ГЛАВА 1. Верь предчувствиям, и беда не застигнет врасплох

Трещали поленья за приоткрытой дверцей печки, шумел едва начавший закипать чайник, а за окном выла метель. Баграс то и дело поглядывал туда, за окно, хоть и видел там раз за разом только белесое небо, сугробы да кривую ветку старой скрипучей яблони. Ветку нещадно мотыляло ветром, и Баграс думал: до весны не достоит, одна из зимних бурь точно свалит побитое короедом, источенное жучками дерево, и надо бы самому срубить, пока не упало кому на голову.

Но думал он так вот уже третью зиму, а яблоня все стояла. И дядька Шорох одно посмеивался в усы, повторяя: «Коли охота топором помахать, так сходи за сухостоем, а наша старушка еще поживет. Небось летом яблочка запросишь!»

А сейчас Баграса все больше грызла тревога. Дядька Шорох ушел в заречный ельник еще поутру, проверять ловушки, и до сих пор не вернулся. И вроде о чем беспокоиться? Старый охотник в лесу как дома, может там и заночевать, если что, да и Волчок с ним. Но очень уж разгулялась непогода, и что-то грызло, царапало, то ли нехорошее предчувствие, то ли пустая паника, а может, просто давила на уши тишина пустого дома.

Ждал, прислушивался и все же, услыхав резкий, требовательный стук, невольно вздрогнул. Кинулся открывать, мимолетно изумившись, что не услышал обычного лая Волчка. Распахнул дверь. А там вовсе даже не дядька Шорох, а самая что ни на есть ведьма! Парит над сугробами на метле, подол зеленого платья на ветру развевается, кожаная жилетка ладно обтягивает грудь, а надвинутая на глаза беличья шапчонка вся в снегу.

— Отойди с дороги, что ли, залечу! — клацая зубами, едва выговорила ведьма. Порыв ветра швырнул снегом в лицо, и Баграс опомнился. Шагнул назад:

— Заходи. Или залетай, чего уж.

Пропустил незваную гостью, плотно закрыл дверь, обернулся. Ведьма пристроила метлу в угол и сейчас отряхивала шапку. Снег летел на пол и тут же расплывался мокрыми пятнами.

— Дай сюда, — Баграс вынул шапку из ее рук, отметил мельком, что мех плохой, летний, да и сама шапчонка старая, потертая. Тряханул еще раз и повесил на крюк в стене. Достал из сундука войлочные домашние тапки. — Переобувайся.

— Сп-пасибо, — ведьма стянула тонкие, не по погоде, кожаные сапожки, сунула ноги в тапки. На ее ножку, конечно, оказались велики, ну да велики — не малы, сойдут. — Ох и холодно здесь у вас! Думала, в ледышку превращусь, пока долечу.

И что, спрашивается, она забыла в этих краях? Сидела бы, то есть летала, там, где тепло.

— Иди, что ли, к печке, — отмахнувшись от внезапного раздражения, пригласил Баграс. — Грейся. Одеваться потому что надо по погоде, а не по-красивому, — добавил, не выдержав.

Проводил ее взглядом и вдруг понял — а и правда же, красивая! Ладная фигурка, золотые кудри почти до попы. Ведьма на подначку не ответила. Остановилась у печки, протянула руки к теплу.

— Чаю или поесть? — спросил Баграс.

А глаза у нее оказались синие-синие, как летнее небо. Зыркнула, правда, так — сразу ясно, лучше не пялиться.

— Объясни-ка, — нахмурилась, — ты всех так встречаешь?

— Как?

Ведьма хмыкнула.

— Теплые тапочки, горячая печка, чай, еда. Дальше что, спать уложишь?

— Гостевая кровать найдется, если нужно, — пожал он плечами. — Но если захочешь дальше лететь в ночь и метель, кто ж тебя держать станет? Только, поверь, в своем платьишке к утру станешь ледышкой по-настоящему.

— А ты, получается, добрый? — фыркнула она, совсем как сердитая лесная кошка.

— Послушай, ты не спрашивала разрешения, захотела и вошла, а теперь чем-то недовольна?

— Я довольна. Но удивлена!

