду, окрашивая волны в ржавый цвет.
Я продолжал сражаться, двигаясь как одержимый, ведомый яростью и страхом. Каждый пират, павший от моей руки, был платой за ее безопасность, за ее молчание, за тайну, которую я поклялся охранять любой ценой. Вокруг меня бушевала битва – лязг стали, крики раненых, рев пламени. Мои гвардейцы сражались отважно, и в скором времени мы победили.
Когда последний пират рухнул на окровавленный песок, воцарилась звенящая тишина. Лишь потрескивали догорающие обломки шхун и стонали раненые. Я спрыгнул с коня, чувствуя, как дрожат колени от усталости и напряжения. Кристоф подошел ко мне, его лицо было покрыто копотью и кровью.
Я шагал по коридору так быстро, что Фредрик едва поспевал за мной. Каменные стены сжимались, дыша на меня запахом ладана и лжи. А где-то за спиной, в запертой комнате, билось сердце, ставшее за ночь дороже короны.
Тронный зал встретил ледяным молчанием. Отец, восседавший на нефритовом троне, сжал подлокотники так, что побелели костяшки. Посол Вэльса, одетый в парчу цвета гниющей вишни, обернулся. Его лицо — восковая маска с щелочками глаз — дрогнуло в подобии улыбки.
— Ваше Высочество заставило себя ждать, — голос скрипел, как несмазанные ворота. — Или принцы Сейрина принимают гостей, обрызганные пиратской кровью?
Я посмотрел на свои рукава. Бурые пятна действительно походили на ржавчину.
— Мы ценим гостей, умеющих приходить вовремя, — парировал я, чувствуя, как отец впивается взглядом в затылок. — Ваши корабли, должно быть, обогнали даже ветер.
Посол вытянул шею, как болотная птица. — Его Величество король Вэльса желает ускорить подготовку к союзу. Принцесса Лира будет с нетерпением ждать вас у Алмазных водопадов через три дня.
Воздух вырвался из легких. Я машинально кивнул, сжимая эфес меча под плащом. Три дня. Столько времени нужно, чтобы волна от Сейрина достигла Вэльса.
— Прекрасно, — проговорил отец, вставая. Медальон матери блеснул, как слеза. — Мой сын сам ждёт не дождется этой встречи.
Ложь звенела громче дворцовых колоколов. Посол склонился в реверансе, но его взгляд задержался на моих сапогах. Там, среди брызг морской воды, серебрилась чешуйка размером с ноготь.
— До завтра, Ваше Высочество, — прошипел он, выходя. Шлейф из мускуса и угрозы повис в воздухе. Отец не стал ждать, пока захлопнется дверь за послом, а сразу перешел к допросу.
— Что за комедию ты разыгрываешь? Почему не явился сразу после подавления вторжения?
— Пираты на рифах — досадное недоразумение, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие. — Береговая охрана прозевала их высадку. Вопрос решен.
— Вопрос не решен, пока мой сын желает сорвать помолвку с принцессой Лирой! — Отец говорил тихо, но каждое слово резало, словно хлыст. — Ты понимаешь, что на кону? Союз с Вэльсом — это гарантия безопасности наших границ! Как наследник этого трона, ты должен был отдавать отчет своим действиям, Рафаэль.
Я молчал, глядя в серые глаза, полные разочарования. Он никогда не понимал меня, не видел во мне ничего, кроме наследника, пешки в политической игре. Он никогда не знал о моих чувствах, о моих страхах, о той бездне, что разверзлась у моих ног этой ночью. О том, что я уже не контролирую ситуацию и в любую секунду могу лишиться всего. Даже самого себя.
Отец замолчал, его пальцы сжали медальон так, что тонкая цепь впилась в кожу. Вдруг его взгляд упал на мою руку — на ладонь, где кровь запеклась коркой вокруг четкого полукруга зубов.
— Что это? — спросил он тише, и в тишине зала шелест парчи за спиной посла прозвучал как шепот гильотины.
Я прикрыл рану рукавом.
— Тренировочный инцидент. Тобиас перестарался.
Ложь повисла между нами густым дымом. Отец знал — оруженосец с оспинами никогда не смел даже взглянуть на меня косо. Но он лишь кивнул, поворачиваясь к карте, где серебряный якорь Вэльса пронзал сердце Сейрина.
— Готовься к отъезду. Уже завтра ты отплываешь к Алмазным водопадам. И Рафаэль... — он замер, профиль резко вырезанный светом витража, напоминал орла, готового к пикированию. — Если у тебя есть секреты — похорони их глубже морских глубин. Или они похоронят нас всех.
Я поклонился, чувствуя, как слова отца жгутом стягивают горло. Секреты. У меня их было больше, чем звезд на ночном небе. И главный из них дышал сейчас в стенах дворца, пах солью и кровью и обладал голосом, способным утихомирить шторм.
Я вышел из тронного зала, словно из могилы. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустых коридорах, каждый вздох обжигал легкие, словно ледяной ветер. Я шел, не видя ничего вокруг, ведомый лишь одной мыслью – она. Мне нужно было увидеть ее, убедиться, что она в порядке, что опаловая дымка не поглотила ее снова. Я должен был найти способ скрыть ее от мира, от отца, от посла Вэльса, от всех, кто мог увидеть в ней угрозу.
В спальне царил полумрак. Лохань с морской водой стояла посреди комнаты, словно алтарь, вокруг которого застыли тени. Она сидела в воде, прислонившись спиной к холодному металлу, ее изумрудные глаза смотрели в потолок. Она не шелохнулась, когда я вошел, не произнесла ни слова. Лишь молча наблюдала, словно незнакомка, изучающая чужой мир. Я опустился на колени рядом с лоханью, касаясь кончиками пальцев ее бледной щеки. Кожа была прохладной, словно мрамор, но под ней чувствовалось слабое биение пульса.
— Что ты помнишь? — прошептал я, боясь нарушить тишину. — Что ты помнишь о той ночи? О пиратах? О гардеробной? Ее взгляд скользнул по моим рукам, задерживаясь на секунду на оставленной ею ране. В глазах мелькнуло что-то похожее на понимание, но тут же исчезло, словно растворилось в морской пучине. После этого Дева медленно подняла руку и коснулась моего лица. Ее пальцы были холодными и влажными, но прикосновение было нежным, осторожным. Я закрыл глаза, позволяя ей изучать меня, запоминать, узнавать. И в этот момент я понял, что готов рискнуть всем ради нее. Короной. Союзом с Вэльсом. Даже жизнью.
