Тот самый вечер

Москва, как старая актриса, вновь облачилась в свой самый мрачный наряд.

Тяжёлые тучи затянули небо, оставляя лишь тусклый просвет над горизонтом, где солнце давно спряталось за панельными коробками спальных районов. Дождь моросил лениво, будто капли уставали долетать до земли. Мокрые дороги блестели, отражая бесконечную вереницу фар, неоновую рекламу и светофоры, мигающие, как сигнальные огни перед бурей.

Люди спешили по своим делам, кутаясь в пальто, придерживая зонт, ругаясь на лужи, пробки и серую, липкую осень. Всё было как всегда. До тех пор, пока в этот привычный, унылый вечер не врезался звук, словно из другого мира.

Сначала это был просто звук. Едва уловимый, глухой рык, словно из преисподней. Потом — визг шин. Люди на Пресненской набережной замерли, услышав приближающийся вой. Белый силуэт вынырнул из-за поворота с такой скоростью, что камера наблюдения на парковке у башен «Федерация» успела зафиксировать его лишь на долю секунды. Mercedes-AMG GT 4-Door — низкий, агрессивный, окутанный клубами пара. Поддельные номера, тёмная плёнка на стёклах. Как будто автомобиль принадлежал не человеку, а призраку.

Он несся, не снижая скорости. Влетел в пробку, будто её не существовало и рванул по встречке. Красный свет на светофоре казался для него не сигналом, а насмешкой.

На перекрёстке у станции метро "Краснопресненская" мужчина в длинном плаще шагнул на дорогу, игнорируя красный сигнал светофора. Он даже не успел понять, откуда взялся этот белый вихрь.

Удар был сильным. Слишком сильным. Мужчина отлетел на капот припаркованной неподалёку машины. Его зонт закрутило в воздухе, словно чёрную птицу.

Mercedes не сбавил ход. Он продолжал свой дьявольский танец, Как будто смерть под его колёсами только раззадорила водителя.

— Внимание всем постам, — в рации прокатился голос диспетчера, — белый Mercedes-AMG, фальшивый номер А666АМ66. Повторяю — фальшивый номер. Преступник скрылся с места ДТП. Преследовать. Принять меры.

Через минуту за ним гнались уже три экипажа ДПС. Сирены завыли, мигалки слепили сквозь дождь. Но гонщик будто знал, где они будут, куда повернут, где свернут. Он маневрировал так, словно тренировался здесь всю жизнь.

Водитель будто знал Москву лучше, чем она сама себя. Петляя по Третьему транспортному кольцу, он резко ушёл в тоннель. Манёвры на грани. Уходы на миллиметрах. Он ускользал, как дым. Сначала его потеряли на Арбате, потом снова засекли у Яузы. Затем — снова исчез. Город был перекрыт. Но этого оказалось мало.

Город, казалось, напрягся всем телом. Камеры слежения, блокпосты, перекрытия. Но он скользил между ними, как змея между камнями. Гладко, точно, дерзко. Как будто плевал в лицо каждому, кто пытался его остановить.

К утру Mercedes-AMG в последний раз появился на Ленинградке. Камера, чудом сохранившая кадр, зафиксировала его с бешеной скоростью — 314 км/ч. И — поворот. Промзона. Тишина. Камеры — мертвы.

Камеры, которые должны были фиксировать весь квартал, почему-то оказались отключены.

Свидетели — двое охранников на соседней стоянке — клялись, что слышали рёв мотора. Минуту. Две. А потом — ничего. Только дождь и тишина.

Автомобиль — пропал. Как пропал и водитель.

Лицо дела

Утро в 11-м отделении уголовного розыска Центрального округа Москвы начиналось с привычного гула голосов, запаха разогретого кофе и тонкого аромата пыли, впитавшейся в старую мебель. Где-то щёлкала шариковая ручка, кто-то спорил по телефону, в коридоре кашлял прапорщик с хроническим бронхитом. Всё как всегда. Город жил своей жизнью, а участок — своей.

На третьем этаже, в дальнем кабинете с номером 318, сидела девушка, которая редко поднимала голос. Но когда это случалось — в помещении наступала такая тишина, будто даже стены слушали.

Анастасии Каллас было двадцать шесть.

У неё были тёмно-русые волосы, собранные в аккуратный пучок, но всегда со сбившейся прядью, как будто в знак того, что идеальности — чужда ей по натуре. Голубые глаза — светлые, чистые, и в то же время пронзающие до самой сути.

Среднего роста, стройная, но не хрупкая. Уверенная в каждом движении. Пластика пантеры, которую скрывали скромные пиджаки и стандартная форма.

Голос — её скрытое оружие.

Тёплый, мягкий, словно у актрисы дубляжа, но с лёгкой гипнотической хрипотцой. Иногда достаточно было пары слов, чтобы человек, сидевший напротив, начинал говорить больше, чем собирался. За это её в шутку называли «Шепчущей правдой». Она не обижалась.

Настя сидела за столом, перелистывая отчёт по делу, где фигурировал мелкий вор-карманник с агрессивной манерой общения и склонностью к пафосным речам. В наушниках играла музыка — тихо, едва слышно. На экране — страница закрытого доступа с описаниями поведенческих шаблонов. Работа как работа.

— Ну и денёк, — пробормотала она, потянувшись. — Только понедельник, а уже как будто пятница.

Ровно в эту секунду дверь распахнулась без стука.

В кабинет ворвался коллега — старший лейтенант Константин Орлов, худощавый, нескладный, но чертовски сообразительный. Его лицо было взволновано, глаза горели, как у школьника, нашедшего клад. В руке он держал несколько отпечатанных фотографий.

