Слышу тебя

Часть 1. Глава I

Поезд неслышно, словно затаив дыхание, начал движение, медленно отползая от платформы. Оставляя позади москвичей и гостей города, бледно-зелёный состав держал курс на восток. Плавно набирая ход, пригибаясь под мостами, уверенно выбирая путь в паутине развязок, поезд спешил покинуть пределы столицы, чтобы напоить досыта каждый свой вагон летней утренней прохладой и прочувствовать железными ногами матушку Россию – необъятную нашу родину – до самого её края, до города Владивостока.

Большой город оставался позади, впереди – деревни, сёла, районные и областные центры, а пока за окном стелилась природная пауза: одинокие молодые берёзки объединялись со взрослыми берёзами в дружные компании, населяя холмистые поля, а пруды и заводи маленьких рек укутывали себя густой травой, но чаще и дольше всех держались лесные массивы, разрезанные на две части железнодорожным полотном. Вся эта жизнь за окном была возможна только при движении поезда, его лёгком покачивании и мелодичном стуке колёс.

Мария Евгеньевна, молодая женщина тридцати пяти лет, роста немного выше среднего, плотного телосложения, занимала верхнюю полку в этом купе. Раскладывая вещи, она немного волновалась – переживала, что своей суетой может доставить дискомфорт другим пассажирам, но, кроме неё, в этом купе ехал только один скромный парень двадцати лет. Юноша не обращал внимания ни на женщину, ни на её суету; он сидел за столиком и смотрел в окно, уставив взгляд прямо, но не любовался природой, а думал о чём-то своём. Подпирая подбородок, облокотившись локтями о стол, парень так сидел и не шевелился, что можно было принять его за восковую фигуру, если бы не периодические глубокие вздохи.

— Молодой человек, простите! – обратилась Мария Евгеньевна к своему попутчику довольно громким голосом.

— Вы не могли бы помочь мне затащить сумки на третью полку? Одна я их…

Илья – так звали юношу – не отозвался на просьбу, будто и не слышал её вовсе или делал вид, что не слышит. Можно увидеть, что у человека на душе, если посмотреть ему в глаза – заглянуть в душу. Илья смотрел в окно, и Мария Евгеньевна не могла видеть его глаз или взгляда – взгляда пустого и безжизненного, как пустой стеклянный стакан. Она повторила свою просьбу, но в ответ всё одно – тишина и никакой реакции: парень даже не сменил позу, не повёл головой.

Управившись с вещами, Мария Евгеньевна решила, что самое время ей переодеться. Она посмотрела на своего попутчика – тот всё ещё сидел в такой же позе, всё так же безжизненно-неподвижно, уже и без глубоких вздохов.

— Молодой человек, простите. – вновь обратилась она к нему, но уже более благодушным тоном. – Я хотела бы переодеться.

В ответ – никакой реакции. Марии Евгеньевне стало беспокойно за юношу, который ведёт себя столь странным образом. Она медленно приближалась к нему, намереваясь тронуть рукой за плечо и попутно вспомнить, видела ли она его, стоящего на платформе, а потом входящего в поезд. Она не могла этого вспомнить, или же его действительно не было на платформе, и он не входил в поезд. Быть может, он прибыл на начальную станцию уже в поезде один?

Нет. Мария Евгеньевна не могла поверить, что этот молодой человек, словно восковая фигура, не двигается и не разговаривает, не слышит и не видит ничего и никого вокруг. Она не могла поверить в это, поэтому проверила: Мария Евгеньевна приблизилась к парню, аккуратно положила свою руку на его плечо, потом провела ладошкой от одного плеча к другому, слегка приобняв молодого человека. Когда её ладошка нежно проскользнула по его голой шее и Мария Евгеньевна почувствовала тепло от юноши в своей руке, она вздрогнула, убрав руку, но потом снова вернула её обратно и на одно-два мгновения закрыла глаза – словно в дурмане она погрузилась в свои мечты…

Илья повёл головой, отведя взгляд от окна в угол купе. Мария Евгеньевна улыбнулась потому, что молодой человек реагирует на её прикосновения, значит, он живой человек.

Юноша встал из-за столика, но всё ещё находился в окружении незнакомой молодой женщины, приятно улыбающейся ему. Её руки ещё нежно исследовали его плечи, а её пальцы ещё легонько прощупывали его предплечья – Мария Евгеньевна всё ещё находилась в некоем своём мечтательном дурмане, а взгляд юноши медленно скользил снизу вверх вдоль нарушительницы его внутреннего мира, пока Илья не выпрямился во весь рост и их взгляды не встретились.

Теперь Мария Евгеньевна смогла посмотреть этому загадочному юноше в глаза – она успела только увидеть его взгляд, как вдруг…

Миг! И сказав лишь одно слово «простите», сказав его робким, но поспешным тоном, опустив голову, Илья вынырнул из объятий Марии Евгеньевны и вышел из купе в коридор вагона, чтобы его попутчица могла переодеться.

Поезд сильнее раскачивало, стук колёс усилился, значит, машинист прибавил ход. Ещё быстрее мелькали за окном деревья, поля, линии электропередач. Так же быстро мелькала у Ильи перед глазами его жизнь – жизнь пустая, бесполезная, эгоистичная. Он стоял в коридоре, периодически прижимаясь всем телом к поручню, чтобы пропустить проходящих мимо него других пассажиров. Возмутился бы он раньше на эти узкие проходы в вагонах-купе! Но не сейчас – сейчас ему было всё равно.

Крик! Нет, детский смех! Да, детский смех раздавался из соседнего купе, дверь в которое только что с грохотом раскрылась. Илья обратил внимание на шумных соседей. Услышав смех ребёнка, играющего с машинками в раскрытом купе поезда, Илья приблизился в этом направлении на несколько шагов и тогда отчётливо услышал шестилетнего озорника, периодически выпрыгивающего из купе в коридор и запрыгивающего обратно.

Часть 1. Глава II

Мария Евгеньевна Ольховская родилась 1 сентября 19… года в Ленинграде, в семье медиков. Она могла стать потомственной медсестрой, так как её мать была медсестрой, и бабушка всю жизнь проработала по госпиталям, не выпуская из рук шприца. Или потомственным хирургом, как её отец или дед. Но Мария выбрала совсем другое – иностранные языки. Она выучилась на переводчика. Это не было её призванием, но этот выбор был и неслучаен.

В детстве Мария Евгеньевна – а все родные звали её просто Машенькой, и это уменьшительно-ласкательное за годы детства опротивело ей – много болела. Чаще это была обычная простуда или грипп, но также Машенька перенесла в детстве и двустороннее воспаление лёгких: тогда врачи смогли спасти маленькую девочку, а маме строго-настрого сказали следить за ребёнком. Мама Машеньки, Елизавета Никифоровна, всегда проявляла большую заботу о дочери. Даже несколько бóльшую заботу, чем нужно было. Но разве можно упрекнуть мать в заботе о ребёнке? Нет, ни в коем случае. Но дочь страдала. Маленькая Машенька страдала от чрезмерной заботы.

Только погода переменится, солнце уйдёт за облака, так Елизавета Никифоровна бежит с лёгкой накидкой для дочери. Так было и в пять, и в семь, и в десять, и в семнадцать лет – так было для неё всегда. Как только холодает – надо закутать дочь так сильно, чтобы не то, что сквозняка, чтобы воздуха не проходило. А Машенька потела, задыхалась, скидывала с себя многоэтажные нагромождения одежды, и её мгновенно продувало. Вновь сопли, кашель, температура. Видя, что дочь скидывает с себя одежду, мать ругала её, ставила в угол.