Я взял ее руку в свою, переплетая наши пальцы. Ее ладонь была меньше моей, и я чувствовал хрупкость ее костей. Я боялся сломать ее, боялся причинить ей боль. Боялся, что она исчезнет, как мираж, оставив меня одного в этом каменном склепе.
— Я защищу тебя, — пообещал я, глядя в ее бездонные глаза. — Чего бы мне это ни стоило.
Она ничего не ответила, лишь чуть сильнее сжала мою руку. Этого было достаточно.
Поднявшись на ноги, я почувствовал всю тяжесть ответственности, давящую на мои плечи.
Времени оставалось мало. Нужно было придумать план, как скрыть ее от посторонних глаз. А так же найти способ доказать, что сирена не угроза, а дар, сокровище, которое я не отдам никому.
Я стоял в коридоре, ощущая тяжесть принятых решений, словно каменные плиты под ногами давили на меня все сильнее. В голове крутились мысли о том, что ждет меня в Вэльсе, о принцессе Лире, о союзе, который я должен заключить ради королевства. Но больше всего меня беспокоила она — сирена, спрятанная в подземелье. Ее изумрудные глаза, полные доверия и страха, не отпускали меня. Я знал, что не могу оставить ее одну надолго, но у меня не было выбора. Королевство требовало моего присутствия, и я должен был исполнить свой долг.
С рассветом я отправился в путь. Корабль, готовый к отплытию, ждал у причала. Его мачты, устремленные в небо, казались стрелами, готовыми пронзить горизонт. Я стоял на палубе, глядя на удаляющийся берег Сейрина. Ветер трепал волосы, принося с собой запах моря и свободы, которой я уже не мог обладать. Вэльс манил своими Алмазными водопадами и принцессой, которую я должен был встретить. Но сердце мое оставалось в подземелье, рядом с ней.
Путешествие заняло три дня. За это время я старался отвлечься от мыслей о сирене, сосредоточившись на предстоящей встрече. Однако ее образ не покидал меня. Каждую ночь я просыпался в холодном поту, представляя, как она сидит в подземелье, одна, в темноте, ожидая моего возвращения. Я знал, что Фредрик позаботится о ней, но это не успокаивало меня.
Когда корабль коснулся берегов Вэльса, меня встретила пышная процессия, словно сошедшая со страниц старинных сказок. Принцесса Лира, облаченная в платье из серебряной парчи, стояла на пристани в окружении свиты. Ее волосы, цвета спелой пшеницы, были заплетены в сложную косу, а глаза, холодные и расчетливые, изучали меня с нескрываемым любопытством. Она была прекрасна, но ее красота обжигала, как первый мороз, лишенная той теплоты и загадочности, что струилась от сирены.
— Добро пожаловать в Вэльс, кронпринц Рафаэль, — произнесла она, слегка склонив голову. Ее голос был чист и мелодичен, как звон хрустального колокольчика, но в нем не было той глубины, что завораживала в голосе моей Девы.
— Благодарю, принцесса, — ответил я, стараясь скрыть свое напряжение. — Я рад быть здесь.
Алмазные водопады оказались не метафорой. Сотни струй, падающих с черной скалы, сверкали в лучах заката, будто небеса проливали дождь из расплавленного хрусталя. Но даже их холодная красота не могла затмить ледяное величие принцессы. Лира шла по мраморной террасе, ее серебристое платье шелестело, как змеиная кожа.
— Вэльс славится алхимией, — ее голос звенел, словно клинки в ножнах. — Наши мастера могут превратить слезу в алмаз, а предательство — в пепел.
Я мгновенно понял скрытый смысл ее слов. По спине пробежала волна леденящего ужаса. Это было прямым предупреждением, прозрачным намеком на то, что Вэльс готов обратить свое могущество против нас, если брак не состоится.
Вечер прошел в череде утомительных бесед и демонстрации богатств Вэльса. Я старался быть внимательным, запоминая детали, которые могли бы пригодиться в будущем, но мысли мои то и дело возвращались к сирене.
Как она там? Хорошо ли питается? Хватит ли морской воды для предотвращения ее перевоплощения?
Ночью я не сомкнул глаз. Слова Лиры эхом отдавались в голове, сплетаясь с образом сирены, заточенной в подземелье. Я чувствовал себя меж двух огней, разрываемый между долгом и сердцем. С одной стороны — королевство, нуждающееся в союзе с Вэльсом, с другой — существо, чья судьба оказалась в моих руках.
На следующий день Лира повела меня на прогулку по садам Вэльса. Розы небывалых оттенков благоухали, опьяняя своими ароматами. Павлины с распущенными хвостами гордо вышагивали по тропинкам. Все здесь было пропитано роскошью и властью. Но за этой красотой я видел лишь расчет и холод. Лира продолжала говорить о преимуществах союза, о том, как он укрепит наши королевства и защитит от врагов. Но я чувствовал, что она скрывает что-то важное, нечто большее, чем просто политический интерес.
— Как поживает Его Высочество принц Вильгельм? Правда ли то, что о нем говорят, будто он – последний повеса Сейрина?
Вопрос Лиры застал меня врасплох. Вильгельм, мой младший брат, действительно был известен своими любовными похождениями. Его репутация бежала впереди него, и я не сомневался, что грязные слухи о его похождениях дошли и до Вэльса.
— Вильгельм в порядке, — ответил я уклончиво. — Он занимается делами королевства.
Лира усмехнулась, и в ее глазах мелькнул огонек.
— Я слышала, что его больше интересуют дела сердечные, чем государственные. Надеюсь, это не помешает ему заключить выгодный брак.
Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Намек был более чем прозрачным. Лира давала понять, что Вэльс заинтересован не только в союзе со мной, но и в браке с Вильгельмом. И, судя по ее тону, у них уже есть кандидатура на роль невесты.
Я постарался сохранить невозмутимый вид, хотя внутри все кипело от злости. Лира играла в свою игру, и я был лишь пешкой в ее руках. Но я не собирался сдаваться без боя. Мне было жизненно необходимо выяснить, чего она на самом деле хочет, и использовать это в своих интересах.
— У Вильгельма много достоинств, принцесса, – ответил я, стараясь говорить ровным тоном.— И я уверен, он найдет себе достойную партию. Но сейчас мы здесь, чтобы обсудить наш союз, не так ли?
Лира окинула меня оценивающим взглядом, словно хищник, изучающий свою жертву. Затем она медленно улыбнулась, и я почувствовал, как по спине пробегает холодок.
— Вы правы, кронпринц. Наш союз – это то, что сейчас имеет первостепенное значение. И я уверена, что мы сможем прийти к взаимовыгодному соглашению. Но не стоит забывать о других возможностях. Вэльс всегда открыт для новых союзов.