— Анастасия! — почти выкрикнул он, и бросил бумаги на её стол.

— Ого, — она спокойно сняла наушники. — Смотрю, ты снова на кофе с перцем перешёл?

— Забудь кофе, смотри сюда!

Он ткнул пальцем в одну из фотографий — размазанный кадр с камеры ЦОДД. На нём — белый Mercedes-AMG, уходящий в поворот со скоростью, которую сложно уловить даже глазами. На следующем снимке — тело на асфальте, накрытое серым покрывалом. Третье фото — общий план перекрёстка с машинами ДПС и толпой зевак.

Настя взглянула и слегка кивнула.

— Уже в курсе. У меня окна выходят на Пресненскую. Услышать это было сложно, а не узнать — ещё сложнее. Телеграм, паблики, соцсети... Люди делятся информацией быстрее, чем мы успеваем встать с кресла.

Константин усмехнулся и вздохнул.

— Вот почему мне иногда страшно, насколько ты всё успеваешь.

— Так, а кто ведёт? — спросила она, откладывая папку с предыдущим делом.

Он выдержал паузу, нарочно. И с оттенком зависти в голосе выдал:

— Ты.

— Я? — приподняла бровь Настя, чуть склонив голову.

— Лично майор Самойлов так распорядился. Сказал: "Если кто и найдёт этого чертова гонщика — то она."

Настя улыбнулась. Не победно. Не высокомерно. Скорее с лёгким изумлением и спокойной решимостью.

— Ну что ж, — сказала она, аккуратно собирая фотографии в стопку. — Загадочный гонщик, думаю, ты не так уж и далеко убежал от нас.

Призрак на Ленинградке

На столе перед Анастасией лежала папка.

Толстая, тяжёлая, с характерным запахом типографской бумаги и металла от скрепок. Самое интересное в этом деле — оно ещё даже не началось, а уже вызывало напряжение в отделе, как будто по участку прокатилась невидимая волна. Даже старый майор Захаров в соседнем кабинете, вечно ворчащий на кондиционер и молодёжь, замолчал, когда услышал слово "Mercedes".

Настя держала в руке одну из фотографий, ту самую, с камеры на Ленинградке.

Размытый силуэт автомобиля, будто вырванный из сна. 314 км/ч — такая цифра казалась не настоящей, компьютерной, как в гонке на приставке. Но это была реальность. Серая, мокрая, и от этого ещё более жуткая.


Видеозаписи с камеры на Пресненской уже загружались в систему.

Мониторы мерцали, как сердце, которое только что выдернули из груди и подключили к электродам. На экране — поток машин, дождь, капли на объективе. Люди, перебегающие дорогу.

И вдруг — вспышка. Белое пятно на секунду, и всё снова в тумане.

Настя нажала паузу. Отмотала назад.

— Быстрый, — прошептала она. — Очень быстрый.


На стене за её спиной висела карта города. Обведённые красным — точки фиксации машины. "Федерация", Пресненская, Арбат, Садовое, тоннель под Тверской, Яуза, Ленинградка, и — тишина.

Как будто водитель растворился в бетонных лабиринтах.

Как будто знал, где его будут искать.


Кабинет наполнился лёгким запахом кофе — Орлов снова зашёл, теперь уже спокойнее.

— Нашёл что-нибудь? — спросил он, плюхнувшись в кресло напротив.

— Только подтверждение очевидного, — ответила она. — Он обходит все камеры. Заранее. Понимает зоны слепоты. И не попадает ни в одну «ловушку». Даже те, о которых знают только операторы ЦОДД.


Орлов кивнул, как будто боялся сказать вслух то, о чём думал:

— Это не случайный хулиган, Настя. Это не просто угонщик, не сумасшедший подросток. Кто-то умный. И... подготовленный.

— Идеальный маршрут, — произнесла она, глядя в карту. — Ни одного повторного появления на перекрёстке. Ни одного тупика. И при этом — максимальная скорость. Это не просто знание города. Это... чувство.

— Как будто... — начал было Орлов, но замолчал.

— Как будто он жил этими улицами, — договорила Настя, не отводя взгляда от схемы.

— Как будто это его сцена, а весь город — декорации.


Позже, уже за окном кабинета, вечер окрасился в грязно-оранжевый свет. Участок жил своей жизнью. Кто-то привёл задержанного, кто-то звонил домой, кто-то ругался с дежурным. Гул голосов, шаги, звуки факса — всё как обычно. Но в голове у Насти было нечто совсем другое.

Она пересматривала видео с камер заново, будто надеялась найти деталь, ускользнувшую в первый раз.

И вдруг — на одном из кадров она заметила, как в момент старта у башен "Федерация" водитель не просто уехал. Он сделал лёгкий разворот с подгазовкой, будто показывал — я здесь, я настоящий, лови меня, если сможешь.


Этот разворот...

Он был слишком точный, слишком красивый. Почти театральный.


Анастасия сидела в полутьме кабинета. Только свет от монитора освещал её лицо, отбрасывая тени на скулах. На столе рядом лежала её полицейская карточка.

"Капитан Каллас А.Е."


Она чуть улыбнулась.

Глубоко внутри, там, где живут самые тихие мысли, она уже знала — это не будет обычное дело.

Это не будет просто расследование.

Это будет игра.

Шахматы со временем. С дорогой. С кем-то, кто говорит на том же языке.


И возможно, она единственная, кто сможет понять, как он думает.


А может быть — уже поняла.


Настя встала, подошла к доске с картой, посмотрела на последний кружок с надписью «Промзона / Ленинградка / пропал».

Там не было финала.

Там был только вопрос.

Загрузка...