Отец Машеньки, Евгений Сергеевич, в силу слабохарактерности и неумения договориться с собственной женой, а ещё и тяжёлой работой хирурга, никак не мог донести до матери Машеньки, что ребёнка надо закалять, но всегда переживал за разногласия дочери с матерью, старался поддержать Машеньку, но его поддержки было мало. И в качественном, и в количественном смысле. Евгений Сергеевич много времени уделял работе и мало времени уделял семье, а Машеньке так не хватало его тепла, поддержки, внимания, твёрдого защитного слова. Когда он с ней разговаривал по душам (а это было нечасто, даже очень нечасто), Машенька действительно могла отдохнуть душой, всё рассказать отцу. Он, конечно, обещал, что поговорит с её матерью, и говорил, но дальше разговоров дело не шло – Елизавета стояла на своём. Она всё время повторяла мужу:

— Ты же тоже врач, даже бóльший врач, чем я, но почему-то потакаешь капризам пациента?! Когда Машенька болеет, она прежде всего нам пациент, и мы обязаны принять все меры для её выздоровления, а ты поддаёшься минутной слабости! Хирург называется! Как только людей режешь, и рука твоя не дрогнет!

И Евгений Сергеевич опускал голову, вновь соглашался со своей женой и уходил на работу. Уходил на работу не только для того, чтобы работать, но и какое-то время не общаться с Машенькой, ведь ему было стыдно, что он не мог отстоять позицию дочери, – позицию правомерную, искреннюю, чистую, выстраданную. А так, пройдёт время – думал он – и всё забудется, всё переживётся.

Время шло, Машенька росла – Машенька росла, но не в глазах своих родителей, не в глазах мамы особенно. Тринадцать лет – переходный возраст. Растёт весь организм, появляются новые ощущения, новые желания, скорее хочется это понять, узнать. С кем поговорить об этом? С мамой, ведь она тоже, в первую очередь, женщина, она поймёт, она подскажет. Но за годы детства мамина опека, как низкий потолок, не давала выпрямиться. Что же теперь? Этот потолок поднимется выше? Машенька попробовала – она обратилась к потолку:

— Мама, мне кажется, я уже взрослею. – с закрасневшими щеками выдавила из себя Машенька, когда осталась в комнате с мамой одна в один из вечеров.

Машенька таким образом хотела намекнуть, что у неё появляются желания в отношении мальчиков. Но почему же было не начать разговора о своей внешности, ведь девочка, взрослея, преображается и внешне: она становится привлекательнее, стройнее или полнее, но в любом случае становится нежнее, светлее, красивее.

— Ты хочешь вновь вернуться ко вчерашнему разговору? – отвлеклась Елизавета от какой-то медицинской книжки, вероятно, это был медицинский справочник, который она уже перечитывала по третьему разу.

— Какому? – с удивлением восприняла Машенька, потом спешно добавила: – Да нет же, на меня мальчики смотрят! – с улыбкой хвалилась она в надежде, что мать обрадуется этому и даст пусть строгий, но верный совет или же расскажет, какой она была в таком возрасте.

— Глаза им выколоть, на малолетних смотрят! Совсем стыд потеряли! Старшеклассники небось? Из вашей школы? Кто? Вот уж правда! – на повышенном тоне отвечала Елизавета, вновь утыкаясь в свою умную и полезную книжку.

Улыбку с лица дочери Елизавета, словно мусор метлой, вымела в секунду. Машенька чувствовала, что слабость наполняет её всю с ног до головы, что ещё немного – и она уже не сможет ни стоять, ни лежать, ни говорить, что она просто растворится и будто не было её, и всем будет хорошо: папа продолжит резать людей и узнает ещё нескоро, что дочери нет, а мама просто продолжит читать свою умную книжку и уже не будет вздыхать, что в их семье кто-то простудится.

— У тебя щёки горят! Надо срочно сделать примочки, давай! – забеспокоилась Елизавета.

Вдруг как током ударило Машеньку. Откуда появились силы. Машенька вырвалась из рук матери и побежала в свою комнату, закрылась, плакала, плакала и плакала. Она уткнула лицо в подушку, потом била эту подушку, потом встала, посмотрелась в зеркало – красная мятая некрасивая кукла – и кинула в него подушку. Подушка не камень и не кирпич, и даже не пенал или расчёска – зеркало не разбилось, но у Машеньки уже не было сил, она опустилась на пол, прислонилась спиной к кровати и так сидела, пока не уснула, пока её вновь не продуло и она не простудилась.

Часть 1. Глава III

Поезд прибывал во Владимир. Женя-карапуз прилип к окну в надежде увидеть платформу, а на ней и других детей. Но до платформы было ещё несколько железнодорожных путей, которые постепенно заполнялись другими поездами, как товарными, так и пассажирскими. Поезд остановился, слегка дёрнув вперёд перед окончательной остановкой.

— Мы приехали? – спросил Женя, искренне веря в то, что его путешествие в поезде закончилось.

— Нет, это не наша станция. – с улыбкой отвечала ему мама.

— А где наша? – спросил Женя-карапуз, вращаясь на одном месте, да желая скорее оказаться на платформе.

— Ещё нескоро! – вставил своё слово Виктор, отец мальчика Жени. – Это город Владимир.

— Владимир — значит Вова! А где его платформа для поезда? – не понимал Женя, но он знал, что поезд, когда приезжает в город, останавливается на железнодорожной платформе.

— Город весь дальше от вокзала. Здесь, в окно мы видим другие поезда, которые уже возвращаются в Москву, а платформа – с другой стороны, но с неё всё равно не будет видно города.

— Хочу на платформу! – закричал Женя, и его трудно было переубедить.

Быть может, в другой ситуации, когда мама ехала бы с ним одна или погода не благоприятствовала, желанием ребёнка Анастасия Николаевна пренебрегла бы, но не сейчас – сейчас она исполнила желание сына. Анастасия попросила своего мужа Виктора прогуляться втроём до платформы, размять ноги, подышать воздухом. Родители Насти предпочли остаться в купе.

Стоянка поезда длилась двадцать три минуты. Этого времени им вполне хватало, чтобы прогуляться. В город уходить никто из них не собирался – только прогуляться по платформе. Как и на любом вокзале, на платформе было множество точек продажи быстрого питания, сухих пайков и сувениров – это всегда так привлекает пассажиров, особенно маленьких путешественников.

И Женя не мог не потянуть за собой родителей к одному из таких ларьков – ларьку сувениров. В данный момент его внимание привлекали именно красивые тарелочки, магнитики, также в ларьке продавались и маленькие машинки, каких в коллекции Жени ещё не было.

Весь путь от Москвы до Владимира Илья провёл в вагоне-ресторане за чашкой чая, а Мария Евгеньевна – одна в купе у окна. Чая, который Илья пил очень маленькими глотками, хватило почти на три часа, на весь путь до Владимира. Когда поезд прибыл на станцию, Илья решил, что ему будет полезно прогуляться по платформе, подышать воздухом.

Мария Евгеньевна просидела это время одна в купе. Ей взгрустнулось, она всё думала про этого юношу, который показался ей милым, но странным и очень печальным. Она предполагала, что у него случилось несчастье, хотела как-то помочь молодому человеку, но не знала, что может для него сделать, и всё думала, и думала о нём, да глядела в окно. Вот поезд остановился. Мария Евгеньевна вдруг поняла, что юноша может выйти из поезда на короткую прогулку, и также поспешила выйти на платформу и, словно среди звёздных скоплений галактики в поисках своей одной единственной звезды, Мария Евгеньевна искала глазами Илью, сканируя каждого проходящего по платформе молодого человека.

Сланцы, шорты, белая фирменная футболка с логотипом компании, в которой она работала, и летняя креповая шляпа – в таком наряде выскочила Мария Евгеньевна на платформу, едва не подвернув ногу и не упав, но удержала равновесие, а взглядом всё искала своего попутчика.

Худой молодой парень медленно идёт по платформе вдоль поезда в сторону последнего вагона. Идёт-бредёт. Похож, но не он. Этот высокий, а мой пониже ростом будет. Вот другой протискивается среди небольшой толпы, создавшейся на переходе, от одной платформы к другой. Нет, этот спешит на поезд, а мой никуда не спешит. Так Мария Евгеньевна изучала всех молодых людей, попадающихся ей в поле зрения, но больше ни на кого не обращала внимания.

Женя-карапуз играл уже с новой машинкой, которую ему купил папа в ларьке. Женя присел на корточки, отпрыгнул к краю платформы, где палисадник, и там играл. Виктор видел сына и не волновался. Анастасия поспешила в купе – её позвала мама, а Виктор остался гулять с сыном. До окончания стоянки поезда ещё оставалось пятнадцать минут.

