Пролог
— Впустишь? - Он стоит на пороге моей квартиры и выглядит так, будто завалиться в гости посреди ночи - самая нормальная вещь на свете.
Что это за сверток у него в руках?
Я молча отступаю в сторону, пошире распахиваю дверь.
Мой лучший друг (наверное, будет уместно сказать «бывший лучший друг») молча заходит и, не разуваясь, идет по коридору, сворачивая в сторону гостиной. Я замечаю парочку мордоворотов, которые сторожат вход в мою квартиру с той стороны. Оба смотрят на меня пустыми глазами. Один выразительно одергивает пиджак, чтобы я точно увидел выпирающую на боку кобуру. Серьезно?
Толкаю дверь и спокойно жду, пока она захлопнется с тихим щелчком.
Бросаю взгляд в зеркало - хорошо, что успел натянуть домашние штаны, а то мой «друг» заявился при полном параде и галстуке, а я даже сплю без трусов. Взъерошиваю волосы, которые после сна как обычно сбились в «колючки».
И краем уха слышу детский крик.
Что за…?
Поворачиваю голову, прислушиваюсь. Пара секунд тишины - и звук повторяется. Мне точно не показалось, и я точно никогда ни с чем не спутаю характерный тонкий писк.
Вспоминаю о свертке в руках моего ночного гостя. Реально что ли? Мы почти год не общались, у него что - крыша протекла?
Но все вопросы отпадают, когда вслед за ним захожу в гостиную.
Он сидит на диване в своей любимой позе - нога на ногу, локоть в упор на подлокотнике.
А сверток лежит на кресле, напротив, через стол. Лежит и попискивает.
— Какого хуя? - задаю единственный уместный в этой ситуации вопрос.
— Возвращаю тебе твое, - с холодной улыбочкой говорит мой бывший лучший друг.
Потом поднимает палец, как бы извиняясь за забывчивость, сует руку во внутренний карман пиджака и достает оттуда свернутый в несколько документ. Небрежно бросает на стол. Ждет.
— Да не бойся ты так, - посмеивается над собственной шуткой. Наверное, она кажется ему удачной. - Это всего лишь свидетельство о рождении.
— Я точно не собирался становится отцом в ближайшие пару жизней.
— Ага, - еще шире улыбается «друг». - Только решил поебаться с моей женой и случайно пару раз в нее кончил. Или… не пару раз? Не отвечай, дружище, мне, строго говоря, плевать.
«Моей женой».
Два простых слова вспарывают старое чувство вины. То, о чем я старался не думать все эти месяцы. То, ради чего лез под пули без единого намека на страх. Наверное, какая-то часть меня была бы рада сдохнуть где-то там, куда нас забросили выполнять очередной «контракт».
Какой-то части меня хотелось сдохнуть, лишь бы не чувствовать… ничего.
— Может перестанешь нести хуйню? - говорю хотя бы что-то, лишь бы не стоять как баран.
— Никакой хуйни, дружище - только чистая правда. Хотя, если вдаваться в детали… - «Друг» показывает откровенную брезгливость. - Ничего чистого ни в тебе, ни в ней никогда не было. Но притворялись хорошо, молодцы. Хвалю. Только чтобы удовлетворить мое больное любопытство…
— Заткнись, - прошу я.
— Нет, ты мне скажи, лучший, блять, друг: вы с ней начали трахаться уже после того, как я надел на палец маленькой шлюшки обручальное кольцо или еще до того? Мне просто интересно, до какой степени ты был моим другом.
Хорошо, что сверток снова напоминает о своем существовании на этот раз долгим писком, от которого у меня впервые в жизни сжимается там, где не сжималось даже когда нас накрывали артиллерией в сорокаградусную восточную ночь.
Отворачиваюсь.
Не хочу смотреть.
