Скандальная вдова. Соблазн для виконта

Пролог

Как разобрать, где заканчивается реальность и начинается сон? Леди Патриция Редмор задалась этим вопросом, но не желала получать ответ. Не сейчас, когда после испытанной ранее боли ей стало так хорошо.

Легкий, но непривычный аромат цитруса и бергамота действовал на неё успокаивающе, как и мужчина, держащий её в своих объятиях. Она не видела его лица, да и могут ли вымышленные незнакомцы из снов иметь что-то общее с человеком из плоти и крови?

Однако ощущения, которые неожиданно охватили её, были так похожи на настоящие. Патриция давно не была невинной девицей,но сейчас ей казалось, что её тело впервые познаёт мужскую ласку.

Она медленно провела ладонями по широким плечам, понимая, что не желает оставаться сторонним наблюдателем.

В её жизни было два мужчины. Муж, к которому она испытывала самые теплые и искренние чувства, и Бенедикт, который… Который сделал ей ужасно больно!

Она не будет больше думать о нём, не будет!

Пат обвила руками шею своего незнакомца,и её пальцы тут же погрузились в его шелковистые волосы. Губы её открылись навстречу требовательным губам, и она полностью отдалась охватившим её ощущениям, готовясь получить удовольствие. Хотя бы во сне. Пусть хоть тут никто не делает ей больно!

Мужчина потянул её бедра на себя, и Патриция… Патриция выгнулась дугой, встречая резкое вторжение в своё тело, и провела руками по широкой спине.

Она быстро уловила ритм своего воображаемого любовника и раз за разом устремлялась ему навстречу.

Ей хотелось кричать, шептать какие-то нежности, но сон полностью лишил её дара речи. Да и что она могла сказать незнакомцу во сне?

С громким стоном Патриция содрогнулась, впилась ногтями в плечи своего любовника,а затем замолчала, наслаждаясь произошедшим.

И лишь спустя несколько минут, когда её дыхание пришло в норму, а тело почувствовало освобождение, Пат ощутила, как прохлада касается её обнаженной груди.

Разве во сне можно испытывать холод?

Резко распахнув глаза, Патриция задохнулась от ужаса.

Это не сон! Она действительно отдалась незнакомцу который оставил её одну, как только получил желаемое…

*

Всем добро пожаловать в новую историю!❤️

Решила я её открыть в свой день рождения!

История будет полная эмоций и загадок, надеюсь вам понравится Патриция и наш пока таинственный герой.

Будем смотреть визуал героев?

Часть 1. Глава 1

Патриция всегда любила Рождество. Она любила его, когда была юной восторженной девушкой шестнадцати лет, любила она его и сейчас, будучи почти тридцатилетней вдовой.

Но в этом году она окончательно поняла, что только Рождество в доме дядюшки её покойного мужа дарило ей чувство полного удовлетворения.

Племянники, племянницы… Пат безумно любила детей, но уже окончательно смерилась с тем, что своих у неё никогда не будет. Но под крышей этого дома она могла хотя бы ненадолго испытать радости материнства.

-Люси и Хлоя так подросли,- обратилась она к своей сестре, леди Алисе Мэндерсон,сидя подле неё на изящной софе и наблюдая за тем, как кучка детей прыгает вокруг огромной Рождественской ели. - Я не видела их всего полгода, а кажется, что они уже на голову выше, чем я помню!

-Не преувеличивай, дорогая! Девочки почти не изменились, а вот ты… Ты превратилась в тень моей пышущей радостью и здоровьем сестры!

-Глупости! Я в полном порядке. Отдых в Брайтоне пошел мне на пользу!А позже я собираюсь отправиться на континент, и мои проблемы быстро забудутся. Никто не сможет отстаться равнодушным к чарам молодой вдовы!

Патриция знала, что сестра переживает за неё, и не хотела давать ей лишних поводов для волнения. Не сейчас, когда она, возможно, ждёт долгожданного наследника для своего мужа.

-Надеюсь боль, которую тебе причинил…

-Не начинай, Элли! Я навсегда вычеркнула Бенедикта из своей жизни! Отныне я не желаю слышать о нём или его семье.

И Патриция ни капли не преувеличивала. С той самой ночи, которую она провела с незнакомцем, она и думать забыла о бывшем возлюбленном. Вернее, мысли о нём приобрели совершенно иной оттенок.Оттенок ненависти, нежели любви. Да и как можно продолжать любить того, кто несколько лет питал её ложными надеждами, в итоге выставив на посмешище перед всем обществом?!

-Если ты этого хочешь, дорогая!- с неуверенностью произнесла Алиса,-но я не ослышалась? Ты только вернулась к нам, и уже снова планируешь путешествие?

-Это случится не скоро, думаю, после окончания сезона,-подавив тяжелый вздох, ответила Патриция,- пока я целиком и полностью в твоём распоряжении! И планирую провести самое счастливое Рождество!

Дух Рождества, казалось, царил повсюду. Элегантная гостиная была украшена гирляндами из плюща и остролиста, а к потолку были подвешены пучки омелы. Комната была полна людей, приехавших разделить этот прекрасный семейный праздник. Пат с умилением вновь взглянула на детей, играющих возле ели. Когда-то, очень давно, Патриция мечтала о том, что станет матерью и её дом будет полон смеха и радости, но… Всё сложилось совсем не так, как она себе представляла.

Её брак был обговорен ещё до её рождения. Джордж был милым, добрым, но болезненным человеком. Пат никогда не любила его, ведь с самого детства ее любовь принадлежала Бенедикту,но была искренне привязана и старалась стать ему хорошей женой. Из года в год они вместе с ним приезжали в этот дом, и каждый раз она молилась о чуде. Увы, чуда не случилось, а сильное воспаление легких унесло жизнь хрупкого Джорджа всего за несколько дней. Она горевала по нему, Пат и сейчас его не хватало, но в её жизни снова появился Бенедикт, и ей казалось…

Неожиданно в её воспоминания ворвалась действительность. В комнату вошел мужчина, и взгляды всех присутствующих обратились к нему, и Патриция не стала исключением.

Ей всегда больше нравились брюнеты, но сейчас она не могла перестать смотреть на красивого златовласого ангела.

Иными словами она не могла охарактеризовать молодого человека, направившегося к кружившимся вокруг ели детям.

Пат неприлично долго рассматривала его, не в силах отвести глаз. Высокий, с изящной осанкой, мускулистыми ногами, обтянутыми угольного цвета брюками, он представлял собой ожившую

древнегреческую статую. Его фигуру вырисовывал похожего цвета сюртук, сидевший на нём, как вторая кожа. Русые волосы были длиннее, чем того требовала мода и аккуратно зачесаны назад, так что казалось, будто вокруг его головы светится нимб.

-Элли, кто это? - заставив себя отвести взгляд, поинтересовалась Патриция.-На этот раз лорд Хортрич пригласил не только родственников и близких друзей, но и гостей? Я никогда не видела этого юношу.

Говоря о юноше, Пат не преувеличивала. Она научилась смотреть на противоположный пол с высоты их возраста. Джордж был на восемь лет старше, а Бенедикт на три,и мужчин младше себя она практически не замечала, вернее замечала, если это были её близкие.

-Дорогая, ты сейчас серьезно? Неужели ты не узнала Теодора?

-Теодора? Ты хочешь сказать, что это малыш Тео? Тот самый мальчик, который участвовал в наших детских играх до того, как мы стали выезжать в свет!? Я не видела его несколько лет, ведь его уже очень давно не было в стране?

-Да,это он,- тут же отозвалась Алиса,- только он теперь не просто мистер Делси, а виконт Локхарт. Недавно он вернулся из Пруссии,получил титул и опеку над своей пятилетней племянницей. Бедняжка! Ведь родители её погибли в путешествии, и из родных у неё остались только дядя и бабушка…

-Я до сих пор не могу поверить, что Эдвина и Дороти больше нет! Мне так жалко крошку Терезу,- сдерживая неожиданно возникшие слёзы, произнесла Пат,наблюдая за златовласой девочкой с большим красным бантом.

-Терезу действительно очень жаль,но у неё остался любящий дядя,- тут же отозвалась сестра, обращая взор в сторону Теодора, что-то тихо говорившего племяннице,- Ты только посмотри на них!

Патриция увидела, как молодой человек опустился на корточки и склонился к Терезе, ласково касаясь золотых кудрей. Что-то доныне неведомое кольнуло у неё в груди при виде этой картины, но Пат быстро отмахнулась от этого. Ей не была присуща сентиментальность, и она редко показывала на людях свои искренние мысли и чувства.

-Нужно вас снова познакомить,- с присущим ей энтузиазмом заявила Алиса, поднимаясь со своего места, - пойдём со мной!

Сбитая с толку таким напором, Патриция последовала за сестрой, опустив в пол глаза, впервые за долгое время испытывая смущение. Последний раз это случилось с ней во время выхода в свет более десяти лет назад.

Глава 2

-Леди Алиса, леди Патриция,- послышался знакомый голос с легкой хрипцой, заставивший Патрицию вздрогнуть,- мне всегда казалось, что старых друзей трудно забыть.

Молодой человек поклонился, но его серые глаза продолжали сверлить Пат недовольным взглядом. До неё донесся необычный аромат его одеколона. Лимон с бергамотом… Казалось, она где-то уже слышала его, но никак не могла вспомнить, где именно.

Хмурый взгляд Теодора озадачил Патрицию, и ей подумалось, что возможно её новый наряд из ярко-изумрудного шелка обнажает больше, чем следует.

Но быстрый осмотр показал, что с ней всё в порядке. Наоборот, платье подчеркивало её соблазнительную фигуру и темно-ореховые глаза.

-Должна попросить у вас прощения, Теодор,-собираясь исправить возникшую ситуацию, заговорила Патриция, - я действительно вас не узнала. Со времени нашей последней встречи вы очень сильно изменились.

-В самом деле?- поинтересовался Теодор, но отчего-то его щеки заалели.

-Несомненно,- обворожительно улыбнувшись отозвалась Пат,- но я очень рада новой встрече.

-Я тоже, миледи. А теперь прошу меня извинить, я вынужден покинуть вас,- вновь поклонившись, молодой человек поспешил выйти из комнаты.

Изумлённая Патриция посмотрела на Алису, не менее озадаченную столь неучтивым поведением родственника.

-Тебе не показалось странным, что он так быстро прервал разговор? Я сказала что-то, что оскорбило его?

-Думаю он просто смущается, дорогая. Вы ещё успеете вновь подружиться друг с другом.

Пат не была столь уверена в этом, когда чуть позже,во время ужина, наблюдала за тем, как Теодор приветливо общался с окружающими его юными леди, открыто улыбаясь и раздавая им комплименты. В её же сторону он больше не смотрел, делая, всё возможное, чтобы её избегать, хотя они и сидели неподалёку.

Не привыкшая к подобному отношению, Патриция с трудом скрывала возмущение. Аппетит резко покинул её, хотя стол изобиловал самыми изысканными деликатесами. Хозяин дома, лорд Хортрич, обладал отменным вкусом, но сегодня Пат не смогла оценить его по достоинству.

Дождавшись конца трапезы, когда все дамы направились в гостиную, она отыскала удаленную кушетку, и, раскрыв кружевной черный веер, стала судорожно им обмахиваться.

Обычно и в пору её юности, и позже, все мужчины, невзирая на возраст, восхищались её красотой. Да и сейчас все родственники мужского пола наперебой сыпали ей комплименты, а какой-то мальчишка, которого она, ко всему знает уже много лет, вдруг решил показать ей своё пренебрежение!

-Отчего ты прячешься тут, Пат?- отделившись от остальных гостей сестра присела с ней рядом,- хотя я тебя понимаю. Глядя на всех этих молоденьких девиц, которых пригласили сюда, как мне стало известно с одной единственной целью…

-О чём ты?- непонимающе прервала её Патриция, резко сомкнув веер.

В противоположном углу комнаты действительно собрались юные девушки, ведущие свойственный их возрасту воодушевлённый разговор.

-Теодор ищет жену,-начала Алиса, -вернее, не так. Его мать хочет женить его, ведь теперь он получил титул и стал опекуном Терезы. И именно поэтому здесь, помимо членов семьи, собрались и семьи с достойными невестами.

-Как мило…-Пат вновь раскрыла веер, глянув в сторону юных прелестниц,- кажется, это Рождество обещает много открытий. Наблюдать за рождением новых отношений - это так романтично!

Голос её был полон сарказма, но Патриция не могла понять, откуда он взялся. Наверняка, она просто устала с дороги, и ей стоит поскорей подняться в приготовленную для неё комнату.

-Леди Локхарт постаралась на славу! Все присутствующие тут девушки - настоящие красавицы. Особенно леди Саманта,- продолжала говорить Алиса, незаметным жестом указывая на хрупкую блондинку, с кукольными чертами.-Прошлой весной весь Лондон был у её ног!

