Пролог

— Ты думала, я не убью тебя за это?

Его голос прозвучал так тихо, что я сначала решила — это шепчет метель за окном.

Но нет. Это был он.

Мой муж. Лиотар Алуа. Тот, кто целовал мне ладони ещё утром.

Тот, кто, глядя в зеркало, поправил мне прядь волос и прошептал: «Надень браслет. Пожалуйста. Для меня».

А теперь он смотрел на меня так, будто я — не жена.

Будто я — предательница.

Будто я — уже мертва.

Я сидела, впившись ногтями в бархат сиденья кареты. За окном метель гнала снег по чёрным дорогам, но внутри было хуже: лёд рос у меня в груди, медленно, неотвратимо, сковывая дыхание.

— Я же однажды сказал. Если изменишь, я тебя убью. Браслет, — глухо произнес Лиотар. А в его голосе появилось что-то зловещее, пугающее. — Тот, что я подарил тебе неделю назад. Тот, что ты «не могла найти среди сокровищ». А сегодня он был на запястье генерала Моравиа. Тебя это не наводит ни на какие мысли? Или все-таки наводит?

Я открыла рот. Хотела сказать: «Это невозможно». Хотела крикнуть: «Я не изменяла!»
Но слова застряли, как осколки стекла в горле.

Потому что я действительно не надевала его на бал.
Потому что служанки действительно искали его часами.
Потому что я действительно не прикасалась к генералу — даже взглядом. Хоть он и был восхитительно красив. Высокий, широкоплечий, с царственной осанкой, он просто купался в женском внимании. За один взгляд его серых глаз женщины были готовы пожертвовать правилами приличия. За одну усмешку на красиво очерченных губах можно было, по уверениям присутствующих, отдать даже титул. А за изгиб черных бровей, словно он смотрит и проверяет тебя на прочность, дамы готовы были расплатиться браком и позором. Лишь бы… Лишь бы…

Но я не разделяла их ажиотаж. Не то чтобы я не находила генерала Энгоранта Моравиа некрасивым. Просто я любила мужа. И кроме него мне никто был не нужен.

Если генерал Моравиа был огнём — тёмным, опасным, но живым.

А Лиотар… Лиотар был луной. Прекрасной, далёкой, холодной.

Его длинные светлые волосы, всегда собранные в искусную прическу или ниспадающие свободно, как сегодня, казались выточенными изо льда. Он носил богатство так, будто оно — его вторая кожа: бархат, серебристый мех, перстни с сапфирами. Каждый камень — попытка доказать миру: «Я достоин». Но за всей этой роскошью скрывалась привычка быть отвергнутым — сыном, которого признали, но не приняли.

Но браслет… Подаренный мне мужем браслет был на генерале. Я видела это сама. Вспышка рубинов в свете люстры. Шесть камней, как шесть глаз, смотрящих сквозь меня.

— Я не изменяла! — вырвалось у меня. — Я даже не подходила к нему ближе чем на пять шагов!

На мгновенье его рука дрогнула, чуть потянувшись ко мне. Словно по привычке. Чтобы утешить. Но муж сжал пальцы в кулак и отвёл взгляд к окну, где метель хлестала по стеклу, будто пыталась стереть весь мир.

Лиотар наконец повернулся. Глаза голубые, льдистые, пустые. Не гневные. Не ревнивые. Просто… мёртвые.

— Ты думаешь, мне важно, спала ты с ним или нет? Мне важно, что ты отдала ему мой знак. Мой артефакт. Подаренный мной браслет. Тот, что я вложил в твои руки как символ… — он осёкся, будто слово «любви» обожгло язык. — Как символ нашей связи.

— Я не отдавала! — шептала я, сжимая пальцы на коленях, сминая тонкое сверкающее платье под меховой накидкой. — Я не знаю, как он у него… Я искала его перед балом, служанки рылись полдня…

— И не нашли? — усмехнулся Лиотар. — Странно. Ведь он лежал в твоём ларце. Под самым верхним слоем шёлка.

— Это может быть копия! Один ювелир! — Голос дрожал, как лист на ветру. — Я никому не дарила твой браслет! Мне бы и в голову…

— Ты думала, я поверю в случайность? — Муж наклонился ближе. Его дыхание пахло вином и чем-то горьким — магией, что не для смертных. — Ты думала, я не узнаю свой артефакт?

— Я не… — прошептала я. — Я не знала…

— Ложь, — произнес он, словно нож рассек воздух. — Ты знала. Просто решила, что как дракон я слабее его. Что бастард короля слабее генерала…

Я хотела возразить. Хотела крикнуть, что это не так. Но в этот момент Лиотар поднял руку.
Воздух в карете вдруг стал плотным. Почти осязаемым.

Словно в замедленной съемке я увидела, как он собирается, магия в его руку. Смертоносная, пугающая. На мгновенье мне показалось, что муж прошептал одними губами: «Прости меня…».

