Сиреневая госпожа поместья Лундун. Том 1

Смерть - это только начало

Живот пронзила острая боль, и я негромко вскрикнула. Лезвие ножа прошло чуть выше пупка, разрывая бледно-жёлтый шёлк ханьфу и окрашивая его алыми разводами.

Искажённое яростью лицо мужчины, стоящего напротив меня и державшего в руке нож, вытянулось в изумлении.

– Ты не она! – возмущённо-испуганно воскликнул он и резко выдернул нож с отвратительным хлюпающим звуком.

Новая волна боли прокатилась по телу. Зажав рану рукой, я рухнула сначала на колени прямо на грязный асфальт, а затем и вовсе завалилась на бок. Перед глазами всё плыло и двоилось. Я открыла рот, чтобы позвать на помощь, но с губ не сорвалось ни звука. А затем мир вокруг погрузился во тьму.

* * *

Моя фанатичная одержимость китайской культурой началась много лет назад с просмотра фильма «Дом Летающих кинжалов». Меня буквально заворожили необычные яркие костюмы с длинными развивающимися рукавами и широкими поясами, сложные причёски с кучей роскошных шпилек, но главное – мелодичный язык, прекрасно различимый из-под плохо наложенного дубляжа. Окончив школу с отличием, я поступила на факультет востоковедения и вплотную занялась изучением всего, что связано с Китаем, начиная языком и заканчивая историей и философией. Я даже пыталась освоить ушу, но не достигла в нём особого успеха – всё-таки по своей природе я была типичным гуманитарием, весьма далёким от спорта и всего, что хоть как-то с ним связано. Зато мне неплохо далась игра на пипе – китайской лютне, – и сяо – разновидности флейты, – благо, от природы я была наделена абсолютным слухом, тонкими быстрыми пальцами и воистину огромными лёгкими.

Родители к моей одержимости относились настороженно, но авторитетом не давили и по мозгам не ездили. Мама считала это детской прихотью, которую я со временем перерасту. Отец же лишь легкомысленно замечал, мол, у каждого человека должно быть хобби, и моё не самое плохое, хоть и несколько затратное.

Уже в студенческие годы, обзаведясь безлимитным интернетом, я плотно подсела на китайские дорамы, особенно псевдоисторические, и ударилась в косплей. Так что не было ничего удивительного в том, что в конечном итоге, вместо того чтобы уйти работать в какую-нибудь престижную фирму переводчиком, я посвятила свою жизнь продаже разнообразной атрибутики для косплея. Денег это приносило не то, чтобы много, но на жизнь при моих скромных запросах вполне хватало.

А потом в моём магазине появилась она. Наташа. Предыдущий продавец, Кристина, с которой мы проработали душа в душу целых семь лет, вышла замуж и укатила вместе с супругом в другой город. И мне пришлось в срочном порядке искать ей замену, потому что даже я при всей моей любви к своей работе не могла проводить в магазине семь дней в неделю.

Наташа не была плохой девушкой. Вежливая, общительная, со смазливой мордашкой и хорошо подвешенным языком, она могла продать кому угодно и что угодно. Но у неё был один существенный недостаток: она очень любила мужчин. А точнее, обожала флиртовать со всеми направо и налево и встречалась одновременно с несколькими поклонниками. Естественно, время от времени её ухажёры сталкивались друг с другом. Иногда доходило до драк и вызова полиции. Я не придавала этому особого значения: пока ссоры и потасовки проходят за пределами магазина, меня эти испанские страсти не касались. Если бы я только знала, насколько сильно заблуждалась…

В тот день Наташа позвонила мне рано утром и слёзно умоляла подменить её на работе, поскольку она «немного приболела». Судя по голосу, чувствовала девушка себя просто прекрасно, но по какой-то причине решила устроить себе внеплановый выходной. У меня, впрочем, на этот день никаких планов не было, поэтому я решила пойти ей навстречу.

– Но за это я заберу сегодня твоё ханьфу, – выдвинула я условие, решив получить хоть какой-то барыш с того, что иду на поводу у её лени. – Ты ведь болеешь, значит, на сегодняшний фестиваль не пойдёшь.

– Да-да, Танюш, конечно, ты можешь его взять, – охотно согласилась Наташа. – Хорошо тебе вечером повеселиться!

Стоит сказать, что внешне мы с Наташей были похожи, словно сёстры: обе невысокого роста, тёмноволосые и щуплые. Так что, наверно, не было ничего удивительного в том, что очередной рогоносец, карауливший Наташу возле магазина, перепутал нас впотьмах – мне давно стоило поменять лампочку перед входной дверью, да всё никак руки не доходили. Даже смешно, что такая, казалось бы, мелочь, может радикальным образом изменить твою судьбу.

* * *

Открыв глаза, первое, что я увидела – деревянный потолок какого-то странного голубоватого оттенка.

«Где это я? – заторможено подумала я. – На больницу не похоже».

Рядом послышалось шуршание ткани, а затем обзор мне загородило гладковыбритое мужское лицо азиатской наружности в какой-то странной тюбетейке конусообразной формы на макушке.

Я растерянно моргнула.

– Где я? – разлепив пересохшие губы, через силу выдавила я и невольно скривилась: голос звучал, как несмазанная телега, и, казалось, принадлежал совсем не мне.

Мужчина на мои слова отреагировал странно: резко взмахнув рукой, ткнул себя сложенными вместе указательным и средним пальцами в горло, а точнее, во впадину над ключицами. Мой взгляд соскользнул с лица незнакомца ниже, и вот теперь я обратила внимание на его необычную одежду, подозрительно напоминающую китайское ханьфу бежевого цвета с цветочным орнаментом.

Пойми меня без слов

Следующую пару дней я лежала безжизненной куклой на постели, позволяя мужчине делать со мной всё, что ему вздумается. Все мои чувства и эмоции словно законсервировались, превратились в абсолютное, всепоглощающее ничто. Даже столь смущающие процедуры как мытьё – мой надзиратель сначала меня полностью раздел, а затем аккуратно погрузил мою безвольную тушку в глубокую бадью, наполовину наполненную водой, - и вынос судна, в которое я была вынуждена справлять естественные потребности организма, не вызвали у меня никаких эмоций. Мои мысли, точно зацикленные, крутились вокруг того факта, что я умерла. Концепция того, что вопреки этому я всё же продолжаю жить, в голове не укладывалась, хотя в своих размышлениях я время от времени запиналась об неё, но раз за разом откладывала в сторону, как недостойную моего внимания.

Кроме азиата в перчатках и неизменной забавной шапочке, ко мне никто больше не приходил. Однако время от времени я слышала незнакомую речь, доносившуюся со стороны улицы: насколько я могла судить, в окне не было стекла, так что звуки ничего не заглушало.

«Наверно, мне всё это просто снится, - в какой-то момент, точно вспышка кометы, промелькнула у меня в голове мысль, наполненная надеждой. – Из-за ранения я попала в больницу и сейчас нахожусь без сознания, а это всё – всего лишь плод моего бурного воображения, одурманенного лекарствами».

Эта надежда продержалась во мне ровно сутки. Пока мой надзиратель не явился ко мне с длинной острой иглой в руках и, аккуратно обхватив моё запястье рукой – все действия в отношении меня мужчина проделывал с величайшей осторожностью, словно я была хрустальной вазой, которая может разбиться от малейшего неловкого движения, - проткнул иглой мне вену в районе локтевого сгиба. Эта совсем крохотная, секундная боль словно переключила незримый выключатель у меня в голове. Набрав в грудь воздуха, я сорвалась на крик. Я называла своего мучителя всевозможными бранными словами, грозила ему расправой, а под конец и вовсе умоляла, заливаясь горючими слезами. Ответом мне стало ледяное спокойствие в карих глазах и гробовое молчание.