-Это, конечно, очень интересно, Элли, но я, наверное, пойду к себе,- Патриция поднялась на ноги, как раз в тот момент, когда в гостиную зашли мужчины,-долгая дорога утомила меня.

-Если ты этого желаешь, дорогая. Но мне, кажется, ты упускаешь нечто интересное!

-Уверена, что ты непременно обо всем мне расскажешь!

Со свойственной ей грацией, Пат стала перемещаться по комнате, мило улыбаясь остальным гостям,и бросая подходящие к случаю фразы, при этом успев незаметно подобраться к двери.

Внезапно, будто из ниоткуда перед ней появился Теодор. Он вновь окинул её презренным взглядом, но на этот раз Патриция смело встретила его, понимая, что ничего не сделала, для того чтобы заслужить подобное отношение.

В нос снова ударил аромат бергамота и лимона закруживший голову. Желание подняться к себе тут же покинуло её. Она растянула губы в обаятельной улыбке, готовясь выяснить причину по которой старый знакомый ведёт себя с ней так ужасно!

Глава 3

-Вы собираетесь покинуть нас,миледи?

-А вы хотели бы это изменить, Теодор?-Патриция продолжила улыбаться, наблюдая за эмоциями на лице молодого человека. В его серых глазах мелькнуло нечто такое, чему она не могла дать объяснения.

-Думаю, это не в моих силах, леди Патриция,-сухо ответил Теодор, отойдя в сторону и пропуская её вперед,- но я был рад нашей новой встрече.

-Я тоже, милорд,- слегка склонив голову, Патриция прошествовала мимо, испытывая непонятное раздражение. Ещё ни один мужчина не раздражал её так сильно, как этот!

Идя по холлу огромного особняка, Пат старалась взять себя в руки. Она дала себе обещание, что отныне не станет огорчаться из-за мужчин. Ближайший сезон она проведет в поисках удовольствий и развлечений. Её репутацию уже ничего не исправит, так зачем сдерживаться?

На следующее утро от плохого настроения Патриции не осталось и следа. Казалось, приняв решение вести себя так, как о ней составили мнение в свете, ей стало намного легче.

Пат даже решила, что нового сезона дожидаться не стоит. Как только праздник закончится, она отправится в Лондон и всецело предастся пороку. А пока ей предстояло наблюдать за кучкой глупеньких девиц, пока ещё верящих в то, что настоящая любовь существует.

С особой тщательностью выбрав свой наряд, Патриция осталась довольна увиденным. Раньше она любила темно-синий цвет. Она думала, что Бенедикту нравится видеть её именно в нём, но после их расставания она избавилась от всех вещей с подобной расцветкой. Сейчас в её гардеробе преобладали оттенки зеленого, красного и золотого. Было у неё и совсем необычное платье амарантового(на современный лад цвет можно назвать малиновым)оттенка, которое она заказала у местной модистки незадолго до отъезда из Брайтона.

И хотя такой цвет более подходил совсем юной девушке, нежели взрослой женщине со скандальной репутацией, Пат не смогла устоять перед соблазном выбрать его и посмотреть, как пошитый наряд будет выглядеть на её фигуре. И именно в нём она решила спуститься к завтраку.

В том, что создатель не обделил её красотой, Патриция никогда не сомневалась.

На неё всегда обращали внимание. Даже когда она была длинноногой худой девчонкой с волосами цвета лесного ореха и похожего оттенка глазами. На неё обращали внимание и в юности, когда тело налилось, и приобрело нужные округлости, а лицо в форме сердечка стали обрамлять темные пряди, уложенные в элегантную прическу, а не тощие косички. Привлекала она внимание и теперь, когда стала взрослой, свободной женщиной. Высокий рост, роскошная фигура и яркие волосы притягивали мужские взгляды, где бы она ни появлялась.

Однако, как оказалось, вся красота её была ничем. Бенедикт предпочел ей светловолосую иностранку, а мужчины, с которыми она сталкивалась в последнее время, готовы были предложить лишь мимолетную связь. Ведь кому нужна вдова, не способная родить ребёнка, кроме тех, кто ищет кратковременные развлечения?

Прогоняя грустные мысли прочь, Пат ещё раз окинула своё отражение гордым взглядом. Раз это всё, что жизнь может подарить ей, она будет это брать. Иначе она просто сойдет с ума!

В столовой было мало людей, что было не удивительным. Многие только вчера прибыли в поместье и предпочитали копить силы на вечерние развлечения, запланированные на этот день.

За столом собралась в основном молодёжь. Несколько юных девиц щенячьими глазами смотрели на Теодора, увлеченно рассказывающего им о зиме в Пруссии и тем забавам, которым любили придаваться её жители. Заметив Пат, он кратко поздоровался и вернулся к прерванной беседе. Девушки сделали то же самое, но тут же забыли о ней, обратив внимание на своего собеседника.

Спокойно наложив себе в тарелку несколько кусков бекона, омлет и тост, Патриция заняла свободное место, рядом с которым сидел её старый знакомый, маркиз Ричардсон.

Он приветливо улыбнулся ей, поспешив встать и отодвинуть для неё стул.

Пат ответила ему не менее обворожительной улыбкой.

-Благодарю вас, милорд, и доброе утро,- произнесла она,усаживаясь на стул,- признаться, я совсем не ожидала увидеть вас в доме дяди моего покойного супруга.

-Леди Патриция, я, признаться и сам не ожидал, что окажусь здесь. Но в последний момент моя матушка занемогла, и мне пришлось сопровождать сестру.

Маркиз посмотрел в сторону уже знакомой Патриции блондинки, которую Алиса представила ей как первую красавицу Лондона. Девушка воодушевленно строила глазки сидящему напротив неё Теодору.

-Но я искренне рад нашей встрече, леди Патриция,- он окинул её многообещающим взглядом, и у Пат не осталось сомнений в том, что лорд Ричардсон имеет в виду.

Ком встал в горле от осознания того, кем видит её сидящий рядом мужчина. Всё это происходит с ней из-за Бенедикта! Это он сделал так, что она стала доступной в глазах всех мужчин.

С трудом взяв себя в руки, Патриция поспешила присоединиться к общей беседе. Она не будет больше думать о Бенедикте, он этого просто недостоин!

-Лорд Локхарт, вы непременно должны рассказать нам о тех рождественских карнавалах, на которых вам удалось побывать,- восторженно воскликнула леди Саманта,- а пока, возможно, нам стоит отправиться на прогулку по окрестностям? Леди Патриция и мой брат смогут сопровождать нас!

-Сэм, моя дорогая, ты ставишь леди Патрицию в неловкое положение. Может быть, у неё другие планы на этот день, - тут же поспешил приструнить сестру маркиз.

Пат же взглянула в сторону недовольно нахмурившегося Теодора. Она никак не могла понять, чем же вызвано подобное пренебрежение родственника. Ведь раньше у них складывались весьма теплые, дружеские отношения… Разумеется, знакомый ей ранее юноша не мог остаться прежним спустя столько лет, но разве она могла его чем-то обидеть?

Не планируя выбираться на улицу, теперь, когда снежное покрывало укрыло собой все окрестности, Патриция неожиданно приняла решение отправиться на прогулку. Возможно именно там она выяснит, чем же так не угодила Теодору и как она может это исправить.

Глава 4

Теодор ненавидел зиму. Он ненавидел юных девиц, которых собрала в поместье дяди его мать, хотя он сам просил её об этом. Но больше всего он ненавидел женщину, что считалась его родственницей и вела себя столь развратно. Идея леди Саманты отправиться на прогулку в сопровождении её брата и Патриции не понравилась ему с самого начала.

Всё время с приезда вдовы кузена он старался делать вид,что её не существует. Ему претили её развратная натура и кокетливая улыбка, обращенная к каждому мужчине, оказавшемуся в поле её зрения. Казалось, один лишь её взгляд говорит о том, что она готова к разврату.

Патриция и сейчас шла под руку с маркизом Ричардсоном, звонко смеясь какой-то его шутке, не забывая игриво хлопать своими огромными ореховыми глазами.

Сам Тео шествовал позади, в компании леди Саманты, леди Джулианы и леди Ванессы, продолжающими закидывать его глупыми вопросами.

-Лорд Локхарт, а какие в Пруссии дарят подарки? Это что-то сладкое и съедобное?

-Лично мне довелось попробовать одно необычное блюдо, которое с легкостью могло стать самым желанным подарком для любимого ребёнка.

-И что же это?- с любопытством поинтересовалась леди Саманта.

-Это Adventshäuschen, или Рождественский домик. Он обязательно должен быть под каждой ёлкой.

-А какой он на вкус? -спросила леди Джулиана, вступая в беседу.

-У него довольно сладкий, миндальный вкус, и многие ребятишки с трудом дожидаются времени, когда они смогут его попробовать.

-Милорд, вы должны отпустить меня,- вдруг заговорила Патриция, и Теодора передёрнуло от звука её голоса,- я обещала показать вашей сестре свои любимые места, и не смогу этого сделать, идя рядом с вами.

Получив свободу, она пошла вперед, плавно покачивая бедрами. Тео запрещал себе смотреть на неё, но глаза помимо воли наблюдали за роскошной фигурой, облаченной в темно-зелёное шерстяное платье и черную пелерину(примечание автора: - разновидность пальто).

Из-под многочисленных юбок выглядывали тонкие кожаные сапожки, тонущие в успевших навалиться за ночь сугробах.

Дорога, на которую свернула Патриция, шла через ручей, через который были перекинуты мостики, но сейчас они разрушились от сильных дождей, и осталось всего две досочки, по которым можно было пройти. Её зелёное платье мелькало перед глазами Теодора, как тряпка перед быком на корриде. Хотелось толкнуть её, чтобы она упала в воду. Ручей весело бежал среди снега, сияя в солнечных лучах и задорно журча.

Патриция остановилась перед препятствием. Доски казались ненадежными, но это совсем не смутило ее.

-Предлагаю вернуться обратно, - сказал Теодор раздраженно, - юным девушкам не следует рисковать своими сапожками, если доска сломается.

Патриция обернулась к нему, и он в последний миг сумел отвести взгляд, иначе их глаза бы встретились.

-Тут совсем не широко, - уверенно произнесла она, - можно перепрыгнуть. Особенно, если вы подадите мне руку, кузен.

Теодор вздрогнул, будто она засунула ему снега за шиворот. Его бросило в холод, потом в жар, но он не сдвинулся с места, понимая, что ведёт себя глупо.

-Я против подобных прыжков, - стиснув зубы ответил он, чтобы оправдать свое нежелание подать ей руку.

Патриция пожала плечами. Она была вся подвижная, как ртуть, гибкая, сияющая. Такая легко перепрыгнет и через дуб. Что ей ручей. Но Теодору безумно хотелось, чтобы она упала. Тогда... Тогда он окажется прав, а она опозорится навсегда и перед маркизом, и перед его, Теодора, невестами. Теми, что безмерно раздражали его развёрнутой компанией за его сердце и глупой болтовней.

Патриция подхватила юбки, чуть разбежалась, и тут случилось именно то, чего он так желал. Нога её поехала по льду на самом берегу ручья, Пат нелепо взмахнула руками и шлепнулась прямо в ручей, подняв высоченные брызги и издав какой-то детский визг.

Девицы тоже завизжали. Они даже не подумали, что она опозорилась, наоборот, бросились на помощь ещё до того, как подоспел отставший от остальных в пути маркиз Ричардсон, и Теодор сам сумел понять, что же вообще произошло. А когда понял, сердце его замерло от ужаса, он сорвался с места, прыгнул ногами прямо в ручей, скользкий внизу и невероятно холодный. Холодом обдало ноги, но он уже схватил забившуюся в его руках Патрицию, всю мокрую и продрогшую, с леденеющими прядями волос, испуганную и совсем не такую дерзкую. Руки его дрожали, когда он прижал её к себе, как прижимал когда-то, от чего перед глазами встали совсем не к месту образы, сводившие его с ума много дней. Патриция обхватила рукой его за шею и всхлипнула. Тео прижал её к себе, чуть было не поцеловав в распахнутые губы. Он одернул себя, вдруг услышав голос невест, и бросился со всех ног к дому, понимая, что Патриции требуется помощь женщин. Её надо растереть чем-то горячим, напоить подогретым вином, укутать в пледы так, чтобы она согрелась и перестала так бешено дрожать... Как дрожала когда-то в его объятьях. Он в красках представил, как чужие руки растирают её грудь, заматывают в плед, обнимают за плечи, и он тряхнул головой, выкидывая эти мысли навсегда. Но они вернулись сразу же, как только он принёс её в дом, как тетушки и служанки захлопотали над ней, как он сам поднялся к себе, чтобы сменить обувь. Да нет, не для того, чтобы сменить обувь. Чтобы успокоиться, забыть её тело в своих объятьях. Патриция слишком грешна, чтобы он мог позволить себе думать о ней. Но он думал. И не мог перестать.