Я не успела даже закричать.

Боль.

Боль врезалась в ногу, будто кто-то вогнал раскалённый клинок в кость и начал выламывать её изнутри. Я согнулась, хватаясь за икру, за колено, за воздух — за что угодно. В глазах потемнело. Слёзы катились по щекам, но я не могла их остановить. Не могла говорить. Не могла дышать.

— Ты больше не моя жена, — послышался тихий голос. А следом выдох. — Ты — ничто.

Рука в белой перчатке открыла дверь в снег, в метель, в ночь. И в это же мгновенье муж вытолкнул меня из кареты.

Я покатилась по снегу, по льду, по обломкам веток — прямо в овраг. Снег бил в лицо, ветер рвал одежду, а в ноге всё ещё пульсировала та проклятая магия — глубокая, чёрная, неотвратимая.

Где-то вдалеке скрипнули колёса. Карета уезжала.

Я пыталась кричать. Пыталась ползти. Но голос исчез. Силы — тоже.
Только слёзы. Горячие. Бесполезные.

Почему?

И в этом отчаянии всплыл бал. Роскошный. Зимний.
Хрустальные люстры. Гирлянды из серебряного инея и живой омелы. Гости дарили друг другу крошечные амулеты на удачу в новом году. И вместе с тем раздавали приглашения на свои ужины и балы.

Суета. Оживление. Настроение. Всё искрилось. Напитки в бокалах, радость в глазах, фамильные бриллианты.
Запах жасмина и пряностей в моих волосах. Рука мужа на моей талии — тёплая, уверенная. И потом — взгляд генерала Моравиа.
Высокий, в чёрном мундире с золотыми драконами по швам. Красивый. Опасный.
Он кивнул нам. Вежливо. Уважительно.
И на его запястье… мой браслет.

Обложечка для тех, кто хочет рассмотреть все детали!

Глава 1. Дракон

Бал скучал. Как всегда.
Хрусталь, золото, улыбки, вырезанные из воска. Невыносимая скука.
Я стоял у колонны, держа бокал с вином, которое не собирался пить. Просто чтобы руки были заняты. Чтобы никто не подошёл с глупыми вопросами.
«Генерал, вы так редко бываете при дворе!»
«Генерал, правда ли, что вы убили трёх предателей голыми руками?»
«Генерал, не желаете ли составить компанию моей дочери? Она так вами восхищается…»

Я был здесь не по желанию, а по обещанию. Старому другу. Эрлину Дейнвуду. Единственному, кто ещё не продал совесть за титул. Однажды один граф отслужил в армии и взял себе в жены приемную девочку Тайлин из семьи Моравиа. Можно сказать, мы породнились. И с тех пор династия военных продолжается. Я не мог отказать старому другу.

И тут ко мне подошёл он.

Лиотар Алуа.
Бастард короля. Дракон.
Тот, чьё рождение стало позором для трона: сын от магессы, родившийся вопреки всему. Отец-король закрыл глаза и быстро нарисовал ему титул графа Алуа, насыпал богатства и властной рукой отодвинул подальше от трона, на который претендовал его законный сын. И с тех пор Лиотар доказывает миру каждым жестом: он достоин большего.

— Какой у вас красивый браслет, генерал, — произнёс Лиотар голосом, будто облитым мёдом лёд. — Представляете, генерал, точно такой же, как я недавно подарил своей супруге в знак моей любви. И буквально на днях он пропал из ее шкатулки.
Он сделал паузу. Огляделся. Улыбнулся. Но улыбка его была грустной.
— Мне теперь интересно… Как он оказался на вашей руке? Не хотите ли объясниться? — произнёс Лиотар, глазами впиваясь в золотого дракона.

Вокруг замерли.
Даже музыка, казалось, стихла.
Все ждали скандала, дуэли, крови.

Я посмотрел на браслет.
Шесть рубинов. Тонкая работа. Магия в плетении — древняя, почти забытая.

— Я не желаю давать какие-то объяснения, — ответил я спокойно. — К тому же с вашей супругой я лично не знаком. Браслет достался мне иначе, чем вы думаете.

Лиотар усмехнулся.
— Ах, всё играете в благородство? Пытаетесь выгородить её?

— Ничуть, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Я привык говорить правду, даже если она вам не нравится. Вы думаете, я стал бы носить подарок чужой жены?

Он замер.
Потом ещё раз взглянул на браслет — медленно, с ненавистью.
Развернулся и ушёл.

Я не двинулся с места.
Но взгляд мой сам потянулся к толпе — и нашёл её.

Жена Лиотара.
Тонкая, в серебристом платье, с прядью волос, выбившейся из причёски.
Она смотрела на нас — не с испугом, не с виной.
С растерянностью.
Как будто мир внезапно перевернулся, а она не поняла почему.

