«Мир как будто надвое расколот
За витрины голубым стеклом,
Тихо плачет манекен бесполый —
Кукла с человеческим лицом.
Станет он перекати-поле,
Станет ждать, чтоб жар надежды стих,
Чтоб одну стеклянную неволю
Разменять на тысячу,
Да, разменять на тысячу других».
Пикник «Кукла с человеческим лицом»
От автора
В романе вводится понятие «исорг» — искусственный организм. Это не киборг: внешне ничем не отличается от человека, но манера говорить и интонация выделяются по сравнению с обычными людьми. Они не обладают самостоятельной волей, но имеют собственные мысли. Исорги определённой модели — клоны одного человека, полностью на него похожи. Их называют по первым буквам имени особи, у кого взяли клетки для клонирования. У киборгов внутри тела есть металлические части, у исоргов — нет, они управляются с помощью чипов. Если киборга создать на основе клона, то у него останется личность, у исоргов её изначально стирают воздействием на чип.
Невозможно точно определить жанр произведения. В нём смешаны киберпанк, антиутопия, есть элементы фантастики, мистики и фэнтези.
Роман представляет собой большой архив, собран из записей, наблюдений, мыслей разных героев — поэтому во многих главах повествование ведётся от первого лица. Чтобы показать все события, введено несколько «я»-образов. Один из героев стоит особняком — он собирает все записи и наблюдения со стороны.
Виталий. Запись № 1. Город 33
Осеннее солнце ярко осветило комнату сквозь не закрытое занавесками окно. Я лениво потянулся, встал с кровати и разутым прошлёпал в уборную. День начинался обыкновенно, но в душе́ поселилась смутная тревога. Предчувствие перемен не покидало всё утро.
Я заглянул в соседнюю комнату. Сестра Ольга безмятежно спала. Она всю ночь провела за компьютерными играми. Отец сидел в уголке и гулюкал. Он сошёл с ума, когда мне исполнилось всего шесть лет. Мама ночь просидела перед визором и широко раскрытыми неспящими глазами пялилась в потемневший широкий экран на стене (слышал от друга, что люди называли прибор телевизором, но быстрый темп жизни и стремление сокращать слова дали другое название).
Тяжело вздохнул и покачал головой. Мама лишилась разума вскоре после моего пятилетия. С того дня мы с сестрой вынужденно ухаживали за родителями.
Я подключил к разъёму визора зарядное устройство, присел на кровать и задумался. Неужели стану «овощем» подобно родителям? Почему все обречены на безумие?
Плохо, если ребёнок не хочет взрослеть. Но я не желал становиться таким — полубезумным идиотом, и благо ещё мирным. Сверстники махнули рукой — если станем сумасшедшими, то нескоро, а пока живём и наслаждаемся всеми доступными удовольствиями.
Роковая дата — двадцать пять лет. Не знаю, почему, но все горожане (а деревень и сёл, поговаривали, не осталось, их снесли), когда доживали до первой серьёзной вехи, теряли рассудок и оставались помешанными до смерти. В европейских странах продвинутая молодёжь пришла к власти и приняла закон об эвтаназии по достижении сорокалетнего возраста. В интернете поговаривали, что её применят по всему миру и низведут число лет до тридцати. Но у нас в России медлили.
Люди потеряли счёт годам, и никто не помнил, когда началась пандемия безумия. Если судить по старым фильмам и передачам, что крутили по визору, раньше взрослые вели себя вполне вменяемо. Но потом произошёл кошмар. Есть одна архивная запись — её, наверное, смотрели все. Увиденное вызывало отвращение, омерзение: тысячи людей на своих рабочих местах, в домах и на улице буянили, крушили мебель, изображали животных. Те, кто ещё оставался в здравом уме, вкалывали им успокоительное. Другие сумасшедшие прыгали с высоты, бесславно прерывали жизнь. Третьи мычали, ползали по асфальту или полу. Бесстрастный молодой репортёр сообщал: «Неприглядную картину увидели сегодня жители городов по всему миру. Вирус безумия возник из неизвестного источника и поразил всех взрослых людей. Мы предполагаем, что сумасшествие ещё не охватило молодых людей в возрасте до двадцати пяти лет, но поразило всех, кто старше. Обезумели все: обычные работники и гениальные учёные. Некому найти средство от неизвестной болезни».
