Константин Вербицкий
– Ма-а? – тихий детский голосок проносится по помещению, словно лёгкое дуновение ветерка.
Смотрю на часы: полночь.
Кажется, пора спать, а то скоро и не такое начнёт мерещиться.
Я приехал в свой особняк, который находится на приличном расстоянии от города, для того, чтобы поработать. Терпеть не могу общество, терпеть не могу людей и шум и до одержимости обожаю работать в отдалении от офиса.
Благо, я босс и могу себе позволить выбирать такой формат ведения дел.
– Мамочка? – робкий детский шёпот раздражает слух снова.
Да что за чертовщина?
Отодвигаю в сторону ноутбук и поднимаюсь с кожаного кресла. За окном поливает дождь, а ведь сейчас середина января, но снега этой зимой так толком и не было.
Может, это просто шум дождя, и нет никаких голосов?
Но я всё равно выхожу из гостиной и иду в прихожую, чтобы удостовериться и заодно проверить, закрыл ли на ночь дверь.
Вообще у меня хорошая охранная система, разумеется, автоматическая, без персонала.
Я ведь не люблю людей, ну, вы поняли.
Шаг за шагом приближаюсь к прихожей и постепенно начинаю улавливать тонкий детский плач.
Так…
Это уже ни в какие ворота!
Открываю дверь и буквально охреневаю от увиденного.
На коврике в прихожей стоит девочка. В простеньком пальтишке в клеточку – словно картинка из далёкого детства, тогда такие носили.
Со светлых кудрявых волос на пол капает вода, а огромные глаза смотрят на меня испуганно и с опаской.
– Ты кто такая? – рявкаю на весь коридор, и девчонка отскакивает к стене.
Как она дверь открыла вообще?
Вариант, что малышка мне мерещится, я отметаю сразу. Переработал, да, но не до такой же степени!
– Я… П… П… олина, – всхлипывает, задирая подбородок и громко икая.
Жмётся в угол испуганно и жалостливо бормочет:
– Где мама?
На вид девчонке… Я даже отдалённо не могу предположить, сколько лет этой малявке, потому что дел с детьми никогда не имел.
Я умею работать, умею считать деньги, вести бизнес, даже с людьми договариваться умею, хотя люто их ненавижу и являюсь интровертом до мозга костей.
Но дети?
Нееет! Это не моё от слова совсем!
– Мама! – неожиданно громко выдаёт девочка, широко открывает рот и принимается орать во всё горло.
На секунду зависаю от шока. Что это такое?
Что делать с плачущим ребёнком?
Засада, потому что этому не учат ни в бизнес-школах, ни на курсах инвесторов.
– Ааа! – продолжает реветь девчонка.
Чувствую, как от её крика закладывает правое ухо и дёргается левый глаз.
– Стоп! – пытаюсь перекричать мелкую рёвушку. – Стоп, стоп, стоп, стоп! – говорю громче, и малявка на миг замолкает.
Это мой шанс!
– Где твоя мама? Скажи, мы её сейчас найдём! – сам не понимаю, зачем даю обещание, выполнение которого съест моё личное время.
Ведь время – это прежде всего ресурс. Ценный и невосполнимый даже больше, чем деньги.
Но слушать рёв мелюзги – это тоже трата времени, и чтобы эту куклу с кучеряшками на макушке как-то заткнуть, из двух зол приходится выбирать меньшее.
– Мама… там… – тычет тоненьким пальчиком в сторону улицы. – Ааа…
Да чтоб тебя!
Хватаю с вешалки пальто и открываю дверь.
– Пойдём искать твою маму, – кидаю девчонке и уверенно выхожу на улицу.
Мне кажется, или она не пошла за мной?
Оборачиваюсь.
Свет от фонаря освещает вход в дом, и на пороге застыв, стоит девочка.
Пару раз моргаю, зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, надеюсь, что видение испарится.
Всё-таки начинаю склоняться к тому, что переработал. Я последние ночи спал часа по три, не больше. На носу важная сделка, и мне надо к ней подготовиться, чтобы в город вернуться уже вооружённым до зубов, образно говоря.
А девочка… Она мне просто видится, потому что в округе на километр нет жилых домов, я специально выбрал такое место, до которого ещё не дошла толком цивилизация. И отгрохал здесь особняк, наедине с природой, так сказать.
Уверенным шагом возвращаюсь в дом и едва не сбиваю с ног кроху.
Да твою ж мать!
Настоящая всё-таки, и это очень плохая новость.
Хорошая в том, что я всё ещё не сошёл с ума.
И я по-прежнему не знаю, что мне с малявкой делать.
– Скажи толком, откуда ты взялась, тебе лет сколько вообще? – набрасываюсь на девчонку, которая шмыгает красным носом и пугливо жмётся к двери.
Поднимаю её и переставляю с порога в прихожую, закрываю дверь.
Сначала выясню, откуда взялась, а потом уже мать искать пойду.
– Мне тви, – показывает три дрожащих пальчика и снова всхлипывает.
Только бы не ревела, только бы не ревела.
– А откуда ты пришла? – присаживаюсь перед малявкой на корточки, когда понимаю, что смотреть на меня задрав голову, ей не очень комфортно.
И нет, меня не волнует комфорт этой крикуньи, мне важно скорее разобраться в ситуации и идти уже спать.
– Оттуда, – опять машет рукой в сторону улицы.
– А мама, она тебя оставила? – изрекаю самую страшную догадку, которая может быть.
– Неть, – машет головой, забрызгивая меня каплями воды со своих волос. – Она упава, – уголки тонких губок опускаются вниз.
– Упала? – догадываюсь.
– Да, – кивает, – пвиехала машина сковая, маму забвави, – машет ладошкой, изображая то ли сирену, то ли проблесковый маячок – трудно понять.
– А тебя ж чего не забрали? – возмущаюсь.
– А я котёночку увидева, вот, – открывает край пальто и вынимает из-за пазухи мокрое тощее недоразумение в виде серого кота. – Побежава, а те без меня поехави.
– Так, – поднимаюсь, взъерошивая нервным движением волосы.
Покой нам только снится.
Ещё и кот. Уму непостижимо!
– Надо вызвать полицию, – составляю план действий, – тебя в дом завести придётся, – морщусь, глядя на то, какая лужа грязной воды образовалась в прихожей на месте, где стоит девчонка.
– Ну, что, поехали? – спрашиваю у развалившейся на переднем сиденье малявки.
По лобовому стеклу лупит дождь, на панели автомобиля – второй час ночи, а я вынужден ехать по этой мерзкой погоде в какое-то захолустное отделение больницы.
Благо, находится этот стационар всего в получасе езды от моего особняка.
Спустя время паркую внедорожник возле здания больницы.
Малая заснула по дороге, и будить её жалко, поэтому я иду на разведку один.
В регистратуре мне сообщают, что никаких Петровых не поступало ни сегодня, ни вчера, ни третьего дня.