Лиотар подошёл к ней. Сказал что-то резко. Схватил за локоть.
Она попыталась вырваться — не из страха, а из гордости.
Но он потащил её к выходу.
Не дожидаясь окончания бала.
Не прощаясь.
Как ведут предательницу.

— Не твоя война, — сказал я себе. — Ты больше не тот, кто бежит на крик.

Воздух в зале стал густым от сплетен.

Я слышал их, как шелест крыльев в темноте:

«Она отдала браслет…»

«Генерал и графиня! Вот это новость!…»

«Сразу видно, что она глупа и наивна. Разве можно дарить подарок мужа своему любовнику?»

Я сжал бокал так, что хрусталь треснул.

Но не от гнева.

От стыда — за то, что мир так легко превращает боль в зрелище.

— Ну что, господин генерал, — послышался голос Эрлина Дейнвуда, хозяина бала, — понравился подарок?

Я посмотрел на браслет.

— Я просил чёрные камни. Под цвет вашего дракона, которого я не раз видел в бою, — заметил он. — А здесь — рубины. Но… Посыльный из мастерской сказал: «Алые лучше подойдут к вашему мундиру, господин!»

— Что скажешь по поводу скандала? — спросил я.

— Ах, я сам негодую! Я уверен, что кто-то просто ошибся! — заметил Эрлин. — К тому же ювелиры часто повторяют красивые украшения. Так что я уверен, что всё это просто недоразумение. Я бы на вашем месте не стал бы обращать на это внимание. Оно того не стоит. Я сейчас более чем уверен, что они сами всё решат и браслет окажется дома.

Я вышел на балкон. Не знаю, что меня дернуло, но я решил посмотреть, чем дело кончится.
Внизу, у подъезда, Лиотар усаживал жену в карету.
Она что-то говорила — быстро, отчаянно.

Я смотрел на неё — и впервые за годы почувствовал, как дракон внутри насторожился. Я тут же заглушил это чувство. Опасная глупость.
Лиотар не слушал и с силой захлопнул дверцу.
Карета тронулась, покидая бал в самом разгаре.

— Сегодня в доме Алуа будет скандал, — услышал я смешок за спиной. Гости уже делали ставки!

Я сжал перила так, что обледенелый камень затрещал под руками.
Ноги сами понесли меня к лестнице.
К конюшне.
К приказу: «Гони за ними».

Но я остановился.

Я уже один раз вмешался. Помог. Спас. Я тогда был полковником. Еще не дослужился до генерала.

И в тот раз я осознал: спасение — лучший способ быть преданным.

С тех пор я не спасаю.

Пусть даже если внутри сжимается тревога.

Больше не повторю эту глупость.
Это не моя боль.
Не моя честь.
Не моя жена.
Я вернулся в зал.

Взял новый бокал — сухого, горького, как правда.

Выпил одним глотком.

И сделал вид, что не слышу, как вдалеке карета исчезает в метели.

Как будто её немой крик — всего лишь вой метели за окном.

Иллюстрация к разговору с мужем в карете

Глава 2. Я не умру здесь!

Метель не утихала. Она рвала моё платье, как будто хотела стереть с меня всё — имя, титул, прошлое.
Я лежала в овраге, прижавшись к земле, будто мёртвая. Только дыхание выдавало, что я ещё здесь. Ещё жива.
Но оптимизм шептал, что ненадолго.

В голове мелькали обрывки — не из этой жизни. Из той. Той, где я была просто… человеком.
Без титулов. Без драконов. Без магии, что вгрызается в кость, как змея.
Я помнила запах кофе по утрам, холодный экран ноутбука, голос подруги в трубке: «Ты слишком много работаешь, тебе нужно отдохнуть. Сходи куда-нибудь. Познакомься. Не надо киснуть над отчётами. Так и жизнь пролетит незаметно!».
Жизнь в том мире действительно пролетела перед глазами в одно мгновенье. Когда я, сдав отчёт, как слепой котёнок вышла на свет божий за рулонами туалетной бумаги и едой, услышала: «Эй! Крепче держи! Падает, мать твою!».

И на меня обрушился огромный лист шифера.

А потом — пустота.

И пробуждение в этом теле. В этом мире. В объятиях мужчины с ледяными глазами и ещё более ледяной душой.

Я не знала, почему именно я. Почему именно здесь. Но с самого первого вздоха в этом теле я пообещала себе: выжить.

Даже если придётся притворяться. Даже если придётся молчать. Даже если придётся любить того, кто не умеет любить.

И я научилась. Любить.

А теперь… теперь я лежала в снегу. И во всём виновата любовь.

— Помогите! — хрипела я, царапая снег окоченевшими пальцами. — Кто-нибудь… пожалуйста!

Голос срывался. Горло горело. Слёзы замерзали на щеках, превращаясь в ледяные дорожки.