— Витька! – окликнул Виктора молодой мужчина тридцати лет, махая издали рукой и спеша ему навстречу.

— Генка! – узнал он и в ответ также махнул рукой, призывая к нему подойти.

Геннадий, школьный, а потом и студенческий товарищ Виктора (они учились вместе, так и подружились, потом их пути разошлись, связь на некоторое время пропала, а теперь негаданно встретились), набросился на Виктора, заключив его в свои дружеские объятия.

— Сколько лет! – встретил Геннадий давнего друга.

— Глазам не верю! Кто же знал, что вот так встретимся! – радовался Виктор. – А ты почти не изменился.

— Что значит почти?

— Всё такие же усы носишь! Бороду так и не отрастил?

— Была борода, была... да не прижилась!

— Слушай, а ты тоже что ли на восток путь держишь? – вдруг спросил Виктор, понимая, что Геннадий, вероятно, едет в том же поезде.

— Да. Командировка в Новосибирск, научный центр России. Я же теперь, хотя и маленький, но очень важный начальник.

— Как всё серьёзно! Ну слушай: заходи к нам в купе! Ты в каком вагоне?

Часть 1. Глава IV

В любом государстве и любом обществе всегда были, есть и будут дети-сироты и дети, которые по разным причинам остаются без попечения родителей. И в этом случае общество и государство берет на себя заботу о развитии и воспитании таких детей.

Хабаровский детский дом представлял собой трёхэтажное здание старинной постройки, по форме напоминающей букву «П». Многие здания возводились, придерживаясь этой формы, так и этот детский дом. На его территории располагались хозяйственные постройки и пять одноэтажных частных жилых домиков, в которых проживал директор детского дома вместе с семьёй и его ближайшими родственниками. Футбольная площадка, огороженная сетчатым забором, дополняла комплекс сооружений территории детского дома и построена она была совсем недавно на спонсорские средства.

Спонсорская помощь детскому дому – явление нередкое. Такими благодушными земля полнится. Не успел побывать в детском доме губернатор Хабаровского края, обещав в этом месяце путёвки для всех детей и воспитателей на море в Сочи в один из самых лучших домов отдыха, как приехал известный певец господин К и выделил N средств детскому дому на благоустройство территории, хозяйственные нужды и остаток средств на премии работникам детского дома, а детей одарил подарками, как съестными (конфетки, шоколадки), так и материальными (ролики, коньки, футбольные и баскетбольные мячи). Коньки все были почти одного размера, как и ролики. Баскетбольных мячей было десятка два, хотя баскетбольной площадки не было, и этим мячам угрожала опасность от нецелевого использования. Футбольный мяч был один, хотя футбольная площадка имелась и в не самом плохом состоянии, ведь дети очень любили футбол. Многие из них мечтали стать знаменитыми футболистами. Почему мечтали? И мечтают.

Благотворители!!! Советуйтесь с педагогами! Кому, как не им, заменяющим ребёнку отца и мать, знать, что ребёнку действительно в данный момент нужно, а что нужно будет потом. Благотворители!!! В стенах детского дома живут и другие люди – люди, которые проводят с детьми каждый день, видят их как радостными, так и капризными, и зачастую вынуждены пожинать плоды неумелой благотворительной помощи. Некоторых из этих людей, воспитателей, можно, не приукрашивая, назвать героями, хотя мало кто о них знает.

В Хабаровском детском доме есть одной из немногих, кто действительно заботится о детях, кто отдаёт всю себя и кого без преувеличения можно называть героем, она смиренно занимается с детьми, обыгрывает неумелую спонсорскую помощь, оставляя её не для игровой комнаты, но для тематических театральных постановок, проводимых в детском доме. Все свои зовут её Катей.

Катя – Екатерина Андреевна Варшавская – заместитель директора по учебно-воспитательной работе, воспитатель. Она больше времени проводит с детьми, а не с бумагами за столом, за что получает постоянно выговоры со стороны директора детского дома, периодически лишается премий и поездок с детьми на юг. Тем не менее Екатерина Андреевна смиренно принимает на себя подобные удары судьбы, находя успокоение и радость жизни в детях.

— Ребёнок, потерявший родителей, – это особый, по-настоящему трагический мир. – начала рассказ Екатерина Андреевна в своём интервью столичным журналистам, приехавшим, по согласованию с руководством детского дома, снимать сюжет об их детском доме. – Потребность иметь семью, отца и мать – одна из сильнейших потребностей ребёнка. Понятия «сирота» или «социальный сирота» все мы слышали, но кто знает, что это такое? Большинство детей, которые на время своего детства прописались в детском доме, имеют живых родителей, но либо родители лишены родительских прав, либо находятся в тюрьме. Это социальный сирота. Ребёнок, потерявший обоих родителей, становится сиротой.

— Екатерина Андреевна! – задавала следующий вопрос журналист Татьяна Соколова. – Спасибо, что объяснили разницу между сиротой и социальным сиротой, и, в связи с этим, у меня следующий вопрос к вам. Отражается ли на воспитательном процессе эта разница: в каком статусе ребёнок здесь, в детском доме, пришёл он сюда сиротой, потеряв обоих родителей, или социальным сиротой, когда его родители живы, но находятся в тюрьме? Как всё это влияет на его развитие, на взаимоотношения с другими детьми, делают ли они между собой подобные различия?

День был солнечный, тёплый, лишь небольшой ветерок обдувал их – Екатерина и Татьяна сидели на улице, в беседке у торца детского дома. От этого места в одну сторону открывался прекрасный вид на ромашковое поле и пруд, которые были за территорией детского дома, но прекрасно были видны, так как детский дом находился на возвышенности, а пруд – в низине. С другой стороны – асфальтированная площадка перед детским домом, на которой дети играли редко, ибо многие работники, приезжающие в детский дом, ставили на ней свои машины.

— Татьяна, посмотрите на то поле. Оно прекрасно. В период, когда ромашки распускаются, от этого поля не оторвать глаз. Но кто спрашивает, откуда там они появились, кто их посадил? Человек или ветер принёс семена или это произошло иным способом? Вы просто выходите сюда и любуетесь красотой природы. Так и дети. Они ромашки. Каждый ребёнок прекрасен, гениален и талантлив по-своему. И мы, воспитатели, в первую очередь должны это понимать и понимаем это. Сами же ромашки растут самостоятельно. У них свой мир, особый. Да, не все бывают дружны, но это воспитательный процесс, который может длиться всю жизнь. Наша задача – посеять в них доброе семя, бережно поливать его, а взрасти оно может и через десять, и через двадцать, и более лет.

— А сейчас уже есть результаты?

— Понимаете, мне кажется, это не совсем правильный подход в этом случае – говорить о результатах. Сейчас очень распространено, например, тестирование результатов в связи с защитой по категориям, определение того, чего ты добился, твоих плодов. А мне очень ценна мысль, которую высказал один немецкий педагог. Он говорил, что настоящий педагог как садовник – его задача не считать плоды, а взращивать, он наблюдает за процессом взращивания. А главное во взращивании плода – это интуиция. Поэтому нельзя работать по схеме, нельзя рассказать о том, каким методом поливать растение. И здесь это для меня очень явно открылось.

Часть 1. Глава V

Женя вместе с другими детьми, её ровесниками, – Аней, Ириной, Светой и Арсением – побежала на улицу к футбольной площадке смотреть на игру старших ребят. Арсений всё пытался повторять манёвры с мячом, которые наблюдал у играющих ребят, но мяча у него не было, и он попадал кроссовками по траве, земле, сбивая куски земли на девчат, – те недовольно ворчали на Арсения, только Женя, не отвлекаясь, наблюдала за игрой, всё пытаясь понять, в чём смысл, куда нужно загнать мяч.

Тем временем Екатерина прошла с Татьяной до своего кабинета, где в стол, как и обещала девочке, положила её рисунки, заперев ящик стола на ключ. С приоткрытой дверью женщины стояли в кабинете, собираясь из него выходить, но ещё задерживались там. Татьяне было уже понятно, что могло произойти с родителями девочки Жени, но она всё равно спросила об этом у Екатерины Андреевны:

— Вы говорили, родители Жени погибли? – начала Татьяна. – Почему же вы не сказали об этом ей?