Выпустив пар, я обессилено закрыла глаза. И тут же почувствовала заботливое прикосновение мягкой, чуть влажной ткани к щекам: со стороны этого каменного истукана было весьма мило вытереть следы очередной истерики с моего лица.

Кормил незнакомец меня трижды в день небольшими порциями какой-то странной, абсолютно безвкусной жижей – нечто среднее между очень густым супом и чересчур жидкой кашей, - чем-то напоминавшей овсянку, которую мне однажды не посчастливилось попробовать, пока я лежала в больнице. Помимо этой недо-каши мне позволялось выпить пиалу воды и четыре пиалы того ароматного травяного настоя, который мне дали сразу же после того, как я очнулась. Медленно, но неотвратимо силы возвращались ко мне. Вскоре я уже могла шевелить пальцами и поворачивать голову из стороны в сторону. На этом, к сожалению, мои успехи исчерпывались. Однако учитывая тот факт, что дважды в день – утром и вечером, - мой надзиратель старательно делал мне массаж, после чего сгибал и разгибал мои руки и ноги, словно заново обучая их правильным движениям, - вопрос того, когда я смогу хотя бы отвесить ему звонкую затрещину, был лишь вопросом времени.

На пятый день моей жизни после смерти привычный распорядок был нарушен внезапным появлением нового действующего лица. В мою комнату – могу же я считать её своей, раз уж я в ней нахожусь круглые сутки? – стремительной походкой вошёл невысокий мужчина лет пятидесяти в тёмно-зелёных одеждах. Его длинные чёрные волосы были уложены в сложную прическу, состоящую из нескольких переплетённых кос, однако височные пряди оставались свободно свисать, обрамляя длинное вытянутое лицо с высокими скулами, достигая его груди. Я обратила внимание, что одежда на визитёре более многослойная, чем у моего надзирателя – помимо ханьфу с широким поясом на нём была надета жилетка на тон темнее основного платья, полы которой под грудью скрепляло золотое украшение, представлявшее собой не то две пуговицы, не то два зажима в форме цветков, соединённых между собой тонкой цепочкой. Помимо этого шею мужчины стягивал высокий воротник, не являвшийся частью ни ханьфу, ни жилета.

Мужчина остановился в шаге от моей постели. Его бледно-зелёные глаза с тревогой вглядывались в моё лицо, и я почувствовала, как сердце на мгновение замерло, пропустив удар.

Раздался звук открывающейся двери, а затем голос моего надзирателя. Гость повернулся к нему и ответил что-то твёрдым, властным тоном, после чего вновь переключил своё внимание на меня. Приблизившись вплотную к постели, он наклонился и, пристально глядя мне в глаза, что-то спросил – во всяком случае, мне показалось, что интонация была именно вопросительной. Краем глаза я отметила мёртвенно-бледное лицо второго мужчины, в карих глазах которого сейчас читалось что-то, подозрительно напоминающее панический ужас.

Понимая, что не ответить на вопрос нельзя, но и ответить на него я не могу, я решила пойти на хитрость: открыла рот, будто собираюсь что-то сказать, выдавила из себя пару хрипловатых бессвязных звуков, после чего скривилась якобы от боли и начала надсадно кашлять. Чужая прохладная ладонь тут же легла мне на грудь, и мужчина в зелёном что-то сказал мягким, успокаивающим тоном. Я продолжила кашлять, одновременно метнув быстрый взгляд на своего надзирателя: мне показалось, или он обрадовался этому моему небольшому представлению?

Некоторое время мужчины негромко о чём-то переговаривались. При этом рука незнакомца в зелёном продолжала мирно покоиться на моей груди, от чего я чувствовала себя немного не в своей тарелке. Наконец, придя к какому-то соглашению, нежданный гость вновь повернулся ко мне и что-то ласково сказал, после чего наклонился и мягко коснулся губами моей макушки. Я вымучила из себя в ответ некое подобие улыбки.

Тяжело в ученье

Процесс того, как мы с Чатьеном Вастом пытались сделать из меня достойного члена здешнего общества, достоин анналов истории. Ну, или пособия по средневековым пыткам.

Перво-наперво необходимо было обучить меня языку, причём так, чтобы при разговоре я ничем не выдала, что данный язык не является моим родным. Мой надзиратель-лечащий врач подошёл к этой задаче со всей обстоятельностью. Большую часть дня, незанятую лечением и попытками восстановить атрофировавшиеся мышцы, мы с моей личной Немезидой проводили в неком ментальном пространстве - Чатьен Васт при помощи своих «сияющих ручек» проникал в мою голову и создавал там что-то вроде классной комнаты. Это было небольшое помещение, с абсолютно голыми стенами, окрашенными бледно-жёлтым цветом, в котором из мебели был только небольшой круглый столик, стоявший точно посередине, а вокруг него – две низкие табуретки на трёх ножках. Мы садились на эти табуретки, и мужчина создавал над столешницей различные предметы, вслух проговаривая их название, а я повторяла за ним, точно попугай. Но существительные это, как говорится, только полбеды. Вот когда мы перешли к глаголам и прилагательным… Вот тут начался сущий ад. Потому что, да, как и в русском языке, прилагательные у них склоняются. И глаголы тоже. И мой крохотный мозг при всём моём желании не мог запомнить такой объём информации. Радовало только одно: гости ко мне больше не приходили. Правда я пока так и не придумала способ спросить у своего сообщника, почему.

Также возникала определённая сложность в трактовке того, что именно Чатьен Васт мне показывал. С существительными всё было просто, вот предмет – вот слово, которое его обозначает. Это же правило работало в отношении большинства качественных прилагательных вроде тех, что обозначают цвет, форму или размер. А дальше начинались проблемы. Вот показывает мне Чатьен Васт человека с выражением злости на лице. Какое слово он пытается объяснить? Злой? Рассерженный? Недовольный? Опасный? Плохой? Или что-то ещё? Понять было решительно невозможно, поэтому приходилось принимать на веру: человек с таким выражением лица обозначается так (хорошо хоть сама форма слова указывала на то, что передо мной: существительное, прилагательное, глагол или местоимение).

Помимо сложностей в освоении языка, появился также ряд проблем психологического свойства. Придя немного в себя и отойдя от первого шока, я наотрез отказалась ходить в местный аналог утки и позволять лекарю себя мыть. Однако физически обслуживать себя я была пока не в состоянии. Вернее, не так: я была не в состоянии дойти до нужного помещения. Руки, к счастью, с каждым днём работали всё лучше и лучше, ела я уже сама, да и с водными процедурами могла справиться самостоятельно. Чатьен Васт относился к моей внезапно пробудившейся стеснительности с неожиданным пониманием (хотя, возможно, причиной его молчаливого принятия моих капризов было то, что он пока был не в состоянии донести до меня своё мнение с тем количеством слов, которые мне было уже известно, а сотрясать воздух понапрасну он считал неприемлемым). По первой моей просьбе лекарь брал меня на руки и относил в нужное помещение, благо, и ванная, и туалет находились на этом же этаже. Туалет, к слову, был как раз такой, какие я ненавижу: деревянный короб с дыркой, под которой стояло ведро – этакий продвинутый вариант сельского сортира. Ванная, впрочем, тоже не отличалась изысками: обычная каморка, посреди которой стояла глубокая бадья, а на стене висело несколько больших отрезов хлопковой ткани, служившей эквивалентом полотенца. Так что для того, чтобы помыться, кто-то сначала должен был подогреть воду и наполнить ею бадью. Со слов Чатьена Васта я знала, что в доме есть слуги, которые выполняют всю грязную работу, но привлекать их к моему обслуживанию было опасно: время от времени я забывалась и могла сказать что-то на своём родном языке. Да и мимика и жесты у меня максимально не соответствовали статусу Сиреневой госпожи поместья Лундун.

