Соленая вода

Свобода

Здесь все заканчивается
соленой водой — не морем, так слезами.
© Популярная у жителей Эль-Принсипе поговорка

— Как ты мог? Как ты мог это допустить?! Что?! Ты даже не знаешь, о чем я?! Нет?!
Почти каждое утро Рут просыпалась под крики. Иногда ей самой хотелось вскочить с постели и орать, орать, без слов, ультразвуком от безысходности и полной беспомощности.
— Не лги мне! Ты полицейский! Хочешь сказать, что узнал о том, что убийцу твоего сына выпустили досрочно, только после моего звонка?!
Но Рут молчала. В их семье кричала только мать. Кричала все четыре года, что прошли после смерти Альберто.
— Сделай что-нибудь! Ты полицейский, ты — мужчина, Фран. Сделай что-нибудь, или я убью его сама.
По тому, как сел и завибрировал голос матери, Рут поняла, что наступает следующая фаза истерики. Босиком девочка сбежала вниз, на кухню.
— Я серьезно, Фран. Верни его за решетку. Верни или… Ах, закон, говоришь… А где был этот закон, когда он убивал Альберто?! Это по закону он отсидел всего четыре года за смерть нашего сына? За! Смерть! Нашего! Сына! Или это только мой сын? Тебе уже плевать на него?!
Теперь у Ракель дрожал не только голос, но и руки.
— Мама… Мама, хватит… Отдай мне телефон, — дочь мягко взяла мать за дрожащую руку. Из другой руки телефон выскользнул и, ударившись о плиты пола, разлетелся на две половины. Несмотря на то, что задняя панель отлетела, батарея осталась на месте, и из динамика слабо продолжал доноситься голос отца:
— Любимая, прошу, успокойся. Поговорим вечером, когда я вернусь, а сейчас успокойся… Ракель?
— Идем, мама, идем… — Рут подвела мать к стулу и усадила. Женщину била крупная дрожь. — Надо выпить утренние таблетки, — девочка достала из шкафчика лекарство и наполнила водой чистый стакан. Сегодня она опять пропустит школу. В таком состоянии мать нельзя оставлять без присмотра.

Дождавшись, когда успокоительное подействует, Рут уложила мать в постель и позвонила подруге.
— Не бойся, я предупрежу, что тебя опять не будет. И принесу задания после уроков, — ответила Пилар, с которой они учились в одном классе и были неразлучны практически с пеленок.