После этого разговора я почувствовал себя еще более неуютно. Лира оказалась более проницательной и опасной, чем я предполагал. Она плела интриги, словно кружева, и я боялся, что запутаюсь в них, как муха в паутине. Но я не мог отступить. Слишком многое стояло на кону.
Вечером того же дня, после очередного утомительного приема, я попросил аудиенции у короля Вэльса. Он принял меня в своем кабинете, обставленном сдержанно и со вкусом. Старый монарх сидел в кресле, обитом темно-зеленым бархатом, и внимательно смотрел на меня своими проницательными глазами.
Ночью, под покровом темноты, я проскользнул на корабль, не желая более задерживаться в этом змеином гнезде. Ветер попутный, паруса полны, Сэйрин, жди меня. Мысль о заточенной сирене жгла сердце. Я винил себя за то, что оставил её, за то, что поверил в необходимость этого визита. Лира, с её холодным расчётом, видела меня насквозь, читала мои сомнения, словно открытую книгу.
На обратном пути я обдумывал каждый её жест, каждое слово. Союзу с Вэльсом не бывать. Слишком высока цена, слишком много лжи скрыто за алмазным блеском. Лучше война, чем предательство себя и тех, кто мне дорог.
Когда корабль причалил, деревянные мостки скрипели под тяжестью шагов. Вильгельм стоял на берегу, прислонившись к бочке с ромом, его белокурые локоны развевались на ветру, словно вытканные из солнечных лучей. В руках он вертел кинжал с рубином в гарде — подарок какой-то влюбленной графини. Увидев меня, он бросил оружие в ножны и распахнул объятия с театральным вздохом:
— Брат! Ты пропах морем и предательством. Принцесса Вэльса уже успела отравить твое вино ядом разочарования?
Его смех, звонкий и беззаботный, резанул по нервам. Я схватил его за плечо, вдавливая пальцы в бархат камзола:
— Что ты здесь делаешь, Виль? Отец поручил тебе отправляться на Большую Охоту, а не шпионить за мной.
Он отшатнулся, притворно потирая ушибленное место, но в синих глазах — тех самых, что сводили с ума пол-королевства — мелькнул стальной блеск:
— Шпионить? Я всего лишь хотел первым поздравить будущего короля. Хотя... — он наклонился, подбирая с песка ракушку с перламутровым изгибом, — корона тебе не к лицу, Раф. Она как та цепь на шее у твоего пса — блестит, да душит.
Я оттолкнул его и зашагал прочь, в сторону замка. Вильгельм шел следом, напевая какую-то непристойную песенку про моряков и русалок.
— А что, если я скажу, что знаю твой секрет? — внезапно бросил он, и сердце мое замерло. Но Виль лишь подмигнул, дорисовывая камнем на песке неприличный символ.
— Расслабься. Ты же не стал бы прятать в подземелье целую королеву, верно?
Его слова были пустой бравадой, но холодок пробежал по спине.
«Он не знает. Точно не может знать.»
— Лучше займись своими любовницами, братец, — бросил я через плечо. — Одна из них, кажется, готова выброситься из окна своей спальни из-за отсутствия твоего внимания. Кстати об этом…— я сбавил шаг, чтобы взглянуть на лицо брата.— Принцесса Лира интересовалась тобой.
Вильгельм остановился, словно его пригвоздили к месту. Улыбка сползла с его лица, сменившись выражением настороженности.
— Лира? Интересовалась мной? В каком смысле? — спросил он, стараясь казаться равнодушным, но я видел, как он напрягся.
— В прямом. Она намекнула, что Вэльс не прочь породниться с Сейрином не только через меня. Предлагала твою кандидатуру в мужья, как вариант укрепления союза. Вильгельм присвистнул и потер подбородок.
— Что ж, у принцессы неплохой вкус. Я всегда говорил, что политика — это всего лишь игра в постели. Но что ты ей ответил? Неужели ты всерьез рассматривал эту абсурдную возможность?
Я остановился и посмотрел ему прямо в глаза.
— Я ответил, что у тебя много достоинств, и ты найдешь себе достойную партию. Но сейчас мы здесь, чтобы обсудить наш союз. Союзу с Вэльсом не бывать, Виль. Я слишком многое узнал там.
В тронном зале отец ждал меня, сидя в своем величественном кресле. Его взгляд был тяжел и полон ожидания. Рядом стоял Фредрик, мрачный и молчаливый, словно каменная статуя. Я доложил о результатах поездки, пересказав дословно наш диалог с Лирой. Констатировал, что союз с Вэльсом невозможен из-за непримиримых противоречий в политических интересах. Отец выслушал меня, не перебивая, и лишь в конце задал один вопрос:
— Ты уверен, что это единственная причина, Рафаэль?
Я опустил взгляд, зная, что отец видит меня насквозь. Ложь в тронном зале – это не просто грех, это государственная измена. Но сказать правду о сирене означало обречь ее на вечные муки, а Сэйрин – на позор.
– Да, отец, – ответил я твердо. – Это единственная причина. Вэльс преследует свои цели, противоречащие нашим интересам. Союз невозможен.
Отец молчал, словно взвешивая мои слова. Затем он кивнул, принимая мой ответ.
Когда тяжёлые двери тронного зала захлопнулись за моей спиной, в коридоре меня нагнал Фредрик. Его шаги, всегда бесшумные, на этот раз гулко отдавались под сводами, словно удары молота по наковальне совести.
— Ваше Высочество…— окликнул меня слуга.— Ваше поручение по поводу девушки…
Я остановился, чувствуя, как напряжение снова сковывает плечи. Фредрик, как всегда, был немногословен и точен. Он всегда выполнял любое поручение безукоризненно,точно и в срок , но его взгляд, серый и пронзительный, заставлял меня чувствовать себя как под микроскопом.
— Что с ней? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие в голосе.
— В полном порядке, просто она… Она необычная.
— Необычная? — переспросил я, нахмурившись. Необычность в данном случае могла означать лишь одно — повышенное внимание. А это было последнее, чего я хотел.
— Она не ест обычную пищу, — пояснил Фредрик, не меняя выражения лица. — Только рыбу, водоросли и… кое-что еще. Приходится заказывать доставку из отдаленных портов. И еще… она поет. Ее пение странное, похоже на шепот моря, но вызывает беспокойство у слуг.
Я вздохнул. Сирена, запертая в подземелье, питающаяся редкими деликатесами и поющая песни, пугающие прислугу… Ситуация становилась все более абсурдной и опасной. Если слухи расползутся, меня обвинят в колдовстве или, что еще хуже, в государственной измене. Отец не потерпит такого.
— Я тебя понял. Разберусь с этим в ближайшее время.