К слову о статусе. Из разрозненных картинок, показанных мне лекарем, я узнала, что являюсь дочерью бэкхрана – как я поняла, это что-то вроде лорда в Средневековой Европе, у которого, помимо обширного земельного владения, есть личная армия, он может свободно принимать законы и вершить суд на своей территории, но при этом его владения являются частью единого государства, – поместья Лундун и его супруги Тэят. Так что, как говорится, сбылась мечта идиота: я-таки стала, пусть и с некоторой натяжкой, принцессой. Мой брат по имени Ришан носил титул Красный господин, а моя мать была Розовая госпожа. Это странное цветовое разделение господ в поместье меня крайне заинтересовало, но я не смогла нормально сформулировать вопрос, поэтому пришлось отложить его до лучших времён.

Когда мы добрались до чисел и цифр, для изучения который Чатьен Васт принёс ко мне в комнату кучу мелких палочек длиной с мой указательный палец, - я наконец-то смогла выяснить, сколько же лет моему телу. Шесть лет. Узнав это, я мысленно застонала – впереди меня ожидали все прелести взросления, вроде гормональных скачков, прыщей и прочих радостей жизни.

– Сколько вам лет? – спросила я лекаря, старательно выговаривая новые слова. Учитывая, что поправлять Чатьен Васт меня не стал, я всё произнесла правильно.

– Тридцать пять.

«Практически мой ровесник», – подумала я.

– Мне тридцать один.

Чатьен Васт вскинул вверх правую руку – жест, как я недавно узнала, обозначающий «нет».

– Тебе шесть, – твёрдо заявил лекарь.

Вздохнув, я подняла левую руку – жест согласия. Нахмурившись, мужчина подался вперёд – мы, как обычно, сидели на моей постели, я – откинувшись спиной на изголовье, а он на самом краю, – уверенно обхватил меня за локоть и чуть отвёл руку назад, чтобы плечо с корпусом образовало прямой угол, затем немного изменил положение предплечья, поставив его перпендикулярно плечу, и в довершение надавил на ладонь, отгибая её назад – какой-то похожий жест я как-то видела по телевизору в индийских танцах.

Первый шаг

Встав один раз на ноги, я, естественно, не собиралась останавливаться на достигнутом. И сколько бы Чатьен Васт ни увещевал меня, я продолжала упорно тренироваться, доводя своё многострадальное тело до полного изнеможения. Однако моё мазохистское упрямство принесло свои плоды: спустя неделю я уже была в состоянии пройтись по комнате, пусть и поддерживаемая под руку своим мрачным лекарем.

Освоение языка тоже ни шатко, ни валко, но двигалось вперёд. Мой словарный запас увеличивался с каждым днём, да и в простых предложениях, особенно произносимых от первого лица, я перестала допускать ошибки. Теперь оставалось дело за малым: довести до автоматизма жесты, позы и мимику и усвоить хотя бы азы этикета.

Моё знакомство с этикетом началось с… одежды. Как оказалось, то простое платье без рукавов, в котором я до этого валялась в постели – всего лишь часть крайнее сложного, многослойного одеяния, которому традиционное китайское ханьфу, столь обожаемое мной, и в подметки не годится.

Когда лекарь в первый раз разложил на моей постели полный комплект одежды, который мне предстояло носить ежедневно, я на мгновение даже растерялась.

– Что это? – спросила я, осторожно, самыми кончиками пальцев подцепляя ткань нежного сиреневого цвета.

– Твоя одежда, – последовал лаконичный ответ. – Ты должна научиться её одевать, снимать и правильно носить.

Я лишь обречённо вздохнула: за последнее время словосочетание «должна научиться» стало моим жизненным кредо. И, соответственно, начало вызывать нечто сродни нервному тику.

Моё повседневное платье состояло из нескольких частей: нательного белья, – состоящего из облегающих хлопковых бриджей и широкого отреза ткани, обматывающегося вокруг тела наподобие топа и закрепляющегося на спине несколькими крючками, – нижнего платья, называемого фурди – того самого, без рукавов и длиной по колено, которое я всё это время спокойно носила, ошибочно принимая за полноценный наряд, – и, наконец, верхнего платья – цэхинь, – точной копии хорошо знакомого мне ханьфу. Помимо этого на официальных приёмах и на улице мне также полагалось носить шёлковый жилет без пуговиц – символ принадлежности к аристократической семье.

Однако количество носимой одежды было не главной проблемой. Проблемой стали её застёжки. Многочисленные крючочки, завязки и ленты, стягивающие куски ткани в единое целое, и у каждого свой индивидуальный способ завязывания! Раз за разом под внимательным взглядом Чатьена Васта перевязывая очередную ленту на цэхине, я с надеждой ожидала тот священный миг, когда ко мне будет допущена служанка, которая будет мучиться со всеми этими верёвочками/тесёмочками вместо меня.

После того, как наука одевания была мною с грехом пополам усвоена, мой надзиратель перешёл к другой, не менее важной части обучения: походке и движениям. Изо дня в день этот жестокий человек заставлял меня ходить по комнате с «правильным разворотом плеч и наклоном головы», садиться на стул и вставать с него, поворачиваться в случае, если меня кто-то позвал и наклоняться, если нужно, например, что-то поднять с пола. И для каждого действия существовал определённый набор движений и поз, выверенных чуть ли не до миллиметра! Стоило мне лишь немного ссутулиться или наклонить голову чуть сильнее или слабее, как я тут же получала ощутимый удар по ягодицам хлёсткой веткой, которую Васт специально принёс для моего воспитания, и даже не скрывал этого. Мои возмущения о чересчур садистских методах преподавания лекарь благополучно игнорировал.

Ришан с завидной регулярностью – примерно раз в три дня, – навещал меня незадолго до сна, влезая в моё окно, точно какой-нибудь воришка. Зачем ему это было нужно, если обратно он уходил традиционным способом – через дверь, – мне было решительно непонятно. Возможно, таким образом проявлялся его бунтарский дух – ведь лекарь всё ещё запрещал посещать меня кому бы то ни было, – и непоседливый характер.

– Ты хорошо выглядишь, – в очередной визит  сказал Ришан сразу после того, как забрался ко мне в комнату. В руке он держал цветок на тонкой ножке с яркими фиолетовыми лепестками. – Вот, я тебе принёс эолу, – протянув мне цветок, заявил мальчик, а затем с гордостью добавил: – Я её сам сорвал!     

Я понятия не имела, что такого особенного в этом цветке, но всё равно с радостью приняла дар: в прошлой жизни цветы мне дарили крайне редко, да и то в основном родители на день рождения. А тут такая красота и без какого-либо повода.

– Я благодарю тебя, – улыбнувшись, тщательно выговорила я фразу-клише, а затем, чтобы ответ не казался слишком сухим и безэмоциональным, добавила: – Она очень красивая.

Голубые глаза моего брата засветились неподдельным счастьем.

– Когда Чатьен тебя отпустит? – с недовольными нотками в голосе спросил Ришан. – Ты не выглядишь больной. Почему он всё ещё держит тебя здесь?

Мне нечего было ему на это ответить. С момента моего пробуждения прошло уже два месяца – колоссальный срок, если задуматься. Только вот мне он казался смехотворным, особенно если смотреть на него в перспективе того количества информации, которую мне ещё предстоит усвоить, чтобы достоверно изображать Сиреневую госпожу поместья Лундун.

– Я не знаю, – посчитав, что совсем оставить вопрос брата без ответа будет невежливо, сказала я.

Ришан нахмурился.

– Я поговорю с отцом, – непреклонным тоном заявил он. – Тебе пора возвращаться домой.

Воссоединение семьи

–  Отец.