– Ищите лучше! – рявкаю на медсестру.
Девушка вздрагивает и проверяет ещё раз.
– Нет ничего, – пищит испуганно.
– Проверяй, – стреляю глазами, и испуганная медсестричка в итоге пускает меня за стекло, прямо в святая святых регистратуры, чтобы я лично посмотрел данные на компьютере и убедился в том, что она говорит правду.
Зашибись!
В машину возвращаюсь ни с чем.
Кроха спит, а я смотрю на неё и думаю, как скажу, что мать её пока найти не удалось?
Придётся обзванивать другие больницы, морги, поднимать связи.
Но это только утром, а сейчас не помешало бы хоть немного поспать.
Дождь заканчивается, и в посёлок мы возвращаемся уже через двадцать минут.
– Свалилась же ты на мою голову, – бурчу, рассматривая спящую мелочь на соседнем кресле.
Небезопасно возить детей на переднем сиденье, я знаю, но кроха сама сюда уселась, а я не стал прогонять. Да и машин встретил за время пути – всего пару. Здесь глушь такая, что и не ездит никто.
И как женщина с ребёнком оказалась возле моего дома – ума не приложу.
– Мама, – стонет во сне Полина.
Что-то невольно сжимается в области сердца.
Жаль, что ли, мелкую становится, сам не пойму.
Старые травмы дают о себе знать, и я мыслями возвращаюсь в то время, когда жил в детском доме.
Конечно, когда я был в подростковом возрасте, моя мать удачно вышла замуж, вспомнила, что у неё есть сын, и забрала меня.
Но я всё равно прекрасно помню, что такое драться за конфету или за место у окна. Получать тумаки за то, что обошёл кого-то в учёбе или каком-либо конкурсе.
Я всегда сообразительным был, учился хорошо, даже отлично. Это помогло мне в будущем построить собственную империю и к сорока годам стать миллиардером.
Да, с пятнадцати лет я жил в семье матери, но ни копейки из денег её мужа не взял. А в восемнадцать и вовсе съехал. Конечно, родительница по сей день пытается поддерживать видимость хороших отношений, может заявиться в гости без предупреждения, что я люто ненавижу.
– Мы пвиехали? – сонно потягивается на сиденье Поля.
– Да, – сухо бросаю в ответ, мыслями витая в далёком прошлом.
– А мама? Где мама? – вскидывается, озираясь по сторонам испуганно.
– Мамы не было в больнице, давай, мы её поищем завтра, а сегодня надо поспать, ночь ведь уже, – уговариваю ребёнка.
– Но я хочу к маме! – возмущается, хмуря светлые бровки. – Вдвуг её там обижают?
Боже, за что мне всё это?
– Никто не обижает твою маму, правда. А если ты не перестанешь истерить, я буду вынужден позвонить в полицию и отдать тебя им, ясно? – понимаю, что веду сейчас себя по-скотски, угрожая ребёнку, но выхода нет у меня.
– Вадно, – произносит кроха важно и складывает руки под грудью.
А ведь у неё где-то там кошак притаился, о котором я успел забыть.
– Пойдём уже, – выхожу из машины.
Девочка продолжает сидеть внутри.
Мелкие сами не умеют открывать дверь, так?
О, сколько мне открытий чудных ещё предстоит сделать, пока я найду мать этого кудрявого недоразумения!
В общем, мелочь заношу в дом на руках, потому что она сонно покачивалась, когда поставил на ноги.
– Я хочу писять, – заявляет Полина, едва переступаем с ней порог дома.
Заношу в ванную.
– Писай, – киваю на унитаз и выхожу.
Спустя минут пять малявка выходит робко из туалета и косится на меня как-то странно.
– Мне нужен говшочек, – стеснительно смотрит в пол.
Говшочек? Для каких целей, стесняюсь спросить, может понадобиться говшочек?
– Горшок, что ли? – уточняю.
– Уу, – кивает, подобравшись.
Походу ей непросто всё в себе держать, но у меня ведь в доме нет горшка.
Откуда ему здесь взяться?
– Ничего не знаю, у меня только унитаз, – отрезаю категорично.
Маленькая нижняя губёшка на лице девочки начинает подрагивать.
Вспоминаю, как Полина ревела, когда только появилась на пороге моего дома.
Нет, на «бис» мне такого концерта не надо.
– Ладно, – скриплю зубами, – пойдём, я тебя подержу.
Минута, пока девчонка делает свои дела, кажется вечностью.
Я надеюсь, никто не узнает, что я помогал малявке в этих делах, иначе мне потом ещё с полицией разбираться придётся. С несовершеннолетними сейчас строго, объясняй потом, почему проявил сердобольность и тупо не сдал Полину в органы опеки.
– Я фсё, – радостно сообщает, дергая короткими ножками.
Ставлю на ноги, благо, малявка в состоянии одеться сама.
– А теперь спать, – сообщаю категорично, но кто бы меня слушал?
– Я хочу кушать, – перебивает на середине фразы.
Не пойму, привыкла уже ко мне? Откуда такая смелость?
– Третий час ночи, какое кушать? – шиплю рассерженно.
– Но я давно не кушава! – снова топает ножкой.
Пытается расстегнуть пальтишко, пуговицы не поддаются маленьким пальчикам.
Нервно дёргаю ткань в попытке помочь, пара пуговиц отлетаю в сторону.
– Ты повал?! – выкрикивает удивлённо.
– Слушай, разбирайся сама, если такая умная, – снова раздражаюсь.
– Сама? – выпучивает на меня голубые глазища.
Как рыбка, беззвучно открывает и закрывает рот, а потом…
– Аааа! – начинает реветь так, что уши закладывает.
Обманчивое затишье перед бурей, а я повёлся, дурак.
В целом ведь мелочь права, пальто ещё перед туалетом снять надо было.
– Наелась? – спрашиваю тоном надзирателя.
Полина довольно улыбается, утягивает со стола салфетку и аккуратно вытирает губы.
Ничего себе манеры!
Девочка поднимается и выбирается из-за стола, берёт тарелку из-под бутерброда и несёт её к раковине.
– А теперь – точно спать! – произношу категорично, подхватываю мелочь на руки, пока она ещё чего не придумала, и отношу в гостиную.
Тут огромный диван, её точно места хватит, даже раскладывать необязательно.
– А мама меня купает певед сном всегда, – заявляет с лёгкими нотками издевательства в тонком голосочке.
Нет, у этой мелочи талант – выводить меня из себя.
– Сегодня поспишь так, я не стану тебя купать, – произношу таким тоном, каким отдаю приказы подчинённым.
Полина сникает, но больше не спорит. Чувствует, похоже, что бессмысленно закатывать очередную сцену.
Усаживаю девчонку на диван, а сам думаю, может, зря я ввязался в это всё? Никогда никого не жалел, а тут на тебе.