— Девочку к нам доставили из больницы только вчера. Признаться, я думала, что Женя знает о гибели своих родителей, потому так замкнута, только рисует, почти не ест. – искренне отвечала Екатерина.

Женщины и не знали, что их разговор слышал Артём, проходивший по коридору из спальной комнаты по направлению в игровую. На самом деле Артём всегда был любопытным мальчиком, так и сейчас им двигало любопытство. От комнаты, из которой он выходил, и до кабинета Екатерины Андреевны был целый коридор, но издалека Артём увидел приоткрытую дверь и услышал доносившиеся оттуда голоса. Ему стало интересно. Он огляделся. Никого поблизости больше не было. Все или гуляли на улице в тёплую погоду, или уехали с родственниками на время каникул. Поэтому Артём знал, что сейчас его никто не увидит и не заметит, если он тихо подкрадётся и подслушает разговор.

— Как же вы скажете ей об этом теперь? Или не скажете? – пыталась разобраться Татьяна не для интервью – для себя.

— Незачем ей об этом говорить, заранее травмировать. Через три дня за Женей приедет её брат Илья, он заберёт сестру к себе в Москву, будет о ней заботиться, он и расскажет. От него Женя легче воспримет гибель родителей, потому что не будет чувствовать себя одинокой, а будет переживать за них вместе с братом, он будет для неё опорой.

— Понятно. А брат будет устанавливать над сестрой опеку?

— Всё согласно законодательству. – быстро и строго начала отвечать Екатерина. – Простите, если ещё есть вопросы по существу... мне идти надо, скоро обед, нужно детей собрать, проследить, чтобы все прошли перед обедом водные процедуры.

Артём понял, что разговор подходит к концу, и так же неслышно, на цыпочках, переместился к лестничному проходу, потом уже лёгким бегом спустился со второго на первый этаж и направился к выходу, чтобы скорее найти Женю и всё ей рассказать.

Ещё в пути к футбольному полю Артём думал и взвешивал в себе эту информацию, чтобы понять, стоит ли сейчас рассказывать Жене правду или нет. Артёму в его двенадцать лет было понятно только одно – он помнил своих родителей, как они его бросили одного на улице в мороз, потому что за небольшую плату и бутылку водки пустили в дом чужих людей. Он с тех самых пор мечтал, чтобы его родители оказались на улице в такой мороз и замёрзли. За два года, как Артём в детском доме, он только сейчас начал осознавать, что мир вокруг может быть добрым, тёплым, а также он знал, что всегда нужно говорить правду – так его учила в том числе и Екатерина Андреевна, которая теперь собиралась скрыть правду от девочки Жени. Так как же так? Говорить правду или не говорить? Артём был в раздумье. Приблизившись к футбольному полю, увидев Женю в компании других детей, Артём подбежал к ним.

— Тёма! – встретил его Арсений. – Где наш мяч? Давай и мы футбол сделаем, девчонок научим играть!

— Мяч далеко, а скоро обед уже! После обеда можно! – отвечал Артём и встал между Арсением и Женей.

— А мы не хотим в футбол! – заявили Аня с Ириной, а Света и Женя молчали.

— А вас и не спрашивают! – с задором отвечал Артём.

Света дала лёгкий пинок Артёму и улыбнулась ему. Артём в ответ старался схватить её за косу и дёрнуть, чтобы потом прижать к себе. Они разыгрались, забегали, что стали мешать не только рядом ребятам, наблюдающим за игрой, но и тем, кто играл в футбол на поле, – взрослые ребята обратили внимание на бесившихся младших детей.

— Или спокойно смотрите, или идите в другое место! – крикнули им с поля.

— Прекратите, а то нас прогонят! – переживала Женя.

Всё бы ничего, но Артём был возбуждён, эмоции брали над ним верх, поэтому он вставил Жене в ответ:

— Ты вообще молчи! Тебя скоро брат твой заберёт и не будет тебя здесь, а нам ещё ого сколько тут футбол смотреть!

— Меня мама с папой заберут в новый дом! – обиделась Женя, на повышенном тоне отвечая Артёму.

— Кто? – на эмоциях, ехидно улыбаясь, переспросил Артём. – Нет их! Не заберут тебя мама с папой, а брат Илья за тобой едет!

— Брат в гости едет. – пыталась сообразить Женя. – А заберут меня мама с папой!

— Мама с папой! Мама с папой! Что ты заладила! Они умерли!

— Ты врёшь! – со слезами на глазах крикнула ему в ответ Женя и побежала в дом, в игровую, где она рисовала, где рассталась с Екатериной Андреевной. Женя спешила найти там Екатерину Андреевну и спросить у неё про родителей.

Часть 1. Глава VI

Мария Евгеньевна первые несколько минут чувствовала себя неловко, ведь она хотела видеть Илью, говорить с ним, а не с кем-то другим, пусть даже молодым красивым мужчиной. Но Дмитрий Александрович умел расположить к себе людей и особенно умел расположить к себе женщин. Поначалу он говорил ни о чём, наблюдая за реакцией и выражением лица попутчицы. Мария Евгеньевна теперь была, как Илья, – вся не от мира сего. Дмитрия Александровича это не смутило, и вдруг он затронул тему, которую она не смогла игнорировать.

— …Вы ведь тоже едете на эти курсы. – с особенным акцентом на этих словах сказал Дмитрий.

Мария Евгеньевна встрепенулась, будто на неё вылили ведро холодной воды. Дмитрий Александрович заметил в ней эту перемену, это пробуждение и слегка по-доброму улыбнулся ей, одновременно представившись, ведь до этого момента в представлении не было смысла – эта милая, но задумчивая женщина не услышала бы его.

— Меня зовут Дмитрий.

— Очень приятно. – ответила она. – Меня зовут Мария… – задержалась она на этом слове, набрав воздуха в лёгкие, но потом выговорила дальше: – Мария Евгеньевна.

Сейчас здесь, в этом купе, абсолютно незнакомый мужчина вдруг заговорил с ней о работе. Конечно. Она для него не Маша, не Мария и тем более не Машенька, но Мария Евгеньевна. Держать дистанцию с незнакомым человеком ей помогал обеденный столик, на котором уже к этому моменту были возведены две чашки с кофе, но не доверху, а также кофейник, видимо, с только что заваренным кофе, и дополняли картину несколько бутербродов с маслом и сыром.

— Угощайтесь. – предложил он ей выпить кофе, чтобы немного взбодриться.

Мария Евгеньевна сделала глоток и отставила чашку.

— Скажите, а вы откуда про курсы знаете, и об одних и тех же ли курсах мы говорим? – с некоторой долей недоверия и осторожности спрашивала Мария.

Дмитрий нисколько не засмущался, напротив, почувствовал себя ещё более раскованно – он снял пиджак, оставшись в рубашке, расстегнул верхнюю пуговицу. Все эти движения он делал неспеша, и Мария Евгеньевна внимательно за ним наблюдала. Его лицо ей показалось знакомым, но она никак не могла вспомнить ничего конкретного.

— Не узнаёте? – закончил он, встав перед ней в таком виде.

Мария Евгеньевна застыла, разглядывая его, но всё равно не могла ещё никак припомнить, видела ли она раньше такого импозантного мужчину.

— Простите, богатым будете, не узнаю… – с некоторым предвкушением говорила она, ожидая, что вмиг сейчас он развеет все сомнения и всё встанет на свои места.

Но Дмитрий Александрович не спешил раскрывать сей тайны.

— Значит, считайте, что наше знакомство состоялось только что, а не пять лет назад. – с улыбкой ответил Дмитрий и сел за столик.

Мария Евгеньевна не могла смириться с тем, что память её подвела, хотя лицо этого мужчины сразу показалось ей знакомым, но лишь показалось. Теперь она напрягала память, но при этом не выглядела напряжённой – напротив, вела очень непринуждённую беседу, будто ей вовсе не интересно вспоминать, где раньше её свела судьба с этим человеком.

