Скандальная история старой жены

Глава 1. Дикарка

Липкие взгляды придворных следуют за мной всюду. Я пытаюсь делать вид, что не замечаю их. Пытаюсь казаться спокойной и невозмутимой, но внутри всё клокочет от злости, от унижения, от той грязной, жирной лжи, что расползается по дворцу быстрее чумы.

Слухи пустили именно сегодня, когда мой муж – Регаран, Верховный маршал, первый меч императора Имрияса – должен вернуться после двух лет отсутствия. Он был на войне.

– Вот она, – слышу за спиной. – Даже не постеснялась показаться на людях. Повадки у неё, как у шлюшки из таверны. Раздвинула ноги перед собственным воспитанником, который чуть ли не вдвое младше её.

Я вся напрягаюсь, подавляя в себе желание обернуться.

– Что взять с вари? Ещё и сама она уже не первой свежести… маршал привёз эту дикарку, служанки причесали и одели, но блудливую душу так просто не вытравить. Говорят, их женщины спят со всеми мужчинами в племени.

Наглая ложь от начала и до конца.

Мой отец – чистокровный имриец, богатейший землевладелец, да, мать действительно была из племени вари – коренного народа Эшры, но я выросла на отцовском ранчо и получила великолепнейшее образование. Это не мешает мне знать традиции народа вари, ведь они мои предки. И что-то я не припомню обычая, о котором говорят эти дамы.

Поворачиваю голову и замечаю трёх женщин.

Они сидят у колонны, нахохлившись, словно три гарпии, замотанные в золото и шелк. Одна обмахивается веером, её я знаю – леди Селия, двадцатитрехлетняя дочь герцога Дейрон. Это она пыталась уколоть меня, упоминая возраст. Вторая – жена казначея, имя которой я не помню, она перебирает чётки. А третья сидит ко мне спиной.

Они специально говорили громко, и явно ждут, что я сорвусь, дав ещё один повод для сладких сплетен, но я просто поправляю складки на рукаве платья, и вдруг вижу, что третья девушка поворачивается.

Эллин.

Моя воспитанница. Племянница моего мужа. Девочка, которую я ращу в своём доме уже двенадцать лет. Она мне как родная дочь.

Эллин смотрит на меня, как на чужую, она спокойно сидит рядом с теми, кто только что поливал меня грязью, но молчит, не возражая им.

– Мира, – улыбается уголками губ моя воспитанница, замечая мой пристальный взгляд, а затем с вызовом добавляет: – Присоединишься к нам?

Я растила её скромной, но сильной. Учила не подхалимствовать, знать себе цену. Но сейчас… я испытываю странное разочарование. Оно тянет в груди. Отдаёт тупой болью в районе сердца.

В этот момент дверь, у которой я всё это время стояла в ожидании, отворяется.

– Леди Дракхарион, вам отказано в аудиенции, – возвещает слуга, мазанув по мне осуждающим взглядом, и захлопывает дверь.

– Император сам вызвал Тейвара. Обсудить вашу скандальную… ситуацию, – говорит моя воспитанница, по-прежнему не сводя с меня взгляда.

Тейвар – её единокровный брат, племянник моего мужа. Я воспитывала их обоих с тех пор, как стала женой Регарана в возрасте восемнадцати лет.

Именно в связи с Тейваром меня хотят обвинить. В связи с восемнадцатилетним мальчишкой, которого я знаю с его шести лет! Какая нелепость.

Если император вызвал Тейвара первым, он уже должен был сказать, что это лишь чья-то гнусная сплетня. Но почему же меня тогда не допустили к этому разговору?

Моя воспитанница Эллин встаёт с места и идёт ко мне. Она красива, как истинная имрийка. Фарфоровая кожа, золотые слегка вьющиеся волосы, ярко-зелёные глаза – всё буквально вопит о том, что в её жилах течёт драконья кровь.

Я же смуглая, с длинными тяжёлыми волосами цвета воронова крыла, и голубыми глазами, которые слишком ярко выделяются на фоне моей внешности. Я сильно похожа на мать – дикарку из Эшры. И ни драконьей крови, ни магии во мне никогда не было ни капли.

– Тейвар наконец-то нашёл в себе силы признаться, – произносит Эллин.

– Признаться в чём?

– Как ты его соблазнила на восемнадцатилетие, Мира.

Мой привычный мир рушится в одно мгновение. Лопается, как гнойник на шее у прокажённого – с отвратительным чавкающим звуком и запахом, от которого выворачивает наизнанку.

Про меня не первый раз пускают грязные сплетни. Когда я только появилась во дворце, их было хоть отбавляй. Но меня никогда не оговаривали самые близкие.

Я смотрю в большие зелёные глаза Эллин и не вижу там той милой девочки, которая прибегала в мои покои в грозу и пряталась под одеяло. Жалась к моему боку, ища защиты.

Как она могла поверить в такую чушь?

– И ты думаешь это правда? Думаешь, я стала бы так поступать? – спрашиваю я, делая рваный вдох. – Ты же знаешь, меня, Элли.

– Я несколько раз видела, как ты ночью входила в покои Тейвара за последние пару месяцев, – сухо отвечает Эллин. – И я верю брату, зачем ему лгать?

Вкус предательства близких горчит на языке нестерпимо-едкой отравой.

Элли не могла видеть того, чего не было.

Но вопрос действительно хороший.

Зачем им обоим лгать? Зачем предавать меня?

– Прошу меня простить, – сухо улыбаюсь я, разворачиваюсь и иду прочь.

Медленным степенным шагом двигаюсь в сторону покоев, которые выделили мне во дворце.

Раз меня не пускают к императору, я должна обдумать свои дальнейшие действия. Понять, как мне защититься.

Негромкое хихиканье дам сопровождает меня до самого поворота.

Когда вхожу в покои, две мои служанки вскакивают. У них глаза, как у пойманных на горяченьком. Наверняка тоже обсуждали свежие новости.

– Чаю, леди Дракхарион? — спрашивает одна из них, дрожащим голосом.

– Оставьте меня, – приказываю я скупо.

Как только дверь за прислугой закрывается, я обессилено опускаюсь на софу. Шёлк платья шелестит, когда я сжимаю его пальцами.

Подаюсь вперёд, упираюсь локтями в колени, закрываю лицо руками. На долю секунды позволяю себе слабость. Всего лишь вдох. Один. Долгий.

А потом поднимаю голову и выпрямляю спину.

Я должна понять, что происходит.

Эллин и Тейвар двойняшки. Племянник и племянница императора Имрияса. В них, как и в моём муже, кровь правящей династии.

Глава 1.2

Регаран молчит, глядя на меня, а затем подходит ближе. Чёрная железная перчатка ложится на мой подбородок, обхватывая его. Муж притягивает меня к себе. Сталь холодит и слегка царапает кожу.

Я чувствую, как внутри всё сжимается. Лёгкий укол паники прокатывается от сердца к желудку, а кожа под металлическими пальцами мужа словно покрывается инеем.

Но внешне я остаюсь беспристрастной. Приподнимаю подбородок чуть выше, несмотря на хватку. Гляжу Рану прямо в глаза.

– Я всегда знал, что ты покажешь своё истинное лицо, Мира. Но думал, ты заведёшь любовника на стороне. Трахаться с моим племянником на двенадцать лет тебя младше... Даже для таких, как ты, это низко.

Грудь обжигает обидой. Несмотря на годы жестокого ненавистного брака, я всеми силами пыталась поддерживать хотя бы видимость уважения. Пыталась сохранить достоинство.

– Для таких, как я? – я подаюсь назад, отталкивая руку Рана и бросаю на него полный ненависти взгляд. – Вот что ты думаешь обо мне? Я заботилась о твоих племянниках, делала для них всё, пока ты постоянно был в разъездах!

– Настолько старалась сделать всё, что запрыгнула в койку к мальцу? – рычит он, надвигаясь на меня. – Хотела подготовить его ко взрослой жизни, варийская шлюха?

Я делаю несколько шагов назад, пытаясь скрыться от мужа.

– Я не спала с ним, клянусь Вечным Пламенем и Первыми Драконами. И готовить его ко взрослой жизни не нужно. Он уже столько девок подпортил, начиная с шестнадцати лет, что наверняка потерял им счёт. Не мне тебе рассказывать о том, что творят юные драконы его положения, – чеканю я.

Регаран надвигается на меня, хватает за руку и резко разворачивает, прижимая к себе спиной.

Я дрожу, чувствуя прикосновение его железной перчатки к животу. Второй рукой он берёт мою руку и поворачивает её к свету. Он скользит по метке истинности, уродливой кляксой чернеющей на нежной коже запястья.

Я ненавижу эту метку, определившую однажды мою судьбу. Именно она связала нас с Раном, лишив возможности выбора.

– Это означает принадлежность, – негромко говорит он, сжимая мою руку почти до боли. – Ты – моя собственность.

– Я – твоя истинная и жена, – горько отвечаю, обмякая в его руках. – Но для тебя это всегда было пустым звуком. Твоя настоящая любовь – война.

Неожиданно резко Ран отпускает меня, я едва не падаю, но сохраняю равновесие и разворачиваюсь, выжидающе глядя на него.

– А чего ты хотела? Любви? – насмешка в его голосе обжигает щёки стыдом.

Я знаю, что не так красива, как белокурые куколки, в которых течёт драконья кровь их предков, не столь желанна, да и не столь покладиста. Вряд ли мной можно хвастаться на приёмах, как это любят делать другие высокородные драконы со своими жёнами.

Я пережила это всё, и меня больше не терзает стыд за то, что я другая.

– Я человек, Ран. Да, во мне нет драконьей крови, но я живая. С сердцем. И у меня есть достоинство. Я не просила любви, я просила хотя бы уважения.

– Достоинство? – усмехается он. – Ты стоишь по горло в дерьме, и всё ещё держишь голову, как королева. Ты всегда считала себя лучше других не так ли, Мира? И всегда жаждала мужского внимания. Сколько раз я тебя предупреждал? Говорил, что убью любого, кто посмеет прикоснуться к тебе.

Ярость в голосе Рана набирает обороты, а я подавляю горький смешок.

Можно подумать, кто-то посмел бы спать со мной, даже если бы я захотела. Мой муж тот, чьё имя способно возвести вокруг меня стену, даже если его нет рядом.

– И ты выбрала Тейвара, зная, что я не трону родную кровь ради варийской шлюхи, не так ли? – продолжает Ран. – Хотела досадить мне.

Жестокие слова бьют как пощёчина. Наотмашь и больно. Но я не хочу продолжать перепалку, у меня сейчас другие приоритеты.

– Ты должен поговорить с Тейваром, – глухо отвечаю я. – Он уважает тебя. Тебе не составит труда узнать, почему он решил меня оговорить. Мы должны замять этот скандал, чтобы он не пачкал императорскую династию.

– Я поговорю с мелким ублюдком, не сомневайся. Но сейчас я говорю с тобой.

– Я не стала бы позорить тебя, – вскидываю подбородок.

– Думаешь, меня можно опозорить? – чеканит он. – Мне нет дела до того, что думают другие. Никто из них не осмелится посмотреть мне в глаза, ты это знаешь.

Так и есть.

Рана никогда не интересовало чужое мнение. Он не просто маршал и первый меч империи. Он то необходимое зло, которое нужно Имриясу, чтобы внушать страх. Великий убийца, вырезавший десятки, а то и сотни городов.

Если бы кто-то представил, что у несокрушимой и жестокий драконьей империи есть лицо, то это было бы лицо моего мужа.

Не лицо правителя – а лицо безжалостного исполнителя императорской воли. Он – клинок, занесённый над шеей каждого, кто посмел бы поднять враждебный взгляд на трон.

Внезапный робкий стук в дверь прерывает нас.

– Войдите, – произношу я, не сводя глаз с бушующего шторма во взгляде Рана.

– П-простите, о-о… – слуга запинается, замечая моего мужа. – Ваше Императорское Высочество, вы вернулись!

Ран поворачивается и лишь поднимает бровь, а слуга уже бледнеет.

– Его Императорское Величество Верховный Владыка Имрияса Маардин Дракхарион велел леди Дракхарион сейчас же прибыть к нему на аудиенцию, – на одном дыхании выпаливает слуга.

Значит, император договорил с племянником, и теперь зовёт на ковёр меня.

– Конечно, я сейчас буду, – отвечаю я, выверенным движением оправляя складки на платье и принимая невозмутимый вид.

– Я иду с тобой, – коротко бросает муж.

Смысла спорить нет. Я опозорила императорскую семью, так считают почти все во дворце. Сейчас будут решать мою судьбу.

Дорога до императорского зала кажется мне длиннее, чем все двенадцать лет брака. Я не знаю, что меня ждёт. Всё происходит слишком быстро.

Императорский тронный зал всегда вызывал у меня чувство, будто я захожу в пасть чудовища. Высокие колонны, потолок, теряющийся в тенях, витражи с драконами, сплетающимися в битве и извергающими пламя.

Глава 2.

Маардин кивает. Одного этого движения достаточно, чтобы воздух в зале стал тяжелее.

– Миравель, ты была принята в нашу семью с распростёртыми объятьями, – произносит он, холодно глядя на меня.

В этом правда и ложь одновременно.

Прошлый император – ныне покойный Варгул Дракхарион – ни обидел меня ни словом, ни делом. Именно с его подачи я стала воспитывать Эллин и Тейвара, что многие посчитали огромной честью. Особенно для такой, как я.

Покойный император даже собирался даровать мне титул принцессы, но не успел.

Его сын – Маардин, старший брат моего мужа – так же был со мной любезен. Но я всегда чувствовала лёгкий холодок и настороженность, исходящие от него.