— Зима, — коротко сказал Баграс. Достал жестяную миску, навалил из стоявшего в печи казанка картошки с мясом. — Садись, ешь.

Поймал полный изумления синий взгляд и пояснил, давя в себе вспыхнувшее вновь раздражение:

— Зима. Мороз. Метель. Волки, а то и кто пострашнее. Оставить путника за порогом – взять на себя его возможную смерть. Так понятно?

— Понятно. Спасибо. М-м, вкусно. Понятно, но все равно удивительно.

— В наших краях так принято. А ты, видать, с побережья?

— Как догадался?

— Это у вас там пустишь чужака в дом, а он вдруг окажется морским дьяволом и выпьет тебя во сне.

— Вам повезло, что можете такого не бояться, — передернулась ведьма.

Ела она быстро, больше не отвлекаясь на вопросы. А Баграса начала грызть вредная мыслишка: может, не случайно именно сегодня к ним забрела такая непростая гостья? Подсказки от судьбы редко бывают прямыми и понятными, но эта — куда уж ясней…

Девушка отставила пустую миску, и Баграс спросил:

— Можешь проверить, с человеком все в порядке или случилось что?

Несколько мгновений ведьма задумчиво его разглядывала, потом резко кивнула:

— Могу. Нужна его вещь, которой часто пользуется. Небольшая.

Баграс почесал в затылке.

— Нож подойдет?

— Давай.

Она зажала нож между ладоней и закрыла глаза. Баграс даже дыхание затаил – боялся помешать. Баек о ведьмах он слышал много, но увидал ведьму впервые в жизни — и, судя по тому, что видел, все те байки были чистой брехней. Никаких тебе плясок нагишом, вызова чертей или духов, кровавых или не очень жертв… Да и сама — не крючконосая старуха, не злобная растрепанная тетка, а очень даже миленькая девушка. Если бы не отрешенно-сосредоточенное лицо и слегка шевелившиеся губы, и вовсе не подумал бы, что прямо сейчас у него перед глазами творится ведьмина ворожба.

Но вдруг ведьма встала, шагнула к нему и уткнулась лбом в лоб. Сказала глухо:

— Смотри.

Смотри? Да на что? На темные ресницы и две рыжие конопушки на носу? Баграс — словно подсказал кто! — закрыл глаза. И увидел.

Дядька Шорох укрылся от метели под нависшими густым пологом еловыми лапами. Выкопал ямку, разжег в ней крохотный костерок, котелок на огонь поставил. Волчок лежал рядом, свернувшись в мохнатый клубок. Поглядеть – так все хорошо, переждет метель и пойдет себе домой спокойно, не в первый раз, дело привычное. Вот только — ель, под которой укрылся охотник, рывком отдалилась, и Баграс разглядел в круговерти метели смутные серые фигуры. То ли горные тролли, то ли льдистые великаны, да так ли важно, кто, если шли они прямиком на тот ельник, где пережидал непогоду дядька Шорох!

ГЛАВА 2. Слушай лес, он кричит о беде

И как так получилось, что она не к городу вылетела, а наткнулась на упрятанную в лесу охотничью избушку? Хотя ей ли жаловаться! Спасибо всем богам за такое чудо, ведь еще немного, и замерзла бы, пожалуй, насмерть. Срезала, называется, путь, вот балбеска!

С другой стороны… Ведь не просто так ее понесло напрямик через лес, а не вкругаля по тракту. Метель выла над трактом, пугала, хохотала зловеще, а лес манил тишиной. И, кто знает? Может, все к лучшему. Как ни старалась Мия показать, что Багово «в этих краях так принято» ее не касается, но бросить человека на верную смерть не смогла бы. Да и Баг ей приглянулся. Надо же, в дом впустил без вопросов, накормил, обогрел. Ведьму! «Принято…» Мало ли, где как принято! Важно, где это самое «принято» соблюдают, а где считают устаревшей ерундой.