Я расправила плечи и сложила руки под грудью, после чего левой рукой коснулась сначала центра лба, затем середины грудной клетки, в завершении вернула руку обратно под грудь и поклонилась.

– Шиануся.

Тонкие губы мужчины тронула мягкая улыбка, и он тут же грациозно ответил на моё приветствие, с точностью повторив мои действия.

– Бэкхран, – чатьен Васт величественно проделал жест-приветствие, при этом умудрившись не отводить взгляда от лица хозяина поместья Лундун. – Рад приветствовать вас в моём доме.

– Васт, – при взгляде на чатьена лицо бэкхрана приобрело суровое выражение. – Я желаю говорить с тобой. Зайди ко мне после того, как закончишь здесь.

– Разумеется, бэкхран.

Смерив моего надзирателя хмурым взглядом, Эльзир вновь повернулся ко мне, и глубокая морщина, пролегавшая между его бровей, мгновенно разгладилась.

– Как ты себя чувствуешь?

Вопрос был простой, мы с Вастом многократно репетировали ответ на него, но я всё равно ощутила предательский холодок, скатившийся вдоль позвоночника.

– Хорошо, – через силу выдавила я из себя.

– Вижу, голос к тебе вернулся, – удовлетворённо проговорил Эльзир.

– Да, – подтвердила я, судорожно стиснув пальцами ткань цэхиня, пытаясь унять нервную дрожь. – Мы с чатьеном Вастом завтракали. Вы составите нам компанию, отец?

Моё обращение на «вы» заставило обоих мужчин напрячься. Эльзир нахмурился, а чатьен и вовсе, кажется, перестал дышать.

– Нет, Шиануся, боюсь, у меня сейчас есть дела, – вежливо отказался бэкхран. – Приятного аппетита.

– Благодарю, – отозвалась я.

Наградив Васта нечитаемым взглядом, Эльзир покинул комнату, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я почувствовала, как мои колени предательски подогнулись, и я тяжело опустилась на стул.

– Я всё испортила? – дрогнувшим голосом спросила я, посмотрев на побледневшее лицо чатьена.

– Нет, – уверенно ответил тот. – Я – не член семьи. При мне ты должна обращаться к бэкхрану по титулу и на «вы». Личные имена и «ты» – только для семьи.

– Бэкхран считает иначе, – заметила я. – Мне показалось, его огорчили мои слова.

Васт ничего на это не сказал, лишь жестом предложил мне вернуться к трапезе.

– Нет причины для тревоги, – видимо, заметив мою нервозность, спокойно проговорил он. – Мы оба понимали, что вечно здесь ты находиться не сможешь. Рано или поздно тебе всё равно придётся встретиться с семьёй.

– Лучше поздно, – мрачно отозвалась я, вяло ковыряясь ложкой в тарелке с мясом – визит Эльзира начисто отбил у меня аппетит. – Я не уверена, что готова.

– Я уверен, – голос Васта был твёрд, в нём не было ни тени сомнения.

Повернувшись, я встретилась взглядом с карими глазами, внимательно смотрящими на меня.

– Благодарю, – слабо улыбнувшись, сказала я.

– Нет нужды, – последовал традиционный ответ. – Ешь.

По завершении завтрака чатьен ушёл, оставив меня в компании моей новой служанки. Дождавшись, пока Чала уберёт посуду, я попросила девушку сделать мне какую-нибудь причёску.

– Вы желаете что-то конкретное? – уточнила девушка, беря в руки деревянный гребень с прикроватной тумбочки.

– На твоё усмотрение.

Я понятия не имела, какие причёски приняты в этом мире, поэтому, естественно, предоставила служанке полную свободу действий, про себя отметив, что у неё самой волосы были распущены, только передние пряди  собраны  на макушке в хвост, видимо, чтобы не лезли в глаза и не мешали работать.

Процесс создания причёски на моей голове занял достаточно продолжительное время – я даже успела немного заскучать. Однако конечный результат того стоил: мои волосы были заплетены в десяток мелких косичек, переплетённых между собой замысловатым узором и собранных на затылке в классический пучок, закреплённый изящной заколкой в тон моей одежды.

– Благодарю, Чала, – тщательно изучив своё отражение в зеркале, сказала я, повернувшись к своей служанке. – Ты хорошо справилась.

Девушка смущённо потупила взгляд, а на её щеках заиграл лёгкий румянец.

– Я не заслуживаю похвалы, госпожа, – отозвалась я.

– Заслуживаешь, – возразила я. – Пока можешь идти. Я позову позже.

Чала низко поклонилась мне и бесшумно покинула комнату, закрыв за собой дверь. Я же чинно опустилась на край постели, приготовившись ждать возвращения чатьена.

Долго моё ожидание не продлилось. Вскоре дверь вновь открылась, впуская в комнату моего надзирателя.

– Сегодня вечером ты будешь ужинать с семьёй, – бесцветным голосом сообщил он мне.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а сердце на мгновение замерло, пропустив удар, чтобы затем забиться с удвоенной скоростью.

– Нельзя отказаться? – мой голос безобразно дрожал.

– Нельзя. 

Связь

Утром я проснулась очень рано – за окном стояли предрассветные сумерки, а небо вдоль линии горизонта было подсвечено каким-то гипнотическим фиолетовым цветом. Что именно меня разбудило, сказать очень сложно. Это был точно не резкий, громкий звук или что-то подобное. Скорее настойчивое, тревожное ощущение какой-то неправильности. Кроме того, я очень чётко чувствовала: я немедленно должна оказаться в каком-то другом месте.

Поднявшись с постели, я, не заморачиваясь долгими переодеваниями, прямо в полупрозрачной ночной сорочке, в которой спала, вышла из комнаты и направилась к спальне чатьена и громко постучала костяшками пальцев по дверному косяку. По ту сторону двери сразу же послышалось какое-то движение, затем раздались быстрые шаги, и дверь открылась, явив моему взору Васта, облачённого лишь в нательные штаны. Я потрясённо вздохнула, на мгновение даже забыв, зачем именно заявилась к лекарю в такую рань.

Под многослойными одеждами чатьен скрывал великолепную фигуру. Узкая талия, рельефный пресс, хорошо проработанные грудные мышцы. Просто идеал мужчины, сочетающий в себе силу и изящество – то, за что мне в своё время и полюбились корейские/китайские дорамы, в которых чуть ли не каждый главный персонаж мужского пола обладал именно такой внешностью.

– Что случилось?  – вывел меня из транса голос чатьена. Оторвавшись от созерцания его тела, я подняла голову и столкнулась с сосредоточенным взглядом карих глаз.

– Не знаю, – честно призналась я. – Не уверена точно… – я смутилась. До меня только сейчас дошло, что я веду себя, мягко говоря, странно. – Меня что-то разбудило.

– Что именно? – Васт как всегда был серьёзен и собран.

– Не знаю, – повторила я, чувствуя себя необычайно глупо. – Какое-то странное чувство внутри сродни тревоги. Словно я немедленно должна куда-то идти и что-то делать. 

Нахмурившись, Васт властно протянул ко мне ладонь, на этот раз не скрытую перчаткой, и аккуратно обхватил моё запястье пальцами, которые тут же начали испускать уже знакомое мне голубоватое свечение.

– Приведи себя в порядок, – после непродолжительного молчания велел чатьен. – Я сейчас оденусь и приду к тебе.

Я покорно вернулась к себе в комнату и принялась одеваться, благо Чала вчера вечером заблаговременно подготовила для меня чистую одежду, разложив её на столе перед окном.

Чатьен появился буквально спустя пару минут полностью собранный, словно он проснулся не меньше получаса назад, а не был совсем недавно бесцеремонно разбужен мной. К моменту его появления я только-только добралась до фурди, пытаясь плохо слушающимися пальцами завязать сложную шнуровку под грудью.

