Сиротка для князя оборотней

Пролог

С тех пор, как умер отец, моя жизнь превратилась в сущий ад. Мать я свою почти не помнила, её не стало ещё тогда, когда я была младенцем. А вот тётя Наташа – вторая жена папы, появилась в моей жизни многим позже. Тогда мне уже было почти пятнадцать, и я хорошо помню тот день, когда эта разукрашенная и разряженная фифочка переступила порог нашей квартиры, уже чувствуя себя в ней полной хозяйкой. Я была адекватным подростком, и всё же тогда первым моим порывом было выставить эту тётку за дверь, но взгляд отца, направленный в её сторону, полный обожания и непонятного мне восхищения, красноречиво дал понять: скорее я окажусь на улице, чем она. Хотя с папой мы всегда отлично ладили, и я не думала, ни гадала, что под конец своей жизни он преподнесёт мне вот такой «сюрприз».

Конечно, тогда он ещё не знал, что всего через несколько лет его не станет. Скоротечная болезнь свалила его за каких-то полгода, но всё это время нам с тётей Наташей приходилось терпеть друг друга – она, как и я её, невзлюбила меня с первого взгляда. Своих детей Бог этой женщине не дал. Или же она сознательно не хотела их иметь, да вот только не понимала она, что такое дети – капризничала, словно это она, а не я, была подростком, устраивала сцены по поводу и без и всё время пыталась настроить папу против меня.

Конечно, поначалу я пыталась терпеть, но со временем скандалы в нашем доме стали происходить чаще и чаще. Я ставила отцу свои условия, тётя Наташа – свои. И, наверное, в конечном итоге это и привело его к болезни – он не смог разорваться между своей дочерью и новой женой. Но если бы я знала, к чему приведёт наше противостояние, то сама бы ушла из дома. И неважно, чем бы это закончилось…

Когда врач сообщил нам страшный диагноз отца, я испытала настоящий шок. Я не спала ночами, рыдая в подушку, и даже предприняла попытку помириться с тётей Наташей. Ну, как помириться – хотя бы, ради отца, сделать вид, что мы подружились. Но в результате она отгородилась от меня ещё сильнее. Поначалу я не понимала причины такого поведения, списывая всё на стресс, но… Но, когда отец уже не мог вставать и дни его были сочтены, я застала в нашей квартире незнакомого мне мужчину. Застала в постели мачехи.

Судя по тому, что я увидела на кухне, у них тут был пир горой, с дешёвым алкоголем и закуской на скорую руку. А после – все вытекающие последствия в виде любовного акта, и это при живом-то муже! Пусть и умирающем…

И тогда я поняла, что за змею пригрел мой отец на своей груди.

Встав в дверях её спальни, я сложила руки на груди и ждала, когда меня заметят. Но ожидаемого смущения не произошло – обнаружив меня, любовник моей мачехи лишь широко улыбнулся и произнёс:

- Натаха, кажется, эта девочка хочет к нам присоединиться…

Его слова были мне крайне неприятны: хоть я и не планировала ничего такого, но мне стало мерзко только от осознания подобного действа. И всё же я ждала реакции мачехи, которая последовала почти незамедлительно.

Вскочив, она побледнела, сотрясая своей обвисшей обнажённой грудью и складками на пояснице.

- А ну, пошла прочь, кобыла! – заорала она на меня, как будто это я была повинна в чём-то греховном, а вовсе не она.

Наверное, здесь большую роль сыграла ревность. Конечно, ведь её пьяный любовник сейчас таращился на меня, молодую восемнадцатилетнюю девушку, да ещё и делал предложения, которые прозвучали чуть раньше.

- Убирайся из нашего дома! – закричала на неё я, разозлившись окончательно. – Ты, мерзкая убогая потаскуха!

Она, подскочив ко мне, со всей силы залепила мне пощёчину.

- Молчи, Наська! – она потрясла рукой, должно быть, чувствуя боль от удара ею по моему лицу. – Твой дом, говоришь?! А ты не думала, что твой отец давно переписал всё на меня?!

Я задрожала, потирая ушибленную щёку и едва держась на ногах. Боль и отчаяние – вот что выбивало меня из колеи прямо сейчас. А ещё обида за отца. Последняя, пожалуй, была сильнее прочих обстоятельств.

- Папа бы так никогда не поступил! – бросила я ей в лицо.

- «Папа бы так никогда не поступил!» - передразнила она меня писклявым голосом. – Что бы ты понимала! Лучше собирай чемоданы и катись отсюда подобру-поздорову, подальше с глаз моих! У, ненавижу!

И она замахнулась опять, но в этот раз я увернулась, услышав в тот же миг слабый хрип из соседней комнаты.

- Папа! – тут же опомнилась я, побежав к нему, но было поздно.

Свой последний миг жизни мой отец провёл, выслушивая, как его любимая жёнушка справляла свои любовные дела за стенкой и наш с ней очередной скандал. Рука его безжизненно свисала с кровати, а глаза были закрыты. И хоть он был ещё тёплым, но пульса я уже не нащупала.

- Папа!!! – вновь закричала я.

Следом за мной появилась тётя Наташа, застёгивая на ходу халат на обнажённом теле и этот пьяный её кавалер с красным лицом. Он, кажется, и вовсе не понимал, что здесь происходит.

В секунду оценив ситуацию, моя мачеха, замерев посреди комнаты, вдруг громко закричала:

- Чего ревёшь?! Вызывай скорую!

И сама же бросилась за телефоном, на ходу выставляя своего пьяного дружка за дверь.

- Скорая уже не поможет, - прошептала я одними губами, не в силах отвести взора от лица спокойного, наконец-то отмучившегося, моего отца.

- Конечно, нет! – бодро взвизгнула тётя Наташа. – Нужно зафиксировать факт смерти. И начинать делить наследство!

Последняя фраза просто убила меня наповал. Наследство… Вот что ей было нужно! Только наследство…

Глава 1

- Что значит, всё принадлежит ей?! – мачеха даже прикрыла глаза, не в силах принять реальность, как таковую.

Её заметно трусило от услышанного. Конечно! Ведь только что выяснилось, что папа всё завещал мне: и квартиру, и машину, и даже домик в далёком дачном посёлке… Я даже не сомневалась в этом, но вот радости совершенно не испытывала. Лучше бы он был жив, а мне… мне ничего не надо было.

У меня потекли слёзы, тогда как тётя Наташа начала рвать и метать, а из глаз её полетели молнии, так она разозлилась на правду.

- Что Вас, собственно, не устраивает? – нотариус, немолодой лысоватый мужчина с непроницаемым лицом, прямо смотрел на бесноватую женщину напротив, не выражая к ней абсолютно никаких чувств. – Вы с Григорием Михайловичем заключили брачный контракт, в котором было прописано, что всё его имущество, в случае его смерти, перейдёт к единственной дочери – Анастасии Григорьевне.

- Да, но… - лицо моей мачехи даже стало фиолетовым, видимо, подскочило давление. – Он обещал! Обещал, что сделает меня единственной наследницей!

- «Обещать – не значит жениться», - сухо, и всё же с некоторой насмешкой в голосе ответил ей мужчина. – Я показал Вам бумаги, на которых чёрным по белому изложена воля покойного… Вы, конечно же, можете обратиться в суд, но я, как юрист, могу сказать, что дело это невыгодное. Вы не только проиграете его, но ещё будете вынуждены платить судебные издержки, а они будут немаленькими…

Я слушала их в пол-уха, и то, словно забитого ватой. Тётя Наташа что-то отвечала ему в своей экспрессивной манере, нотариус же жёстко отвечал фактами. И, в конец концов, я решила выйти на свежий воздух: выслушав последнее решение отца, пусть и произнесённое чужими губами, мне здесь больше нечего было делать.

И я отправилась домой. Без него, без папы, здесь было как-то уныло и пусто. Даже несмотря на то, что в последнее время он не вставал с кровати, я знала, что он здесь, рядом, и от того мне было спокойнее. А теперь кроме горестных воспоминаний о нём у меня ничего не осталось. Лишь эта квартира, пропахшая лекарствами, которую он всё же завещал мне, вероятно, подозревая, кем на самом деле являлась его вторая жена. Или же просто решил напоследок позаботиться о единственной дочери, оставшейся после его смерти круглой сиротой.

Тётя Наташа явилась сюда же часа через полтора, и сразу же заявила с порога:

- Если ты думаешь, что я начну собирать свои вещи прямо сейчас, то ты сильно ошибаешься!