Я кричала до тех пор, пока в груди не осталось ничего, кроме пустоты и боли.
Но никто не шёл. Никто не слышал.
На секунду мне показалось, что кто-то есть. Рядом кто-то есть. Словно на мгновение я увидела силуэт среди деревьев.
Я закричала:

— Помоги!
Силуэт не шелохнулся. Быть может, это просто тень так легла?
Только ветер, только метель, только звёзды — безучастные, вечные, чужие.

И вдруг —
Бах!
Где-то вдалеке, над городом, вспыхнул первый салют.
Золотой фейерверк разорвал небо, как крик радости.

Бал закончился.

Гости разъезжались.

А я… я осталась здесь.

Сломанная. Преданная. Забытая.

Холод уже не щипал — он въедался в плоть, как яд. Пальцы больше не чувствовали снега. Губы онемели.

Иллюстрация героиня в овраге

Глава 3. Как из могилы

Но в груди — всё ещё теплилась искра.
Та самая, что не позволила мне умереть тогда, когда я впервые открыла глаза в этом мире.
Та, что заставила меня выучить этикет, скрыть страх, улыбаться, когда хотелось плакать.
Та, что заставила меня любить Лиотара — даже когда он смотрел сквозь меня. А ведь по началу так и было. Но потом, потом пришла любовь. Она же и сгладила острые углы отношений.

— Нет, — прошептала я сквозь зубы, сжимая кулаки. — Я не умру здесь.

И я попыталась встать.
Нога — та самая, которую он сломал своей магией — вспыхнула адской болью. Кость, казалось, разлеталась на осколки при каждом движении.
Но я не остановилась.
Я перевернулась на живот. Уперлась локтями в снег. И поползла.

— Не здесь… — кряхтела я, превозмогая безумную боль. — Не сейчас…
Медленно. Мучительно. С каждым сантиметром — как будто вырываю себя из могилы.

Дорога была где-то впереди. Там, где кареты увозили счастливых.
Там, где ещё может быть шанс.

Один единственный.

На спасение.

Снег хрустел под локтями. Кровь сочилась из порезов на ладонях, но я не чувствовала её.
Я видела только дорогу. Только надежду.

Я услышала вдалеке карету. Набрав воздух в легкие, я закричала. Так, как не кричала никогда.

— Помогите! — вырвало из меня облаком пара.
В метели, в свете луны, показалась карета.

В метели, сквозь снег и слёзы, я увидела — чёрную карету.

Высокую. Гордую.

На двери припорошенный снегом вензель. Буква «М».

Моравиа. Неужели?

Сердце забилось так, что боль в ноге на миг исчезла.

— Эй! — закричала я из последних сил. — ПОДОЖДИТЕ!

Сердце сжалось — не от страха. От чего-то другого. От надежды, которую я не смела назвать.

Это был мой шанс. Шанс на жизнь!

— Эй! — закричала я из последних сил, поднимая руку. — ПОДОЖДИТЕ! ПОЖАЛУЙСТА!

Голос был хриплым, почти нечеловеческим.
Карета не замедлила ход.
Сердце замерло.
Я кричала снова. И снова.
Снег заглушал слова. Ветер рвал их на клочья.
Но я не сдавалась.
Я ползла навстречу.
Каждое движение — как нож в теле.
Каждый вдох — как молитва.

Карета приближалась.

Кучер в тёмном плаще смотрел прямо перед собой.

Лошади фыркали, выбрасывая пар в морозный воздух.

И тогда я поняла: если они не остановятся сейчас — я умру.

Прямо здесь. Брошенная. Сломанная. Без единого шанса на жизнь.

Я собрала всё, что осталось во мне — боль, гордость, отчаяние — и выкрикнула в последний раз:

— ПОМОГИТЕ МНЕ!

Арт преданная, но не сломленная

Глава 4. Дракон

Бал не кончался.
Он только набирал силу — как метель за окном, что всё гуще заволакивала город снегом и тьмой.
Я стоял у окна, спиной к залу. В руке — пустой бокал. В груди — тишина, которую я навязал себе.

Но дракон внутри не молчал.

Он ворочался.
Не от гнева. Не от жажды крови.
От тревоги.
Той самой, что я загнал в угол ещё на балконе, когда смотрел, как Лиотар увозит её.
«Это не твоё дело», — сказал я ему тогда. — «Ты больше не тот, кто бежит на крик».

Он не ответил.
Но теперь — царапал изнутри, как зверь, запертый в клетке слишком долго.

— Генерал Моравиа! — раздался голос за спиной. — Вас приглашают на церемонию зажжения Огня Нового Года. Хозяин бала настаивает.

Я не обернулся.
Церемония. Символ надежды. Обещание, что желания исполняются.
Глупость, — подумал я. — Желания исполняются только у тех, кто не боится платить за них болью.

— Передайте хозяину: я уезжаю, — сказал я тихо. — Долг выполнен.

Слуга замер, но не осмелился спорить.
Он знал: когда я говорю «уезжаю» — это не просьба. Это приказ.