– Я помогу.

Васт опустился передо мной на колени: его длинные пальцы, скрытые тканью перчаток, проворно переплетали шёлковые завязки моего нижнего платья, и делали это настолько привычно, что мне в голову закралось смутное подозрение.

«Похоже, у кого-то богатый опыт обращения с женской одеждой», – мелькнуло у меня в голове, а внутри зашевелилось какое-то странное, колючее чувство, подозрительно напоминающее ревность, места которой ну никак не могло быть в наших отношениях. Васт – лекарь. И никаких иных отношений, кроме врач-пациент между нами быть не может, особенно учитывая тот факт, что телу, в котором я нахожусь, всего лишь шесть лет, в то время как самому чатьену тридцать пять.

– Как ты себя чувствуешь? – помогая мне надеть цэхинь, спросил Васт привычным чуть отстранённым тоном.

–Не знаю, – в очередной раз сказала я. – Странно. Сердце быстро бьётся. И пальцы на руках дрожат.

– Всё ещё хочешь куда-то пойти?

– Да.

После того, как мой внешний вид был приведён к стандарту, соответствующему статусу Сиреневой госпожи поместья Лундун, мы с чатьеном покинули мою комнату, спустились по лестнице и вышли на крыльцо. Возле входной двери, привалившись плечом к колонне, стоял одинокий стражник. При нашем появлении он вздрогнул и резко выпрямился, встав навытяжку. Про себя я отметила, что это был совсем молоденький юноша – лет шестнадцати – семнадцати, не старше, с очень выразительными большими глазами лазоревого цвета.

– Сиреневая госпожа, – стражник сделал жест-приветствие, затем повернулся к моему спутнику: – Чатьен Васт, – и вновь повторил свои действия. Я неловко ответила ему тем же, чем вызвала неподдельное изумление в глазах стражника.

– Оставайся на посту, – велел ему Васт.

– Да, чатьен.

Васт повернулся ко мне.

– Веди.

Нахмурившись, я прикрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. То, что я чувствовала, не поддавалось описанию. Я сама себе казалась куклой-марионеткой, у которой оборвались все нити, кроме одной, за которую отчаянно дёргает кукловод, пытаясь привести её в движение, но у него ничего не получается. Поддавшись этому инородному «дёрганью», тянущему меня куда-то вперёд, я, не открывая глаз, – у меня не было сомнений в том, что чатьен не позволит мне упасть или во что-то врезаться, - пошла навстречу неизведанному. Позади меня на расстоянии не больше вытянутой руки слышалась твёрдая поступь Васта, никак не прокомментировавшего мой весьма своеобразный – и крайне небезопасный, - способ передвижения.  

Я шла медленно, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. В какой-то момент – шагов через триста, не меньше, - «дёрганье за ниточку» прекратилось. Я сначала даже растерялась. А затем меня словно подхватило волной и настойчиво потащило вперёд, не давая ни малейшего шанса повернуть назад или остановиться. Нет, я могла бы, конечно, остановиться, но это бы потребовало колоссальных усилий с моей стороны.

Вопросы и ответы

Ришан проспал до самого заката, и всё это время я, как и обещала, просидела рядом с ним, не выпуская его ладонь из своих рук. Чатьен, несмотря на то, что по его же собственным словам, угрозы для жизни мальчика не было, составил мне компанию. Правда, в отличие от меня, Васт проводил время с пользой: устроившись за невысоким столиком справа от двери, мужчина сосредоточенно изучал какую-то книгу, и я ему отчаянно завидовала: сидеть возле постели больного и просто смотреть в окно было неимоверно скучно.

«Нужно будет попросить чатьена научить меня читать, – мысленно сделала я себе пометку. – Заодно смогу получать информацию об окружающем мире не только из его уст, но и из других источников».

Когда настало время обеда, Чала принесла в комнату ещё один стол – чуть большего размера, чем тот, за которым работал чатьен, – и два стула. Я внимательно наблюдала за каждым движением девушки, подмечая малейшие детали.

– Чала двигается не так, как ты меня учил, – после того, как стол был сервирован и служанка оставила нас одних, заметила я, оставаясь на прежнем месте – пальцы Ришана мёртвой хваткой вцепились в мою ладонь, и мне вряд ли бы удалось освободиться, не разбудив мальчишку. – И одежда у неё другая.

– Чала – не Сиреневая госпожа поместья Лундун, – весомо проговорил Васт, невозмутимо пересаживаясь за накрытый к обеду стол. – Ей не нужно придерживаться строгих правил. Ей даже знать их не обязательно.

«Социальное расслоение в действии, – подумала я.  Впрочем, ничего нового. Во все времена и во всех странах простолюдины отличались от аристократии как внешне – одеждой, украшениями, причёсками, а порой и цветом кожи, – так и поведением.

– И много таких мест как поместье Лундун?

Чатьен отложил в сторону столовые приборы и полностью сосредоточил своё внимание на мне. От пристального взгляда карих глаз мне даже стало немного не по себе.

– Поясни вопрос, – попросил мужчина.

Я бросила быстрый взгляд на Ришана: его грудь медленно поднималась и опускалась под тонким одеялом, и ничего не выдавало того, что мальчик собирается в скором времени проснуться. И всё же рисковать не стоило. Ришан, несмотря на свой юный возраст, уже показал себя как человека наблюдательного и умного. У него и так появились подозрения на мой счёт. Нельзя было позволить им окрепнуть.

– Потом, – тяжело вздохнув, сказала я, отведя взгляд от лица чатьена. – Когда мы останемся одни.

Васта, похоже, подобный вариант вполне устроил: с невозмутимым видом мужчина вернулся к трапезе. Я же развлекала себя тем, что сосредоточенно прислушивалась к голосам, доносящимся из-за окна, пытаясь разобрать, что именно там говорят. Получалось, откровенно говоря, плохо, но я не отчаивалась – любой навык приходит с практикой. Главное не отчаиваться и не опускать руки.

Услышав приближающиеся шаги, я повернула голову: Васт, расправившийся со своим обедом за ужасающе короткий срок, подошёл ко мне, держа в руках миску с чем-то, отдалённо напоминающим суп, в котором плавали листья какого-то растения, а также крупные куски мяса.

– Тебе нужно поесть, – тоном, не терпящим возражений, проговорил чатьен, аккуратно опускаясь на край постели рядом со мной. – Я помогу.

Я не сдержала крохотной улыбки: всё-таки Васт порой был чрезвычайно милым. Этакий плюшевый медвежонок. Если бы ещё он при этом не держался так холодно и отстранённо, я бы, пожалуй, даже в него влюбилась. Всё-таки мне всегда нравились заботливые мужчины, способные оказывать знаки внимания не только тогда, когда пытаются затащить девушку в постель, но и просто так, потому что им, действительно, не наплевать на тебя и твои чувства.

Я протянула свободную руку и взяла ложку, которую мне протянул лекарь. Есть одной рукой было крайне неудобно, но Васт легко подстраивался под мои движения, то поднося миску с супом ближе, почти к самому моему лицу, то отодвигая её от меня чуть дальше, так что мне удалось справиться со своей порцией, не пролив ни капли.

– Благодарю, – улыбнувшись, проговорила я.

– Нет нужды, – последовал привычный ответ. Вернувшись к столу, мужчина поставил на него пустую миску из-под супа и взял чашу со знакомым мне травяным настоем, которую и вручил мне. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Ничего не болит?

– Нет.

Удовлетворив своё любопытство, чатьен вернулся за стол, на котором оставил недочитанную книгу. Вскоре в комнату вернулась Чала и забрала сначала посуду, а затем и унесла лишний стол. Комната вновь погрузилась в тишину, которая, впрочем, была довольно комфортной и не вызывала у меня особого отторжения.