Она уже была навеселе, от неё пахло свежим перегаром – и когда только успела? И мне совсем не хотелось спорить. Я была просто вымотана, ни дня нормально не поспав после похорон. А ведь прошло уже достаточно много времени, но я давно поняла, что такое состояние обеспечено мне ещё надолго.

Мачеха, не услышав никаких возражений с моей стороны, подозрительно покосилась в мою сторону.

- Ты оглохла? Или как?

- Я Вас слышу, тётя Наташа, - спокойно ответила ей я, лишь бы она от меня только отвязалась. – Оставайтесь. У Вас есть несколько дней. А потом… Боюсь, после всего сказанного и услышанного мы просто вместе не уживёмся. И нам придётся разъехаться. В том смысле, что Вам придётся уехать отсюда и найти другое жильё…

Я старалась не грубить этой уже немолодой, изрядно подвыпившей женщине, но она всё равно разозлилась.

- У, сатана! – закричала она, сотрясая кулаком в воздухе. – Думаешь, переиграла меня?! Для Гришки ты всю жизнь была лишь обузой, ни бабу найти, никуда не сходить…

Я устало вздохнула, слыша такие слова в свой адрес не впервые. И прекрасно зная позицию отца по этому поводу, кардинально отличающуюся от той, которую периодически в его отсутствие озвучивала тётя Наташа.

- Но Вас-то он как-то нашёл…

- Подобрала, как щенка, на помойке! – взвизгнула она ещё громче. – Отмыла, приодела, на человека стал похож! А то ходил, как бомж беспризорный…

Не знаю уж, что она там имела ввиду, но мой отец никогда не был ни бомжом, ни нищим. Конечно, он работал на одном из предприятий обычным рабочим, а потому часто ходил в робе, но выглядел всегда чисто и прилично. И да, он не выпивал даже по праздникам, не имея к этому ни склонности, ни желания. Мы прекрасно жили и вдвоём, и, если бы эта женщина, не имеющая ни своей жилплощади, ни понятия о малейшей тактичности, не появилась в нашей жизни, я думаю, отец прожил бы ещё очень много времени.

Но, к сожалению, всё сложилось иначе.

- Зачем Вы говорите это мне сейчас? – со вздохом спросила я, всё ещё пытаясь воззвать к её благоразумию.

- Потому что ты украла то, что принадлежит мне! – едва не захлёбываясь желчью, произнесла она, подскочив ко мне.

- Это неправда! Квартира, как и всё прочее, изначально принадлежали моему отцу. А я всегда была его законной наследницей…

- И что?! Я ублажала его в постели! Я дарила ему лучшие годы своей жизни! А ты… ты…

Кажется, и у этой гадюки закончились аргументы, потому как, дойдя до точки кипения, она схватила меня за волосы, потянув на себя.

- Пустите! – закричала я, пытаясь вырваться, но куда мне, восемнадцатилетней худышке было справиться с такой матёрой бабищей?

А потому, всё, что я могла, это повиснуть у неё на руке, пытаясь освободиться из железной хватки. А после, мне как-то удалось извернуться, и укусить её за руку, на что последовала незамедлительная реакция.

Тётя Наташа взвыла от боли, но миг моего триумфа длился не долго. Перехватив мой хвостик в другую руку, она, что есть силы, ударила меня о стену, должно быть, даже не понимая, что делает.

Добротный угол старинной антресоли, попавшийся как раз на траектории движения моей головы, сыграл сейчас ключевую роль. Я налетела на него виском, на секунду почувствовав острую боль. А дальше в моих глазах всё стало белым, словно весь мир перестал существовать.

Но на самом деле, где-то на задворках своего сознания я понимала, что это я ушла из этого мира. И, скорее всего, навсегда…

Глава 2

Я очнулась от собственного стона, не сразу сообразив, почему так болит голова. Тело затекло от долгого пребывания в одном положении, а пальцы и ладони что-то кололо, неприятно впиваясь в кожу. Распахнув глаза, я обнаружила себя в каком-то сарае, полусидящей на кучке прелой соломы, небрежно брошенной прямо на влажноватую утоптанную землю. Сквозь наспех сколоченные между собой доски, служившие стенами этой постройки, пробивались лучи утреннего солнца, в которых плясали мелкие частички пыли. А ещё здесь ужасно пахло навозом.

Где-то слышались петушиные крики и мычание коров, воздух был влажным, летним, знойным. Должно быть, я сейчас находилась где-то в сельской местности. Вот только как я здесь очутилась, сказать не могла. Ведь последним моим воспоминанием было нападение тёти Наташи и удар виском об угол антресоли, после которого я записала себя в нежильцы.

Но, видимо, всё сложилось иначе. И мачеха, решив избавиться от улик, отвезла меня куда-то за город, надеясь, что здесь, без врачебной помощи, я всё равно погибну. И всё наследство, хоть я и не знала, как это выглядит юридически, достанется ей…

Вспомнив про недавнюю рану, полученную при падении, я машинально потянулась к виску. Дотрагиваться было почти невыносимо, а когда я, коснувшись больного места, поднесла пальцы к глазам, то увидела кровь. Наверное, такая рана быстро не заживала, а потому до сих пор мокла и требовала обработки.

По-хорошему, мне надо было сначала обратится в полицию, чтобы засвидетельствовать это. Но и получить заражение крови и дополнительные проблемы мне тоже не хотелось. Да и выяснить, где я всё-таки нахожусь, было не последним делом.

Кое-как поднявшись, я подошла к двери сарая, торкнувшись в неё. Но она оказалась закрыта снаружи – неужели моя мачеха решила и здесь подстраховаться? Вот, стерва! Ну, я устрою ей, когда выберусь. Если выберусь…

- Эй! – забарабанила я кулаками в дверь. – Есть здесь кто живой?! Откройте!

Но, само собой, никто, как по волшебству, не бросился мне на помощь.

Тогда я попробовала навалиться на дверь, но засов с той стороны оказался гораздо прочнее. А у меня совсем не было сил. Даже такие простые действия уже вызвали у меня слабость и тошноту. А на лбу даже выступила испарина. Однако я попыталась не обращать на это внимание. Быть слабой сейчас мне просто не представлялось возможным. К тому же, как я логически размышляла, если здесь имелась живность в виде домашних птиц и коров, то и где-то неподалёку были люди. А, значит, рано или поздно кто-нибудь сюда обязательно заглянет.

Пока же я решила дать себе передышку и вернулась на прежнее место, где лежала потемневшая солома. Всё лучше, чем сидеть на сырой земле. К тому же мне очень не хотелось простудиться или, хуже того, потерять сознание, а потому я решила немного сэкономить силы, прежде чем повторить попытку выбраться отсюда.

Но «отдыхать» получилось недолго. Вскоре я услышала приближающиеся шаги и звук отодвигающегося затвора. И на пороге вдруг очутилась незнакомая мне женщина в возрасте, крупная, с большой грудью и руками, уткнутыми в бока. А уж про выражение её лица мне и вовсе говорить не хотелось, настолько высокомерным и противным оно мне показалось.

Какое-то время мы изучали друг друга, а после она, словно зная меня всю жизнь, обратилась ко мне столь же цинично, как и смерила взглядом.

- Ну? Хорошенько подумала над своим поведением, Настасья?

От удивления и такого жёсткого напора со стороны абсолютно незнакомой мне женщины я даже опешила. Настасья? Нет, я, конечно, знала, что это был устаревший вариант моего имени - Анастасия, но меня в жизни никто так не называл, даже в шутку. К тому же, откуда оно ей было известно? Или тётя Наташа заплатила этой мужеподобной тётке, чтоб она сыграла роль моей надсмотрщицы? Хотя моя мачеха была настолько жадной женщиной, что вряд ли бы разорилась хоть на копейку…

- Кто Вы? И почему со мной так разговариваете? – попыталась выяснить я, на что женщина только рассердилась.

- Али память отшибло, убогая? – желчи в её голосе только прибавилось. – А ну, вставай! Скотина не кормлена! Вода тоже сама себя не принесёт… Разлеглась!

И она, несмотря на все свои лишние килограммы, резво подскочила ко мне и со всей силы пнула меня ногой в бок.

Боль, и без того ни на секунду ещё не оставлявшая меня, теперь вспыхнула новым очагом в теле.

- За что? – закричала я на неё обиженно. – Что я Вам сделала?! Если моя мачеха заплатила Вам денег, то Вы пойдёте в суд, как соучастница! И не думайте, что я это так оставлю!

Тётка, разинув рот, уставилась на меня так, словно призрак увидела.