— Знаешь, я ведь с самого начала что-то такое подозревал, - продолжает моральный расстрел мой «друг». - Жопой чувствовал, что ты просто решил спихнуть на меня свою надоевшую подружку. Не знал, как от нее избавиться? Ты никогда не умел с бабами обращаться, дружище, поэтому и свою бывшую подставил под…
Я разворачиваюсь на пятках так резко, что на этот раз ме все-таки удается поколебать его выдержку - на лице «друга» мелькает тень паники, потому что мой кулак неожиданно оказывается слишком близко около его носа. И на этот раз только мои выдрессированные рефлексы становятся единственной преградой к тому, чтобы превратить этот идеально ровный, явно никогда не знавший драки хрящ, в кровавое месиво. А то и хуже.
— Точно хочешь обсудить мое прошлое? - щурюсь я, и пальцы в кулаке хрустят от напряжения.
— Ты бухой что ли? - лыбится «друг». Нагло, уже вполне владея собой. Прямо мне в лицо.
Знает, что я не пью, что алкоголь меня не вставляет. Реально хочет выбесить? Зачем? У меня в доме достаточно стволов, чтобы я превратил его в решето - и он это точно знает. Никакая типа_охрана за дверью не успеет.
— Что это за ребенок? - цежу сквозь зубы по сути единственный вопрос, который в этой ситуации имеет значение. Все остальное - уже давно пыль. Даже если до сих пор ковыряет и болит.
— Твой, - еще шире скалится «друг».
— Я бы знал, если бы какая-то их моих телок залетела, - пытаюсь скалиться в ответ, но ни хрена не получается. Что-то не так. Что-то, мать его, очень сильно «не так». - Обычно они не имеют привычки скрывать такие «приятные факты» от будущих папаш.
Глава первая: Венера
Два года назад
— Кто ест мороженое в марте?! - громко шипит Алёна и закатывает глаза, когда я выразительно стучу пальцем себя по лбу. - Это был риторический вопрос.
— По-моему, март - отличное время, чтобы распечатывать сезон мороженого, - все-таки говорю я, взглядом подталкивая ее посмотреть на экран телевизора за нашими спинами.
Там как раз прогноз погоды, и по нашей столице объявлены «прекрасные, весенние, мартовские» - плюс два и снег с дождем. Сестра оценивает мою попытку юморить закатанными глазами и делает очередное внушение, что только мне могло прийти в голову выгулять новенькие «конверсы» в такую грязь и холод.
— Они ждали этого часа с Нового года, - пытаюсь оправдать свой - да-да, признаю - идиотский поступок. - Но ты же не дашь мне пропасть? Да, правда?
Смотрю на нее щенячьими глазами и это, как всегда, срабатывает.
Алёне из всего нашего большого, как говорит мама, «выводка», повезло больше всех - удачно вышла замуж за немолодого, но хорошего человека, который устроил ей маленький бизнес и подарил недорогой, но надежный автомобиль. Сегодня сестра как раз на «колесах», и я решила воспользоваться этим на всю катушку - сначала потащила ее по хозяйственным магазинам, чтобы купить все необходимое для моего переезда, потом - в зоомагазин, за подстилкой и кормом для шиншилы, потом - в книжный.
И счастью моему не было предела, потому что последние деньги я потратила на свою ненаглядную красоту, корешок которой как раз любовно поглаживаю подбородком.
— Это была абсолютно глупая покупка, - наконец, говорит Алёна. Врубает старшую сестру, хоть между нами год разницы. - Ты на что жить собираешься, читательница разной непонятной фигни?
— Ты - еретичка, - в шутку осеняю ее выдуманным знамением, и делаю шаг по направлению медленно продвигающейся очереди.
— А ты - бестолочь, - улыбается сестра, но поддается на мой жалостливый взгляд и заканчивает вялые нравоучения. - Господи, эта очередь вообще движется?
— Ага, - подмигиваю я, наспех пересчитывая количество людей перед нами. - Тринадцать! Тринадцать доказательство того, что сейчас самое время есть мороженое.
— Спасибо, что посчитала. В следующий раз когда у меня проклюнется желание проявить сестринскую заботу и участие, я вспомню эту цифру и мои мозги сразу встанут на место.