Через десять минут я уже сидел в карете.
Кучер ждал у подъезда, держа лошадей под уздцы. Метель хлестала по его плащу, но он стоял, как скала.

— Домой, — сказал я, забираясь внутрь.

Он кивнул, взялся за вожжи.

— Нет, — остановил я его. — Не по новой дороге. По старому тракту. Через Чёрный овраг.

Кучер не спросил почему.
Он просто кивнул снова и щёлкнул кнутом.

Я откинулся на сиденье.
«Я не еду за ней, — сказал я себе. — Я просто проеду мимо. Увижу — горит ли свет в окнах поместья Алуа. Если да — значит, всё в порядке. Если нет…»

Я не договорил даже мысленно.

Карета покатила по улицам, всё дальше от золота и хрусталя, всё ближе к тишине и снегу.
Я смотрел в окно.
Мимо мелькали дома, фонари, силуэты патрулей.
А в голове — её глаза.
Не испуганные. Не виноватые.
Растерянные.
Как будто она сама не понимала, как мир рухнул за один вечер.

«Пусть разбираются сами», — повторил я вслух. — «Это не моя боль».

Но пальцы сжали край сиденья так, что кожа затрещала.

Мы выехали за город.
Метель усилилась.
Дорога стала узкой, извилистой — старый тракт, по которому теперь почти никто не ездит.
Прямо впереди — Чёрный овраг.
И за ним — поворот и долгая дорога к поместью Алуа.

Я приказал себе не смотреть.
Но глаза сами потянулись к окну.

Только метель. Только тьма. Только ветер, воющий, как душа, забытая богами.

Я откинулся назад.

Дракон внутри замолчал.

Значит, всё в порядке.

И сделал вид, что не слышу, как где-то вдалеке, за спиной, в метели, звучит хриплый, почти звериный стон.

Ведь в такую ночь легко спутать вой ветра с человеческим криком.

Глава 5. Отчаяние

Сердце в груди сжалось, как будто кто-то обвил его ледяными пальцами.
Карета не остановится. Он проедет мимо. Вряд ли меня услышат в такую метель.

Сердце сжалось — не от страха. От надежды…

— Эй! — закричала я.

И тут карета… проехала мимо.

Только когда фонари скрылись в метели, я заметила:

На гербе не «М». А «Н».

Навеллены.

Не генерал.

Я зарыдала от отчаяния.

Пальцы больше не слушались.

Я пыталась сжать кулак — но пальцы просто лежали, как мёртвые ветки.

Нога горела и немела одновременно — магия Лиотара всё ещё жила во мне, как змея в кости.

«Он не просто сломал мне ногу, — поняла я. — Он сломал мне право на спасение. Это конец. Я даже кричать не смогу!».

Где-то вдалеке небо расцвечивают последние залпы салюта.

Золотые искры в небе.

А я — уже мертва. Просто ещё не легла в могилу.

Вспомнился генерал Моравиа.

Его серые глаза, что скользнули по мне мимоходом — вежливо, холодно, без интереса.

«Если бы он знал…» — подумала я. — «Если бы он знал, что его браслет стал моим приговором…»

Я закрыла глаза, понимая, что это конец. И никто не услышит меня в такую метель.
Как только я приготовилась к неизбежному, я услышала еще одну карету.

Интересно, хватит ли у меня сил? Стоит ли попытаться еще раз? А вдруг это отнимет мои последние силы? Что, если мой крик захлебнется в метели и топоте копыт?

Я уже не верила.

Глаза слипались. Пальцы — лёд.

И всё же, когда в метели снова заскрипели колёса, тело закричало само — не разум, не надежда, а инстинкт выживания, впившийся в меня с первой жизни.

— ПОМОГИТЕ! — вырвалось из груди, будто последний выдох утопающего.

Но колёса скрипнули. Лошади фыркнули, замерли.
С козел спрыгнул кучер — высокий, в чёрном плаще с капюшоном. Он не оглядывался по сторонам. Не спешил.
Он просто достал фонарь, щёлкнул кремнём — и огонь вспыхнул.

Свет, резкий и жёлтый, прорезал метель.
И упал прямо на меня.

Я лежала в снегу, вся в крови и льду, с разорванным платьем и пустыми глазами.
Кучер замер.
Потом резко обернулся к карете и выдохнул, почти шёпотом:
— Господин… в овраге — человек!

Дверца распахнулась мгновенно.
Не с пафосом. Не с церемонией.
С яростью.

Из кареты выскочил он.

Генерал Энгорант Моравиа.

Ветер взметнул его чёрный плащ, подбитый серебристым мехом. В свете фонаря его лицо казалось высеченным из камня — резкие скулы, сжатые челюсти, брови, нахмуренные так, будто мир только что нанёс ему личное оскорбление.
Но когда его взгляд упал на меня — всё изменилось.

В глазах вспыхнуло нечто, чего я не видела ни у кого.
Не жалость. Не любопытство.
Ужас.