- Видать, я вчера и впрямь сильно тебя поленом приложила, - задумчиво произнесла она. – Раз не узнаёшь… Я и есть твоя мачеха – Пелагея! А ты, убогая, моя падчерица, а потому обязана во всём мне подчиняться!

Сказала она это с таким презрением, будто сплюнула залетевшую в рот мушку. Но теперь я уже совсем перестала что-либо понимать. Что за околесицу она тут несла? Эта тётка – моя мачеха? А куда же тогда подевалась тётя Наташа? Нет, так дело не пойдёт… Кто-то из нас двоих был явно сумасшедшей!

- Вставай, говорю! – похоже, этой Пелагее надоело ждать, и она, нагнувшись, ухватила меня за косу, резко дёрнув на себя.

Я вскрикнула и уставилась на свои длинные тёмные волосы в руках злобной тётки. Коса была такой толстой и блестящей, что впору было шампуни какие-нибудь рекламировать за большие деньги! Вот только я всё ещё отдавала себе отчёт, и помнила, что мои волосы мало того не обладали такой густотой и едва доходили до лопаток, так ещё и были светлого, почти белого цвета.

Так что же всё-таки со мной происходило прямо здесь и сейчас?

И я ли это была вообще?..

Глава 3

Пребывая в шоке, я почти не обращала внимания на боль, пытаясь осознать нечто более важное. Заметив, что я не сопротивляюсь, Пелагея выпустила мои волосы из своих рук, и теперь я могла осмотреться. И удивиться ещё больше…

Сельская местность… По звукам, что я слышала, находясь в сарае, в котором меня держала взаперти вредная тётка, мне удалось правильно определить своё местоположение. Не конкретный жилой пункт, а то, что вокруг меня простиралась самая настоящая, живая деревня – множество деревянных низеньких домов, окружённых заборами из кольев, с раскинутыми поодаль хозяйствами, пашнями и лугами, на которых паслись коровы и козы.

Но всё это меркло на фоне того шикарного терема, который возник перед моими глазами – высокий особняк, выполненный в старинном русском стиле, затмевал собой всё вокруг, являясь, без сомнения, произведением древнерусского зодчества!

Резные ставни на окнах были приветливо распахнуты, узоры, проходившие под самой крышей и на бревенчатых стенах здания, были отдельной темой – такие можно было рассматривать сутки, восхищаясь умением мастеров того времени.

- Чего рот раскрыла? – как оказалось, Пелагея всё это время зыркала на меня, только и ожидая момента, чтобы вновь макнуть лицом в грязь. Пока что, в переносном смысле.

- Красиво, - только и смогла мечтательно протянуть я, но тут её вновь как прорвало.

- «Красиво»! – изобразила она меня, брызгая слюной. – Думаешь, хоть дощечка тебе от него достанется?! Да не в жизнь! Только через мои кости!

О чём вообще говорила эта душевнобольная? Сначала мачехой моей представилась, потом… Я опять взглянула на свои руки – нет, они точно были не мои. Хоть в жизни я и не была белоручкой, но сейчас они выглядели так, словно я вообще рук не покладала, работая без сна и отдыха, причём явно не за компьютером. А ещё они были худыми, с бледноватой кожей, но молодыми, явно натруженными. Эх, где бы найти зеркало, посмотреть, что стало с моим лицом…

Однако, я могла рассмотреть сейчас и свою фигуру. Худенькая, но с заметной упругой грудью, тоже мне явно не принадлежащей. Что же всё-таки произошло? Почему я так… изменилась?

Покосившись на Пелагею, до сих пор подозрительно на меня смотревшую, я начала сравнивать её с тётей Наташей. Она ведь тоже какое-то наследство имела ввиду? Или мне показалось?..

Но спорить с ней или что-либо спрашивать я не решилась, полагая, что сейчас опять только нарвусь на грубость. Хотя этой женщине ведь не нужен был повод, чтобы сделать какую-нибудь очередную гадость – это я поняла за считанные секунды знакомства с ней. Значит, пока нужно ей подыгрывать. А уж потом найти способ отсюда сбежать и обратится в полицию.

- Работай иди, лентяйка! – прикрикнула она на меня, схватив стоявшие неподалёку грабли и швырнув их в мою сторону.

Если бы не потрясающая реакция моего тела, то, возможно, синяков на моих ногах прибавилось бы. Но мне повезло – я с лёгкостью, на лету, схватила добротное сельхозорудие, как будто делала это уже не раз, опять удившись собственной ловкости.

- Курятник уберёшь, потом в свинарник зайди! И курам насыпать зерна не забудь! – продолжила распоряжаться Пелагея. – Смотри, старайся! Я проверю! Хоть одну соринку угляжу – останешься без обеда!

И, сплюнув на землю, она наконец-то оставила меня в покое.

Теперь у меня появилось немного времени, чтобы осмотреться получше. Место, на котором стоял терем и множество окружавших его построек, находилось на возвышенности, а потому и раскинувшуюся внизу деревню мне было так хорошо видно. Интересно, как называлось это поселение? Не помню, чтобы я раньше здесь бывала. Впрочем, если моя мачеха вознамерилась от меня избавиться, вряд ли бы она «подбирала» знакомые мне населённые пункты. Скорее бы, отправила куда-нибудь подальше, на другой конец России-матушки, и дело к стороне. Сколько так людей пропадают из года в год, а потом обнаруживаются или разлагающимися телами, прикопанными в каком-нибудь овраге. Или в рабстве у таких вот недалёких, но жадных до денег «фермерш», не имеющих даже представления о совести – лишь бы заказчик платил.

Однако я не увидела здесь ни высоких ограждающих заборов, ни собак на цепи – на первый взгляд, всё тихо и мирно, хоть сейчас всё бросай и беги. Но дело осложнялось тем, что я как бы была не в своём теле, но по непонятной мне причине ощущала его своим. И пока что это было одной из неразрешимых загадок, обрушившихся на мою бедную голову, которую разгадать я не могла.

Но торопиться зазря не стоило. Вдруг, это была только видимость и на самом деле там, за забором, меня поджидало нечто такое, о чём я потом бы пожалела вдвойне. Не стоило себя накручивать раньше времени, и всё же нужно было трезво оценивать ситуацию, а не решать возникшую проблему сломя голову.

Грабли в руке напомнили мне о «задании», выданном Пелагеей, и я завертела головой, пытаясь понять, где тут курятник. Возиться с навозом совсем не хотелось, но опять же, чтобы выжить в ближайшее время мне было необходимо следовать определённым правилам игры, затеянной не мной. И я отправилась на поиски того места, где жили куры.

Складывалось ощущение, что Пелагея принимала меня за какую-то другую девушку, наверное, ту, в тело которой – а иного объяснения у меня не было, я попала. Мой разум попал, а потому мне было так сложно ориентироваться там, где моя «предшественница», должно быть, чувствовала себя как рыба в воде.

«Настасья» - пришло на ум имя, которым назвала меня Пелагея. Почти что, Анастасия – так звали меня, по крайней мере, раньше. Надо же, какое совпадение…

Путаясь в мыслях, как в вязком болоте, я не заметила, как кто-то метнулся ко мне чуть ли не под ноги. Взвизгнув, я отскочила, пытаясь понять, что за новая опасность грозит мне. И для убедительности подняла грабли в воздух, готовясь в случае чего ударить ими, как оружием…

Глава 4

- Настя, Настасьюшка, это я! – запищал детский голосок, а ручки обвили мою талию. - Не бей! Слышишь?! Не бей! Это я, Дарёнка, сестрица твоя!

Я так и замерла с граблями в руках, пытаясь успокоить разошедшееся от испуга сердце – сначала за себя, а потом за ту маленькую пигалицу, что едва не попала под удар грозного сельхозорудия. На вид девочке было лет шесть-семь, а, может, и меньше – несильна я была в детях. Испуганная чумазая мордашка, половину которой занимали огромные глазища зеленого цвета, тёмные волосы – такие же, как и у меня, один в один… Мне даже представить было страшно, что случилось бы, если моя реакция оказалась молниеносной. Это мужику такими граблями дать, может, и отделался бы лёгким испугом. А ребёнка и убить можно…

Последняя мысль тут же заставила меня шмыгнуть носом. На глаза навернулись слёзы, я отшвырнула грабли в сторону, а сама, присев на корточки, обхватила малышку за плечи.

Та тоже едва держалась, чтобы не разреветься. И у неё, к слову сказать, это получалось в разы лучше.

- Ты как? Не ушиблась? – спросила я, заглянув в огромные глаза ребёнка. – Прости, я думала, на меня кто-то напал…

Но девочка, с секунд пять изучив моё лицо, обвила руками уже мою шею.