Мимолётные знакомства, если они чем-нибудь не затронут нашу душу, стираются из памяти очень быстро, даже из женской памяти. Но следы, по которым мы можем вернуться в своё прошлое, навсегда остаются в ней, и по этим следам Мария сейчас очень медленно шла, вспоминая день за днём её жизни, что связано было с работой – договора, встречи, клиенты, но нигде там она не находила Дмитрия. Но вдруг Марию Евгеньевну словно током ударило, и она вспомнила, что на одной из конференций, проходящих в Париже, как раз пять лет назад, из России выступали с докладами несколько человек. Внутреннее чувство подсказывало ей, что и Дмитрий там был и что это он подошёл к ней на фуршете рассказывать, как космические корабли бороздят пространство, но, как и тогда, так и сейчас, заговори он с ней о науке, ей стало бы скучно и неинтересно. Поэтому о науке сейчас заговорила она, да на французском:

— А как поживают ваши метеостанции?

— Они уже не мои! – ответил он ей также на французском и улыбался, радуясь, что она таки вспомнила его. – Я уже год не работаю в том НИИ, а перешёл работать к вам в компанию.

— К нам? – удивилась Мария Евгеньевна, вернувшись на русский язык. – Что-то я не видела вас у нас в офисе.

— Но вы слышали о филиале на Кутузовском?

— Да, конечно! Я как раз составляла новые сметы уже с учётом этого филиала, но никогда там не была.

— Поэтому и не видели...

— Есть повод! – оживилась она и улыбнулась, но уже совершенно иной улыбкой, более дружелюбной.

— Как говорится, будете у нас на Колыме...

— Лучше уж вы к нам. – поняла и приняла юмор своего собеседника Мария Евгеньевна.

— Это приглашение? Тогда я от него не откажусь!

— Правильно, деловые отношения надо укреплять!

— Сударыня, позвольте! Укреплять надо не только деловые отношения, но…

— Без «но», сударь! Без «но»! Но попытка неплохая!

Их беседа постепенно переходила во флирт. Мария Евгеньевна на подсознательном уровне вовлекала приятного молодого мужчину в свою игру, а он вовлекал её в свою – у них это было взаимно, оттого они очень хорошо сейчас понимали друг друга. Во взгляде Марии Евгеньевны читалось: «Я одна уже давно, но я нормальная женщина, а ты молодой и красивый мужчина! Как бы мне хотелось прижаться к твоей груди!». Во взгляде Дмитрия читалось: «Красивая чертовка!».

Часть 1. Глава VII

Дмитрий Александрович вернулся в купе, закрылся на щеколду и бодрыми движениями достал сумку, а из неё ноутбук и подготовил для него место на обеденном столике. Также он достал нечто напоминающее модем, но с длинной антенной, упирающейся почти в самый потолок. Дмитрий не хотел, чтобы его кто-то видел, и чтобы ему кто-либо мешал, вероятно, поэтому он торопился – поспешно нажимал на клавиши и вполголоса торопил ноутбук, чтобы тот быстрее загружался.

Ему позвонили. Дмитрий сперва посмотрел на входящий номер и не торопился принять звонок – всё поглядывал на компьютер. Но всё же нажал на кнопку в телефоне и, прислонив аппарат к правому уху, спокойным уверенным тоном произнёс:

— Слушаю.

Несколько минут тишины, только слышны голоса в трубке, потом Дмитрий Александрович не менее уверенным тоном отвечал:

— Пока всё идёт по плану! Нет. Нет, говорю же, слежки не было! Понял, всё сделаю, все материалы привезу в целости и сохранности!

На этом он окончил разговор и заметил, что сильно вспотел. Во всю дверь было зеркало, как это и полагается в любом купе, и Дмитрий долго себя рассматривал – взгляд его был понурый. Потом он вернулся к ноутбуку и поспешно стал доделывать работу в нём над какими-то документами. Когда в купе постучали – это вернулась Мария Евгеньевна, и она была не одна, а с Ильёй, – Дмитрий Александрович уже заканчивал копировать информацию с ноутбука на компьютерный диск.

— Да-да, уже открываю. – говорил Дмитрий, скорее выключая и убирая обратно в сумку свой ноутбук.

— Заходите, заходите, я просто немного вздремнул. – оправдывался Дмитрий, делая вид, что глубоко зевает и ещё хочет спать.

— Ничего-ничего, вот знакомьтесь! – весело говорила Мария Евгеньевна.

— Да-да, это тот молодой человек, место которого я и занял! Дмитрий. – представился Дмитрий Александрович, протягивая юноше руку для рукопожатия.

— Илья. – принял рукопожатие Елисеев.

Несколько минут они смотрели друг на друга, после чего все расселись по местам и вели непринуждённую беседу. Основным оратором был Дмитрий Александрович. Он рассказывал много весёлых историй, также историй из жизни, которые происходили или с ним, или с его друзьями, но ни разу не упомянул в своих рассказах о невесте, или жене, или подруге. Этим вызвал интерес Марии Евгеньевны. Она всё больше старалась услышать в его историях подтекст о его личной жизни, но не находила такового. Вывод для неё был очевиден: или он очень хорошо скрывает свою личную жизнь, что даже в такой непринуждённой беседе умело избегает личной темы, или у него нет личной жизни. Второй вариант менее красит его, но более привлекателен для Марии Евгеньевны.

Но Мария Евгеньевна всё же осмелилась и задала провокационный вопрос, когда Дмитрий закончил рассказывать очередную историю – историю о том, как он с друзьями ходил в лес по грибы, где они пересеклись с охотниками и вместе, приняв на грудь, потом охотились, но не на дичь, а на грибы.

— Дмитрий, а почему во всех злоключениях, которые с вами происходили, не участвовала ваша жена? Вы так бережёте её?

— А вы не берегли бы свою вторую половинку? Вы не берегли бы своего мужа или обязательно тащили бы его на каждую вылазку с подругами в магазин?

Мария Евгеньевна рассмеялась.

— Вот в магазин обязательно, так же, как и в лес по грибы! Боюсь заблудиться равно как в магазине, так и в лесу.

Но так и не ответил Дмитрий ничего определённого относительно своего семейного положения, тем самым только подогрел к себе интерес со стороны Марии.

Илья всё время молчал, вновь постепенно уходил в себя, думал о сестре, о её и своём будущем. А Мария Евгеньевна продолжала весёлую беседу с Дмитрием, даже на время и позабыв про Илью. Как же так? А ещё несколько часов назад она упивалась неземным счастьем с Ильёй, прокладывая вместе с ним путь по вагонам поезда, а теперь она прокладывала путь вместе с Дмитрием по его весёлым историям, больше байкам.

Вот так настроение, поведение и вектор симпатии у женщин меняются быстрее и чаще, чем погода. Поезд шёл, и шли минуты, шли часы – и вот миновали ещё сутки, и проехал поезд Уральские горы, потом ещё сутки – и проехал Иркутск.

Мария Евгеньевна, Дмитрий Александрович и Илья Елисеев за двое суток очень подружились друг с другом. Илья даже разговорился, вернее, его разговорил Дмитрий, рассказывая о своей службе в армии. Слушая его, Илье захотелось немного рассказать и о своей службе. Сначала он рассказал очень мало, только несколько штрихов об «учебке», но потом вошёл во вкус и стал рассказывать, не стесняясь, будто вокруг, как говорят, все свои.

— А вот и проехали мы Иркутск, мой любимый «Иркут»! – говорил Дмитрий. – Два года своей жизни я оставил тут, и два года здоровья в твои годы. – показывал он взглядом на Илью и улыбался.

Дмитрий по второму кругу наполнил рюмки и сказал, что закуски он подготовил много, поэтому можно, не стесняясь, пить и есть.

— Не напиваться же нам, в самом деле. – слегка улыбаясь, отвечала Мария Евгеньевна и поглядывала то на Дмитрия, то на Илью, но всегда возвращала взгляд на Дмитрия – на Илье она боялась надолго задерживать свой взгляд.

— Не водку же мы литрами. – по-доброму возмущённо парировал Дмитрий. – Не водку, а коньяк! Пять лет выдержки!