В памяти всплыл эпизод из детства. Мне тогда было лет пятнадцать, и один из моих младших братьев, Ваня, которому на тот момент было всего четыре года, заболел. Ничего серьёзного, обыкновенная простуда. Однако у него поднялась высокая температура, и малыш несколько дней пролежал в постели. Родители не могли позволить себе взять больничный, поскольку это бы негативно отразилось на зарплате, а денег в то время у нас и так было немного, поэтому роль няньки досталась мне, благо тогда были весенние каникулы, и ходить в школу мне было не нужно. Я хорошо помню, как три дня не отходила от брата, обтирала его хрупкое тощее тельце мокрой тряпкой, выпаивала ему малиновый морс и кормила с ложечки куриным бульоном.

Неудобный разговор

С детства я усвоила простое правило: хочешь что-то узнать у человека – спроси. Не играй в Шерлока, не следи и не перерывай кучу бессмысленных интернет-сайтов и энциклопедий. Просто подойди и спроси. Исходя из этого принципа, следующим утром я решила поговорить с Чалой и выяснить, что же я такое наблюдала во время встречи с вихо Нанзу.

  – Чала, – обратилась я к девушке перед завтраком, когда она помогала мне завязать цэхинь. – Я хочу задать тебе вопрос.

– Я вас слушаю, Шиануся.

– Вчера во время прогулки… – я старательно подбирала слова, чтобы и не допустить ошибки, и, одновременно, не дать возможности трактовать мои слова двояко. – К нам подошёл вихо Нанзу, и ты поздоровалась с ним первая. Потом к нам подошла Розовая госпожа. И с ней ты поздоровалась после меня. Почему?

– Я приношу свои извинения, Сиреневая госпожа, – Чала стояла позади меня и в зеркале я видела, как её лицо покрылось очаровательным румянцем. – Я росла в простой крестьянской семье и плохо знаю правила. Когда вчера подошёл вихо, вы долго молчали, и я подумала, что я, как служанка, должна первая выказать ему почтение. Но затем пришла Розовая госпожа со своим сопровождением, и она первая обратилась к вихо, и я поняла, что до этого допустила ошибку. Мне очень жаль, что моё недостойное поведение поставило вас в неловкое положение перед вихо.

Я ощутила неимоверное облегчение после этих слов, словно огромный груз свалился с моих плеч.

– Тебе нет нужды приносить мне извинения, – я повернулась к девушке и ободряюще ей улыбнулась. – Не было никакой неловкости. Я просто удивилась. И ещё, – я придала своему лицу строгое выражение, – я, кажется, просила называть меня по имени.

– Да, Шиануся, – Чала потупила взгляд, смутившись ещё сильнее. – Я забылась. Приношу свои извинения.

Я тяжело вздохнула: добиться адекватного поведения даже от собственной служанки оказалось архисложно. Но я всё равно не теряла надежды выстроить между нами дружеские отношения – мне совершенно не хотелось обращаться с Чалой, как с какой-то бесправной крепостной.

После завтрака, проведённого в полном одиночестве, – Чала не в счёт, она, судя по выражению её лица, старательно пыталась изображать предмет интерьера, пусть и не особо удачно, – я отправилась в комнату, выделенную Ришану. Вчерашнее странное поведение юноши после пробуждения меня не на шутку встревожило, и я хотела выяснить, что же именно его так взволновало.

В комнате мальчик был не один. На стуле в изголовье его кровати сидел человек, которого меньше всего мне сейчас хотелось видеть.

– Вихо Нанзу, - я сделала жест-приветствие и поклонилась мужчине, натянув на лицо дежурную улыбку.

– Сиреневая госпожа, – мужчина поднялся со стула и ответил на моё приветствие. Его движения во время жеста-приветствия были скупыми, выверенными до миллиметра, и я почувствовала лёгкий укол зависти – мне до такого было ещё очень далеко. – Рад видеть вас.

Я не могла ответить ему тем же, поэтому деликатно промолчала: врать без причины было не в моём стиле. Тем более в подобных мелочах.

– Брат, – помня о запрете на использование личных имён при посторонних, я обратилась к Ришану с упором на родственные узы, связывающие нас, посчитав это более приемлемым, нежели называть его по титулу.

– Сестра, – Ришан бросил на меня какой-то странный, настороженный взгляд. – Как твоё самочувствие?

– Благодарю, я прекрасно себя чувствую, – заверила я его. – А ты?

– Я здоров.

– Хорошо.

На этом беседа затухла сама собой. В присутствии вихо я не могла поднять интересующую меня тему, а Ришан и вовсе выглядел так, словно готов немедленно удрать, причём прямо в окно, лишь бы не находиться со мной в одной комнате.

– Чатьен сообщил мне, что вы двоё сегодня последний день находитесь в лине, - заметил вихо светским тоном, однако его колючий, пристальный взгляд, буквально прилипший к моему лицу, от меня не укрылся.

– Я сегодня ещё не видела чатьена Васта, – максимально равнодушно отозвалась я – за годы работы продавцом я научилась мастерски владеть собой и сохранять спокойствие даже в самых щекотливых ситуациях. – Но раз вы так говорите… У меня нет причин сомневаться в ваших словах, вихо.

На мгновение в оранжевых глазах промелькнуло какое-то странное выражение, идентифицировать которое я не успела. Однако сердце всё равно испуганно сжалось, а вдоль позвоночника словно кусок льда проскользнул.

– Вихо Нанзу, – внезапно подал голос Ришан, переключив внимание мужчины на себя. – Поскольку я в общей сложности целых два дня буду находиться в лине, я могу рассчитывать на ваше снисхождение? У меня не было ни времени, ни возможности выполнить ваше задание.

«Васт вчера говорил, что Нанзу лично занимается обучением Ришана, – вспомнила я. – А Шианусю обучал вихо Изо… нужно как можно скорее выяснить, кто это, и наилучшим образом подготовиться к предстоящей встрече».

– Боюсь, Красный господин, я не могу удовлетворить вашу просьбу, – елейным голосом проговорил Нанзу. – Задание было дано вам ещё неделю назад – времени на его выполнение было более чем достаточно. Вы сами отдали предпочтение праздному времяпрепровождению. Не сомневаюсь: даже если бы вы не довели себя до магического истощения, ни вчера, ни сегодня вы бы не сели за занятия. А завтра мне бы пришлось выслушать из ваших уст занимательную историю о том, как вы всю неделю трудились, не покладая рук, но в силу непреодолимых обстоятельств не смогли справиться с моим заданием.

Наводя мосты

Мой дом – кэа, – понравился мне с первого взгляда. Двухэтажный, уютный, оформленный в положенных мне по статусу сиреневых цветах, он напомнил мне домик доброй феи из сказки.

Я долго ходила по комнатам, изучая обстановку, трогая различные безделушки, попадающиеся мне под руку то тут, то там. Чала незримой тенью следовала за мной по пятам. Не знаю, как мои брождения по вроде как хорошо мне знакомому дому выглядели в её глазах. Не сказала ничего – и ладно.

Первый этаж кэа занимала просторная комната, в центре которой располагался невысокий круглый стол, вокруг которого стояли четыре стула – видимо, предполагалось, что за ним должна собираться вся семья. В углу стоял массивный струнный инструмент, похожий на арфу – мне было страшно от одной только мысли, что я должна уметь на нём играть. Из столовой – я так про себя окрестила эту комнату, – вела дверь. Открыв её, я оказалась в «стеклянной комнате»: стены и потолок этого помещения были сделаны из матового непрозрачного стекла, а на полу располагались объёмные круглые бадьи высотой мне примерно по колено, засаженные цветами. В дальней части цветника стояло удобное деревянное кресло с широкими подлокотниками, рядом с ним – маленький круглый столик на одной ножке, покрытой резным узором в виде переплетённых лиан.