— Вот чокнутый отморозок! — Пилар ворвалась в дом, на ходу стягивая отдавивший плечи рюкзак.
— Педро опять тебя доставал? — в качестве приветствия Рут чмокнула подругу в щеку.
— Педро? А, ну его, — отмахнулась та, выхватывая печенье из вазочки на столе. — Ты, что, еще не видела?
— Не видела?
— Этот дегенерат выложил у себя в фейсбуке. На, смотри, — Пилар сунула под нос Рут свой планшет.
На любительском видео, снятом в сумерках бестолково перемещающейся камерой телефона, компания не очень трезвых парней, выписывая восьмерки, шла по одной из улиц Эль-Принсипе. Рут узнала вывеску, магазин находился в паре кварталов от отцовского участка.
— Свободааа, мать ее! — заорал один из поддатой компании, запрокинув голову и показывая небу средний палец.
— Че, Альфи, больше никакой дрочки? — подколол второй. — Ща, каких-нибудь телочек подцепим и понеслась.
— Погоди… — пьяным голосом ответил, как уже догадалась Рут, убийца ее брата. — Момент! — Парень перешел дорогу и встал у припаркованной на тротуаре полицейской машины, не слишком уверенно расстегивая джинсы.
— Эй, ты че? — заржал автор сьемки.
— Срать я на вас хотел, легавые, но так и быть, просто нассу, — заявил Альфи, приступая к делу.
Отморозки снова заржали.
— Скоты, — прокомментировала Пилар окончание ролика.
— Если мама увидит… — даже отвращение не смогло затмить страх, который испытала Рут, представив реакцию матери на это видео.
— Можно пожаловаться, и его заблокируют, — предложила Пилар.
— Точно. Я отправлю с нашего аккаунта.
Подружка кивнула. У них с Рут был общий «теневой» аккаунт, предназначенный для розыгрышей и шпионажа за одноклассниками. С него Рут не только отправила жалобу на содержание видеоролика модераторам, но и, не удержавшись, написала самому Альфи Кортихо: «Это отвратительно. Зачем ты выкладываешь такую гадость? Чего пытаешься этим добиться?».
Тут завибрировал сотовый Рут.
— Ну, что там? Как мама? — спросил отец.
— Пока спит.
— Я сегодня буду поздно, — виновато сообщил дочери Фран. — Опять новое начальство прислали. Может, попросить Изабель приехать составить вам компанию?
— Не надо. Я справлюсь, — вздохнула Рут. Крестную Изабель и так приходилось звать на помощь слишком часто. — Со мной Пилар. Мы будем вместе делать уроки.
— Ты моя умница, — с облегчением и лаской в голосе попрощался отец.
Рут очень любила отца и хорошо умела считывать его настроение. Сегодня он не обманывал, говоря, что занят, хотя бывали дни, когда не торопился домой специально. Дочь понимала его — дом, укутанный скорбью, словно черная дыра высасывал энергию из своих обитателей, и после тяжелого рабочего дня, проведенного на выездах и в полицейском участке, отец предпочитал ужинать и восстанавливать душевное равновесие в баре у Марины. Не Рут, старавшейся по возможности остаться на лишний часок у Пилар или у крестной, было его осуждать. Правда, то, как Марина смотрит на отца, вселяло в наблюдательную девочку определенные подозрения, которыми она не хотела ни с кем делиться.
Ближе к обеду мать встала и, потрепав девчонок по головам, занялась готовкой. Иногда Ракель становилась почти нормальной, но это не сбавляло напряжения — Рут оставалась начеку, зная, что срыв может произойти в любой момент.
«Слава богу, кажется, пока пронесло», — думала Рут, периодически оглядываясь на громыхающую посудой на кухне мать и проверяя, не заблокирован ли ролик на фейсбуке. Ролик, как назло, продолжал висеть, а ближе к вечеру под ним появился ответ на комментарий Рут: «Да ни че не пытаюсь. Проста вжопу пьяный был. Первый день на воли отмичали с пацанами».
Пилар прыснула, глядя на орфографию.
— Вот же дебил.
«Да уж, прекрасный способ отметить начало новой жизни», — напечатала Рут. Через пару минут в ноутбуке тренькнуло входящее сообщение.
«А тебя ибет как не знакомые люди што отмичают?» — прочитали девчонки.
— Дай-ка я ему пару слов напишу, — не стерпела вспыльчивая Пилар.
— Я сама, — плечом оттесняя подругу от компа, ответила Рут.
«Тебе не кажется, что необязательно все свои художества выкладывать в интернет? Что это может быть кому-то неприятно?» — напечатала девочка.
«Ни приятна не смотри. Кто заставляетта?» — пришел ответ.
— Слушай, он же его на ютьюб загрузил, здесь просто вставка, — сообразила, наконец, Пилар. Пришлось подавать жалобу еще и на ютьюб.

Первое причастие

— Этот мудак не успел выйти, а уже создает проблемы, — сказал Хаким, садясь в патрульную машину. — Надо вправить ему мозги, только без шума. Перед законом Альфи теперь чист, и любое движение Франа в его сторону расценят как месть.
— Я этим займусь, — вздохнул сидевший за рулем толстый, с белоснежной щетиной и опушкой вокруг лысины Килес.
— Если ты думаешь, что он прислушается к тебе из уважения к старости… — хмыкнул молодой араб. — Я бы на это не рассчитывал. Потолкуем с Альфи вместе. Если что, показания двух полицейских перевесят рассказ одного уголовника.
Кортихо они нашли пьющим пиво в парке, верхом на скамейке в компании пары друзей.
— Есть разговор, — начал Хаким.
— О чем мне с вами базарить? Я ниче не сделал… пока.
— Отгребите-ка в стороночку, — вежливо попросил Хаким дружков Альфи и, дождавшись, когда те отойдут, наклонился к собеседнику. Нависнуть над ним Хакиму не позволили скамейка и невысокий рост.
— Не сделал? Мне твою мочу на экспертизу сдать? Или то видео, что ты, тупой баран, вчера выложил в интернет?
— Блядь, далось всем это видео… Да удалил я его уже!
— Молодец, — похвалил Хаким. — Осталось машину помыть и удалить видео с камеры наблюдения магазина напротив.
— Пошел ты.
— Парень, не нарывайся, — предупредил, вступая в беседу Килес.
— А то что, дедуля? — насмешливо протянул Альфи. — Двести часов общественных работ за обоссанную мусоровозку? Пойду подтирать зад таким же старым пердунам как ты?
— Дорогуша, тебя выпустили потому, что судья пожалел, — терпеливо принялся разъяснять недоумку Хаким. — Пара таких выходок и жалеть будет не за что. Уж я об этом позабочусь, не сомневайся. Тюрьма для взрослых — это куда как пожестче колонии для несовершеннолетних. Тебе не терпится туда попасть?