Арт спасение

Глава 6. Дракон

Поместье Алуа показалось вдали — тёмный силуэт на фоне метели, но с окнами, ярко горящими изнутри.
У ворот стояла карета. С гербом дома.
Значит, всё в порядке.
Они дома. Я послал кучера послушать, не слышно ли криков. Кучер вернулся через десять минут и сказал, что никаких криков. Тишина и благодать.

Я откинулся на спинку сиденья, и впервые за вечер в груди разжались тиски.
«Всё обошлось», — подумал я. — «Эрлин был прав: браслет нашли. Скандал утихнет».

— Как поедем, господин? — спросил кучер, не оборачиваясь. — Через мост? Или обратно старым трактом?

Я махнул рукой.
— Через мост. Пусть и крюк, но быстрее.

— Мост обледенел, — тихо сказал он. — В позапрошлом году с него сорвалась карета лорда Вейлского. Оба коня погибли. Люди еле выжили.
— Тогда возвращайся прежней дорогой, — бросил я, не желая спорить. — Мне всё равно.

Карета развернулась. Колёса хрустнули по насту.
Мы снова двинулись в сторону Чёрного оврага.

И вдруг —
крик.

Не стон. Не шёпот.
Хриплый, надрывный, почти звериный вопль — такой, будто душа рвётся из тела, потому что больше не может терпеть боль.

Кучер резко натянул поводья.
— Господин… — прошептал он, и в его голосе была не тревога.
Ужас.

Я выскочил из кареты, не дожидаясь, пока она остановится.
Снег бил в лицо, ветер рвал плащ, но я увидел её сразу.

Она лежала в овраге, прижавшись к земле, как мёртвая.
Платье — в грязи и крови. Волосы — в инее. Лицо — бледное, как мрамор, с чёрными дорожками от слёз, замёрзших на щеках.
Одна рука тянулась к дороге — в последней попытке дотянуться до жизни.
А снег уже засыпал её, как могильный холм.
Она почти не шевелилась. Только грудь — едва заметно — вздымалась.
Ещё жива. Но ненадолго.

— Боги… — вырвалось у кучера. — Это же… графиня Алуа.

Я не ответил.
Внутри всё оборвалось.

«Ты же был дома! Ты же в безопасности!» — кричал разум. Но это была она. Здесь. В глухом месте, где до ближайшего поместья минут десять езды.

И в этот момент дракон внутри взревел — не от ярости.
От боли.
Той самой, что я клялся больше никогда не чувствовать.

— Останься у лошадей, — приказал я кучеру, и голос звучал так, будто его выцарапали изо льда.

А я пошёл к ней.

Каждый шаг — как приговор самому себе.
«Ты снова вмешиваешься. Ты снова дурак. Это не твоя война».

Но когда я опустился на колени рядом с ней, и её пальцы слабо сжали край моего плаща, я понял: уже поздно.
Я услышал.
А значит — не смогу пройти мимо.

Глава 7. Спасена

Он бросился ко мне, опустился на одно колено, не обращая внимания на снег, на холод. Я судорожно схватила его за край плаща, чтобы дать понять, что еще жива.
— О боги… — прошептал он, и в этом голосе не было ни следа той холодной уверенности, что я слышала на балу.

Он сорвал с себя плащ — тёплый, тяжёлый, пахнущий дымом, кожей и чем-то древним, как сама ночь, — и бережно, будто я была хрустальным сосудом, завернул меня в него.

— Нога… — вырвалось у меня сквозь зубы, сквозь слёзы, сквозь боль, что рвала тело на части. — Осторожней… Очень больно…

Когда его рука случайно коснулась моей икры, он резко отдернул пальцы, будто обжёгся.

— Что за… — прошептал он, глядя на ногу с нарастающим ужасом. — Это не просто слом…

Его глаза сузились — не от страха. В этом взгляде мелькнуло не «что это?», а «кто посмел?» — холодный, ледяной гнев, такой, что даже метель замерла на мгновение.

Он замер. Посмотрел на мою ногу — и я увидела, как его пальцы дрогнули.
— Кто это сделал? — спросил он, и в голосе уже не было шёпота. Только лёд. Только месть.

Я не ответила. Не могла.
Он поднял меня на руки — легко, как будто я ничего не весила, — и понёс к карете.
— Гони! — рявкнул он кучеру, не оборачиваясь. — Как демон за душой! К моему дому! И срочно за докторами! Всеми, кого найдёшь!
Карета рванула вперёд. Колёса забуксовали в снегу, но лошади, словно почуяв панику хозяина, понеслись галопом.

Я лежала в его руках, прижатая к его груди.
Впервые за эту ночь — тепло.
Впервые за эту жизнь — не одна.

Я подняла глаза.
Его лицо было бледным, напряжённым. Брови нахмурены. Губы сжаты в тонкую линию.
Я вспомнила, как думала на балу: он — огонь, а мой муж — луна.