«Какая красота, – с восхищением подумала я, оглядывая свою личную оранжерею. – Кажется, я нашла свою самую любимую комнату в доме».

Помимо оранжереи и столовой на первом этаже находились небольшая кухня с очагом, добротным квадратным столом и навесным шкафчиком для посуды и три крохотные комнатки: первая – под лестницей, без мебели, с абсолютно голыми стенами, две другие – возле кухни, и из мебели в них только узкие деревянные кровати да небольшие комоды, в которых, видимо, предполагалось хранить вещи. Мне почему-то подумалось, что комнаты возле кухни – спальни прислуги. Для чего нужна пустая комната – подозрительно напоминающая ту, в которой мы с чатьеном обнаружили полубессознательного Ришана, – я понятия не имела. Спросить об этом мне было некого, поэтому я решила отложить данный вопрос до лучших времён.

На втором этаже, помимо ванной и туалета, находилось сразу пять просторных комнат, обставленных с очевидным размахом. В них было абсолютно всё: широкая двуспальная кровать с объёмной мягкой периной и несколькими подушками, огромный платяной шкаф, трельяж с зеркалом и письменный стол.

«А это, видимо, гостевые комнаты», - догадалась я, вспомнив один из разговоров с Вастом, в котором чатьен упоминал, что в доме у каждого наследника есть гостевые покои на случай, если вышеупомянутый наследник захочет пригласить к себе друзей погостить на несколько дней.

Чтобы определить, какая же из комнат на втором этаже изначально принадлежала Шианусе, я сосредоточила своё внимание на содержимом шкафов. Как я и ожидала, одежда обнаружилась лишь в одном, в самой дальней комнате, окна которой, в отличие от остальных, выходили не в сад, а на противоположную сторону, где вдалеке, возле самой линии горизонта виднелись горные хребты в окружении тёмных макушек деревьев.

– Шиануся, будут пожелания относительно обеда? – спросила Чала, когда я завершила экскурсию по дому.

– На твоё усмотрение, – я всё ещё не знала названия ни одного блюда, поэтому решила отдать этот вопрос на откуп служанке. – Можешь пока выбрать себе комнату и распаковать свои вещи.

Правда «распаковать вещи» звучало слишком громко. Я своими собственными глазами видела тот скромный вещмешок, который Чала принесла с собой из той комнаты, что она занимала в лине – в него кроме пары смен белья точно ничего не влезет.

Пока Чала осваивалась в незнакомом ей помещении, я принялась изучать содержимое трельяжа и письменного стола в своей комнате. К моему сожалению, найти хоть что-то интересное, проливающее свет на характер и увлечения Шиануси, не удалось. В трельяже кроме нескольких заколок для волос, пары гребней и расчёски ничего не было. На письменном столе лежала стопка пергаментов и стоял набор для письма. Это настораживало. Я ожидала найти какие-то игрушки, возможно, рисунки или поделки. А тут совсем ничего. Странно…

Снизу послышался громкий топот, словно в дом вбежал, по крайней мере, разъярённый слон, а затем раздался оглушающий крик:

– Шиануся!

Я лишь скривилась: Боже, какое всё-таки отвратительное имя! Пусть уж лучше Сиреневой госпожой называют. Всё лучше звучит, чем это убожество.

– Ришан, не кричи, я не глухая.

Я вышла в коридор навстречу сгустку хаоса, по случайному стечению обстоятельств являющемуся моим старшим братом.

– О, вот ты где! – лицо мальчика буквально светилось от счастья, когда он подошёл к лестнице. – Пойдём на реку? Мы с ребятами собиралась на лодках кататься.

– Разве тебе не нужно выполнять задание для вихо Нанзу? – спросила я, спускаясь к нему. Желания идти с какими-то непонятными ребятами на какую-то реку не было совершенно. Если бы речь шла о прогулке только с Ришаном, я бы согласилась, не раздумывая. Но пересекаться с целой кучей посторонних людей я пока была не готова.

– Ещё успею! – легкомысленно отмахнулся Ришан. – Так что, ты пойдёшь?

– Нет, – отказалась я. – Возможно, в другой раз.

– И зря, погода на улице стоит чудесная.

– Я знаю, я там была, – улыбнувшись, заметила я. – А тебе стоит быть более ответственным. Вторую отсрочку вихо тебе точно не даст.

Я так хочу

Разговор с Розовой госпожой придал мне уверенности: если уж я в состоянии обмануть мать Шиануси, то с остальными не должно было возникнуть никаких проблем.

Вернувшись в кэа, я застала Чалу за приготовлением обеда. Девушка, стоя возле стола, сосредоточенно нарезала какие-то незнакомые мне коренья, внешне напоминающие имбирь, но источающие восхитительный сладковатый аромат.

– Что у нас на обед? – приблизившись вплотную к служанке, спросила я.

– Суп из корней зига и махас.

Что такое махас я, естественно, понятия не имела. Что ж, за обедом заодно и выясню.

Внезапно мне в голову пришла интересная идея.

– Чала, научи меня готовить.

Девушка вздрогнула и с громким стуком опустила нож на разделочную доску, после чего повернулась ко мне – её взгляд отражал глубокое замешательство.

– Шиануся, зачем вам это? – с сомнением спросила она.

– Я так хочу, – просто ответила я, решив, что образ этакой капризной принцессы мне очень даже подойдёт. Даже если сама Шиануся такой не была, Чала об этом не знала. Следовательно, с ней я могла вести себя как угодно.

На лице служанки промелькнуло сомнение.

– Я не думаю, что это хорошая идея, – осторожно заметила она. – Шиануся, вы – Сиреневая госпожа поместья Лундун. Не кухарка. Вам не нужно уметь готовить.

– Я знаю, – заверила я её. – Но я хочу уметь готовить. То, что ты делаешь, – я взмахом руки указала на разделочную доску и нож, – выглядит интересно. Я хочу попробовать.

Тяжело вздохнув, Чала отошла к навесному шкафу и вытащила из него ещё одну разделочную доску – чуть большего размера, чем та, что использовала она сама, – и небольшой нож с простой деревянной ручкой.  

В прошлой жизни я неплохо готовила. Сам процесс готовки не доставлял мне особого удовольствия, но я вполне была в состоянии сварить суп или кашу, пожарить котлеты и потушить овощи. Однако тело,  которое я занимаю теперь, явно не было приучено к подобному труду. Нож в моих руках смотрелся чем-то инородным, да и резать им мне было не очень сподручно, однако я честно старалась приноровиться, краем глаза наблюдая за тем, как ловко орудовала своим ножом Чала, нарезая коренья идеально ровными тонкими круглешками, в то время как из-под моего ножа выходило лишь неаккуратное нечто разной толщины, весьма отдалённо напоминающее круг.

– У вас хорошо получается, Шиануся, – заметила Чала, аккуратно забирая у меня доску с моими корявенькими творениями и скидывая их в большой котёл, который она предварительно подвесила на металлическом крюке в очаге.

– Не надо лгать, – строго сказала я, пододвигая к себе пучок какой-то зелени, чтобы начать терзать ещё и его. – У меня есть глаза. Я вижу, что получилось плохо.

Губы Чалы сложились в крохотной улыбке.

– Вы не отрезали себе пальцы – это уже хорошо, – уверенно заявила она. – А то, что нарезано неровно… так на вкус это не влияет.

Я не смогла сдержать ответную улыбку. Всё-таки чатьен Васт подобрал мне замечательную служанку. При встрече нужно его будет непременно поблагодарить.

Махас оказался чем-то наподобие рагу из непонятного продолговатого овоща насыщенного оранжевого цвета, по размеру и форме напоминающего кабачок, однако имеющего более рыхлую текстуру, картофеля – да, здесь есть моя любимая картошка! – и мелких тёмно-коричневых корнеплодов, с которых я под чутким руководством Чалы снимала кожуру, а затем нарезала их тонкими ломтиками.

Пока Чала сервировала стол в столовой, я позволила себе заглянуть в крохотные комнатушки возле кухни. Как я и ожидала, служанка заняла одну из них, обозначив своё присутствие в ней тем, что поставила вещмешок на кровать.

– Чала, ты не будешь жить в той комнате, – безапелляционно объявила я, войдя в столовую. – Выбери комнату наверху.

Девушка резко выпрямилась и растеряно посмотрела на меня.

– Шиануся, но наверху ведь комнаты для гостей, а я всего лишь служанка.

– И что? – перебила я её. Скрестив руки на груди, я придала лицу максимально строгое выражение и прямо посмотрела в глаза своей служанке. – Я хочу, чтобы ты жила на втором этаже. Вдруг мне станет плохо? Снизу ты даже не услышишь мой крик.

Это объяснение звучало вполне правдоподобно, хотя и было максимально далеко от истины. Мне просто было неприятно, что девушка будет жить в этой крохотной каморке, по размеру больше соответствующей кладовке, а не чьей-то спальне. Гостей я всё равно принимать не собираюсь. Во всяком случае, не в ближайшее время.

– Как прикажете, Шиануся, – Чала отвесила мне низкий поклон. С огромным трудом удержавшись от кивка, я перевела взгляд на стол – сервированный на одного человека, – и нахмурилась.

– Чала, с этого дня ты будешь есть со мной, – спокойно сообщила я девушке. – Принеси приборы для себя.

– Госпожа! – вот теперь на лице девушки отразился самый настоящий испуг, а голос безобразнейшим образом дрожал, словно она собиралась немедленно разрыдаться. – Так нельзя! Слуги должны есть на кухне.

– Мне не нужна служанка, – одёрнула я её, решив, что стоит обозначить суть наших отношений сразу, чтобы потом не возникло недопонимания. – Я хочу иметь друга. Человека, который будет поддерживать меня в трудную минуту и помогать. Который выслушает и даст совет. С которым можно разделить не только трудности и печали, но и радость.

Противостояние

То, что Ришан будет постоянным источником проблем, я поняла уже через день, когда вскоре после завтрака, сидя в своей личной оранжерее в компании Тэят и старательно пытаясь освоить местную технику вышивания на ткани, ощутила, как мою спину пронзила резкая острая боль.

Шумно выдохнув сквозь стиснутые зубы, я по инерции накрыла ладонью болезненное место.

– Шиануся? – с тревогой позвала меня Тэят. – Что-то случилось?

Очередная острая вспышка боли пронзила мою спину – на этот раз рядом с правой лопаткой. В памяти услужливо всплыл разговор с Ришаном двухдневной давности, во время которого брат сообщил мне, что вихо Нанзу в качестве наказания любит использовать розги. Что ж, судя по моим ощущениям, это, действительно, было именно так. А ещё кое-кто, несмотря на мои увещевания, всё-таки положил большой такой болт на «домашнее задание» вихо, за что теперь и расплачивается. Только вот возникает закономерный вопрос: а я-то тут причём? Магическим узам, видимо, было всё равно, кто прав, а кто виноват – «приятности» получают оба.

– Всё в порядке, мама, – вымученно улыбнувшись, ответила я, пережидая новую порцию боли. – Просто Ришан пожинает плоды своего легкомыслия.

Во взгляде Тэят проскользнуло понимание.

– Чала! – повернувшись к входу в оранжерею, позвала я. Девушка, скорее всего всё это время стоявшая под дверью, ожидая, когда она мне понадобится, тут же вошла внутрь, всем своим видом демонстрируя готовность исполнить любой приказ. – Будь добра, сходи к чатьену Васту и попроси у него лечебную мазь. Скажи, что Красный господин получил наказание от вихо Нанзу – чатьен поймёт.

– У тебя интересная служанка, – заметила Тэят, стоило только за Чалой закрыться двери. – Исполнительная.

– Чала – хорошая девушка, – проговорила я, аккуратно накладывая стежок за стежком на мягкий хлопок, натянутый на пяльцах. – Мы с ней ладим.

Тэят ласково улыбнулась мне своей восхитительной солнечной улыбкой, от которой у меня по телу само собой распространилось приятное тепло.

– Я рада, – слова Розовой госпожи были наполнены искренним участием. – Очень важно иметь рядом с собой преданного слугу. Однажды это может спасти тебе жизнь.

Я промолчала, переживая новую порцию боли, крепко стиснув зубы. Судя по моим ощущениям, у вихо Нанзу была очень тяжёлая рука, и он совершенно не щадил провинившегося ученика.

– Магические узы одновременно и благо, и тяжкое бремя, – заметила Тэят, внимательно наблюдая за моими тщетными потугами сохранить лицо. – Особенно когда ты связан с человеком легкомысленным и безрассудным, не способным позаботиться даже о себе, не то что о других.

– Ришан просто маленький, – похоже, у меня начало входить в привычку защищать брата перед всеми. Причём делала я это на уровне инстинктов, подчиняясь какому-то непонятному тревожному чувству, скребущемуся в груди каждый раз, стоило кому-то начать критиковать Ришана. –  Дайте ему время. Он станет серьезней.

– Я надеюсь, – от пристального взгляда Тэят мне стало не по себе. Она словно просвечивала меня на рентгене, пытаясь увидеть что-то, сокрытое от посторонних глаз. А мне, определённо, есть, что скрывать! – В противном случае его поведение может плохо отразиться на ваших отношениях.

– Почему? – я не видела связи.

– Потому что невозможно любить человека, который постоянно причиняет тебе боль, – объяснила Тэят, и в её глазах промелькнула грусть, из чего я могу сделать вывод, что нечто подобное Розовая госпожа испытала на себе. – Особенно когда он делает это осознанно. Раздражение на его пренебрежительное отношение будет накапливаться, пока не перерастёт в гнев, а затем и ненависть.

Что ж, слова Розовой госпожи были не лишены смысла. Правда всё же в них была небольшая загвоздка, заключённая в одном слове. Осознанно. Если Ришан знает, что любую его травму я ощущаю, как свою собственную, – это одно дело. И совсем другое, если он даже не догадывается об этой стороне нашей связи. Этот вопрос следовало прояснить в самое ближайшее время.  

– Полагаю, на сегодня наше занятие лучше закончить, – Тэят отложила пяльцы на стол и поднялась. Я незамедлительно последовала её примеру. – Шиануся, позаботься о брате. Ришан в последнее время стал совершенно неуправляем, – женщина горько улыбнулась. – Меня он уже не слушает. Да и вихо с Эльзиром не могут достучаться до него. Однако, возможно, это удастся тебе.

– Я поговорю с Ришаном, – заверила я мать, провожая её до дверей. – Не знаю, послушает он меня или нет. Но я приложу все усилия.

Тэят наградила меня мягкой улыбкой. Нежно погладив меня по макушке, она жестом велела служанкам следовать за ней (эти две дородные дамы со скучающими лицами пришли в кэа вместе со своей госпожой, но всё то время, пока мы с Тэят были в оранжерее, они оставались в гостиной).

«У Ришана начался переходный возраст? - предположила я. Оставшись одна, я расположилась на удобном диване в гостиной, ожидая возвращения Чалы из лина. – Не рановато ли? Всё-таки мальчику только девять лет… или причина его бунтарского поведения в чём-то другом?»

Чала вернулась довольно быстро, – по моим ощущениям, прошло не больше десяти минут, – правда, не одна, а в компании чатьена.

– Чатьен Васт, – я поднялась с дивана и поприветствовала лекаря, как подобает правилами этикета.