В полушубке и варежках Мия быстро согрелась, ветер больше не продувал насквозь, и она выжала из метлы все, что могла, и, пожалуй, еще немного сверх того. Неслась, только в ушах свистело. Метель била в спину, подгоняла, и теперь не грозило заблудиться: незримая путеводная нить вела точно к цели. Над заснеженными склонами, над обрывистыми берегами ручья – а ведь не соврал Баг, не успел бы он на лыжах! Как бы бежал по всем этим склонам и кручам? Кувырком? Мия довольно усмехнулась, крепче сжала метловище. Толстые меховые варежки делали хват не таким уверенным, как обычно, зато пальцы не стыли.

А вот и цель — седой, мрачный ельник, над которым поет и звенит: «Опасность, опасность, уходи!» — а сквозь вой ветра и скрип стволов слышен далекий треск, и почему-то от него морозом пробирает аж изнутри. А вон и та самая ель, даже без поиска не ошиблась бы: сквозь густые ветви отсвечивает живым теплым огоньком. Надо же, такая огромная, что под шатром ветвей можно не просто отдохнуть устроиться, но даже костерок развести!

Затормозила Мия опасно, чуть не врезалась в заснеженные еловые лапы. Дернула метловище, метла встала дыбом, взметнув снег. Из-под елки раздалось глухое песье ворчание, а следом и охотник подал голос:

— Кого принесло в ночи?

— Ты, дядька Шорох, глухой совсем? Нос наружу высунь, послушай, что творится! Уходить тебе надо, пока жив.

Еловые ветви-лапищи разошлись, выпуская кряжистого бородача в полушубке нараспашку.

— Там! — махнула рукой Мия.

Треск слышался все отчетливей, все громче.

— Твою ж наперекосяк! — Мия и моргнуть не успела, как бородач оказался на лыжах. И уже на бегу спросил: — Ты откуда взялась?

— Баг прислал, — Мия выровняла метлу и держалась теперь с охотником вровень, чуть выше.

— А он тебя где откопал?

— В Ардоран летела, сбилась с дороги.

— Удачно сбилась.

— Еще как удачно. Послушай, ты на лыжах не очень-то быстрее тех, кто бы там ни был. Может, на метлу?

— Сдурела?!

«Ну и не больно-то хотелось!» — фыркнула про себя Мия, поднялась повыше и оглянулась назад. Но тех, кто шел там, ломая лес и навевая ужас, надежно скрывали сумерки и метель. Даже не понять, насколько они далеко или близко!

А метель завывала все сильней, хохотала зловредно, швыряла колючие снежинки в лицо. Зловеще скрипели, раскачиваясь, высоченные ели. Но хуже всего, что Мия совсем не знала, куда лететь. Путеводная нить поиска привела к охотнику, а обратно — даже если бы она пыталась запомнить дорогу, даже если бы метель не слепила глаза и ночь не надвигалась стремительно, все равно для нее все елки на одно лицо! Тем более сверху. Лес и лес, и где в этом лесу искать избушку Бага или дорогу в Ардоран? Только и остается держаться рядом с дядькой Шорохом и надеяться, что неведомая жуть их не догонит. А он не собьется с дороги, не въедет в какую-нибудь внезапную ямищу или корягу, скрытую снегом, не переломает лыжи или ноги…

Мия тряхнула головой, зашептала стряхивающий морок наговор. Эти, сзади, еще и панику нагоняют, вот же твари! Человек и пес внизу двигались быстро, но Мия на всякий случай, приотстав, кинула сбивающую со следа путанку. Поможет ли, нет, а все-таки спокойнее. Нагнала дядьку Шороха. Заворчал пес, охотник бросил на ведьму быстрый взгляд, спросил:

— Чего здесь крутишься? Летела бы себе.

— Куда?! — в сердцах воскликнула Мия. — Нет уж, тебя я нашла, теперь твоя очередь меня отсюда вывести.

— Твою ж наперекосяк! Ладно, давай за мной.

Так и неслись сквозь метель, а верней сказать, охотник несся да его пес, а Мия летела, пригибаясь и пряча лицо от ветра, и почти радовалась, что не нужно гнать на полной скорости. Треск позади то ли отдалился, то ли в другую сторону ушел — не понять, но страх померк, почти рассеялся, маячил смутной тенью где-то вдали — и только. А когда дядька Шорох выбрался наконец из густого ельника на дорогу, и вовсе от сердца отлегло. И тревожный вой метели больше не пугал — воет, и пусть себе воет.

