Сияние разбитого Грааля

Пролог. Пробуждение в грязи

Сырость.

Это первое, что Серёга осознал, когда сознание нехотя вынырнуло из вязкого, липкого сна без сновидений. Не запах сырости — тот давно стал частью воздуха в его однокомнатной конуре на окраине города, въелся в обои с бурыми разводами, в промятый диван, в его собственную кожу. Нет, это было ощущение. Словно сама реальность пропиталась холодной, могильной влагой, которая сочилась сквозь трещины в мироздании и оседала на душе тяжёлым конденсатом.

Он лежал на диване, не раздвигая слипшихся ресниц. Голову стягивал свинцовый обруч похмелья, а в висках кто-то методично забивал ржавые гвозди. Во рту — вкус вчерашнего дешёвого пива и пепла от сигарет, выкуренных до самого фильтра. Рядом, на заляпанном полу, валялась пустая бутылка, похожая на труп старого друга.

Тик-так. Тик-так. Ходики на стене, единственная вещь, оставшаяся от бабки, отмеряли секунды его никчёмной жизни. Каждое «тик» было ударом молоточка по гробовой крышке. Каждое «так» — комком земли, брошенным в могилу его надежд.

Он протянул дрожащую руку к телефону, лежавшему на столе. Экран, покрытый паутиной трещин, вспыхнул тусклым светом, явив миру заставку с полуобнажённой анимешной девицей. Время — 11:43. Понедельник. День, который он ненавидел всей своей гниющей душой.

Сообщений не было. Ни от Ленки, которая вчера наконец-то бросила его короткой фразой «я устала от этого дерьма», ни от Витька, хозяина автосервиса, который в пятницу вышвырнул его с работы за то, что Серёга перепутал канистры с маслом и тормозной жидкостью. Никто в этом мире больше не ждал от него ничего. Даже коллекторы, кажется, на время забыли о его существовании.

Пустота. Не та благородная, философская пустота, о которой пишут в книжках. А грязная, бытовая, воняющая перегаром и безысходностью.

Серёга открыл галерею. Десятки, сотни скриншотов из Fate/Stay Night. Вот Сэйбер в сияющих доспехах. Вот Рин Тосака, гордая и прекрасная. Вот Райдер, от одного взгляда на которую по телу бежали мурашки. Он листал их, и тупая, бессильная злоба закипала в груди.

«Сопляки, — бормотал он, обращаясь к героям на экране. — Нихрена вы не понимаете. Широ этот… идеалист хренов. Да я бы на его месте… Я бы…»

Что «бы»? Он и сам не знал. В его фантазиях всё было просто. Он — крутой, сильный, все его хотят, все боятся. Он раздаёт приказы Слугам, ломает врагов через колено, а ночью ублажает самых красивых женщин. Но здесь, в реальности, он мог сломать только собственную жизнь. И даже это у него получалось из рук вон плохо. Жизнь была сломана давно, он лишь ковырял пальцем её гниющие останки.

Внезапно экран телефона моргнул. Один из пикселей в углу, там, где трещины сходились в уродливую звезду, вспыхнул неестественно-фиолетовым цветом. Серёга потёр глаза. Пиксель не исчез. Он начал пульсировать, разрастаться, словно раковая опухоль. Это была не просто ошибка матрицы. Это было… неправильно. Фундаментально, на уровне законов физики. Фиолетовый цвет был слишком глубоким, слишком живым. Он словно втягивал в себя тусклый свет комнаты.

Серёга почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с похмельем.

И тут в дверь ударили.

Не постучали — ударили. Так, что старая ДСП-шная коробка затрещала и подалась внутрь. Серёга подскочил на диване. Сердце ухнуло куда-то в район грязных носков на полу.

— Открывай, гнида! — раздался снаружи глухой, пропитой голос. — Мы знаем, что ты там!

Коллекторы. Они не забыли.

