
— Ууууу, девочки!!! — завизжала наша бухгалтерша Арина, — пришел главный подарочек!
Пританцовывая, в зал для дискача входит суперский дед мороз.
Настоящий, блять.
Я аж ахуела. Такой, что пробы ставить негде.
С таким поверишь в чудеса.
— Эгегей девочки! — у него микрофон у щеки, — а вот и я, ваш самый горячий…
Смотрю на его мускулы, на крепкие руки, на упругие ягодицы под бархатными красными штанами.
И меня понесло.
Охрененно брутальный, и вместе с тем красавчик.
Нет, скорее даже красавчЕГ — грудь накаченная, живот квадратиками.
А лицо… глаза смотрят прямо на меня и прожигают во мне как бы это ни было банально — дыры.
Ммм, где такого оторвали?
Ору Иришке на ухо, чтобы перекричать музыку:
— Где такого нашли-то?
— А? — не слышит, дергается в такт.
— Говорю, где оторвали такого? — киваю на новогоднего мачо.
— Че?
Берет бокал и придвигается ко мне, тоже орет в ухо. Музон долбит, просто жесть:
— Кого, говоришь, отодрали? — переспрашивает Иришка, а я сгибаюсь со смеху пополам.
А Арина, блять, уже пошла во все тяжкие. Тянет свои пухлые ручонки к его груди. И ведь угадывает мои желания.
Тьфу ты, Арина Викторовна Самосвалова, так вести себя неприлично.
— Смотри че делает, — киваю Иришке, но ту уже уносит пьяный угар.
Дедморозовский мачо стоит посреди зала и эротично двигает грудью. Улыбается и зазывает в микрофон:
— А теперь самые красивые девочки на планете…
И дальше подмигивает.
Блин. Смотрит на меня и моргает одним глазом.
Мож это… а? Мож у него тик?
Он все еще смотрит на меня. Красивый до одурения, но…
… блин, я улыбаюсь. Смотрю в ответ и растягиваю губы. Беру бокал и…
… едва-евда высовываю язык. Подношу самый кончик и мягко так касаюсь самого края. А потом сразу веду к верхней губе и неспеша так облизываю.
Все. Теперь он не сводя глаз на меня смотрит. А Аринка тянет к нему свои ручки.
Самосвалова, блин.
Отвали!
***
— Ты видела Васильковского? — Ирка орет на ухо.
— Нахрена он мне? — беру бутерброд и начинаю жевать. Иришка спрашивает про нашего ведущего финансиста, поговаривают, именно он скоро станет боссом. Не самым главным, а начальствовать над нами.
На сейчас мне как-то плевать.
— Ну это… Говорят, он на корпоративе принимает женщин.
— В смысле? — жую тарталетку с икрой. И нихрена она невкусная, только преувеличивают ценность этой икры в корпоративных меню.
— Ну как? В прямом! — пучит глаза Иришка, — он же станет скоро самым главным.
Дергано двигает бровями и тычет пальцем вверх.
А меня тянет ржать и я принимаю искусственно-серьезный вид и говорю типа как по-настоящему:
— Как, он метит в… президенты?
Закатывает глаза:
— Юля блять.
Не блять.
Я хорошая порядочная ответственная и… слегка с прибабахом на праздники. А все потому, что я офигеть как жду хоть какую-нибудь тусу.
Ибо надоело дом-работа-дом и так по кругу. А из удовольствий только — перерыв на чай.
— Он это… типа можно с ним переспать и ты потом повысишься, — уже спокойно говорит Ирка.
Мы вышли из танцзала.
— Переспать? — округляю глаза, — с Васильковским?
— А че, он же красивый мужчина. И с пользой заодно, — говорит на серьезных щах.
Охуеть польза. Повышение — за трах.
— Не, я не по этим делам, — отшучиваюсь, и угораю над ней, — а ты если хочешь — флаг тебе в руки.
Бросаю Ирку в коридоре и иду назад — танцевать.
***
— Выше-выше, — слышу бархатный голос и на минуту мне кажется, что он повелительный.
Да не, просто показалось.