И уже показались вдали сторожевые башни Ардорана с зажженными на них огнями, уже донес ветер гулкие, резкие удары набата — как видно, Баг предупредил горожан, и те ждали нашествия и готовились дать отпор. «Одна я здесь не понимаю, что происходит!» — недовольно подумала Мия. Неприятное чувство: ведьма всегда должна понимать больше прочих, а не меньше! Но в ее родных краях ничего похожего и в помине не было, и, если уж честно, сейчас она радовалась в глубине души, что может спрятаться за охотника с его псом или за горожан. Они знают, что за напасть на них движется? Прекрасно, им и карты в руки!

И тут — когда до городских ворот осталось всего ничего, каких-то полсотни шагов, не больше! — перед дядькой Шорохом взметнулся снег, закрутился десятками вихрей, замельтешил! Истошно завизжал матерый пес, от ворот побежали люди, охотник размахивал, кажется, ножом — снег слепил, лез в глаза, Мия не могла даже рассмотреть толком, что происходит. И уже совсем ничего не понимала! Вихри добрались и до нее, и вдруг почудилось, что не метель вьюжит вокруг, а белесые мохнатые мыши, мелкие и зубастые.

— Что еще за пакость? — прошипела Мия. И шарахнула что было сил изгоняющим заклятьем, приправив его на всякий случай наговором от морока.

ГЛАВА 3. Делись теплом, и мороз тебя не одолеет

— Входи, Мия, будь гостьей нашего дома.

Ведьма посмотрела ошарашенно, будто не ждала приглашения. Спросила:

— Ты серьезно?!

— Конечно. Заходи скорее, а то мороза напустим. И так дом выстыл, пока в лесу были.

Забавно было смотреть, как ведьма входит в дом. Шагнула через порог, осмотрелась. В лесу она казалась посмелее — может, из-за того, что хотела только отогреться и ни о чем другом не думала? Баграс зажег лампу в прихожей, скинул полушубок, достал тапочки себе и ведьме. Мие. Такое нежное, не подходящее для ведьмы имя. Спросил:

— Устала?

Она щурилась на свет, не спешила отвечать. Прислонилась к стене, медленно, дрожащими пальцами расстегивала полушубок. Конечно, устала. Еще, небось, и напугалась. Мало ли что ведьма — девчонка же! И снова подумалось – какие черти понесли ее в Ардоран?

— А это что еще? — рука ведьмы шустро метнулась к карману полушубка. — Ай, черт, кусается! Вот же тварь! — Вытащила, крепко зажав в ладони, зубастого белого звереныша — метельную мышь. — Баг, два вопроса. Кто это и как оно оказалось в моем кармане?

— Радуйся, что в кармане, а не за пазухой, — Баграс подавил смешок, припомнив, как ему однажды ответил на тот же вопрос дядька Шорох: «Скажи спасибо, что не в трусах!» — Эти тварюшки везде пролезут. Метельные мыши. Они ж на тебя лезли — там, за стеной. Вот одна и долезла. Ты не бойся, они только стаей опасные. А в город обычно поодиночке залетают.

Мия поднесла зверушку к лицу.

— Мышь, говоришь? Ладно. Пристроим эту мышь к делу, будет знать, как по чужим карманам гулять.

Зверушка пронзительно заверещала, будто решила обругать ведьму на чем свет стоит. А та словно поняла: хмыкнула и сказала важно:

— Слушай меня, мышь, внимательно. Беру тебя в фамильяры и нарекаю Снежком. Отныне ты в моей воле, мои глаза и уши, мой товарищ и компаньон. Я сказала, да будет так.

Что-то она, видать, еще и ворожила заодно со словами, потому что мышь пискнула и осталась сидеть на ладони у Мии, когда та разжала пальцы.

— Ну вот, не успела осмотреться, а уже живностью обзавелась. Баг, ты обещал рассказать. Что за жуть, от которой я твоего дядьку уводила, что за мыши такие странные, что у вас здесь за порядки — у меня сплошные вопросы в голове!

— Только эти? — спросил он.