Второй удар, и хлипкий замок вылетел с мясом. Дверь распахнулась. На пороге стояли двое. Один — огромный, бритый, с лицом, похожим на недопечённый блин. Второй — худой, жилистый, с бегающими глазками и кривой ухмылкой, обнажавшей гнилые зубы.

— Привет, Серёга, — сказал худой, делая шаг внутрь. — А мы соскучились. Деньги принёс?

Серёга молча попятился. Слова застряли в горле комком ужаса.

— Не принёс, — констатировал здоровяк, перекрывая собой путь к отступлению. — Жаль. Значит, будем из тебя их выбивать. По частям. Начнём с пальцев, пожалуй. Ты же ими на телефоне своём онанируешь, да? Вот и посмотрим, как без них получится.

Худой рассмеялся, и от этого смеха у Серёги свело желудок. Он огляделся в поисках оружия, спасения. Пустая бутылка. Табуретка. Бесполезно.

Он был загнан в угол. Как крыса в бетонной коробке. И сейчас его будут медленно, с наслаждением убивать. Не насмерть, нет. Просто ломать, калечить, превращать в скулящий кусок мяса. Просто потому, что они могут.

Взгляд его снова упал на телефон. Фиолетовое пятно разрослось, занимая уже четверть экрана. Оно перестало быть просто пятном. Теперь это был сложный, фрактальный узор, постоянно меняющийся, живущий своей собственной, чуждой жизнью. И из него, казалось, доносился шёпот. Не звук, нет. Шёпот на уровне мыслей, на языке статического электричества и битого стекла.

…уходи…

Здоровяк двинулся на него. Серёга отшатнулся, споткнулся о бутылку и полетел на пол.

…беги…

Он вскочил и, не раздумывая, бросился к единственному выходу, который ему оставался — окну. Старая рама затрещала, но поддалась. Первый этаж. Прыгать невысоко, но внизу — раскисшая грязь и осколки чьей-то мечты в виде разбитой бутылки.

Он вывалился наружу в тот самый момент, когда рука здоровяка сомкнулась на пустоте там, где только что была его шея. Приземлился неудачно, подвернув лодыжку. Острая боль пронзила ногу, но адреналин заглушил её.

Он побежал.

Хромая, скользя по грязи, он нёсся прочь от своего дома, от своей жизни. За спиной раздавались яростные крики и топот. Дождь, начавшийся мелкой изморосью, превратился в ледяной ливень. Он хлестал по лицу, смешиваясь со слезами ужаса и отчаяния.

Город вокруг был таким же мёртвым, как и его жизнь. Обшарпанные пятиэтажки, ржавые гаражи, заваленные мусором пустыри. Мир, которому было на него плевать.

Серёга забежал в подворотню, пытаясь отдышаться. Он забился в нишу между мусорными баками, сжавшись в комок. Вонь гниющего мусора ударила в нос, но ему было всё равно. Он достал телефон.

Глава 1. Чужая Весна

Холод.

Он просачивался сквозь мокрую куртку, сквозь кожу, вгрызался в самые кости. Серёга лежал на асфальте, и каждая клеточка его тела кричала от боли и дезориентации. Воздух, чистый и озоновый после дождя, пах чем-то незнакомым: ночными цветами и влажным камнем. Этот запах был чужим. Всё было чужим.

Он сел, морщась от боли в вывихнутой лодыжке. Перед ним разворачивался город из снов. Или, скорее, из тех аниме, что он смотрел запоем, пытаясь сбежать от реальности. Идеально ровные дороги, дома с причудливыми крышами, светящиеся автоматы с напитками, чьи ярлыки были испещрены непонятными, каллиграфически выведенными символами. Тишина была почти абсолютной, нарушаемая лишь мерным капаньем воды с проводов. Даже тишина здесь была другой — не гнетущей, как в его вымершем спальном районе, а настороженной, полной скрытых смыслов.

«Я в Японии», — мысль была настолько абсурдной, что вызвала приступ истерического смешка, который тут же перешел в кашель. Он в Японии. Он, Серёга, который дальше областного центра ни разу не выезжал. Который по-английски знал только «fuck» и «beer».