Аккуратно теряюсь в толпе. Из-за чьего-то дергающегося плеча смотрю, как Дедмороз касается резинки штанов — своих широких, дедморозовских, и делает охренительно неприличное движение бедрами.
И говорит в микрофон уже точно повелительным голосом:
— А теперь, девочки, подошли ко мне!

Светомузыка долбит по глазам, нанятый диджей врубает гипнотизирующее техно и вся толпа декольтированных девочек движется к нему.
Как бандерлоги, блять.
Только я одна стою — нормальная, в адеквате. Стою себе и плевать хотела на весь этот движ.
— Ко мне, ко мне! — голос из микрофона, — все ко мне.

Чувствую, задевает за живое. В глубине что-то щелкает, кое-где мокреет. Еще не подозревая поднимаю на него глаза и…
Ахуеть.
Он смотрит на меня.
И манит пальцем, когда вся толпа наших новогодних жоп уже чуть ли не лобызает его ноги.
— Я же говорю — все, — и смотрит на меня сквозь интимную полуулыбку, и добавляет уже совсем шепотом, — все и каждая.
Смотрю в глаза, томно улыбаюсь, легонько облизываю губу и делаю вид, что сейчас пойду.
О, да! Он король и сам бог.
ОН ЖЕ АНИМАТОР!
Аниматор, блять. Кто он такой, чтобы МНЕ приказывать?
Кладу бокал на столик и с удовольствием ему показываю фак.
***
Танцую, не глядя на него, скорее даже отвернувшись от него — просто наслаждаюсь кайфом. Впереди длинные выходные и всю работу можно послать на…
— Вы что не со всеми?
Резко поворачиваюсь и, слегка не подрасчитав, врезаюсь губами прямо в плечо Васильковского.
— Ой…
— Вот-вот, — он смотрит на отпечаток моих губ на своей рубашке.
— Простите, — реально тушуюсь.
— Да нее… главное, чтобы жена не заревновала.
Вспоминаю, что он женатый и тут же смеюсь на Иришкой. У нее вечное правило — не трогай чужое, но, похоже, если речь о повышении — для Иришки везде карт-бланш.
Пожимаю плечами и отхожу, но Васильковский упрямо идет за мной.
— Смотрю, деда мороза красивого нашли вам?
— Нам? — вскидываю брови и ловлю губами трубочку для коктейля.
— Да, вам, работникам отделов. У нас то, у среднего звена свои будут развлечения, — и смотрит на меня так, чтобы я прямо тут под ним разлеглась, растеклась и сделала минет прямо прямо под столом с красной икрой.
Ага, щас прямо брошусь.
— И какие же у вас развлечения, — хватаю губами трубочку.
— Ну… подрастете повыше статусом — и узнаете.
Боже, какой он гадкий. Но внешность его тупо спасает от того, что он мега-противный — высокий рост, развитой плечевой и на рожу он вполне симпатичный.
Киваю.
— А вы не хотите эм… повысить свои знания? — хватает меня за талию.
— Нет, простите.
Из микрофона доносится:
— Диджей, давай горячей.
Музыка заметно меняет бит, он становится более медленный и чувственный. И басы — о, они так прокачивают эту самую нижнюю чакру что я прямо прусь.
— А теперь хоп-хоп-хоп, — он делает ритмичные движения грудью и типа как призывает повторять за ним.
Я тоже в уголке хоп-хоп-хоп, чтобы не разговаривать с «начальником». Не то чтобы прямо дергаю, но слегка так двигаю — немного, в меру.
— Юля… — Васильковский надвигается, смотрю на него во все глаза.
Но я блин, уже не Юля. Я — хоп-хоп-хоп, главное чтобы подальше от него.
Беру бокал и тупо иду по кругу вместе со всеми. У них там типа дедсадовский круговорот или как там это называется — кружочек под елкой. Хоровод — о, вспомнила.
Бедная моя башка…
Разгоряченный танцем и женским вниманием Санта ведет какую-то дамочку под руку. Потом вторую, потом третью…
Главное — только не меня!
Я тихонечко иду гуськом и где-то далеко оставляю возбужденного Васильковского и вместе с ним — его влажные мечты.