- Настасьюшка! Ты жива! – тоненько запричитала девчушка, искренне переживая за меня. Или вернее за ту, в чьё тело я умудрилась каким-то образом поместиться.

- А что, не должна была? – осторожно спросила я, крепко прижав к себе это крохотное тельце в ответ.

От девочки пахло молоком и травами, а ещё в этой пигалице было что-то такое, отчего в моей груди разом потеплело, словно в ней зародилось маленькое солнышко, и тепло от него теперь растекалось по всему моему телу.

- Мамка вчера тебя так била, так била! – девочка зарыдала, и её тело задрожало в моих объятиях. – И всё по голове! Я уж думала, убьёт совсем! Бросилась тебя спасать, да сама палкой получила! Вот, смотри…

Дарёнка, отстранившись, задрала подол длинного платья, демонстрируя огромную багровую гематому на боку. И тут же спрятала её обратно.

От увиденного ком встал в моём горле.

- Так, получается, Пелагея и тебя бьёт? Не только меня…

- Нет! – заверила меня девочка. – На меня кричит только, если чем не угожу. Она говорит, что я ей родная кровь, а ты – никто…

Рассуждения Дарёнки были столь искренни и наивны, что мне даже стало жаль её. Если Пелагея узнает, что она мне про неё наговорила, то, возможно, и ребёнка не помилует. С такой станется…

- А ты что? – осторожно продолжила я расспросы.

- А я говорю, что мне ты всё равно сестра, и люблю я тебя, как родную!

Доказывая это, девочка аж раскраснелась.

- Получается, мы с тобой и не родные вовсе по крови?..

Дарёнка, нежно коснувшись кровоточащей раны на моём виске, с сожалением вздохнула.

- Эх, вижу, и впрямь ты всё забыла от этих мамкиных побоев! – с досадой произнесла она. – Родные, да только по батюшке! Видишь, как мы с тобой похожи?

Хотела бы я посмотреть на себя со стороны! Если бы мы и впрямь были похожи, то и у меня были такие огромные глаза, и кожа чуть смуглее той, к которой я привыкла. Да и по чертам лица было понятно, что вырастет из девочки настоящая красавица! А, значит, и я, возможно, была «ничего»…

Ох, какие же глупые мысли полезли в мою голову! Нужно было думать, как выбраться отсюда поскорее, а не о красоте своей размышлять. Пустое это всё, лишнее…

- А где же наш батюшка? – наконец, решилась спросить я, тем более что наш недолгий диалог подвёл нас как раз к этой скользкой теме.

- И этого не помнишь? – с горечью вздохнула Дарёнка. – Помер он, ещё в том месяце, вот мамка на тебя и спустилась! Избавиться хочет, замуж отдать, лишь бы с глаз её долой – это она говорит. А я с ней спорю, ругаюсь, да только кто меня слушать станет…

Маленькая, отважная сестрёнка всё больше вызывала во мне симпатию в то время, как к Пелагее я начинала испытывать самую настоящую ненависть. Оказывается, у нас с Настасьей было многим больше общего, чем мне изначально могло показаться: и отец умер совсем недавно, и мачеха так лютовала, что могла и убить. На ум сразу же пришло искажённое злом пьяное лицо тёти Наташи в тот последний миг, когда она набросилась на меня. А что, если она меня и впрямь убила? Там, в квартире, толкнув об острый угол антресоли… И моя душа, вырвавшись из тела, каким-то образом оказалась в теле этой несчастной Настасьи, что была в том же положении, что и я? Ошибка природы или что-то в этом духе…

Бред какой-то! Но другого объяснения происходящего на ум пока не приходило.

- И за что же она меня так невзлюбила? – спросила я у Дарёнки, сжав её крохотные ладошки в своих.

- Мамка сказала, что ты любовь отцовскую у неё отнимала. Что любил он тебя больше, чем нас, но лишь потому, что ты чарами его заколдовала. Колдуньей тебя обзывала. Но я-то знаю, что это не так! Просто батюшка любил тебя шибко, да знал, что своей мамки у тебя нет, вот и заботился, как мог, подарки покупал, баловал. И мне тоже покупал, и ей, да только моя мамка этого отчего-то не помнит…

Ну, всё стало почти ясно. Банальная ревность новой жены по отношению к дочери от первого брака. Прямо как у меня… в той жизни. Нда, информацию я получила, вот только что делать с ней, я понятия не имела. Даже с чего начать…

- Дарёнка, - осторожно начала я. – А как наша деревня называется? Я, к сожалению, и этого не помню…

Девочка, вновь взглянув на меня с сожалением, тихо произнесла.

- Чудновка. Это на севере княжества, да только так спокойнее – отец говорил.

- Какого ещё княжества?.. – обалдела я.

Девочка наигранно закатила глаза, видимо ей надоело объяснять всё подзабывшей старшей сестре элементарные вещи.

- Нашего княжества, конечно же! – произнесла она таким тоном, словно это чего-то, да объясняло. И тут же шёпотом добавила. – Говорят, основное княжество находится в чаще непроходимого леса, я там точно никогда не была! А наш князь - Володар - может обращаться в… волка!

Глава 5

Увидев масштабы того, что мне только предстояло убрать, я едва не ахнула. Но руки привычно взялись за многострадальные грабли, и я принялась ловко ими орудовать, убирая солому вперемешку с навозом, при этом рискуя каждый миг упасть в обморок от исходившего от всего этого запаха. Несколько кур сидели в гнёздах, откладывая яйца; большинство же прогуливалось по улице под предводительством разноцветного петуха, на специально отведённой для этого площадке.

Но жаловаться я не стала. Дарёнка помогала мне, как могла, то и дело боязливо поглядывая на дверь. Работы она не боялась, значит, дело было не в вонючем курятнике, а в чём-то или, вернее, в ком-то…

- Мамки боишься? – догадалась я, на время отставляя своё орудие в сторону – слабость так и накатывала волнами, но я боялась, что сделаю ещё хуже, если откажусь выполнять требования взбалмошной бабы.

- Ага, - не стала упираться сестрёнка. – Ох и влетит мне, если она узнает!

- Тогда лучше беги, с ребятами поиграй, - мне совсем не хотелось оставаться в одиночестве, и всё же я боялась за девочку. Мало ли, может Пелагея способна и родную дочь за непослушание проучить, не только осиротевшую падчерицу.

- И одну тебя тут оставить? – малышка упрямо нахмурила брови. – Ну уж нет! Ты вона как побелела! Дурно тебе?

А мне и в самом деле было дурно. Наверное, мачеха так вчера наколотила своей несчастной падчерице, что та получила сотрясение мозга. Интересно, а есть здесь у них какие-то правовые учреждения и нормативные акты? Уголовная ответственность, в конце-то концов? Покосившись на Дарёнку, одетую в простое ситцевое платьице и косынку на голове а-ля Древняя Русь, я как-то начала в этом сильно сомневаться. А не занесла ли меня судьба куда-нибудь в далёкое прошлое моей родины? Не просто в другой город, а именно в те времена, когда сиротки вроде меня были бесправны, а мачехи, дорвавшись до отцовского состояния, могли делать и с ним, и с приёмными дочерями всё, что угодно.

Хотя, вспомнив обстоятельства, предшествующие моему странному пробуждению в этом, кхм, мире, я поняла, что и раньше жила не в слишком-то уж цивилизованном обществе. И тётя Наташа – вторая жена моего отца, была ярким свидетельством этого.

Но девочку пугать не стоило, даже такую «взрослую» и боевую.

- Устала я просто, - улыбнулась ей я. – Отдохнуть надо бы.

Вдвоём мы не убрали и половину курятника, но я чувствовала, что до свинарника дело уже не дойдёт. Испарина выступала на лбу, рана на виске вновь начала кровоточить.

- Пойдём, посидим немного на лугу, - предложила я Дарёнке, и та с радостью согласилась.

Мы вышли из дурно пахшего сарая и отправились на ближайшую зелёную лужайку, усевшись прямо на траву. Хотелось пить и есть, но просить об этом девочку я не стала – она, как я понимала, и так сильно подставлялась из-за меня. Не хватало ещё, чтобы Пелагея поймала её с поличным.

Наверное, я бы просидела так целую вечность, а вот Дарёнка, не прошло и пяти минут, принялась гоняться за яркими бабочками, что порхали здесь же, над лугом, в поисках красивых цветов. И всё, о чём я могла думать сейчас, глядя на эту милую пигалицу, что детство – это всё-таки лучшая пора жизни. У взрослых же всё было совершенно иначе.