Первое причастие. Обычно, девочки идут к первому причастию в восемь, иногда в девять лет. Рут уже исполнилось двенадцать. Платье, по-детски перехваченное бантом под начавшей прыщиками выделяться под атласной тканью грудью, заставляло ее чувствовать себя будильником-переростком.
— Я ужасно выгляжу. Буду стоять там, как столб среди маленьких девочек, — глядя на свое отражение в большом зеркале, удрученно пробурчала Рут себе под нос.
— Нет, милая. — Мать встала за спиной, обняла ее и, нагнувшись, положила подбородок Рут на плечо. — Ты прекрасна. Просто ты подросла, и это платье тебе уже не подходит. Давай, померяем другое, — Ракель поцеловала дочь в щеку.
Платье выбирали уже в третий раз. В первый раз, четыре года назад, все было готово, но убили Альберто, и причастие так и не состоялось. Потом наступила годовщина, и мама была в таком состоянии, что… Еще год спустя, когда Рут примерила купленное для причастия платье, оно оказалось ей безнадежно мало. Впрочем, в тот год причастие тоже не состоялось — у Ракель случился нервный срыв. А в прошлом году Рут сама замяла тему, опасаясь, что все кончится так же, как в прошлые разы. Теперь вот отец снова поднял вопрос, надеясь отвлечь Ракель от мыслей о досрочно освободившемся Альфи.
Рут примерила еще пару платьев, перед тем как нашла что-то подходящее. Кружева на груди, достаточно длинное и какое-то немножко взрослое. В этом платье Рут не почувствовала себя пугалом, скорее наоборот, наконец-то юной девушкой.
— Мам… Что скажешь? — Рут вышла из примерочной и покрутилась перед зеркалом.
— Очень красиво, деточка.
Слова Ракель прозвучали как-то отстраненно. К тому же, в зеркале Рут увидела, что мать смотрит не на нее, а куда-то сквозь витрину.
— Ты же не смотришь… Мам?
Ракель уже неслась к выходу из магазина. Хлопнув дверью, она вылетела на улицу. Через стекло Рут видела, как мать торопливо подошла к группе пацанов, куривших возле мотоцикла. С криком:
— Как ты смеешь следить за нами? — она толкнула в грудь одного из парней.
— Эй, ты че? — опешил тот.
— Как ты смеешь?! Жить! Дышать! Ходить по одной с нами улице! Сгинь!
— Тетка, по ходу, слетела с катушек, — хихикнул кто-то из пацанов.
— Или обкурилась забористой травки! — заржал другой.
Ракель схватила висевший на мотоцикле шлем и со всего маху заехала по физиономии первому парню.
— Ах ты, сука! — полузадушено выговорил он, уворачиваясь от следующего удара.
— Эй! Да она точно чокнутая!
— Убирайся! Сдохни! Будь ты проклят, Альфи! — вопила Ракель, размахивая шлемом и наступая на парней.
— Какой еще Альфи?!
Отступившие было пацаны, оправившись от неожиданности, начали, грязно ругаясь в ответ, замахиваться на Ракель, швырять в нее камнями.
— Мама, остановись! Прекратите! — Выбежавшая из магазина Рут попыталась перехватить Ракель за руки, закрыть собой. Мать сопротивлялась, прохожие и продавцы из близлежащих магазинчиков начали подбегать к месту скандала. Ракель кричала и вырывалась так, что на шее безобразно вздувались жилы. По лбу у нее текла кровь из царапины, нанесенной метко брошенным камешком.
Кто-то вызвал полицию. Оторвав на минуту одну руку от матери, Рут набрала отца и попросила, чтобы на вызов он приехал сам.
Машина скорой увезла мать, отец уехал продолжать работу, а Рут осталась в магазине ждать крестную, красная, с растрепанными волосами, в слегка порванном и основательно запачканном, но уже оплаченном отцом платье. Продавщица сочувственно косилась и предлагала холодный чай, а Рут хотелось биться головой об стену, биться до тех пор, пока что-нибудь в ее жизни не изменится к лучшему, или хотя бы до тех пор, пока она не перестанет ненавидеть свою мать.