Вечером, когда замок погрузился в тишину, я проскользнул в подземелье.
Чем ближе я был к ней, тем сильнее сердце колотилось в груди, как будто пыталось вырваться наружу.
Воздух здесь был сырым и холодным, а свет факелов отбрасывал на стены дрожащие тени.
Фредрик оказался прав — риск был чудовищным. Но что оставалось делать? Оставить ее гнить в подземелье? Или отпустить в море, где пираты и королевские шпионы рыскали как голодные акулы?
Слуга склонился в поклоне, скрывая дрожь в веках. Его тень на полу изогнулась, как гарпун, готовый к броску.
— Придворные платья шьют три недели, Ваше Высочество. Но для вашей... гостьи — я найду способ ускорить процесс.— после этого Фредрик вышел из комнаты, а я начал представлять себе, как будет проходить обучении.
«Что ж, пришло время воплощать наш план в реальность.»
Сирена встретила меня в затхлом подземелье брызгами соленой воды. Перевернутая лохань валялась в углу, а рядом, словно выброшенная на берег жемчужина, билась о камни серебристая рыбина. Сирена сидела на корточках, вцепившись в горло трепещущего карпа. Ее ногти, острые, как кинжалы, вонзились в его жабры с хищной точностью.
— Боюсь, вилкой тут не обойтись, — пробормотал я, подбирая с пола извивающуюся рыбу.
В ее глазах сверкнула дикая искра. Пальцы разжались, освобождая добычу. Карп шлепнулся обратно в лужу, его хвост дернулся в предсмертной судороге.
Я подошел ближе, стараясь говорить ровно и спокойно:
— Я не собираюсь держать тебя здесь вечно. Я хочу помочь тебе.
Она окинула меня долгим, пронзительным взглядом, полным неприкрытого скепсиса. Я присел на корточки, стремясь оказаться с ней на одном уровне, не выглядеть угрожающе.
— Скоро тебе принесут платье. И мы сможем выбраться отсюда.
Она нахмурилась, словно пытаясь разгадать сложную загадку. Я указал на себя, потом на дверь, затем попытался изобразить некое подобие танца, намекая на свободу. Безуспешно. Сирена продолжала смотреть на меня с волчьим недоверием. Пришлось прибегнуть к более прямому способу убеждения. Я достал из кармана небольшой перламутровый гребень, который заранее припас для этого случая. В тусклом свете факела он переливался всеми цветами морской радуги. Я протянул его ей.
Сирена замерла, не сводя завороженного взгляда с диковинной вещицы. Медленно, словно боясь спугнуть момент, она протянула руку и взяла гребень. Ее пальцы осторожно коснулись перламутровой поверхности, словно опасаясь обжечься. В ее глазах мелькнул слабый отблеск интереса, ненадолго затмивший ярость и недоверие. Это был маленький, едва заметный, но такой важный шаг вперед. Я отступил назад, давая ей время освоиться с новой, незнакомой игрушкой.
Тишина, воцарившаяся в подземелье, казалась почти осязаемой, нарушаемая лишь плеском воды и тяжелым, сбившимся дыханием сирены. Она вертела гребень в руках, рассматривая его со всех сторон, словно это был артефакт, извлеченный из руин давно забытой цивилизации. Наконец, внезапно, она поднесла его к лицу и начала грызть.
Звук хрустящего перламутра резанул слух. Я невольно поморщился, но сдержался от комментариев. Главное - она перестала смотреть на меня как на врага. Хотя, возможно, теперь она смотрела на меня как на источник интересных, но съедобных предметов?
Когда гребень был уничтожен, она подняла на меня взгляд. В глазах читалось не столько удовлетворение, сколько детское любопытство. Она словно спрашивала: «А что еще у тебя есть?»
Я вздохнул про себя. Этот план, казавшийся таким гениальным в покоях, трещал по швам.
Предлагать сирене сделку, основанную на понимании человеческих ценностей, было, мягко говоря, наивно.
Нужно было мыслить как… как существо из иного мира. Что было действительно важно для нее? Еда, это очевидно. И, как выяснилось, странные, блестящие штуковины.
Я пошарился по карманам и вытащил горсть морских раковин, собранных перед приходом у причала. Их перламутровые изгибы замерцали в свете факелов, словно капли лунного света. Сирена замерла, ее ноздри дрогнули, улавливая запах соли. Одним движением Дева оказалась рядом и схватила добычу с жадностью чайки.
Раковины исчезли в ее руках мгновенно, раздался приглушенный хруст, и вот уже осколки перламутра осыпались на грязный пол подземелья. Она облизнулась, и в ее взгляде промелькнула тень разочарования. Слишком быстро. Слишком мало.
Я отступил еще на шаг, размышляя. Очевидно, блестящие вещи - это только затравка, не основа. Нужно что-то более существенное. Что-то, что займет ее ум и тело. Что-то, что отвлечет от желания сбежать или, что еще хуже, напасть.
— Ваше Высочество. — Фредрик возник за спиной бесшумно, как призрак. В руках он держал сверток из грубой ткани. — Я принес платье.
Я кивнул, не оборачиваясь.
Ткань шуршала, словно морская пена, цвет был нежно-голубым, напоминающим цвет воды в лагуне на рассвете. Фредрик лично проследил, чтобы платье было сшито из легкой ткани, не стесняющей движений.
— Его сделали специально для тебя, — прошептал я, разворачивая ткань.
Момент одевания платья на сирену был напряженным и деликатным, как тонкая нить, натянутая между доверием и страхом. Сирена, существо из другого мира, смотрела на платье с подозрением, словно это была ловушка, а не одежда. Ее пальцы, привыкшие к воде и охоте, сжимали ткань с такой силой, что шелк рвался, как паутина.
— Нельзя рвать! — воскликнул я, хватая ее за запястье. Сирена зашипела, выгибаясь, словно угорь, пойманный на крючок. Ее когти рассекли воздух в сантиметре от моего горла.
Фредрик побледнел, выронив остатки платья на каменный пол. Я отпустил запястье сирены, поднимая руки в знак капитуляции.
— Я не хотел тебя обидеть. Просто… эта вещь поможет тебе выйти отсюда.
Я указал на платье, стараясь говорить мягко, без напора. Сирена, тяжело дыша, следила за каждым моим движением. В ее глазах бушевала ярость, смешанная с испугом. Она явно не понимала, что мы от нее хотим, и это непонимание делало ее еще более опасной. Медленно, стараясь не спровоцировать ее, я поднял с пола остатки платья. Поднес их к себе, демонстрируя, что не собираюсь нападать. Затем, стараясь показать пример, начал натягивать ткань на себя. Получилось неуклюже и смешно, платье застряло на плечах, но я продолжал, пока не надел его почти полностью. Сирена наблюдала за мной с изумлением, постепенно успокаиваясь. В ее взгляде промелькнуло что-то похожее на любопытство. Я улыбнулся, стараясь показать, что это безопасно.