Ведьма вздохнула:

— Не только. Еще — где тут можно лечь и поспать, почему ты меня вообще к себе привел и гостьей назвал, и что дальше?

— А что — дальше? Живи себе.

— Я думала найти кого-нибудь, кто комнатку мне сдаст и помещение под лавочку. А теперь и не знаю. Запутал ты меня своим гостеприимством!

— Пойдем, запутанная, — Баграс помог ей снять полушубок и повел в дом, зажигая по пути лампы. — Смотри, здесь холодный коридор. Тут в кадушках крупа, та дверь — в кладовку, этот лаз в погреб, а вон тот — в ледник. Сюда вот — если помыться-постираться, ну и свои дела сделать. Здесь — осторожно, порог высокий, не споткнись! — кухня. Когда печка топится, самая теплая комната. Там вон, — махнул рукой на две двери рядом, — мы с дядькой спим. А ты сюда иди, здесь у нас гостевая комнатушка. Смотри, к этой стенке печка примыкает, тебе тепло будет. Осмотрись пока, я растоплю, а потом поесть соберу чего-нибудь.

Посмотрел в растерянное лицо, попробовал увидеть комнатку чужим — ее — взглядом. Стены обшиты толстым брусом, на кровати меховое одеяло, свеча на крохотном столе, табуретка. Может, она совсем к другому привыкла?

— Переночуешь, а завтра, если не нравится, поищешь комнату получше. Я подскажу, у кого спросить можно.

И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Пока растапливал печь, вернулся дядька. Положил на стол завернутую в полотенце краюху свежего хлеба из пекарни Гризы, принес из кладовой кусок копченой оленины. Спросил:

— И вот как ты умудряешься, а? То волки у него, то ведьма…

— Меня еще никто не ставил рядом с волками, — смешливо сказала Мия. Надо же ей было выйти как раз сейчас!

— Не в обиду ни тебе, ни волкам, — дядька Шорох ничуть не смутился. — Подсаживайся, поедим. Горячего нет ничего, но хоть хлеба с мясом. Я-то, честно сказать, после такой пробежки готов сожрать все, что есть в доме.

Баграс поставил чайник на огонь, посмотрел, как дядька с Мией наперегонки делают бутерброды, и покачал головой:

— Кое-чего здесь не хватает. Я сейчас.

Соленьями их снабжала все та же Гриза. Семья у пекарки большая: две дочки с зятьями да две незамужних, сыновей трое с женами, детворы — полон дом. Заготовок в зиму всегда с избытком делали — и погреб, и кладовые набиты доверху. И за двумя одинокими мужчинами по соседству Гриза присматривала. «Одичаете, — говорила, — совсем без женской руки».

А Баграс и дядька Шорох, два охотника, всю осень и половину зимы и в городе-то не появлялись. Осенью били птицу, нагулявшую жир к перелету на юг, оленей, лосей, кабанов, а случалось, и медведей. Отдавали Гризе — коптить, вялить, топить жир. А заодно меняли часть мяса на хрустящие соленые огурчики, квашеную капусту, упругие грузди, душистую ягодную наливку, сладкое варенье.

Наливку Баграс и прихватил первым делом. Выбрал брусничную, после беготни по морозу — то что надо. Набрал груздей в миску, положил туда же с десяток огурчиков горкой. Проворчал:

— Вот придумали еще, сухие бутерброды трескать.

Когда вернулся, дядька рассказывал о льдистых великанах и горных троллях.

— Великаны — они тупые, что взять, лед вместо мозгов. Там, в лесу, они были. Их манера — переть вперед, не сворачивая, и все по пути крушить. Вот только тупых обычно направляет кто-нибудь умный, верно?

— И кто у вас здесь такой умный? — Мия откусила от бутерброда, а ее мышь возмущенно заверещала, будто требовала и ее угостить. Она сидела у ведьмы на плече, и та протянула ей кусочек хлеба.

— Не поверишь — тролли.

Она и вправду не поверила, вытаращилась, будто услышав невесть какую глупость. И, кажется, даже не заметила, как Баграс накрыл мясо на ее бутерброде распластанным огурчиком. Только уже откусив, что-то промычала одобрительно. А дядька объяснил:

Загрузка...