Я обнимаю ее свободной рукой, хоть для этого приходиться встать на носочки - в нашей семье именно мне не повезло родиться коротышкой, и всю жизнь провести под девизом «штаны и рукава никогда не бывают «как раз!»
— Спасибо, - шепчу ей на ухо, и меня немного потряхивает от распирающего чувства искренней благодарности. - Ты самая лучшая сестра на све…
Мой язык деревенеет.
Или присыхает к нёбу?
Не важно, что именно с ним происходит, но ясно одно - он выведен из строя, как и весь мой речевой аппарат. Потому что там, за нашими спинами, дверь маленькой кондитерской только что распахнулась - и впустила в мое сердце Мужчину мечты.
Моей мечты.
Он идет медленно, каким-то идеальным пружинистым шагом. Потертые темно-синие джинсы по-одному слегка болтаются на бедрах, хотя он и близко не из породы худосочных мальчиков-метросексуалов. Наоборот - здоровенный, широкоплечий, двухметровый ходячий Тестостерон. Мне кажется, исходящая от него опасная энергия полностью заполняет собой все маленькое помещение кондитерской. Именно так - распахнутая дверь, появление на сцене Главного героя, его ленивый взгляд вокруг - должна была выглядеть знаменитая сцена из «Сумерек».
Рукава его тонкого белого свитера собраны до локтей, и я в полной мере могу насладиться «забитыми» от запястий руками. Это даже не татуировки - это произведение искусства, которое можно запросто выставлять в любом современном арт-музее.
Но и это еще не все.
Потому что его лицо…
— Мать… моя… женщина… - слышу свой тихий голос, и не сразу понимаю, что боль в затылке - это не просто так, а потому что сестра настойчиво тянет меня за ухо, пытаясь переключить внимание на себя.
— На вот, - сунет запечатанную упаковку бумажных салфеток, - слюни подотри.
У меня на языке крутится пошлая шутка о том, что по заветам великой Раневской мои трусики как раз идеально прилипли бы к потолку, но вряд ли это именно то, что стоит говорить старшей сестре, которая, к тому же, на седьмом месяце беременности.
Но блин…!
Он идеален. Лучшее тому подтверждение - все до единой женские головы, повернутые в его сторону. И у каждой на лбу написана такая пошлятина, что меня начинает разъедать ревность.
— Шагай давай, - Алёна подталкивает меня плечом, - осталось двенадцать тел до конца моих мучений.
Он проходит мимо - достаточно далеко, чтобы я не успела сделать какую-нибудь импульсивную глупость, но и достаточно близко, чтобы смогла рассмотрела черно-белый орнамент на его шее, убегающий за широкий ворот свитера. И еще - выпуклые вены на руках, какие бывают только у профессиональных спортсменов или людей, не брезгующий физическим трудом. С габаритами моей Мечты и гадать нечего - могу поспорить, что он со штангой и гак-машиной даже спит в обнимку.
Глава вторая: Венера
— Планетка с веснушками, - повторяю я уже, кажется, в сотый раз, нарезая круг. По крохотной кухне моей маленькой съемной квартирки. - Это так мило, правда? Да?
Оборачиваюсь на сестру в поисках поддержки, но она, если и слышит меня, то всячески делает вид, что абсолютно не понимает, что такого я нашла в двух простых словах. С деловым видом достает из громадных пакетов все наши хозяйственные покупки - разную мелочь, без которой невозможно наладить быть, но которой, как оказалось, набралось такая гора, что часть ее уже перекочевала со стола на диванчик.
— Меня так в первом триместре не тошнило, как от тебя сейчас, - наконец, выносит вердикт Алёна, придирчиво изучая упаковку губок для мытья посуды.
Квартира, которую я сняла, из разряда «дешевле, чем просто «очень бюджетно» - хорошо, что хоть «стиралка» есть и неплохая газовая плита, но о такой роскоши, как посудомоечная машина» мечтать не приходится, так что средство для мытья посуды и губки я купила в первую очередь. Судя по недовольному виду сестры - даже в этом я оплошала. Что поделать - впервые за двадцать два года я собираюсь жить совсем одна. В жилье, которое снимаю на деньги, которые тоже зарабатываю самостоятельно, давая уроки танцев в спортшколе. Деньги, прямо скажем, небольшие, но так я могу совмещать работу и свои личные тренировки. А если я буду трудиться еще упорнее, то рано или поздно обязательно стану Примой - мечта, которая, как я теперь думаю почти всерьез, родилась впереди меня.