То, что мы увидели по визору, не полностью отражало правду. Восемнадцать лет назад отец рассказывал, что вспышка безумия распространялась постепенно, вспыхивала то в одном городе, то на следующий день – в другом; этот репортаж засняли, видимо, когда страшная болезнь охватила весь мир. В первую очередь вирус поразил двадцатипятилетних, затем — всех, кто старше. С тех пор мы живём вместе с идиотами, без малейшей надежды справиться с неизвестной болезнью, поскольку провалились все попытки молодых учёных разобраться в произошедшем.
Я резко поднялся с кровати, надел серую, полинявшую от времени футболку (новой одеждой разживались не все — однотипные костюмы нечасто изготавливали на автоматической фабрике), посмотрел на отражение в зеркале. Угловатое и бледное от постоянного беспокойства за родных лицо; русые волосы отросли до плеч — неохота стричь; тёмная бородка; глаза с необычными зрачками — синий цвет переходит в зелёный. И некрасивые морщины на лбу и щеках.
Мне двадцать четыре года. Не хочу терять разум. Почему отличаюсь от беззаботной молодёжи? Сказалось воспитание отца — когда он ещё не стал сумасшедшим, всегда твердил: «Не повтори, сынок, моей ошибки — я потратил время на развлечения, смирился и не искал способы справиться с безумием».
Я тяжело вздохнул, отбросил прочь воспоминания и отправился на работу — чтобы содержать родителей, нужны деньги. Да и сестра ждала ребёночка, потому я не любил, когда она, будучи на седьмом месяце, ночи просиживала за компьютером. Вообще терпеть не могу игры. Попробовал их на «вкус» лет в пять и забросил. Знакомые считают меня отсталым: у них почти все разговоры касаются игр. Мне плевать; они не задумываются о будущем. Похоже, не верят, что пройдёт несколько лет — и станут помешанными.
Мы с другом Михаилом работаем на фабрике по производству псевдопродуктов — ими питаются все. Что такое настоящая еда, мы знаем лишь благодаря визору и старым сериалам и передачам — новых никто не снимает, актёрское искусство вымерло. Молодёжь интересуют компьютерные игры, бесплатный интернет и вечерние безудержные тусовки. Последние я не посещаю — не по пути со странными людьми. Они дёргаются в безудержном ритме под оглушительную музыку. А если это верный путь к сумасшествию? Тогда не лишне уберечь себя от подобного «удовольствия».
Повседневная рутина поглощала меня полностью: работа на фабрике, забота о сестре и родителях, встречи с друзьями – всё это сливалось в нескончаемую вереницу дней, медленно и неотвратимо приближало к роковой дате. Все поневоле смирились, что обречены на безумие, да и не видели выхода из ситуации. Покинуть город, расстаться с привычным укладом — для меня и других людей подобная мысль сродни сумасшествию: не выживем за пределами привычного цивилизованного мира.
Поэтому мы с Михаилом — другом с соседней улицы — в очередной раз неохотно плелись на работу. Мелькнула мысль: даже не знаю, как произвожу псевдопродукты. Весь труд — встать возле угловатого аппарата высотой до плеч и нажимать соответствующие инструкции кнопки. Я выбирал продукт и сверялся с дисплеем, сколько различных ингредиентов осталось. Михаил рассказывал, что однажды подменял знакомого и загружал компоненты в другой прибор. Он недоумевал: почему рабочим толком не расскажут о тонкостях технологии? Если случится поломка, кто починит аппараты?
Рассказ об Альве. Остров Надежды
Рыба опять не клевала. Альва тяжело вздохнула и с тоской посмотрела на неподвижный поплавок. На отдалённом острове Надежды царствовала осень — сезон обильных урожаев в теплицах. Но вместо сбора плодов и овощей мачеха заставила девушку рыбачить.
Альва присела на кромке невысокого прибрежного обрыва, устало опустила босые ступни в водную гладь — та, чьё имя издревле означало «эльф», не боялась холода. Она любила природу и бережно относилась к ней; спокойно гуляла зимой в лёгком платье — к подобным испытаниям ещё в детстве приучил жестокий отец. Он часто выставлял её за порог полуодетую.
Девушка выглядела соответственно имени — словно легендарный альв или, по-современному, эльф: в неброской светлой одежде, с тонкой талией, гибкая и ловкая. Лицо с мягкими чертами обрамляли спадающие русые волосы, а из-под них вечно торчали уши. Альва не обращала на это внимания. Её заботила не внешность, а жизненные неурядицы.
«Снова возвращаться в посёлок с пустыми руками. Старейшины осудят меня. Нет ничего хуже остаться изгоем. Лучше б я занималась сбором плодов, чем сидела без дела. Но почему они не понимают? Природа не терпит агрессии — с ней надо жить в гармонии, единении. Но, когда об этом говорю, всегда находится охотник, чтобы проучить», — невесело размышляла девушка. Она задумчиво смотрела на ленивые волны.
