Велика и богата Тулея, столица княжества Велейского. Крепок стол князя Вадислава Златомировича. Дружина его могуча, под охраной славных воев не боятся купцы по княжеству разъезжать, товары заморские продавать. Всем довольны жители княжества, песни поют, хороводы водят с утра до вечера!
Только князь Вадислав с утра брови насупил, ни в блюдо, ни в чашу не глядит, а все на сына своего Волемира поглядывает. Ежится сын под тяжелым отцовским взором, но спину держит прямо и улыбку в блюдо не роняет.
А князь не просто так хмурится — думу думает! Добрый у него сын вырос — высок, в плечах широк, волос русый медом золотится, глаза голубые, как небо летнее, и с мечом ловок, и на коне ладно сидит, и умом боги не обидели — и по-свейски и по-ромейски разумеет, карты читает, латинянский язык разбирать пытается.
Вот только девки дворовые жалуются — больно лаком княжич! Того гляди не одна, так другая понесет! А байстрюки княжескому роду не урон лишь тогда, когда законные наследники есть!
Что и говорить, коли княжич и за столом умудряется с подавальщицей перемигиваться. Девка из рабынь, у вотягов взятых, чернявая, мелкая, да шустрая. И княжичу в ответ зенки бесстыжие лупит! Знает, паршивка, что затяжелеет и свободной станет, а княжич кормить будет ее с дитем до возраста. Нет уж, не надо князю чернявых внуков!
Пристукнул Вадислав Златомирович по столу так, что ендовы подпрыгнули, да и объявил:
— Сына женю! Велю по всем крепостям и весям гонцов разослать! Пусть воеводы первых своих красавиц в Тулею шлют! Как санный путь станет, с каждого погоста по девице жду!
Ахнула матушка княгиня! Нахмурился княжич. Сестренки его младшие захихикали радостно — им-то сватов еще долго ждать, а веселья хочется! Братцы меньшие ничего не поняли. Воины же переглянулись — силен князь, младшему сынку только пять годков исполнилось, а уж о внуках задумался!
Однако воля княжья есть воля княжья. В тот же вечер сели писцы грамотки писать, а после старший над воями пошел гонцов выкликать. В дальний путь абы кого не отправишь — княжескую грамоту довезти нужно, а в дороге что только не случается — и зверь хищный, и люд разбойный, и всякое-разное. Но и дружину столичную ослаблять нельзя. Подумал воевода, поразмышлял, да отправил на ближние погосты шустрых новиков — будет юнцам испытание. А на дальние — тех, кто при дружинной избе свой век доживает. Поломанные, потоптанные, кривые да косые. На коня сесть могут, сулицу али меч удержат — значит, в путь! Княжьи грамоты развозить!
И уже на следующий день выехали из княжьих ворот новики. А еще дня через три — пожилые, опытные воины, собранные в дальнюю дорогу.
А по селам слух побежал, что собирают в Тулею красавиц, дабы смотр им учинить и самую лучшую княжичу в жены взять!
Глава 1
Много зим пожил на белом свете Бус Доброгорович. Немало добра нажил. А любил всего только двух людей на всем белом свете. Жену свою покойную Светозару Ингваровну, да дочь единственную выжившую — Радомиру Бусовну. И хоть крепок еще воевода, а начал задумываться о том, что будет с его дочерью, когда настанет время покинуть этот мир?
Хороша собой Радомира — звонкая, как свирель, быстрая, как ласка, нежна и румяна, как малина в саду. Да только все чаще задумывался старый воевода — кому отдать это сокровище? Желающих-то много было, почитай, каждую осень кто-то из воинов, купцов или ловких охотников сватов засылал. Но Радомира о браке пока не думала, а воевода на другое смотрел — воеводство, оно выслужено в княжьей дружине. Потом, кровью, железом боевым отвоевано.
Это ныне Ставгород разросся. Городком стал! Три трактира да два постоялых двора! Церковь, часовни аж три да пять лавок разных! А начиналось все с кучки воев княжеских, отправленных за шумность да строптивость дикие земли осваивать.
Дошли. Зацепились за крутой берег холодной и быстрой реки. Острог поставили. Десять лет тут в крепостице за земляным валом жили, пока не убедили окружающие племена охотников да рыболовов, что встали крепко.
Потом вкруг острога тын поставили. С запасом — чтобы и купцам было где обоз разместить, и пришлым да погорельцам избы поставить. Мало-помалу к двадцатой зиме своего пребывания в этих краях стал Бус не просто воеводою, а градоначальником. Выйдет на улицу — всяк ему поклониться норовит. Сядет в судный день на крылечке терема своего — спешат к нему дела разобрать, соболем али куницей поклониться, чтобы дозволил в Ставгороде еще двор пристроить, а то и мастерскую открыть.
Сыто стали люди жить, довольно. Уж лет пять ни набегов лихих не случалось, ни пожарищ лесных, ни голодного мора. Мелкие напасти, как всегда и везде, но на то они и есть, чтобы люди сноровку не теряли.
Вот и начал года два назад примечать Бус Доброгорович, что многим его место лакомым показалось. Пока мечом городок защищали да огнем пашни расчищали, не было желающих ночей не спать да за всем приглядывать. А теперь нашлись любители красных сапог, плаща, медвежьим мехом подбитого, да грамоты с гербом княжеским. Чуял старый воин, что норовят его сместить и не только воеводство его к рукам прибрать, но и дочь-красавицу, и богатство, для нее накопленное.
Вот и думал думу старый богатырь — как дочь единственную уберечь. Не будет ей спокойной жизни в Ставгороде. Помянут не раз, чья дочь. Да и нет здесь человека, способного с ее характером справиться. Отослал бы он золотинку свою в Тулею или еще куда, да не осталось у него в живых никого из родни. А супругу он мечом у свенов брал и не ведал, есть там кто у нее или нет.