Хотя, конечно, мечты - это три кита, на которых держится весь мой непонятный, сложный, запутанный внутренний мир, состоящий, как считают все мои родные, из сахарной ваты и плюшевых игрушек.
— Это одноразовые губки, - говорит сестра, и смотрит на меня так, будто я совершила что-то противозаконное.
— Они стоили недорого, - пытаюсь оправдать свою оплошность.
— Не все, что дешево - хорошо.
— Прекрати, ради бога. - Я немного раздражаюсь.
Вот так всегда - стоит дать «слабину» и все мои домашние норовят начать учить меня жизни. Все потому что я самая младшая, а передо мной - два брата и две сестры, и все, как считается в нашей шумной семье, прекрасно устроены в жизни. Хотя одна из сестер уже успела дважды побывать замужем и дважды развестись, и с тремя детьми переехала в родительский дом. Я не осуждаю, наоборот - если бы не это, я бы, возможно, еще какое-то время жила под крылом у родителей.
— Это же просто губки. - Хватаю пачку и наобум сую их в ящик под раковиной. Оттуда пахнет сыростью, так что мысленно делаю зарубку навести тут порядок в ближайшие свободные выходные.
Меня тяжело назвать идеальной хозяйкой и грязная посуда в раковине, оставленная на всю ночь, не испортит мой сон и не оторвет от просмотра интересного сериала, но я терпеть не могу пыль, а тем более - плесень. Не с моим «падким» на разные аллергии организмом.
— Надеюсь, ты не будешь ему звонить, - после небольшого молчания, говорит сестра. Это не вопрос - она нарочно заканчивает фразу безапелляционной точкой.
Я ставлю чайник и нарочно возмущенно гремлю посудой, пока раскладываю чайные пакетики и вскрываю пакет с печеньем. Вазы тут нет, да и вообще с посудой печальная печаль, так что ставлю на стол как есть - прямо в упаковке. Сестра режет лимон, бросает себе сахар.
— Ты знаешь, что я не сую нос в чужую личную жизнь и не люблю читать мораль, - все-таки возвращается к разговору, который я намеренно не стала поддерживать. - Но, серьезно, Вер - такие мужики дурочками вроде тебя обычно просто перекусывают, пока ищут более вкусное…
— … тело? - заканчиваю за нее.
— Блюдо, - поправляет сестра. Размешивает сахар очень аккуратно, чтобы не бряцать ложечкой о края чашки. - Я не хочу, чтобы ты отдала свое сердце человеку, который не в состоянии это оценить.
— Только потому, что он красавчик, он априори мудак?
Сестра - учительница младших классов по образованию, морщит нос.
— Слушай, я знаю, что делаю. И если я достаточно взрослая, чтобы работать и снимать жилье, то и для всего остального - тоже.
У нас случается короткая дуэль взглядами.
На этот раз победа за мной и сестра вскидывает руки в сдающемся жесте.
— Ладно, хочешь разбить лоб - вперед. Только хоть не на первом свидании, не в клубе и не забывай предохраняться!
— Фу! - фыркаю я, чувствуя себя мышью, которой дунули в нос. - Так вот, значит, какого ты обо мне мнения!
— Исключительно хорошего, именно поэтому боюсь, что твоя наивность пересилит голос разума!
Мы устраиваем шуточный бой на старых алюминиевых чайных ложках (я такие видела еще у прабабушки!), и только сигнал входящего звонка моего телефона помогает сестре буквально вырвать победу из моих рук.
Я хватаю телефон.
Смотрю на экран и моргаю, чтобы убедиться, что у меня не случился приступ сна наяву.
Там написано - «Меркурий».
Точно, именно так. И на часах еще даже нет четырех.