Часть 1. Глава VIII

Елисеева Женя за два дня жизни в детском доме успела ощутить на себе все прелести тамошнего режима: в восемь утра подъём, водные процедуры и завтрак; с девяти утра и до обеда занятия в кружках по разным направлениям – кто занимался танцами, кто ходил на спортивную площадку обучаться игре в футбол, некоторые дети ходили в кружок глиняной лепки, кто-то в компьютерный класс, а Женя выбрала кружок рисования. С двенадцати и до часу дня обед, после него до четырёх часов дня свободное время, а далее до ужина трудовые обязанности по благоустройству территории – в основном это уборка мусора, полив растений в теплицах, мытьё полов непосредственно в самом здании детского дома, – ужин в семь вечера, после свободное время, но в девять часов водные процедуры и подготовка ко сну; в десять вечера все должны лежать по кроватям и спать.

Следующим утром после тяжёлого дня, в который Женя перестрадала весть о гибели родителей, простила Артёма за его слова и даже больше – с ним подружилась, ведь он поддержал её, не бросил! – Женя впервые проснулась в незнакомом ей месте. Она привыкла спать в комнате одна, но лишь чтобы рядом была мама, а здесь она была не одна – ещё пять её ровесниц. Женя проснулась от незнакомого шума, криков, смеха. Её кровать была вдоль стенки, но ближе к двери, поэтому Женя могла слышать и звуки, доносившиеся из коридора, а не только шум, поднимающийся в комнате.

Спальня для девочек – таких спален ещё было с десяток в детском доме – была большая, квадратная. Входная дверь с угла спальни. Как входишь в комнату, сразу бросаются в глаза два больших окна в противоположной от входа стене, правее, параллельно окнам и перпендикулярно глухой стене, располагаются три ряда по две кровати: две кровати друг за другом почти вдоль окон, далее проход, потом средний ряд из двух кроватей, и опять проход, и ещё один ряд из двух кроватей, но вдоль стены, в конце которой входная дверь. И на этой последней, ранее никем не занятой кровати, которая в последнем третьем ряду, если считать от окна, и первом ряду от входной двери, и спала Женя ногами ко входу. Вдоль левой стены спальни, левее от входа, стоял шкаф-купе, в котором девочки хранили свою одежду и прочие личные вещи. У Жени из вещей, кроме одежды, в которой она приехала, ничего не было, поэтому она не претендовала на полку в шкафу.

Женя была немного шокирована таким шумным утром и не вылезала из-под одеяла, она ждала, пока станет тише, но тише не становилось: Светка Дёмина – девочка одиннадцати лет – не могла найти в шкафу свои шорты, которые хотела надеть именно сегодня, оттого нервничала, наводя в шкафу общий беспорядок, чем вызвала недовольство своих ровесниц-подруг из этой комнаты, которые кричали ей в ответ, чтобы она забросила вещи обратно в шкаф.

Казалось, никто из них не обращает внимания на Женю, все суетятся: то выбегают из комнаты, то вбегают обратно, по коридору слышатся крики, призывы на утренние водные процедуры и последующий завтрак, а у них, в их комнате, новенькая лежит и ни в одном глазу.

— Вставай, соня! – обратилась к ней Светка, которая всё-таки нашла свои шорты и оттого немного успокоилась, но сердце её уже билось быстро и вряд ли могло быстро замедлиться.

Женя поняла, что это говорят ей, ибо зачем тогда Светка так пристально смотрела на неё, а она, Женя, ей в ответ напуганным, удивлённым взглядом говорила, что не привыкла просыпаться в такой обстановке, чтобы шум, беготня, суета.

— Так всю жизнь проспишь! Ну тебя! – махнула на неё рукой Светка и побежала к умывальнику.

Наташка, которая оставалась последней, кроме Жени, конечно, ещё не одетой и не заправившей кровать, также торопила новенькую, но, в отличие от Светки, не ограничилась словами, а скинула с Жени одеяло, схватила ту за руку – Женя сопротивлялась, вырывала руку, но вставала с кровати – и тащила её к умывальнику, потом они вместе бежали в столовую.

Женя, в чём ходила вчерашний день, в том спала и в том собиралась ходить весь этот день. Екатерина Андреевна была воспитателем той группы, в которой оказалась Женя, но Екатерина уже давно приучила детей вовремя просыпаться, одеваться, заправлять постель, умываться и приходить на завтрак, что пристально не следила за ними – но проверяла, чтобы никто не потерялся, и чтобы все вовремя явились в столовую ко времени.

— Екатерина Андреевна, мы успели! – рапортовала Наташка, подбегая к столовой вместе с новенькой.

— Вижу, Наташа, спасибо. – улыбалась Екатерина Андреевна. – Женя, привет!

Женя улыбнулась – ей было приятно, что Екатерина Андреевна обратила и на неё внимание.

Девочки зашли в столовую. Ещё перед столовой они почувствовали аппетитные запахи еды, а когда вошли, у них аппетит проснулся ещё больше. Женя уже раньше видела столовые – видела их в школе, но там их водили на обед целым классом, причём отдельно девочек от мальчиков, и там это было не здесь – там это воспринималось больше временно, больше, как экзотика, а здесь – здесь это повседневная жизнь.

Наташка долго не выбирала место. Она быстро нашла взглядом свою банду во главе со Светкой Дёминой и направилась к ним, взяв за руку и Женю, чтобы она пошла с ней.

— Пошли, вон они там! – говорила Наташа, уводя за собой Женю.

А Женя выбирала – она бы ещё долго стояла, пока не нашла глазами своего друга Артёма. И пока она бежала за Наташкой, стараясь не споткнуться о стулья и столы, не могла найти взглядом его, но чувствовала, что он где-то рядом. Так и было. Артём был буквально в трёх метрах, за соседним столиком вместе со своими друзьями. Артём сразу увидел Женю, когда она вместе с Наташей вошла в столовую, и улыбнулся, ведь он был рад увидеть её этим утром и проводил её взглядом до самого столика. Артём старался есть не быстро, видя, что Женя ест медленно, оглядывается. Когда их взгляды встретились, Артём улыбнулся ей ещё раз и помахал рукой — Женя помахала ему в ответ, случайно уронив на пол ложку. Тогда Артём инстинктивно потянулся за этой ложкой, и Женя тоже потянулась за ней, и на полу возле ложки они встретились, схватившись вместе за один столовый прибор.

Часть 1. Глава IX

Женя хотела быстрее уснуть, но радость предстоящего приезда брата переполняла её. Она одновременно хотела и скорее заснуть, и побольше помечтать о завтрашнем дне.

— Женька! – обратилась к ней вполголоса Наташка,

которая лежала на своей кровати в среднем ряду как раз против кровати Жени.

Елисеева повернулась к ней – улыбка так и не сходила с лица Жени, и эту улыбку нельзя было не заметить, не принять излучаемое тепло от её улыбки. Наташа улыбнулась ей в ответ – искренняя, добрая, а тем более детская улыбка всегда заразительна – и спросила:

— Ты не спишь?

Понятный вопрос. Наташка прекрасно видела, что её подруга не спит, но она спросила так, чтобы понять, о чём мечтает Женя. Другие девочки в комнате тоже ещё не спали, но больше были заняты собой: почти все сидели в своих телефонах, переписываясь с кем-то, одна только Светка Дёмина пыталась заснуть, не обращая ни на кого внимания.

— Не сплю, – также вполголоса отвечала ей Женя, – я думаю о брате, как мы завтра с ним встретимся и он заберёт меня.

Наташка радовалась за Женю, но и самой ей от этого становилось грустно, потому что Женя уезжает, а она, Наташка, здесь остаётся и дальше. Но Климова знала, что и к ней приезжают её бабушка и дедушка, но они по разным причинам не могут её забрать, но могут навещать, забирать на выходные или даже иногда на каникулы.

— А за мной через неделю мои бабушка с дедушкой приедут, и я поеду к ним в деревню… – также с предвкушением радостного события говорила Наташка.

— Здорово, но плохо, что мы уже завтра с тобой последний раз увидимся… – вздыхая, говорила Женя.

— Почему? А ты же обещала мне сегодня, что будешь обязательно приезжать на каникулах и что зимой приедешь на Новый год!

— Приеду! Обещаю! – ещё раз пообещала Женя.