Сирена стояла передо мной, одетая в голубое платье, которое, несмотря на все трудности, теперь облегало ее фигуру, подчеркивая изящество и грацию. Ее волосы, темные и спутанные, ниспадали на плечи, а изумрудные глаза смотрели на меня с осторожным любопытством. Она была прекрасна, как морская пена на рассвете, но в ее взгляде все еще читалась настороженность. Она не доверяла мне до конца, и я не мог ее винить. Я нарушил ее мир, вторгся в ее жизнь, и теперь пытался вписать ее в свой, совершенно чуждый ей мир.
— Ты выглядишь... потрясающе, — прошептал я, стараясь не спугнуть хрупкое равновесие, которое мы только что установили.
Она не ответила, лишь слегка наклонила голову, словно пытаясь понять смысл моих слов. Ее пальцы осторожно касались ткани платья, как будто она боялась, что оно исчезнет, если она слишком сильно на него надавит. Я улыбнулся, стараясь передать ей уверенность, которой сам не чувствовал.
— Теперь мы можем выйти отсюда, — сказал я, жестом указывая на дверь. — Но помни, ты должна вести себя как... как обычная девушка. Никакого шипения, никаких резких движений. Просто следуй за мной.
Сирена внимательно смотрела на меня, пытаясь понять смысл сказанных слов.
Я глубоко вдохнул, стараясь унять нервную дрожь в руках. Предстояло самое сложное – вывести ее незамеченной из замка и адаптировать к людскому миру. Впереди нас ждал тернистый путь, полный опасностей и недоразумений, но я был полон решимости довести дело до конца.
Мы осторожно вышли из подземелья.
Полумрак подземелья сменился тусклым светом коридоров замка. Сирена шла следом, ступая бесшумно, словно тень. Она то и дело оглядывалась, словно ожидая подвоха, и я старался двигаться не спеша, давая ей время освоиться. Каждый шорох, каждое дуновение ветра, казалось, заставляли ее вздрагивать.
Вскоре мы достигли бокового выхода, ведущего в сад. Фредрик остался позади, чтобы замести следы и обеспечить нам отход. Сад встретил нас буйством красок и ароматов. Цветущие розы, жасмин, лаванда – все это было ново и, казалось, пугало сирену. Она остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену, вдыхая воздух с опаской.
Пришлось взять ее за руку и осторожно потянуть за собой. Она шла неохотно, с опаской ступая босыми ногами по гравию дорожки. Ее глаза с интересом и настороженностью скользили по окружающему пейзажу. Птицы, бабочки, даже белки – все привлекало ее внимание. Она словно пыталась понять правила этого нового для нее мира.
— О, братец… Не ожидал тебя встретить здесь средь бела дня.— Вильгельм вынырнул из-за розового куста, словно русалка из пены, его усмешка острее сабли. В руках он сжимал букет орхидей, вырванных с корнем.
Мой кулак сам собой сжался на рукояти кинжала, зашитого в складках плаща. Сирена замерла за моей спиной — чувствовал, как ее дыхание стало частым, горячим у самого уха.
— Кто это у нас? — Виль сделал шаг ближе, растягивая слова, как жвачку. — Неужто та самая графиня из Южных провинций, о чьих подвигах трубят менестрели?
Он кружил вокруг нас, как чайка над палубой с уловом. Сирена прижалась ко мне, ногти впились в запястье через ткань. Капли крови теплой змейкой поползли по ладони.
— Уходи, Виль. Это не твоя забава.
— О, но я обожаю новые игрушки! — он резко наклонился, пытаясь заглянуть в лицо девушке. — Глаза... Интересный оттенок, не часто такой можно встретить. Я бы запомнил.
Сирена зашипела.
Вильгельм замер, его веки дрогнули, уловив что-то нечеловеческое в звуке. Ветер донес запах моря — ее кожа выделяла едва уловимую соль. Я толкнул брата плечом, заслоняя Деву собой.
— У тебя плохое зрение, брат. Это моя гостья, и я не намерен делиться.
Я знал, что Вильгельм не отступит так просто. Он был как пиявка, присосавшаяся к жертве, пока не выпьет всю кровь. Его глаза, полные хищного любопытства, буравили меня насквозь, пытаясь понять, что я скрываю. Сирена за моей спиной напряглась, готовая к нападению. Я чувствовал ее нерешительность, ее страх, и понимал, что одно неверное движение может спугнуть ее.
— Что ж, раз так, не буду мешать вашей прогулке.
Вильгельм бросил букет орхидей к нашим ногам и, развернувшись, исчез за кустами роз. Я проводил его взглядом, пока он не скрылся из виду, а затем повернулся к Сирене. Она дрожала, как осиновый лист, ее глаза были полны ужаса. Я взял ее за руку, стараясь передать ей хоть немного спокойствия.
— Все хорошо, он ушел. Нам нужно идти.
Мы ускорили шаг, направляясь к моим покоям. Я чувствовал на себе взгляд Вильгельма, даже когда он скрылся из виду. Он обязательно попытается выяснить, кто такая Сирена, и тогда все наши планы пойдут прахом.
Мы почти бежали по коридорам, её босые ступни шлепали по холодному камню. Я чувствовал, как её пальцы судорожно сжимают мою руку — не привязанность, а инстинкт загнанного зверя, цепляющегося за единственную нить к спасению. За поворотом послышались голоса придворных дам, звонкий смех, словно рассыпавшиеся бусины. Сирена втянула голову в плечи, замерла, будто морская звезда при опасности.
— Дыши глубже, — прошептал я, прижимая её к стене за тяжёлым гобеленом с вышитыми китами. — Вдох,— я втянул всей грудью воздух, показывая Деве, что нужно делать, а потом медленно выдохнул.— Выдох.— прошептал я, но голос предательски сорвался.
Она подняла глаза. В ее взгляде метались страх и что-то еще — то, от чего сжимается горло, а пальцы сами тянутся к запретному. Губы, розовые, как рассвет над морем, приоткрылись, ловя воздух. Меня пронзила мысль о поцелуе — острее клинка, горячее огня. Взгляд скользнул вниз, к пряди волос, упавшей ей на грудь. Они колыхались в такт дыханию, словно напоминая: даже в этой человеческой оболочке она — стихия.