— Да ну нафиг, — прошептал он в пустоту, и его русская речь прозвучала здесь кощунственно, как мат в храме.

Он попытался встать, оперевшись на стену ближайшего дома. Ладонь коснулась чего-то теплого и пульсирующего. Он отдернул руку, как от огня. На тыльной стороне его правой ладони, там, где раньше была лишь въевшаяся грязь и шрам от сорвавшегося ключа, теперь горел багровый узор. Три переплетенных стилета, словно выжженных изнутри. Татуировка светилась собственным, нездоровым светом, и от неё по венам растекалось странное тепло, похожее на жар начинающейся болезни.

— Это ж… командные заклинания, — выдохнул он. Узнавание принесло не радость, а новую волну липкого ужаса. Это не сон. Это не глюк от палёной водки.

В этот самый миг воздух перед ним треснул.

Беззвучно, как трескается перекалённое стекло. По асфальту пробежала сеть тонких фиолетовых линий, которые тут же сплелись в сложный, светящийся круг. Символы, горевшие в нём, были незнакомы, но от них веяло такой древней и чудовищной силой, что у Серёги перехватило дыхание. Это был не аккуратный магический круг из мультика. Это была рваная рана реальности, сочащаяся чистой энергией. Пространство внутри круга пошло рябью, как отражение в воде, в которую бросили камень.

Из центра раны ударил столб света. Не яркого, а тёмно-фиолетового, поглощающего свет уличных фонарей. Внутри него заплясали осколки — образы, тени, обрывки чужих жизней. Серёга увидел горящий город, женщину с безумными глазами, протягивающую руки к двум маленьким телам, окровавленный кинжал, летящий дракон… Осколки витражей из несуществующей церкви, показывающие историю предательства, боли и бесконечной мести.

Затем свет опал, и в центре круга, который медленно гас, осталась стоять фигура.

Женщина. Высокая, облачённая в тёмные, архаичного покроя одежды, которые, казалось, были сотканы из самой ночи. Её лицо скрывала странная, похожая на ритуальную корону маска, оставляя открытым лишь подбородок и губы, изогнутые в линии презрительной скорби. Кожа была бледной, как у утопленницы, а глаза… Глаза, смотревшие на него из-под маски, были цвета запёкшейся крови. В них не было ничего человеческого. Только вековая боль и холодная, как лёд Коцита, ярость.

Она сделала шаг, и угасающий круг под её ногами рассыпался прахом. Её голос прозвучал в мёртвой тишине, и, к ужасу и облегчению Серёги, он был на чистейшем, но каком-то архаичном русском языке, словно взятом из старинной книги.

— Слуга класса Avenger отвечает на твой призыв. Я спрашиваю тебя: ты мой Мастер?

Серёга открыл и закрыл рот, издав лишь нечленораздельный хрип. Он смотрел на багровую отметину на своей руке, потом на это ночное создание перед собой. «Мастер»… Слово, которое в его фантазиях звучало гордо и властно, сейчас ощущалось как клеймо раба.

— Я… я… — пролепетал он, пятясь и снова падая на задницу. — Какого хрена?..

Avenger слегка наклонила голову, и этот жест был полон змеиной грации.

— Странно. Ты смердишь страхом и дешёвым вином, а не озоном магических цепей. Откуда в таком сосуде, как ты, столько магической энергии, чтобы прорвать барьер и призвать меня?

— Магической чего? — переспросил Серёга, мозг которого отказывался обрабатывать информацию. — Слушай, я не знаю, что происходит, но это… это ж реально «Фейт»! Я, блин, Мастер!

Внезапный всплеск идиотского восторга, последняя защитная реакция психики перед полным коллапсом, заставил его вскочить на ноги. Он, позабыв о боли, замахал руками.