Но луна не греет. Она только обманывает, рисуя свет там, где тьма.

А огонь… Огонь жжёт, но он живой.

Я вдыхала его запах — тёплый, пряный, с нотками сандала и стали.
И впервые за долгое время мне не захотелось плакать от боли.
От распирающей душу благодарности.

Карета ворвалась в город. Сквозь занавеску я мельком увидела высокие дома, фонари, сияющие в метели.
Потом — резкий поворот. Ворота. Двор.
Карета остановилась.

Генерал вынес меня на руках, не давая коснуться земли даже на мгновение.
Слуги метнулись в стороны, застыли в ужасе.
— Постель! — приказал он, голос дрожал от ярости и страха. — В моих покоях! И докторов — срочно! Пусть бегут, как будто за ними послал сам король!

Он не повысил голос — просто бросил слова, как приказ на поле боя, и слуги метнулись, будто их кнутом хлестнули. В его тоне не было истерики. Только абсолютная власть — и что-то ещё… тревога, которую он не мог заглушить.

Глава 8. Полуявь

Генерал резко обернулся к окну — будто услышал что-то за стеклом.
Метель всё ещё хлестала по стеклу, как кнут.
Не сказав ни слова, он подошёл, захлопнул ставни и задвинул засов. Потом повернулся к слугам:
— Жарче топите. И принесите ещё два одеяла. Шерстяных.

Один из слуг замялся:
— Но, господин… в комнате и так жарко, как в бане…

Генерал взглянул на него — не гневно, а так, будто тот только что предложил оставить раненого в снегу.

— Сделай.

Он вернулся к кровати, опустился на колени и, не глядя на меня, взял мою руку. Пальцы его были горячими, почти горячее, чем нужно. Он сжал их — не нежно, а как будто проверял: живы ли ещё?
Только убедившись, что они тёплые, отпустил.
А я… Я даже не поняла, зачем он это сделал.

Я едва балансировала на грани сознания, обрывками цепляя то роскошные обои с золотым тиснением в виде драконов, то подсвечник, то темный проем окна, за которым все еще бушевала метель.

Меня положили на кровать — мягкую, как облако, усыпанную подушками и шелковыми покрывалами.
Руки слуг коснулись моих ног — осторожно, дрожащими пальцами. Они хотели снять туфельки.
Я всхлипнула. Боль вспыхнула, как молния.

Генерал тут же оттолкнул их.
— Никто не трогает её! — рявкнул он. — Ждите доктора!

Он стоял у изголовья, сжав кулаки, и мерил шагами комнату, как зверь в клетке.
Я смотрела на него — на его напряженную спину, на то, как дрожит его правая рука.
Он не знал меня. Не должен был спасать.
Но он сделал это.

— Почему… — прошептала я, уже теряя сознание. — Почему вы… остановились?
Он обернулся. Подошел. Опустился на колени у кровати — не как спаситель, а как человек, который только что нарушил собственный запрет. Его голос дрогнул, едва слышно:

— Потому что ты кричала…

Он замолчал. Сжал челюсти. И добавил тише, почти шепотом:

— А я… услышал.

Будто эти слова стоили ему больше, чем жизнь.

И я заплакала, как маленькая девочка. Слёзы катились по моим щекам, а я не знала, от чего плачу. От боли или от того, что в мире нашлись руки, которые вынесли меня из сугроба.

Его пальцы коснулись моей щеки — теплые, грубые от шрамов, но невероятно осторожные. И в этом прикосновении я почувствовала не спасение… а возвращение. Как будто весь этот мир, полный льда и предательства, наконец-то нашел того, кто не боится быть добрым — даже если это больно.

Но в последнем проблеске сознания я поняла: меня услышали. И, может быть… меня спасут.

Арт. В доме у генерала

Глава 9. Замерзшая

Тепло вернулось не сразу. Оно подкралось исподтишка — как вор, стесняющийся собственного дыхания.

Слуги подбросили дров в камин. А потом мне принесли бульон.

Сначала я почувствовала его в пальцах ног, потом — в ладонях, сжатых в кулаки на шёлковом покрывале. А потом оно растеклось по груди, будто кто-то осторожно разжёг костёр внутри моей грудной клетки.

Служанка — молодая, с глазами, полными испуга и сочувствия — поднесла ко мне ложку с бульоном. Прозрачный, с золотистыми каплями жира, он пах тимьяном и курицей, и чем-то ещё… Домом. Я не помнила, когда в последний раз ела что-то настоящее. Не для вида. Не для этикета. А потому что тело требовало жизни.

— Пейте, госпожа, — прошептала она. — Медленно… Медленно…

Я попыталась. Но в горле всё сжалось. Бульон обжёг, как слёзы, и я закашлялась, выронив голову на подушку. Слёзы хлынули сами — не от боли, не от страха. От того, что меня кормят. Что меня жалеют. Что меня не бросили.

— Простите… — выдохнула я, стыдясь слабости.