Вот с такой тяжкой думой шел Бус Доброгорович по стене — укрепления осматривал. Осень время сытое, богатое, как бы не нашлись желающие на это богатство!
Вдруг шум у ворот раздался. Прищурил старый воин один глаз, всмотрелся, да и поспешил к ближайшему сходу вниз — не каждый день в Ставгород гонцы с княжьим вымпелом на копье прибывают! Видно, важную весть он принес!
Гонца стражи у ворот встретили да отправили с ним мальчишку — до палат воеводских проводить.
Хорошо в Старгороде гонцов кормили да привечали! Златан Удалович в первый же день и горячего поел досыта, и в баню сходил, и белье ему свежее дали, а его пропотевшие в пути тряпки бабам отдали — варить и полоскать.
Разморило гонца и от настоечки ягодной, с почтением поднесенной. Однако старый воин свою меру знал и одной чарочкой ограничился. Места тут дикие, люди незнакомые, так что оружие он под рукой держал — только не явно. Потому, наверное, и не удивился, когда в отведенный ему угол пришел сам воевода. Оценил и длинный кинжал, прикрытый мокрым полотном, и лук с колчаном у стены. Помолчал, а потом спросил:
— Ты ведь, гонец, девиц в Тулею повезешь?
— Дорогу указать могу, — сказал Златан, подбираясь.
— Из боярских девиц тут у нас только дочь моя, остальные девки — дочери воев простых да охотников. Я, конечно, соберу отряд, чтобы проводить ее до Тулеи. Заодно князю дань отвезут. Но боязно мне единственное дитя в столицу отпускать без присмотра. Надобен человек, который девицу до столицы побережет, да в случае чего мне письмо черкнет с голубем али с гонцом.
Понял Златан, о чем воевода речь ведет, и нахмурился:
— Я, воевода, в Тулее человек маленький. Простой воин. Чем твоей дочери смогу помочь?
— Не верю я, — сказал воевода, — что Радомира моя княгиней станет. Без матери она росла, на теремных девиц совсем не похожа. Стала бы славной женой охотнику либо воину, но тут ей оставаться нельзя. Стар я. Вот и прошу тебя помочь ей в Тулее мужа найти. Воина крепкого, спокойного. Приданое за ней я доброе дам, да мне надо, чтобы муж моей Раде по сердцу был, и она ему что порошинка в глазу!
Задумался Златан. Знал он, что, отправляя его гонцом, не надеялись, что он до места доберется и обратно вернется. Красавиц и поближе к Тулее полно. Ворохнулась в груди обида — столько лет служил верой и правдой, а теперь…
— Позволь мне, воевода дочь твою увидеть будто ненароком, тогда и решу, — сказал Златан.
— Добро! — ответил Бус и вышел.
На другой день гонца никто не трогал — дали ему выспаться досыта, завтрак принесли и рядом оставили. Златан оценил вежество теремных, оделся, умылся, подпоясался, съел то, что было оставлено, и вышел на воздух — поглядеть, чем живет крепость.
К его удивлению, воевода был тут же, во дворе. Сидел на высоком крыльце и принимал прошения и жалобы от людишек, живущих близ Ставгорода.
Прислонившись к резному столбу на галерейке, гонец начал незаметно наблюдать за происходящим. И чем больше смотрел, тем больше ему нравился и сам воевода Бус, и его люди. Все дела велись чинно, без суеты. Рядом с воеводой стояли ближники, а чуть в стороне сидели два писца. Один заносил все прошения на бумагу для отчета и контроля, второй занимался тем, что выписывал просителям нужные им бумаги — разрешения на лов рыбы, постройку дома или покупку земли. Иногда прибегали заполошные бабы с жалобами на мужей, свекров или деверей. Иногда приходили старики — жаловаться на детей и внуков. Все жалобы воевода разбирал дельно и внимательно. Если же не был уверен в свидетелях или обстоятельствах дела, отдавал жалобу кому-нибудь из ближних и говорил коротко:
— Проверь!
Ближник обычно тут же на коня садился да ехал разбираться. Причем кони поседланные заранее стояли, и сумы переметные на них были. Видать, далеко Ставгород свои крылья раскинул, раз люди к нему издалека стекались.
В общем, смотрел Златан Удалович, слушал, да на ус мотал. Силен воевода и мудр. И прав, что дочь отослать желает. Трудно из его рук власть и силу забрать, но Старость и Дряхлость не дремлют — за всяким придут в свой час.
Подмерз Златан и уже собрался в натопленный покойчик вернуться, а то и на кухню за кружкой сбитня заглянуть, как у ворот лихой посвист раздался, и все, кто был во дворе, оживились. Передумал гонец уходить. На месте остался да глаза прищурил — чтобы лучше разглядеть, что там у ворот такое творится.
Да ничего особенного не творилось. Влетел конь тонконогий, изящный, да злой. На дыбы встал, всхрапнул да к самому крыльцу подобрался. Если б на княжьем дворе такое случилось во время княжьего суда — и коня, и всадника уже б стрелой сняли. А тут стоят все, смотрят да улыбаются.
Всадник маленький, легонький, в ярко-красной бурке, подбитой черной лисой, да в полушубке, крытом алым же сукном. Штаны синие, бархатные, да сапоги алого сафьяна. Всем бы ладный молодец, да когда спешился — ахнул едва слышно Златан Удалович — коса русая поверх плеча легла!
— Батюшка! — радостной птицей вскрикнула девица и бросилась к воеводе обниматься.