Устав сидеть, я всё же опрокинулась на спину – наверное, у меня поднимался жар. Рана не заживала, а боль от неё только нарастала по всему телу, и очень хотелось спать. Решив, что пяти минут будет достаточно, я закрыла глаза.

А проснулась от истошного крика моей мачехи – правда той, что считала себя таковой здесь, в этом богом забытом месте.

- Чего разлеглась?! Али всё успела сделать?!

Я и глаз-то толком не успела открыть, как получила удар хлыстом, что обжёг меня подобно кипятку. Вскрикнув, я машинально сжалась, пытаясь закрыться от следующего, но тут завизжала Дарёнка.

- Мамочка, не смей! Настасье и так плохо! – девочка вклинилась между мной и матерью, расставив руки в сторону и не дав той хлыстнуть меня ещё хотя бы раз.

- А ну марш отсюда! – завопила та на дочь. – Против моего слова пойти вздумала?! Ну, я тебя сейчас!

И она замахнулась на дочь, как на меня секунду тому назад.

Та, взвизгнув, отскочила в сторону, и теперь пришла моя очередь закрывать её собой.

- Как можно?! Собственную дочь… - попыталась я воззвать к совести этой женщины, но откуда бы её там было взять.

Скрипнув зубами, она даже ощерилась, как злобный пёс, но всё же хлыстать больше не стала.

- Высечь бы тебя, как следует, - произнесла она, брезгливо рассматривая меня. – Да там сваты пришли. Иди-ка умойся, да приведи себя в порядок. Жених ждёт. А я как жду, чтобы поскорее от тебя избавиться! Не девка, а бельмо на глазу…

- Какой ещё жених? – пропустив всё прочее мимо ушей, я ухватилась за самое важное. – Чей?..

- Твой, конечно! – хмыкнула старая ведьма. – Богдан, конечно же. Уж лучше тебе партии не найти!

- Фу! – скривилась тут же Дарёнка, тем самым вызвав гневный взгляд матери на себя. – Он же старый! И толстый… И… Не выходи за него, Настасья! Он…

- Тебя забыли спросить, мелочь! – рявкнула на неё Пелагея. - Сгинь с глаз моих и под ногами не мешайся! Нашлась, советчица сопливая…

Но та и не думала двигаться с места, теперь одними только глазами убеждая меня не делать этого. И почему-то Дарёнке мне верилось больше, чем её матери.

- Иди, говорю, собирайся! - вновь переключилась на меня мачеха. – Сваты вечность ждать не будут! Упустишь богатого жениха – я башку тебе оторву, дурище!

И ведь я знала, что она непременно выполнит свою угрозу. А потому послушно поплелась к дому.

Глава 6

Я шла, как во сне, озираясь по сторонам и будто бы вспоминая, что я и впрямь была здесь раньше. Наверное, это сознание той несчастной или же просто память тела Настасьи подсказывали мне путь.

Понятно, что ни о каком душе речи здесь и быть не могло. В лучшем случае меня ждала баня, в худшем – корыто с дождевой водой. А, возможно, и пруд – вряд ли здесь были сильно развиты средства цивилизации.

Дарёнка, задержанная матерью, чтобы, должно быть, получить словесную порцию ругани, вскоре догнала меня, запыхавшись.

- Помочь тебе? – сходу спросила она. – Или ты помнишь, где баня?

Всё-таки, баня…

- Помоги, - согласно кивнула я. – И принесли, пожалуйста, чистое платье и полотенце. – И чего там ещё нужно…

- Дык, там уже всё, - торопливо ответила девочка. – Мамка со сватами, видать, заранее сговорилась, раз баню топить деду Микишке с утра велела. Только ты, Настасья, не торопись! Негодный он, этот Богдан, не чета тебе!

- А я и не собираюсь за него замуж выходить! – самоуверенно заявила я. – У меня же есть выбор, правда?

Но сестрёнка неожиданно пожала плечами.

- Если уж мамка чего себе в голову вбила, то спорить с ней трудно будет. Со свету она тебя сживёт, Настасьюшка!

- Так, по-твоему, у меня выбора совсем нет?
Та отрицательно покрутила головой.

- Не знаю. Жаль, что ты всё забыла. Ты ж его терпеть не могла, этого Богдана! Гадкий он, как жаба, которую я у болота видела. Он ещё батюшку уговаривал, чтобы тот тебя замуж за него выдал, но он ни в какую не соглашался! И ты не соглашайся. Лучше уж сбежать, чем с таким, как этот, клятвами обмениваться…

Я ничего не ответила, честно говоря, ещё не успев здраво осмыслить ситуацию. Пока мне приходилось плыть по течению, ведь я оказалась не совсем собой, заключённой в иное тело, в каком-то странном древнерусском месте, где я уже успела подвергнуться побоям со стороны злобной мачехи и обрести младшую сестрёнку. И всё это буквально за считанные минуты. А теперь ещё и замаячившее замужество с человеком, которого я знать-то не знала. Нет, конечно, предыдущей обладательнице этого тела скорее всего он был хорошо знаком, но… Но тот факт, что и умерший отец Дарёнки, и сама девочка были против такого жениха, заставляло задумываться о многом.

Конечно, пока что я подчинялась обстоятельствам и прощупывала почву, надеясь, что брак этот не будет вынужденным и я в любой момент могу отказаться, несмотря на угрозы Пелагеи. Всё-таки я была девушкой из двадцать первого века, и у меня были свои мысли на этот счёт, не включающие в себя раболепное подчинение злобной мачехе. Правда, о том, что я не местная, никто больше не знал. Но моих сил и умений должно было хватить на то, чтобы противостоять этим тёмным людям, погрязшим в прошлой эпохе.

Когда мы подошли к низенькой баньке, нам навстречу из неё вышел сухонький горбатенький старичок – должно быть, то самый дед Микишка. Завидев меня, он широко улыбнулся беззубым ртом, и тут же махнул рукой, словно о чём-то сожалея.

- Пришла, Настасьюшка? – произнёс он тихим старческим голосом. – Я уж думал, старая карга тебя до смерти захлестала!

И, покосившись на Дарёнку, суетливо прикрыл свой рот ладонью. Но девочка, должно быть, привыкшая, что её мать здесь, мягко говоря, не любят, не обратила на его обидные слова никакого внимания.

- Всё хорошо, дедушка, - силясь улыбнуться, произнесла я в ответ. Чувствовала, старичок искренне переживает, но от бессилия ничем не может мне помочь. – Готова баня?

- Готова, девонька, - ответил дед Микишка. – Эх, был бы Осип жив, не допустил бы он такого беспредела! Совсем старая из ума выжила, чтобы тебя, да за Богдана отдавать!

И опять так покосился на Дарёнку, словно подвоха от неё ждал.

А я против воли глубоко вздохнула, но ничего не ответила хотя бы потому, что не знала, кто такой Осип. Но тут на выручку вновь пришла сестрица.

- Осип – батюшка наш, - таким громким шёпотом, что услышал бы и глухой, пояснила она мне. А после обратилась к старичку. – Не помнит она ничего, дед Микишка! Мамка, видать, вчера ей так сильно по голове ударила, что память всю напрочь отшибло…

- Ох, ох! – запричитал сразу же дедушка, закачав седой головой. – Говорил я ему: не женись на Пелагее! До добра это не доведёт! Да куда там! Осип, акромя себя, никого в жизни не слушал. Говорил, дочке мать нужна. А оно вон как повернулось! И сам сгинул, и родную дочь подвёл. А теперь…

Из глаз старика покатились крупные слёзы. Я замерла, не зная, как поступить, а Дарёнка тут же бросилась его утешать, обнимая, да что-то успокаивающее приговаривая. Добрый старик, поглаживая её по голове и словно стыдясь этих слов, отводил от меня свой взор. А мне уже просто хотелось проснуться и никогда больше не засыпать…

- Ну, идём? – когда дед Микишка успокоился, Дарёнка взяла меня за руку и повела вглубь предбанника через такую низкую дверь, что мне пришлось хорошенько склонить голову. – Не стукнись, вот так…

Она вела себя порой так, словно на самом деле эта пигалица была моей старшей сестрой, а не наоборот. Что же, выбора особого у меня всё равно не было. Пришлось подчиняться.

