Кабинет доктора Чон Чонгука располагался на верхнем этаже современного здания в Каннаме, откуда открывался панорамный вид на город. Но, несмотря на оживленный район, внутри царила атмосфера абсолютного спокойствия и уюта.
В кабинете едва уловимо пахло зеленым чаем, сандалом и чем-то ещё — неуловимо-успокаивающим, словно самой атмосферой доверия и исцеления. Пол застелен мягким ковром приглушённого цвета, по которому приятно ступать босыми ногами.
Обстановка кабинета говорила о высоком профессионализме Чонгука, его внимании к деталям и глубоком понимании человеческой души. Здесь хотелось расслабиться, отпустить тревоги и открыться навстречу исцелению.
Тишина заполнила комнату, нарушаемая лишь ритмичным тиканьем настенных часов. Чонгук, сидящий за своим рабочим столом, внимательно изучал документы, разбросанные перед ним. Справа от него сидел Мин Юнги, коллега и давний друг, вращая в руках металлическую ручку. Его взгляд был устремлён на одну из страниц, испещренную заметками и схемами.
— У нас недостаточно данных, — Юнги наконец прервал молчание, не отрывая взгляда от документа.
— У нас есть всё, что нужно, чтобы начать, — спокойно возразил Чонгук, но в его голосе чувствовалась усталость.
Юнги поднял голову, и их взгляды встретились.
— Ты хочешь подвергнуть его такой терапии, зная, что он находится на грани? Это слишком рискованно.
Чонгук отложил ручку в сторону и провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость последних недель.
— У него нет другого выхода, — твёрдо сказал он. — Мы пробовали всё: медикаменты, когнитивно-поведенческую терапию, гипнозВ современной психологии и психотерапии гипноз официально не применяется в качестве доказательно обоснованного метода лечения. Большинство профессиональных организаций, не признают гипноз самостоятельным или эффективным методом терапии, особенно в лечении серьёзных психических расстройств. Более того, в клинической практике запрещены любые околонаучные и псевдонаучные методы, включая эзотерику, гадания, астрологию и подобные подходы, поскольку они не имеют научного обоснования и могут нанести вред пациенту. В данном контексте упоминание гипноза связано с отчаянными попытками врачей найти хоть какое-то решение, даже выходя за рамки допустимых методов, осознавая все риски и беря на себя полную ответственность за возможные последствия.. Ничто не дало результатов. Его состояние только ухудшается.
— Но это не игра, Чонгук, — продолжил Юнги, и в его голосе прозвучали нотки раздражения. — Это исследование. И если он не выдержит…
Мин провёл взглядом по кабинету — по выкрашенным в светлый стенам, по картинам пейзажей, украшавшим их. Он словно пытался зацепиться глазами хоть за что-то, что натолкнет его на слова, которые помогут убедить друга отложить проведение эксперимента. Но даже каллиграфическая композиция с изречением о гармонии и внутреннем равновесии, выполненная тушью на шелке, была лишь украшением, на котором Юнги задержал взгляд, но так и ничего не смог сказать.
— Он выдержит, — резко прозвучал голос Чонгука, а затем добавил тише: — У него есть шанс. Мы должны попробовать.
Юнги посмотрел на стол, где лежала толстая папка с личным делом пациента. Имя «Ким Тэхён» было выделено жирным шрифтом.
— Его детская травма, — начал Юнги, указывая на документы. — Утрата родителей, насилие в школе, авария, изоляция… Всё это сформировало у него устойчивую депрессию, комплекс вины и ненависти к себе. Ты уверен, что дополнительная стимуляция сознания не приведёт к полному психическому разрушению?
Чонгук молчал, обдумывая слова коллеги.
— Его текущие симптомы говорят об обратном, — наконец сказал он. — Диссоциативные эпизоды, флэшбеки, самоповреждения. Мы видим, что он находится в ловушке своих же воспоминаний. Этот проект… Он может не только вытолкнуть его из этой тьмы, но и дать ему шанс начать сначала.