Музыка до того перешла на интим, что я невзначай начинаю двигать сильнее бедрами. Шаги отдают общим басом, гулом и я ай-яй-яй — кручу попой как не в себя.
— Ай, поймал, — лапы Васильковского выхватывают меня из круга.
— Нет, Степан Викторович, хватит!
Еще не хватало мне новый Год провести в объятиях Дяди Степы. Нет уж, блять.
Но он схватил меня уже сильнее, чем в прошлый раз. Держит крепко и слюнявит ухо прямо при всех:
— Не отпущу свою малышку.
И тянет за руку.
— Куда?? — луплю глаза по пол-ведра.
— Ко мне в кабинет, — говорит так томно, как жирный кот, который только что нализался сметаной.
Но этот, похоже, даже нихера не пьян. Просто такой — блядун херов, что называется.
В микрофоне горячее:
— Не забывай, крошка, — слышу из микрофона его голос, — ты всегда можешь подойти ко мне.
…
Для меня это как сигнал.
Нет, я не дура. Я понимаю, что это аниматор и у него текст расписан по нотам.
Но блять… Я могу этим воспользоваться. Просто ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ!
И я тяну к нему руки и говорю глупое куриное «уууу» и типа как иду.
Васильковский не отпускает до последнего, держит меня сначала за попу, потом за талию и уже в конце — за бантик от платья.
Ну не козел?
Я брала это платье не для его грязных рук. Вот же сука-сволочь.
— О, да, малышка, — дедмороз тянет руки ко мне, смотрит только на меня и говорит тихим интимным голосом, — бери меня, бери…
И я «беру» свою порцию новогоднего Щастья — подхожу к нему близко-близко. Не трогаю и уже даже не улыбаюсь ему. Просто смотрю.
Сейчас подойду еще ближе, обойду его кругом и нырну в дверь, а там — другой выход. Пережду, как свалит Васильковский, а потом уже вернусь. Ибо домой идти неохота — дома тишина и невымытая с утра посуда.
Нет уж, я хочу получить праздника за свои сданные деньги и я его получу!
***
Пышущий драйвом дедмороз хватает меня подмышки и быстро-быстро кружит. Проходит всего пара секунд, но моя голова…
— Ооо, — смеюсь, когда он ставит меня на пол, — я…
Губы растекаются в улыбку, хватаюсь руками за голову, пытаюсь устоять. Но высоченные шпильки-лодочки, купленные специально по этому случаю, охеренно уже так натерли и я делаю шаг и…
— Аах! — взвизгиваю и лечу.
***
— А вот падать к моим ногам вовсе не обязательно, — слышу, он говорит уже не в микрофон. А так.
Он успевает меня схватить, пока я еще не долетела до пола.
— Какая красавица, — его цепкие руки сжимают меня под грудью. Типа — не спецом, а чтобы я не упала — подмышками. Жмут крепко, так, что аж больно.
— Я… блин… оступилась, кажется…
Ору, по привычке, как сумасшедшая, но музыка уже не долбит. Звучит, но где-то вдалеке — уже так тихо, интимно.
Он помогает встать, аккуратно меня ставит на ноги — как в крестовину новогоднюю елку.
Благодарю его, оборачиваюсь и вижу — все смотрят только на меня.
***
У меня задралось платье так высоко, что полностью обнажило мою задницу. Стыдливо прикрываю красные стринги, натягиваю подол ниже чем он задуман и охуенно его так рву.
Треськ — раздается прямо при дедморозе.
Вмиг краснею. От моей былой уверенности в себе — не осталось и следа.
Че за хрень?
— Блядь, — срывается с губ и уже тише, себе под нос, — че делать?
Диджей врубает музыку погромче, чтобы не было слышно моего мата. А дедмороз берет меня на руки, ловко скрывая дыру на моем попце и шепчет на ушко:
— Пойдем, я помогу.
На руках он заносит меня в комнатку, где он и диджей переодевались. Вдыхаю аромат мужского одеколона и ощущаю, что сильнее всего пахнет даже не в комнате, а от него.
— Ммм, какой парфюм, — говорю, чтобы хоть как-то унять стыд.
— Хочешь ощутить его поближе, — и улыбается, но вовсе не пикантно, а как-то так по-молодежному круто. С вызовом, что-ли.