Голоса придворных приблизились. Чья-то шпилька звякнула о камень у наших ног. Она вздрогнула, и ее лоб коснулся моих губ. Я замер, позволив прикосновению длиться три удара сердца — ровно столько, чтобы она успела напрячься, выдохнуть и снова вдохнуть, уже не отрываясь от меня. Ее пальцы отпустили запястье, поползли вверх по рукаву, цепляясь за ткань, как за спасительную веревку.
Столовая встретила нас холодным блеском серебра и тяжелым ароматом жареной дичи. Вильер дэ Пан сидел во главе стола, его профиль, вырезанный из гранита, освещался дрожащим пламенем канделябра. На стене за ним висел портрет матери — глаза аквамариновой глубины следили за сыновьями сквозь дымку времени.
— Садитесь, — бросил отец, не поднимая взгляда от пергамента с печатью Вэльса. Чернильная клякса у края документа расплылась, словно крохотное черное солнце, поглощающее надежды.
Я занял место справа, чувствуя, как влажный шелк обивки прилипает к ладоням. Вильгельм устроился напротив, запустив ноги на соседний стул — жест вызывающей небрежности.
— Посол Вэльса требует окончательного ответа к завтрашнему рассвету, — отец ударил костяшками по столу, заставив вздрогнуть хрустальные бокалы. — Твоя внезапная отставка из их порта взбесила Лиру. Они угрожают разорвать торговый нейтралитет.
Тишина повисла в воздухе, нарушаемая лишь потрескиванием свечей и тихим шуршанием пергамента в руках отца.
— Вэльс хочет не союза, а вассала, — выдохнул я, сжимая резные львиные головы на подлокотниках. — Их алхимики уже трижды пытались отравить наши колодцы. Зачем нам...
— Потому что завтра Ирренские корабли войдут в Лэрский пролив! — Отец вскочил, опрокинув кубок. Рубиновое вино растеклось по скатерти, как кровь из раны. — Без флота Вэльса мы — перезрелый плод, готовый упасть к их ногам.
Вильгельм присвистнул, подбирая виноградную гроздь с серебряного подноса:
— А я слышал, принцесса Лира обожает... спелые фрукты. Может, мне предложить ей личный дегустационный вечер?
Отец бросил на Вильгельма испепеляющий взгляд, но промолчал. Он снова опустился в кресло, его лицо исказилось гримасой усталости. Годы правления давили на него тяжким бременем, превращая гордого льва в изможденного зверя. Он молчал, его пальцы сжали край стола до побеления костяшек. Тень от канделябра дрожала на стене, превращая его профиль в маску древнего божества, высеченного из мрамора гнева. Вильгельм лениво перекатывал виноградину между пальцами, но в синеве его глаз таился стальной блеск охотника, учуявшего слабину.
— Ты дал слово, Рафаэль. — Голос отца прозвучал тише шелеста пергамента, но каждое слово впивалось в кожу, как морозный ветер. — Или короны Сейрина недостаточно, чтобы утолить твоё мальчишеское упрямство?
Я ощутил, как чешуйчатый след на ладони пульсирует в такт сердцебиению. Образ сирены всплыл перед глазами — её изумрудный взгляд, в котором смешались доверие и страх существа, впервые увидевшего клетку. Глоток воздуха обжёг горло.
— Я не отказываюсь от долга, — начал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул на последнем слове. — Но слепое подчинение Вэльсу...
— Слепое? — Отец ударил кулаком по столу. Серебряные ножи подпрыгнули, звонко ударившись о фаянсовые тарелки. — Ты ослеплён собственной глупостью! Ирренские шпионы уже в порту!
— Их шпионы боятся прибоя, — неожиданно встрял Вильгельм, подбрасывая виноградину в воздух. — Слышал, как они визжали прошлой ночью, когда волна разбила их лодку о прибрежные скалы. Мы с гвардейцами до утра их вылавливали по всему побережью. Может, стоит попросить морских богов о помощи вместо этих зануд из Вэльса?
Отец повернулся к нему медленно, словно ржавые шестерни в механизме его терпения наконец сломались.
— Ты когда-нибудь скажешь что-то полезное, Вильгельм, или так и будешь дворцовым шутом?
Вильгельм поймал виноградину ртом, не сводя глаз с отца. Уголки его губ дрогнули в едва заметной усмешке. — Полезное? Я всего лишь предлагаю альтернативный взгляд, отец. Вэльс предлагает нам клетку, Иррен – войну. А что, если есть третий путь? Может, стоит прислушаться к шепоту волн, а не к бряцанию доспехов?
Отец отвернулся, махнув рукой, словно отгоняя назойливую муху.
— Довольно! Рафаэль, я жду твоего решения. Завтра на рассвете я должен отправить ответ в Вэльс. Не разочаруй меня.
Я почувствовал, как плечи опускаются под грузом невысказанного. Комната словно сузилась, давя на меня со всех сторон. Отец смотрел сквозь меня, словно я был прозрачным призраком, не способным повлиять на ход событий. Вильгельм, напротив, прожигал взглядом, полным скрытой насмешки и, как мне показалось, даже… сочувствия? Невозможно. Вильгельм никогда не сочувствовал никому, кроме самого себя.
Тяжелая тишина повисла над столовой, прерываемая лишь мерным тиканьем часов в углу. Время утекало сквозь пальцы, как песок, приближая неизбежный рассвет и необходимость принять решение, которое изменит судьбу Сейрина. Я поднялся, не проронив ни слова, и направился к двери. Нужно было увидеть Сирену, убедиться, что с ней все в порядке. Ее присутствие, ее невинный взгляд могли дать мне силы, которых так не хватало в этом мире интриг и политических игр.
В коридоре меня уже ждал Фредрик. В его глазах читалось беспокойство.
— Ваше Высочество, она в безопасности. Я перевел ее в мои покои, подальше от посторонних глаз. Она… напугана. Я кивнул, благодаря его за преданность. Фредрик был больше, чем просто слугой, он был другом, которому я мог доверять свою жизнь.
— Спасибо, Фредрик. Я сам с ней поговорю.
Его покои находились в противоположном крыле замка, вдали от парадных залов и шумных коридоров. Там всегда царил полумрак и пахло старыми книгами и сухими травами. Сирена сидела на широком подоконнике, обхватив колени руками и глядя в окно. Она вздрогнула, когда я вошел, но не отвернулась.
— Как ты? — спросил я, опускаясь рядом на корточки.
Но что могла ответить мне Дева, молчавшая все это время? Ничего. И сейчас, я от нее не добился и звука.