Юнги скептически поднял бровь.
— Ты говоришь, будто это единственный способ.
Чонгук кивнул.
— Потому что это так. Мы создадим контролируемую среду, которая заставит его противостоять своим страхам. Либо он преодолеет их, либо…
Юнги сжал ручку, явно недовольный таким подходом.
— Ты понимаешь, что мы играем с огнём, да?
Чонгук вздохнул.
— Психология и психотерапия — это всегда риск. Мы не можем предсказать, как он отреагирует, но мы можем контролировать процесс. Мы — его последняя надежда, Юнги.
На мгновение в комнате снова воцарилась тишина. Мин посмотрел на документы, затем перевёл взгляд на коллегу.
— Если что-то пойдёт не так…
— Это на моей совести, — твёрдо ответил Чонгук.
Юнги вздохнул, закрыв папку.
— Хорошо. Я с тобой. Но если он не справится, Чонгук…
Тот кивнул.
— Он справится.
Устало вздохнув, Чон поднялся с места и направился к стеллажу из светлого дерева, заполненному книгами по психологии, философии и искусству, а также несколькими предметами антиквариата — фарфоровыми статуэтками, лаковыми шкатулками, свитками. Стоило нажать на определенную книгу, как секция бесшумно отъехала в сторону, открывая проход в совершенно иной мир.
Вместо теплого уюта кабинета открылась стерильная, почти лабораторная обстановка. Комната была небольшой, вытянутой в длину, и практически лишенной естественного света. Стены — гладкие, выкрашенные в холодный серый цвет.
Вдоль одной стены тянулась длинная консоль, уставленная мониторами разных размеров. На экранах — изображения, графики, таблицы, бегущие строки кода. Мерцание экранов — единственный источник света, отбрасывающий блики на лица наблюдателей.
Напротив мониторов — несколько мощных компьютеров, соединенных между собой множеством проводов. Тихий, но настойчивый гул вентиляторов создавал ощущение постоянного напряжения.
Тишина. Она не была успокаивающей. Она давила, заполняя пространство до краёв, как вода, вытесняющая воздух из легких. В этой тишине было что-то неправильное — ни звука дыхания, ни шелеста, ни малейшего шороха. Только ощущение чужого присутствия, липкое, холодное, будто кто-то наблюдает, но никогда не покажет себя.
Тэхён открыл глаза.
Резкий, яркий свет резанул по сетчатке, заставив его зажмуриться обратно. Несколько секунд он оставался неподвижен, ощущая, как его сердце бьётся слишком быстро, неровно, болезненно отдавая в грудь.
Он понял, что лежит на чём-то твёрдом и ледяном. Кончики пальцев ног едва касались гладкой поверхности. Руки были бессильно раскинуты в стороны. Голова гудела, мысли путались.
— Где я?.. — голос сорвался. Сухость в горле была такой сильной, что каждое слово резало, как наждак.
Он медленно поднялся, опираясь на руки. Ощущение слабости накатывало волнами, заставляя его тело дрожать, как у тяжело больного.
Где-то вдалеке тикали часы. Тихо, но отчетливо. Этот звук разрывал тишину, навязывал свой ритм, будто отсчитывал время до чего-то страшного.
Тик… так… тик… так…
Тэхён зажмурился, прижав ладони к вискам. Звук был нестерпимым, как будто пробивался прямо в голову, в самый центр разума.
— Замолчи… — прошептал он, его голос дрожал. — Замолчи!
Но звук не исчез. Он становился громче, резче, пока не затопил всё вокруг, как нарастающий гул.
Щелчок.
Всё прекратилось.
Тэхён открыл глаза. Перед ним были стены. Они окружали его с четырёх сторон, замыкая пространство в безупречно квадратной комнате. Но это не были стены в привычном смысле. Каждая из них была зеркалом.