Деревню на юге отдалённого, оттого полузабытого острова Надежды, миновало злое поветрие, пришедшее на материк. Просмотренные в детстве архивные видео об эпидемии сумасшествия ужасали. Впоследствии старейшины поселения приказали разбить все визоры и компьютеры. Альва ничего не имела против: считала технику ненужной и разрушающей мозг человека. Но после всего произошедшего они не смогли ни с кем торговать — сумасшедшим стало не до острова. Жизнь в деревне превратилась в суровую борьбу. Питались рыбой и тем, что выращивали в теплицах.
Она не помнила матери – та погибла, когда Альве не исполнилось и года. Отец никогда не уважал прежнюю жену и вскоре нашёл другую. Девушка стала нелюбимым чадом для отца и мачехи. Едва ей исполнилось три года, пришлось познать тяжесть труда и бесчисленных поручений.
Община не слишком хорошо относилась к Альве. Изначально все жители деревушки – члены секты — веровали в некого единого бога, но не называли его имени (девушка всегда недоумённо пожимала плечами: неужели одно всесильное существо управляет миром?). После событий на материке вера ослабла, но старейшины сплотили людей, заявили, что деревня – избранная: «Если выживем, а все на материке сойдут с ума, наша великая миссия — возродить человечество». Альва не верила: все в посёлке — домоседы, не склонные к путешествиям, и вряд ли бы выбрались с острова, чтобы заселить опустевший материк. Попытки поспорить по этому или любому другому поводу приводили к избиению.
Девушка верила в силы природы: благодаря им чувствовала радость жизни. Альва задумалась: зачем сидит на берегу, если всё равно ничего не поймает? Аж противно: не любит никакого насилия над природой. Лучше плавать, чем рыбачить. Ей восемнадцать лет, прекрасно справляется с вёслами.
«Может, уплыть отсюда? — пришла неожиданная мысль. — Но куда?». Альва вытащила бесполезную леску с поплавком из воды и положила удочку рядом.
«На материк нельзя — там все сумасшедшие. На других островах жизнь наверняка не слаще. Куда отправиться, и надо ли?» — размышляла она. Альва оглянулась, на виднеющиеся вдали домики деревни и подумала: «В общине я никому не нужна, рано или поздно стану изгоем. Нет желания выходить замуж ни за одного из грубиянов, чуть что норовящих взяться за розги. Значит, уплыву подальше от острова, но куда?»
Девушке вспомнился один эпизод из детства, когда её жестокий в делах и словах отец смотрел новости по визору — старейшины ещё не пришли к мысли уничтожить технику. Весь мир обезумел. Новости ранили душу маленькой девочки. А потом показали сюжет, что архипелаг Шпицберген избежал морового поветрия. На близкие от их поселения острова хлынула волна эмигрантов из России.
— Сумасшедшие русские, — сказал отец. — Скупают дома и земли в тщетной надежде спастись. Увы, они безумны – только мы сохранили чистоту мысли.
Вспомнив о его словах, Альва подумала: «А если на других островах архипелага вправду избежали бедствия? Вряд ли жизнь там сильно отличается от нашей, но лучше попробовать. Хватит терпеть беспрестанные издевательства со стороны отца и неродной матери! Надоела жизнь в посёлке, где никто меня не любит и не понимает».
Альва подскочила – не до рыбалки! — и побежала к оврагу. Там, в углублении рядом с чахлым кустарником, она прятала про запас пищу — овощи, немного солонины. К тайнику всегда прибегала в те страшные дни, когда отец или мачеха прогоняли её и запрещали возвращаться раньше, чем через трое суток. Они морили девушку (неродная мать не раз говорила: «Да сдохни поскорее!»), часто лютой зимой безжалостно вышвыривали за порог. Но Альва никогда не болела и почти не воспринимала холод. Голод утоляла припасами. Она ощущала: животные понимают, зачем прячет пищу, и потому не трогали продукты.
Сколько себя помнила, девушка чувствовала, что природа во всём помогает и живо откликается на добрые и светлые мысли. Она понимала, что всё вокруг наполняет незримая энергия, и училась ей пользоваться, чтобы оставаться здоровой. Альва ощущала, что спящие зимой кустарники словно просыпаются, слышала их речь в шумящих ветвях.
Девушка полностью опустошила тайник и положила припасы в заплечную котомку. Альва поклонилась природе, поблагодарила за дружбу и помощь, затем стремглав понеслась обратно к берегу.