Глава 5

Теодор и сам не понял, почему после ужина, вместо того, чтобы проводить время со своими невестами, ноги сами понесли его в гостиную на третьем этаже, где, как он узнал, отдыхала Патриция. Он понимал, что не должен этого делать, но, видимо, разум больше не желал ему подчиняться. Она не спустилась к ужину, и Тео хотел убедиться, что с ней всё в порядке.

Постучав и услышав тихое «войдите», он ступил в комнату, освещенную лишь бликами огня, горящего в камине, и затворил за собой дверь.

Сама Пат сидела на полу, спиной к нему, и Теодор застыл на пороге, чувствуя внутреннее смятение.

Патриция резко обернулась, заслышав его шаги, и ему пришлось поспешно отвести от неё взгляд. На ней было простое золотистое платье и накинутый на плечи плед, а её длинные каштановые волосы свободно струились по спине, вызывая безумное желание к ним прикоснуться.

-Теодор? Что вы тут делаете? - Пат поспешно поднялась на ноги и потуже укуталась в плед.

-Я пришел узнать о вашем самочувствии,- заставил себя говорить Тео, понимая, что в эту минуту выглядит очень глупо.

-Не стоит так беспокоиться, я в полном порядке,- она улыбнулась, видимо, воспринимая всё случившееся днём шуткой, -легкое купание в речке мне ни капли не повредило.

-Вы всё в жизни воспринимаете как игру?

-А вы всегда так разговариваете с леди?

В голосе Патриции мелькнуло недовольство, но Теодор уже не мог остановиться и не высказать всё, о чём он молчал целый день.

-Я просто пытаюсь сказать, что ваше поведение было глупым. Тем более в присутствии ещё совсем юных леди, которым вы подали дурной пример!

Ореховые глаза Пат гневно сузились, в миг превращая её из обычной женщины, в разъяренную фурию. Она откинула в сторону плед и двинулась в его сторону.

-Я прошу вас оставить меня, Теодор, и впредь не разговаривать со мной в таком тоне! - гневно выплюнула она, смерив его возмущенным взглядом.

Тео и сам понимал, что ведёт себя грубо, но в присутствии Патриции разум отказывался помнить о приличиях и о том, что он джентльмен. Ему хотелось заключить её в свои объятия, опустить на пушистый ковер и вновь вытворять все те безумные вещи, которые лишили его рассудка.

-Прошу прощения, миледи, - не в силах сделать ничего, кроме как поспешно попятиться и выйти за дверь произнес Теодор.

Оказавшись на противоположной стороне, он прижался к стене и сжал голову руками.

Ему стоит взять себя в руки. Патриция слишком грешна и порочна, чтобы столько времени думать о ней. Он вернётся в гостиную и проведет время с юными леди,которые этого действительно достойны!

Первой его возвращение заметила леди Саманта.

-Лорд Локхарт, -тихо обратилась к нему она, когда он занял место на уютной софе подле неё,скромно потупив взгляд,- я так рада, что вы присоединитесь к нам.

Хрупкая, миловидная блондинка, всегда смотрящая на него словно на сошедшее с небес божество, была наилучшей кандидатурой на роль его виконтессы. И как бы сильно она не раздражала Тео, он всё яснее понимал, что ему стоит остановить свой выбор именно на ней, и положить конец отбору невест.

-На этот вечер запланированы особые развлечения?- понимая, что должен сказать хоть что-то, поинтересовался Теодор.

В комнате было не так много людей, и казалось, каждый был занят своим делом.

-Насколько я слышала, только салонные игры,- продолжая мило краснеть, отозвалась леди Саманта,- а вот ближе к концу приема будет грандиозный бал- маскарад! Ну не чудесно ли это? Надеюсь, к этому времени леди Патриция успеет поправиться. Бедняжка, после дневного происшествия она наверняка сляжет с простудой!

-Будем надеяться, что здоровье позволит ей присутствовать на балу,- подавив тяжелый вздох, ответил Тео.

Ему не хотелось, чтобы Патриция находилась в доме дяди, а ему не приходилось бы наблюдать за ней целыми днями.

Наблюдать за её кокетством и распутством. Видеть её бездонные ореховые глаза и теряться, не в силах сказать то, что у него на сердце. Вспоминать, какой она была в его объятиях, и понимать, что подобное больше не повторится.

-О, леди Патриция, вам уже лучше?- послышался тонкий голосок леди Саманты и Теодор с удивлением обнаружил, что Пат спустилась в гостиную.

Длинные каштановые волосы она успела собрать в пучок на макушке, а поверх золотистого платья накинуть тонкую шаль.

-Мне уже намного лучше, леди Саманта,- проговорила Патриция, широко улыбнувшись,занимая свободное место рядом со своей сестрой, - но сидеть в одиночестве такая скука!

Услышав эти её слова,все мужчины тут же стали перед ней заискивать,желая хоть как-то развлечь. Кто-то поднес для неё бокал с глинтвейном, кто-то сел рядом и стал смешить…

Теодор же решил, что не может наблюдать за этим, поэтому ему срочно требовалось чем-то себя занять.

-Леди Саманта, как вы смотрите на то, чтобы сыграть для нас? -обратился он к девушке.-Я слышал, что вы дивно играете, а я почту за честь, если вы позволите мне переворачивать для вас ноты.

-С огромным удовольствием, милорд!

Леди Саманта поспешила в угол комнаты, и Тео последовал за ней.

Она заняла место за инструментом, начав свою виртуозную игру.

Теодор же послушно переворачивал ноты,в который раз проклиная себя за глупость. Все движения леди Саманты вызывали в нем только раздражение. Но если он женится на этой девушке, то будет обречен всю жизнь терпеть ее подле себя. Ему не стоит спешить с предложением. Пусть прием продолжается, и ближе к концу он выберет для себя жену.

Его взгляд то и дело возвращался к Патриции, и он чувствовал, что сходит с ума. Отчего он не может забыть её? Отчего!? Вся она представляет из себя грех и порок и Тео знал, что стоит держаться от нее подальше. То, что происходит в её жизни не должно интересовать его или вызывать сомнения.

Глава 6

Медленно прихлебывая горячий глинтвейн, Патриция краем глаза следила за леди Самантой и Теодором, услужливо склонившимся к пюпитру рояля и переворачивающим для девушки ноты.

Хотела бы Пат тоже так играть. Но увы - многочасовое сидение за роялем, разучивание сложных экзерсисов - то были занятия совершенно ей не по вкусу. Да, в свое время она, конечно, училась игре на фортепиано, - но хорошей музыкантшей так и не стала.

«Ну и пусть! Разве у меня без этого мало достоинств?» - подумала она громко рассмеявшись очередной шутке сидевшего рядом на софе маркиза Ричардсона.

Этот мужчина вполне подходит для того, чтоб разогнать скуку и… Почему бы нет? Не дурен собою, молод, обходителен. И… Надо же, оказывается, Теодор наблюдает за ними! Вот он поднял глаза от рояля… Да, смотрит сюда. Удивительно, что музыка леди Саманты не способна увлечь его целиком.

Но она его раздражает. Он за что-то невзлюбил её. Тогда почему так смотрит? И тут же отводит взгляд, едва поняв, что она видит, куда он направлен. Теодор, Теодор…

Она вспомнила, как он кинулся за ней в ледяной ручей, как поднял из воды и прижал к себе… Какими сильными и напряженными были его руки, какой широкой и крепкой — грудь! А каким взволнованным взором он смотрел на нее!

В его серо-голубых глазах был страх… Страх за неё. Но потом он явился к ней и назвал её глупой! И говорил таким тоном! Да, лорд Локхарт полон загадок! Однако она не собиралась разгадывать их. Жизнь надо проживать в удовольствиях, и его тайны и секреты не по ней! Пусть оставит их себе и не приближается к ней более! Вон каким цветником он окружен, пусть выберет себе любую фиалку и нюхает невинный аромат, а её не смеет трогать! У неё есть шипы — пусть попробует сорвать и тут же больно уколится.

Но Пат явственно видела, что Теодору не нравится ни одна из присутствующих девиц. Даже красавица леди Саманта.

Ищет единственную любовь? Глупыш. Ее не существует, а он просто слишком молод, чтоб это понять! Не хочет лишиться свободы? Да, тут Патриция с ним согласна: свобода - самое главное, что есть у человека. После смерти Джорджа она это хорошо осознала. И после измены Бенедикта.

Отныне никаких привязанностей, никаких пламенных чувств! Только легкое порхание от цветка к цветку, полет бабочки, веселой, ни от кого не зависимой, не принуждаемой никем!

Приняв такое решение, Патриция сделала вид, что глинтвейн все ещё горячий, поднесла его к губам, сделав вид, что хочет подуть на стакан. Она знала, как ярки и пухлы ее губы, как они привлекательны. И правда: маркиз Ричардсон даже заерзал на софе, глядя на неё. Пат обольстительно улыбнулась ему и сделала маленький глоток.

Итак, её выбор пал на этого мужчину.

-Благодарю вас за то, что скрасили мой вечер, милорд,-томно начала она свою игру, взмахнув длинными ресницами,- редко удаётся вести столь… Занимательную беседу.

-Позвольте показать вам, что я могу вести не только занимательную беседу, леди Патриция,-маркиз придвинулся ближе,так, что его горячее дыхание коснулось ее уха, -здесь довольно шумно, а вам после случившегося нужен покой.

Патриция ответила не сразу, позволив себе смирить своего собеседника легким изучающим взглядом. Лорд Ричардсон принял её игру и кажется уже был уверен в своей победе.

-Вы правы, милорд, покой мне не помешает,-наконец отозвалась Пат,играя краем своего бокала.

-Тогда позвольте быть вам полезным,-довольно заявил маркиз встав, и подавая ей руку. -В библиотеке сейчас уютно, тепло, и главное, нам никто не помешает.

Пат грациозно поднялась со своего места, и вложила руку в его ладонь.

-Я с удовольствием принимаю ваше предложение, милорд,- произнесла она, чуть склонив голову.

Маркиз крепко, почти жадно сжал пальцы Патриции, и, горделиво выпрямившись, повёл её из гостиной под прикрытием общего веселья.

А она шла не оборачиваясь, потому что в этот самый миг чувствовала, как за ней следят. Теодор. Этот глупый мальчишка который по непонятной причине решил стать голосом её совести и морали.

Пусть смотрит. Пусть теряется в своём высокомерии и холодных принципах. Она не принадлежит ему. Никогда не принадлежала. И если Ричардсон хочет поиграть, она не против быть той, кто управляет партией.

***

В библиотеке и правда было очень уютно. А вот Патриция с каждым новым шагом начинала понимать, что допустила недопустимую глупость. Она не готова к новым отношениям! Не сейчас и не с этим человеком!

Маркиз тем временем закрыл дверь, щелкнув защелкой.

Этот звук раздался неприятным эхом в ушах, но Пат слабо улыбнулась,и попятилась назад, надеясь, что лорд Ричардсон джентльмен и не посмеет сделать что-то против её воли.

-Расслабьтесь, миледи,-начав наступать на неё произнёс маркиз, так, что вскоре Патриция ощутила как её спина коснулась книжных полок,-Я лишь хочу сделать так, чтобы вы почувствовали себя самой желанной.

-Милорд, кажется я переоценила свои силы,-начала отступать она, стараясь сделать так, чтобы её голос звучал спокойно. - мне стоит вернуться…

Маркиз стремительно приближался. Его движения были уверенными, почти хищными. Запах дорогого табака и вина смешанный с его парфюмом, ударил Патриции в нос, вызывая тошноту. Его рука легла на полку рядом с её головой, блокируя отступление. Другая потянулась к её лицу.

- Милорд, вы не понимаете! -голос Пат предательски дрогнул. Внутри всё сжалось от ледяного страха и горького осознания собственной глупости. Она переоценила свои силы, свою способность играть в эту опасную игру. – Я передумала. Позвольте мне пройти.

- Полноте, леди Патриция, – его губы растянулись в улыбке, лишенной прежней галантности. Взгляд стал тяжелым, оценивающим. – Мы оба знаем, зачем вы пришли сюда. Не стоит притворяться невинной. Ваша репутация... Говорит сама за себя.

-Да как вы смеете,-попыталась возразить патриция, но маркиз тут же приврал её.

Его пальцы грубовато коснулись ее щеки, вызывая дрожь отвращения.