Улыбаюсь, но потом не могу больше сдерживать смех. Ржу.
— Я могу предложить тебе вот такой халат, — и показывает большой, дедморозовский, — но лучше надень вот это…
В его руках появляется охрененно-блядкий прикид. Женский — костюм эротической снегурочки. Микроскопическое, но бархатное красное платье внизу с белой оторочкой — мягкий приятный мех. И бантик на груди, и белый поясок на талии.
— Не нравится? — спрашивает, протягивает.
— Нравится, но…
Берет стул, садится напротив и говорит таким властным тембром, что я на миг забываю, что передо мной — простой аниматор:
— Давай ты просто попробуешь. А потом уже скажешь свои «но».
***
— А третьего не дано? — наивно спрашиваю.
— Не, разве что сниму с себя, — ухмыляется.
Морщу носик.
— Не, надо.
И представляю его голым — смуглое накаченное тело, дразнящие соски, охренеть какая попа-орех и руки. У него такие красивые руки, местами зататуированные — сейчас сблизи вижу, а около плеч охеренный рельеф.
Закрутить что-ли с аниматором?
И тут же смеюсь своим мыслям. Нет уж, мужчина — как подарок, он не должен быть бюджетным. Выбирать надо статусных и серьезных, — так мне с детства говорила мать и я с ней согласна на все сто.
Или на девяносто девять.
— Халат — так халат, — говорю я Дедморозу и…
… выхватываю из его рук короткое блядское платье Снегурки.
И мы оба как кони ржем.
***
— Может выйдешь, а? — смотрю на него нагло, — а то мне типа переодеться…
Улыбается.
— А че, я мешаю?
— Вот неа, — выразительно так улыбаюсь.
— Ну тогда давай при мне.
Рассаживается на стуле так, что ноги врозь — коленки, а сам ложится — опирается на спинку.
— Не, я так не играю. Дай мне переодеться, — первая перехожу на «ты»
Ведет взглядом по моей фигуре — этакий оценивающий сверху вниз. И, судя по лицу, остается доволен.
Смотрю на него и чувствую, что завожусь от такой наглости. Он — простой аниматор и смеет меня оценивать!
В щекам бросается краска и хочется что-то ему сказать, но он встает и идет к выходу. У порога оборачивается, ловит мой взгляд, подмигивает и смешным жестом из пальца стреляет в потолок.
***
Платье мне оказалось впритык — не знаю на какую Снегурку это шито. Возможно, на девку с дистрофией, хотя по виду одежка мне казалась широкой.
Я растолстела?
Нет. Я просто поела оливье.
Выхожу и ищу глазами Его и сразу себя останавливаю. Так, стопэ — зачем мне это надо?
И уже успокоившись — нетвердо иду.
Шампанское — в голове, рваное платье — в руке, сейчас только кину его в своем кабинете. Там должно быть открыто, ключей с собой у меня нет, значит…
… открываю на себя дверь и тут же попадаю в липкие объятия:
— А вот и я, — Васильковский уже слегка подшофе, — ты это…
Осматривает мой костюм и судя по мутной роже еще больше заводится:
— Ценю креативных. Мне понравилось, — довольно кивает головой, типа хвалит меня за выбор.
Он что, подумал что я… спецом для него???
Охуеть!
— Я просто… у меня порвалось платье…
Неужели он не видел?
Но его руки действуют слишком неприятно — мигом оказываются у меня в трусах. Юбка Снегуркиного платья короткая и трусики совсем рядом.
— Моя девочка сейчас поработает, — жадными пальцами он вцепляется мне в ягодицы и прежде чем я успеваю подумать… прежде, чем вспоминаю серьезные щи Иринки — наотмашь бью эту рожу по морде.
Нечего.
Чтобы знал!
Но Васильковскому хоть бы хны:
— А я люблю… с характером.
— Отвали, слышишь?
Еще раз луплю эту потную шею уже сильнее и готовлюсь коленом дать в пах.
— Ты че себе позволяешь, Степа блять? — готовлюсь дать кулаком в рожу.