— А как зовут твоего брата?

— Илья.

— А какой он?

— Он уже взрослый! Он меня очень любит, всё время звонит Екатерине Андреевне, и она даёт мне тогда поговорить с ним.

— Екатерина Андреевна хорошая, клёвая даже! – искренне хвалила своего воспитателя Наташка.

— Ага, я уже знаю!

— А ты мне завтра скажешь, когда брат за тобой приедет? Если меня не будет рядом, ты меня позовёшь?

— Позову!

Екатерина Андреевна, делая обход, ещё раз заглянула в их комнату проверить, все ли на своих местах и спят ли.

— Спите, спите! – вполголоса сказала Екатерина Андреевна Наташе и Жене. – А ты же собиралась скорее спать?! – дополнительно обратилась она к Жене.

— Уже! – радостно вскрикнула Женя, медленно уползая под одеяло. – А Илья ещё не звонил? – вдруг спросила она, резко вынырнув из-под одеяла, когда Екатерина Андреевна уже собиралась уходить.

— В отличие от тебя он уже спит, чтобы завтра быть уже здесь!

— Хорошо, если будет звонить, передайте ему спокойной ночи от меня!

— Хорошо, если будет звонить. – с улыбкой отвечала Катя и вернулась к себе на пост.

Женя ещё немного помечтала и не заметила, как уснула. Когда долгожданное радостное событие приближается, мы всё более неспокойны, взволнованы. Нам хочется всех любить, обнимать, целовать, делиться радостью, особенно всего этого очень ярко и живо хочется детям. Их впечатления настолько сильны, что даже сны подчинены им, даже во снах они переживают предстоящее радостное событие. Так и Женя сейчас уснула, а во сне скорее у неё наступило завтра, день, потом вечер, и приехал за ней брат.

Ей снилось, что Илья приехал к ней почти перед тем, как ей уже надо было ложиться спать, но Екатерина Андреевна впустила его на территорию и позволила встретиться с сестрой. Так Жене даже было проще познакомить брата со своими подругами и Артёмом. Женя успела подружиться со многими девочками-ровесницами, а из ребят она дружила пока только с Артёмом. И во сне Женя позвала их всех, чтобы познакомить их с братом, а брата с ними со всеми.

Несмотря на предстоящую радость, во сне Женя видела, что её брат сначала улыбался ей, но потом его выражение лица стало серьёзным, потом печальным, потом бледным и почти безжизненным, и Женю окутал страх – страх неизвестности. Ей становилось холодно, она будто почувствовала во сне, что поднялся холодный ветер, все дети и взрослые забежали в детский дом и её позвали в детский дом, но она стоит на улице рядом с братом и ждёт, пока он позовёт её с собой, – она смотрит на него, потом пытается взять Илью за руку. Она берёт его руку и чувствует, что рука холодная, потом смотрит на него, смотрит ему в лицо, в глаза – Илья мотает головой в знак «нет» и отпускает руку Жени. Потом говорит ей: «Иди в детский дом! Будь там! Со мной тебе сейчас нельзя!». Его голос холодный, с каким-то жутким эхом, слышался Жене, и она видела, как Илья разворачивается и уходит. Нет, она не могла потерять ещё и Илью, чтобы вот так он не взял её с собой. Женя очень сильно этого испугалась и побежала за ним, но он пропал, потом Женя услышала голос отца, который говорил ей слушаться брата, и голос мамы, которая просила понять и простить, просила жить и радоваться жизни.

Женя проснулась вся в холодном поту. Ночь ещё не прошла – было только три часа ночи, утро только назревало. Все в комнате спали, за окном темнота, вокруг тишина. Жене стало страшно спать, страшно стало, что Илья не приедет или приедет, но не заберёт её, и Женя стала прокручивать в голове, что ей говорила Наташка, – Наташины бабушка с дедушкой тоже приезжают, но не забирают её, может, и брат Илья приедет, но не заберёт её? Жене стало страшно, что такое может произойти. Но она и подумать боялась, что с Ильёй может случиться беда, что он может пострадать или погибнуть. Ей казалось, что не бывает так, чтобы все погибали и погибали. Ей казалось, что такого в принципе уже не может быть в её жизни, что теперь будут только радостные и приятные события, светлые. Но за окном было темно, в комнате было темно, и на душе у Жени от увиденного сна становилось темно и холодно. А от этой темноты и этого холода становилось страшно за завтрашний день, вечер, за себя и за брата.

Часть 1. Глава X

Ровно в двадцать два часа и три минуты по местному времени в одном из туннелей на Транссибирской магистрали прогремели два взрыва. Мощностей этих двух взрывов оказалось достаточно, чтобы разворотить десяток метров железнодорожного полотна и обрушить технологические укрепления в данном туннеле, образовав большой завал недалеко от выезда из него, а до входа, который был завален лишь частично, нужно было ещё добраться.

От этих взрывов поезд снесло с рельсов и разделило на две части в месте соединения третьего и четвёртого вагонов. Первым взрывом разорвало рельсы и уклонило поезд в сторону правой стены, буквально тут же вторым взрывом отделило поезд в месте соединения третьего и четвёртого вагонов таким образом, что первые три вагона, отбрасываемые назад первым взрывом, были встречены взрывной волной – волной сжатия, от второго взрыва со стороны четвёртого вагона получился своего рода пресс. А, соответственно, вторую часть поезда, начиная с четвёртого вагона, снесло назад, прижав к стенкам туннеля и лишь слегка деформируя их, но эти вагоны развернуло перпендикулярно проходу и подняло чуть к потолку в туннеле – таким образом, был частично закрыт путь и к стороне входа в туннель, а выход из туннеля с другой стороны был перекрыт полностью обрушившейся породой и смятой грудой металла от первых трёх вагонов поезда вместе с тепловозом.

Несмотря на то, что Мария Евгеньевна держалась и за Дмитрия, и за стол, а Дмитрий держался за поручень в момент взрыва и шатаний вагона, Марию и Дмитрия сперва силой инерции кинуло вперёд по ходу движения поезда как раз на Илью, а потом их всех резко бросило назад на нижнее спальное место. Предварительно вдоль стенки на этом спальном месте лежали подушка и одеяло, как раз для четвёртого не пришедшего пассажира, но постельное бельё лишь немного смягчило удар.

Те, кто стояли в коридоре или двигались по коридору, пострадали больше всех, так как их кидало вдоль прохода, а также било то об окна в коридоре, то о двери купе, как результат – множественные ранения. Кто стоял возле водонагревателя, также получили ожог открытых участков тела, в частности, на лице, а после потеряли сознание.

Свет погас как в туннеле, так и во всём поезде, – конечно, правильнее говорить о той части поезда, начиная с четвёртого вагона, которая ещё осталась в некоторой степени целой.

Тишина в полной темноте, когда ты не можешь увидеть, что случилось и боишься пошевелиться, – только слушаешь тишину. Постепенно становятся слышны скрипы и чьи-то отдалённые возгласы, крики о помощи, стоны.

Мария Евгеньевна не понимала, жива она ещё или нет. Она попыталась что-то сказать, но почувствовала, что ей что-то или кто-то сдавливает горло и она задыхается, а также при вдохе больно рёбра, поэтому сказать что-либо она пока не могла. В её сознании вновь пронеслись эти вопросы: «Что случилось? Авария? Где все? Как выбираться?» Она лежала, придавленная Дмитрием, который потерял сознание от удара головой о стенку купе. Сдвинуть такой вес она едва ли могла, но руки свои она начинала чувствовать, как и ноги. Она стала ощупывать того, кто лежит на ней, сдавливая своим весом ей горло. По причёске, габаритам тела, сколько доставала она ощупать, Мария Евгеньевна определила, что на ней лежит Дмитрий. То, что он никак не отреагировал на её ощупывания, могло означать: либо он без сознания, либо мёртв. Тогда она, ощупывая его шею, пыталась нащупать пульс – пульс был. Мария Евгеньевна стала пытаться сдвигать Дмитрия вниз, на пол. Самое трудное начало – первые несколько сантиметров. Дальше под собственным весом Дмитрий сам скатился вниз и приземлился на лежащего уже там, на полу, Илью, который, видимо, также был без сознания.