Глава 7

Проснувшись после беспокойной ночи, полной кошмаров, в которых смешивались жадные руки Ричардсона, ледяной взгляд Теодора и навязчивый запах бергамота, Патриция чувствовала себя разбитой. Стыд за вчерашнее происшествие в библиотеке грыз её изнутри, смешиваясь с яростью на Теодора и леденящим душу подозрением, которое она отчаянно пыталась отогнать как бред. Нет, это невозможно. Просто совпадение. Она не могла... Он не мог...Они…

Желая отвлечься от гнетущих мыслей и проверить сестру, Патриция решила отправится в покои Алисы. Та чувствовала себя неважно и Пат очень сильно за неё переживала.

-Пат, дорогая, вижу ты решилась на связь с лордом Ричардсоном?- поинтересовалась сестра, после обязательных приветствий.

Патриция резко повернулась от окна. Её изумрудный халат развелся полами, а лицо, обычно очень уверенное, выражало смятение и досаду. Она подошла к кровати сестры и опустилась на край. Мягкий матрас прогнулся под ее весом.

-Связь? – Патриция насмешливо фыркнула, но в ее голосе не было привычной бравады. -Нет, Элли. Никакой связи. Лорд Ричардсон оказался… Менее джентльменом, чем я предполагала. Его представления о «удовольствие» граничили с грубостью.

Алиса приподнялась на локтях, бледное лицо выразило тревогу.

-Он обидел тебя? Пат, что случилось? Я видела, как вы ушли вместе… Но потом ты вернулась. Так быстро и была столь бледна

Патриция отвела взгляд, разглядывая вышивку на покрывале. Воспоминания о случившемся в библиотеке тут же нахлынули. Жадные руки маркиза, его тяжелое дыхание, запах дорогого табака и вина, смешавшийся с её собственным страхом. И этот унизительный момент слабости, когда она поняла, что не готова, что её бравада – лишь тонкий лак, треснувший при первом же настоящем испытании. А потом… Теодор. Его внезапное появление, его ледяной голос, разбивший порочную атмосферу как хрустальный колокол. Его презрительный взгляд, брошенный на Ричардсона, и тот же взгляд, скользнувший по ней – в нем читалось не только осуждение, но и… что-то еще. Что-то жгучее и непонятное, отчего у нее внутри все сжалось.

-Он пытался… Перейти границы дозволенного, - призналась Пат тихо, с трудом выговаривая слова. Ей было стыдно. Как за свою несостоявшуюся «порочность», так и за то, что ей потребовалась помощь Теодора, чью праведность она так ненавидела. - Я была так глупа, думая, что могу контролировать таких как он. Он воспринял мое согласие пойти в библиотеку как… Открытое приглашение ко всему.

-О, Пат! – Алиса протянула руку, сжимая холодные пальцы сестры. -Это ужасно! Ты должна сказать дядюшке Хортричу! Маркиза Ричардсона надо…

-Нет! – Патриция резко выдернула руку и встала. Гордость вспыхнула в ней ярким пламенем. Признаться в том, что её чуть не изнасиловали? Что её игра в соблазнение обернулась против неё? Что её спас Теодор? Никогда! - Ничего плохого не случилось, Элли. Вовремя вмешался… - Пат вдруг запнулась, - вмешались обстоятельства. Маркиз понял свою ошибку. По крайней мере я очень на это надеюсь. Говорить об этом кому-либо – только раздувать скандал. Моя репутация и без того не безупречна.

Она закусила губу, ощущая горечь правды этих слов. Репутация. Именно её шаткость и привлекла Ричардсона. И именно она делала её уязвимой.

-Пат…

-Я сказала,нет! - голос Патриции прозвучал резче, чем она хотела. Она видела, как сестра вздрогнула.

-Но…

Пат глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

- Прости, дорогая. Я не хотела тебя пугать. Просто… Забудем об этом. Мне стоит быть более осторожной в выборе… Развлечений. - Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кривой.

Алиса смотрела на нее с беспокойством и сочувствием.

- Ты уверена, дорогая? Ты выглядишь… Потрясенной.

- Я просто не выспалась, - отмахнулась Патриция, подходя к туалетному столику и делая вид, что поправляет и без того безупречные волосы, собранные в небрежный утренний узел. В зеркале она видела своё отражение. Глубокие тени под глазами, бледность, напряжение в уголках губ. Потрясенной? Да. Но не только из-за маркиза. Из-за Теодора. Его появление в библиотеке, его слова, его взгляд… Всё это крутилось в голове и не давало покоя. Он видел её слабость. Видел её унижение. И это было невыносимо! Почему он всегда оказывался рядом в самые неподходящие моменты?!Почему этот зануда, этот ханжа, этот… Этот мальчишка не давал ей просто жить так, как она хочет? Злость, горячая и несправедливая, закипала в ней. Он спас её? Отлично! Но его презрение, его моральное превосходство… Это было хуже, чем притязания Ричардсона!

-Пат, - голос Алисы вернул Патрицию к действительности. -А что насчет Теодора? Я видела, как он вышел из библиотеки почти следом за тобой вчера вечером. Он выглядел… Мрачнее тучи. Вы с ним разговаривали?

Патриция резко обернулась.

-Теодор?- Она заставила себя рассмеяться, легкомысленно и звонко. -О, этот несносный проповедник! Он, кажется, считает своим долгом следить за моей нравственностью. Ворвался в библиотеку как раз в неподходящий момент, напугал маркиза своими нравоучениями и устроил мне очередную лекцию о приличиях. -Пат сделала презрительную гримасу. -Воображает себя моим опекуном, просто потому что теперь он виконт! Противный зануда. Я бы предпочла, чтобы он занимался своими юными невестами и оставил меня в покое.

Но сказав это, Патриция почувствовала фальшь в своих словах. Она помнила не только его осуждение, но и силу, с которой он отстранил Ричардсона, и мгновенную безопасность, которая пришла с его появлением, несмотря на весь его гнев. И этот запах… Лимон и бергамот… Он витал в библиотеке даже после его ухода. Преследовал её.

-Мм… – Алиса не выглядела убежденной. Она знала свою сестру слишком хорошо. -Тео всегда был немного… Серьезным. Но очень справедливым и добрым. Помнишь, как он защищал нас от тех хулиганов в парке, когда мы были детьми? Он тогда здорово подбил глаз тому старшему мальчишке!

-Детство прошло, Элли, - холодно парировала Патриция. -Теперь он важный лорд, обремененный титулом, племянницей и необходимостью найти себе безупречную виконтессу. А я… Я…Дурное влияние, пятно на репутации семьи, которое нужно либо смыть, либо избегать. -Горечь прокралась в её голос. - Он выбрал второе, но, видимо, считает своим долгом время от времени «наставлять меня на путь истинный».

Глава 8

После столь напряженного разговора с сестрой, Патриция, всё ещё кипя от гнева и смятения, вышла в коридор. Ей срочно нужен был воздух.

Бродя по знакомым с детства залам поместья, она вдруг наткнулась на зимний сад. Тихое, залитое утренним солнцем место, где среди вечнозеленых растений и цветущих зимой камелий стояли плетеные кресла.

И там, в самом дальнем уголке, на маленьком стульчике, уже сидела Тереза.

Её золотистые кудри были аккуратно заплетены, а на коленях она держала потрепанную тряпичную куклу. Но вместо игры девочка тихонько плакала, уткнувшись лицом в кукольное платьице. Её худенькие плечики вздрагивали, так что сердце Патриции, ещё недавно сжатое гневом и обидой, неожиданно дрогнуло. Эта маленькая девочка, недавно потерявшая родителей, была так одинока в таком огромном,шумном доме!

В ней Пат увидела отражение собственного детского одиночества, когда она чувствовала себя чужой в чопорном мире взрослых после смерти матери а так же своей нынешней потерянности.

Тихие всхлипы этой малышки были громче любых упреков Теодора. Патриция забыла о своем решении быть «бабочкой, порхающей от цветка к цветку». Она медленно подошла.

- Тереза? - мягко позвала она, опускаясь на корточки рядом с девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне. - Что случилось, милая? Почему ты плачешь?

Девочка резко подняла заплаканное личико, испуганно глядя на неё большими, серо-голубыми глазами Теодора,крепко сжимая куклу.

- Я... Я хочу маму... - прошептала она, и новые слезы покатились по щекам. – И папу... Они не приедут на Рождество?

Боль, чистая и незащищенная, прозвучала в этих словах. Патриция почувствовала, как у неё сжимается горло. Она знала эту боль. Боль утраты…

- Ох, милая... – Пат осторожно протянула руку, не касаясь девочки, давая ей выбор. – Знаешь... Они не могут приехать. Но они всегда с тобой. Здесь. - Она тихонько тронула пальцем место у девочки над сердцем. - Они смотрят на тебя с небес и очень любят. И хотят, чтобы ты была счастлива. Особенно на Рождество.

Тереза смотрела на неё широко раскрытыми глазами, а слезы постепенно стихали.

-Правда?

-Правда, – Патриция улыбнулась, и на этот раз улыбка была искренней, теплой. -Знаешь, у меня тоже нет... Нет моих мамы и папы рядом. И моего мужа. Но я стараюсь помнить о них и быть счастливой, потому что знаю,что они этого бы очень хотели.

-А дядя Тео... -Тереза всхлипнула. -Он добрый, но он всегда занят. Или с этими красивыми леди... -Она неуверенно махнула рукой в сторону дома.

Патриция мысленно усмехнулась. Даже ребенок чувствует его отстраненность.А «красивые леди» - это, видимо, претендентки на роль будущей виконтессы для Теодора.

-Дядя Тео любит тебя очень-очень сильно, – сказала Патриция, тщательно подбирая слова. -Он просто... Не всегда знает, как это показать. И у него много забот. Но он твой дядя, и ты для него - самое главное. -Эти слова были скорее утешением для девочки, чем для нее самой. Её собственные отношения с Теодором были слишком сложными.

-А ты... Ты будешь со мной играть? – вдруг спросила Тереза, с детской прямотой. – Хоть чуть-чуть? Пока дядя Тео занят? Мама... Мама со мной всегда играла...

Просьба девочки была такой простой и такой щемящей. Патриция почувствовала неожиданный прилив нежности и ответственности. Это был шанс отвлечься от своих мрачных мыслей, сделать что-то настоящее, доброе.

-Конечно, солнышко! -Патриция широко улыбнулась. -Я обожаю играть! Особенно в куклы. А как зовут твою красавицу?

-Эмма, – прошептала Тереза, впервые за утро робко улыбнувшись и протягивая куклу Патриции. -Она хочет чаю...

- Тогда устроим Эмме самый настоящее рождественское чаепитие! -с энтузиазмом воскликнула Патриция, усаживаясь на пол рядом с Терезиным стульчиком. -У меня есть идея! Давай сделаем стол из листиков этого красивого растения? И чашечки из желудей?

Пат огляделась вокруг, ища подручные материалы.

Тереза кивнула. Её огромные глаза загорелись интересом и слёзы тут же высохли. Патриция погрузилась в мир детской игры, где не было места ни маркизу Ричардсону, ни двусмысленным намекам Теодора, ни мучительным подозрениям. Была только маленькая девочка, нуждавшаяся в тепле, и женщина, неожиданно нашедшая в этом минутное спасение и искру настоящей радости.

Солнечный свет, пробивавшийся сквозь стеклянные купола зимнего сада, золотил каштановые волосы Патриции, склонившейся над импровизированным кукольным чаепитием. Тереза, забыв про слёзы, сосредоточенно «наливала» чай в

чашечку из желудя для тряпичной Эммы. Её маленькое личико было озарено улыбкой, редкой и такой хрупкой после потери родителей. Патриция ловила каждое её движение, отвечая на бесконечные «а почему?» и «а как?» с терпением, которого сама от себя не ожидала. В этом простом мире из листьев, желудей и детской фантазии она нашла временное убежище от собственного хаоса – от стыда за библиотеку, ярости на Теодора и леденящей догадки о той ночи.

-…И тогда принцесса сказала дракону: «Ты не страшный! Ты просто грустный!» - Патриция водила по земле другим листиком, изображая дракона. -И знаешь, что случилось? Дракон заплакал! Но это были не огненные слезы, а… А слезы из розовой воды! И они пахли конфетами!

Тереза захихикала.

-Как смешно! А Эмма говорит, что дракону надо дать пирожное! Вот это! - Она торжественно поднесла к «дракону» крошечный камешек, похожий на пирожное.

-Прекрасная мысль, Эмма! -Пат улыбнулась, и улыбка на этот раз дошла до глаз. Она чувствовала странное тепло в груди, глядя на восторг девочки. Эти чувства были настоящими. Не флирт, не игра на публику, не бегство от боли. Просто – радость от того, что она может осчастливить ребенка.

Внезапно Тереза замолчала. Её взгляд устремился куда-то за спину Патриции. Улыбка сменилась робкой настороженностью. Пат обернулась.