Отвёз бы мелкую в отделение полиции и спал бы уже сладким сном.
– А где котёночка? – спрашивает, наивно хлопая пушистыми ресничками. – Его тоже надо поковмить.
Изобразив фейспалм, вынуждаю мелкую принять лежачее положение, укрываю её пледом и ухожу наверх.
Всё, хватит! Я. Хочу. Спать!
Падаю на кровать в своей спальне и вырубаюсь тут же.
Скрип двери, тихие робкие шаги, шевеление воздуха рядом.
– Я боюсь одна, – лепечет невинный детский голосок.
Резко открываю глаза и подскакиваю, как ужаленный. Хватаюсь за сердце, прижимаясь к изголовью кровати.
– Ты… – выдыхаю, спросонья не сразу сообразив, кто передо мной стоит.
– Можно, я тут буду спать? – кивает на место рядом со мной.
– Нет, – отрезаю категорично. – Иди вниз, Полина, – произношу строго и отворачиваюсь на другой бок.
Снова вырубаюсь, и даже сны мне не снятся. Всё-таки вымотался я порядком. Одно дело просто работать допоздна и другое носиться по округе ночью в поисках чьей-то пропавшей матери.
Утром просыпаюсь от странной вибрации возле грудины. Медленно размыкаю веки, касаюсь своего тела ладонью и понимаю, что вместо ткани футболки я чувствую толстый слой шерсти.
И как я за одну ночь умудрился в мамонта превратиться, спрашивается?
– Вяу-вяу! – верещит возле уха, словно сигнализация, а в кожу впивается что-то острое.
Просыпаюсь моментально, от сна и следа не остаётся.
Вскакиваю с кровати и что же вижу?
На месте, где я лежал, пристроился кошак. Мелкий, но вредный, оказывается, зараза. Орёт покруче Польки, ещё и царапается.
А на другом краю кровати, обнимая ручонками кота, спит девчонка.
А ведь я сказал ей, чтобы вниз шла, но эта меня явно слушаться не собиралась.
– Полина, просыпайся, – сжимаю пальцами переносицу, устало вздыхая.
Вот и выспался вроде, но как представлю, что опять буду своё время тратить на бесполезное занятие, так сразу упадок сил чувствую.
– Мы едем к маме? – спрашивает, усаживаясь на кровати и сонно потирая глазки.
– Да, – отвечаю и ухожу из комнаты.
Девчонка плетётся следом.
Набираю номер зама, отдаю распоряжения касательно поиска Ольги. Потом звоню ещё по нескольким номерам, поднимаю все возможные связи.
И в итоге ниточки опять приводят меня к той больнице, в которой мы были ночью.
– Петрова Ольга, – чеканю, испепеляя взглядом медсестру, которая ночью отправила меня ни с чем.
Рядом за руку меня держит Полина. Вцепилась, будто я ей родной, ей-богу.
– Такая есть, поступила сегодня ночью…
– А какого тогда хрена вы мне морочили голову буквально двенадцать часов назад и сказали, что таких нет? – рычу, выходя из себя.
Полина вздрагивает и прижимается к моей ноге. От меня самого у меня же ищет защиты – удивительный ребёнок.
– П-п-простите, – заикается медсестра, поднимается и шёпотом просит коллегу позвать доктора.
Седовласый мужик в белом халате с бейджем «Заведующий травматологического отделения» появляется уже через минуту.
Весь такой важный, он быстро понимает, кто здесь главный, и принимается лепетать.
– Извините, пациентку оформили не сразу, поэтому произошла путаница, – натянуто улыбается. – А кем она вам приходится, позвольте спросить? – вжимает голову в плечи, пугаясь собственного вопроса.
– Муж я, – рявкаю, сам не понимаю, зачем.
Меня и так все слушаются, но мне надоело тратить нервы и время на объяснения, проще представиться супругом и открыть себе сразу все дороги.
– Раз супруг, тогда, конечно, пойдёмте, я вас сам провожу, – лебезит докторишка, походу, вспомнив, кто в прошлом году оказывал финансовую помощь всем сельским больницам в округе.
То-то же.
Оля
Солнечный луч, скользнув по лицу, щекочет ресницы. Вздрогнув, открываю глаза. Во рту дикая сухость, перед глазами слегка плывёт.
– Пить, – хриплю не своим голосом.
Пялюсь в белый потолок, не в силах вспомнить, где нахожусь. Точно не дома, потому что дома у меня другой потолок.
Какой?
Не помню, но уверена, что не белый.
Напрягаю память и чувствую резкий приступ головной боли.
Что же со мной?
– Кто… ни… будь, – хриплю, едва шевеля губами.
Поворачиваю голову, шея затекла. Больно.
Но я замечаю, что в комнате стоит ещё одна кровать, и на ней кто-то лежит.
Да и стены вокруг тоже белые.
Больница?
Вероятнее всего.
– Эй, ты проснулась? – ахает незнакомый женский голос.
Проходит несколько секунд, и вокруг меня начинается какая-то суета. Сначала прибегает медсестра, потом мужчина в медицинском халате. Доктор, надо полагать.
Меня поворачивают, светят в глаза, просят открыть рот. Чувствую себя безвольной куклой.
Куклой без имени.
– Помнишь, как тебя зовут? – словно читая мои мысли, спрашивает врач.
Снова напрягаю память, морщась от болезненных спазмов.
– Оля, – называю первое пришедшее на ум имя.
Может, угадала?
– Верно, умница девочка, – врач заглядывает в бумаги, которые ему подала медсестра. – А лет тебе сколько?
Задумываюсь и пожимаю плечами, потому что… не помню.
– Может, двадцать пять? – предполагаю.
– Почти угадала, – хмурится доктор. – Но это простительно, ведь двадцать шесть тебе исполнилось совсем недавно, – одобрительно улыбается.
Похоже, не так уж всё плохо. Расслабляюсь.
Сейчас мне расскажут, что со мной произошло, и я всё вспомню обязательно. Подлечусь, приду в себя, вернусь домой…
Домой?
– Поля… – выдыхаю ошеломлённо.
Лёгкие сжимаются, превращаясь в сморщенную губку, кислорода катастрофически не хватает.
Я вдруг отчётливо понимаю, что дома меня ждёт дочка. Моя дочка. Полиночка.
С кем она сейчас?
Я ведь живу одна. Кажется. Или нет?
Руки машинально взмывают вверх, пальцами принимаюсь массировать виски, полностью игнорируя тот факт, что в венах у меня катетер, и капельница вообще-то рядом с кроватью на штативе.
– Где моя дочка? – таращусь на склонившегося надо мною доктора.
Хватаюсь за края его белоснежного халата мёртвой хваткой. Приподнимаюсь, заглядывая в серые глаза, обрамлённые крупными старческими морщинками.
– Ань, успокоительное сделал ей, тут всё-таки потребуется консультация психиатра, – хмурится. – В больницу тебя привезла машина «скорой», и никакого ребёнка и близко не было.
