31 декабря, 20:00. Торговый центр сияет огнями — гирлянды, мишура, сверкающие ёлки в каждом зале.
Воздух пропитан предвкушением праздника: люди спешат с пакетами, дети тянутся к витринам, звучит весёлая новогодняя музыка.
Он идёт по галерее, рассеянно глядя на праздничные декорации, когда замечает её — маленькую фигурку у фонтана.
Девочка лет семи‑восьми, в пушистой розовой шубке, с красным шарфом, завязанным неровным узлом. Глаза — огромные, полные слёз, а в руках — пакет с мандаринами, будто единственное сокровище в этом море огней.
Он замедляет шаг, сердце сжимается.
— Девочка, ты потерялась? Где твои родители?
Она поднимает на него взгляд — такой беззащитный, что у него перехватывает дыхание.
— Мама дома… Я одна…
Он присаживается на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне.
— А как ты здесь оказалась? И как тебя зовут?
Девочка шмыгает носом, сжимает пакет крепче.
— Я съела дома все мандарины к Новому году… Мама сказала, чтобы я пошла в магазин и купила их снова. — Её голос дрожит. — В магазинах у дома фруктов не оказалось, и я села на автобус. Вот и приехала сюда… А мандарины есть, — она показывает пакет, — но как вернуться обратно, я не знаю. Анечка, меня зовут Анна Кирилловна.
Он мягко улыбается, стараясь не выдать тревоги.
— Ух ты, и правда чудо. Меня зовут Кирилл. Улицу и дом знаешь?
— Да, — быстро отвечает она, и в глазах вспыхивает надежда. — Я помню!
Он встаёт, протягивает ей руку.
— Тогда поехали домой. Мама, наверное, уже волнуется.
Она доверчиво вкладывает свою маленькую ладошку в его ладонь. Они проходят через сверкающий лабиринт торгового центра — мимо смеющихся пар, семейных фотосессий у ёлки, прилавков с горячими глинтвейном и пряниками. Девочка изредка оглядывается на гирлянды, но держится за его руку крепко.
У выхода он набирает номер девушки.
— Прости, задерживаюсь. Тут… дело появилось.
Они выходят на морозный вечер. Город в огнях, снег хрустит под ногами. Он подводит её к своей машине — красивой, дорогой иномарке.
— Садись, — открывает дверь, помогает устроиться на заднем сиденье. — Сейчас согреешься.
По дороге она немного расслабляется. Рассказывает, как выбирала самые красивые мандарины, как боялась, что мама расстроится. Он кивает, не отрывая взгляда от дороги, но в груди — странное тепло. Не от печки в машине, а от чего‑то большего.
Когда они подъезжают к знакомому дому, девочка вдруг оборачивается.
— Спасибо вам… А вы Дед Мороз?
Он смеётся — искренне, впервые за день.
— Нет, просто человек, который тоже верит в чудеса. Особенно в канун Нового года.
Высадив её у подъезда, он смотрит, как она бежит к входной двери, как машет на прощание.
Но тут что-то в нем щелкает.
Он решает подняться вместе с девочкой — не из‑за гнева, а чтобы убедиться: с ребёнком всё в порядке, а родители понимают, насколько опасной могла стать эта прогулка за мандаринами.
Они входят в тёплую прихожую. Девочка, сбросив шубку, звонко кричит:
— Мама, я дома!
Из кухни доносится знакомый, чуть усталый голос:
— Доча, только двери не закрывай!
Но мужчина уже захлопывает дверь .
Женщина выходит из кухни — в руках полотенце, на лице следы кухонного хаоса: мука на рукаве, капля соуса на фартуке. Она замирает. Их взгляды встречаются — и время будто останавливается.
Он видит её: ту самую, которую когда‑то любил до дрожи в руках. Ту, что смотрела на него с верой, а потом — с болью.
Ту, что когда‑то сказала: Я не прощу измену, — и ушла, не оглянувшись.
Она видит его: мужчину, который разбил её сердце, а теперь стоит в её прихожей, будто ничего не было.
Их молчание — густое, тяжёлое — заполняет пространство. А девочка, не замечая этой немой бури, начинает торопливо рассказывать:
— Мам, я купила мандарины! Но заблудилась, а этот дядя помог мне вернуться… Он такой добрый!
Но ни мать, ни Кирилл не слышат её слов. Они смотрят друг на друга — и в этом взгляде:
в её глазах — обида, невысказанные вопросы, горечь предательства;
в его взгляде — раскаяние, неловкость, и что‑то ещё — то, что он, кажется, так и не смог забыть.
Наконец, она делает шаг назад, будто пытаясь отгородиться.
— Что ты здесь делаешь? — её голос звучит ровно, но пальцы сжимают полотенце так, что белеют костяшки.
Он глубоко вздыхает.
— Я просто… привёз её. Она была одна в торговом центре.
— Что ? Какой торговый центр?
Женщина бросается к дочери и начинает ее осматривать.
— Ты цела с тобой все в порядке?
— Я хотел убедиться, что всё в порядке. И что у девочки адекватные родители.
Тишина. Девочка переглядывается между ними, не понимая, почему мама вдруг стала такой строгой, а «добрый дядя» — таким напряженным.
— Мам, — тянет она, — он правда хороший.
Женщина медленно опускает взгляд на дочь. В её лице что‑то меняется. Она подходит, обнимает девочку, прижимает к себе.
— Главное, что ты дома. Больше так не делай, ладно?
Девочка кивает, ещё не осознавая, какой ураган пронесся мимо неё.
Мужчина делает шаг к двери.
— Я пойду.
— Стой.
Он оборачивается. Она смотрит на него — уже не с гневом, а с усталостью.
— Спасибо. За то, что привёз.
Он пытается открыть дверь. Но замок поворачивается на 360 градусов.