— Мы щас всех порвём! Ты кто? Авенджер? Мститель, что ли? Круто! Ты сильная, да? Мы щас пойдём, найдём этого сопляка Эмию, я ему в рожу дам, а потом заберу его Сэйбер и…

Он осёкся. Взгляд женщины из-под маски стал таким, что Серёга почувствовал, как кровь стынет в жилах. Если бы взглядом можно было убивать, от него бы осталась только горстка пепла.

— Ты призвал меня, — её голос стал тише, но в нём зазвенела сталь, — дух отмщения, рождённый из предательства и детоубийства, ради мелкой драки и удовлетворения похоти?

Она сделала ещё один шаг, и асфальт под её ногой покрылся инеем.

— Жалкий червь. Я — Медея Колхидская, величайшая колдунья Эллады, преданная героем и проклятая богами, и ты…

— Стоп, Медея? — перебил её Серёга, цепляясь за единственное знакомое имя. Мозг заработал в единственно доступном ему направлении. — Но Медея же Кастер! Я аниме смотрел! Она фиолетовая такая, с ушами эльфийскими…

Выражение на лице Avenger — точнее, та его часть, что была видна, — сменилось с ледяной ярости на откровенное недоумение.

— О чём ты говоришь, смертный? Что за «аниме»?

— Мультик! Японский! Про Войну Грааля! Там всё это было! И ты была, только другая!

Он не успел договорить.

Справа, в конце улицы, что-то взорвалось. Оглушительно, с грохотом рвущегося металла и треском бетона. Стена одного из домов разлетелась в пыль, и из облака штукатурки на дорогу вылетела фигура в красном плаще, отброшенная ударом чего-то невидимого. Фигура перекувыркнулась в воздухе и приземлилась на одно колено.

Глава 2. Заглянув в Грязь

Боль, которую он испытал во время «активации», была огнём, сжигающим плоть. Боль, которую он познал сейчас, была кислотой, растворяющей саму душу.

Ладонь Медеи на его лбу была не просто источником агонии. Она стала каналом, порталом, через который в его неподготовленный разум хлынул весь первобытный хаос магии. Она не просто «открывала» его цепи. Она вскрывала его черепную коробку и напрямую подключала его мозг к силовой линии, рассчитанной на богов, а не на смертных.

Он больше не был в подвале. Он был нигде и везде. Его сознание, вырванное из тела, неслось по бесконечным потокам маны, которые пронизывали реальность. И то, что он увидел, не имело ничего общего с красивыми схемами из аниме.

Это не были чистые, упорядоченные реки энергии. Это был раковый океан. Колоссальная, безграничная бездна, наполненная не просто силой, а отголосками всего, что когда-либо существовало, мыслило и умирало. Он видел не свет, а кишение. Миллиарды сознаний, пойманных в янтарный поток, как мухи. Шёпот забытых заклинаний, предсмертные крики существ из вымерших миров, холодный, математический голод сущностей, обитающих в трещинах между измерениями.

Магия была не инструментом. Она была хищником. Космическим паразитом, который питается самой структурой бытия, и маги были лишь симбиотами, научившимися скармливать этому хищнику крохи, чтобы получить взамен каплю его ядовитой слюны.

Он пронёсся мимо гигантских, спящих конструкций — мыслей, настолько древних и мощных, что они обрели собственную геометрию, противоречащую законам физики. Он услышал смех, от которого свернулась бы кровь у звёзд. И он увидел… её. Трещину.

Не дыру в пространстве, а рану в самой концепции реальности. Она была везде и нигде, и из неё сочилась не тьма, а неправильность. Абсолютное, онтологическое зло, которое было не просто отсутствием добра, а активной, мыслящей силой, стремящейся исказить, извратить и поглотить всё сущее. Ангра-Майнью, о котором он знал из мультика, был лишь каплей гноя на губах этой чудовищной раны.

Он закричал, но у его сознания не было рта. Его крик был волной чистого ужаса, прокатившейся по океану маны. И Трещина заметила его.