– Но как же… – откидываюсь на подушки, больно ударяясь затылком.
Морщусь и пропускаю тот момент, когда в капельницу втыкают иголку и впрыскивают лекарство. Заворожено смотрю за тем, как жидкость течёт по трубке прямо в кровь, медленно моргаю.
Я уверена в том, что у меня есть дочка, иначе и быть не может. И я должна узнать, что с ней произошло, ведь малышка может находиться в опасности.
Поднимаю правую руку. Кольца на пальце нет, выходит, я не замужем?
Может и ребёнок мне приснился?
– Где мой телефон? – бормочу вяло, сонно. – Мне надо позвонить, моя дочка…
– Да хватит уже, – раздражённо фыркает медсестра, а доктор вовсе поднимается и выходит из палаты.
Поворачиваю голову и вижу, как на меня жалостливо смотрит соседка. Может, она мне поможет?
– Скажите хотя бы, сколько я здесь нахожусь? – прошу медсестру, едва сдерживая слёзы.
– Я утром заступила, откуда знаю. Может, всего ночь, а может, и неделю, – равнодушно бросает, ошарашивая.
Чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Перед глазами отчётливо встаёт образ моей Полиночки. Кудрявые светлые волосики, голубые глаза. Она похожа и на меня, и на отца одновременно, бывает же так.
Я помню, как выглядит этот мужчина, но не помню, в каких мы с ним отношениях.
Зажмуриваюсь, чтобы скрыть рвущиеся наружу рыдания. Не хочу устраивать концерт, уверена, тогда меня точно запишут в ряды психически неуравновешенных особ и дочку найти не помогут.
Наконец, медсестра выходит, и я обращаюсь к соседке по палате:
– Не могли бы вы дать мне телефон? Позвонить, – прошу еле слышно.
Мне удалось сесть, и теперь голова кружится ещё больше.
Женщина задумчиво морщится, не спешит отвечать на мою просьбу.
– А кому ты позвонишь, если ничего не помнишь? – фыркает.
– С чего вы взяли, что я ничего не помню? – хмурюсь в ответ.
Я имя своё назвала, возраст, а то, что врачи не признают наличие у меня дочери, ещё не значит, что я сошла с ума.
– Ну… – тянет, замешкавшись.
– Ладно, не надо, – укладываюсь обратно в постель.
Снова прикрываю глаза и пытаюсь вспомнить, как попала сюда. Врачи мне рассказывать о случившемся не станут – и ежу понятно. Оказывают помощь, и за то спасибо.
Встретиться бы с теми, кто дежурил ночью на «скорой», но это нереально. Меня никто не отпустит в таком состоянии, да и фельдшера не факт, что вспомнят вообще.
Видимо, глаза я держу закрытыми слишком долго, потому что в себя прихожу от шума в коридоре. Задремала.
– Вы в своём уме? – рычит недовольный мужской голос.
Я не помню, кому он принадлежит, но от его интонаций веет такой силой и властью, что не подчиниться просто невозможно.
– Я вас посажу всех, и начну со «скорой»! – бросает кому-то, а потом дверь в мою палату открывается.
– Мамочка! – ко мне со всех ног бросается дочурка.
Я приподнимаюсь на локтях, но Полина заваливает меня, повисая на шее, обратно.
Деточка моя… Нашлась!
– Простите, Константин Александрович, мы ведь не знали, что это ваша супруга, – заискивающим голосом бормочет доктор, который грозился отправить меня к психиатру.
Супруга?!
Костя
– Мне необходимо узнать, как Ольга попала к вам, – произношу максимально заинтересованно, пока врач ведёт меня в отделение травматологии.
Вообще, мне плевать, но надо ж вид сделать, что мы с матерью Полины реально женаты.
– И почему произошла эта путаница? Мне доложили, что к вам в отделение поступила Петрова Ольга, а в регистратуре ни сном, ни духом.
– Видите ли, вам доложили по данным скорой помощи, а у нас вашу супругу на тот момент ещё не успели оформить, – разводит руками виновато. – Ох, а вот и врач, который дежурил ночью, может, он что-то знает.
Заведующий вкратце объясняет незнакомому мне доктору ситуацию.
– Я врач скорой помощи, меня Василий зовут, – представляется толстый лысый мужик, от которого несёт лёгким перегаром. – Вчера вечером нас вызвала девушка, как я понял, сама пациентка. По её словам, её сбила машина, но она была в сознании некоторое время и смогла вызвать помощь. С ней, кажется, ещё кто-то был, но потом видимо, убедились, что девушку забрала «скорая», и с нами ехать отказались.
– Отказались? – повышаю голос, вскипая.
В этот момент из-за моей ноги выглядывает Полинка.
– С девушкой был ребёнок, – прижимаю малявку к себе. – Вы понимаете, ребёнок? Как она могла отказаться ехать?
Врач таращит на меня глаза и явно не верит, придурка кусок.
– Это ошибка, – бормочет растерянно. – Я не обратил внимания…
– Вы в своём уме? – рявкаю так, что стенам больницы впору обрушиться от громкости моего голоса.
Меня эта ситуация просто из себя выводит. Я терпеть не могу, когда халатно выполняют свою работу.
А ещё как представлю, что Полина не ко мне в дом забрела, а на улице осталась.
Это хорошо, что я случайно забыл закрыть ворота. Потом уже понял, что к чему, а сразу даже не сообразил, как она попала ко мне во двор. Дверь впрочем, тоже была не заперта, и это просто везение, что я оказался именно вчера таким немного рассеянным.
Будь я собраннее, как это бывает обычно, девочку уже с полицией искали бы.
А если бы её какой урод нашёл? Или маньяк?
– Я вас посажу всех, и начну со «скорой»! – цежу сквозь стиснутые зубы, глядя в ошарашенное лицо заведующего.
Открываю дверь в палату, которую мне указал прежде врач, и Полинка тут же срывается с места.
– Простите, Константин Александрович, мы ведь не знали, что это ваша супруга, – заискивающим голосом бормочет доктор, но я его уже не слышу.
Потому что не могу отвести взгляда от картины, которая предстала перед моими глазами.
Малая висит на шее у матери, а я в этом бледном ангеле узнаю девочку из прошлого.
Лёля, точно.
Она работала у меня личной помощницей несколько лет назад, а потом уволилась.
Правда, перед этим между нами было кое-что. Но это не было чем-то серьёзным. Её предал жених, а я был не против утешить несчастную невесту.
Кто ж знал, что окажусь у неё первым.
Потом она уволилась, я решил, что стыдно ей стало из-за связи с боссом.
Уговаривать остаться не стал, да и не имел возможности. Она ведь даже заявление написала, когда я заключал важный контракт за границей. Будто специально время подгадала.
А теперь что же получается, она жениха своего простила и к нему вернулась?
Ребёнка ведь родила от кого-то.