Первое причастие дочери. Фран обещал себе, что сделает все возможное, чтобы ничем не омрачить этот праздник. Ракель тоже старалась изо всех сил, он это видел. Жену выписали на следующий день, и всю его вторую половину она провела в предпраздничных хлопотах, занятая готовкой, уборкой, глажкой и починкой платья Рут.
Ранним утром, под мягким освещением теплых, но еще не палящих солнечных лучей похожая на ангела в белом платье с длинными распущенными волосами Рут позировала отцу, смеясь, кружась, расправляя пышную юбку.
— А теперь вдвоем, — сказал Фран вошедшей с террасы жене.
— Что, прямо так? — засмеялась она. В отличие от полностью готовой и одетой дочери и мужа, которому оставалось лишь натянуть праздничный пиджак да завязать галстук, Ракель была все еще в ночнушке, но именно коротенькая ночнушка и слегка растрепанные после сна волосы делали ее моложе и нежнее. На такой, до боли красивой и полной внутреннего света девушке Фран женился когда-то, ее он любил без памяти.
— Прям так, — категорически настоял Фран и принялся безостановочно нажимать значок съемки на экране телефона. Улыбающиеся тоненькие фигурки двух самых дорогих на свете людей, обнимающихся, счастливых, на фоне утренних лучей солнца… Телефон внезапно зазвонил, прерывая съемку. Килес.
— Что, не можешь влезть в костюм? — добродушно поинтересовался Фран у напарника.
— На пляже нашли тело, Фран. Оно всплыло. Балласт оказался ни к черту.
Не было нужды уточнять, что за тело. Именно сейчас! Именно сегодня! Убитый, Абдессалам Бен-Барек, приходился младшим братом главарю местной банды наркоторговцев, Фаруку. Как только его опознают, Фарук начнет мстить предводителю конкурирующей группировки Аннибалю. Последний божился и целовал болтающийся на шее золотой крест, уверяя Франа, что это не его рук дело, и Фран был склонен ему верить. Не только потому, что на «черной» зарплате у Аннибаля сидела половина полицейских их участка, но и потому что убивать молоденького студента, не имеющего ничего общего с бизнесом старшего брата, у Аннибаля и правда не было резона. Вот только надежды на то, что Фаруку хватит ума это понять, почти не оставалось, а война между двумя бандами наркотрафиканте обернется стрельбой на улицах, трупами, бесконечной писаниной и отчетами, ухудшением показателей эффективности их полицейского участка… Черт бы все побрал!
— Если новый шеф докопается… а он уже начал…
В этом молодом франте Франа беспокоила и раздражала склонность к работе «на публику», причем проявлял ее новый начальник, когда дело касалось совсем неподходящих вещей. А поскольку только вчера он изо всех сил распускал павлиний хвост перед красоткой-учительницей, приходившейся сестрой Фаруку и убитому Абдессаламу, рассчитывать, что дело удастся спустить на тормозах, не приходится.
— Я… мне нужно на работу…
Фран многое бы отдал, чтобы не видеть глаз жены и дочери в этот момент. Они уже знали, что он скажет. — Я ненадолго. Постараюсь даже не помять праздничный костюм, — неловко пошутил он, но это не помогло. И сам Фран, и Ракель, и Рут знали, что обычно означает его «ненадолго».

"Любишь Раммштайн?"