- Скидывай одёжу, - распорядилась она, и я, испытывая некоторое смущение, разделась до гола. И вошла в баню, дыхнувшую мне в лицо жаром. Что же, хотя бы помоюсь по нормальному подумала я, но не тут-то было. Ведь только я собралась расслабиться, как услышала шум за дверью и крики Дарёнки, пытавшейся о чём-то меня предупредить. А после в баню, не стучась и совершенно не предупреждая о своём появлении, ввалилась моя нынешняя мачеха в сопровождении какого-то незнакомого мне мужика, в данный момент пожирающего моё обнажённое тело глазами.

- Вот, смотри, Богдан, товар лицом, - довольно осклабилась Пелагея, указав ему на меня рукой.

Но тот и головы не повернул в её сторону, вместо этого сделав ещё один шаг в мою сторону.

- Ну, здравствуй, Настасья…

Глава 7

Я обомлела, потеряв дар речи, не ожидая такого подвоха даже от Пелагеи. Конечно, я уже подозревала, что эта стерва способна на многое, но привести предполагаемого жениха ко мне в баню, когда я была абсолютно обнажённой… Это было слишком даже для неё! К тому же, прикрыться мне было нечем – одежда осталась в предбаннике. Тогда я, схватив деревянное корытце, в которое, судя по всему, обычно наливали воду, кое-как прикрыла им низ. А вот шикарные полушария попыталась укрыть рукой, но не так-то просто это было сделать.

- Что Вы себе позволяете?! – дрожащим голосом воззвала я к разуму Пелагеи, в то же время наблюдая и за Богданом.

А тип-то и впрямь был мерзкий! Не врала мне Дарёнка, говоря, что он на жабу похож. Полный, какой-то неухоженный, с жирными мешками под маленькими глазками, так и зыркающими сейчас на меня. Такому дай волю – возьмёт силой тут же, и никакие мольбы не помогут. Сколько ему было лет, сразу понять не получилось. Наверное, что-то около сорока, а может и больше. В бане было жарко, но он то и дело облизывал пересохшие губы, видимо, предвкушая небывалое наслаждение с молодым телом. Моим телом…

От одной этой мысли стало горько и противно. А мачеха, будто не замечая того, обратилась к нему:

- Я вас оставлю тут ненадолго. Потолкуйте, познакомьтесь получше. Да только ты, Богдан, сильно не шали! Не пугай девку шибко…

Да и была такова, выскользнув за дверь, оставив меня, как есть, наедине с этим негодяем.

- Ээээ, эээ, - что-то заблеял он, приближаясь ещё на шаг. – Ну, иди ко мне, моя сладкая. Видишь, мамка твоя добро дала!

Я попятилась назад – благо, место ещё позволяло, на ходу пытаясь найти то, что можно было использовать как оружие самозащиты.

- Никакая она мне не мамка! – выкрикнула я, продолжая пятиться. – Мать бы родная со своей дочерью никогда так не поступила!

- И то верно! – слащавый мерзкий голосок Богдана был настолько противным, что мне захотелось заткнуть себе уши, только чтобы не слышать его. – Но тебе всё равно бояться нечего, ведь мы скоро обвенчаемся, всё сделаю, как положено… А пока уж, извини, проверить хочу, так ли уж ты невинна, как мамка твоя говорит… Доверяй, но проверяй, как у нас говорят…

И он одним махом стянул с себя льняную простую рубаху, отбросив её в сторону, при этом обнажив свою покрытую седыми кудрявыми волосами грудь, лишь немногим уступавшую моей размером.

Я скривилась брезгливо, и всё же страх побеждал во мне все иные эмоции.

- Ну же, Настасьюшка, иди ко мне, - продолжал настаивать Богдан. – Обниму приголублю… Больно будет, да это только вначале. Потом так сладко станет, что забудешь обо всём!

И он стал стаскивать с себя штаны. Правда, это не так-то легко ему далось, потому как маловаты они ему были, а влажный воздух баньки сделал своё дело, и застряли они у него на уровне коленок, не желая скользить по разопревшей коже.

Это был мой шанс, и я им воспользовалась, бросившись к двери, на ходу оттолкнув этого похотливого свина от себя. Он с грохотом упал на пол, да всё же сумел ловко увернуться и в последний момент ухватил меня за ногу, потянув на себя. Я, не ожидая, не смогла удержать равновесия и, поскользнувшись на деревянном полу, растянулась рядом, больно ударившись всем телом.

- Куда?! – взревел Богдан, наваливаясь на меня, обнажённую, всей своей массой. – Я за тебя столько золота отдал Пелагее, что теперь ты будешь делать всё, что я только пожелаю! Хватит сопротивляться! Теперь ты моя собственность!

Он заелозил на мне с понятными намерениями, а я, как могла, начала отбиваться, плотно сжав колени и замолотив по потной спине кулаками. Богдан не терял надежды, и хоть моё обнажённое тело не желало ему подчиняться, негодяй был сильнее, а я потихоньку начала выдыхаться.

Я задыхалась от тяжести и от осознания того, что вот-вот случится непоправимое. Мало того, что мой первый раз должен был произойти вот таким ужасным образом, да ещё и с этим вонючим животным, возомнившим себя человеком. Так ещё и маячила перспектива того, что он, возможно, станет мужем несчастной Настасьи, в тело которой я была сейчас заключена. Если, конечно, насытившись любовными излияниями, не объявит, что невеста попалась бракованная и замуж он её не возьмёт, и это было вернее всего.

Почти отчаявшись, я стала искать наощупь, за что бы зацепиться, и мне под руку неожиданно попал какой-то железный предмет, по ощущениям – кочерга. Схватившись за него, как за последнюю надежду, я что есть силы приложила Богдана наотмашь, и это помогло.

Вскричав от боли, гадкий свин выпустил меня, хватаясь за ушибленную спину, и мне этого было достаточно, чтобы, вложив в рывок все силы, вырваться из его плена.

Благо, Настасья, то есть, я, была физически подготовленной девушкой, а потому, не совершая больше дурацких ошибок, я ринулась к двери, на ходу хватая из предбанника приготовленную мне одежду и полотенце. Но едва выскочив за пределы предбанника, я наткнулась на Пелагею, что шла мне наперехват с уже наливающимися кровью глазами.

- Куда?! – взревела она, явно намереваясь вернуть меня назад, в лапы того, кому мачеха меня продала. – А ну пошла к жениху, неблагодарная!

Позади послышался шум – это Богдан пытался догнать меня, но медлил, потому как пытался натянуть всё ещё неподдающиеся ему штаны. Меня практически взяли в окружение, но тут откуда не возьмись выскочила Дарёнка и с криком бросилась под ноги матери.

Та, замешкав, растерялась и, не удержавшись, растянулась прямо на земле, сыпя проклятиями то на меня, то на родную дочь.

А я, больше не ожидая ни секунды, что есть силы рванула куда глаза глядят, то есть к лесу, что тёмной полоской виднелся вдали, не останавливаясь и не оглядываясь назад. И пусть меня, обнажённую, сейчас увидит половина деревни, зато честь моя останется при мне. «Сначала спастись – потом думать обо всём прочем» - решила я, не сбавляя темпа.

А дальше – будь что будет.

Глава 8

Я бежала с такой скоростью, с какой только могла. И даже, когда достигла леса, я не останавливалась, в глубине души понимая, что ни Пелагея, ни Богдан это так не оставят. Что-то пробуждалось в моей голове такое, похожее на память о прошлой жизни, не моей, а той, что принадлежала Настасье. Я словно вспоминала то, что должна была знать она, медленно, но верно, и воспоминания эти не сулили мне ничего хорошего.

Только глубоко забежав в лесную чащу, я позволила себе немного передохнуть. Вернее, сил бежать просто не осталось - я и так совершила потрясающий марш-бросок благодаря тому, что тело девушки, в котором я нечаянно оказалась, было физически выносливым, привыкшим к таким нагрузкам. Однако и у него был свой предел.

В боку кололо и страшно хотелось пить. Перед глазами плясала белая рябь, и всё же я была жива, невинна и относительно свободна. Улегшись прямо на траву, я попыталась расслабиться, но в голову тут же поползли воспоминания о совсем уж недавних событиях, произошедших со мной. Тело всё ещё ощущало неприятную близость с Богданом, его запах пота, исходящий от тела и вонь гнилых зубов изо рта. Мне сделалось дурно и рвотные позывы сотрясли моё тело, но желудок был пуст, а потому вскоре это прекратилось. Ещё больше разболелся раненый Пелагеей висок.

И тогда от бессилия и испытанного стресса я разревелась, позволив слезам вырваться наружу. Слишком много неприятных событий свалилось на мои хрупкие плечи, и я просто боялась не справиться с этой тяжестью. Однако вскоре миг слабости прошёл, я наревелась вдоволь, а после, одевшись в смятую одежду, что мне удалось утащить из предбанника, я поднялась на ноги, твёрдо намереваясь найти хоть какой-нибудь выход их этой ситуации.