— Ничего, ничего, — служанка мягко вытерла мне подбородок полотенцем. — Вы живы. Это главное.

Я кивнула, но не могла говорить. Тепло в груди теперь боролось с холодом, оставшимся в костях. Особенно — в ноге. Там, где Лиотар вогнал свою магию.

Генерал всё ещё ходил по комнате.
Туда-сюда.
Туда-сюда.
Как зверь, запертый в клетке из собственного бессилия. Он не смотрел на меня. Не потому что не хотел — а потому что не мог. Каждый раз, когда его взгляд касался моей ноги, его челюсти сжимались, а пальцы впивались в ладони так, что на коже оставались белые полумесяцы.

— Где они? — бросил он в пустоту, и голос его звучал, будто каждое его слово выковано из чугуна. — Сколько можно?

Служанка вздрогнула. Я тоже. Но не от страха. От того, что он ждёт. Ждёт не ради долга. Ради меня.

Генерал резко вышел из комнаты. Я пыталась проглотить бульон, а меня все еще трясло. Я видела звёзды, чувствовала пронизывающий холод и ужас при мысли, что всё закончится именно там. В овраге. Среди прошлогодних листьев вперемешку со снегом, среди веток, сухой травы и скрюченных деревьев.

И в этот момент дверь распахнулась.

Глава 10. Нога

Генерал вошёл первым — широкоплечий, мрачный, будто сама буря шагнула в комнату. За ним — человек в сером плаще, с кожаной сумкой и шляпой, с которой он тут же стряхнул снег, будто сбрасывал с себя зиму.

— Доктор Веллиан, — представился он, кланяясь. Голос у него был тихий, почти шёпот, но в нём чувствовалась привычка к боли. — Прошу прощения за задержку. Метель… И мост обрушился у Старого ручья. Не выдержал снегопадов. Пришлось ехать окольными.

Он подошёл ко мне не торопясь. Снял очки, протёр их платком, снова надел. Его глаза — тёплые, карие, как осенняя земля — остановились на моём лице. Потом — на ноге.

Без лишних слов он достал из сумки кристалл. Не драгоценный. Простой, матовый, с тусклым сиянием внутри. Положил его мне на грудь.

И кристалл почернел.

Не потемнел. Не помутнел.
Стал чёрным, как ночь без звёзд.

Доктор замер. Поправил очки. Медленно, будто надеясь, что это обман зрения. Потом — с ужасом — посмотрел на генерала.

— Это… не просто перелом, — прошептал он. — Это магия. Очень сильная.

Генерал не шелохнулся. Но в комнате вдруг стало трудно дышать — будто воздух сгустился от его молчания.

Я видела, как его пальцы сжались в кулак так, что костяшки побелели. А в глазах — тех самых серых, что на балу смотрели холодно и отстранённо — вспыхнуло что-то древнее. Не гнев.

Ярость дракона.

Он знал. Он знал, чья это магия.

Он осторожно снял кристалл, встряхнул его — как будто градусник — и положил на мою икру.

Боль ожила.

Не вспыхнула — шевельнулась. Как змея, проснувшаяся в кости. Я вскрикнула, сжав простыню в кулаках.

— Простите, простите… — заторопился доктор. — Я должен понять, насколько глубоко…

Он закрыл глаза, положил ладони на мою ногу. Через ткань ночного платья я почувствовала, как его пальцы дрожат. На лбу выступила капля пота, несмотря на холод в комнате.

— Ох… — отпрянул он наконец, вытирая лоб. — Сделал всё, что мог. Кости… срослись. Чудом, но срослись. Она сможет наступать. Боль будет — но терпимая. Я оставлю зелья. Они снимут жар и облегчат ходьбу. Немного…

Он замолчал. Потом добавил тише:

— Но магия… Она осталась. Гнездится в кости, как яд. Я не знаю, как её вывести. Это не проклятие. Это… печать. Или приговор.

Генерал шагнул вперёд. Его голос был тих, но в нём звенела сталь:

— Есть ли кто-то, кто может?

Доктор Веллиан помолчал. Потом кивнул.

— Хорошо, если вы позовёте доктора Лейфорта. Он… специалист по магическим травмам. По проклятиям крови. По тому, что не лечится обычными зельями. Если кто-то сможет помочь — то он. Но пока что… дама точно не сможет танцевать… Увы…

Генерал кивнул. Одним движением — коротко, точно.

— Я найду этого доктора. Сколько я вам должен? - спросил генерал с четкостью. Он все еще избегал смотреть на меня. Я пыталась успокоиться. Боль и правда немного утихла. Стала терпимей, что ли… По сравнению с тем, что было, это уже победа.

Доктор собрал свои вещи, ещё раз посмотрел на меня — с жалостью, но без надежды — и вышел.

— Я бы хотел поговорить с вами наедине, господин генерал, - вздохнул доктор. - Пусть мадам пока отдыхает…

Загрузка...