Но его руки с такой силой раздвигают мои половинки, что глаза лезут на лоб, а рот — делает совсем не то, о чем тайно мечтает Вальковский. Мой рот собирает губы в трубочку и я как заору ему в ухо:
— Ты че, совсем что-ли охуел, пьяная рожа?
И следом шлю его нахер.
Какие-то шпунтики щелкают в его голове и он вдруг молча отнимает от меня руки.
Смотрю ему в лицо и вижу уже вовсе не Степку Васильковского, а Степана Викторовича — будущее начальство.
— Вот, значит, ты как разговариваешь…
Лицо суровое.
Глаза серые.
Рот застегнутый — только что был липким, влажным, а сейчас — как у рыбы. И злые глаза.
Охреневаю от его слов. Он совсем еще не начальство, да даже когда станет — всего лишь ведущим по нашей группе. А понты…
Повторяю еще раз, только теперь уже с чувством:
— Дорогой Степан Викторович, — он приосанивается, глаза сразу заблестели идиотским блеском.
А я размашисто так — как будто бы жирным шрифтом:
— … пошел на хер!
Выхожу и со всей дури — а ее у меня много — хлопаю дверью.
Ибо насрать.
***
Иду в общий зал, но настроение уже практически на нуле. Хрен знает че может еще устроить мне этот Васильковский. А работа мне как бэ дорога.
Но и прогибаться под шефа — так себе идея. Я вот, со своим характером и чтобы прыгать в койку по приказу — да ни за что!
Иду в общий зал, там рубит музон, диджей уже порядком подзадолбался и включил типа как однообразный дискач — все равно уже пьяные все.
Я подхожу к столу, беру бутерброд — на нем как-то мало икры, но я и не любитель. А потому цепляю жирненькую шпротину и кладу ее сверху — она сияет аппетитным масляным бочком. И так и хочется ее съесть…
Я уже облизываю губы представляя, как эта жирная маслянистая штука сейчас меня порадует и слышу бархатное в микрофон:
— Ну что, девочкииии…
И поросячий визг наших дам.
— … пошлаааа жаааараааа!
Как шпроты в банке, — смотрю на наших бухгалтерОв — по-другому и не назовешь — и просто дурею. Они так липнут к нему, как будто мухи на…
… пчелы на мед.
— Ну ты, я смотрю, воспользовалась моим советом, — тон Иришки становится ледяным, — угумс?
Смотрит свысока.
— В смысле? — жую бутерброд и очень стараюсь не уронить на чужое платье жирную шпротину.
— Че придуриваешься. Первая побежала повышаться к Васильковскому?
И главное, опять все на серьезных щах. Вот же подвезло мне с коллегой…
— Ты че? Че имеешь в виду?
— Я видела, как вы уединялись в кабинете.
— Вообще-то… — меня пробивает на словесный понос, — это он меня там поджидал и…
— Вот-вот! — сразу же торжествует, — решила первая присесть на тепленькое.
— На че присесть? — реально не понимаю.
А Ира злится как грязная дворовая кошка.
— На че на че… На член!
Одаривает меня крайне ненавидящим взглядом и добавляет, уже обернувшись, через плечо:
— Я всем расскажу, как ты пробиваешь себе дорогу, — и улыбается мерзко.
Тут же резко вздергивает подбородок и ярче солнца улыбается аниматору. Раскидывает руки в стороны и с объятиями движется к нему.
***
Дедмороз с ней влегкую танцует, кружит и слегка даже обнимает — видно, по регламенту ему положено. Ну, чтобы охватить вниманием всех дам.
И «не дам» — в смысле скромных, тех, кто сам не бросается.
Ирка зажигает с ним так, как по-хорошему — трясла бы сиськами в постели у Васильковского, ей ей так уж надо «хорошее место».
С хуяли она тут?
Выпиваю еще бокал, закусываю долькой ненавистного апельсина и мчу на передовую — на людей посмотреть и себя показать.
***
— А я смотрю наши девочки передохнули и готовы еще, — он так и говорит в микрофон и я вмиг влажнею.
Краснею.