То, что возвращаться домой – если это место можно было назвать домом, мне было нельзя, я понимала отчётливо и не собиралась этого делать. Лучше уж сгинуть в лесу в лапах медведя или иного хищника, чем ещё раз испытать подобное под грузным телом Богдана. А в том, что это повториться вновь, я не сомневалась. Слишком уж алчной была моя здешняя мачеха, а «женишок» и того подавно. Боюсь, золото, которое он ей за меня заплатил, теперь станет предметом их долгого раздора, но вот как раз этот момент абсолютно меня не волновал. Пусть хоть поубивают друг друга за него, мне не жалко.

А вот о Дарёнке я весьма волновалась. Не было никаких сомнений, что ей попадёт за недавнюю выходку – ведь это именно благодаря моей отважной сестрёнке, задержавшей Пелагею, мне удалось сбежать. И несмотря на заверения Дарёнки, что родная мать её пальцем не трогает, я подозревала, что на этот раз Пелагея не сдержится. А ведь она была страшна в своём гневе…

Оставалось только надеяться, что боги смягчат её сердце, ведь Дарёнка, по сути, была всего лишь ребёнком, переживающим за свою старшую, пусть и лишь на половину родную ей, сестру.

Так, пребывая в невесёлых раздумьях, я набрела на лесной ручей, с жадностью припав к его водам. Напившись досыта, я умыла лицо свежей, прозрачной водой, ощутив сразу же прилив сил. Благо, на улице стояло лето, а, значит, можно было попробовать отыскать ягод, чем я и занялась сразу же после того, как закончила с водными процедурами.

Попытавшись запомнить расположение этого волшебного ручейка, я отправилась на поиски съестного, и очень скоро нашла полянку с земляникой. Ягоды были спелые, сладкие, и я вдоволь наелась ими, конечно, немного сожалея, что сытость от них пройдёт намного быстрее чем, скажем, если бы я съела кусочек мяса. Но была благодарна и этому, потому как голодная смерть мне уже не грозила.

- Спасибо, батюшка Леший! – произнесла я громко, сама не зная почему. Просто эти слова пришли мне на ум и вырвались сами собой.

Леший, разумеется, мне не ответил. Лишь лёгкий ветерок качнул ветки ближайших берёз и дубов, ласково обдав моё лицо своим свежим дыханием.

И несмотря на то, что для меня пока всё складывалось удачно в такой непростой ситуации, на душе было тоскливо и пасмурно, ведь пойти больше мне было некуда. Наверное, осознание этого удручало меня особенно: ради чего моя душа, моё сознание переместилось в это тело, если здесь всё было ещё хуже, чем там, в моём родном мире? Возможно, это произошло случайно – в великой Вселенной произошла какая-то ошибка или она просто так зло пошутила надо мной? Я не знала. И всё же мне было обидно до слёз, которые опять непрошено подступали к глазам.

Однако момент жалости к себе прервал едва различимый хруст веток, и я тут же насторожилась, забыв обо всём, коме вероятной опасности. Конечно, в лесу никогда не было настолько тихо, чтобы можно было говорить об этом – он всегда жил своей жизнью, полной и трудолюбивой. Но именно сейчас мне показалось, что за мной кто-то наблюдал, и страх заговорил во мне опять в полную силу.

Я замерла, пытаясь не шевелиться, и всё же разумно предположила, что это вряд ли могут быть мои преследователи – ни Пелагея, ни Богдан, не стали бы прятаться по кустам, выжидая чего-то. Они бы попытались схапать меня сразу же, ибо ни смекалкой, ни особой сообразительностью ни один, ни вторая не обладали.

И всё же тут кто-то был…

Приглядевшись, я заметила какое-то движение в кустах орешника, а после увидела того, кто там скрывался. Я разглядела только его вытянутую морду, приподнятые уши и едва шевелящийся нос, улавливающий мой незнакомый для него запах. Большой пёс с умными глазами тоже заметил, что я раскусила его секрет, но продолжал настойчиво изучать меня, словно я была каким-то редким музейным экспонатом.

- Эй! Не ешь меня! – на вскидку оценив свои возможности, я знала, что от него убежать мне точно не получится. – Слышишь? Я не вкусная!

Но тот, словно восприняв мои слова, как призыв к действию, выскочил из кустов, и одним махом преодолел разделявшее нас расстояние. Я закрыла глаза, готовясь к неминуемому. А ещё через миг почувствовала тёплое дыхание на своём лице. Секунды превратились в вечность, но пёс не нападал.

И тогда я вновь рискнула взглянуть на него, но опоздала: тот уже почти скрылся из виду, не причинив мне ничего дурного. В зарослях орешника мелькнул его серый хвост. И вот, как только я увидела его, скрывающегося от меня, то схватилась за голову.

Глава 9

- Дура старая! – Богдан, багровый от гнева, ударил по деревянному крепкому столу кулаком с такой силой, что посуда, стоявшая на столе, звонко подскочила.

- Сам дурак! – Пелагея не лезла за словом в карман и терпеть подобного отношения не была намерена. – Держать надо было лучше!

- Да как бы я её удержал?! – возражал ей разгневанный «жених» Настасьи. – Она как молодая кобыла! Взбрыкнула – и была такова!

- Дык, если ты, старый жеребец, на молодую глаз положил, так и силы надо было свои рассчитывать! А не на других теперь пенять!

- И что же теперь делать-то будем? – спросил Богдан у Пелагеи, тараща свои маленькие, заплывшие жиром, глаза. – Не сыщется девка – всё, до копейки вернёшь!

- Держи карман шире! – жаба так и душила злобную мачеху – за столько денег она, пожалуй, и родную дочь бы продала, не то, что ненавистную падчерицу. – Сам упустил, сам виноват!

Оба замолчали, понимая, что зашли в тупик. Пелагее очень уж не хотелось расставаться с золотом, полученным за «товар», который Богдану так в результате и не достался. А тот был очень раздосадован тем, что не получил желаемое, хотя был к этому так близко, что обида получилась вполне осязаемой.

- Ладно, не серчай, - решила всё же успокоить его Пелагея. – Куда Настасье деваться? Нагуляется и домой придёт! Тут-то мы её тёпленькую и сцапаем…

- А ежели заблудится? Да на волков нарвётся? Нет, так дело не пойдёт. Самим искать надо! – замотал головой Богдан.

- Вот привязался! – брякнула злобная баба. – И чего ты в ней только нашёл?

Тот же, вспоминая ладное обнажённое тело Настасьи, что едва не заполучил силой, облизал вмиг пересохшие губы и нервно сглотнул. Чего нашёл… Понять ли то глупой бабе, что давно он на неё зарился? Хороша была девка! С лица бела, темна с волоса! Стройная, да что надо, всё на месте. Желал он её так, что ночами порой мучался, в кровати до рассвета возился. Была она его мечтой давно, да отец Настасьи – Осип, между ними стоял, ни в какую на свадьбу не соглашался, хоть Богдан и ни раз, и ни два оббивал пороги его дома с предложениями руки и кошелька. Сколько угодно готов был заплатить, да только старый хрыч и слышать о том не хотел, чтобы свою лебёдушку за своего ровесника отдавать, пусть и каталась бы она у него, как сыр в масле. А всё же без любви, Осип говорил, никаких денег не надо!

И как же ему, дураку, было объяснить, что никакую другую девку Богдан так не желал, как Настасью? Штаны порой рвались, словно сглазил кто. Словно приворожила она его, так он её хотел!

И когда отправился к праотцам старый Осип, Богдан чуть ли не в пляс пустился. Знал он, что Пелагея намного сговорчивее своего мужа будет, тем более что ненавидела она старшую его дочь лютой ненавистью – за то, что молода была, да собой хороша, ведь сама она и по молодости до середнячка не дотягивала. А потому поскорее от девки избавиться хотела, чтобы та глаза своей красотой ей не мозолила.

Но и Пелагея поначалу ломалась, цену себе набивая. Однако, когда Богдан озвучил сумму, которую собирался заплатить за своё деяние, быстро согласилась. Конечно, первоначально предполагалось, что за эти деньги Настасья под венец должна пойти будет. А то, что произошло в бане, случилось спонтанно. Не сдержался он, да и уговорил Пелагею пораньше с будущей женой, так сказать, познакомиться. А мачеха, как оказалось, против не была. Всё решил ещё один мешочек с золотом поверх того, что уже было уплачено…

В общем, счастье было близко. И если бы не его собственная неповоротливость, да тупость Пелагеи, сейчас Богдан был бы уже на седьмом небе от счастья. Но получилось всё иначе.