Ее большие, влажные глаза смотрели с невыразимой тоской. Я прикоснулся к ее руке, чувствуя, как дрожит ее тело. Ее кожа была холодной, как лед, но под ней билась жизнь, такая хрупкая и уязвимая. Я знал, что она чувствует страх, что она понимает, насколько велика опасность, нависшая над ней и над всем Сейрином. Но она молчала, храня в себе тайны глубин, тайны, которые могли спасти или погубить нас всех.
Корабль «Серебряная Волна» резал ночные волны, словно клинок, заточенный лунным светом. Я стоял на самом краю, вцепившись побелевшими пальцами в пропитанное солью дерево фальшборта. Вэльс маячил на горизонте чёрным силуэтом, утыканным огнями сторожевых башен. За спиной — предательское тепло Сейрина, где в каменных стенах билось сердце, ставшее его слабостью и силой.
— Ваше Высочество, ветер меняется, — доложил капитан, обмотанный плащом с капюшоном, словно призрак из морских глубин. — Прибудем к рассвету.
Я кивнул, не отрывая взгляда от воды.
Сомнения грызли душу, словно крысы корабельные припасы. Я ехал на переговоры, а чувствовал себя приговоренным.
В голове звучал голос отца: «Не разочаруй меня». Но разве я уже не разочаровал его, выбрав Сирену вместо преданности трону, вместо политических игр? Разве я не предал свой народ, поставив собственные чувства выше долга? Ответ обжигал горьким пеплом.
Рассвет встретил наш корабль неприветливым дождем, скрывшим очертания Вэльской гавани.
Корабль «Серебряная Волна» медленно скользил к причалу, его мачты, облепленные мокрыми чайками, казались призрачными в туманной дымке. Вэльс встречал нас холодным дождем и молчаливыми взглядами стражников, стоящих на пристани. Их доспехи блестели, как мокрая чешуя, а лица были скрыты под капюшонами, словно они боялись показать свои истинные намерения.
Я сошел на берег, чувствуя, как тяжесть предстоящей встречи давит на плечи. Вэльс был не просто союзником — он был хищником, готовым в любой момент вцепиться в горло Сейрина. И я, как наследный принц, должен был играть по их правилам, чтобы сохранить свое королевство. Но как играть, когда сердце разрывается между долгом и любовью?
Меня встретил посол Вэльса, тот самый, что был в Сейрине. Его лицо, как всегда, было маской вежливости, но в глазах читалось скрытое презрение. Он поклонился, но его поклон был скорее насмешкой, чем знаком уважения.
— Ваше Высочество, — произнес он, растягивая слова, — принцесса Лира ждет вас в Алмазных водопадах. Она надеется, что вы сможете... договориться.
Я кивнул, стараясь сохранить спокойствие. Его тон был ядовит, но я не мог позволить себе показать слабость. Вэльс был как змея — любая оплошность, и она ужалит.
Мы двинулись в сторону дворца, сопровождаемые стражниками. Дождь не прекращался, превращая дорогу в грязное месиво. Вэльс, несмотря на свою роскошь, казался мне холодным и бездушным. Каждый камень, каждый витраж, каждый взгляд придворных — все это было частью игры.
Алмазные водопады, как и в прошлый раз, сверкали в лучах рассвета, но их красота больше не вызывала восторга. Они казались мне ледяными, как взгляд принцессы Лиры. Она стояла на террасе, одетая в платье из серебряной парчи, ее волосы, заплетенные в сложную косу, блестели, как золото. Но в ее глазах не было тепла — только холодный расчет.
— Кронпринц Рафаэль, — произнесла она, слегка склонив голову. — Я рада, что вы вернулись. Надеюсь, на этот раз мы сможем прийти к взаимовыгодному соглашению.
Ее голос был мелодичным, но в нем не было ни капли искренности. Она играла со мной, как кошка с мышью, и я чувствовал, как петля затягивается вокруг моей шеи.
— Принцесса, — ответил я, стараясь сохранить достоинство, — я всегда готов к диалогу. Но прежде чем мы начнем, мне хотелось бы уточнить некоторые детали.
Лира улыбнулась, но ее улыбка была холодной, как лед.
— Конечно, кронпринц. Но помните, время не ждет. Ирренские корабли уже на подходе, и если мы не заключим союз, Сейрин останется один на один с врагом.
Ее слова были как удар кинжала. Она знала, что у меня нет выбора, и использовала это против меня. Но я не мог позволить себе сдаться. Слишком многое было на кону.
— Я понимаю, принцесса, — сказал я, стараясь говорить ровным тоном. — Но союз должен быть равноправным. Сейрин не станет вассалом Вэльса.
Лира подняла бровь, ее глаза сверкнули, как лезвие.
— Равноправным? — повторила она, словно пробуя это слово на вкус. — Интересная точка зрения. Но скажите, кронпринц, что вы можете предложить взамен? Ваше королевство слабо, его ресурсы ограничены. Что вы можете дать Вэльсу, кроме вашей... преданности?
Я почувствовал, как гнев поднимается в груди, но сдержался. Она провоцировала меня, и я не мог позволить себе потерять контроль.
— Сейрин может предложить Вэльсу нечто большее, чем ресурсы, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Мы можем предложить союз, основанный на взаимном уважении и доверии. Но если Вэльс ищет лишь выгоду, то, боюсь, наши пути разойдутся.
Лира замерла, ее лицо на мгновение потеряло маску уверенности. Но затем она снова улыбнулась, и в ее глазах промелькнул огонек интереса.
— Вы смелы, кронпринц, — сказала она, подходя ближе. — Но смелость — это не всегда достоинство. Иногда это глупость.
Я не ответил, чувствуя, как напряжение между нами нарастает. Она была как шторм, готовый обрушиться в любой момент, и я должен был быть готов к этому.
— Давайте не будем торопиться, — предложила она, поворачиваясь к водопадам. — У нас есть время. Возможно, вы сможете убедить меня в своей правоте.
Дождь стекал по витражам зала переговоров, превращая алмазные блики в слепящие молнии. Лира провела пальцем по краю хрустального бокала, оставляя за собой влажный след. Ее взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по моему мокрому плащу.
— Вы говорили о доверии,— ее голос звенел, как ледокол, раскалывающий тишину. — Но что значат ваши слова, если даже ваш взгляд грызет тень сомнения?
Я сжал рукоять кинжала под плащом, ощущая шероховатость драконьей головы. Капли дождя, застрявшие в волосах, стекали за воротник, напоминая о щупальцах морского чудовища из детских кошмаров.
— Доверие нужно заслужить, принцесса. Ваши алхимики трижды пытались отравить наши колодцы. Ваши шпионы...
— Шпионы?— она рассмеялась, звонко и неестественно, будто стекло разбилось о мрамор.— Вы путаете осторожность с предательством. Вэльс защищает свои интересы. Как и вы - свои.