В проеме двери зимнего сада, залитый контровым светом из коридора, стоял Теодор. Он замер, как изваяние. Его лицо было нечитаемым маской, но поза выдавала крайнее напряжение. Широкие плечи были отведены назад, руки сжаты в кулаки по швам. Его серо-голубые глаза метались от сидящей на полу Патриции в её шелковом халате, с растрепанными от игры волосами, к сияющему личику Терезы и обратно. В его взгляде было что-то дикое - недоумение, смешанное с недоверием и… Щемящей болью? Он явно не ожидал подобной картины.

Глава 9

Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь высокие окна будуара Патриции, уже окрашивались в теплые, вечерние тона. Но в комнате царил холод, принесенный не погодой, а воспоминанием о ледяном взгляде Теодора и его презрительном тоне. Патриция стояла перед трюмо. Её отражение казалось чужим. Бледное лицо с тёмными кругами под глазами, сжатые губы. Обида, горькая и жгучая, всё ещё клокотала в ней, смешиваясь с унижением от его слов и... С этим проклятым, навязчивым запахом бергамота, который, казалось, въелся в её кожу.

«Он не позволит»-продолжало звучать в её голове. «Он считает меня недостойной прикоснуться к его святой племяннице.»

Пат сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Нет. Он не смеет диктовать ей правила. Ни в чём. Особенно в этом -в крошечном островке тепла и искренности, который она нашла с Терезой. Если он хочет войны - он её получит. Но войну по её правилам.

-Сара, -голос Патриции прозвучал резко, заставив горничную вздрогнуть. -Принеси то алое платье. То, что я заказывала у миссис Фэрроу в Брайтоне.

-Но, миледи… – Сара заколебалась, ее глаза округлились. -Оно же… Очень яркое. Для семейного ужина… Может,зелёное шелковое? Или бархатное бордо?

-Алое, – Патриция повернулась к девушке, и её ореховые глаза сверкнули холодным огнем вызова. -И серебряные серьги-подвески. Самые длинные. И туфли на каблуке повыше. И… -Она сделала паузу, и её взгляд упал на флакон с духами – тяжелый, восточный, с нотками пачули и сандала. Не её обычный нежный аромат. -Эти духи.

Сара кивнула, слишком напуганная, чтобы спорить, и поспешила к гардеробной. Патриция подошла к окну. За парком садилось солнце, окрашивая снег в розовато-золотистые тона. Красота, которая сейчас казалась Пат чужой. Внутри бушевала буря. Она наденет это платье - цвета страсти и любви, которую у неё украли. Цвет бунта. Она заявит о себе. Пусть Теодор Локхарт подавится своей праведностью, глядя на неё. Пусть его юные невесты зеленеют от зависти. Она - Патриция Редмор, и она не намерена прятаться.

Облачение в платье стало ритуалом облачения в доспехи. Ткань алого шелка, насыщенного, почти пурпурно-красного, облегала её фигуру, подчеркивая высокую грудь, тонкую талию, плавные бедра. Глубокий, но не вульгарный вырез обрамлял ключицы, открывая гладкую кожу. Длинные рукава-фонарики и пышная юбка, шуршавшая при каждом движении, добавляли царственности. Серебряные серьги, усыпанные мелкими бриллиантами, мерцали холодным светом, контрастируя с пламенем платья. Запах тяжелых, чувственных духов окутал её, как занавесь, призванная заглушить… Заглушить что? Память о бергамоте? Ощущение его рук в ручье? Темноту той ночи? Она нанесла на губы яркую помаду цвета платья и взглянула в зеркало. Отражение было ослепительным, опасным, неузнаваемым. Идеальная маска для вечера.

Спускаясь по широкой лестнице к ужину, Патриция чувствовала, как на неё устремились все взгляды. Шепотки затихли, когда она появилась в дверях столовой. Лорд Хортрич, её дядя по мужу, восхищенно ахнул. Леди Саманта и другие юные претендентки сжали губы,а их взгляды стали колючими. Маркиз Ричардсон, сидевший напротив, замер с бокалом в руке.Его взгляд скользнул по ней с откровенным вожделением, смешанным с опаской после истории в библиотеке. Алиса посмотрела на сестру с тревогой и укором.

И он. Теодор. Он стоял у своего стула, готовясь усадить мать. Его рука замерла на спинке стула леди Локхарт, когда он увидел Патрицию. Его лицо осталось непроницаемым, но Пат увидела как его зрачки резко сузились, как напряглись мышцы челюсти под гладкой кожей. Как его взгляд, быстрый, как удар кнута, скользнул от её туфель до макушки, вбирая каждый дерзкий штрих её наряда. В его серо-голубых глазах не было восхищения. В них были шок, ярость и… Что-то ещё? Что-то темное и горячее, что заставило Патрицию внутренне содрогнуться, но она гордо вскинула подбородок. Смотри, Теодор. Смотри и ненавидь. Но обязательно смотри!

-Патриция, дорогая,вы затмеваете всех нас своим… Сиянием, -произнес лорд Хортрич, поспешно подходя и предлагая ей руку к столу. Его комплимент прозвучал искренне, но с ноткой укора.

-Спасибо, дядюшка, -Пат улыбнулась ему своей самой ослепительной, искусственной улыбкой. -Рождество - время ярких красок, не так ли?

Её взгляд скользнул по бледным платьям юных девиц и задержался на Теодоре. Он уже отвел глаза, усаживая мать, но его уши горели багровым румянцем.

Ужин превратился в изощренную пытку. Патриция играла свою роль безупречно. Она смеялась чуть громче других, её реплики были чуть острее, а взгляд более вызывающим. Она флиртовала с почтенным лордом сидевшим справа от неё, заставляя старого джентльмена краснеть и заикаться. Она ловила восхищенные взгляды мужчин и колючие - женщин. Она была центром внимания, как и задумала.

Но её главным зрителем был Теодор. Он сидел по диагонали, рядом с леди Самантой. Он был вежлив, учтив, участвовал в разговорах о предстоящем бале, о погоде, о политике. Он улыбался леди Саманте, кивал её тихим репликам. Но Патриция видела. Видела, как его взгляд раз за разом невольно возвращался к ней. Как он избегал смотреть прямо на её платье, но его периферийное зрение фиксировало каждый ее жест. Как его пальцы чуть сильнее сжимали нож или вилку, когда её смех становился особенно звонким. Как он наливал себе вина чуть чаще, чем обычно.

Однажды их взгляды столкнулись напрямую. Патриция только что отпустила колкую шутку в адрес скучной лондонской лекции, о которой заговорил кто-то из гостей. Она подняла бокал, встречая одобрительные усмешки мужчин. И поймала его взгляд. Он был направлен на неё из-под нахмуренных бровей. Не осуждающий. Не гневный. Глубоко раздраженный и… Растерянный.Как будто он видел сложный ребус, который не мог разгадать. Как будто её яркость, её дерзость, её существование здесь, в этом платье, нарушали все его тщательно выстроенные представления о мире. Этот взгляд был для Патриции маленькой, но горькой победой. Она медленно, вызывающе пригубила вино, не отводя глаз. Запутались, милорд? Добро пожаловать в мой мир!

Глава 10

Рассвет застал Теодора не в постели, а в кресле у потухшего камина в его спальне. Стакан с недопитой порцией бренди тускло мерцал на столе. Он не спал. Сон бежал от него, уступая место бесконечном воспоминание вчерашнего вечера.

Этот цвет преследовал его. Алый. Цвет страсти, вызова и крови, пролитой полгода тому назад. Пламя свечи, отражавшееся в шелке, облегающем тело Патриции. Вызов в её глазах, когда она вошла. Ярость, смешанная с чем-то животным и запретным, что заставило его сжимать столовые приборы до побеления костяшек.

Именно этот проклятый алый заставил его тогда, полгода назад, схватиться за шпагу. Когда тот лицемерный негодяй, её бывший любовник, позволил себе бросить тень на её репутацию женившись на другой женщине и совершенно наплевав тем самым на Патрицию. Теодор не мог остаться в стороне. Не потому, что рыцарь в сияющих доспехах, о нет. А потому что мысль о том, что кто-то посмеет говорить о ней с пренебрежением, заставила его кровь вскипеть первобытным, неистовым гневом. Он не защищал её честь - он отстаивал свою собственную одержимость, свою мучительную тайну. Тот поединок был не благородным поступком, а актом отчаяния, попыткой загнать обратно, в небытие, демонов, о которых никто не догадывался.

И вот теперь, спустя месяцы, она снова перед ним, насмешливо напоминая ему обо всем - и о его победе на рассвете, и о его поражении под покровом ночи. А потом её слова... Её проклятые слова!

«...лицемерием старших...»

«...неловких воспоминаний...»

«...узнать...»

Каждое слово было отточенным кинжалом, вонзенным в самую сердцевину его страха. Она знала. Или догадывалась. И играла с ним, как кошка с мышью, на глазах у всех! Унижение жгло его изнутри, жарче любого камина. Он хотел вскочить тогда, опрокинуть стол, закричать ей в лицо: «Замолчи!». Но он сдержался. Сжался внутри, как пружина. И эта сдержанность теперь рвала его на части.

Он встал, подошел к окну. За парком поднималось солнце, золотя иней на деревьях. Красота, которая казалась насмешкой. Внутри него бушевала буря - гнев на Патрицию за её дерзость, на её провокации, на её существование, сводящее его с ума. Гнев на себя - за ту ночь, за слабость, за то, что попался в её сети, за этот страх разоблачения, который парализовал его. И... И эта чертова тяга. Воспоминание о том, как её кожа выглядела в свете свечей под алым шелком, о том, как она смеялась, бросая ему вызов, о том, какой она была в его объятиях той ночью - горячая, податливая, и только его.Он ненавидел эту тягу. Ненавидел себя за неё. Но вырвать её из сердца было невозможно. Именно поэтому он пришел к ней тогда ночью в Бате. Не для разговоров. Не для объяснений. А просто потому, что не мог поступить иначе! Он ненавидел эту тягу. Ненавидел себя за неё. Но вырвать её из сердца было невозможно.

Стук в дверь был резким, властным. Теодор вздрогнул, не оборачиваясь.

-Войдите.

Дверь открылась, пропуская леди Агату Локхарт. Она была одета с утренней строгостью. Её лицо, ещё красивое, но уже застывшее в маске неодобрения, выражало крайнюю степень раздражения.

-Теодор. Я ожидала найти тебя уже одетым. Утро не терпит праздности,- её голос звучал как удар хлыста по натянутым нервам.

-Доброе утро, матушка, – он обернулся, стараясь придать лицу нейтральное выражение. -Я размышлял о делах имения.

-О делах?-Она подошла ближе, её острый взгляд отметил его небритый подбородок, помятый халат, и стакан на столе. – Или о ней? О той скандальной выходке вчера за ужином? О её... Наряде падшей ангелицы?

Теодор стиснул зубы.

-Патриция всегда любила эпатаж. Вчерашняя выходка была... Особенно неудачной.

-Неудачной? – фуркнула леди Локхарт. – Это было оскорбительно! Нагло! Она выставила себя, а заодно и всех нас, на посмешище! И её намеки... -виконтесса сжала тонкие губы. -Эта женщина - яд, Теодор. Яд для твоей репутации, для перспектив Терезы и... -она сделала паузу, подчеркивая важность, -для твоего выбора жены. Как ты можешь всерьез рассматривать достойных девиц, когда у них перед глазами такой образец... Распущенности?

Она подошла к окну, встав рядом с ним, не обращая внимания на его вид.

-Сегодня бал, Теодор. Последний значимый вечер перед отъездом многих гостей. Ты должен сделать выбор! Леди Саманта Ричардсон – идеальная партия. Безупречная репутация, связи, состояние. Она явно благосклонна к тебе. Её брат…- леди Локхарт брезгливо поморщилась, - ...его увлечения -его проблема. Саманта чиста. Она даст тебе наследников и станет безупречной виконтессой.

Теодор молчал. Мысль о леди Саманте -её бледном личике, тихом голосе, покорности -вызывала в нем лишь тоску. Как лед после пламени. Как пресная вода после крепкого вина. После неё.

-Матушка, брак -дело серьезное. Я не могу…

-Ты должен!- перебила его мать. Её голос зазвенел сталью. -Ты думаешь, эти слухи о Патриции Редмор не дойдут до Лондона? Что её дерзость вчера останется без внимания? Чем дольше ты тянешь, тем больше она будет вредить тебе своими выходками! Выбери Саманту. Сделай предложение до конца бала. Закрепи союз. Покажи всем, особенно ей, что ты выше ее дешевых игр. Что ты - мужчина долга и чести, а не... Не игрушка для скучающей распутницы!

Её слова били по больному. «Дешевые игры». «Игрушка». Леди Локхарт не подозревала, насколько глубоко её сын вовлечен в эти «игры». Насколько Патриция - не просто досадная помеха, а наваждение. Но в одном мать была права: Патриция вредила. Каждым своим появлением, каждым взглядом, каждым намеком. И бал... Бал был идеальной сценой для нового скандала с её участием.