А вокруг никто девице не указывает, все ею любуются да одобряют. И воевода сам встал, приобнял дочь да спросил чего-то. Выпуталась девица из объятий отцовых, метнулась к жеребцу, сняла суму, вытряхнула, и опять Златан удивился — рябчиков да тетеревов девица набила. И как только в таком ярком наряде в лесу скрыться умудрилась?
Между тем добычу по жесту воеводы унесли на кухню, коня увели в конюшню, а девицу Бус Доброгорович рядом посадил — ей креслице малое вынесли. Тут уж гонцу любопытно стало, и он совсем близко подобрался, чтобы послушать.
Рядились два брата за отцовское наследство — удобное место для рыбного лова.
Это только посадскому человеку кажется, будто реки да леса сами по себе живут. Не так. Всюду, где люди — все поделено. Бабы ягодники да грибные поляны берегут, мужики — ловы да тропы звериные, на которых удобно силки ставить.
Вот и не поделили два родных брата отцовскую деляну. Отец застарел, заслабел, на реку сам не выходит.
— Живете вместе ли? — спросил воевода двух справных мужичков в тулупах, кой-где промазанных рыбной слизью, да чешуей присохшей сверкающих.
— На одном дворе, — ответил старший. — Моему семейству домок поставили, а брательник отца досматривает в его доме.
— А дети есть ли? Помогают?
Златан прищурился — мужикам-то уж к тридцати, значит, детям лет десять-двенадцать, а то и побольше, коли в родительский дом жен вели.
Сборы в дорогу выдались долгими. Бус Доброгорович абы с кем дочь отправить не мог, да и припас для князя требовал внимательных и аккуратных рук. Дорога долгая, и на санном пути всякое-разное встретиться может. Потому собирали обоз хитро — дань для князя, как обычно, упаковали, положили в возки, подобрали дружину, навесили бирки деревянные с выжженным клеймом — княжеским соколом.
С данью ехал опытный, немолодой уже воин Зорко Военежич. Опытный, неторопливый, знающий эти места. Дружина с ним ехала справная — все молодые, ловкие, охотники да умельцы. Ехали не просто так — дань князю отвезти, на большой город полюбоваться да жен себе подыскать.
Вторая часть обоза невелика собиралась. Возок крепкий — для Радомиры да няньки ее Лады Волеговны. Еще один возок с дорожным припасом — шатер, запас еды, одеяла и шкуры на всех. Третий возок должен был везти приданое Бусовны, а четвертый — подарки от всего Ставгорода будущей княжеской невесте.
Подарков, надо сказать, набралось немало. Златан Удалович только диву давался, глядя на то, как самые малые деревушки несут на двор воеводы кто шкуру медвежью, кто связку соболей, кто туес речного жемчуга, нежно блестящего серебристым перламутром. А еще были резные гребни из рыбьей кости и рога, подвески и запоны заморского литья, рулоны тонкого лощеного льна на сарафаны и мягкая шерсть для душегрей и летников. Не было у местных жителей дорогих тканей, тканных золотом и серебром, зато в избытке были меха, рыбья и оленья кожа, береста, кость и рог. Вот и полнился возок туесами, шкатулицами, гребнями, браслетами из костяных бусин и яркими камушками из местных рек.
Несли, конечно, местные и мясо, и рыбу, и сушеные ягоды, и прочий дорожный припас, и все это воевода тщательно перебирал и лучшее складывал дочери в дорогу. А остальное велел приберечь на пир прощальный.
Так незаметно пролетели три недели. Санный путь встал, и тянуть уже было нельзя. Малый обоз разросся до пяти возков, большой и вовсе в двадцать пять крытых саней встал, и наконец в назначенный яркий и звонкий день обняла Радомира отца, завернулась в покрывало и села в возок.
Заплакали, зарыдали ей вслед дворовые бабы. Закричали ребятишки. Даже мужики, стражники да охотники, скупую слезу утерли. Каждый ведь вспомнил, как дочь воеводскую на коне возил али копье метать учил, а то из лука стрелять, вот и туманили взор воспоминания. Или снег залетал.
В городе тоже нашлось немало желающих проводить невесту княжескую, помахать расшитым полотенцем, желая доброго пути и легкой дороги. Бравые отроки на конях держали на стременах копья с вымпелами и улыбались посадским красоткам, потряхивая бубенцами в нарядной сбруе.
Но едва обоз покинул город и скрылся из виду, как копья отправились в телегу вместе с яркими кафтанами. Молодые воины пусть неохотно, но натянули тяжелые тулупы и приготовили мечи да луки. Копье — оно на медведя да кабана хорошо ходить, а от татей в лесу лучше мечом отбиваться, а еще лучше — издалека всех перестрелять!
Радомира Бусовна тоже не усидела в возке — натянула свой привычный охотничий костюм, да и села на коня, не желая трястись в душной темной коробке. Лада Волеговна даже ворчать не стала — нешто удержишь синицу в руке, а девицу в тереме? Пусть уж погуляет, пока не приехали в Тулею. Там придется строго себя вести, верхом не скакать, из лука не стрелять, выдюжит ли то ее воспитанница? Как знать!
Златан Удалович сопровождал малый обоз и думал. Крепко думал. В Ставгороде он не только бока отлеживал да щи хлебал — он по городу ходил, с людьми на торгу говорил, все закоулки-окраины обошел, везде нос сунул. Воевода видел это, но велел своим воинам не мешать гонцу. Сам понимал, что в далекой Тулее он дочь не защитит. Золотом можно купить кого-то ненадолго. Вернее же всего, если человек сам пожелает помочь.