А мой муж и вовсе унизил меня в брачную ночь, и продолжал выстраивать между нами стену ненависти все долгие двенадцать лет брака.

– Ты получила всё, о чём может мечтать вари, – продолжает император. – Богатый дом, статус, покровительство. Ты стала частью императорской семьи. И вместо благодарности мы получаем это.

– Я не делала ничего, что могло бы навредить нашей семье, Ваше Величество, – спокойно произношу я, а затем перевожу взгляд на воспитанника. – Тейвар. Посмотри мне в глаза, и скажи, в чём ты хочешь обвинить меня? Скажи это при мне.

Юный дракон упрямо поджимает губы, вскидывая голову, как это делал в детстве, когда пытался казаться взрослым.

– Ты приходила ко мне в покои ночью, – говорит он наконец, глядя поверх моей головы, не в глаза. – Говорила, что я стал взрослым, и что я привлекаю тебя, как мужчина…

Я слышу, как муж рядом со мной делает глубокий вдох, похожий на разъярённый рык, и Тейвар весь сжимается, с ужасом глядя на него.

Ран не ревнует. Нет.

Он просто считает меня вещью, трогать которую позволительно лишь ему.

– А ты, значит, потакал её похотливым желаниям, жалкий выкидыш из драконьего яйца? – рявкает Регаран так, что я вздрагиваю и едва не отшатываюсь от него. Мы с мужем стоим слишком близко друг к другу.

– Я… — мямлит Тейвар, снова теряя решимость, – Я не хотел, чтобы всё так вышло. Отказывался, дядя, честное слово! Но однажды она… она сама вошла ко мне. Сбросила верхний халат, а там не было одежды. Она взрослая. Опытная… сказала, что ей одиноко, что тебя постоянно нет рядом.

Я краем глаза вижу, как рука мужа сжимается в кулак. Наверняка он представляет, что сжимает горло племянника. А может быть и моё…

– Зачем бы ты это ни делал, Тейвар, ещё есть шанс сказать, что это лишь дурная шутка. Я прощу тебя, – я не свожу строгого взгляда с воспитанника. – А ещё лучше, если ты скажешь, кто тебя надоумил. Наказание понесёт зачинщик.

– Никто меня не надоумил! – выпаливает Тейвар слишком быстро.

– Хватит, Мира, – Эллин выступает вперёд, помогая брату. – Я сама видела, как ты входила в покои Тейвара поздно ночью.

Воспитанница выглядит куда увереннее. Эллин всегда была дерзкой и острой на язык.

Наверное, я должна начать заламывать руки и кричать почему дети, которых я любила и лелеяла, так поступают со мной, но внутри пустота. Из меня будто выжали все чувства.

Ещё вчера мы сидели на веранде нашего огромного особняка, и я спрашивала у Эллин к какой модистке мы пойдём, чтобы заказать ей самые лучшие бальные платья на предстоящий сезон. Я радовалась, что она выросла чудесной, умной девушкой, умеющей отстаивать свои интересы. Надеялась, что хотя бы она сможет выйти замуж по любви, раз мне не удалось.

Но сегодня её будто подменили.

На меня смотрят чужие ледяные глаза племянницы императора Имрияса, а не милые добрые моей ласковой малышки Элли. Крошки, чьи волосы я расчёсывала каждое утро, пока ей не стукнуло одиннадцать, и она не сказала, что она уже взрослая леди и хочет, чтобы ей помогла личная служанка.

Предательские слёзы начинают жечь глаза. Взамен пустоты приходит обида и разочарование. Я делаю над собой усилие, чтобы сохранять невозмутимый вид. Это я умею – долгая практика во дворце даёт свои плоды.

– Вам не кажется, что одних слов недостаточно, чтобы обвинить меня в подобном, – я всё ещё пытаюсь быть хладнокровной, пытаюсь воззвать к голосу разума.

– У неё есть родинка на левой груди, – выпаливает Тейвар дрожащим голосом, а затем добавляет уже тише: – На левой.

– Я купалась с Эллин в императорских банях, а также переодевалась в присутствии служанок и лекарей. Это не тайна, – начинаю распаляться я.

Они продумали даже такую мелочь.

– Я не буду терпеть этот фарс, – цедит Регаран. – Сам решу, что с ними делать, это моя жена, Маардин.

Император молчит, а потом сдержанно кивает. Я вижу, что он верит племянникам и более не видит смысла в нашем разговоре.

– За мной, вы оба, – приказывает муж коротко, будто подзывает псов.

Эллин глядит на то, как Тейвар спускается по ступеням, с беспокойным прищуром. Она знает, что, оставшись без поддержки, брат может расколоться.

Я делаю реверанс, прощаясь с императором и иду следом за мужем. Взгляд воспитанника обжигает затылок.

Ран заходит в первую попавшуюся на пути дверь. Мы следуем за ним.

Комната просторная, с массивными колоннами по углам. Посередине длинный стол, покрытый картами и свитками. На стенах – штандарты с чёрным драконом Империи и алые мечи в перекрестии.

Взгляд притягивает открытый балкон.

Он занимает почти всю дальнюю стену, широкие створки распахнуты настежь. За ними – яркое голубое небо. Город вдалеке выглядит игрушечным.

Не успевает воспитанник войти, как сразу заявляет, высоко вскидывая голову:

– Я не виноват, дядя. Я – лишь жертва её интриг. Она соблазнила…

Ран ударяет его по лицу.

– Сопляк, я растил тебя в своём доме, – рычит муж, глядя, как глупый мальчишка падает на четвереньки, из разбитого носа течёт алая кровь, пачкая белый узорчатый пол. – Раз решил, что ты уже мужчина, значит и отвечать будешь по-мужски.

Муж чётко выверенным движением стряхивает кровь с железной перчатки, а затем поворачивается ко мне.

Глава 2.2

– Как ты можешь верить им? – я теряю самообладание, в голосе проскальзывают нотки паники. – Ещё вчера я вытирала мальчонке сопли! Это же просто смешно!

– Дядя, прости… – воспитанник переворачивается, садится на пол и фыркает, зажимая нос рукой.

– Закрой пасть, – Ран отворачивается от меня, склоняется к племяннику, хватает его за ворот рубашки и встряхивает. – С этого момента ты лишаешься возможности занимать какую бы то ни было должность в моём легионе. Тот, кто предал однажды, предаст снова.

– Я не предатель! – обиженно восклицает Тей, он с детства мечтал стать военачальником, а потом и маршалом империи. – Почему ты так злишься? Ты же не любишь её, дядя. Она грязная вари, ты даже детей от неё не…аааа!

Он вскрикивает, когда Ран отшвыривает его – двухметрового крепкого парня – в сторону. Раздаётся громкий звук удара тела о стол.

– Это будет тебе уроком, щенок. Не надо гадить там, где тебя кормят с руки.

Мне больно не только от этой мерзкой ситуации и разборок, но и от слов Тейвара.

В детстве Тей называл меня мамой, пока я не попросила его прекратить. В императорской семье таким не шутят. Но моё сердце всегда было полно нежности и любви. Я правда считала его почти своим сыном.

– Я требую расследования, – твёрдо заявляю я. – Меня очерняют со злым умыслом, это очевидно! И ты сошёл с ума, если думаешь, что всё правда.

– Расследование чего? Твоих шлюшьих похождений? – вкрадчиво спрашивает муж, приближаюсь ко мне. – Хочешь покопаться в собственном грязном бельишке?

Я замираю, глядя в глаза Регарана – злые, холодные.

– Кто-то надоумил Тея и Элли сказать так, Ран, – шепчу я отчаянно.

– Не произноси моё имя своим грязным ртом, – рука мужа ложится мне на шею, он запрокидывает мою голову, мы смотрим друг другу глаза в глаза.

Возмущение переполняет, но привычка быть сдержанной, как пристало жене маршала, делает своё дело. Я упорно молчу, буравя Рана непокорным взглядом.

Возможно, стоит поговорить с ним позже, когда успокоится. Сейчас муж на взводе.

– Когда ты в последний раз трахал мою жену? – спрашивает Регаран у Тейвара, не сводя с меня глаз.

Муж скользит по моему лицу полным злости взглядом, обрисовывая черты. Его ноздри трепещут, как у хищника, который принюхивается при виде добычи.

– Дядя… – голос Тейвара дрожит.

– Отвечай, – искривляет губы Ран, медленно опуская взгляд на мою беззащитную шею, которую он же обхватил своей огромной рукой.

Мне начинает казаться, что на мне стягивается невидимая петля.

– Две недели назад! – выпаливает ложь на одном дыхании мой воспитанник.

– Лживый трус, – сквозь зубы цежу я, не сумев подавить вспыхнувшее раздражение. – Ты хоть понимаешь, что творишь, Тей?! Осознаёшь последствия?

– Пошёл вон отсюда, – коротко бросает Ран.

Мальчишка сразу же бросается к двери и стрелой вылетает наружу, шумно дыша.

Мы остаёмся вдвоём.

Я и мой палач.

В комнате повисает тяжёлая тишина. Ветер с балкона шевелит тяжёлые шторы, всё вокруг пахнет сталью и… Раном.

Этим выматывающим, знакомым до боли ароматом мужской кожи, пепла и чужой крови. Я ненавижу этот запах. Он въелся в меня саму уже давно. Не вытравить.

Я делаю судорожный вздох и прикрываю веки.

Его рука в перчатке всё ещё лежит на моей шее – тяжёлая, холодная.

– Смотри на меня, Мира, – приказывает он.

Я медленно открываю глаза.

Глава 2.3

Ран близко. Слишком. Его губы на расстоянии вдоха. Его дыхание касается кожи.

– Ты показала свою истинную натуру, – негромко говорит муж. – Ты можешь носить шелка, можешь говорить без вашего мерзкого варийского акцента… но ты так и не стала леди. Ты всегда останешься дикаркой, сколько тебя не дрессируй. Ты вся покрыта грязью, замаскированной под благородство. Я ненавижу это.

Вопреки своим словам, Ран склоняется ближе и втягивает носом воздух возле моей щеки. Его вторая рука ползёт от колена к бедру, бесстыдно задирая пышную юбку платья.

– Больше всего ненавижу твой запах. Не могу его забыть, он мерещится мне даже в пылу битвы, когда кровь льётся рекой, – яростно шепчет он, подаваясь вперёд и прижимаясь ко мне всем телом.

– Отпусти, – требую я, руками упираясь в сильные мужские плечи.

Мне страшно. Рука мужа замирает под моей юбкой, когда касается оголённой кожи прямо над дорогими шёлковыми чулками.

– Так тебе нравится? Этого тебе не хватало? – лицо Рана в паре сантиметров от моего.

– Нет. Не надо, – мотаю головой в сторону, но рука мужа прочно фиксирует мою шею.

Не давит, но удерживает. Достаточно сильно, чтобы я не могла вырваться.

– А я думаю, что ты лжёшь, – говорит он.

Я дышу через раз, наблюдая, как он упивается моими эмоциями.

Ненависть, стыд, страх, отчаяние. Ему нравится всё, что он видит.

Я закусываю губу и почти сразу осознаю свою ошибку.

Губы Рана обрушиваются на мои внезапно – грубо, яростно, словно этим поцелуем он хочет разорвать меня, стереть с лица земли моё достоинство и меня саму. Его рот горячий, настойчивый, лишённый нежности. Это не страсть. Это болезненная демонстрация силы, подчинения, проклятого «ты принадлежишь мне», вырезанного в каждом движении, в каждом резком толчке его губ.

Ран вжимается в меня всем телом, сжимает мои бёдра так, что я чувствую, как ткань платья жалобно трещит под мужскими пальцами. Его хватка – собственническая, хищная. Он не мужчина, а зверь. Дракон, помечающий добычу.

Муж уже проделывал нечто подобное, возвращаясь спустя долгое время. Но сейчас он совсем дикий и безумный. Возможно, метка истинности на него влияет.

Рука с шеи соскальзывает, и я успеваю вдохнуть. Но ненадолго – она тут же ложится на талию, прижимая меня к нему ещё сильнее.

Мои руки сжаты в кулаки и лежат на его плечах. Я не отвечаю, но и не сопротивляюсь. Терплю, чувствуя пульсирующую боль под рёбрами – там, где дико стучит сердце.

Он решил унизить меня. Что же, я принимаю своё наказание.

И вдруг Ран отстраняется.

Резко.

Смотрит на меня сверху вниз, дышит тяжело. В его глазах лютый мрак.

– Течная сука. Уверен, ты уже вся мокрая, – цедит он, вытирая руки об одежду, будто коснулся чего-то мерзкого и неприятного. – А ведёшь себя, как ледяная статуя.

У меня внизу живота предательски тянет, дыхание никак не может выровняться. Но я научилась контролировать себя, научилась подавлять метку истинности и эмоции, которые она вызывает.

Ран – чудовище.

Я перевожу взгляд на руки мужа.

Регаран никогда не снимает перчаток.

Было время, когда я была наивной влюблённой идиоткой в свои восемнадцать и мечтала, чтобы он коснулся моей кожи, чтобы гладил меня и ласкал. Но он всегда носил железные с острыми шипами перчатки, либо заменял их простыми кожаными.

Дурь, гуляющая в моей голове по молодости, быстро выветрилась. А с ней и желание узнать зачем он постоянно их носит.

Я хотела лишь одного – чтобы муж возвращался с войны как можно реже. К моему счастью, так оно и было.

– Ты дала мне повод от тебя избавиться. Теперь я смогу запросить развод, – цедит он.

Да, может. В императорской семье женщине не простят измену. Тем более с воспитанником и родственником мужа. Это скандал, и скоро о нём будет судачить весь Имрияс.