Прохожу в палату, всё ещё пребывая в шоке.
Становлюсь напротив кровати, на которой лежит Оля.
Она смотрит на меня широко распахнутыми от удивления глазами.
– Костя… – лепечет растерянно. – То есть, Константин Александрович, – всё-таки узнала. – А мы правда женаты? – ставит в тупик неожиданным вопросом.
Приплыли, она что же, не помнит ничего?
Я планировал только перед доктором взволнованного супруга разыгрывать, но никак не перед бывшей подчинённой.
– Мхм, – невразумительно мычу в ответ.
– Видите ли, – встревает в разговор доктор, – у вас после травмы возникла лёгкая потеря памяти. Ретроградная амнезия, то есть, – поясняет, разводя руками. – Вы помните события, которые произошли давно, то есть помните, что у вас есть дочь. А вот те события, что предшествовали травме, вы забыли. Например, сам момент аварии. Правда, странно, что вы мужа не помните, - хмурится, усердно соображая что-то там в своей пустой голове. – Но память восстановится обязательно, – растягивает губы в притворной улыбке.
Осталось ещё, как цыганке на вокзале, ручку протянуть и попросить позолотить её, обещая при этом ускорить процесс восстановления.
– Сегодня же я позабочусь о том, чтобы Ольгу перевели в частную клинику, – рушу все планы заведующего по обогащению.
Мужчина сникает, но со мной спорить не решается.
А я опять не понимаю логику собственных действий.
Меня уже здесь и быть не должно, но в итоге я ещё больше погрязаю в чужих проблемах.
Наверное, мне жаль девушку, с которой связывает общее прошлое, хотя, оказывать помощь всем бабам, с которыми спал, глупо.
Но Олю сложно назвать таковой, всё же, я первым у неё был. А я привык отвечать за тех, кого приручил.
Но твою ж мать, а если у неё всё же муж есть?
– Документы моей жены чтобы у меня были через минуту, – шиплю, хмуро глядя на заведующего.
Сейчас мне отдадут паспорт, и я всё узнаю.
С другой стороны, на хрена мне это?
Сам не понимаю…
Так, Вербицкий, бери себя в руки и уноси свой зад из этой богадельни! – приказываю себе мысленно.
Такими темпами я и ребёнка её усыновлю.
Кстати, о Полинке.
Малая, наобнимавшись с матерью вдоволь, подбегает ко мне и с тоской смотрит, как медсестра катетер на тыльной стороне ладони девушки поправляет.
Ироды, все вены бедняжке истыкали всего лишь за какую-то несчастную ночь.
Нет, увозить её отсюда надо точно, будем считать, что это просто акт благотворительности с моей стороны.
Правда, я и так регулярно жертвую с местный фонд помощи больным детям, но одним добрый делом больше – это ведь неплохо, верно?
Оля
Удивлённо смотрю то на доктора, то на Костю.
Поверить не могу в то, что мы и в самом деле женаты!
Мне кажется, что это какой-то сон. Неужели Вербицкий говорит правду?
А с другой стороны, какой смысл мужчине врать?
Кто он и кто я?
Завидный жених, миллиардер, пользующийся невероятным успехом у противоположного пола. И я – девочка из села без рода, без племени. С кучей проблем и посредственной внешностью.
Но он взял меня замуж, выходит.
Только очень жаль, что я ничегошеньки не помню. Мне так хотелось бы вспомнить нашу свадьбу, нашу жизнь.
Судя по тому, как Костя гоняет врачей, он меня очень любит. И переживает обо мне – сразу видно.
Только почему-то на расстоянии держится, не подходит, будто боится коснуться.
– Костя, – шепчу еле слышно, когда медицинский персонал покидает палату, соседка выходит в столовую, а Полиночка отвлекается на муху, бьющуюся в стекло окошка.
Сейчас зима, но в больнице так жарко, что уснувшее насекомое выбралось откуда-то и теперь места себе не находит.
– Кость, – зову ещё раз, и только теперь мужчина обращает на меня внимание.
До этого он внимательно следил за дочуркой. Уверена, Вербицкий – самый лучший отец на свете. Я видела, как Поля жалась к нему и называла папой, а внутри меня всё трепетало при виде этой картины.
Будто такое в моей жизни впервые.
– Да, Оль, – хмурится мужчина.
Подходит ближе, и я сама хватаю его за руку. Мне хочется тепла, хоть капельку, но я понять не могу, что же случилось между нами, что муж так холоден ко мне?
– Кость, мы что, поссорились накануне? – спрашиваю настороженно. – Как я вообще попала сюда?
– Тебя сбила машина, – коротко и чётко отвечает. – Ты была вместе с Полиной, хорошо, что всё случилось возле дома, – рассказывает вкратце и больше не говорит ничего.
Снова тяну его за руку, вынуждая присесть на край кровати. Мне безумно хочется его касаться, будто я соскучилась.
Наверное, так и есть, всё-таки, меня не было дома почти сутки. И при виде мужчины в груди что-то отозвалось теплом, а это значит, я люблю его.
– Я не помню ничего, Кость, ты мне потом расскажешь о нашей жизни? – прошу со смущённой улыбкой.
Мужчина опять как-то неопределённо кивает в ответ.
Ситуацию спасает Поля. Она подбегает к нам, и Костя тут же усаживает её к себе на колени. Складывается ощущение, что с дочкой ему проще, чем со мной.
Что же могло произойти между нами перед этим несчастным случаем?
– Всё в порядке? – спрашиваю осторожно.
– Да, – кивает Вербицкий в ответ и дарит, наконец, мне скупую улыбку.
Через несколько часов меня перевозят в частную клинику.
Отдельная палата, вежливый и улыбчивый персонал, море анализов и повторное обследование – всё это тянется до вечера, и мне безумно хочется скорее снова увидеть мужа и дочку.
Они приходят навестить меня, когда за окном уже темно. Поля на этот раз в другой одежде, которую я тоже не помню. А ещё у дочки новая кукла. Я уверена, что новая, потому что на игрушке даже некоторые упаковочные детали до конца не сняты. Мужчины такие мелочи порой не замечают, а я вижу.
И Полина с большой охотой изучает новую игрушку, будто раньше у неё таких не было. Странно так…
Дочка богатого человека, а радуется простой игрушке. Может, мы раньше её не баловали, но из-за того, что я в больнице, Костя решил немного скрасить жизнь нашей малышке?
Наверное, так и есть.
– Кость, – льну к мужу.
Мне разрешили подниматься, поэтому теперь мы сидим рядом, на диване, который стоит в моей палате для посетителей.
– Знаешь, а ведь у меня до сих пор в голове не укладывается, что мы женаты, – признаюсь робко.
Вербицкий снова никак не комментирует мою попытку поднять тему нашего брака.
Опускаю голову на плечо мужа, вдыхаю аромат его парфюма и чувствую лёгкий приступ головокружения. То ли из-за травмы, то ли от близости мужчины.