В животе становится томно и сладко, и немного даже больно от нахлынувшей крови. Реально — прилило. Он сказал так, словно он уже… будто я с ним уже в постели…
Слышу уже рядом:
— Ну-ка ну-ка…

Оборачиваюсь и вижу, как он заводит танцпол — наш офисный, но от того не менее развратный. Он двигается так мягко, так эротично-грациозно, что глядя на него я просто теку и… видно что-то ударяет мне в кровь…
И я начинаю выебываться — в танцевальном смысле этого слова. Закрываю глаза, бедра двигаются так, словно моя цель — соблазнить всех мужиков на свете. И я-то понимаю, что у меня это выходит круто — десятилетку хореографии никуда не деть.
А вот Арина Петровна и Иришка… да и все остальные коллеги — пельмени-да вареники с одной только разницей: у половины наших девочек эти самые вареники на лице.
И я прусь в центр толпы, но быстро понимаю — тут пахнет духами и очень душно. А потому, танцуя, я подхожу близко к танцполу, двигаю бедрами — уверенно.
Я очень круто умею танцевать.
И… без тени стеснения и без промедления иду к нему. Зазывно улыбаюсь — чтобы хоть как-то развеяться — и игриво провожу пальчиком по его груди.
И смотрю в глаза. Понимаю, что слишком… посчитала себя храброй.
Он слишком красивый, глаза — уверенного черта, харизма и мимика — дьявола в костюме дедмороза.
А его грудь… синяя татуировка так и манит дотронуться и я, слушая бум-бум-бум — касаюсь и веду пальцем по линии…
Перехватывает мою руку, смотрит в глаза. Сжимает мои пальцы так, что кольца больно тревожат суставы.
— А вот главная Снегурочка дедмороза, — показывает сначала на меня, а потом тычет пальцем себе в грудь.
Резко разворачивает меня лицом к себе — с мужской, скорее даже интимной резкостью. И я тут же представляю, что он так перевернул в меня в постели…
Блин, Юля, блин.
Он вполне прилично берет меня за запястья, разводит мои руки в стороны и мы танцуем типа ламбаду.
Все прилично. Лицом к лицу. Хотя что тут может быть приличного…
Его руки на моей талии и он прижимает меня к себе все ближе…
И рывком поворачивает!
— А ты горячая малышка, — шепчет.
Теперь я как в самых неприличных танцах — спиной к его лицу. А если говорить как есть — попой неподалеку от его члена.
Вот ведь… санта, мать его, клаус!
…
А он продолжает, музыка становится горячее, басы уже не тац-тац-тац, а что-то вроде пум-пум-пум. Басовитее и серьезнее и, как будто, медленнее…
Его руки плотнее обхватывают мою талию. Он крепко меня держит…
Приближает… вжимает… и как будто еще притягивает. Но куда уже ближе???
Я же на каблуках! Я просто отдавлю ему все ноги во время такого танца. Я же…
… и вдруг ощущаю, как очень близко и уже практически внаглую вдавливается…
… сзади, прямо там, где зазывно трепыхается моя короткая снегурочковая юбка…
… его выпирающий через дедморозовские штаны бугор.
— Снегурочка, а подарочек мой где? — он хрипло шепчет на ухо.
Его дыхание обжигает мою щеку, а рука уже скользнула с моего бока вниз, к краю юбки...
… он властным жестом забирается мне под подол и я не успеваю среагировать, как он быстро обхватывает мою ягодицу, сжимает и с силой раздвигает в сторону.
У меня все расширяется от такого грубого захвата, и от этого еще больше намокает.
И только я хотела дернуться, как он уже отпустил ягодицу, вынул руку из под платья. И уже довольно прилично сжал поверх ткани мое бедро.
И все это время я продолжала танцевать — как нас учили в школе танцев:
«что бы ни случилось — продолжайте несмотря ни на что!»
И сейчас бы спросить у той учительницы — даже возбужденный член партнера — не помеха?
И если его рука сжимает мою попу?
Думаю, учительница бы стушевалась и не знала что ответить. Но не факт.
Продолжаю отплясывать под горячие басы и ощущать, как его пальцы уже поверх ткани гладят мои бедра.
А этот самый «посох» массирует меня сзади. Трется, движется вверх вниз, а когда его пальцы крепче сжимают мое бедро — вжимается, будто хочет пробурить.