Бродил Златан почти все время, лишь за два дня до отъезда своим припасом озаботился да оружия поболе прихватил. А еще к воеводе потолковать подошел. И уговорился с ним, чтобы Радомира, чуть что, к гонцу мчалась и за его спиной пряталась. Вроде как родич он ей. А чтобы то правдой было — вышли Бус Доброгорович да Златан Удалович к реке и на берегу, под ветлой раскидистой, смешали свою кровь, став побратимами. Радомира же старым бойцам поднесла с поклоном ковш медовухи и Златана вторым отцом назвала, чтобы лес, путь и река слышали.
После они в крепостицу вернулись, оставив обряд сей в тайне. Незачем никому знать о том, что девица не одна едет. Спокойнее так.
Между тем обоз мирно катился по дороге. Точнее, по торной тропе, которая вела вдоль реки. Спокойная северная вода текла мирно, не виляла, но вот через три дня придется свернуть в сторону и ехать к Водницам. Там тоже девичий обоз собирают, и Златан очень надеялся к нему присоединиться.
Пока же воин внимательно смотрел вокруг. Обоз с данью — сладкая добыча. Целое племя прокормить можно зиму, а то и две. Вблизи Ставгорода дураков нет — все знают Буса-воеводу и его крепких воинов. А вот подальше чуток…
Ехали весь день, а к ночи остановились в деревеньке рыбацкой. Здесь под рукой воеводы рыбаки жили спокойно, так что приняли обоз с почтением. Староста открыл общинный дом, и туда обозники ввалились, тут же взявшись топить печи и развешивать на деревянные гвозди заледеневшие в пути полушубки.
Княжью невесту староста к себе в дом пригласил — благо у него две дочери в возраст невест вошли, и светелка была протоплена и устроена.
Радомира не возражала. Пусть в возке она тряслась лишь первую часть пути — потом настояла и на коня села, а все же притомилась. Хозяйские дочери свели ее в баню, напарили, напоили душистым ягодным взваром, накормили густым рыбным супом и рыбным же пирогом, а потом уложили спать на широкую лавку, крытую периной из “речного пуха”.
Сладко выспавшись, Радомира потолковала с хозяйкой, да немного с хозяином, и, пока ее спутники завтракали яичницей из гусиных яиц да рыбной юшкой, написала батюшке письмецо, как уговаривались, и попросила сына старосты при оказии в Ставгород доставить.
Городок Водницы стоял на пересечении двух рек. По легенде, путь сюда нынешнему воеводе указали водяные девы, обещающие справному воину честь, славу и богатство. Да только ведал Златан Удалович, как Светомир Драганович в этих краях объявился. Еще накануне няньке Радомиры Бусовны все, что знал, поведал.
В молодости Светомир всем хорош был. И красив, и силен, и удачлив. Жил при княжьем дворе, в ближниках Вадислава Златомировича ходил. Да и то сказать — с малых лет они вместе, почитай, жили, потому как матушка Светомира боярыней при княгине была и, бывало, князя Вадислава грудью кормила, когда княгиня прихварывала. А еще шепотки по княжьему двору ходили, что не зря княгиня хворает, а князь ее покои навещает. Мол, потому и похожи Светомир да Вадислав, а что матери их сестры двухродные — так на то и внимания болтуны не брали.
В общем, так или иначе болтали, да только Светомир ни в чем от князя не отставал. И в стрельбе из лука, и в метании копья, и в мечном бое, и на пиру за чашей. Учился Светомир не хуже, да еще и на гуслях звонких играл.
Как княжич молодой жениться задумал, так и Светомир сватов заслал. Взяли княжич и боярин сестер родных замуж. Княгиня понесла быстро, и боярская жена затяжелела. Разродились обе сыновьями, да только боярыня чуть раньше поспела. Опять злые языки болтать начали, что боярин то шустрее да ловчее.
Потом сшибка была на реке Лее. Старый князь в той сшибке погиб, а княжича да боярина обоих пораненых в терема привезли. А как встали князь да боярин, то и выяснилось, что жены их опять тяжелые. У князя дочь родилась, у боярина — сын. А потом так и пошло — у князя дочь, у боярина — сын.
Тут уж совсем сплетни пошли великие. Светомир-то из старинного рода был. С князьями тот род часто роднился, и крови, богами освященной, в его жилах не меньше, чем в княжеских, текло. Едва-едва не перехватил Светомир престол у Вадимира. Да тот устоял и… сослал друга и родича в самую дальнюю даль. А старшего сына Светомира — Милорада Светомировича — в столице оставил. “У тетушки погостить”. Да объяснил родичу простыми словами, что коли выедет он из глуши этой в сторону столицы хоть на версту — враз Милорад в погребице окажется. А то и на погосте!
Детей своих Светомир любил, потому собрался единым днем и уехал. А уже тут, в изгнании, дочь у него родилась. А у князя в Тулее — младший сын.
Не видались князь и боярин лет пятнадцать, а то и поболе. А тут вот какой шанс. Ни минуты Златан не сомневался, что боярин дочь свою отправит в столицу. И сыновей к ней приставит — чтобы старые связи подняли да при князе и княжиче пообтерлись.
— Саму Усладу Светомировну не видал я, но слухи ходят, что она истинно боярская дочь. Бела, светла, полнотела. Живет в терему и все женские дела да рукоделья освоила с приличным девице усердием. И пусть Радомира ей не соперница, да кто знает, что родня Услады задумает?
Лада Волеговна хоть и немолода уже была, а все ж вдова воина, да и при воеводе всю свою жизнь прожила. Всякого навидалась. Потому от души поблагодарила гонца за подсказку. Когда знаешь, чего ждать можно — все легче. Придержит воспитанницу, где надо, научит, что и как говорить, а может, и от беды отведет.