И Костя впервые за сегодняшний день отзывается на мою ласку. Обнимает меня, прижимает к себе и целует в макушку. Немного по-детски, но я чувствую, что он делает это с любовью.
Да по-другому и нельзя, дочка ведь рядом.
Чувствую, как его пальцы перебирают пряди моих волос, словно это происходит случайно, на автомате. И никак не могу насытиться нашей близостью, боюсь, что совсем скоро дочка и муж уйдут.
Наигравшись с куклой, Поля укладывается на мою кровать и засыпает.
А мы ещё сидим какое-то время молча.
Так хорошо, спокойно…
– Я так люблю тебя, – признаюсь, уверенная в том, что делаю это не в первый раз.
Чувствую, как Костя напрягается.
– Что случилось? – отстраняюсь и заглядываю в глаза мужчине. – У нас в семье не принято говорить о своих чувствах? – спрашиваю с грустью.
Становится не по себе, складывается ощущение, что я веду себя нелепо. На самом деле я просто поступаю так, как чувствую, ведь искренне люблю мужа.
Можно забыть детали своей жизни, но сердце ведь не обманешь.
– Просто… – хрипло отвечает мужчина, – ты мне это говоришь впервые, – признаётся вдруг.
А я не понимаю, почему раньше не говорила мужу, что люблю его?
Странно очень.
– Значит, теперь буду говорить чаще, – мягко улыбаюсь и ловлю вдруг жадный взгляд мужа на вырезе своего халата.
Я постеснялась, а Костя не сообразил привезти мне вещи из дома. Да и не до этого ему было, он занимался оформлением меня в клинику, дочкой, ну, разве в такой суете до одежды будет?
Смущённо поправляю халат и отвожу взгляд, но Костя не позволяет. Вдруг цепляет пальцами мой подбородок и вынуждает посмотреть ему в глаза.
– Оль, – шепчет тихо, чтобы не разбудить Полину. – Я так соскучился по тебе, – произносит с тоской и коротко целует в губы.
Будто мы с ним не день не виделись, а целую вечность.
И пока я пребываю в недоумении, мужчина поднимается, забирает спящую малышку и уходит, пожелав мне напоследок спокойной ночи.
Костя
Это какой-то сюр.
Поверить не могу, что ввязался в эту игру.
В своей комнате спит Полинка. Да, эта мелочь уже комнату себе в моём доме облюбовала, но на закидоны мелкой мне сейчас плевать.
Меня сейчас старшенькая волнует.
За минувшие годы Оля похорошела. Из тощей практически плоской девушки превратилась в оформленную фигуристую красотку. И только личико осталось всё тоже – ангельское. Огромные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, пробирающий до костей взгляд.
Я и не подумать не мог, что эта встреча так заденет меня.
Я был уверен, что мать Полины – совершенно незнакомая для меня женщина. И встреча с Олей меня ошарашила, словно чем-то тяжёлым по голове приложили.
А ещё совершенно некстати я понял, что тогда, в прошлом, Оля оставила в моей душе неизгладимый след. Стоило ей только сегодня коснуться моей руки, улыбнуться слабо, и я поплыл.
Почему? Сам не понимаю.
Но в том, что я продолжу помогать девочкам, нет сомнений. Мне даже любопытно, во что всё это выльется.
Возможно, это несколько эгоистично будет с моей стороны, но я хочу получить свою порцию адреналина. Работа всё время, да работа, мне даже выбраться нет времени куда-нибудь.
Раньше я хоть как-то отдыхал, разумеется, как это положено людям с моим состоянием. Когда всё ладится в делах, когда в бизнесе спокойно и стабильно, тогда крайне не хватает острых ощущений. Потому многие богатые успешные люди обожают экстремальные виды спорта, покоряют горные вершины.
Я вот раньше любил участвовать в гонках.
Но в последнее время мне не до этого.
И моё приключение с Петровой и её дочкой как раз поможет мне немного развеяться.
Да и девочкам нужна помощь, как не крути, так что я крайне благородное дело делаю, помогая им.
Утром уже привычно просыпаюсь от кошачьего шипения рядом.
– Ну, извини, я здесь хозяин. Как хочу, так и сплю, – бросаю недовольному кошаку, которого во сне случайно придавил рукой.
Полина ожидаемо оказывается на другом краю кровати.
Смотрю на часы – через полчаса должна прийти няня. Да, я озаботился этим вопросом, должен же кто-то был купать девочку, заплетать её волосы и прочее, прочее, прочее…
Впрочем, мне тоже достаётся. Полина и меня успевает строить.
– Папа, – произносит по-свойски, как так и надо. – А давай маме тоже купим какой-нибудь подавок? Мне ты купив кукву, а мама любит пивоженки.
– Мама? Ага, купим, – отвечаю на автомате, просматривая тем временем почту в телефоне.
– А ты не забудешь? Точно-точно? – дёргает меня за рукав футболки.
Вот же егоза!
– Пирожные мама любит, да? – всё-таки переключаю своё внимание на малявку.
– Ага, а ещё цветочки, – улыбается довольно.
Вспоминаю халат в цветочек, который вчера был надет на Ольге. В глубоком вырезе соблазнительно покачивалась грудь, и я от такого вида чуть слюной не захлебнулся.
Так, стоп!
Халат в цветочек, на пару размеров больше, он же больничный выходит?
А я, олень такой, даже вещей никаких девушке не отвёз?
Ясное дело, дома у меня одежды Оли нет, а где она проживает, я не знаю.
А Полинка адрес назвать толком не может, понятно только, что в этом же посёлке, где и мой особняк.
Прописка у обеих городская – временная, это я пробил, разумеется. Но там то ли подружка, то ли просто знакомая, я не стал вникать. Мне сейчас лишние свидетели того, что мы с Олей на самом деле не женаты, не нужны.
– Не волнуйся, всё купим твоей маме, – обещаю, попутно включая ноутбук.
У меня совсем скоро важная сделка, дел невпроворот, а я тут в няньки записался.
– Когда? – продолжает давить малявка.
Неугомонная!
– Вот прямо сейчас и поедем, хорошо? – спрашиваю, словно эта мелочь имеет мне право указывать.
Впрочем, последние дни я только и делаю, что выполняю приказы девчонки.
– Догововились, – важно кивает в ответ.
Любит же сложные слова использовать в речи, хотя некоторые толком и выговорить не может.
Перед визитом в больницу проезжаемся по магазинам. Няньку пришлось отменить: ну, смысл ей на час-другой приходить?
В общем, я заплёл Полинку сам. Получилось два маленьких кудрявых хвостика по бокам. Смешная она, конечно, а ещё на мелкую совершенно не получается злиться.
Покупаем вещи.
У меня глаз алмаз, потому я без труда покупаю Оле кое-какие шмотки. Прошу девушку консультанта собрать всякие штучки женские, которые могут понадобиться в больнице. Сам я не разбираюсь, да и не хочу вникать во всё это.