Прямо сейчас.
Через одежду.
Волнуясь, продолжаю танцевать, а в голове не пойми что: уйти?
Обернуться и сказать «нахал»?
Ну скажу — и че? Он же просто улыбнется и я растекусь перед ним так, что сама себя не соберу.
Что же делать…
И в голову приходит чисто женское: возбудить его еще сильнее. И… эпично уйти. Слиться. Смыться.
А че?
Хороший план!
Осталось дело за малым — воплотить его в жизнь.
Иии… я отрываюсь от души. Позволяю ему все-все-все и двигаюсь так, что без трех бокалов винца я бы застеснялась. И вхожу в такой раж…
— Ммм, — срывается с губ, они влажно приоткрываются. Мне хочется танцевать еще и еще…
Невесть откуда дедмороз берет бокал, подает мне — и я махом выпиваю. Голову ведет, но у меня внутри — шило в заднице, а в груди — вулкан. И эта гремучая смесь меня заставляет обернуться… положить руки ему на плечи и у всех на виду обнять.
Его ладони уже на талии,чувствую, как он обнимает и гладит. С танцпола послышалось одобрительное «ууууу» и это еще больше заставило меня разойтись и я уже смотрю на него крайне развратно…
…
… это все равно все игра.
Я могу быть какой хочу… хоть дикой тигрицей, хоть мягенькой кошечкой.
Этот парень — одноразовая игрушка, простой обычный аниматор и я для него — недосягаема, как бог. Что захочу, любой мой каприз — он тут же исполнит.
Он же — мальчик за деньги.
За деньги он надел на себя дедморозовский колпак и отжигает у нас.
Где его нашли — Иринка мне так и не сказала, швабра. Наверное, вызвали по объявлению.
Сняли, — мелькает в голове, как снимают же девок по вызову. Только здесь все наоборот: я богиня, а он — мой новогодний сюрприз. И сегодня я с ним сделаю все — все что мне захочу.
…
— Ууууу…
— Юлька отжигаааай, — орет кто-то из молодых, а Арина — бухгалтерша смотрит недовольно. Дарю ей свой безразличный взгляд и вижу за ее спиной Васильковского, в которому липнет Иришка.
Ну, думаю — так им и надо, сладкая пара. Только Васильковский стоит, скрестив руки на груди и вообще не глядя на Ирину. И как только я посмотрела на него — сделал мне жест «иди сюда».
Ну да, ну да.
Щас прям.
Разбежалась.
Таким жестом подзывают проституток, шлюх там и прочих девиц.
А я — богиня и… мой статус подтвердит мой новогодний подарок.
В танце поворачиваюсь к дедморозу и вижу, он смотрит на меня не сводя глаз. И улыбается так, что я понимаю:
даже среди голливудских не так просто найти ТАКОГО красавца. А этот — должен быть на Олимпе мировой славы хотя бы из-за внешности.
Но судьба распорядилась иначе — он тупо аниматор.
И я даже рада, что именно так.
Оглядываюсь — смотрит ли на меня Васильковский и вижу, как он пялится не мигая. Прямо на его глазах обхватываю посильнее дедмороза и прижимаюсь всем телом.
О, да, — проплывает в голове, когда я сосками упираюсь в его грудь.
Я сегодня пришла без бюстгальтера, потому что новое платье было сразу с поролоновой вставкой, да и я люблю когда а-ля натурэль.
И сейчас мои соски практически трогают Его. Пускай и через ткань, но…
… и бум-бум-бум еще и это усиливает.
Он с силой проводит ладонями по спине и опускает руки — прямо при всех — на мои ягодицы. И резко сжимает.
Вскрикиваю, но не отшатываюсь.
Приятно, черт.
А он шепчет мне на ухо — говорит в голос, но так, чтобы кроме меня никто нас не слышал:
— Малышка, в полночь карета превратится в тыкву, а я — стану твоей супер-звездой.
Он говорит горячую речь, желает всем «щастья в наступающем…» и они вместе с диджеем складываются и идут в комнату переодеваться.
Черт, мне же надо платье отдать! А как мне быть… че, переодеваться в свое дырявое?