Так что, как въехал обоз в Водницы, старая нянька себе места не находила — как-то в дому воеводы соперницу встретят? Не начнут ли козни строить?
Между тем стражники времени не теряли. Пока Хвост неторопливо сопровождал обоз по запруженным людьми и телегами центральным улицам, шустрый мальчишка помчался переулками к дому воеводы — предупредить.
Поэтому Радомиру встретили, как и положено — воевода, его жена и сыновья вышли на крыльцо, чтобы поприветствовать княжью невесту. Под причитания Лады Волеговны Радомиру быстро увели на женскую половину, а Златана и Зорко Военежича воевода Светомир пригласил в горницу — потрапезничать и узнать новости Ставгородские.
Гонец, впрочем, больше слушал. Сказал, что из Тулеи прибыл и туда невесту сопровождает, а в Ставгороде был недолго и больше спал. Поверил ли тому Светомир, Златан не понял, но беседу воевода больше с Зорко вел. Впрочем, разговоры были обычные — про торговлю, охоту да рыбную ловлю. Про невесту мельком упомянули, что отдохнет девка с дороги, а княжой обоз дальше пойдет. Златан не обольщался — зачем воеводе самому про девицу вызнавать? Жена и дочь гостью встретят да приветят, все, что надо, вызнают. А ночью жена поделится. Однако тут хозяин дома был в своем праве, поэтому гонец молча цедил медовуху да закусывал ароматными копчеными ребрышками. Охотнее он с дороги отведал бы щей да каши — солонины в обозе и без того хватало, но внезапных гостей вечером ждал пир, а пока так, закуска да разговоры.
Но все же старый воин слушал внимательно — вдруг мелькнет что-то интересное? И мелькнуло. Оказывается, Светомир отправляет в сопровождение дочери троих своих сыновей. Зареслав, Красибор и Окомир тихо сидели на дальнем конце стола, осторожно прислушиваясь к беседе.
Старшие сыновья воеводы выглядели совсем уж взрослыми, однако, судя по вышивке на рубахах — все еще ходили холостыми. Златан спрятал понимающий прищур в тарелке с огурцами.
Женить сыновей недолго. Мужи бравые. Да только в этой глухомани воевода самый первый изо всех. Девиц даже равных его сыновьям по знатности нет. Вот разве что Радомира — тоже дочь воеводы и второму-третьему сыну вполне бы в жены сгодилась. Еще и наследство от батюшки — целый городок, пусть и в глуши. Да то ли Бус Доброгорович дочь хорошо так прятал, то ли не интересовался Светомир Драганович соседями. О Тулее мечтал. Вот и проморгал. Думается, старый Бус не отказал бы соседу в браке, коли бы один из его сыновей дочери по сердцу пришелся. А теперь поздно — княжья невеста. Если и дозволит Вадислав Златомирович кому-то из Светомировичей к Бусовне присвататься, так уж после отбора и на своих условиях.
Однако свои размышления Златан благоразумно оставил при себе. Пожевал закусок, хлебнул меду, а как прилично стало, вышел, будто до ветру, и послал дворового мальчишку к Ладе Волеговне. Нянька вышла быстро. Огляделась и к саням засеменила, будто взять чего понадобилось. Гонец же подошел к с другой стороны и начал помогать ворочать тяжелые сундуки, потихоньку спрашивая:
Не только в Водницах да Ставгороде невест княжичу собирали — каждый городок старался красавицу подобрать, да такую, чтобы не стыдно было показать. Если же красавица была не так уж красива — справляли ей наряды, каменьями да жемчугом шитые, чтобы не красоту, так богатство явить.
Между тем к свадебным поездам княжьих невест и другие караваны присоединялись — где с данью, как в Ставгороде, где купеческие возки, как в Водницах. Окомир свой возок пристроил и другие купцы — кто пушнину, кто дичь везти собрались. Под воеводской-то рукой спокойнее. Посему задержался караван Радомиры в городке, и от скуки невеста княжья с Усладой задружилась.
Первые-то дни одна девица с дороги была — больше спала или в бане парилась, да еще нянька вокруг ходила — снадобья для красоты готовила, дорожные меха сушила, да бельишко стирать отдавала. Обычные хлопоты дорожные. Потом дела все переделали, сундуки собрали, а караван с места не сдвигается — то Усладе забыли полотна в дорогу отмерить, то купчишки позадержались со своими возками, то соболей на шубу не хватило.
Радомира в тереме истомилась совсем. Она у батюшки и седьмицы дома не сиживала просто так. День-два — и в поле умчится, али в лес, али на реку — мяса, рыбы или мехов раздобыть. Тело потешить, коня погонять… А тут ее пухом обложили и чихнуть лишний раз не дают! Еще и нянька Услады укоризненно глядит да усаживает боярышень за рукоделие!
Нет, руки у Радомиры из нужного места росли, но расшивать она любила колчаны да чехлы для луков, али уж ножны для клинков, али пояса кожаные. А больше того любила тетивы плесть, уздечки да поводья или сумки охотничьи. Не цветами расшивала — птицами хищными, конями бьющимися или волками серыми. А нянька все им ширинки притаскивала шелковые — чтобы ме-е-еленькими стежками цветы да травы выводить. Над этакой работой Радомира зевать начинала с первой минуты, а Услада часами сидеть могла!
Измучившись, послала Радомира свою няньку Златана Военежича отыскать и пристала к нему:
— Пусти, дядька Златан, коня погонять! Сил моих нет уже в терему сидеть, да за вышиваньем глаза портить, и бабские разговоры про летники да душегреи слушать! Из терема только в церковь выпускают, да и там за решеткой стоим, сверху на всех глядючи!