В клинике Оля нас ждёт в коридоре.
– Привет, мои хорошие, – обнимает и целует дочку, потом бросается с объятиями ко мне. – Я так соскучилась, – мажет губами по моей щеке.
Так по-домашнему, будто мы и в самом деле сто лет женаты.
На меня накатывает странное ощущение: мне хочется ещё. Поэтому я без зазрения совести притягиваю девушку за хрупкую талию к себе и целую в губы. Коротко, на первый взгляд почти целомудренно, но внутри меня кипит лава. Ярким огнём разливается по венам, отравляя мой организм ядовитым желанием.
И я вдруг отчётливо понимаю, что хочу скорее забрать к себе домой эту девушку. Ощутить бархат её обнажённой кожи, вспомнить всё то, что было между нами несколько лет назад.
И мне плевать сейчас, что моё развлечение может ранить её. Не помнит ничего всё равно, так ведь?
Надо бы узнать у врача, когда там у нас выписка.
Сегодня меня выписывают. Память пока не вернулась ко мне.
Это если коротко.
А если подлиннее, то…
То я чувствую себя очень странно. Словно перед прыжком в пропасть. Наяву я, конечно, никогда в пропасть не прыгала, но во сне бывало. И вот это необъяснимое чувство из смеси страха и предвкушения чего-то необычного преследует меня весь день.
Я в замешательстве.
Мне кажется, будто вся эта жизнь – не моя. Врач сказал, что это последствия травмы и потери памяти, но всё равно мне не по себе.
Позади будто огромное белое полотно с яркими воспоминаниями прошлого и огромной дырой в том, что было буквально неделю назад.
Впереди – будущее. Неизвестное, но я искренне верю в то, что оно будет таким же безоблачным, как наши отношения с мужем.
– Оль, не трогай сумки, я сам, – строго отчитывает меня Костя, едва пальцы касаются ручек стоящих вдоль кровати пакетов.
Приехала я сюда с одной сумочкой, а уезжаю с ворохом вещей.
Костя каждый день привозил что-нибудь, всё переживал, что мне чего-то не будет хватать.
– Как скажешь, – стушевавшись, отхожу в сторону и беру дочурку за руку.
С нежностью поглаживаю бархатную ладошку, улыбаюсь малышке.
– Папа, ты заказав пивоженки? – спрашивает Поля строго у отца.
Вербицкий дёргается, как от удара током, поднимает на дочку виноватый взгляд и медленно отрицательно качает головой.
– Сейчас, всё будет, – быстро находит решение, вынимает телефон, звонит кому-то и властным тоном раздаёт приказы.
Какой же он…
Меня в нём это и привлекло – характер. Местами непростой, со своими сложностями, но при этом сильный, властный, настоящий мужской.
Домой мы приезжаем после обеда.
Я так надеялась, что переступлю порог дома и всё вспомню, но, увы.
– Кость, а где ванная? – спрашиваю смущённо.
Не знаю, но такие вещи меня почему-то волнуют и смущают. Я опускаю взгляд в пол, нервно тереблю край блузки.
– Здесь, – распахивает прямо позади меня дверь, становясь слишком близко.
Меня обдаёт ароматом его парфюма, и сердце в груди принимается учащённо биться.
– Я тогда пойду искупаюсь, а то в больнице всё не то, – лепечу растерянно.
Полина с няней, которой мне, кажется, раньше у нас не было. Но я не задаю лишних вопросов, понимая, что проблема не в окружающих, а во мне. Моя память не желает восстанавливаться, и постоянно дёргать близких своими подозрениями – за гранью.
– Тебе помочь? – томным вибрирующим голосом предлагает муж.
Тело мгновенно и не совсем уместно реагирует на его слова, подавая мне однозначные сигналы к тому, что я очень соскучилась по мужчине.
И я едва не брякаю «да», но в последний момент отказываюсь.
Неизвестно куда эта помощь нас заведёт, а в доме посторонний человек, да и дочурка не спит, день ведь в самом разгаре.
Но что-то мне подсказывает, если Костя предложит мне свою «помощь» ночью, я не откажусь.
Юркаю в ванную, запираюсь изнутри. Быстро скидываю с себя вещи и понимаю, что не могу настроить воду. Здесь какая-то сложная система, я кручу кран и так, и сяк, но всё без толку.
И что делать?
– Тебе помочь? – раздаётся за дверью голос мужа.
Вздрагиваю и инстинктивно сдёргиваю с крючка полотенце, заматываюсь в него хоть и понимаю, что от мужа мне точно скрывать нечего.
– Помоги, пожалуйста, – выглядываю из-за приоткрытой двери.
И почему мне так неловко перед мужчиной?
Мы ведь женаты, так не должно быть!
Костя проходит в ванную, настраивает воду и разворачивается ко мне, смущённо переминающейся с ноги на ногу. Я прижимаю к груди полотенце и робко поднимаю взгляд на мужа.
Он так смотрит…
Ощущение, что Костя сейчас сорвёт с меня полотенце, грубо развернёт меня к стене и…
Но ничего не происходит, к счастью. Муж отдаёт себе отчёт в том, что сейчас не место и не время.
Вербицкий уходит, а я забираюсь в ванную.
Тянусь на полку за всякими принадлежностями душевыми и с удивлением обнаруживаю здесь только один единственный женский шампунь.
Даже у Поли больше флаконов: гель для душа, пенка для ванны и детский шампунь без слёз.
А я что же, совсем за собой не ухаживаю, выходит?
Это так странно.
Читаю надпись на этикетке и понимаю, что моим волосам вряд ли подойдёт содержимое флакона. У меня длинные светлые волосы, они слегка вьются от природы, и структура у них соответственно пористая. Им определённо необходим особый уход, неужели, имея мужа олигарха, я не могла себе позволить элементарных вещей?
И снова я проваливаюсь в эту пустоту, где нет никаких воспоминаний. На автомате принимаю душ, намыливая тело мужским гелем, мою волосы тем, что есть. Закутываюсь в большой банный халат ядовито розового цвета, чувствуя себя в нём куклой барби.
Выхожу из ванной и снова теряюсь.
Да уж…
Надо было сначала дом изучить, а потом в душ рваться. Но мне безумно хотелось смыть с себя ощущение больницы.
А теперь я не знаю, куда идти.
Интуитивно нахожу гостиную. К счастью, здесь нет никого, а то неловко было бы в халате и с чалмой из полотенца на голове.
Здесь есть лестница, ведущая на второй этаж. Вероятно, там расположена наша с Костей спальня.
Я поднимаюсь по ступенькам вверх, цепляясь пальцам за перилла. Мне всё кажется, что я споткнусь и полечу вниз.
Здесь действительно несколько дверей, но все они закрыты, и куда идти, я не представляю.