— Алло, - говорю очень тихо, прикладывая трубку к уху.
— Привет, планетка с веснушками. Не отвлек ни от чего важного?
Глава третья: Венера
«Эта машина за мной?» - мысленно спрашиваю сама себя, когда выхожу из подъезда и натыкаюсь взглядом на белый «мерин». Идеально чистый, как будто только что из мойки, хотя на улице грязь - прямо как по заказу.
Водитель выходит, вежливо распахивает дверцу.
Я все еще топчусь на крыльце, кутаясь в полы длинного пальто, которое не то, чтобы сильно защищает от ветра. В пуховике было бы теплее, да и он точно не промокнет ни под каким дождем, и грязь с него счищается в считанные минуты, но пуховик этот куплен в стоке, и только мне верой и правдой служит уже года три, а сколько служил до того - тайна за семью печатями. То есть, отличная вещь на каждый день, в которой можно смело штурмовать любую непогоду, но на свидание - точно нет.
— Венера? - уточняет водитель, видимо сбитый с толку моей нерешительностью.
Я киваю, спускаюсь и быстро прячусь в салоне шикарного автомобиля.
— Может, сменить музыку? - тут же интересуется водитель. - Не холодно?
— Все хорошо, не беспокойтесь! - быстро отвечаю я и зачем-то машу руками.
Нет, я не дикая и в курсе о существовании разных сервисов такс - от «бюджетно» до «бизнес-класс», просто в повседневной жизни на такси езжу только если по-другому совсем никак, и уж точно по самому дешевому тарифу.
Автомобиль еще не успевает отъехать от дома, а мой телефон уже пиликает целой очередью входящих сообщений - Алёна волнуется и требует (уже в который раз), чтобы я писала ей каждых полчаса иначе она поднимет на уши всю полицию города.
Я присылаю ей просто смайлик - договорились, что такой будет условный сигнал, что все в порядке и с моим тщедушным болезненным телом никто никаких безобразий не творит.
Пока машина уверенно вливает в поток транспорта на главной улице столицы, я потихоньку достаю из сумки ручное зеркальце и проверю макияж. Ну вернее то, что должно было быть макияжем, но состоит из прозрачного блеска для губ и двух мазков светло-розовых румян. Справедливости ради - я не очень дружу с косметикой, хотя делала пару дерзких попыток овладеть этим сложным искусством. С моей бледной кожей, бесцветными ресницами и такими же бровями (которых почти не видно на лице), косметику стоило бы использовать на всю катушку. Но я, если говорить совсем откровенно, тот еще рукожоп. Как любит говорить мама: «Если боженька дал талантливые ноги, значит, талантливые руки перепали кому-то другому».
Чтобы не начать паниковать, прячу зеркальце обратно. Отражение меня, мягко говоря, не впечатлило, так что лучше не думать, как отреагирует Он. Хотя, вряд ли сейчас я выгляжу хуже, чем днем. По крайней мере, в джинсах-скинни и облегающем джемпере с довольно провокационным V-образным вырезом, я уже не так сильно похожа на одиннадцатиклассницу.
Машина сворачивает в сторону хорошего ЖК. Не того, куда можно попасть разве что как в музей, а вполне обжитого, с хорошей инфраструктурой по соседству, дорогими машинами на парковках и красивом сквере с мишурой детских площадок. Когда я буду зарабатывать достаточно, чтобы взять ипотеку, то куплю жилье в таком же жилом комплексе.
Такси притормаживает около среднего из трех подъездов, и первое, что сразу бросается в глаза - рослая мужская фигура на крыльце.
Мое сердце снова предательски буксует.
Я точно знаю, что это - Он. Выдает рост - я не знаю никого, кто был бы таким же рослым и широкоплечим. Не грубым раздутым качком, как те парни на разных соревнованиях, а атлетичным, слепленным так, что ни прибавить, ни убавить.
Водитель еще даже толком не остановился, а Меркурий уже идет нам навстречу.
Вежливл распахивает дверцу и протягивает ладонь.