Мелькает мысль, что быть может, Ран сам всё это подстроил, но нет. Это не в его стиле. Какой зверь бы он ни был, у него есть своеобразный кодекс чести. Он ненавидел меня все эти годы, но не пытался избавится, хотя мог бы. Для него долг – превыше всего. А я часть этого долга.

– Думаю, развод одобрят, несмотря на статус вашей семьи, – я выпрямляюсь, оправляю платье и привожу в порядок волосы.

Я специально отделяю себя от них. Впервые за много лет. Мне горько и обидно. Я не справилась.

Но как есть.

Меня и мою семью ждёт позор и осуждение.

Глава 3

Наш особняк похож скорее на небольшой дворец. Четырёхэтажный, белоснежный, с колоннами, террасами и балконами, обвитыми цветущим вечношипом.

Его фасад переливается на солнце, будто он покрыт нежной глазурью. Шикарный сад тянется позади особняка – с фонтанами, беседками, редкими деревьями, завезёнными с южных островов.

Здесь всегда сладко пахнет цветами, а по утрам поют птицы.

Я жила в этом доме последние двенадцать лет как полноправная хозяйка.

При всех недостатках мужа, при всей его ненависти ко мне, я никогда не была стеснена в средствах. И он никогда не указывал мне, как обустраивать быт.

Особняк для него – формальность. Место, где можно пожить месяц или два, а потом снова уехать на годы – воевать и убивать.

Раньше дом выглядел по-другому, но со временем я поменяла здесь практически всё. От камней на фасаде до расписных потолков в банкетном зале.

Перестроила внутренний двор, добавила галерею с арками, вырастила сад по собственному вкусу.

Каждая комната в доме отражает моё видение комфорта. Здесь нет шикарного роскошества, столь любимого придворными леди. Но есть та выверенная гармония, которая заставляет замереть, почувствовать уют и домашнее тепло. Так меня учила мама.

Каждая ваза, каждый ковёр, каждый шов на портьерах в доме – это я.

И я была счастлива! Да, мой брак был далёк от идеала. По сути его и браком не назовёшь. Но можно же быть счастливой и без этого.

Элли и Тей выросли в этом доме. Стоит лишь закрыть глаза, и я слышу их смех, звучащий в этих коридорах, на лестницах, под арками сада. Лёгкий и звонкий.

Стоит закрыть глаза, и я вижу их: маленьких, одетых по последней дворцовой моде, но босоногих и с вымазанными вареньем лицами. Они гоняются друг за другом по галерее, прячась за колоннами, шепчут свои детские секреты, верят, что этот дом – их мир, их крепость.

Два дня я не видела мужа и воспитанников. Они во дворце, а я здесь.

Два дня в томительном ожидании и вот…

Письмо.

Меня уведомляют о том, что начата процедура развода. Поскольку, вина полностью на мне, я не получу ничего.

К письму от императорского нотариуса прикреплена маленькая записка от мужа.

«Можешь собирать вещи. Утром тебя будет ждать экипаж».

Первое, что я чувствую – укол боли.

Кладу записку с письмом на столик и упираюсь в него руками. От меня избавляются вот так просто, будто я прислуга или ненужная вещь.

Внутри меня растёт гнев. Он набирает обороты, распирая грудную клетку. Я всегда подавляю эмоции, как подобает истинной леди и жене маршала, но сейчас я даю волю своей варийской горячей крови, которую я столько лет держала в узде.

– Подонок! – я хватаю красивую вазу с изящной росписью, ту самую, что заказала у лучшего мастера столицы, и с размаху швыряю её об стену.

Фарфор взрывается сотней осколков, а я чувствую странное внутреннее удовлетворение. Будто с каждым расколовшимся кусочком уходит часть той покорной, послушной Миравель, что двенадцать лет жила в золотой клетке.

Сама не замечаю, что слёзы текут по щекам, оставляя дорожки на белилах, которыми я тщательно покрываю кожу, чтобы не смущать других своей смуглой варийской внешностью.

Звонкий женский смех, доносящийся с первого этажа, заставляет меня прийти в себя. Я подхожу к зеркалу, ловким и быстрым движением поправляю испорченный макияж.

Смотрю на себя в зеркало и чувствую отвращение ко всему: к платью, к вычурной модной причёске, роскошным драгоценностям. Оно всё неживое. Это не я.

Ещё сутки я буду леди Дракхарион. А затем… я вернусь домой.

Я выхожу из комнаты и спускаюсь на первый этаж, чтобы встретить гостей. Вдруг вижу, что это Эллин с леди Селией Дейрон. Той самой дочкой герцога, которая насмехалась надо мной совсем недавно. Я раньше не замечала, что они настолько дружны.

– Я думала, ты уже уехала, Мира, – выпаливает Элли, и тут же закусывает губу.

Надо же, она знала, что я скоро покину столицу, и надеялась меня не застать.

– Как видишь, я ещё здесь, – сухо отвечаю я, подходя ближе. – Леди Селия.

Мы киваем друг другу, как и положено в приличном обществе. Селия скользит по мне с головы до ног изучающим взглядом.

– Леди Дракхарион, – она улыбается, и на её щеках появляются милые девичьи ямочки.

– Селия хотела посмотреть на наш сад, – Элли тоже улыбается, но слишком уж натянуто.

Её напрягает моё присутствие. Что поделать, придётся потерпеть, милочка. Пока что я ещё здесь хозяйка.

– У вас красивый дом, но немного старомодный, – мило улыбается леди Селия. – Думаю, брату императора пристало иметь нечто более… роскошное.

– Моему мужу нет дела до роскоши, леди Дейрон. Он воин, а не придворный щегол.

– Но возвращаясь с войны, он наверняка хотел бы окружать себя красотой, а не… – леди Селия морщит лоб и замолкает, проходясь по мне выразительным взглядом. – Всем этим.

У меня нет сомнений, что она имеет в виду далеко не дом.

Настоящая дрянь. Чем я ей не угодила?

Догадка возникает в голове внезапно и заставляет меня усмехнуться. Неужели она метит на моё место? Это же глупо. У леди Селии есть всё.

А…

Всё, кроме титула принцессы.

Глава 3.2

Видя мою усмешку, леди Дейрон становится хмурой. Это забавляет меня ещё больше.

Регаран – настоящий демон во плоти. Юные девушки склонны романтизировать его, потому что он красив и притягателен. Всё-таки Рана воспитывали во дворце, он умеет быть обходительным на приёмах.

Но это лишь маска. Внутри он непредсказуемый и дикий зверь.

– Эллин, мне нужно обсудить с тобой кое-что. Вы простите нас, леди Дейрон?

– Конечно, – сладко улыбается Селия.

Я хотела поговорить с воспитанницей, но домой она не возвращалась. Теперь мне предоставилась такая возможность.

Я жду, что Элли не захочет оставаться со мной наедине. Ведь мы обе знаем, что она лгунья. Но Эллин неожиданно охотно идёт за мной в соседнюю комнату.

– Я не приезжала, потому что не хотела прощаться. Это было бы тяжело нам обеим, – спешит оправдаться она.

– Я совсем не об этом, Элли, – говорю строго.

Она упрямо поджимает губы, а затем подаётся вперёд.

– Мира, я ведь помогаю тебе. Это твой шанс. Ты всегда говорила, что столица душит тебя. Что дядя равнодушен. А теперь ты сможешь вернуться домой, а я буду тебя навещать. Или ты будешь приезжать, когда всё уляжется, – пылко говорит Элли, глядя на меня.

– Я не ослышалась. Ты считаешь, что делаешь мне одолжение, оболгав? И считаешь, что после этого мы сможем сохранить прежние отношения?

– Я не лгу, – принимается оборонятся воспитанница. – Я сказала правду! Ты входила в покои Тея.

Мы смотрим друг другу в глаза. И обе понимаем – всё, что она говорит, грязное враньё.

– Ты успокоишься и будешь мне благодарна, Мира, – Элли подаётся вперёд и берёт мою холодную руку.

Я вырываю ладонь резким рывком. Моё сердце рвётся на части. Я смотрю на свою девочку, и не узнаю её. Дети растут слишком быстро и не всегда вырастают в тех, кем ты мечтал их видеть.

– Когда я вышла за Регарана, отец должен был отдать приданое согласно традициям Имрияса. И он отдал большой участок земли, отделив его от своего ранчо. Только так он мог выказать уважение императорской семье. Отдал самое дорогое, что у него было – дочь и землю, – чеканю я. – Мне пришло письмо от императорского нотариуса. Земля останется в собственности вашей семьи.

– И что?

– Конкуренты отца загубили землю, где он пас скот – там теперь ничего не растёт, я, как хозяйка, с лёгкостью позволила ему пользоваться той землёй, что когда-то была нашей, а теперь принадлежала Рану и мне. Она всё равно стояла без дела. Там теперь не только пастбища, но и бараки погонщиков, сараи и многое другое. Мы с отцом вместе вели дела.

Это была моя отдушина. То, что связывало меня с домом. А для отца – то, что позволяло держать на плаву ранчо.

Я вижу, что Элли не понимает о чём я говорю. Разговор кажется ей скучным и лишённым какого бы то ни было смысла.

– Так пусть дядя вернёт тебе землю, если она нужна, – вежливо улыбается она. – Это ведь было твоё приданое, а теперь ты разводишься.

– Он не сделает этого. Ран считает, что я спала с его племянником! Приданое никто возвращать не будет.

– Мира… земля это просто земля. Пусть твой отец купит ещё участки по соседству.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Как у нее всё просто. Но такова её жизнь. Элли не привыкла думать о деньгах, о том, что нужно зарабатывать на хлеб. Её подобные проблемы никогда не коснутся.

– У вашей семьи много земель, Элли, но не у нас. Это не мелочь для владельца ранчо, пусть даже такого крупного, как у моего отца. Своей ложью ты рушишь не только мою репутацию, но и судьбу моей семьи. Мы жили на этой земле много поколений, отец не переживёт, если придётся продавать ранчо.

Эллин не понимает меня, но ей и не нужно. Она – племянница императора, а не дочь землевладельца. Если у нас заберут эту землю, ранчо отца не протянет и года.

– Ты стала мелочной. И правда, словно дикарка считаешь какие-то медяки, – Эллин отступает на шаг и поджимает губы. – Раньше ты такой не была. Это из-за того, что тебя лишают денег и роскоши? Так ты много раз рассказывала, что привыкла к простой жизни. И я уверена, дядя позволит тебе забрать платья и украшения. В конце концов у тебя есть свои средства. На них можно купить хоть десять участков земли!

Средства, которые изымут, потому что развод происходит по моей вине.

Я понимаю, что воспитанница не понимает последствий своего поступка. Она думает, что я уеду и буду счастливой. Но я лишь причиню боль отцу, стану позором, который ляжет на его голову.

– Я хочу знать истинную причину твоей лжи, Элли, – медленно говорю я.

– Так будет лучше для всех, – отрывисто произносит она. – У вас с дядей нет, да и уже не будет детей – ты старая для деторождения, тебе уже тридцать, а он второй претендент на престол. Дядя Маардин тоже до сих пор не женат.

В сердце входит ещё одна острая игла, и я чувствую, как она медленно, мучительно проталкивается глубже, будто хочет насквозь пронзить всё, что ещё осталось целым внутри меня.

Старая для деторождения.

Тебе уже тридцать.

У вас с дядей не будет детей.

Я будто слышу голос не Эллин, а всех тех придворных дам, что шептались за моей спиной долгие годы.

– Дядям нужны наследники. Пока их нет – императорский род под угрозой, – заканчивает Эллин.

– Это не твои слова и мысли. Кто вложил тебе их в голову?

Двери внезапно отворяются.

– Ой, простите. Я гуляла по дому и вошла случайно, – мелодичный голос Селии эхом отскакивает от стен.

– Мы всё ещё разговариваем с Эллин, леди Дейрон, – холодно произношу я, поворачиваясь.

– Мы закончили, Мира, – отрезает Элли. – Я покажу Селии сад, если ты не против.

– Конечно.

Встречаю ехидный взгляд Селии, но никак не реагирую.

Вряд ли она надоумила Элли оболгать меня.

У Селии нет рычагов давления на мою воспитанницу. Скорее она просто прилетела сюда, как стервятник, надеясь поживиться. Её семья те ещё падальщики. Они веками жили за счёт чужих падений. Приумножали своим богатства, пользуясь бедами других.

Глава 4

– Пусть войдёт, – произношу я.

Дверь открывается, и входит лекарь – сухощавый, аккуратно одетый, с сединой на висках. В руках у него кожаная сумка. Лицо вежливое, он смотрит прямо, но слегка смущённо. Сразу кланяется, едва замечает меня.

– Леди Дракхарион, доброго здоровья. Я пришёл, чтобы осмотреть вас… – он запинается, будто подбирает слова. – Его Императорское Высочество пожелал, чтобы я подтвердил или опроверг… ваше возможное положение.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

Вот значит как.

Унижение разливается внутри, сжимает горло почти до боли. Регаран думает, что я беременна от Тейвара?! Большего безумия быть не может.

– Нам нужна подходящая комната… – лекарь виновато улыбается.

Горячая ярость взмывает волной, будто раскалённое железо вливают прямо в вены. Я чувствую, как вспыхивают щёки.

Но я не дам никому, даже этому старому лекарю, увидеть свою слабость.

Выпрямляюсь и говорю ледяным голосом:

– Идите за мной.

Мы проходим коридор, а затем идём по ступеням на второй этаж. Я веду лекаря в одну из спален для гостей – ту, что я держала пустой. Едва мы входим, закрываю дверь на внутренний замок.