Что-то — глаз, не глаз, фокус внимания размером с галактику — повернулось к нему. И в этот миг Серёга познал, что такое быть по-настоящему увиденным. Не как человек, не как маг, а как крошечная, интересная аномалия. Как редкий микроб под линзой вселенского микроскопа.

»…ЧУЖОЙ…»

Мысль не прозвучала. Она произошла с ним. Она впечаталась в саму его суть, и он почувствовал, как его эфемерное сознание начинает распадаться под тяжестью этого взгляда.

И тут его дёрнуло назад.

Сила Медеи, ощущавшаяся теперь как спасительный якорь, вырвала его из этого кошмара. Его сознание с оглушительным треском вернулось в тело.

Он лежал на полу подвала, и из всех отверстий его тела текла кровь. Он не кричал. Он издавал тихий, скулящий звук, как животное, попавшее в капкан. Его глаза были широко открыты, но ничего не видели. Зрачки, расширенные до предела, дёргались, пытаясь сфокусироваться на реальности, которая теперь казалась блёклой, фальшивой картонной декорацией. Он видел её. Даже сейчас, с закрытыми глазами, он видел Трещину на периферии своего зрения. Она оставила в его душе ожог.

Медея отняла руку и отшатнулась. Её саму едва заметно трясло. Через их связь она почувствовала отголосок того, что он видел. Лишь крошечный осколок, но даже его хватило, чтобы её древняя душа содрогнулась от первобытного ужаса. Она смотрела на существо, корчившееся на полу, уже не с чистым презрением. Теперь в её взгляде было нечто иное. Замешательство. И крупица того, что можно было бы назвать страхом. Страхом перед неизвестным.

Этот смертный… этот червь… он заглянул в Бездну. В ту самую изначальную грязь, из которой рождаются и боги, и демоны. И Бездна заглянула в него. И он не умер. Не сошёл с ума в классическом понимании. Он просто… сломался. Стал пустым.

Она опустилась рядом с ним и насильно разжала ему челюсть.

— Смотри на меня.

Его глаза медленно сфокусировались на её лице. В них больше не было ни тупого восторга, ни страха. Только звенящая пустота.

— Что ты видел? — её голос был напряжённым.

— Всё, — прохрипел Серёга, и изо рта у него потекла тонкая струйка крови. — Оно… неправильное. Всё. Магия… Грааль… всё гнилое. С самого начала.

Медея молчала. Она поняла. Он, в своей дикой, неконтролируемой инициации, увидел Изнанку Мира. Правду, которую маги постигают через десятилетия медитаций и ритуалов, призванных защитить их рассудок. Он же принял её в себя голой душой.

— Ты выжил, — констатировала она, скорее для себя, чем для него. — Твоя душа… она оказалась прочнее, чем я думала. Или просто слишком примитивна, чтобы расколоться.

Она встала. План снова изменился.

— Забудь про усиление. Забудь про огненные шары, — сказала она. — Это детские игрушки. Ты подключён к источнику. К грязному, ядовитому, но бесконечному источнику. Мы будем учиться не создавать заклинания. Мы будем учиться выплёвывать эту грязь в наших врагов.

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Серёга почти не говорил. Он ел, когда ему приказывали, спал, когда падал без сознания. Старый он умер в том потоке. Новый ещё не родился. Он был пустой оболочкой, куклой. И Медея дёргала за ниточки.

Она больше не заставляла его концентрироваться. Она учила его другому.

— Вспомни то, что ты видел, — шипела она, стоя над ним. — Вспомни этот ужас. Эту неправильность. Не борись с ней. Не пытайся её понять. Используй её. Сделай её своим гневом. Собери её в кулак и швырни.

Он стоял напротив каменной стены. Он закрывал глаза и снова видел Трещину. Чувствовал её холодный, изучающий взгляд. Ужас, который он испытал, всё ещё жил в нём. Он позволил этому ужасу заполнить себя, стать собой. Он вытянул руку, и с его пальцев сорвался не огонь и не свет.