Присмотрелся гонец — и впрямь девица с лица спала. Эдак не румяное яблочко в столицу привезешь, а грушу сушеную! Пришлось идти к Светомиру, договариваться.
Не понравилось воеводе девичье своеволие — где это видано, чтобы боярская дочь верхом по лесам гоняла?! А с другой стороны — голову пробьет или руку сломает, и вот уже не княжья невеста, а калека хромоногая, кою могут сыну опального боярина не глядя отдать. Вместе с воеводством! А если и уцелеет девица — так слух о ее дурости все равно поползет. Княжичу жена нужна нраву твердого да спокойного, а не это шило в седле!
“Размять коней” пожелали многие. Кое-кто из свиты Радомиры, кое-кто с воеводского двора. Златан тоже поехал, но в возке, и Ладу Волеговну с собой прихватил, велев ей с собой бинтов набрать, и мазей, и разного такого нужного. Нянька перепугалась, но гонец ей на ухо кое-что поведал. Успокоил, подготовил и указал взглядом на Зареслава.
Тот был одет всем на зависть — белый короткий полушубок с красными вошвами, белые же валеные сапоги с алой строчкой, и конь под ним красовался такой, что и княжичу сесть не стыдно. Два других брата одеты были в привычную обмятую по телу охотничью одежду. Как и Радомира. Воеводская дочь нервно косилась на веселого и нарядного Светомировича, отворачивалась, вздыхала.
Ей хотелось погонять коня по полю, может, пару зайцев плетью сбить или куропаток стрелой достать. А тут — нарядная толпа, Услада в расписном возке, няньки, парни, охрана, холопы… В такой компании на ярмарку ездить, а не в поле!
Однако денек выдался славным — легкий морозец, солнце, скрипящий под копытами коня снег — постепенно, отдаваясь скачке, Радомира расслабилась, заулыбалась и наконец, гикнув, понеслась вперед.
Ее конь был невысок, но легконог и весьма вынослив. Разумный отец подбирал дочери такого друга, чтобы мог унести от опасности, а уж внешние данные интересовали его в последнюю очередь. Поэтому понимающие люди на лошадку боярышни смотрели одобрительно, а непонимающие морщили нос — мелкий, невидный конек, неужто Бус Доброгорович лучше для дочери не нашел?
Между тем воеводская дочь с радостью неслась вперед, аккуратно обходя препятствия и овраги. Охрана стелилась следом. Возки совсем отстали — но Златан встал за спиной возницы и отслеживал перемещения подопечной. Вот Радомира свесилась с седла, вот стегнула плетью, свесилась сильнее, подбирая тушку, закинула ее на круп своего конька и понеслась дальше.
Гонялись охотники и просто прихлебалы часа два. Наконец, когда уже и кони, и люди начали уставать, Радомира Бусовна устроила лихую забаву — снятие с ветки дерева узорного платочка, да не ее, а Услады Светомировны. Сначала боярышня хохотала над попытками бояричей и простых витязей, потом поскакала к трофею сама, сдернула его и… свалилась с лошади! Очень аккуратно свалилась в снег, так, чтобы не попасть под копыта чужих коней.
Тут же все сбилось, всадники остановились, возки рванули вперед, и Зареслав первым спрыгнул с жеребца, чтобы вынуть плачущую девицу из снега и на руках донести до возка, в котором нянька принялась хлопотать над боярышней, громко причитая.
Возница немедля развернул в детинец, следом потянулись остальные. Испуганная боярыня, упрежденная гонцом, сама встретила гостью на крыльце. Мамки-няньки с криком утащили девиц в терем, и до самого заката по двору слышался шум, плач и гром тазов. К ужину Радомира не вышла. Спустилась бледная Услада и сообщила, что гостья подвернула ногу и теперь лежит с компрессами, но готова ехать в Тулею хоть завтра — просто в возке, а не верхом.
Весть быстро разнеслась по столу, и Златан спрятал усмешку в ковше с темным летним медом. Он все рассчитал правильно.
После неудачной прогулки Светомир Драганович больше гостей тяготить не стал — быстро собрал обоз и отправил.
Провожать высыпал весь городок. Услада, нарядно и тепло одетая, ехала в женском седле, похожем на стульчик с высокой спинкой. Ее посадили в это седло отец и братья и уже в версте от ворот должны были пересадить в возок, поставленный на полозья. Чтобы горожане могли гордиться невестой, девушку всю украсили их подарками — подвесками, бусами, зарукавьями и платками. Чувствуя ответственность и легкий страх, княжья невеста сидела в седле, как статуя, а Радомира с огромным облегчением пряталась в расписном возке. Ей вовсе не хотелось ехать по улице под сотнями взглядов, балансируя в неудобном “женском” седле. Да еще украшения эти — зацепишь неловко повод и свалишься коню под ноги. Нет уж, лучше тут с нянькой отсидеться, листая одолженную Златомиром книгу о соколиной охоте. Хорошие у Светомировны братья — один платок подарил, мастерицами его вышитый, другой вот книгу дал почитать, когда узнал, что Бусовна и грамоте обучена, а третий — самый сильный и здоровенный — колол для нее пальцами орешки, навещая сестру и больную гостью. Орешки, конечно, приятно, но книга интереснее!
С такими мыслями Радомира даже в окно не особенно смотрела — Водницы городок небольшой, мало чем от Ставгорода отличается, чего она тут не видела? За несколько дней уже все обсмотрела. А в книге было показано, как скользящий узел правильно завязывать! И другой — такой, чтобы сдергивать его с ноги птицы, если надо быстро ее спустить. Вот это интересно! Хорошо, няня догадалась шнурочек взять — потренироваться!