Я все равно колеблюсь пару секунд, прежде чем вложить туда пальцы. Слишком хорошо помню, КАК на меня подействовал наш мимолетный прошлый контакт.
— Я не кусаюсь, планетка, - слышу насмешливый голос где-то снаружи.
У него шершавая крепкая ладонь. Немного прохладная, но как только его пальцы сжимаются вокруг моих, я чувствую что-то среднее между болью и оцепенением. Наверное, именно так себя чувствовал Пол Атрэйдес, когда сунул руку в коробку испытаний[1].
Меркурий уверенно выдергивает меня наружу.
Хорошо, что я в удобных ботинках, иначе мое появление было бы быстрым, коротким и грязным. Он продолжает держать меня за руку, пока сует водителю купюру, и мы молча ждем, когда машина отъедет. Только после этого Меркурий молча, не говоря ни слова, тянет меня за собой на крыльцо, а оттуда - в подъезд, еще по одной лестнице до лифта.
Нажимает кнопку.
Мы все так же взаимно молчим, пока кабинка почти бесшумно спускается вниз.
Он заходит первым, а я - следом, стараясь не слишком пялиться на наши руки.
Уже внутри, после тычка в кнопку с цифрой «9», Меркурий отпускает мою руку.
Я пячусь назад, почти что ощущая кожей его разрушительную для остатков моего самообладания энергию. Никогда не верила в эту чушь, мол, есть люди с особенными биоритмами. Но именно сегодня готова полностью раскаяться.
— Ты не слишком легко одета? - интересуется мой спутник, оценивая мой вид хватким темным взглядом.
— Я… кажется… я же на такси, так что…
Глава четвертая: Меркурий
Еще никогда я так крепко не влетал с тёлкой, хотя с самого начала жопой чувствовал, что с ней что-то не так. Какого черта вообще вляпался в это веснушчатое недоразумение? Вообще ведь не в моем вкусе - слишком молодая, слишком бледная, слишком тощая, хотя ноги хорошие и мой наметанный взгляд подсказывает, что с грудью, которая у нее точно не маленького размера, все в полном порядке.
Ведь в тот день я мог цепануть более подходящий «кадр». Точнее, большой вопрос, кто ого еще пытался поймать, но та бабенка явно не стала бы делать большие невинные глаза, приезжая домой к незнакомому мужику. Уже молу о том что даже визуально она была больше в мой типаж - раскованная, сочная, с длинными темными волосами, пухлыми губами и блядскими глазами.
Вопрос, когда и почему в моей башке случилось затмение, наверное можно считать риторическим. Я конкретно протупил.
— Я думала, что ты просто… позвал меня… чтобы… - бормочет девчонка и с каждой секундой все больше меняется в лице. - О, господи.
Кажется, не только меня только что постигло жестокое разочарование в самых лучших из надежд. До моей гостьи, как бы ни глупо это звучало, только что дошло, что взрослые мужики не зовут девочек в гости, чтобы обсудить с ними Карлсона, попить чай и посмотреть на звезды. Хотя, реально, как можно быть такой наивной в двадцать два?
— Ты приезжая? - озвучиваю одно из своих предположений. Столичные красотки становятся прохаваными еще до того, как получают паспорт.
— Нет. - Венера поджимает губу и боится поднять взгляд в мою сторону. Вид у нее самый что ни на есть подавленный. - Я просто дура.
Если бы я не был так разочарован сорвавшимися планами, я бы поставил ей «плюсик» за честность. Но хули мне с ее честности, если я, вместо того, чтобы от души поебаться без обязательств, проведу вечер в компании телевизора? Хотя… Еще не поздно, а моя рыбалка в ночных клубах всегда заканчивается хорошим уловом.
— Я отвезу тебя домой, - подвожу черту под нашим знакомством. - Скажи спасибо, что я хороший парень и вообще лапушка - обычно мужики очень жестко реагируют на такое «динамо».
— Я не динамо, - бормочет она, и снова заикается. - То есть, я хотела сказать, что…
— Лучше молчи, - на всякий случай останавливаю ее поток оправданий. - Я на взводе, мягко говоря, и любые твои оправдания сделают только хуже. Только если ты не скажешь, что отсосешь мне в качестве извинений.