– Что мне нужно сделать? – уточняю я.

– Сначала ответьте на пару вопросов.

Я киваю, присаживаясь на софу.

– Когда у вас последний раз были женские дни? – спрашивает лекарь, доставая из сумки записную книжку и инструменты.

– Почти две недели назад.

Он берёт перьевую ручку и записывает мои слова.

– Когда у вас последний раз была близость с мужчиной?

Я бросаю на лекаря тяжёлый, холодный взгляд. Он в ответ неловко мнётся и кашляет в кулак.

– Леди… простите, это… обязательные вопросы. Мне нужно внести в протокол осмотра.

– Я не смогу назвать точную дату, но примерно два года назад, – отвечаю, глядя ему в глаза. – Была весна, кажется, апрель. Мой муж вернулся с войны и у нас была близость.

Лекарь записывает мои слова слегка подрагивающими руками. Я вижу, как ему неловко. Интересно, он думает, что имеет дело с прожжённой циничной шлюхой?

Настаёт время осмотра.

Лекарь действует профессионально и механически. Сначала он проверяет меня с помощью артефакта, а потом проводит осмотр вручную. Обычно достаточно артефакта, но, видимо, поступил приказ проверить всё с особой тщательностью.

Я закрываюсь в себе, игнорируя происходящее. Пытаюсь убежать в свои воспоминания, прокручиваю в голове счастливые моменты из детства. Просто пытаюсь отвлечься.

Проходит несколько томительных минут.

– Леди Дракхарион… – произносит лекарь. – Вы не находитесь в положении.

Обычно в таких случаях говорят, что сочувствуют, ведь на моём месте любая мечтала бы о ребёнке. Но лекарь этого не делает. Значит, слухи до него всё-таки дошли, и он понимал, что ищет нежеланного бастарда.

Когда лекарь уходит, я лишь спустя полчаса успокаиваюсь и прихожу в себя от унижения, организованного Раном.

Неужели он боялся, что я решу родить от другого мужчины, будучи в браке с ним? Думал, я настолько цинична, что посмею объявить бастарда его ребёнком? Что у него в голове?

Оставшейся день проходит быстро.

Вечером я с тяжёлым сердцем сама собираю свои вещи в сундук. Раньше за меня бы это сделала прислуга, но сейчас не вижу смысла в чьей-либо помощи.

Беру самое необходимое: пару простых платьев, несколько льняных рубашек, одну шерстяную юбку, тёмно-синий плащ без вышивки, удобные кожаные сапоги.

Немного подумав, беру из шкафа своё любимое голубое платье с белым кружевом. Ему уже лет десять, но оно до сих пор сидит на мне идеально, за годы моя фигура не изменилась, разве что грудь слегка налилась.

Когда-то Ран сделал мне комплимент, сказав, что я выгляжу в нём свежей и чистой, как весеннее небо. Он был дико пьян, а я глупа и наивна. Тогда я ещё верила, что вот-вот его военные походы закончатся, он перестанет быть таким грубым со мной, и у нас будет настоящая семья.

Ну и дурой я была.

И, наверное, до сих пор дура, раз храню это воспоминание столько лет.

Я аккуратно складываю платье и кладу поверх остальной одежды. Пусть будет со мной. Не как напоминание о нём. А как напоминание о себе – той, что когда-то верила, мечтала, любила.

Добавляю в сундук простую деревянную расчёску, несколько шёлковых и льняных лент, чтобы заплетать волосы, и серебряную заколку в виде летящего дракона.

Из украшений беру простую цепочку с кулоном-камнем, тонкий браслет, пару скромных серёг. Я всегда была равнодушна к побрякушкам, брать больше не вижу смысла, мне от этой семьи ничего не нужно.

Последним беру небольшой флакон духов с лёгким запахом жасмина.

Вот всё, что у меня осталось от двенадцати лет моей жизни.

Я медленно закрываю сундук, кладу на него ладонь и задерживаю дыхание на мгновение.

За окном сгущаются сумерки, сад тонет в синеве, а над крышей дома вырастают первые звёзды.

Немного почитав, я снимаю платье и достаю первую попавшуюся под руку ночную рубашку. Тонкую, полупрозрачную, с кружевной отделкой по подолу и рукавам. Она доходит всего до колен – неслыханная дерзость по местным меркам.

Когда-то её подарил мне один известный столичный модельер, но я её не носила. Слишком вульгарно.

Но сегодня всё равно. Я слишком устала, чтобы выбирать.

Я ложусь в кровать на холодные простыни. Чувствую себя маленькой девочкой, потерянной в огромном доме. Закрываю глаза, но долго не могу заснуть. Мысли роятся, воспоминания щекочут нутро.

Вся моя жизнь при дворе проносится перед глазами.

Но постепенно всё затухает, и я проваливаюсь в странный сон.

Он тягучий и сладкий, как мёд. В нём нет образов, только ощущения. Чьи-то горячие руки медленно скользят по моим ногам, поднимаются выше, обхватывают бёдра. Ласково, но властно. Грубоватые пальцы легко касаются кожи, оглаживая её. Чьи-то губы – горячие, жадные – прижимаются к моей шее сзади, оставляя влажный след.

Глава 4.2

Я никогда не отказывала мужу в близости, несмотря на то, что наша первая брачная ночь стала для меня настоящим испытанием.

Ран возвращался с войны, приходил в мою спальню и брал то, что ему причиталось. Чаще всего в такие моменты он был пьян, видимо, на трезвую голову я была ему неприятна.

Я не знаю были ли у него другие женщины.

Рискну предположить, что да. Вряд ли здоровый мужчина его темперамента стал бы воздерживаться. Но я о любовницах никогда не знала, и это одна из немногих вещей за что я ему благодарна. Скорее всего он заботился о репутации императорского рода, а не о моём чувстве собственного достоинства, но это уже нюансы, которые с годами стали не так важны.

Я осторожно отползаю на другой край кровати.

– Прав у тебя больше никаких нет, как и у меня обязанностей, – отрезаю я. – Покинь мою комнату, пожалуйста.

Наши спальни совмещены, мне и в голову не пришло, что Ран заявится сюда! Иначе бы я закрыла дверь на ключ.

Он медленно встаёт и обходит моё ложе, приближаясь.

– Что на тебе надето? – взгляд мужа скользит по моим голым смуглым ногам, которые отчётливо выделяются на белоснежных простынях.

Я бросаю короткий взгляд на одеяло, небрежно лежащее на другом конце кровати.

– На мне ночная рубашка, — спокойно отвечаю я.

– Она короткая и прозрачная. Вырядилась, как шлюха. Ждала меня? Думаешь, если сможешь ублажить меня, получишь желаемое?

Я пропускаю оскорбление мимо ушей, поджимая губы.

Желаемое? Он говорит об отцовских землях? Я хмурюсь, пытаясь отыскать на лице мужа ответ.

– Ты сама написала мне письмо с просьбой приехать. Я здесь, жена. Можешь приступать, – лениво усмехается он, проводя тяжёлым взглядом по моему лицу и фигуре. – Хочу увидеть, как сильно ты хочешь получить землю обратно. И постарайся быть хоть немного отзывчивее, чем обычно.

Я написала днём и попросила о встрече перед отъездом, чтобы обсудить моё приданое. Но не думала, что встреча состоится ночью в спальне. Мне казалось, Регаран будет только рад, что больше не нужно поддерживать видимость брака и наступать себе на горло, приходя ко мне.

Холодный озноб бежит по телу.

– Я просила тебя приехать, чтобы поговорить о землях, торговать собой я не собиралась, – с трудом произношу я. – Ты просто отвратителен.

Ран снова опускается на край кровати в паре сантиметров от моих ног. Он склоняет голову, чуть улыбаясь уголком рта. В его глазах мелькает что-то тёмное и жёсткое, знакомое мне слишком хорошо.

– Перед Тейваром ноги раздвинула, а я для тебя отвратителен? Нравятся восемнадцатилетние юнцы?

У меня ощущение, что меня вываляли в грязи. Так паршиво я себя чувствую. Но молчу, до боли закусив губу.

Рука Рана ложится на мою щиколотку и медленно ползёт вверх по ноге:

– Как же ты собиралась меня убедить, Мира? Расскажи мне.

– Воззвать к твоей совести и справедливости, – бросаю я холодно, изо всех сил стараясь не показать, как сильно дрожу от прикосновений. Ладонь мужа уверенно, без стеснения, поднимается выше, замирая на моём обнажённом бедре. – Если они у тебя ещё остались.

Регаран усмехается низко, гортанно, будто услышал невероятно смешную шутку. Его взгляд цепко держит мой, не позволяя отвернуться.

– Совесть? Справедливость? Неужели ты настолько наивна?

Пальцы Рана бесстыдно движутся уже по внутренней стороне моего бедра, вклиниваясь между ногами.

Он не насильник. Никогда не заставлял меня, но ведь и я раньше не отказывала.

Нет… Не станет же он…

Я делаю глубокий судорожный вздох, когда рука останавливается в паре сантиметров от самого сокровенного места. Нужно вскочить и бежать прочь, но я боюсь провоцировать зверя. Он всё равно нагонит.

– Ты давно должна была понять, Миравель. Единственная справедливость в этом мире – это сила. А единственная совесть, которая у меня есть – это моя воля. Но я не хочу тратить время, и сразу озвучу предложение. Хочешь обратно земли – раздвигай ноги. И не строй из себя ледяную статую в постели. Если не хочешь – я встану и уйду. Но земли ты не получишь.

Я чувствую себя загнанной в угол.

Моя семья…

Отец не переживёт потерю ранчо, у него больное сердце. Что будет с братом, у которого жена и трое ребятишек?

Много поколений нашей семьи выросли на ранчо, это наша земля. Наша! Если откажу – всё пропало.

В конце концов я уже терпела близость Рана много раз, и мы правда фактически женаты. Смогу ли я потерпеть ещё раз? Безусловно.

Будет ли это испытанием? Наверняка.

Но что стоит моя гордость в сравнении с многовековым наследием семьи?

Ран встаёт, убирая руку с моего бедра, достаёт противозачаточное зелье из нижнего ящика тумбы – оно лежит там уже пару лет, ещё с его прошлого возвращения, и кидает зелье на кровать, ожидая, что я выпью его.

Я должна сделать выбор.

Глава 4.3

Я сижу, не сводя глаза с мужа, застывшего безмолвной статуей у моей кровати. Он нагло опускает взгляд на мою грудь, которую обрисовывает ночная рубашка, не оставляя простора воображению.

Ран красив, я всегда подмечаю это даже невольно. Любая бы подмечала. Что плохого в том, что тебя хочет такой шикарный мужчина?

Ничего. Если бы он просто хотел.

Если бы за этим взглядом – тяжёлым, прожигающим насквозь – не скрывалась необузданная властность, жажда подчинения и звериная жестокость.

Высокий, сильный, он словно выточен из самой тьмы и прочной стали. А лицо, будто высечено резцом воина и поэта одновременно: слишком резкое, но в тоже время гармоничное.

Но за этой демонически притягательной оболочкой – не мужчина.

Демон.

И сейчас демон хочет меня.

– Я не верю тебе, – отрывисто бросаю я. – Ты не вернёшь землю.

Ран слегка поднимает подбородок, и тень ползёт по его лицу, лаская кожу, как нежная любовница.

– Я когда-то лгал тебе, Мира?

Он всегда говорит правду. Как бы жестока и неприглядна она не была.

– Не лгал, – шепчу я.

– После развода земли перейдут тебе.

– Зачем ты делаешь это? Просто скажи, зачем? – в отчаянии вопрошаю я, поднимаясь на ноги и замирая напротив мужа. – Ты же ненавидишь меня, мы можем наконец-то избавиться друг от друга! Ответь, зачем ты пришёл в мою спальню?

Рука Регарана поднимается вверх и ложится на мою щёку. Его лицо становится злым. Кожаная перчатка скользит по коже, грубо оглаживая её. Палец мимолётно касается нижней губы, нажимая на неё.

Я дрожу, как лист на ветру, нервы натянуты до предела.

Ран смотрит на меня, и я вижу в этом взгляде не только злость. Там – голод.

– Ты смыла косметику, – внезапно говорит он.

И теперь похожа на дикарку.

– Придётся потерпеть.

В его глазах что-то вспыхивает, но тут же тонет в глубине зрачка.

– Я хочу, чтобы ты сказал, зачем пришёл в спальню? – продолжаю настаивать я.

– Отвечу, если и ты ответишь. Сколько у тебя было мужчин помимо Тейвара, и кто они?

Вопрос как пощёчина – настолько возмутительный, что я теряю дар речи. Грязный, унизительный, нарочно жестокий.

– Повтори, – шепчу я яростно, медленно подходя ближе. – Давай, Ран. Повтори это. В лицо. Женщине, которая ждала двенадцать лет, пока ты наиграешься в свои игры на войне! Женщине, которая была чистой, которую ты сам сделал её своей.

Он медлит, чуть прищуривается, и всё равно повторяет, с нажимом и едва сдерживаемым гневом:

– Сколько мужчин, Миравель? Сколько их было, пока меня не было?

Я тихо смеюсь. Выходит горько и колюче.

– Только ты, Ран. Только ты всё это время. А у тебя сколько было женщин? Я уверена, что десятки, сотни!

Он усмехается:

– Тебя это волнует, Мира? Волнует, сколько шлюх я поимел?

– Нет, Ран, – произношу я с ледяной яростью. – Меня не волнуют твои шлюхи. Меня волнует только одно – зачем после каждой из них ты возвращался ко мне. И зачем пришёл сейчас?

– Или ты хочешь знать значили ли они для меня что-то?