Он видел своё отражение.
Его лицо. Бледное, испуганное, измождённое. Глаза расширены, тёмные круги подчёркивали усталость, а губы были сжаты в тонкую линию, словно он боялся дышать. Он поднял руку, и отражения мгновенно повторили это движение, только вот…
— Нет… — прошептал он.
Как будто каждое отражение было отдельным существом, медленно и лениво повторяющим за ним.
Тэхён шагнул назад, его пятки соскользнули по холодному полу. Зеркала тут же отразили его движение, но одно из них опередило его.
Вместо того, чтобы отразить его шаг, оно показало нечто другое.
Щелчок.
— Добро пожаловать, игрок.
Голос прозвучал из ниоткуда. Тихий, но отчётливый, как будто говорил кто-то, стоящий прямо за его плечом.
Тэхён обернулся. Никого.
— Кто здесь?! — выкрикнул он, и его голос эхом отразился от зеркал. — Кто ты?
Ответа не последовало. Вместо этого голос снова заговорил, с той же хладнокровной интонацией, которая обжигала, как лёд:
— Моя цель проста — помочь тебе понять, кто ты есть.
— О чём ты вообще говоришь?! Что за бред?!
— Но для этого ты должен пройти через боль, страх и сомнения.
Тэхён почувствовал, как его ладони вспотели.
— Какую боль? Какой страх? — его голос стал громче, надрывнее. — Прекрати это!
В зеркалах, будто в насмешку, стали меняться его отражения. Они вытягивались, ломались, искажали черты лица до неузнаваемости.
— У тебя есть выбор: пройти игру до конца или… сдаться.
Тэхён закрыл уши руками, его голова болела от этого голоса, от этих слов, от невыносимого давления тишины.
— Я ничего не выбирал! — он шагнул к одному из зеркал, его пальцы коснулись холодной поверхности. — Это неправильно!
Голос стал холоднее, как сталь:
— Но помни, от твоих решений зависит не только твоя жизнь, но и жизни тех, кто тебе дорог.
Сердце в груди сжалось. Эти слова пронзили его, как нож.
— Оставь их в покое! — его голос сорвался на крик. — Если ты хочешь, чтобы я что-то сделал, оставь их в покое!
Пауза.
И затем последнее:
— Игра началась.
Щелчок.
Тик… так… тик… так…
Мир вокруг него изменился.
***
Юнги нервно закусил губу, следя за экраном.
— Он совсем растерян, — тихо сказал он, чуть наклонившись вперёд.
Чонгук сидел рядом, напряжённо скрестив руки на груди.
— Это нормально. Первое испытание всегда такое.
— Ты уверен? — в голосе Юнги сквозила тревога. — С ним и так не всё было в порядке. А теперь мы забросили его в этот ад…
Чонгук поморщился.
— Мы дали ему шанс, Юнги. Это — его возможность начать сначала.
— Или окончательно сломаться, — бросил Юнги, отворачиваясь от экрана. — Я согласился на это только потому, что ты так верил в него.
Чонгук тяжело вздохнул.
— Он сильный. Справится.
***
Тэхён вглядывался в зеркало напротив. Отражение исказилось, дрогнуло, как будто кто-то опустил в него камень, и поверхность пошла рябью. Он отшатнулся назад, но взгляд словно приклеился к этому странному зрелищу. Постепенно рябь рассеялась, уступая место чему-то новому.
Кадры из прошлого.
Он увидел себя. Маленького, не старше семи лет. Тэхён сидел в углу маленькой, почти пустой комнаты. Стены облезлые, серые, с отслоившимися обоями. Из мебели — только старый шкаф с облупившейся краской, деревянная кровать с прогнувшимся матрасом и единственный стул, который был сломан с одной стороны. На полу лежал обрывок ковра, когда-то яркого, но теперь выцветшего и истертого до дыр.