Лира замерла, её пальцы сжали край стола до побеления костяшек. Дождь за окном усилился, превратившись в сплошную серебристую пелену, сквозь которую едва просматривались шпили Вэльса. В её глазах, холодных как лезвие айсберга, мелькнуло нечто, напоминающее уважение.
— Посредник... — она протянула слово, будто пробуя его на вкус. — Интересная идея. Но что гарантирует, что Бушар примет ваше посредничество?
— Гарантий нет,— ответил я. — Но у меня есть основания полагать, что они заинтересованы в переговорах. Бушар тоже устал от войны. Они понимают, что конфликт с Вэльсом зашел в тупик и пора искать другие пути решения проблемы. Сейрин может стать той нейтральной территорией, где обе стороны смогут обсудить свои условия без опасения потерять лицо.
Лира молчала, размышляя над моими словами. Я чувствовал, что переломил ход переговоров. Предложение о посредничестве с Бушаром стало той картой, которую я так долго искал. Это был шанс изменить баланс сил и вывести Сейрин из-под давления Вэльса.
— Допустим, вы убедите Бушар сесть за стол переговоров, — сказала Лира, наконец. — Что вы потребуете взамен? Мир не может быть бесплатным, кронпринц. В чем выгода Сейрина?
Я улыбнулся, зная, что добился своего.
— Брака не будет, принцесса.
Лира нахмурилась, но не стала перебивать. Я продолжал:
— Сейрин сохранит свой флот, свою независимость и свои торговые пути. Вэльс же, в свою очередь, получит мир на южных границах и возможность сосредоточить свои силы на отражении ирренской угрозы. Кроме того, Сейрин выступит гарантом соблюдения условий мирного договора между Вэльсом и Бушаром. Это обеспечит стабильность в регионе и укрепит позиции всех трех королевств.
Лира обошла стол и остановилась прямо передо мной, ее взгляд прожигал меня насквозь.
— Дерзко, кронпринц. Очень дерзко. Но, признаюсь, в этом есть своя логика. Мир с Бушаром действительно мог бы изменить расклад сил. И я не могу игнорировать эту возможность. Но помните, я не даю никаких обещаний. Я лишь соглашаюсь рассмотреть ваше предложение. Если вы сможете убедить Бушар в серьезности своих намерений, я буду готова пересмотреть условия нашего союза.
— Тогда у нас есть предмет для обсуждения, принцесса. И я уверен, что мы придем к взаимовыгодному соглашению.
Возвращение в Сейрин было подобно глотку свежего воздуха, после духоты. Я знал, что отцу уже доложили о моем прибытие, и сейчас он ожидал меня в тронном зале.
Отец встретил меня суровым взглядом, но в его глазах я заметил скрытое облегчение. Весть о жестких условиях Лиры наверняка дошла до него, и он наверняка готовился к худшему.
— Ну, рассказывай, — пророкотал он, опускаясь в свое кресло. — Чем закончились переговоры? Вэльс готов к союзу?
Я медленно выдохнул, собираясь с мыслями. Говорить правду сразу было бы рискованно. Отцу требовалось время, чтобы переварить информацию.
— Переговоры были сложными, — начал я осторожно. — Лира выдвинула ряд неприемлемых условий. Но… я сумел предложить ей альтернативу. Посредничество с Бушаром.
Отец нахмурился, его брови сошлись на переносице.
— Бушар? Какое отношение имеет Бушар к нашим проблемам с Вэльсом?
Я объяснил ситуацию, стараясь говорить как можно более убедительно. О войне между Вэльсом и Бушаром, о возможности заключения выгодного мира, о роли Сейрина как посредника. По мере того, как я говорил, лицо отца становилось все более задумчивым. В конце концов, он кивнул, как будто соглашаясь с чем-то важным.
— Это рискованно, — произнес он, наконец. — Но в этом есть смысл. Если ты сможешь убедить Бушар сесть за стол переговоров, мы можем выторговать себе гораздо более выгодные условия с Вэльсом. И даже сохранить свою независимость. Ладно, действуй. Я даю тебе карт-бланш. Но помни, что на тебе лежит ответственность за судьбу Сейрина. Не подведи меня.
Облегчение волной окатило меня, хотя я и понимал, что карт-бланш отца – это не столько доверие, сколько перекладывание непомерной ответственности на мои плечи. Но я был готов. Я верил в свой план и в то, что смогу убедить Бушара в его выгоде, ведь не зря мне благоволят боги. Уже к вечеру этого дня их посол должен приплыть в Сейрин для продления договора на очередные поставки и вот тогда, я и сообщу ему весть.
А сейчас я хочу увидеть свою Деву. Неделя прошла с нашей разлуки, интересно как продвигается ее обучение с Фредриком?
Я шагал по коридорам замка, чувствуя, как сердце бьется все быстрее с каждым шагом. Мысль о том, что я скоро увижу ее, заставляла кровь приливать к вискам. Неделя разлуки казалась вечностью, и я не мог дождаться момента, когда снова увижу ее изумрудные глаза, услышу ее тихое дыхание, почувствую ее присутствие рядом.
Фредрик ждал меня у дверей своих покоев. Его лицо, как всегда, было непроницаемым, но в глазах я заметил тень беспокойства. Он поклонился, когда я подошел, и открыл дверь, пропуская меня внутрь.
— Ваше Высочество,— произнес он тихо,— она... ждет вас.
Я кивнул и вошел в комнату. Воздух здесь был наполнен ароматом морской соли и свежих цветов. Сирена сидела на подоконнике, ее темные волосы были заплетены в косу, а платье, которое я для нее выбрал, мягко облегало ее фигуру.
Она обернулась, и наши взгляды встретились. В ее глазах, обычно полные настороженностью, сейчас плескалась тихая грусть. В этот момент все мои планы, интриги и государственные дела отступили на задний план. Осталась только она – моя Сирена, мое сокровище, моя слабость и моя сила.
Я замер на пороге, чувствуя, как сердце бьется так громко, что, казалось, его слышно даже за стенами замка. Она сидела на подоконнике, ее изумрудные глаза смотрели на меня с той же загадочностью, что и в первую ночь, когда я нашел ее на берегу. Но теперь в них читалось что-то новое — тень понимания, может быть, даже доверия. Или это была лишь моя надежда?
— Т-ты вер.. нулся, — прошептала она, и ее голос, тихий и мелодичный, как шепот волн, заставил меня вздрогнуть. Это были первые слова, которые она произнесла за все время, что мы знали друг друга. Я замер, не в силах поверить, что она заговорила.