Вдова воина сидела рядом, поглядывая в окно, и молчала. Лада Волеговна знала — гонец княжий бдит, чтобы ее детку не обидели, а остальное уж как-нибудь. Незачем княжьей невесте в чужом городке красоваться — еще сглазит кто! Пусть вот книгу листает, а она, нянька, приглядит, чтобы никто чужой рядом не крутился. Уж больно пристально на Радомиру Зареслав поглядывает! Не к добру!
Златан, как и полагалось княжьему вестнику, ехал подле невесты, но на него не обращали внимания — воин и воин. Не молод, не красив. То ли дело воеводовы сыны! Красавцы, одеты нарядно, и сестру сберегут, и городок не посрамят! Гонец же не на бояричей смотрел, а на прочих воинов — справных ли Светомир подобрал? Радеет ли о дочери или… Слыхивал он, как один боярин вместо дочери любимой на смотрины чернавку послал да отряд с ней худенький. Через пару дней тати напали — всех почти порубали, а дочь вроде как погибла. А на деле отец ее под другим именем замуж выдал, за кого сам хотел. Вот и всматривался Златан в лица воев — крепки ли? Молоды ли? Сумеют ли защитить богатый обоз? И не находил в них изъяна.
Немного успокоившись, гонец поторопил коня — через версту от городка Усладу пересадят в повозку, а Радомира с радостью сядет на коня — нога ее цела, и упала она нарочно, чтобы не вызывать раздражения и ревности у родных Услады. Соперничество за княжича начинается не в светлицах княжеского терема, а еще в пути. Сколько девиц не доедут до Тулеи? Скольких изведут уже там? Эх-х-х, стиснув оберег на шее, гонец прошептал прошение к высшим силам и поскакал в голову обоза — досмотреть, чтобы дозоры отправили вовремя!
***
Как ни волновался гонец, а обоз все ехал. И все, кто был в том обозе, волей или неволей общались между собою.
Вскоре все заметили, что Зареслав ходит задумчивый. Братья шутя спрашивали его, не влюбился ли он в кого, тот отмахивался. Тешить плоть с сенными девками ни отец, ни мать им не запрещали, но жену готовы были признать только ровню, а ровни в Водницах как раз и не было. Может, поэтому Радомира так его удивила — смелостью, задором и полным отсутствием теремных привычек?
Бусовна не опускала ресницы, беседуя с мужчинами, позволяла себе свободные жесты, ела наравне с воинами кашу и мясо, не выпрашивая у нянюшки медовой водички или припасенных лепешек в меду. Да и сарафаны, принятые в северных краях, не носила — предпочитала штаны, лишь прикрытые поверх пестрым полотнищем, а то и платком большим. При этом никто бы не сказал, что девушка ведет себя непочтительно — не было в ней глупой дерзости или надменности.
Волей-неволей Зареслав стал Бусовной любоваться и все чаще подумывать о бутыльке с приворотным зельем.
Любовь многое может оправдать, даже побег со смотрин княжьих. Правда, не видел Зареслав в дочери воеводы ответного интереса. Про охоту соколиную она с ним охотно беседы вела — но всегда чинно и с нянькой под боком. А все попытки наедине остаться или шкурой одной принакрыться от мороза — отвергала. Или Усладу в компанию звала, а то и Красибора с Окомиром приглашала. Вот и поглаживал боярич бутылек и мыслями тяжелыми мучился. Мать ему что-то про выбор толковала, так не пора ли его сделать?
Между тем санный путь споро ложился под ноги. Первую пару дней они останавливались в селах, стоящих недалеко от Водниц, а когда подъехали к Граничке — крупной деревне, стоящей на гранитном лбу, там к ним присоединился еще один купец с большим семейством и обозом.
Звали купца Горыня. Жил он в столице, а дела вел по многим городам и весям. Потому и детей нередко возил с собой. Сыновей брал, чтобы к делу приучались, дочерей — чтобы найти им добрых мужей подальше от столицы. Мудр был Горыня и все яйца в одну корзину не складывал.
Жена же его, Доброгнева, оставалась присматривать за столичными лавками, и все приказчики знали, что до приезда Горыни хозяйство в железной руке его женушки. Сам купец мог и недостачу малую простить или порчу товара, а то и премию выписать “просто так”, от широты души. Доброгнева же Милославна была из воинской семьи и тяжелой своей рукой могла разве что виски надрать за лень и безделье.
На этот раз купец вез с собой любимую младшую дочь — Заряну. Брал он ее с собой, чтобы девица присмотрелась к сыну его партнера в Граничках, да парень себя полным дураком показал — выпил на пиру с отцом и его партнером и пошел буянить! Посуду побил, лавку поломал, да еще орал дурниной, что не хочет жениться на купеческой дочке, ему местная дочь старосты люба.
В Граничке обоз остановился дня на три. Тут и кузня добрая была, и общинная изба нашлась, и трактир с добрым хмельным медом и горячими пирогами. Горыня успел и с Зорко Военежичем переговорить, и со Златаном Удаловичем, и даже к Зареславу подойти — чтобы воеводские воины и его обоз берегли, а он уж не откажет в помощи на привалах, да и припасов в дорогу успел закупить изрядно.
Воины не сильно возражали. У купца всего четыре телеги да возок с дочерью и ее нянькой. А бойцов добрых дюжина — хватит и свои возы прикрыть, и чужим помочь. Радостный Горыня в последний вечер созвал всех в общинную избу и накрыл роскошный стол, заставив старосту потрясти запасы. Тут была и рыба, томленая в сливках с кедровыми орешками, и печеная вепрятина, и хрустящие побеги папоротника, соленая черемша, оленина пареная с грибами — в общем, все, чем могли похвалиться местные добытчики. А ко всему этому выставил Горыня преизрядно меду да пива, а сам примечал, кто как пьет.