Не успеваю подумать над этим вопросом, как меня обнимают горячие руки. В том же виде что и выступал — он крутит на пальце ключи с логотипом бентли и обнимает меня за талию.
— Помаши всем ручкой, красавица, — шепчет на ухо.
Вижу Васильковского и чтобы он окончательно охренел — действительно машу.
— До свидания, — орет ему Арина и обращается ко мне, — а ты куда?
Но не успеваю я открыть рта, как дедмороз отвечает ей за меня:
— У дедмороза тоже должны быть подарки. Сладкие.
Он улыбается ей так в то же время красиво, и вместе с тем нагло, что глядя в его лицо, на улыбку, на его по-пацански-уверенные жесты — я просто рассыпаюсь бесформенным месивом в его руках и горячо теку.
***
— Пойдем, — он говорит, когда мы выходим за порог.
И только я собираюсь ему возразить, как он говорит спокойно, на выдохе:
— Проведем время вместе. Интересно, — и добавляет уже риторически, — такая ночь бывает только раз в году.
***
Раз в году, — повторяю про себя и понимаю — реально хочется чуда. А то со взрослых времен привыкла только к учебе, работа и если Новый Год — то это не больше чем селедка и оливье.
А хочется, чтобы горячо!
Хочется… женского чуда, чтобы весь такой супер стар, молодой — душой и телом и еще и ОХЕРИТЕЛЬНО КРАСИВЫЙ.
Да еще и такой, на которого все наши бабы штабелями послетали. И вовсе не за повышением.
А просто так.
Из-за его охуительной красоты.
***
— Ты же не маньяк, — смеясь спрашиваю. Смотрю, как он открывает шикарный бентли и замираю при виде крутого салона.
Вот честно, раньше не знала чем именно отличается салон бентли от моей. У меня так-то тоже кремовая кожа, но у него это все выглядит тааак дорого.
Теперь понимаю.
Очень понимаю.
Бентли — это реально высший класс. только откуда у аниматора…
Не успеваю додумать, как он отвечает:
— Маньяк-маньяк, — кидает с улыбкой, — вечерами маньячу, а по праздникам — на корпоративах, хах, подрабатываю.
Последнее слово он произносит с особой усмешкой.
— Подрабатываешь? И много дают? — задаю вопрос и чувствую, что не к месту.
Ему становится еще смешней. Он вальяжно садится на водительское — я рядом — и говорит абсолютно серьезной интонацией:
— Сегодня — вот много даже дали… — кончики его губ плывут вверх, — тебя.
***
Он кладет руки на руль и я смотрю на его пальцы — кисти — забитые наколками. Руль обхватывают пальцы — в дорогих перстнях. Может, с китайского магазина? — пролетает в башке.
Но я смотрю на их блеск — матовый, это явно белое золото, его ни с чем не спутаешь.
— Мы… куда? — спрашиваю, слегка охренев от контраста.
Он ведь ПРОСТОЙ АНИМАТОР.
Своего рода — мальчик для битья. И я хочу сейчас взять его по-своему, оседлать сверху, попрыгать на нем не до конца, как хотят мужики, а на свою глубину.
И потом уже лечь так, чтобы сверху был он и финишировать как минимум трижды…
— Алле, ты слышишь меня, красавица? Как тебя зовут?
Какой вежливый маньяк.
— Меня? — тычу пальцем себе в грудь.
Боже конченая дура.
— Юля.
Он только хотел назвать свое имя, как я его перебила:
— А ты будешь мой дедмороз.
Он улыбается горячо и, одновременно сладко. Делает молодежный жест двумя пальцами — сначала себе в глаза, потом мне. Типа следит, глаз не сводит с меня.
Оуу… Это уже чертовски приятно.
Он касается моего плеча, притягивает — и я уже мигом в его объятиях. Легким жестом он задирает подол, сдвигает трусики вбок и касается разгоряченного бугорка.
— Я отвезу тебя…
— В Лапландию? — перебиваю.
Пытаюсь шутить, но внутри уже все заливает удушающим, алым…
— Практически. Есть одно место, — он переводит пальцы еще ниже, прямо во влажное лоно, — где нам не помешает никто…