Дождавшись, когда мать, включив телевизор с очередным сериалом, займется глажкой, Рут открыла ноутбук и вошла в фейсбучный чат. С десяток-другой ее одноклассников и подружек были онлайн, но Рут искала один, определенный аккаунт. Альфи Кортихо. Последний раз был в сети пятнадцать минут назад. Новых видео у Альфи, с тех пор, как он удалил то, прежнее, не появилось. Слава богу!
Нужна была тема для разговора, поэтому Рут просмотрела посты. Их было довольно много, но самый свежий датировался мартом 2010 года. Меньше чем через сутки после убийства Альберто. Любительская съемка футбольного матча с фанатскими песнопениями под музыку Раммштайн. Снято на телефон, возможно, на тот самый, который Альфи отобрал у ее брата… Пальцы дрогнули на мгновение, но девочка справилась с приступом брезгливости.
«Любишь Раммштайн?», — набрала Рут, предварительно поставив лайк под видео. Она успела сделать пару упражнений из домашки по английскому, когда пришел ответ.
«Зачотные ребята. Прикинь мы с пацанами на мач пралезли без платно. А эти гандоны бисились патаму што наши кричалки реальна круче ихних) да еще пад Раммштайн».
«Класс».
«Тебе я сматрю они то же нра?»
«Ага».
«Ат какой пестни прет больше всиво?»
Пришлось срочно лезть в поисковик. Они поболтали о роке, о футболе. От этой болтовни Рут вся взмокла, напряженно переключаясь между гуглом, в котором приходилось искать информацию о музыкантах и футболистах, и страничкой чата. Лишь бы не спалиться, надо зацепить его внимание. Когда, наконец, Альфи поинтересовался «А скока те лет Андреа?», Рут выдохнула с облегчением. Разумеется, писала она с «теневого» аккаунта, принадлежащего им с Пилар и зарегистрированного под именем Андреа. Фото Шакиры вместо аватарки и никаких указаний на школу или возраст.
«Восемнадцать», — напечатала Рут.
«Мне то же», — пришел ответ.
«Эта видь ты тагда прасила убрать видео?»
«Да», — с опаской вынуждена была признаться Рут.
«Ты права. Херовая была затея. Типерь у меня апять праблемы с лягавыми».
«Так тебе и надо», — позлорадствовала в душе Рут, а на клавиатуре набрала: «Что-то серьезное?»
«Не то што б очень. Но в тюрягу абратна я ни хачу».
«А кто хочет?» — ограничилась Рут нейтральным замечанием.
«Тоисть тебя не парит што я сидел?»
«Нет, не парит».
«А че фотак нет? Страшная штоли?» — Альфи пер напролом с предсказуемостью и изяществом бульдозера.
«Не все любят каждый свой чих выкладывать в фейсбук».
«Ну уж пакрасаватца кагда есть чем все любят».
«Я — нет».
«Значит точна страшко».
«А ты урод, причем моральный. Знаешь об этом?» — не стерпела Рут.
«Да ладна че ты сразу кипитишься? Ну ни свезло с физией падумаешь. Шакире с сиськами не свезло и жывет же какта ;)».
«Ничего я не страшная», — ответила Рут, понимая, что разговор надо возвращать в более приятное русло.
«Тагда прешли фотку или хатя бы апиши себя».
«Вообще-то, «опиши»».
«Че правда? Забей :)»
«Ух ты, два правильно написанных слова подряд».
«Не саскакивай с темы… Опиши».
«Как описать?»
«Ну там какие у тебя воласы, глаза, буфира бальшие или нет».
«Вот урод», — скривилась Рут. Он же думает, что ей восемнадцать. И если она не подцепит его на крючок, Альфи не согласится с ней встретиться.
«Давай, сначала ты», — напечатала Рут.
«Бля у меня тут пално фотак и видео, че еще не расматрела?»
«Мне нужен образец, как описывать».
«Ладна. Я высокий худой, воласы темные, глаза то же темные, но эта не многа празрачные».
«Это как?»
«Ну не многа типа как чучуть светлые. Кароче. Давай ты».
«Я высокая», — начала Рут и, зажмурившись, попыталась представить девушку, которой хотела бы вырасти. — «Стройная, у меня длинные волнистые русые волосы и серые глаза».
«Ты паходу симпатичная цыпа если не врешь. А сиськи? Как у Шакиры или пабольше?)))»
Углубляться в тему «если не врешь» или «сисек» Рут не хотелось, поэтому она быстро напечатала «Спасибо».
«А че тагда парня нет?»
«Почему ты решил, что нет?»
«Да так на вскидку удачку закинул. Я вот без девушки сийчас».
«Угадал. Я с парнем рассталась недавно».
«Казел папался да?»
«Да, вроде тебя», — так и чесались напечатать кончики пальцев. Прежде чем девочка придумала достойный ответ, пришла новая реплика.
«Не кисни. Все пучком) встретиш еще сваево прынца)))»
«Стебаться необязательно», — быстро напечатала Рут.
«Я тебя падбадрить хател вабщета. Ты че такая абичивая? Начинаю панимать тваево бывшево)».
Ужас. Ужас. Ужас. Надо было попросить Пилар, у нее куда лучше получается флиртовать с мальчиками.