В общем-то, воины понимали, что завтра в путь, и лишнего себе не позволяли. Да и караулы даже в деревне выставляли надежные — не только девиц везут, но и дань! Не дай боги печать поломает кто!
Между тем девицы, коих в обозе собралось уже три, тоже решили немножко отдохнуть и повеселиться перед дальнейшим путешествием.
Старостина велела сыновьям натопить малую “женскую” баню, в которой обычно купали младенцев да стирали всякое женское. Няньки принесли в предбанник пирогов, оленины, малины в меду и даже пряников, напеченных женой старосты к грядущему перелому зимы. Конечно, сладости стоили дорого, но Горыня не поскупился — все оплатил! Хотелось ему, чтобы Заряна подружилась с Усладой и Радомирой — невесты княжеские будут женами боярскими, станут покупать товары разные да с вотчины своей продавать что-то, а тут и знакомство с купеческой дочерью кстати.
Так что девы сперва намылись хорошенько, напарились, а после, закутавшись в шали, в одних сорочках сели в предбаннике да сначала поели доброй еды — мяса, каши да пирогов рыбных. Услада на Радомиру да Заряну с изумлением смотрела — обе ели так, что за ушами трещало.
— Ты на меня не смотри так, — хмыкнула Бусовна, отламывая добрый кусок икры, жаренной в молоке и яйцах, — я за день в седле так намаюсь, что к вечеру и ложку до рта не донесу. Ладушка моя юшкой напоит, и все. Так что сегодня сытно поем, а завтра в пути растрясу.
— Мне матушка с батюшкой велят досыта есть, — пожала плечами Заряна, — коли голодная из-за стола встаешь, силы не будет в лавке стоять. С рассвету до закату торговля идет. Зимой-то ладно, недолог день, а летом измаешься!
— Так ты в лавке сама стоишь? — ахнула Услада. — А как же приказчики?
— Приказчики тоже стоят, а я для догляду нужна. А еще коли в лавку девица или почтенная госпожа зайдет, да пожелает купить что-то женское, деликатное, то приказчиков к ней и близко пускать нельзя — распугают. Вот тут уж я выхожу или маменька.
Тут к девицам нянька заглянула и, подмигнув, налила им по рюмочке сладкой наливочки — на глоток всего, малиновой, сладкой, да много ли девицам после бани надо? Чуть губы смочили, и болтовня сразу интереснее пошла.
— А что такое женское и деликатное купить надо бывает? — вытаращились на купеческую дочь боярышни.
— Ой, то ли сами не знаете? — всплеснула руками Заряна.
Девицы помотали головами, а на лицах их появилось выражение изумленного нетерпения.
Заряна замялась, но решила, что вреда от ее болтовни не будет:
— Косы накладные у нас в лавке купить можно, — призналась она, — из конского волоса плетенные, крашеные, на любой вкус. Есть такие, что лентой подвязываются к затылку, а есть такие, что как шапка надеваются!
Боярышни хором ахнули. Выросшей без матери Радомире о таких ухищрениях никто не рассказывал, а Усладу боярыня от женских забот берегла. Да и зачем бы Бусовне и Светомировне накладные косы? Боги их волосами щедро одарили!
— Краски папенька с юга привез — белилы, румяны, сурьму для бровей, — продолжила удивлять новых знакомиц купеческая дочь. — Столичные боярыни замужние любят лица красить!
— Зачем? — не удержала любопытства Радомира.
— Так замуж выйдут, понесут, дитя матерью питается, тут-то и волосы, бывает, лезут, и краски все с лица сползают. Ни румянца, ни бровей тонких не остается, — со знанием дела поведала Заряна. — Тогда и рисуют себе и белизну, и румянец. Главное — лишка не положить, чтобы не сыпались белила, как штукатурка со стены!
Девицы от таких разговоров пришли в изумление, но интереса не потеряли.
— Еще тонкого шелку на сорочки исподние. У нас ткани разные есть — и тоненькие такие, что руку напросвет видать! Коли сорочку из такой ткани шьют, значит, девица замуж собралась!
Тут Услада и Радомира зарделись, и Светомировна призналась:
— Мне такую сорочку матушка велела в сундук положить да в баню в Тулее только в ней ходить!
— Это, видать, на смотрины, — покивала Заряна.
— Как на смотрины? — ахнули боярышни.
— А так! Мне маменька сказывала, ее на смотрины часто зовут, потому что она добрая хозяйка, жена и мать. Как задумает какой купец молодой жениться, просит он родственниц своих — теток или сестер двухродных — к невесте присмотреться. Те и напросятся в баню в гости. А невеста в баню с чужими не голая идет, а в такой вот прозрачной сорочке — и видно все, и скромность на месте.
Услада и Радомира покраснели. Они-то в бане тут плескались, как были, а сорочки уж на чистое тело надели.
— А еще, — тут Заряна понизила голос, — бывает, и жениха в бане прячут, чтобы он на невесту посмотрел да решил, будет ли в жены ее брать!
— Ох, стыдоба! — вспыхнула Услада.
— А при княжьем дворе точно смотреть будут, — напугала ее Заряна, — там уж все боярыни и сама княгиня будут в баню с невестами ходить, чтобы не утаили болезнь или немощь телесную!
Радомира только хмыкнула — она в княжьи невесты не рвалась, потому и осмотров не боялась, а Услада покраснела, для нее такой осмотр представлялся испытанием. Очень уж привыкла она к теремным обычаям все обсмотреть и обсудить, и от себя прибавить.