Дёргаю за первую попавшуюся ручку и сразу попадаю в нашу с Костей спальню. Уверена, это она. Огромная двуспальная кровать, тяжёлые торшеры на полу возле изголовья, шторы на окнах тёмные – это я всё выбирала?
Боже…
Как же трудно мне.
Присаживаюсь на край кровати, потому что не по себе становится.
Я не помню ничего. Ничегошеньки. Мне всё здесь кажется чужим, будто я впервые в этом доме.
Сказать мужу? Боюсь, Вербицкий оскорбится, я даже про кольцо до сих пор ничего не сказала.
После обеда мы пьём чай, Полина кормит конфетами свою куклу, а я опять не могу отвести взгляда от мужа.
– Кость, скажи, а как ты мне предложение сделал? – спрашиваю робко.
Мне безумно интересно узнать, как развивались наши отношения. Я ведь помню, что работала у Вербицкого личной помощницей. Помню, что собиралась замуж за своего одноклассника.
Его звали Кирилл, у нас не было каких-то сумасшедших чувств, но бабуля моя сказала, что надо устраивать свою судьбу, ведь она не вечная. А парень хороший, обустроился в городе, почему бы и нет?
И я согласилась, правда, мы не были особо близки. Как-то не складывалось, а потом я узнала, что себе Кир ни в чём не отказывает, встречается с разными девушками.
Разозлилась и при первой же возможности отдалась боссу.
Мне потом было безумно стыдно, но назад вернуться было невозможно, и я втянулась в эти неправильные отношения, нырнула в них с головой.
Забеременела.
А теперь вот каким-то образом оказалась замужем за Вербицким.
– Малыш, мне сейчас нужно уехать по работе, давай, я вечером тебе всё расскажу? – увиливает от ответа муж.
Поднимается из-за стола, целует меня в макушку и уходит.
– Подожди, – останавливаю мужчину, – я думала, ты сегодня… – запинаюсь.
Да, мне хотелось бы, чтобы Костя сегодня был рядом, я ведь в доме ничего толком не знаю. Но и выглядеть в его глазах склочной бабой, которая мужика возле юбки держать готова круглосуточно, я не хочу.
Поэтому натягиваю на губы улыбку и произношу доброжелательно:
– Хорошей дороги, любимый.
После обеда со стола убирает няня. Оказывается, она здесь не только для того, чтобы за Полинкой приглядывать.
А я иду сама укладывать дочурку спать.
И вместе с ней засыпаю на добрые три часа. Вырубаюсь без сил.
А когда открываю глаза, за окном уже наступают сумерки.
И судя по шуму внизу, вернулся Костя.
Ну вот, а я думала, пока его не будет, я поброжу по дому, может, что-то вспомню. При муже мне как-то неловко привидением перемещаться между комнатами и заглядывать по углам.
– Оль, тебе, – мужчина протягивает мне букет цветов. – Прости, я заказал их ещё днём, хотел тебе на выписку подарить, но цветы в офис додумались доставить, я видимо ошибся, назвал по привычке не тот адрес.
– Спасибо, – прижимаю ароматные бутоны к лицу, вдыхаю сладко-пряный запах роз. – А ты, наверное, на работе много времени проводишь? – спрашиваю, делая собственные выводы из его слов о том, что адреса перепутал.
– Да, бывает, даже ночую там, – бросает беспечно, а я вдруг застываю, как вкопанная.
То есть, так мы живём?
Я с дочкой дома, а он по ночам в офисе?
От таких откровений мне становится не по себе, и Костя это замечает. Подходит, опускает руки на мою талию, заглядывает в глаза.
– Малыш, я ночую там в крайних случаях, когда готовлю важный проект, например. Не бери в голову, – касается коротко моих губ своими.
При всей сухости и строгости Костя очень тактильный. Поначалу он не прикасался ко мне в больнице, даже не подходил близко, но потом будто распробовал, во вкус вошёл, и теперь при каждом удобном случае целует в губы.
– Хорошо, – улыбаюсь в ответ и иду кормить мужа ужином.
Мне неловко от того, что я весь день проспала, а ужин няня приготовила, но так уж и быть. Спишем на то, что я просто после больницы ещё в себя не пришла. Завтра обязательно порадую мужа вкусным обедом.
После ужина я на автомате принимаюсь купать дочку. Вот эта часть жизни у меня как-то не покрыта туманом, я понимаю, что и как должна делать.
А ещё у меня складывается ощущение, будто мы с дочкой жили какое-то время в доме моей бабушки. Бабули не стало в прошлом году, может, я туда переезжала, чтобы присмотреть за домом?
Странно так, надо будет спросить у Кости при возможности и наведаться туда.
После водных процедур укладываю дочку спать и спускаюсь вниз, к мужу.
Он сидит на диване в гостиной и что-то сосредоточенно читает с экрана ноутбука.
– Работаешь? – опускаю ладони на его напряжённые плечи.
Робко сжимаю пальцы, принимаюсь массировать. Сначала неуверенно, осторожно, но когда слышу довольное урчание мужа, становлюсь смелее.
Закончив с массажем, присаживаюсь на диван рядом с любимым.
– Кость, а у нас есть какие-нибудь фотографии? – задаю вопрос, который волновал меня добрую половину дня. – Я думаю, может, увижу нашу свадьбу, маленькую Полю, и вспомню всё, наконец?
Жду, что муж ответит, но он лишь хмурится, будто недоволен моим вопросом.
Поворачивается, обнимает за талию, прижимает к себе.
– Лёль, давай завтра, а? Я устал чертовски, пойдём спать, – просит, и я не могу ему отказать.
Поднимаюсь вместе с мужем наверх, пока он принимает душ в ванной, которая расположена прямо рядом с нашей спальней, переодеваюсь в ночную сорочку, которую нашла в шкафу.
Не совсем мой стиль, слишком открыто и провокационно, но я скорее ныряю под одеяло, чтобы самой себя не стыдиться и не рассматривать в зеркале, смущаясь ещё больше.
Спустя несколько минут из ванной выходит муж.
На бёдрах полотенце намотано, по торсу стекают небольшие капельки воды, волосы влажные. Он похож сейчас на крутую фотомодель из женского журнала, не меньше.
И я чувствую, как при виде этого эталона мужской красоты у меня краснеют щёки, и пересыхает во рту.
Костя подходит к кровати, а я вдруг брякаю:
– Ты так и будешь спать?
Поверить не могу, что сказала это, глупая.
– Так, это как? – изгибает дугой выразительную бровь.
– Ну… в полотенце, – ругаю себя за то, что вообще затеяла этот разговор.
Впрочем, Вербицкий в отличие от меня не смущается.
– Ты права, оно здесь лишнее, – сдёргивает с себя полотенце и остаётся, в чём мать родила. Ловким движением он стягивает с меня одеяло, подмигивает и, плотоядно облизнувшись, за ногу аккуратно подтаскивает меня к себе.