Значит, были. Это вызывает такую волну гнева, что я отвешиваю ему хлёсткую громкую пощёчину. Я даже подумать не успеваю, как это происходит само по себе.

– Ненавижу!

Он ловит мою руку и тянет меня на себя. Склоняется, приближая моё лицо к его собственному. Глаза аквамаринового цвета впиваются в мои, и муж сглатывает.

– Дерзкая варийская шлюха. Вот ты и показала свой дикий нрав. Так кто это был? Скажи имена. Я ведь всё равно узнаю.

Я смотрю на него, стиснув зубы, чувствую, как внутри всё клокочет от боли и той ярости, которую я так долго держала под замком.

– Их не было, это мой окончательный ответ. Можешь разнюхивать сколько угодно. Теперь ответь ты.

– Я хочу тебя, Мира. Я думал о тебе два года и теперь хочу тебя трахнуть напоследок. Такой ответ устроит? – хрипло спрашивает он.

Прямой, как стрела на поле боя. Что же, может быть он правда находит в происходящем своё извращённое удовольствие.

Судорожный вздох вырывается из моего рта, обжигает губы Рана. Мы дышим одним воздухом.

Я отстраняюсь, вырываясь. Злость пульсирует в моей голове, стучит в висках.

Нужно заканчивать этот фарс. Сделать и забыть, как страшный сон.

Подхожу к кровати, беру флакон с зельем и вопросительно смотрю на Рана.

– Я дал слово. После развода земля будет твоей, – подтверждает он.

Я выпиваю, чувствуя странный незнакомый привкус. Должно быть, я не в себе от нервов.

– Ты заставил меня, – цежу я.

Я этого не забуду.

– Ты сама сделала выбор, – говорит он с тем ленивым, хищным довольством, а затем садится на кровать, стаскивая рубашку через голову.

Тело Рана – безупречное тело воина. Широкие плечи, мощные руки, торс с чётко очерченными линиями мускулов, которые сейчас напряжены до предала. Шрамы пересекают кожу, каждый из них говорит о боли, которую он причинял другим и, возможно, пережил сам.

На миг в комнате воцаряется тишина. Я чувствую, как гулко бьётся сердце, как воздух становится гуще.

Взгляд мужа, как цепь, наброшенная прямо мне на горло.

– Подойди и встань передо мной, Мира, – командует он, откидывая голову и впиваясь в меня своими демоническими глазами.

Глава 4.4

Внутри меня всё восстаёт против происходящего. Но я пытаюсь отогнать эти мысли – они мне не помогут, буду жалеть себя, станет только хуже.

Твёрдым шагом подхожу к Рану и останавливаюсь в полушаге от него.

– Ближе, Мира, – усмешка мужа ползёт по его губам ядовитой змеёй.

Яростный выдох замирает в груди, и я послушно подаюсь вперёд. Теперь наши лица буквально в десятке сантиметров друг от друга.

Взгляд Регарана такой пристальный, что мне начинает казаться, будто с меня сдирают кожу живьём.

Он скользит от моих глаз вниз – к шее и ключицам.

– Ты дрожишь, – произносит он, чуть склонив голову набок.

– От отвращения, – шепчу я, отводя взгляд, но мельком успеваю увидеть злость, вспыхнувшую в аквамарине глаз мужа.

– Поцелуй меня, Миравель.

Не просьба. Приказ.

И он вызывает во мне бурю смятения.

Раньше Ран никогда не просил о таком. Он сам целовал, трогал меня, делал всё, что пожелает. А я просто позволяла. Терпеливо сносила происходящее.

И, даже если мне было приятно, я никогда не показывала этого. Потому что знала – стоит хоть раз раскрыться, и он будет пользоваться этим, как оружием. Мужу уже доводилось высмеивать меня за желание ему понравиться.

Я медленно наклоняюсь вперёд.

Ран не двигается. Он просто ждёт.

Мои сухие губы касаются его, и я тут же отстраняюсь, но дракон явно желает другого.

Ран берёт мои руки и кладёт на свои плечи. Чувствую, как напряжены его мышцы. Дышу часто и поверхностно, ощущая горячую кожу под своими пальцами.

– Сделай так, чтобы мне понравилось, – рычит муж, рывком приближая моё лицо к своему.

Я вижу, что в глубине его зрачка пульсирует что-то тёмное, яростное, пугающее и почти безумное. Пока оно не вырвалось наружу, я преодолеваю небольшое расстояние разделяющее нас и впечатываюсь своим ртом в губы Рана. На этот раз целую по-настоящему.

Мои пальцы скользят от плеч к сильной мужской шее, касаются затылка, перебирая волосы. Молюсь, чтобы ему этого было достаточно.

Ран сначала замирает, а потом его губы обхватывают мои. Он врывается в мой рот так яростно и глубоко, что я теряю опору под ногами.

– Иди сюда, – хрипит он, в секунду опрокидывая меня на кровать.

Ран прижимает меня к простыням, и я чувствую, что его тело пульсирует желанием. Руки мужа в перчатках грубо оглаживают бёдра.

Он скользит руками в перчатках выше, сначала нетерпеливо оглаживая моё тело, а затем, нещадно разрывая ткань, одним рывком обнажает грудь. Приникает к ней губами, покусывая и втягивая в рот вершинки. Я вздрагиваю – контраст холодного воздуха и его горячих губ слишком резкий.

Он не нежен, а дик, жаден и груб. Такое ощущение, что муж хочет пометить меня. Я уверена, что на мне останутся следы этой ночи. Завтра придётся надеть закрытое платье, чтобы спрятать шею.

Как я ни стараюсь думать о завтрашнем отъезде, о делах, которые мне предстоят, моё тело всё равно откликается на прикосновения – так было всегда. Метка истинности на запястье пульсирует, сегодня почему-то ещё сильнее, чем обычно.

Я вцепляюсь в плечи Рана. В голове шумит – то ли от напряжения, то ли от бешеного биения сердца.

Запрокидываю голову, чтобы не смотреть на него, а Ран приникает к моей шее, дышит в неё горячо, прерывисто.

– Скажи мне, – рычит он, срываясь. – Скажи, что хочешь меня.

Этого он не получит. Отворачиваюсь, всматриваясь в узоры на обоях.

Ран обхватывает мои щеки пальцами, вынуждая посмотреть ему в глаза. Самые красивые глаза, которые я когда-либо видела в жизни. И самые жестокие.

– С другими ты не была такой холодной, да, Мира? Ты стонала под ними? Выгибалась навстречу? – его челюсть сжата, на виске пульсирует вена.

Я лишь сглатываю, упрямо сохраняя молчание.

Внизу живота требовательно тянет, у меня два года не было мужчины.

Жар охватывает грудь, низ живота, бедра. Всё ноет, ноет так, будто это уже не возбуждение, а пытка.

Я ненавижу себя за то, что каким бы ублюдком Ран ни был, всё равно он единственный, кто когда-либо вызывал во мне чувства. Когда-то я буквально грезила им, а сейчас…

Мы встречаемся взглядами. Я вижу, что Ран уязвлен. Его конкретно бесит, что у меня мог быть кто-то ещё. Ну хоть что-то ещё может задеть его мужское самолюбие.

Муж нависает сверху, он на грани. Его пальцы разжимают мои бёдра, я чувствую лёгкое давление. Моё тело напрягается, как струна, дыхание сбивается. Он заполняет меня собой одним рывком. Немного больно и непривычно. Я закрываю глаза и сжимаю пальцами его плечи.

– Узко. Сразу и не скажешь, что шлюха, – хрипит он, наклоняясь к моему уху.

Ран двигается быстро, жадно. Его тяжёлые толчки буквально прибивают меня к кровати. В какой-то момент он берёт мою руку и подносит к глазам, очерчивая взглядом в метку истинности.

– Помни, кому ты принадлежишь, – глухо припечатывает он.

Я чувствую, как его тело напрягается до предела, дыхание сбивается, пальцы с силой сжимают бёдра. Ран зарывается лицом мне в шею, срываясь на хриплый стон.

А затем замирает.

Он сдавленно выдыхает, обхватывая меня ещё сильнее, как будто в последнем толчке хочет раствориться во мне. Тепло разливается внутри меня, заполняя.

Муж медлит пару мгновений, прижимаясь вспотевшим лбом к моей шее, а затем откатывается и рывком поднимается с постели.

Он встаёт, не глядя на меня. Молча. Резко поднимает с пола брюки, натягивает их одним уверенным движением, потом накидывает рубашку на плечи, даже не застёгивая.

Я лежу, зарывшись в смятые простыни, искоса поглядывая на него. Всё тело горит.

Вдруг вижу, что Ран просто уходит, и это довольно странно. Обычно он предпочитает несколько раз за одну ночь.

Он закрывает за собой дверь, а я ещё какое-то время лежу, тупо уставившись на неё. Жду, что он вернётся, чтобы продолжить, но этого не происходит.

Метка на руке почему-то странно пульсирует и жжёт.

Не дождавшись мужа, я проваливаюсь в беспокойный сон с одной единственной мыслью, которая вытесняет даже волнение перед завтрашним отъездом.

Глава 5

Я просыпаюсь вместе с рассветом и ещё какое-то время лежу, разглядывая потолок.

До сих пор не могу поверить, что скоро вернусь домой.

Несмотря на двенадцать лет жизни при дворе, моё сердце всегда было там – среди бесконечных равнин Эшры. Как бы я ни пыталась полюбить Валмирис – столицу драконьей империи, всё равно их мир мне чужд.

Громоздкие дворцы из тёмного камня, холодные приёмы, лживые вежливые улыбки… это всё не для меня.

Я буду скучать лишь по дому, ставшему моим прибежищем. Хотела бы сказать, что и по детям, которых растила, но последние события оставили слишком глубокие раны на моём сердце.

Когда-то я думала, что дала племянникам мужа всё. Я учила их различать добро и зло, быть выше сплетен и придворных интриг. Но, видимо, где-то допустила ошибку. Или просто переоценила собственные силы. Как оказалось, даже в их глазах я лишь дикарка из Эшры. И всегда ею была. Куда уж мне до драконов.

Теперь у меня нет иллюзий.

Элли и Тей сделали выбор.

Встаю с кровати и смотрю на себя в зеркало. На шее, ключицах, груди – яркие следы прошлой ночи. Бёдра ноют, Ран слишком сильно сжимал их.

Вопреки моим вчерашним опасениям, я не чувствую себя уязвленной или сломанной. Скорее внутри дрожит предвкушение свободы.

Я заплетаю волосы в причёску, умываюсь прохладной водой, надеваю простое, но элегантное платье – серо-лавандовое, с высоким воротом и длинными рукавами, чтобы скрыть оставленные мужем метки. Приведя себя в порядок, я спускаюсь по лестнице, шаг за шагом осознавая, что этот дом больше не мой.

Внизу пахнет хлебом и мёдом. Слуги уже накрыли завтрак, и я направляюсь к столовой, едва слышно ступая по мраморному полу.

Когда подхожу к двери, слышу, что изнутри доносятся голоса.

– …он же совсем один, Эллин. Такой мужчина не должен оставаться без женщины даже дня, – звучит ленивый, насмешливо-сладкий голос Селии.

Выходит, она ночевала в особняке?

– Только не вздумай бросаться на дядю, едва Мира ступит за порог, – фыркает моя воспитанница. – Ещё даже не подписаны бумаги о разводе.

– А мне и не надо бросаться, он сам скоро на меня бросится после двенадцати лет с такой, как она, – смеётся Селия, а затем понижает голос. – Вчера я вышла ночью из комнаты в сорочке и халате поверх неё, хотела прогуляться. И что ты думаешь… я встретила Верховного Маршала! Он был почти голый, рубашка была расстёгнута! Он окинул меня таким голодным взглядом, ах! Ты бы видела, как он на меня смотрел! Такой дикий… Я побоялась, что он не сдержится, а ведь потом придётся жениться…

Я замираю. Сердце бьётся глухо, медленно.

Горечь заполняет горло, как горькое вино. Но я глотаю её, как и всё в последнее время – молча.

Не знаю, что меня задевает больше – одобрение воспитанницы или то, что у Селии действительно есть все шансы стать следующей леди Дракхарион и родить Рану наследника. Титул принцессы ей точно пожалуют, нет сомнений.

Селия может легко заполучить то, на что у меня никогда не было ни единого шанса.

Я стою и внутри меня зреет злость. Вдруг понимаю, что не хочу больше её подавлять. Не хочу быть правильной и вести себя как должно. Я уже пыталась, и чем всё закончилось?

Открываю дверь и вхожу внутрь.

Селия и Эллин сидят за длинным столом, уставленным серебром и изящной посудой.

Эллин выпрямляется, её лицо тут же становится скупым на эмоции, игривость уходит. Селия же не спешит прятать довольство, на её губах играет лёгкая усмешка.

Следом за мной входят две служанки, неся подносы с едой.

– Доброе утро, леди Дракхарион, – Селия склоняет голову чуть ниже, чем положено, будто бы из вежливости, но в её голосе проскальзывает ехидство, когда она добавляет: – А ваш муж сейчас дома? Он к нам присоединиться за завтраком?

– Доброе утро, вам виднее, леди Дейрон, ведь именно вы следите за ним и наворачиваете ночами круги возле его спальни в надежде получить хоть каплю внимания. – сухо отвечаю я, садясь на другом конце стола.

– К-хм, – моя воспитанница давится чаем, бросая быстрый взгляд сначала на меня, потом на прислугу, которая всё слышит.

Заводить подобные разговоры – дурной тон. А при слугах так вообще верх неприличия.