- Не твоё дело, что нашёл! – от досады рявкнул он, поднимаясь из-за стола, за которым происходил их спор. – Пойду людей своих соберу, да собак отвяжу! До ночи отыскать её надобно… Чую, сгинет девка! И не вам, и не нам получится…

- Да брось! – хмыкнула Пелагея. – Куда ей деваться? Придёт, вот увидишь! Сама явится, да в ножки бросится, умолять будет её простить!

Но тот, стиснув зубы, ничего не ответил и направился к выходу. Что с глупой бабой толковать, ежели разумом та скудновата? Ей, может, и лучше было бы, если падчерица в лесу сгинула – деньги-то она получила, а вот ему ничего не досталось, кроме проблем, да головной боли. А потому следовало поторопиться.

Пелагея тоже удерживать его не стала – наверное, даже обрадовалась, что тот уходит. А ещё больше она была бы рада, если бы и Богдан в лесу сгинул, тогда вообще проблем не осталось. Но он, зная ближайший лес, как свои пять пальцев, блуждать в нём не собирался.

Конечно, там, дальше, начиналась незримая граница княжеских земель, на которую им, простым смертным, ходить было запрещено. Но Богдан был уверен, Настасья до туда просто не доберётся, обессилев или побоявшись. И он подоспеет вовремя.

Предстоящая «охота» на сбежавшую «невесту» только распалила его задор, и ему уже нравилось, что обстоятельства сложились именно таким образом. Будучи охотником до мозга костей, он знал, что добыча будет вдвойне вкуснее, если, охотясь за ней, придётся немного попотеть. Так же было и с Настасьей. Богдан уже предвкушал, как найдёт её, ослабленную, в лесу. Как сорвёт с неё одежду и возьмёт прямо там, на лесных травах, если позволят обстоятельства и не будет никого лишнего рядом. От предвкушения даже челюсть свело, и мужчина ускорил шаг, намереваясь выехать как можно скорее.

Глава 10

К вечеру мне стало совсем невмоготу. Усталость от трудного дня навалилась вперемешку с жаром, рана на виске опять открылась, и как бы я не пыталась унять кровь с помощью подорожника, липкая густая жидкость не желала униматься, и только добавляла проблем.

Но о том, чтобы вернуться в так называемый дом, я даже не думала. Вернее, отмела эту мысль сразу же, ведь я понимала: ничего хорошего меня там не ждёт. Мачеха или опять побьёт до полусмерти, либо подсунет под ненавистного «женишка» - и то, и другое было нисколько не предпочтительней смерти. Нет, я очень хотела жить! Но только не ценой побоев и унижений. Уж лучше сгинуть здесь, в лесу, чем вновь терпеть подобное к себе отношение.

Привалившись спиной к стволу дерева, я пыталась думать о хорошем. О своём отце, что остался в прошлом, и о маме, которую я не помнила. Целый день я провела в дороге, намереваясь как можно дальше уйти от Чудновки, ведь ничто меня там не держало. Я переживала лишь за сестрицу, но не могла даже себе помочь, не то, что ей.

Звуки ночного леса настораживали меня, но не пугали. Хруст веточек, деятельное копошение ночных насекомых, даже далёкое уханье совы – со всем этим я могла свыкнуться. А вот звуки погони, что я ожидала услышать каждую секунду, пугали меня намного сильней.

Стоило подремать, но тревога за свою жизнь и ночная прохлада не давали как следует расслабиться. Однако слабость и усталость взяли своё, и я провалилась в сон, тревожный и вязкий, как та самая тьма, что сгущалась вокруг меня в последнее время.

А проснулась в кромешной темноте от того, что услышала лай собак. Тело мгновенно прошиб озноб, и я прислушалась, надеясь, что мне показалось. Но гомон и в самом деле приближался, и в глубине души я знала: это за мной пожаловал Богдан, не желая расставаться со своим золотом вхолостую.

Что делать? Бежать? Или затаиться? Сквозь стук громко ударявшего в висках сердца я всё никак не могла решиться на то или иное. Но время поджимало: собаки вот-вот могли учуять мой след. Я уже слышала их всё ближе и ближе, мне начало казаться, что они почти настигли меня…

И тогда я, не выдержав, сорвалась с места. Возможно, это было моей ошибкой, но в тот миг я уже не могла больше ждать. Бежать! Бежать сквозь тьму и боль, что так и не отпустила моё тело. Но если бы я сейчас остановилась, то, возможно, распрощалась бы с жизнью или, хуже того, со свободой. А этого допустить было никак нельзя.

- Вон она! – закричал кто-то, размахивая факелом, что был подобен солнцу в ночи, и дружная звериная стая вместе с людьми устремилась в мою сторону. – Стой! Кому говорят, стой!
Но я ещё была в своём уме, а потому так просто сдаваться не собиралась. Хотя и понимала, что оторваться от целой стаи натасканных гончих просто бы не смогла…

Бежать практически наощупь было тяжело, ветви деревьев так и норовили ударить по лицу, а, обернувшись один раз, я поняла, что дело плохо. Мои преследователи буквально наступали мне на пятки, ведомые собаками, для которых я была подобно добыче, которую они привыкли загонять всё это время.

- Настасья! – громкий победоносный голос Богдана раздавался уже совсем близко. – Остановись, глупая, пока ноги не переломала! Всё равно ж догоню, да только цела хотя бы будешь!

Я не отвечала. Было не до того, и время делилось уже на секунды, хранящие мою свободу от этого человека. Лес неожиданно стал гуще, и пробираться стало труднее, но всё же мне, худенькой, да юркой, это было проще, чем тем, кто пытался меня догнать.

Бежать, бежать, не останавливаться…

В какой-то момент даже показалось, что мне повезло. Позади всё смолкло и я решила передохнуть, хотя бы несколько секунд перевести дыхание и дать отдых дрожащим от быстрого бега босым, порядком израненным ногам. Но это было явной ошибкой. Откуда же мне было знать, что Богдан и его люди буквально загнали меня в ловушку, теперь подбираясь ко мне сразу с двух сторон!

От бессилия и отчаяния я предприняла новую попытку к бегству и, рванув в ближайшее кусты, со всей силы наскочила на кого-то, закричав от страха. Свет померк в тот миг в моих глазах, когда сильная и властная рука, скорее, по инерции, прижала меня к себе, не давая и шелохнуться. Я забилась, как муха в мухоловке, да только хватка держащего меня человека была настолько сильной, что я враз растеряла весь свой пыл.

А после замерла, услышав за спиной запыхавшийся голос Богдана, что тоже не ожидал такого поворота событий.

- А ты ещё кто такой?! А ну, отдай девку! Она моя!

Значит, это был не один из его людей. Всмотревшись во тьму, я увидела, что и за ним из лесу стоит небольшой отряд, внимательно наблюдающий за развитием ситуации. Вот это я попала!

Могучий по размерам человек, крепко державший меня, не спешил отвечать зарвавшемуся деревенщине, но тот, видать, растеряв последний ум, вновь кинулся на него с угрозами:
- Оглох, что ли?! Говорю, невеста моя! Я полдня за ней по лесу гонялся! Отдай, подобру-поздорову, пока не…

- Всё, что находится в моём лесу, принадлежит мне, - низкий голос мужчины перекрыл злое тявканье Богдана. – Убирайся, пока шкуру не спустил, за то, что вошёл в мои владения без спросу!

Тот, вжав голову в плечи, не хотел так просто отступать, хотя и заметно струхнул.

- Я уйду. Но поначалу заберу её! – взвизгнул он. – Будь ты хоть сам князь, я…

- А я и есть сам князь Володар! – громко рявкнул на него богатырь, и я, чувствуя, что схватка ослабла, в следующий миг своими глазами узрела, как он исчез, а вместо него возник огромный волк, что, приземлившись рядом с Богданом, грозно осклабил зубы. Откуда он взялся и куда делся князь, я понятия не имела, но тогда было не до того.

Однако Богдан, пожав хвост, как и его люди, и псы, рванул обратно так быстро, что только пятки засверкали.

Я же, не до конца осознав, что происходит, в бессилии опустилась прямо на землю. Но рассиживаться долго мне не дали.

Князь – если это и в самом деле был он, появившийся вновь в поле моего зрения, одарил меня лишь коротким суровым взглядом, и приказал своим сопровождающим: