Сирень

Всех ждёт дерьмо — вопрос лишь в том, как мы к нему отнесёмся.

Царьвилль. Серый город, утонувший во мраке индустриальной революции. За несколько лет здесь было построено столько фабрик и заводов, сколько во всём мире за век не сыщешь. Дым заслонял собой небо, а о растительности в городе давно можно было позабыть. Местные власти совсем не заботятся о моральном благополучии граждан, не осознавая, что это может привести к упадку рабочей силы, а, соответственно, и краху всему великому экономическому плану. Правительство слишком занято войной с соседями, чтобы заниматься нуждами простого народа. Комнату заполнил едкий дым табака из старой трубки. Молодой, а уже ветеран военного морского флота Оскар Кильт, в отставке по ранению, раскуривал трубку, глядя на «пейзаж», открывшийся из разбитого окна, осколки которого всё ещё лежали где-то в углу. Дым табака совсем не отличается от смога на улице. Единственное, что отличает Оскара от других жителей Царьвилля, — ветеранство и возможность не работать, в связи с полученными ранениями.

Звучит сирена.

Толпы маршируют с перекуров обратно по станкам. Серые лица, лысые головы — всё это уже в печёнках сидит, но ничего не исправить.

Урчание в животе отрывает взор Оскара от кучи рабов и направляет его на остатки вчерашнего обеда на столе. Докурив трубку и выдохнув последнее, что осталось от некогда великого, изменившего мир, растения — табака, он промямлил себе под нос:

— Пора бы на рынок сходить.

Стряхивая остатки табака из трубки, произносил Оскар и потянулся к трости. Уперевшись руками в трость, что подарил Оскару его сослуживец, старый и единственный друг, когда тот отлеживался в госпитале, Оскар с небольшим усилием поднялся. Он стиснул зубы от боли, стрельнувшей в рану на ноге. Он окинул взглядом окно и картину, что творилась за ним, после чего закрыл его, хотя большой роли это не играло: оно ведь разбитое. Ветер продолжал гулять по комнате. Пускай атмосфера города очень нагнетала, тем не менее она подняла среднюю температуру в городе на десяток градусов, так точно. Посему разбитое окно не сильно мешало нашему герою. Кое-как доковыляв до коридора, он свободной рукой потянулся к вешалке, на которой пылилось старое пальто. Оскар снял пальто с крючка, накинул на себя, обул туфли и, казалось бы, побрёл на улицу, однако внезапно вспомнил, что оставил на столе кошелёк. В нём валялись пара, толком ничего не стоящих, купюр — остатки от пенсии. Прошлую задержали недели на три. Схватив кошелёк, Оскар наконец покинул квартиру. Закрыв за собой обветшалую дверь, перед ним открылась картина подъезда, который, на вид, был хуже, чем слякоть, пропитанная смогом. По лестнице вниз к Оскару спускалась пожилая соседка.

— Чего ты, внучок, далеко?

— Здравствуйте, баб Кир, — с ноткой усталости в голосе произнёс Оскар. — Я вот на рынок собрался.

Он слегка хлопнул свободной рукой себя по животу, карикатурно изображая объедение.

— А то дома есть совсем нечего.

Бабушка Кира, спустившись, протянула Оскару руку, а затем сказала:

— Понятненько. Дай-ка, Оскар, мне ручку свою.

Он протянул руку. Старушка взяла ее и накрыла второй рукой сверху.

— Болезненно выглядишь, сынок. Всё хорошо у тебя?

На самом деле удивительно, как люди в таком городе умудряются дожить до стольких лет. Бабушку Киру можно было с уверенностью назвать очень мудрым и сильным человеком.

— Да всё хорошо, жизнь как жизнь, — ответил Оскар. — А кому сейчас легко?

Женщина опустила его руку вниз, по швам, и произнесла:

— Тебя ждёт очень интересное будущее, но ты его не примешь.

Бабушка закрыла глаза, словно что-то представила, тяжело вздохнула и направилась по своим делам, добавив напоследок:

— Береги себя.

Оскар продолжил своё шествие к магазину. Взглянув на улицу не с высоты 5 этажа, на котором он жил, а с глаз простого, в среднем ростом около метра и семидесяти сантиметров, работяги, Оскару казалось, что время остановилось: из-за очень густой застройки ветер не касался даже крон облысевших ив и сосен. Пройдя небольшой путь мимо жалкого подобия парка и местной «школы», где готовили очередных рабов на фабрики и мануфактуры, Оскар добрёл до рынка. Полупустые прилавки, антисанитария, кругом кто-то, словно в средние века, выбрасывает мусор и прочие отходы из окон — всё это происходит на улицах Царьвилля с начала промышленных революций.

Люди здесь давно забыли, что такое улыбка, цветы и цвета. Шустро набрав скромненькую корзину всех необходимых продуктов питания, Оскар постарался как можно скорее вернуться домой.

Пришедшее чувство ностальгии вынудило его направиться к месту, где в прошлом он проводил много времени за отдыхом с сослуживцами. Это было единственное место во всём Царьвилле, которое ещё не успела до конца осквернить промышленная революция. Холм, на котором возвышался одинокий куст сирени. Сейчас он как раз зацвёл. Обычно сюда никто не приходит — нет времени. Но не Оскар, которому по закону необходимо отлынивать.

На подходе к холму Оскару в лицо внезапно прилетел лист бумаги, а затем послышался девичий голос:

— Чёрт, и где же она?

Она явно что-то искала. Оскар снял листок с лица, и только он попытался на нём что-то прочитать, как в голову влезло джентльменское воспитание.

— Прошу прощения, — произнёс он, подойдя к даме. — Не это ли вы ищите?

Он поднял взгляд на девушку. Пред взором предстала чистая, опрятная, яркая и красивая леди. Оскару понадобилось время, дабы переварить увиденную красу. Он было ушёл глубоко в себя от сего зрелища, до тех пор, пока его идиллию не перебила, непосредственно, сама дама.

— Спасибо большое! — ярко, жизнерадостно и с облегчением воскликнула девушка. — Я так боялась, что потеряла её…

Она мгновенно забрала бумагу, которая оказалась какой-то то ли справкой, то ли ещё чего-то.

— Да не за что, — с каплей смущения произнёс Оскар, будто снова проваливаясь куда-то в себя. На секунду показалось, будто вечная боль в ноге отступила.