Думаю, эту сплетню ещё разнесут, и Селия переживёт несколько неприятных минут, особенно, если об этом узнает её отец. На это я и рассчитываю.

Селия сначала просто хлопает глазами, не находясь с ответом, а затем бормочет:

– Наша встреча была случайной. Я приличная девушка, разве стала бы я…

– Мне всё равно, – отрезаю я грубо.

Пусть думают, что хотят. Называют дикаркой, забывшей о приличиях. Что это за приличия такие, исходя из которых я должна постоянно закрывать глаза на подобные выкрутасы богатеньких девиц.

Аппетита нет, но нужно поесть, меня ждёт дальняя дорога. Игнорируя возмущённо-удивлённый взгляд Селии, я накладываю себе немного яичницы с зеленью, беру тонкий ломтик вяленой ветчины, а ещё хрустящий белый хлеб с маслом.

Не проходит и пары минут, как моя воспитанница вылетает из столовой, осуждающе поглядывая на меня. Но вот её подруга почему-то остаётся.

– Леди Дракхарион, позвольте с вами поговорить? – Селия льстиво улыбается, подходя ближе.

– О чём?

– Это… личный разговор, – натянуто улыбается она, поглядывая на стоящих у стены служанок.

Я кивком головы отпускаю их, а затем поворачиваю голову к той, которая так отчаянно хочет занять моё место.

Глава 5.2

Селия садится на стул рядом со мной, изящно откидывая светлые вьющиеся локоны.

– Хотела выразить своё сочувствие, – фальшиво улыбается она. – Вашему положению не позавидуешь.

– Ближе к делу, – коротко бросаю я, отпивая щедрый глоток крепкого чёрная чая.

По этикету я должна перестать есть, но меня это уже не слишком волнует.

– Вчера я видела, что Верховный Маршал выходил из ваших покоев, – понижает голос леди Дейрон. – Я думала, что вы с ним… э-м… не бываете близки. Поэтому у вас нет детей.

Значит, она всё-таки сделала правильные выводы, увидев Рана ночью, а остальное лишь игра перед Эллин и мнимое кокетство.

– Вас это не касается, Селия, – я останавливаю на блондинке ледяной взгляд. – Напомню, мы с моим супругом всё ещё женаты.

– Только истинная может родить сына-дракона, – Селия бросает на моё запястье короткий, но крайне выразительный взгляд. – Так почему же, если Маршал посещает вашу спальню, вы до сих пор не…

– Спросите у Регарана, мисс Дейрон, раз вам настолько любопытно. – прерываю я наглую гостью. – Но вы правы. Дракона может родить лишь истинная. Другая жена может родить наследника, но драконом он не будет.

– Если только метку не выжгут жрецы Вечного Пламени. Тогда есть шанс, что она появится у другой девушки. И та родит сына дракона, – прищуривается Селия.

Внутри неприятно ёкает.

Говорят, выжигать метку очень больно. Но за простую измену со мной так не поступят. Может поэтому Ран проверял беременна ли я? Забеременей я от другого мужчины, он бы выжег мне метку? Наверняка. Закон позволяет это сделать.

– Шанс появления метки у другой девушки мизерный. На вашем месте я бы не надеялась, – отвечаю я. – Известно лишь несколько таких случаев.

– Но разве для вас это не было бы избавлением, леди Дракхарион? – полушёпотом спрашивает Селия. – Если вы согласитесь выжечь метку добровольно, разве всем не станет от этого только легче?

– Кому конкретно станет легче? Вам? – усмехаюсь я. – Надеетесь, что она появится у вас, леди Дейрон? С чего бы я должна подвергать себя опасности и страдать ради ваших амбиций?

Девица ещё наглее, чем я думала. Она привыкла получать всё, что пожелает и идёт напролом.

Маска вежливости Селии трещит по швам. Она начинает заметно нервничать и злиться.

– С того, что вы и так отняли у императорской семьи слишком много времени. Двенадцать лет пустого брака! Это неслыханно! – цедит она, подаваясь ближе и кладя ладонь на стол возле меня. – Я хотела по-хорошему. Думала, вы поймёте всю важность того, что у Верховного Маршала должны быть сыновья драконы! Да! Не сын, а сыновья! Их должно быть много!

А вот и слова, которые говорила Элли. Всё-таки я недооценила герцогскую дочурку. Значит, именно она вливала в уши воспитанницы яд.

От гнева у меня сводит скулы. Я сжимаю в руке столовый нож, которым только что разрезала омлет и с размаху резко вонзаю его в столешницу всего в паре сантиметров от ухоженной ручки Селии. Герцогская дочка тоненько взвизгивает и вскакивает на ноги, прикладываю руку к груди. Её взгляд застывает на столовом приборе, торчащем из деревянного стола.

– Муж любит стейки мирунов, поэтому ножи у нас в доме куда острее обычных, – поясняю я с улыбкой. – Будете знать, раз уж хотите стать здесь хозяйкой. И… леди Дейрон, если я узнаю, что вы замешаны в заговоре против меня, вы пожалеете.

Я спокойно вытаскиваю нож и снова принимаюсь за еду.

– Варийская дикарка, – цедит Селия зло и испуганно. – Ты не представляешь с кем связалась!

– Почему же, представляю. С напыщенной дочерью герцога, которая привыкла получать всё по щелчку пальцев.

– Мой отец скупает земли возле Поющей Гряды, – вдруг произносит Селия. – Ранчо вашего отца там, не так ли, леди Дракхарион?

Я замираю с вилкой в руке. Герцогской дочке удалось меня удивить. Поворачиваю голову и встречаю полный скрытого торжества взгляд.

Местные аристократы далеки от фермерства и не слишком разбираются в географии Эшры. Откуда молодой богатой девушке знать о землях в неделе пути отсюда?

– Что вы имеете в виду, леди Дейрон? – уточняю я.

– Я слышала, дела у местных идут паршиво. Скоро даже ваш отец не сможет заплатить налог и прокормить скот. И тогда кто-то другой купит вашу землю за бесценок, – губы Селии растягиваются в широкой улыбке, и она добавляет: – Подумайте над моим предложением о метке, леди Дракхарион. Ведь иначе может случиться так, что скоро вы потеряете ещё один дом, только вот уже уйти будет некуда.

Селия разворачивается на каблуках и идёт прочь, гордо вскинув голову. Вот же напыщенная стерва.

Специфика ведения хозяйства на ранчо ей точно незнакома, Селия просто повторяет чужие слова. Но от кого она их слышала? От отца?

Герцог Дейрон прожжённый циник и очень влиятельный дракон. Я не хотела бы с ним связываться.

Глава 5.3

Закончив завтрак, я приказываю слугам подать экипаж и отнести туда сундук, который сама вчера собрала.

Вызывающее поведение Селии больше не кажется мне забавным, а её предложение и угрозы и вовсе вызывают зудящую под кожей тревогу.

Метку выжигать я точно не буду, но стоит подумать, как решить возникшую передо мной проблему.

Первым делом, нужно выяснить, как дела на ранчо у отца. Он ничего не упоминал о серьёзных проблемах, а мелкие при таком большом хозяйстве есть всегда, к этому мы привыкли. Может быть, Селия преувеличивает или привирает?

Герцог Дейрон хитёр и опасен, но он не первый, кто желает получить наши земли. Пусть сначала попробует.

Отец не знает, что я возвращаюсь. Стоило бы написать ему, но думаю, о произошедшем лучше сообщить лично. Я знаю, что он будет мной недоволен. Как бы я не преподнесла новость о своём разводе и сопутствующих обстоятельствах, он будет винить меня.

Я прохожу через холл, стараясь не оглядываться. Слуги выстраиваются в шеренгу у двери – кто-то с опущенным взглядом, кто-то с сочувствием в глазах. Я киваю им всем разом, сдержанно:

– Спасибо за долгие годы службы.

– Леди Дракхарион, – всхлипывает моя экономка. – Что же теперь будет?

– У вас всё будет хорошо, – мягко отвечаю я. – Теперь хозяйка здесь Эллин, по крайней мере до той поры, пока Верховный Маршал не женится снова. А пока… слушайте мою воспитанницу.

Экономка склоняет голову, вытирая заплаканное лицо фартуком, я и сама отвожу глаза – не хочу, чтобы кто-то видел, что там блестят слёзы.

Поднимаю взгляд и замираю.

На верхней ступени лестницы стоит Эллин. Сейчас на её лице вина, неловкость и стыд. Она не решается подойти. Только крепче сжимает перила, пока мы глядим друг на друга.

Я ничего не говорю. Мы уже всё друг другу сказали.

Поворачиваюсь и выхожу. Солнечный свет ударяет в лицо, я вдыхаю такой знакомый цветочный аромат и схожу с лестницы.

Иду по гравийной дорожке – медленно-медленно. Каждый шаг будто что-то вырывает изнутри меня. Под каблуками хрустят маленькие камушки, в воздухе пахнет цветами и едва заметно лошадьми.

Всё вокруг до боли знакомое: обвитые виноградом колонны, тень от вяза у фонтана, у любимой мною клумбы стоит всё та же старая скамейка, на которой я частенько любила почитать.

Уезжать не горько.

Горько, когда тебя выгоняют словно надоевшую старую собачонку.

Горько, что скоро всё здесь поменяет новая женщина Рана – я уверена, долго он один не будет.

И вот окажется, будто меня и никогда не было. Я стану тенью, которую никто и не вспомнит.

Встряхиваю волосами, прогоняя секундную слабость. Ну и пусть! Я смогу выстроить новую жизнь. Настало наконец время стать свободной.

Забираюсь в экипаж и приказываю трогать. Нас ждёт изнурительная дорога длиной в целую неделю. Придётся ютиться по постоялым дворам, но зато потом меня ждёт Эшра.

Там воздух днём пахнет прогретой солнцем землёй, а ночью костром и свободой. Там травы высоки, как стены, а ветер бесконечно поёт старые варийские песни. Там горят такие закаты, что не оторвать глаз.

И земля… она в Эшре будто живая. Там я снова стану собой.

Не женой Верховного Маршала. Не леди.

А просто Миравель.

Бросаю короткий взгляд на сиденье рядом и удивлённо поднимаю брови. Я точно не брала с собой эту шкатулку.

Открываю её, вижу содержимое и усмехаюсь:

– Лиана! Неужели, ты подбросила?

Моя несносная личная служанка, которая все эти годы занималась моим туалетом, решила напоследок позаботится о моей коже. Это в её духе.

Лиана бросила в шкатулку впопыхах все мои пузырьки и баночки.

Вижу любимый бальзам с экстрактом лаванды, густой крем с лепестками роз, который спасал мою кожу после долгих приёмов, масляную смесь с орхидеей для тела.

Она даже не забыла редкий эликсир из цветов сазари.

Да, такого я в Эшре не достану.

Я сижу, улыбаясь своим мыслям. Хоть кто-то позаботился обо мне.

Вдруг замечаю среди баночек пустой пузырёк противозачаточного зелья, которое я пила накануне. Должно быть, Лиана спешила и хватала всё, что попалось под руку. Я как раз бросила флакон на туалетном столике. Надо будет не забыть выкинуть ненужный пузырёк.

Шесть дней пути проходят быстро. Мы минуем имперские дороги, пересекаем холмы, степи, редкие леса – земля постепенно меняется под колёсами экипажа.

Чем ближе к Эшре, тем яснее небо и свежее ветер.

Эту ночь мы проводим на самой границе в огромном, шумном постоялом дворе с деревянными панелями на стенах и коваными витыми перилами на лестницах. Сюда стекаются караваны, купцы и мелкие чинуши, путешествующие по рабочим делам. Каждый занятый стол внизу – на первом этаже – гудит от разговоров.

Я поднимаюсь в отведённую мне комнату. Просторную, с широкой кроватью, вышитыми занавесями и тяжёлым, тёплым воздухом, пахнущим сухими травами и свежим деревом.

День пути, и я дома!

На душе волнительно, потому что близится встреча с отцом. Все эти годы мы виделись редко, на то были причины, но думать о них не хочется, чтобы не портить настроение.

Уставшая я сажусь на край постели, стягиваю перчатки, освобождаю волосы. Спокойно снимаю дорожную одежду. Споласкиваю лицо прохладной водой из чаши, затем открываю свою шкатулку и начинаю привычный вечерний ритуал – немного крема на лоб, на щёки…

И вдруг мой взгляд цепляется за то, что я собиралась выкинуть ещё в Валмирисе.

Пустой пузырёк противозачаточного зелья.

Он катается по шкатулке среди баночек. И как я могла забыть про него?

Я беру стеклянный флакончик в руки, чтобы выбросить и только теперь замечаю, что на донышке есть почти стёртая надпись, которую вывел чернилами императорский лекарь.

Это дата со сроком годности.

Тревожно моргаю, внутренне цепенея.

Срок зелья вышел ещё год назад! Целый год!!!

Я не сразу понимаю, что перестала дышать.

Флакон выскальзывает из пальцев и падает в шкатулку с глухим звуком. Я смотрю на него с отчаянно бьющимся сердцем. Грудная клетка сжимается. Воздуха не хватает.

Глава 6.

Регаран три дня назад

Монотонный голос старшего императорского советника Ардена разносится под сводами зала совета, словно эхо в склепе. Он говорит о новых сборах с пограничных кланов и перераспределении караванных пошлин.

Я скольжу взглядом по залу: несколько лордов – крупных торговцев, граф Бейлан – молчаливый и бледный, вечно поддакивающий виконт Харгрен. И напыщенный герцог Дейрон, возомнивший себя чуть ли не вторым императором. Этот хрен с горы, обвешанный золотыми цепями и перстнями, сидит, выпятив грудь, словно он чего-то стоит.