Сдвинув Дмитрия, Мария почувствовала некоторую свободу и облегчённость, но боль в рёбрах по-прежнему давала о себе знать при каждом глубоком вдохе, а слабее вдыхать Мария не хотела – не хватало воздуха и, как показалось ей, откуда-то начинал идти дым.

Окно в купе было вышиблено вместе с рамой и лежало на обеденном столике, свисая на нижнюю полку, которая была по ходу движения поезда. Сам вагон был прижат этой стороной к стене туннеля, так что в купе насыпалось достаточно сажи и стекол от разбитого окна.

Мария Евгеньевна ухватилась одной рукой за поручень в стене, а другой рукой – за обеденный столик, порезав руку осколком стекла, и смогла приподняться, но что делать ей дальше, она не знала. Она сидела и не двигалась, стараясь прислушаться к обстановке, чтобы понять, что уже произошло и что ещё происходит, а что ещё может произойти. С её левой руки медленно стекала кровь.

— Илья… – проговорила она вслух, но голос её был хриплым и тяжёлым, как у больного человека.

Она сильно испугалась за юношу. Если Дмитрий был без сознания, то Илья вообще мог погибнуть, его могло где-то придавить, но где? Он не мог вылететь из купе. Или мог. И Мария Евгеньевна протянула руку в сторону окна, но стекла не нащупала – только твёрдую породу – и вдобавок испачкала ладонь в саже. Мария Евгеньевна резко отдёрнула руку назад, будто её ударило током, – просто она поняла, что произошла авария в туннеле, поезд сошёл с рельсов, но почему? Почему это произошло, она не понимала.

Илья пришёл в себя, что-то прохрипел, но теперь он ощущал, что его чем-то придавило. Он также нащупал человека и понял, что это мужчина. Мужчиной, кроме него, в купе был только Дмитрий Александрович, поэтому, чтобы проверить, в сознании ли тот и также в сознании ли Мария Евгеньевна, Илья постарался произнести их имена:

— Дмитрий! Мария Евгеньевна!

Его услышала только она – Мария Евгеньевна – и очень обрадовалась, что Илья пришёл в себя. Она ответила ему, также пытаясь поднять его и Дмитрия с пола.

Часть 1. Глава XI

Придя в сознание, Анастасия Николаевна поняла, что её несут, держа под ноги и под руки, но вокруг темнота и только разные звуки, крики. Она не понимала, что произошло, но первая мысль была о сыне, вторая мысль – о муже и о родителях, а до третьей мысли о себе она додумать не успела.

— Клади её здесь, дальше нам не пройти… – услышала Анастасия незнакомый мужской голос, и страх ещё больше окутал её, но не за себя – за своих родных.

— Что случилось? – негромко и осторожно спросила она.

— Она пришла в себя. – констатировал факт другой мужской голос, но также незнакомый.

— Где мой сын, где Женя? – спрашивала она, и в её голосе чувствовалось нарастающее беспокойство.

— Женщина! Мы не знаем, мы пытаемся спасти вас и себя! – ответил мужской голос, который она услышала первым, когда очнулась.

— Где мой сын? – едва не криком спрашивала она, пытаясь встать на ноги, но почувствовала жуткую боль в правой ноге и села на пол, прокричав от боли.

— Тихо!

— Что у меня с ногой? Почему мне больно на неё встать?

Заморгал свет, послышались скрипы, также слышались приближающиеся шаги.

— Макар, нашёл выход? – спрашивал первый мужской голос у подошедшего невидимки.

— Да, толстый открыл дверь с той стороны, всех уже вытаскивают, надо выбираться из вагона, пока он не взорвался!

Подошедший мужчина был с мощным фонарём, которым хватало осветить на метр перед собой. Двое мужчин, которые перенесли Анастасию в коридор, вытащив из-под завала столами, вновь схватили её и понесли вслед за тем мужчиной, которого, видимо, звали Макаром. Анастасия не хотела никуда уходить без своего сына и мужа – она помнила, что вместе с ними пришла в вагон-ресторан, значит, и они должны быть здесь.

— Подождите, здесь должны быть мой сын и муж! Надо найти их! – кричала она.

— Сожалею, но, кроме вас, больше выживших здесь нет, и мы не будем тратить время! – ответили ей.

Анастасия Николаевна закричала и стала вырываться из рук её спасителей, но они всё ещё держали её, однако им становилось тяжело нести такую женщину.

— Послушайте! Хотите, мы оставим вас здесь, а сами уйдём?! – строго сказал первый.

Анастасия молчала и не могла поверить, что слышит такое.

— Хотите? – переспросил второй.

— Идите отсюда, я сама найду свою семью! – с презрением ответила она, и слёзы были у неё на глазах.

Мужчины не стали долго церемониться и положили Анастасию на пол, а сами пошли дальше, к выходу из вагона. Анастасия осталась лежать на полу. Над ней периодически моргала лампочка, что через некоторое время – через несколько минут – она смогла понять, что находится в вагоне-ресторане, что вокруг неё поломанные столы и стулья, битая посуда, другие пассажиры с окровавленными руками и головами лежат на обломках столов. Вероятно, среди таких людей есть и её Виктор, её Женя. Она боялась в это поверить, боялась это узнать, оттого и лежала, не двигаясь. Она лежала одна. Видимо, кто был жив и мог двигаться, тот давно покинул этот вагон, этот поезд. Но почему тот мужчина говорил о взрыве? Почему он так торопился уйти? Что вообще произошло? Она стала задавать себе эти вопросы, но ответа не находила, и вдруг её осенило, точнее, она вспомнила, что в вагоне-ресторане всегда есть газовые баллоны, которые используются для разных нужд. Вероятно, они и вызывали беспокойство у того мужчины.

— Господи! – поняла она. – Помоги!

И Анастасия Николаевна попыталась привстать, чтобы уже не лежать, но быть в положении сидя и немного сориентироваться. Поскольку ей не было ничего видно, только слышно – она прислушивалась, и слух её с каждой минутой всё более обострялся. Первые минуты она слышала лишь непонятный шум, гул, отдалённые крики, скрипы, но постепенно звуки стали проясняться, и она уже начинала слышать отчётливые голоса, как мужские и женские, так взрослые и детские. Один совсем рядом, будто рядом с ней, ей показалось, детский голос сказал слово «мама». Так и было, только это был голос не её сына, а другого мальчика, которого вытаскивали из-под обломков, но уже снаружи вагона, а не внутри – внутри больше никого из живых, кроме Анастасии, видимо, не осталось.

— Женя… – прохрипела она едва слышно и стала разворачиваться, чтобы ползти вдоль вагона, проверять каждого, кого встретит, ощупать каждое тело, проверить под каждым обломком внутри вагона, чтобы знать, здесь её семья или нет, живы, просто без сознания или не живы, но о последнем она старалась не думать, но знала, что, если она не поторопится, то баллоны взорвутся и тогда в живых уже никого здесь точно не останется.

Вагон, как ни странно, стоял почти прямо, лишь немного приподнят вверх, окна выбиты. Анастасия ползла вдоль вагона, но в сторону подъёма, а не в сторону спуска, куда ушли остальные.

Этот вагон, как и некоторые другие после взрыва, отбросило взрывной волной назад, развернув перпендикулярно туннелю и железнодорожным путям, приподняв немного вверх. Но этот вагон хорошо врезался в стену туннеля, поэтому упасть на бок или перевернуться ему не грозило, однако опасность взрыва газовых баллонов сохранялась.

Анастасия ощупала уже несколько мужчин – все они оказались мертвы в основном из-за того, что сидели за столом, а на столе было много посуды, из-за чего они получили множество опасных для жизни ран во время аварии, – но среди них не было её Виктора, а детей вообще не было, и Анастасия стала вспоминать, а где конкретно находилась её семья перед тем, как произошла авария. И Анастасия вспомнила. Виктор повёл сына в туалет, но их долго не было, а потом она уже ничего не помнит – только как осталась сидеть одна за столиком, но с ними был ещё друг Виктора – Генка. Где же он? Она не нашла его среди погибших или тех, кто мог лежать без сознания.