Более чем двадцатилетний стаж работы в полиции приучил Франа ценить каждую минуту покоя, каждое мгновение затишья перед бурей. Банды наркотрафиканте на улицах установили хрупкое перемирие, шеф погрузился в работу с бумажками, устраивая разносы за каждый не заполненный и не введенный в систему протокол и не уставая поражаться нерадивости сотрудников.
— Всегда одна и та же история, — сказал как-то выведенный из себя несправедливыми придирками к его людям Фран начальнику в лицо. — Вы приезжаете сюда, такие важные, знающие, как правильно заполнять все бумажки. И уезжаете, ничего не добившись.
Крыть шефу было нечем, поэтому он в очередной раз призвал всех работать усерднее, повышая показатели раскрываемости их участка. Фран видел, как на этих словах ухмыльнулся Килес, как уставился в пол в попытке не разоржаться Хаким. Самым надежным способом повысить показатели, по которым полицейским начисляли надбавки, было как раз регистрировать поменьше дел. Слишком мелкие преступления, за которые достаточно надавать подзатыльников малышне; мелкие кражи и приторговывание травкой, которые шантажом всегда можно превратить в источник получения информации обо всем, происходящем на районе; крупные дела по наркоторговцам, «утерю» которых можно обменять на что-то действительно стоящее и важное. Смысл их работы так, как понимали его Фран, Килес и Хаким заключался в обеспечении равновесия сил и относительного спокойствия на вверенной им территории, а не в бумажных отчетах и показателях раскрываемости.
Карьерный рост уже давно не числился в списке приоритетов Франа, но иногда он задумывался: почему бы на должность шефа полиции в Эль-Принсипе не назначить местного, того, кто знает подноготную каждого на районе, кто понимает специфику? Неужели эта простая мысль ни разу не приходила ни в одну мадридскую начальственную голову? В качестве кандидата Фран имел в виду не столько себя, сколько в перспективе Хакима, понимая, впрочем, что отсутствие высшего образования и куча приводов по малолетству не позволят парню, каким бы толковым он ни был, сделать приличную карьеру. А начальство тем временем продолжало присылать в Эль-Принсипе дипломированных молокососов учить Франа с Хакимом и Килесом работать на участке, которому они отдали, кто семь, а кто двадцать лет своей жизни.
Впрочем, сегодня Фран был не расположен тратить свое время на бесполезные препирательства и умозаключения. Выехав пораньше на патрулирование, он успел подъехать к бару Марины как раз к перерыву на сиесту.
Во Фране всегда было что-то, привлекавшее к нему женщин, до женитьбы, после и даже сейчас, когда над ремнем брюк уже слегка нависло брюшко, а волосы отхлынули назад. Он не был верен Ракель: старался, но не получалось. За последние четыре года их брак покрылся трещинами непонимания, отчуждения, неверности. Фран знал, что виноват перед женой, но даже просто находиться рядом с Ракель становилось все тяжелее.
Марина появилась в Эль-Принсипе два года назад. Приехала откуда-то с полуострова, купила маленький бар Пако в двух шагах от полицейского участка и работала в нем сама, без помощников. Она ничего не рассказывала о себе, но у такой красавицы, молчаливой и одинокой, с проникающим в душу взглядом темных глаз, определенно, было прошлое. Прошлое, которое она хотела оставить позади и больше не вспоминать.
Марина никогда ни о чем не спрашивала. Она просто смотрела, легко касалась рукой его руки, передавая чашечку кофе, и становилось легче. Их взаимное притяжение было таким сильным, что Фран толком и не понял, когда и как все началось. Она ничего не требовала, ничего не хотела, кроме того, что Фран сам готов был дать. Наверное, так и должны себя вести идеальные любовницы, и наверное поэтому с ней Фран мог расслабиться по-настоящему, ощутить себя живым, выговориться и даже без ответных слов знать, что его понимают. В ее квартирку над баром он входил как в маленький, подаренный лично ему уголок рая, а уходил с новыми силами и расправленными плечами. Если бы не Марина… Фран не знал и не хотел задумываться, как быстро бы он сорвался.
— Мама уже легла. Ужин в микроволновке, если хочешь, могу разогреть, — дома поприветствовала его Рут с дивана в гостиной, где сидела с ноутбуком на коленях.
— Ты почему еще не спишь? — поинтересовался Фран у дочери, целуя пушистую макушку. — И что там такого важного? — кивнул он на ноутбук, который Рут спешно захлопнула при его приближении.
— Пап, тебе не обязательно дома тоже вести себя как полицейский, — слегка сердито и немного смущенно ответила дочь.
— Прости, не буду, — извинился Фран за попытку полицейско-родительского контроля. Его девочка растет, первые секреты, первая влюбленность в кого-нибудь из одноклассников. Возможно, с матерью она была бы более откровенной, не будь Ракель… — Не засиживайся. Еще пять минут и спать, — сказал он, поднимаясь по лестнице.
Рут кивнула, раскрывая ноутбук.