Но Маардин – мой брат и император Имрияса – чересчур благоволит престарелому хрычу. Поэтому я его терплю. Но, как известно, всякому терпению рано или поздно приходит конец.

– Вы были бесподобны в схватке под Равалоном, Верховный Маршал, – звучит льстиво-тягучий голос виконта Харгрена. Он слегка наклоняется вперёд, глядя на меня. – Говорят, вы разрубили вражеского полководца пополам, даже не пришлось принимать вторую ипостась.

Я медленно поворачиваю голову. Глаза Харгрена блестят, как у старой лисицы. Меня удивляет, что он вообще набрался смелости со мной заговорить.

– Так и было, – скупо бросаю я, и равнодушно откидываюсь на спинку кресла.

– Я, знаете ли, тоже когда-то держал меч, – с ноткой гордости начинает Харгрен, выпячивая подбородок и поглядывая то на меня, то на герцога Дейрона – своего патрона, одобрения которого он так жаждет. – В юности командовал отрядом в Восточной долине, когда вспыхнул мятеж фермеров. Пришлось лично вести людей в бой. Мы подавили их быстро. Без особых потерь. Я тогда служил под началом герцога Дейрона.

Я усмехаюсь, кладя руку в перчатке на стол. Железо глухо ударяется о дерево.

Мятеж фермеров.

Вот это битва.

Солдатики под золотым гербом герцога против вилл и граблей.

Я не отвечаю. Просто смотрю, не мигая.

Харгрен, кажется, воспринимает молчание за интерес и воодушевляется:

– Один из наглых бунтовщиков даже бросился на меня с топором! Пришлось заколоть его мечом прямо под рёбра. До сих пор помню тот момент. Это… формирует характер. Я ведь тоже не обращался в дракона, как и вы, маршал.

Настроение дерьмо. И эта вшивая моль в дорогой мантии только усиливает раздражение. Что он вообще понимает в битвах? В настоящем бою он обмочился бы, едва завидев дым от первого подожжённого шатра.

– Достаточно, дорогой друг, – останавливает своего подхалима герцог Дейрон. – Думаю, у нас есть дела поважнее давних историй.

Моё единственное желание сейчас встать и уйти отсюда. Злость внутри набирает обороты, но я давлю её на корню, прекрасно зная, из-за кого она появилась во мне на самом деле.

Миравель.

Её имя стучит где-то в грудине, отравляя всё моё существо.

Маар сдержанно кашляет, замечая моё взвинченное состояние.

Совет продолжается, а я отстранённо скольжу взглядом по каменной стене.

Мысли снова возвращаются к жене.

Она уехала тихо. Без скандалов и без слёз.

Разве это не то, чего я всегда хотел? Избавиться от варийской распутной девки и никогда её не видеть.

Но перед глазами снова белые простыни и смуглое тело на них. Чёрные тяжёлые волосы, рассыпанные по подушке и ярко-голубые глаза, с ненавистью смотрящие на меня.

Эта дикарская красота вводит меня в безумие. В паху каменеет, едва стоит вспомнить вкус её кожи и запах орхидеи на сгибе шеи. Такой же вызывающий, как и она сама.

Сжимаю челюсть, втягивая носом воздух.

Моя единственная слабость – женщина. Варийская дикарка без капли драконьей крови. Встряхиваю головой, отгоняя это мерзкое чувство прочь.

– … поставки значительно снизились из-за участившихся случаев мародёрства, поэтому часть дохода потеряна, Ваше Императорское Величество. Бандиты жгут посевы, угоняют или травят скот. Причём делают это только с имрийцами. Стало ясно, что это не просто случайные разбойники, а варийские бунтовщики. И им помогают местные, которые прониклись к ним сочувствием. Ни имперская стража, ни даже судебные инквизиторы Эшры справиться не смогли. Тогда мы послали людей из столицы. Но они были пойманы бунтовщиками и повешены на деревьях. Их нашли со следами пыток на теле и с вырезанными сердцами, – отчитывается императорский советник Арден. – Снова зреет бунт, как уже было почти двадцать лет назад. Мы должны пресечь его на корню.

– В Эшре? – я перевожу тяжёлый взгляд на советника.

Арден едва заметно вздрагивает. Ему неловко под моим пристальным взглядом.

Все эти высокородные драконы боятся пошевелиться в моём присутствии, отмеряют слова, чтобы не сказать лишнего. Я чувствую это, как зверь чует кровь загнанной им жертвы.

Лишь Маардин – мой брат и император – ощущает себя комфортно рядом со мной. Мы вместе выросли, всегда были друг за друга. Он знает меня лучше прочих.

Советник Арден откашливается, нервно поправляет складку на мантии.

– Именно так, Верховный Маршал. Такое уже бывало двадцать лет назад…

– Шестнадцать лет назад, – поправляю я его глухо.

Я там был, будучи ещё подростком. Именно тогда я впервые увидел её. Мы были ещё подростками. И это стало отправной точкой моего падения в бездну. Злой выдох обжигает губы.

Маардин бросает на меня предупреждающий взгляд. Ему не нравится, когда застрагивают эту тему. Когда вспоминают те несколько месяцев, изменившие многое в нашей семье.

Я едко усмехаюсь, глядя в глаза брата.

Ну же, скажи что-нибудь.

Давай.

Но он молчит, предостережение в его глазах почти осязаемо.

– К-хм, шестнадцать лет, вы правы, Верховный Маршал, – произносит советник Арден, а затем продолжает чуть бодрее. – Если подойти к сути, я думаю, проблема требует особого внимания. Иначе скоро к бунтовщикам присоединятся другие вари. Мы же не хотим восстания одной из областей, принадлежащих империи, не так ли, господа? Поэтому, раз местные не справляются, я предлагаю назначить куратора. Кого-то из присутствующих здесь – из совета. Он устранит бунтовщиков и восстановит порядок.

Глава 6.2

– Ты же сказал, что завтра выдвигаешься в Красные Утёсы, – замечает Маардин, в его тоне предостережение. – Там на границе с Севьяром назревает столкновение. Ты сам настаивал на личном присутствии. В Эшру поедет герцог Дейрон.

Я смотрю на брата, и внутри всё кипит. Мы сталкиваемся взглядами, будто клинками в битве.

Маардин не отводит глаз, и я тоже. Он понял, почему я беру эту скучную задачу на себя, и ему это не нравится. Тишина оглушающе звонкая, никто даже громко вздохнуть не решается.

Во взгляде Маардина не гнев, а холодная сила. Он не просит, а приказывает мне своей императорской властью.

– Я поеду, – припечатываю, сжимая руку в кулак.

Маардин медленно выдыхает. Если он сейчас откажет мне, я впервые нарушу приказ императора.

– Ваше Императорское Величество… мой Верховный Владыка, – вклинивается герцог, широко улыбаясь. – Если Маршал желает – я только за. Не хочу вызывать ненужные споры и вставать на пути у вашего брата.

Разумный ублюдок.

– Раз вы уступаете, герцог, пусть будет так, – Маардин продолжает смотреть на меня суровым осуждающим взглядом.

Я разжимаю кулак и откидываюсь на спинку кресла. Бросаю тяжёлый взгляд на герцога, смотрящего на меня.

Он ждёт, что я поблагодарю его?

Не припомню, чтобы раньше Дейрон делал шаг назад, не рассчитывая сделать два вперёд. И сейчас давит улыбку, скорее похожую на оскал ядовитой змеи.

– Великодушие вам к лицу, герцог, – произношу хрипло, без тени благодарности, скорее с насмешкой.

Он хмыкает, кивает и делает вид, что не понял сарказма. Конечно, понял. Ему просто выгодно сейчас выглядеть дипломатом перед моим братом. Набирает очки, выставляя себя грёбанным святошей.

Маардин поднимает ладонь – знак, что совет окончен.

Я встаю.

Стул негромко скрежещет по мрамору. Медленно иду через зал совета, у меня много дел. Нужно подготовиться к отъезду.

Сейчас уже вечер, завтра займусь неотложными вопросами, найду того, кто заменит меня в Севьяре, и можно выдвигаться. Не буду тратить время на езду верхом, полечу в драконьей ипостаси. Так доберусь до места назначения скорее.

Когда прохожу мимо колонн, слышу ровные шаги позади. Они мне знакомы.

– Регаран, – звучит голос брата.

Я останавливаюсь, но не оборачиваюсь. Жду.

Император подходит ближе. В его движениях нет враждебности. Только тяжесть ответственности, которую он носит с рождения. Как и я свою.

– Есть разговор, – говорит Маардин негромко, но твёрдо.

– Говори, – скупо отвечаю я, уже зная о чём он будет.

– Ты обезумел? – цедит он сквозь зубы. – Ты ведь едешь туда из-за Миравель?

– Я еду туда, потому что хочу отвлечься от военной рутины.

– Я знаю, чего ты на самом деле желаешь. Хочешь вернуть варийскую девку, которая опозорила тебя и нашу семью?

– Покажи мне того, кто считает императорский род опозоренным? Я лично отрублю ему голову, – я подаюсь вперёд, заглядывая в лицо брата. – И я не хочу её вернуть, мне не нужна эта грязная лживая потаскуха.

Маардин качает головой, в его глазах загорается раздражённый огонёк:

– Миравель внесла разлад в нашу семью, чего и следовало ожидать. Ты должен отказаться от неё, но истинность не даёт тебе это сделать. Если не можешь противиться – пусть жрецы выжгут метку. Тебе полегчает.

Глава 6.3

Гнев ошпаривает нутро. Я никому не позволю указывать мне, что делать с Миравель.

– Я сам решу, что делать с собственной женой, – рычу я. – Не лезь в это, понял? И согласно закону, метку выжигать нельзя.

– Я могу изменить закон. Тебе нужны наследники. С ней ты никогда их не хотел, но теперь у тебя есть возможность выбрать другую женщину, не поправ волю нашего отца.

– Мне? Это тебе нужны наследники, Маар. Тебе и императорскому роду! Не мне. Если я захочу выжечь метку – это будет моё решение. И мне будет плевать на все законы. Но ты не вмешивайся в это.

Маардин еле сдерживается, я вижу напряжение в его взгляде. Он не привык, когда с ним так разговаривают. И мы никогда не идём друг против друга, это первый раз за очень много лет. Но сейчас мне плевать.

– Ты должен жениться сам, – припечатываю я. – Ты сделал выбор, наложив печать, блокирующую появление метки истинности у твоей пары. Убери печать, у тебя появится истинная и заделай ей наследников столько, сколько понадобится. Но ко мне не лезь.

– Ты знаешь, почему я наложил печать, – лицо брата суровеет.

– Мне плевать. Не решай свои проблемы за мой счёт, – бросаю я, разворачиваюсь и иду прочь, заводясь всё больше.

Нам лучше не продолжать этот разговор. Он не приведёт ни к чему хорошему.

Умом я понимаю, что несу такую же ответственность за наш род, за Имрияс, как и брат. Но внутри – глубоко, где-то под рёбрами, неприятно ноет. Будто саднит старая рана, которая за много лет так и не затянулась до конца. Это она не даёт мне руководствоваться холодным расчётом и логикой.

Я знаю, когда это закончится.

Когда кто-то из нас двоих умрёт. Или она, или я.

Иду в сторону нижнего двора, туда, где мои люди разминаются и готовятся к выдвижению.

Свернув в галерею, прохожу по каменным коридорам. Солдаты и прислуга расступаются, кто-то склоняет голову, но я даже не замечаю лиц. Всё внутри гудит, как перед боем – злость ещё не улеглась, она ищет выход. Лучше выпустить её на учебном кругу, чем позволить ей сжечь себе мозги.

На боевой площадке воздух тяжёлый от металла и пота. Воины из моей личной гвардии дерутся в парах, оружие стучит, ботинки царапают песок.

– Маршал! – первым замечает меня Калрен, один из старших.

– Начнём с рукопашной, а затем подготовь мне меч, – коротко бросаю я, скидывая плащ и стягивая через голову рубаху.

Карден удивлён, но рад. Я давно не разминался со своими людьми, но это именно то, что сейчас нужно. Я сожму в кулак всю злость и буду бить, пока не останется ничего, кроме пульса в ушах и крови на песке.

Спустя пару часов, когда тело гудит от ударов, а каждый мускул приятно ноет, я выхожу за пределы круга. Песок под ногами слегка скрипит, вокруг стоит лёгкий дым от факелов, они отбрасывают длинные, мерцающие тени на стены. Слуги собирают оружие, воины расходятся отдыхать.

Я подбираю рубашку и плащ и вдруг замечаю герцога Дейрона, смотрящего на меня с полуулыбкой.

– Верховный Маршал, – говорит Дейрон и делает пару шагов в мою сторону, глядя с тем самым деловым прищуром. – Есть разговор.

Как долго он здесь стоит?

– Говорите, герцог, и покороче.

Дейрону моя грубость ни по чём, его улыбка лишь становится ещё шире. Вдруг я будто чувствую чей-то взгляд и поворачиваю голову.

В тени арки стоит юная девушка с золотистыми волосами. Где-то я её уже видел. Она притворно заинтересованно глядит на бойцов, хотя на деле рассматривает меня. Её взгляд из-под опущенных ресниц скользит по моему голому торсу. Грудь девчонки тяжело вздымается и опускается.

– Женщинам на арене не место, – я поворачиваюсь к герцогу, смеривая его ледяным взглядом. – Тем более столь юным, как ваша дочь.

Я узнал её с трудом. Кажется, Селия была подростком, когда я обращал на неё внимание в последний раз.

– Об этом я и хотел поговорить. Как вам известно, моя дочь всё ещё не замужем.