-Я подумаю, матушка, - глухо сказал он, отворачиваясь к окну.

-Не думай! Действуй! -настаивала родительница. -Твоё будущее и будущее Терезы зависят от этого выбора. Не позволяй этой... Этой Редмор разрушить все, к чему мы стремимся!

Она резко развернулась и вышла, оставив за собой шлейф строгих духов и ощущение неотвратимости.

Глава 11

Солнечный свет, заливавший будуар Патриции, казался слишком ярким, слишком навязчивым после почти бессонной ночи. Обида и ярость на Теодора все еще горели в ней тлеющими углями, но к ним добавилась трезвая, холодная усталость. Алое платье, символ вчерашнего триумфа-провокации, висело на вешалке, словно сброшенная шкура. Оно сделало свое дело – взорвало тишину, заставило его потерять контроль. Но сегодня требовалось иное оружие. Более тонкое. Более смертоносное.

Она стояла перед распахнутыми дверями гардероба, и её взгляд скользил по рядам платьев. Золотое? Слишком пассивно. Бордо? Напоминало о прошлом, о Бенедикте. Зеленое? Казалось, он его даже не замечал. Золотое? Слишком показное богатство. Ей нужно было что-то... Двойственное. Как она сама сейчас. Вызов, замаскированный под безупречность. Острие кинжала, спрятанное в ножнах.

-Сара,-Патриция указала на платье, висевшее в глубине.-это черное. С серебряной вышивкой.

-«Ноктюрн», миледи?-Горничная осторожно достала платье. Оно было шедевром швейного искусства. Глубокий черный бархат, облегающий лиф, подчеркивающий линию талии и бедер. Длинные рукава, плотно охватывающие запястья. И юбка, не пышная, а струящаяся, с разрезом сбоку, едва приоткрывающим вспышку черного шелка подклада при ходьбе. Но главным была вышивка. Тончайшие серебряные нити создавали на корсаже и вдоль разреза юбки замысловатый узор, напоминающий морозные кристаллы или паутину. Он мерцал при каждом движении, холодный, загадочный, невероятно соблазнительный.

-Да, «Ноктюрн»,-подтвердила Пат. Это платье было куплено в Париже в порыве мрачного настроения, но так и не надето. Идеально. Черный -цвет траура, вдовства, приличия. Но этот бархат, этот мерцающий серебром узор, этот дерзкий разрез... Это был вызов. Завуалированный, но не менее острый. Она будто говорила Теодору: «Я соблюдаю приличия, кузен. Но загляни глубже...»

Облачение в платье стало для Патриции очередным ритуалом. Не облачением в пламя, а в тайну. Бархат мягко обволакивал тело, подчеркивая каждую линию с царственной сдержанностью. Серебряная вышивка ловила свет, обещая скрытые искры. Пат надела очень мало украшений - серебряные сережки с черным жемчугом и тонкую серебряную цепочку на запястье. Вместо тяжелых духов -капля чего-то холодного, ледяного, с нотками фиалки и металла. Маска... Маска должна была стать завершающим штрихом.

-Миледи, маски уже разложены в холле для гостей,-напомнила Сара, расчесывая её густые каштановые волосы. Патриция собиралась убрать их в строгую, но элегантную прическу, оставив лишь несколько смягчающих лицо прядей у висков.

-Я знаю. Я выберу свою позже.-Пат подошла к трюмо. Её отражение было потрясающим. Загадочная вдова. Скрытая страсть под покровом траура и шика. Безупречная внешне, но с обещанием тайны в каждом мерцании серебра, в каждом шаге, открывающем вспышку шелка. Это был не крик, как алый. Это был шепот, заставляющий прислушаться. Присмотреться.Задуматься. Идеально для Теодора, который так любил всё разбирать по полочкам. Пусть попробует разобрать это.

Патриция вспомнила его лицо вчера за ужином- растерянность, смешанную с яростью и... Чем-то ещё. Вспомнила его мать и её ядовитые слова. Вспомнила леди Саманту- бледную, правильную, безопасную. Холодная улыбка тронула губы Патриции. Сегодня вечером она не будет шуметь. Она будет наблюдать. Играть по-новому. Бал-маскарад давал такую возможность. Маски скрывали лица, но обостряли чувства. Стирали социальные условности, обнажая инстинкты.

-Он будет выбирать жену, Сара, – тихо сказала Патриция, поправляя серебряную цепочку на запястье. -Сегодня. По приказу своей драконоподобной матери. Леди Саманта Ричардсон. Безупречная, как фарфоровая кукла. -В её голосе не было злости, лишь ледяная насмешка.-Как ты думаешь, выдержит ли фарфор соседство со сталью?

Горничная не нашлась что ответить, да и Пат не ждала её ответа. Она смотрела на свое отражение – загадочное, сильное, закованное в черный бархат и серебро. Она была сталью сегодня. Острой, холодной, гибкой. И если Теодор Локхарт думал, что может спокойно сделать свое «безупречное» предложение под маской благопристойности, он жестоко ошибался. Она не станет кричать. Не станет провоцировать открыто. Но она будет рядом. Мерцая серебром во тьме. Напоминая. Соблазняя неявно. Сея сомнения. Пусть его «безупречный» выбор почувствует ледяное дуновение настоящей страсти и настоящего риска. Пусть он попробует забыть её в объятиях бледной Саманты, зная, что она наблюдает. Зная, что она всё помнит.

-Маска,-повторила Патриция, и в ее глазах вспыхнул знакомый огонь вызова, теперь приправленный холодной расчетливостью. – Она мне понадобится. Чтобы играть до конца. Чтобы он никогда не был уверен... узнал ли он меня. – Она повернулась от зеркала. – Мне пора идти, Сара. Бал ждет. И моя... партия начинается.

Пат вышла из будуара. Её черно-серебряный силуэт скользил по коридору бесшумно, как тень. Как обещание бури, закованной в бархат. Бал-маскарад начинался. И она Патриция Редмор была готова сыграть свою новую роль – Роли Смертоносного Шёпота. Роль, созданную специально для того, чтобы свести с ума Теодора Локхарта, даже если он наденет кольцо на палец другой.

Глава 12

Бальная зала поместья преобразилась. Тысячи свечей отражались в хрустальных подвесках люстр заливая всё золотистым, трепещущим светом. Воздух гудел от смеха, шепота, звона бокалов и первых аккордов оркестра. Пестрые, причудливые фигуры в масках - венецианских, птичьих, звериных, классических полумасках из бархата и кружева - скользили, кружились, сливались в калейдоскоп анонимности. Под масками прятались лица, а вместе с ними - условности, открывая дорогу полунамёкам, тайным взглядам и опасной свободе.

Теодор стоял у колонны. Его черная полумаска скрывала верхнюю часть лица, оставляя видимыми лишь сжатые губы и линию челюсти. Он был облачен в безупречный черный фрак, белоснежный жилет, галстук-бабочку. Рядом, в облаке розового тюля и кружев, с нежной маской-бабочкой, сияла леди Саманта. Она что-то ему говорила, и ее тонкий голосок терялся в общем гуле. Теодор кивал, но его взгляд, невидимый за маской, блуждал по залу ища единственный силуэт.

И нашел. Патриция стояла на небольшом возвышении рядом с пальмами в кадках, словно королева, наблюдающая за своим королевством. Черное бархатное платье. Серебряная паутина вышивки мерцала на корсаже, облегающем, как вторая кожа. Струящаяся юбка скрывала ноги, но при повороте могла открыть предательский разрез и вспышку черного шелка. Её серебряная маска, с черным кружевом по скулам, загадочная и холодная - скрывала глаза, но не могла скрыть гордого изгиба губ.Она была Ночью. Тайной. Вызовом, зашифрованным в элегантности. И он не мог оторвать глаз.

Оркестр заиграл вальс. Нежный, томный, полный обещаний. Теодор почувствовал, как рука Саманты легла на его руку.

-Лорд Локхарт, не удостоите ли вы меня чести танцевать с вами этот танец? - её голос дрожал от надежды.

Теодор машинально поклонился. Долг. Он должен танцевать с будущей невестой. Он повел Саманту в центр зала. Он видел розовый тюль её платья, слышал ее счастливое дыхание, но ощущал только присутствие Патриции на краю зала. Она не танцевала. Она наблюдала. Он чувствовал её взгляд, даже сквозь маску, на своей спине.

И вдруг - она двинулась. Не к нему. К маркизу Ричардсону, который уже протягивал руку с вызывающей ухмылкой. Теодор едва не сбился с шага. Острый гнев ударил в виски. Она снова с ним?! После того, что случилось в библиотеке?! Он резко развернул Саманту, уводя их глубже в танцующую толпу, подальше от этого зрелища.

Танец с Самантой был легким, воздушным. Она парила в его руках, как перышко, доверчиво вкладывая свою ладонь в его. Но в его руке она была невесомой, неосязаемой. А в памяти жгучее воспоминание о другой руке. О том, как Патриция вцепилась в его плечи, когда он нес её из ручья. Как её тело прижималось к нему. Тогда. Запах мокрой шерсти, страха и... бергамота.

Оркестр сменил мелодию на более страстную. Пары кружились быстрее. И вдруг... Черный бархат и серебряное мерцание. Патриция танцевала с Ричардсоном. Слишком близко. Слишком... Естественно. Маркиз что-то шептал ей на ухо, его рука на её талии казалась Теодору слишком властной. Патриция откинула голову, смеясь - низким, хрипловатым смехом, который Теодор слышал только... Тогда. В темноте. Смех удовлетворения.

Что-то в Теодоре оборвалось. Разум померк. Прежде чем он осознал, что делает, его ноги уже несли его сквозь толпу танцующих. Он резко, почти грубо, прервал танец Ричардсона, встав между ним и Патрицией.

-Леди Патриция, – его голос прозвучал хрипло, заглушая музыку. -Я требую следующего танца. По праву родства.

Маркиз замер, удивленный и раздраженный. Патриция под маской подняла на Теодора взгляд. В её глазах, видимых в прорези, мелькнули…Шок? Торжество? Страх?

-Лорд Локхарт, -голос Ричардсона стал холодным. -Леди Патриция уже оказала мне честь...

- И теперь она окажет честь мне,-Теодор перебил его, не отрывая взгляда от Патриции. Его рука схватила её за запястье выше перчатки. Кожа под его пальцами была горячей. -Или вы сомневаетесь в моих намерениях, кузина?-Он сделал ударение на последнем слове, но в его тоне не было родственности. Была угроза. И что-то ещё - темное, неконтролируемое.

Патриция выдернула руку, но не ушла. Её взгляд скользнул по растерянному лицу Саманты, стоявшей рядом. Вызов вспыхнул в её глазах.

-Конечно, кузен, - её олос был сладок, как яд.-Как я могу отказать... Родственнику?- Она положила кончики пальцев на его протянутую руку.

Ричардсон фыркнул и отступил. Теодор повел Патрицию в центр зала. Оркестр заиграл снова. Вальс. Но уже не томный, а мощный, полный скрытой страсти. Он обнял её за талию. Бархат был мягким под его пальцами, но он чувствовал жесткий корсет и тепло тела под ним. Её рука легла на его плечо. Слишком близко. Слишком... Правильно. Как будто их тела помнили то, что их разум отчаянно пытался забыть.

Они закружились. Маски скрывали лица, но обнажали всё остальное. Дыхание. Биение сердца. Напряжение в мышцах. Запах. Её холодные, металлические духи смешивались с его бергамотом, создавая дурманящий, опасный коктейль, знакомый до боли. Тот самый запах. В его голове грохотало. Она чувствовала это? Она узнала?

-Вы играете с огнем, кузен,- её шепот был горячим у него над ухом, когда он резко развернул её. -Ваша невеста смотрит. Она похожа на испуганного кролика.

-Меня не интересует, на кого она похожа,- вырвалось у него, и он сам испугался искренности этих слов. Его рука сжала её талию сильнее, притягивая ближе, чем позволяли приличия.-Почему вы с ним? После всего?

-Почему вас это волнует?-Она откинула голову. Её губы под маской были так близко. -Вы же уже выбрали себе ангела во плоти. Или безупречность наскучила так быстро? Вам снова захотелось... Греха?

Её слова были пощечиной. И признанием. Она знала. Она помнила. И дразнила его этим. Страх - за репутацию, за будущее, за Терезу - смешался с дикой, запретной жаждой. Он видел её губы. Вспомнил, какими они были под его поцелуями. В темноте. Запретными. Свободными. Здесь, под маской, в толпе, они снова были почти запретны. Почти свободны.

Глава 13

Первый зимний свет едва пробивался сквозь туман, когда Патриция, уже одетая в строгое дорожное платье сливового цвета, стояла у окна своей комнаты. Чемоданы были упакованы. Экипаж подан. Она не стала дожидаться прощаний и объяснений. Записка Алисе была очень короткой: «У меня возникли дела в Лондоне. Не беспокойся. Напишу как только доберусь.»