– Мне это неизвестно, никогда не интересовался, – отрезаю я, смотря сквозь герцога.

– Ей двадцать три, а метки истинности до сих пор нет. Это ли не знак? Теперь, когда вы свободны, Маршал, многие при дворе надеются, что вы сделаете правильный выбор.

Глава 6.4

Банально и предсказуемо. Дейрон хочет подложить под меня дочурку, вот и был так уступчив сегодня на совете. И в целом вёл себя будто мы с ним приятели. Это его способ предложить перемирие.

Думаю, Дейрон лишь первый и самый наглый из желающих занять освободившееся место.

Я снова перевожу взгляд на герцогскую дочку. Оцениваю её чисто по-мужски.

Она бесспорно красива.

Я вижу, как Селин затаила дыхание, жадно ловя обрывки нашего разговора. Она юная, изящная и тонкая, как фарфоровая фигурка.

На пару раз трахнуть сойдёт.

– Вы предлагаете свою дочь? – перевожу взгляд на Дейрона.

– Моя дочь – благородна, воспитана, и, что главное, молода, в отличие от вашей предыдущей жены. Селия – настоящая имрийка с драконьей кровью. Она будет достойной леди при маршале, – герцог начинает слегка постукивать тростью по каменным плитам, чем выдаёт свою нервозность.

– Леди при маршале или принцессой при империи?

– Всё зависит от вашей воли, – герцог слегка склоняет голову. – Селия застенчива, но она давно влюблена в вас, Верховный Маршал. Раньше она не решалась обнажить свои чувства…

Снова перевожу взгляд на дочь герцога. Она стоит, закусив губу и переступая с ноги на ногу.

– Ваша дочь красива, но красивых женщин при дворе много, – я подаюсь вперёд, заглядывая в глаза герцогу Дейрону. – Мне будет нужна жена, бесспорно. Но ей станет не просто девчонка со смазливой мордашкой.

Я отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен. Небрежно натягиваю рубашку и застёгиваю плащ.

Я прохожу мимо Селии, не удостаивая её взглядом. Чувствую, как она задерживает дыхание, словно ждёт чего-то. Но меня не интересуют герцогские дочки-девственницы, ждущие своего принца. Я совсем не тот, кто будет дарить цветы и выслушивать глупые мечты о балах и первых поцелуях.

Моя рука не создана для того, чтобы держать девичью ладонь. Только зажимать горло врага. Или рукоять меча.

Коридоры дворца уже полупусты.

В своих покоях я захлопываю дверь и раздеваюсь. Меня окутывает приятная тишина. Слышно лишь слабое шипение воды – слуги уже наполнили купель.

Пар поднимается к потолку, клубится, как драконье дыхание. Я вхожу в горячую воду, погружаюсь с головой, а затем выныриваю и откидываюсь назад, облокачиваясь на край купели.

Закрываю глаза и вижу чёрные волосы и голубые глаза, смотрящие с ненавистью. Образ выжженый на обратной стороне век.

Запах орхидеи витает в воздухе, отдаёт фантомной болью в грудине.

Дейрон редкостный ублюдок, но он прав в одном. Мне надо жениться. Через полгода, когда жрецы разведут нас.

Через какое-то время выхожу, оборачиваясь полотенцем. Взъерошиваю влажные волосы и вдруг в полумраке комнаты замечаю движение.

У окна – женская фигура.

Селия.

Она стоит спокойно, будто это её комната, и смотрит в окно, притворяясь, что не замечает моего появления. Лишь когда я приближаюсь, медленно поворачивает голову.

– Простите, Верховный Маршал, что вошла в ваши покои, знаю, это вопиющая бестактность, – говорит она тихо, глядя на меня из-под трепещущих ресниц. – Я… хотела поговорить. Наедине.

Это пробуждает интерес, девчонка смелее, чем я думал. Хотя чего ещё ожидать от дочки Дейрона?

– О чём же поговорить, леди Дейрон?

– Я знаю, что вы едете в Эшру. Мой отец тоже… и он возьмёт меня с собой. Мы с вами могли бы узнать там друг друга получше. Вы сказали отцу, что ваша жена должна быть не просто девчонкой со смазливой мордашкой, – поджимает губы Селия. – А какой она должна быть?

– Послушной, покорной. Готовой служить, – усмехаюсь я.

– Я… готова служить, – выдыхает Селия, поднимая голову и заглядывая мне в глаз. – Готова, мой маршал.

Готова служить? Интерес разгорается ещё сильнее.

Глава 6.5

Я разворачиваюсь, прохожу, сажусь в кресло и смотрю на аристократку в упор. Она не нежный цветочек, раз вошла ночью в покои мужчины. Страха в ней нет, а смущение показное.

– На колени, – приказываю я.

– Что? – Селия делает шаг вперёд и замирает передо мной.

– Ты сказал будешь служить, – я указываю на ковёр рядом с собой. – Хочу расслабиться. На колени и открывай рот.

Селия замирает. На её лице вспыхивает удивление, а глаза расширяются – не от страха, а от внезапной ясности, с которой до неё доходит: я не намерен играть дурацкие игры, а предпочитаю переходить сразу к делу.

Она сглатывает, колеблется. Я вижу, как она размышляет, пытаясь отыскать правильное решение.

– То, что вы… что ты… предлагаешь, Регаран, это очень возбуждающе, и я бы хотела, – шепчет она наконец с придыханием. – Но мой отец не одобрит. Он хочет, чтобы мы сначала поженились. А потом я буду готова на всё.

– Тогда выметайся и не трать моё время. Я предлагаю лишь раз, ты шанс упустила, – я перевожу холодный взгляд на дверь.

Селия подаётся вперёд и падает на колени, глядя на меня. Пальцы юной имрийки скользят по ключицам, она стягивает платье с плеч обнажая белоснежную грудь с аккуратными розовыми навершиями. Она порочно оглаживает и ласкает себя, глядя мне в глаза.

– Простите… – шепчет она, облизывая губы. – Я готова служить вам, маршал. Готова… на всё.

Я склоняюсь ближе и кладу руку Селии на подбородок. Поворачиваю её голову, рассматривая дочку герцога несколько мгновений сверху вниз. Изучаю идеальное тело, красивое лицо, пухлые алые губки.

Чувствую некое удовлетворение от того, на что готов пойти Дейрон, и чем он готов пожертвовать ради того, чтобы приблизиться к императорской семье. Вряд ли он по-настоящему любит дочурку, раз пустил её в логово к зверю.

Пальцы Селии ползут по моей голой ноге, оглаживая кожу и подбираясь к паху.

– Я сказал – предлагаю лишь раз, – цежу я. – Что из этого ты не поняла? Иди отсюда, Селия. Сейчас же, пока я не разозлился.

От её приторного цитрусового запаха воротит.

Щёки Селии ошпаривает стыдом. Она вскакивает на ноги и, бормоча извинения, бросается к двери, на ходу натягивая платье обратно, но затем всё же замирает и оборачивается. Я был прав, характер есть.

– Я прошу ещё один шанс, маршал, – лепечет она. – Пожалуйста. Я исправлюсь, клянусь вам.

Я ничего не отвечаю, просто молчу, размышляя.

– До встречи, – шепчет она.

Может быть стоит дать ей шанс, но не сегодня. Слишком много дерьма случилось в последнее время.

Можно было трахнуть Селию, чтобы сбросить напряжение и заодно насолить Дейрону. Но потом стало бы ещё мерзотнее.

Так всегда бывает, когда пытаешься забыться с другими. Потому что правильнее всего пахнет лишь одна. И она слаще всех. Так было даже до того, как появилась метка истинности.

Меня накрывает глухим раздражением. Нужно отдохнуть. Завтра меня ждёт дорога.

Глава 7

Миравель

Первое моё желание – трусливо сбежать. Спрятаться не только от Регарана, но и от всего мира.

Меня буквально трясёт от незнакомых ощущений. В тридцать я могу стать матерью! Даже не верится. Когда-то я мечтала о ребёнке, думала, что может быть это сделает мою жизнь полнее. И, что греха таить, втайне надеялась, что малыш или малышка могли бы смягчить Рана.

Но муж дал понять сразу – детей он от меня иметь не желает. Это стало ещё один ударом. Было больно и обидно, но я смирилась, найдя утешение в Тейваре и моей крошке Элли.

Но что будет, если Ран узнает… или уже узнал…

Я беру себя в руки и снова подхожу к окну, но огромного дракона уже не вижу. Лишь замечаю, как к постоялому двору подходит высокая фигура, выделяющаяся даже среди рослых местных. Широкие плечи, уверенная походка – я узнаю его сразу. Это Ран.

Я удивлена, потому что на муже нет доспехов или той одежды с императорским гербом, которую он обычно носит при дворе. Сейчас на Ране тёмно-синий плащ из тонкой шерсти, кожаная куртка на манер местных, штаны, подогнанные точно по фигуре, высокие сапоги и чёрные перчатки. Всё без опознавательных знаков, что несвойственно Верховному Маршалу и брату императора.

Что же, если муж каким-то образом узнал о просроченном зелье или моей возможной беременности, остаётся только ждать. Он скоро явится ко мне.

Я сажусь на кровать и складываю руки на коленях. Взгляд упирается в одну точку, но внутри бушует ураган чувств.

Что если я беременна, а Ран скажет, чтобы лекарь дал мне зелье для прерывания? Я никогда так не поступлю! При одной мысли о ребёнке внутри всё наполняется теплом и светом. Я прижимаю ладони к животу, и сердце сжимается от восторга.

За двенадцать лет брака я свыклась с мыслью, что буду бездетной, поэтому беременность была бы для меня сродни чуду. Но я пока не знаю, есть ли она…

Я сижу какое-то время нервничая и размышляя, ожидаю, что муж вот-вот постучит в дверь, но почему-то этого не происходит. Мне кажется, проходит минимум час, прежде чем я понимаю – Регаран не придёт.

Неужели он здесь не из-за меня? Или что-то задержало его?

Я же не усну! Нужно всё разузнать.

Быстро одеваюсь и выхожу в коридор, стараясь двигаться степенно, хотя внутри всё кипит от волнения. Спускаюсь вниз по скрипучей лестнице, держась за холодные перила, сердце стучит всё быстрее с каждым шагом.

Внизу, в просторном холле постоялого двора, царит привычная суета: кто-то ужинает, кто-то торгуется с хозяином за лучшую комнату. Я замечаю одну из работниц – молодую женщину в простом белом переднике, с тонкими поджатыми губами и внимательными глазами.

– Простите, – говорю я, подходя к ней. – Вы не видели мужчину в синем плаще? Высокого, красивого, с внешностью имрийца? У него короткие чёрные волосы. Он зашёл сюда буквально час назад.

Женщина окидывает меня быстрым взглядом, потом чуть щурится:

– Ага, видела, но тебе-то какое дело? Ты ведь из вари? Хочешь его обслужить? У нас тут своих девок хватает.

Мои щёки слегка розовеют от гнева. Я совсем забыла, что одета в платье имрийки. Именно так одеваются варийские проститутки, чтобы привлекать клиентов-имрийцев.

Резкое словечко зудит на кончике языка, но мне нужна информация, а не публичная ссора, поэтому я засовываю руку в карман и достаю пару монет. Их у меня осталось не так много, но небольшие траты себе позволить могу.

– Я путешественница, – поясняю я, а затем протягиваю женщине деньги. – Мне просто нужны ответы на вопросы. Ты слышала, о чём говорил мужчина? Куда он направляется, что ему нужно? Может спрашивал про кого-то?

Работница постоялого двора едва не присвистывает при виде монет, быстро забирает их, с подозрением пробует на зуб и довольно хмыкает, понимая, что настоящие.

– Мужик точно из дракшей, я видела, как он приземлился неподалёку.

Дракшами в варийском наречии называют драконов. Жители Эшры, даже те, что когда-то приехали из Имрияса, переняли у местных эту привычку.

– А так… ничего он не говорил, – продолжает женщина. – На расспросы сначала не реагировал, а потом нагрубил управляющему так, что тот язык прикусил. Красавчик снял комнату на одну ночь, обычную – не слишком дорогую.

Это похоже на Рана, ему нет особого дела до роскоши.

– От шлюх и вина отказался, сказал не нужно, – добавляет женщина, поднимая брови. – Это я так… на всякий случай. Чтобы ты к нему не лезла. Недобрый у него взгляд, милочка. Хотя понимаю тебя, я хоть и не работаю в сфере подобных услуг, но тоже бы не отказалась с ним порезвиться.

Становится мерзко от её разнузданного поведения. Многие женщины так реагируют на Рана. Он привлекает их так, как может манить дикий необузданный зверь – силой, опасной красотой, холодом в глазах, от которого по коже бегут мурашки.

Женщина весело подмигивает мне, а я отхожу в сторону, подавляя всевозрастающее чувство неприязни.

Вчера была женой маршала, а сегодня меня принимают за проститутку. Воистину жизнь непредсказуемая штука.

Радует и одновременно удивляет, что муж прибыл на границу Эшры не за мной. Что здесь могло понадобиться Верховному Маршалу Имрияса?

Вдруг понимаю, что если Ран остался на ночь, то утром мы можем пересечься, когда будем разъезжаться – каждый в свою сторону. Мой кучер точно его узнает, захочет поздороваться и выразить почтение. А мне этой встречи точно не надо. Будет лучше, если Регаран не узнает, что я ночую на том же постоялом дворе, что и он.

Решение приходит на ум мгновенно. Я обвожу взглядом торговцев, которые ужинают или просто коротают вечер за беседой. Безошибочно выбираю того, кто мне нужен и направляюсь к нему.