В памяти же стоял бал. Рука Теодора на её спине. Его дыхание на её губах. Его глаза за маской - полные того же неистового влечения и того же панического страха, что и у неё. И та сцена... Публичный позор. Слезы леди Саманты. Осуждающие взгляды. Его беспомощное «недоразумение».

Она закрыла глаза. Нет. Она не могла остаться. Не могла видеть его, зная, что они оба как пороховая бочка, готовая взорваться от одной искры. Зная, что он, испуганный и связанный долгом, вероятно, сегодня же сделает предложение леди Саманте, пытаясь загладить скандал. Она не вынесет этого зрелища. Не вынесет жалости или новых упреков.

Пат боялась. Боялась его. Боялась себя. Боялась этой силы, которая тянула их друг к другу, как к пропасти. Лондон был единственным спасением. Бегством в шум, в анонимность большого города, в обещанные «удовольствия», которые теперь казались пустой, жалкой пародией на то, что она едва не испытала в его объятиях на балу. Но это не имело значения. Важно было бежать. Пока не поздно. Пока она не совершила что-то непоправимое. Пока они не совершили.

-Миледи, экипаж ждет, – тихо сказала Сара, стоя в дверях.

Патриция вздрогнула. Она обернулась, взяла свой ридикюль и маленький саквояж.

-Поехали, Сара.- Её голос звучал ровно, но в нем не было жизни. Только решимость. -В Лондон. Немедленно.

Она вышла из комнаты, не оглядываясь на зимний сад, где смеялась с Терезой. Она бежала от скандала, от осуждения, от Теодора Локхарта. И от той части себя, которая, несмотря на весь страх и гнев, отчаянно хотела остаться и узнать, что же было бы, если бы их губы все же встретились под масками под звуки того рокового вальса.

*****

Колеса экипажа мерно стучали по замерзшей дороге, выбивая ритм бегства. За окном мелькали унылые зимние пейзажи: голые деревья, покрытые инеем поля, редкие деревни с дымком из труб. Внутри экипажа царила ледяная тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Сары, сидевшей напротив и боязливо поглядывавшей на свою госпожу.

Патриция откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Но за веками не было темноты. Там плясали огни бала: ослепительные люстры, мерцающее серебро её платья, маски, сливающиеся в пестрый водоворот. И он. Его рука. Прожигающая даже через бархат и корсет, на её спине, скользящая всё ниже. Его дыхание, сбившееся, горячее, с нотками бергамота, смешанного с её собственными холодными духами. Его глаза за черной полумаской. Дикие, потерянные и полные той же неистовой жажды, что бушевала и в ней самой. И тот миг… Тот миг, когда расстояние между их губами сократилось до ничтожного. Когда мир сузился до точки страха и невероятного влечения. Прерванный криком леди Саманты.

Стыд. Жгучий, всепоглощающий стыд обжег Пат изнутри с новой силой. Она чуть не поцеловала его. На глазах у всего света! Чуть не отдалась тому самому чувству, которое пугало её своей силой больше, чем любое осуждение. А он… Он позволил. Он был готов. И они оба испугались. Испугались этой силы, этого безумия, которое могло смести все - его долг, её репутацию (хотя какая уж там репутация, после того, что с ней сделал Бенедикт!), его будущую невесту, её хрупкую защиту цинизма.

«Недоразумение…» - её собственный, ледяной голос эхом отдавался в памяти. Как лживо это звучало! Как жалко! И как унизительно было видеть слезы леди Саманты и осуждение на лицах гостей, а самое главное немой укор в глазах его матери. Патриция бежала не только от скандала. Она бежала от него. От себя. От той части, которая отчаянно хотела, чтобы их губы всё же встретились под масками, несмотря ни на что.

Экипаж въехал в пригород Лондона. Серые, закопченные дома, узкие улочки, толчея экипажей и пешеходов - всё казалось унылым, грязным, лишенным праздничного сияния поместья. Воздух был тяжелым от угольного дыма и сырости. Контраст был ошеломляющим. В поместье - дух Рождества, дети, семейный уют (пусть и фальшивый для неё), надежда… Пусть и на что-то пустое. Здесь же - серая реальность её жизни. Жизни отвергнутой любовницы, скандальной вдовы. Жизни без будущего.

Патриция открыла глаза, глядя на пробегающие мимо мрачные фасады. Горькая волна накрыла её. Она не была связанная напрямую со вчерашним скандалом, но усиленная им до невыносимости. Сожаления.

Ребенок. Мысль о материнстве пронзила её острой, знакомой болью. Она положила руку на плоский, холодный живот под дорожным платьем. Все эти годы… С Джорджем, с его болезненной нежностью и тщетными надеждами. Потом снова с Бенедиктом - глупая вера в то, что он вернется, что они создадут семью. И даже та безумная ночь с незнакомцем (и мысль, что им мог быть Теодор, заставила её содрогнуться) - она тогда, в отчаянии, тайно молилась, чтобы хоть это подарило ей дитя. Но нет. Её тело, такое желанное для мужчин в моменты страсти, было бесплодной пустыней. Проклятой землей, где никогда не взойдет желанный росток.

Слезы, горячие и горькие, подступили к глазам. Она быстро отвернулась к окну, чтобы Сара не увидела. Что ей оставалось? Материнство - единственная роль, которая казалась ей истинной, значимой,- была для неё недостижимо. Любовь? Она принесла лишь боль и предательство. Семья? Она была чужой везде. Даже с Терезой… Её сердце сжалось от боли при мысли о девочке. Она сбежала, не попрощавшись. Что подумает Тереза? Что тетя Пат её бросила, как и все? Ещё одна рана, ещё одно сожаление.

Экипаж остановился у её лондонского дома - небольшого, но элегантного особнячка на тихой улице. Он казался пустым, холодным, несмотря на зажженные горничной лампы. Гробницей. Гробницей её надежд, её иллюзий, ее женственности.

-Распакуй только самое необходимое, Сара,- приказала Патриция, входя в холл. Её голос звучал мертво.-Остальное подождет.

Глава 14

Утро после бала застало Теодора в состоянии гнетущего похмелья. Не от вина, а от скандала. Шепотки в залах затихали при его появлении, взгляды быстро отводились. Леди Саманта не выходила из своих комнат, её горничная сообщила о «сильнейшем расстройстве нервов». Мать Теодора, леди Агата, излучала ледяное неодобрение. Её взгляд говорил яснее слов:-Ты все испортил. Теперь исправляй, и немедленно.

Теодор чувствовал себя как загнанный зверь. Стыд за вчерашнюю потерю контроля в вальсе, гнев на Патрицию за провокацию, страх перед неизбежным разговором с Самантой и её братом, и глубже всего - жгучее, невыносимое смятение от той силы, что едва не свела их вместе на глазах у всех. Он ненавидел Патрицию за это. Но ненавидел себя больше. И больше всего боялся той части себя, которая хотела, чтобы их губы все же встретились.

Его ноги сами понесли его по знакомым коридорам. Не к Саманте. Не к матери. К дверям комнаты, которую занимала Патриция. Ему нужно было… Что? Объясниться? Выплеснуть гнев? Убедиться, что она тоже помнит этот миг безумия с тем же ужасом? Просто увидеть её?

Дверь в её будуар была приоткрыта. Теодор замер на пороге. Комната была пуста. Безупречно убрана. Постель заправлена, но ощущение покинутости висело в воздухе, густое и безошибочное. На туалетном столике не было ни флакончиков, ни шкатулок с драгоценностями. Шторы были распахнуты, впуская серый утренний свет, который подчеркивал пустоту.

-Леди Патриция?-его голос прозвучал глухо, неуверенно в тишине.

Никто не ответил. Только эхо его собственного вопроса.

Вероятно услышав его голос, в дверях появилась горничная, прислуживавшая Патриции.

-Милорд?- широко распахнув глаза, девушка испуганно присела в реверансе.

-Где леди Патриция?-спросил Теодор,

-Она уехала, милорд. На рассвете. В Лондон. Сказала, что у неё срочные дела.

-На рассвете?-Теодор резко обернулся. -Одна?

-С горничной Сарой, милорд. Багаж погрузили быстро. Леди Патриция… Она не велела никого беспокоить. -Горничная потупилась. -Оставила только записку для леди Алисы.

Что-то острое и тяжелое сжало Теодору горло. Она сбежала. Опять. Как воровка в ночи. Не попрощавшись ни с кем, кроме сестры. Даже ему не оставила ни слова. Ни упрека, ни насмешки, ни… Ничего. Эта пустота, эта тишина после вчерашней бури чувств, была хуже любого скандала. Она просто… Исчезла. Вычеркнула его. Снова.

-Уехала, – прошептал он, сжимая руки в кулаки. Ярость, внезапная и белая, ударила в виски. Она не смеет! Не смеет так просто сбежать, спровоцировав эту бурю! Не смеет оставлять его одного разбираться с последствиями, с Самантой, с матерью, с собственными чертовыми чувствами!

Дверь будуара с силой распахнулась. На пороге стояла леди Агата. Её лицо было бледным от гнева.

-Теодор! Что ты тут делаешь? Ищешь ту… Ту особу? Она сбежала! Как и следовало ожидать от подобного существа!- Голос матери вибрировал от негодования.-Теперь твой долг ясен как день. Иди к леди Саманте. Сейчас же! Принеси извинения. И сделай предложение. Публично! Это единственный способ сгладить вчерашний… Инцидент и спасти репутацию Терезы!

Долг. Репутация. Тереза. Слова матери били по наковальне его сознания, как молот. Он смотрел на ее разгневанное лицо, на пустую комнату Патриции…Мысль о том, чтобы опуститься на колени перед бледной, плаксивой Самантой, просить прощения за то, что его потянуло к другой женщине (к Патриции!), и предложить ей руку и сердце… Эта мысль вызвала у него приступ тошноты. Это было бы новым лицемерием. Гораздо большим, чем его осуждение Патриции.

-Нет,- сказал он тихо, но так, что мать замолчала, пораженная.

-Что?- хрипло прошипела она.

-Я сказал, нет, матушка, -Теодор выпрямился. Ярость сменилась холодной, четкой решимостью. Он не будет жениться на Саманте. Не сейчас. Не так. И не из-за страха или давления. -Я не сделаю предложения леди Саманте. Ни сегодня, ни завтра. То, что случилось вчера… -он запнулся, глядя на пустую кровать Патриции,-…это было ошибкой. Моей ошибкой. Но связывать себя браком, пытаясь её загладить - ещё большая ошибка. Для всех.

-Ты сошел с ума?! -Леди Агата ахнула.- После такого позора?!

-Позор я возьму на себя,-отрезал Теодор.-Я поеду в Лондон. Сегодня же. Там… Назрели неотложные дела по управлению наследством Терезы. И по моим собственным финансам.-Это была ложь, и они оба это знали. Но он произнес это с такой уверенностью, что мать лишь открыла рот от бессильной ярости.-Позаботьтесь о Терезе, матушка. И… Передайте леди Саманте мои глубочайшие извинения за вчерашнее недоразумение и причиненное беспокойство. Скажите, что я не вправе больше отнимать её время.

Он не стал ждать ответа. Он вышел из пустой комнаты Патриции, прошел мимо окаменевшей матери и направился в свою спальню. Приказы камердинеру отдавались четко, почти машинально:

– Стивенс! Велите подать самый быстрый экипаж. Минимум багажа. Мы едем в Лондон. Немедленно. Скажи кучеру я заплачу вдвойне за скорость.

-Но, милорд, погода… Дождь со снегом…

-Немедленно!

Что он делал? Бежал? Как и она? Да. Но не от ответственности, а от капкана, в который его пытались загнать. От неверного выбора под давлением. Он ехал в Лондон за… Чем? За объяснениями? За продолжением скандала? За тем, чтобы снова увидеть её и понять, что же это за проклятое чувство, которое сводило их с ума? Он не знал. Знало только его сердце, бешено стучавшее в такт колесам экипажа, который уже через час мчался по грязной дороге в Лондон, оставляя позади поместье, мать, слезы леди Саманты и призрак Патриции в пустой комнате.

****

Путь в Лондон был кошмаром. Слякоть, холод, тряска. Теодор не спал. Его мысли метались между гневом на Патрицию, стыдом перед Самантой, тревогой за Терезу и темным, навязчивым вопросом: Зачем? Зачем он едет?

Он прибыл в свой лондонский дом на Гросвенор-сквер поздно вечером. Холодный, усталый, раздраженный. Отдав распоряжения слугам, он, вместо того чтобы идти спать, накинул плащ и вышел. Ему нужен был воздух. Шум города. Что-то, что заглушит хаос в голове.

Глава 15

Шампанское в бокале давно потеряло игривость, превратившись в плоскую, кисловатую жидкость. Шум «Вечерней Звезды» - смех, музыка, звон стекла - обрушивался на Патрицию грохочущей волной, от которой гудели виски. Она сидела в полумраке у стены, наблюдая, как сэр Гарольд Вентворт с азартом проигрывает крупную сумму за карточным столом напротив. Его приглашение потанцевать она отклонила с натянутой улыбкой, сославшись на усталость с дороги. Правда была в том, что после встречи с Теодором у входа все ее тщательно возведенное здание «веселья»дало трещину.

Теодор здесь. В Лондоне. Следит за ней? Преследует?

Мысль была одновременно пугающей и... Будоражащей. Тот же леденящий страх, что охватил её на балу, когда их губы были в сантиметре друг от друга. Тот же дикий всплеск чего-то запретного при виде его разгневанного лица под дождем. И тот же стыд -стыд за себя, за свою игру с Вентвортом, которую Теодор застал и осудил с таким знакомым презрением.

Она поднесла бокал к губам, сделала глоток. Кислота обожгла язык. Сожаления нахлынули с новой силой, смешавшись с шампанским и усталостью. Не о Вентворте. Не о скандале. О ребенке. Рука её непроизвольно легла на живот под пурпурным бархатом. Платье, столь соблазнительное для мужчин, было лишь тюрьмой для её бесплодного чрева. Каждое прикосновение, каждый намек на близость с такими, как Вентворт, был теперь не просто пустым развлечением, а жестоким напоминанием о том, чего она лишена навсегда.

Зачем? Зачем она здесь? Чтобы доказать Теодору, что ей всё равно? Чтобы забыть? Но она забывала. Она помнила ю его запах. Помнила его руки. Помнила ту ночь...

Пат резко встала, едва не опрокинув бокал. Ей нужно было немедленно уехать отсюда. Из этого ада шума, фальшивого веселья и похотливых взглядов. Уехать из Лондона? Но куда? Поместье дядюшки было для неё закрыто. Брайтон? Континент? Бегство казалось бесконечным. А Теодор... Теодор был здесь. Как тень. Как упрек. Как воплощение той самой силы, что могла разрушить её окончательно.

-Леди Патриция? Уже уходите?-Вентворт, заметив её движение, оторвался от карт. Его взгляд скользнул по ней с откровенным сожалением - он явно рассчитывал на большее.

-Головная боль, сэр Гарольд,-солгала Пат, натягивая маску светской улыбки. Она чувствовала себя грязной. Использованной. И сама использовала его- как щит против одиночества и против Теодора. Это не принесло ни удовольствия, ни забвения. Только пустоту и горечь.-Вечер был... Восхитительным. Благодарю вас.

-Позвольте проводить вас до экипажа!

-Нет нужды,-она поспешила к выходу, чувствуя, как его разочарованный взгляд провожает ее. -Мой кучер ждет у дверей. Спокойной ночи.

Холодный ночной воздух ударил в лицо, смывая запах табака, духов и шампанского. Патриция сделала глубокий вдох, но вместо облегчения почувствовала спазм тошноты. От шампанского? От Вентворта? От себя самой? От осознания, что Теодор где-то рядом в этом городе, возможно, в эту самую минуту думает о ней с тем же смешанным чувством ненависти и влечения?

Экипаж тронулся. Патриция откинулась на сиденье, закрыв глаза. Слёзы, долго сдерживаемые, наконец вырвались наружу -тихие, горькие, бессильные. Она плакала не о потерянной репутации. Не о скандале. Она плакала о пустой колыбели. О тишине в детской, которой никогда не будет в её доме. О маленьких ручках, которые никогда не обнимут её за шею. О том, что всё её женское начало, вся её красота и страсть были бесплодны в самом главном. Игра в куртизанку была жалкой попыткой заполнить эту бездонную пустоту, но после встречи с Теодором, после этого всплеска неистовой, живой страсти, игра казалась особенно пошлой и бессмысленной.

Что же ей делать?Продолжать этот фарс? Искать новых развличений? Или... Сдаться? Запереться в пустом доме и медленно сходить с ума от тоски и воспоминаний?

На следующее утро Лондон встретил Пат серым, промозглым светом. Головная боль прошла, оставив тяжесть и опустошение. Сара принесла завтрак и стопку приглашений на званый обед, литературный вечер, на ещё один бал... Патриция машинально перебирала их, не видя. Её взгляд упал на афишу театра «Друри-Лейн». «Современная постановка шекспировской комедии». Что-то легкое. Бессмысленное. Возможно, именно то, что нужно.

-Я пойду в театр, Сара, – сказала она, откладывая приглашение на вечернее представление в ложе. Приготовь…-Пат заколебалась, глядя в окно на мокрые крыши, -То платье из серебристо-серого атласа. Сдержанное. И жемчуг.

Возможно, в темноте театральной ложи, под чужие страсти на сцене, она сможет побыть просто зрителем. Спрятаться. Отдохнуть от своей собственной изматывающей роли.

****

Темнота опустившаяся на зал была благословением. Патриция сидела в глубине ложи, полускрытая бархатным занавесом. На сцене бушевали страсти «Укрощения строптивой», но она почти не следила за сюжетом. Её мысли были очень далеки от происходящего на сцене. Они были в поместье с Терезой, в объятиях незнакомца с запахом бергамота... В объятиях Теодора во время вальса...

Внезапно она учуяла запах.Сначала едва уловимый, а потом отчетливый, как удар. Лимон и бергамот.Его запах.

Патриция замерла. Её сердце бешено заколотилось. Она резко обернулась, вглядываясь в полумрак соседней ложи. Там сидели несколько человек. Мужчина в темном фраке, отвернувшийся к сцене. Женщина в синем... Неужели? Нет, профиль не его. Но запах! Он витал в воздухе, смешиваясь с запахом театральной пыли и духов. Мог ли это быть кто-то другой с таким же одеколоном? Возможно. Но её тело отреагировало раньше разума. Ладони вспотели, дыхание перехватило, в висках застучало. Прозрение, которого она так боялась, накрыло ее волной панического ужаса. Он был здесь. Где-то рядом. Или это было наваждение? Эхо вчерашней встречи?

Пат вжалась в кресло, стараясь дышать ровно. Её план забыться в театре рухнул. Она снова была там, где каждый вдох мог напомнить ей о Теодоре, о той ночи, о невозможности убежать от прошлого и от самой себя.

Глава 16

Фойе театра «Друри-Лейн» гудело, как растревоженный улей. Блеск драгоценностей, шелест шелков, гул разговоров и смеха - всё сливалось в ослепительный калейдоскоп лондонского высшего света. Патриция, опираясь на руку лорда Харроу, чувствовала себя одновременно центром внимания и пустой оболочкой в своем теле, механически выполняющей роль. Серебристо-серое атласное платье, сдержанное и элегантное, казалось, отражало её внутреннее состояние - холодное и отстраненное. Жемчуг на её шее был холодным, как слезы, пролитые утром.

Но лорд Харроу был мастером своего дела. Его бархатный голос, острые, но не обидные шутки, и умение слушать (или делать вид) постепенно рассеивали ледяную скорлупу вокруг Патриции. Он не лез с пошлыми комплиментами, и самое главное не пытался случайно к ней прикоснуться. Он говорил о театре, о последней выставке в Королевской Академии, о абсурдности некоторых светских условностей. Его ироничный тон, с легким цинизмом, который странным образом резонировал с её собственным настроением не смущал Пат, ведь он смотрел на неё не как на диковинку или добычу, а как на интересного собеседника. Это было... Неожиданно приятно. И опасно.

-И потому, леди Редмор,- Харроу подал ей бокал шампанского, возвращая к действительности. Его голубые глаза смеялись, отражая блики хрустальных люстр,- Я считаю, что истинное «Укрощение» произошло не на сцене, а в умах зрителей, готовых принять эту фарсовую борьбу полов за чистую монету. Разве не забавно, как мы аплодируем насилию, замаскированному под любовь?

Патриция позволила себе слабую улыбку. В его словах была горькая правда, которая отзывалась в её собственной истории борьбы и поражений.

- Возможно, мы аплодируем не насилию, лорд Харроу,-сказала она, делая глоток прохладного, игристого напитка,- а отчаянной надежде на то, что за фарсом всё же скрывается что-то настоящее. Даже если это иллюзия.

Харроу наклонил голову внимательно изучая её.

-Вы говорите как человек, познавший цену иллюзиям, миледи. И, возможно, их тщетность.-Его взгляд стал серьезнее, проницательнее. Он уловил тень печали под ее светской маской.-Это делает вас невероятно интересной.

В его словах не было лести. Была лишь констатация факта. И Патриция почувствовала странное тепло, но не страсти, а от признания. Кто-то увидел не в ней не только «скандальную вдову», но и боль за её плечами. Это было ново. И соблазнительно. Она открыла рот, чтобы ответить, возможно, чем-то более откровенным, чем планировала...

И вдруг она учуяла запах. Резкий, чистый, как удар хлыста. Лимон и бергамот. Он ворвался в её сознание, перекрывая аромат шампанского, духов и театральной пыли. Сильнее, чем в ложе. И близко. Очень близко.

Патриция резко обернулась, едва не расплескав шампанское и тут же увидела его.

Теодор стоял в нескольких шагах, застывший, как изваяние гнева. Его лицо бледное под сдержанным загаром, с резко очерченными скулами и напряженной линией челюсти было искажено холодной яростью, а серо-голубые глаза, обычно такие сдержанные, пылали, уставившись не на неё, а на лорда Харроу. А точнее на руку Харроу, всё ещё лежавшую под локтем Патриции. Его собственные руки были сжаты в кулаки по швам дорогого, безупречно сидящего фрака. Он выглядел так, будто готов был броситься в драку прямо здесь и сейчас.

Всего секунда. Всего один взгляд. Но в нем было столько ненависти, ревности и немого вопроса «Как ты смеешь? С ним? Сразу после меня?», что Патрицию бросило в жар. Страх смешался с гневом. Кто он такой, чтобы следить за ней? И осуждать?

-Виконт Локхарт,- голос Харроу прозвучал рядом, спокойно, даже с легкой усмешкой. Он не убрал руку. Наоборот, его пальцы чуть сжали её локоть в жесте поддержки... или обладания.-Какая неожиданная встреча. Вы тоже поклонник Шекспира? Или просто следите за культурными событиями столицы?

Теодор не ответил. Его взгляд медленно, с убийственной холодностью, перешел с Харроу на Патрицию. Он видел её серебристо-серое платье, жемчуг, бледность лица и вспыхнувший на щеках румянец. Видел, как она напряглась при его появлении. Видел её руку на бокале и наверняка заметил легкую дрожь пальцев.

-Леди Патриция,-его голос был низким, хриплым, как скрип несмазанной двери. Он полностью проигнорировал Харроу.-Вам не кажется, что ваше место не здесь? После вчерашних развлечений у «Вечерней Звезды» и недавних слёз вам бы следовало беречь нервы? Или новые культурные события уже стерли все воспоминания?

Его слова были ядовиты. Намеренно жестоки. Он знал, что задел больное упомянул и Вентворта, и её слезы, о которых не мог знать, но угадал по её виду. Он хотел ранить. Унизить. Особенно перед этим наглым Харроу.

Патриция почувствовала, как кровь отливает от лица, а затем приливает с новой силой. Гнев, жгучий и очищающий, вытеснил страх. Она выпрямилась во весь рост, отстраняясь от руки Харроу, но не отступая.

-Мои нервы, милорд Локхарт,- её голос зазвенел, как лёд, перекрывая гул фойе,-это исключительно моя забота. Так же, как и выбор развлечений, будь то «Вечерняя Звезда» или высокая культура.-Она сделала шаг вперед, при этом её ореховые глаза сверкали холодным огнем, встретившись с его пылающим взглядом.-А ваше навязчивое внимание начинает походить не на заботу родственника, а на преследование. Это неуместно. И крайне утомительно.

Она видела, как его зрачки сузились от ярости. Видела, как напряглись мышцы его шеи. Он был на грани. Так же, как на балу. И она... Она хотела его спровоцировать дальше. Хотела, чтобы он взорвался здесь, на глазах у всех. Чтобы этот фарс закончился раз и навсегда.

-Преследование?-Теодор фыркнул, но в его голосе не было насмешки, только яд.-Вы слишком высокого мнения о себе, леди Патриция. Я лишь выполняю долг перед памятью моего кузена, не желая видеть его имя окончательно опозоренным вашими поисками утешения в любых доступных объятиях. Сначала Ричардсон, потом Вентворт, теперь…- его презрительный взгляд скользнул по Харроу,- ...этот щеголь. Вы метитесь, как кошка в течке, лишь бы забыть, что вы -пустое место! Бесплодная ветвь! Женщина, неспособная дать жизнь даже незаконнорожденному отпрыску!