Ее и без того бледное лицо становится мертвенно-белым. А потом сразу густо краснеет, прямо до самых ушей. Всегда думал, что красные от стыда уши - это книжная метафора, но как раз сейчас собственными глазами вижу ее воплощение.
Венера отступает еще на шаг, и я, издав мысленный вздох, иду за ней. За миг до того, как она становится на край лестницы, ловлю ее за шиворот, буквально как котенка, и подталкиваю к лифту, где она точно ни во что не вляпается.
— Стой здесь, я возьму ключи.
И почему я не взял номер той тёлки? Век живи - век учись.
Я накидываю куртку, беру ключи от машины, сую в карман портмоне и мысленно напоминаю себе, что каждая ошибка должна превращаться в урок. Что я вынес из сегодняшнего? Доверять интуиции и не изменять своим пристрастиям, в особенности если они касаются тёлок из категории «на один раз».
Когда выхожу, девчонка стоит на месте и как будто даже в той же самой позе - в опущенными вдоль тела руками и потерянным взглядом куда-то в область кнопки вызова лифта. Моргает только когда я нажимаю ее всей ладонью.
Молча заходим внутрь и «разбегаемся» по разным углам.
Я быстро пролистываю контакты в телефонной книге. Кто такая Марина? В душе не ебу, вообще ни единой мысли, так что смело удаляю номер. Снежана - разведенка с трехлетним сыном. Скучная, думает, что богиня в постели, а по факту - «не так я тебя долбил, как ты стонала». Снежану тоже на выход. Ксюша. Еще один ноунейм, чье имя не будоражит ни воображение, ни память. Она идет следом за предыдущими двумя. Похоже, придется париться с новым знакомством.
А я реально устал от всей этой херни.
Из распахнутых дверей лифта бледная моль выходит первой, но уступает мне право быть «ведущим». Абсолютно беззвучно семенит за мной на подземный паркинг, забирается на заднее сиденье моего «аллигатора» и зажимается в угол.
Не реагирует даже когда завожу мотор и нарочно делаю погромче свой любимый беспощадный русский рэп от Окси. Поскорее бы закинуть домой это чудо и забыть как хуевый сон. Кстати, ее номер (его я записал втихаря перед тем, как забил свой) тоже надо бы удалить.
Еще не поздно, но на центральной дороге мы застреваем в пробке.
И, судя по скорости продвижения автомобилей, стоять нам в ней минут тридцать. Уже начинаю мысленно хлопать себя по лбу за очередной и никому не нужный приступ благородства - мог же просто вызвать ей такси, ко мне она приехал с комфортом, я не обязан нянчиться с соплюхой только потому, что у нее опилки в башке. Не моя вина, что она не понимала, куда и зачем суется.
Но внутренне раздражение быстро сходит на нет, когда разглядываю ее в зеркале заднего вида. Все так же жмется в угол, как будто пытается проверить на прочность кожаный салон моего «крокодила». Одну руку прилежно держит на колене, большим пальцем другой усердно чешет губы, как будто пытается содрать с них кожу. Вид у мелкой и правда абсолютно потерянный. Но если разобраться - я тоже хорош. У нее же на лбу было написано, что «нитакуська», что ребенок с полной головой романтической ваты. Она же чуть не рыдала от счастья, когда я записал свой номер. Нет, я не позер и не красуюсь, просто привык реально смотреть на вещи, а реальность моей жизни такова, что бабам я нравлюсь и обычно они сами прыгают в мою койку. Почему в этот раз мне захотелось «экстрима» с выебонами?
Глава пятая: Венера
В жизни любого человека есть своя Страшная история стыда.
Ну или когда он попадал в жутко неловкую ситуацию или, сам того не желая, становился посмешищем.
До сегодняшнего дня я верила, что такая история в моей жизни случилась в старшей школе, когда я, не разобравшись, что к чему, на школьном Осеннем балу пригласила танцевать симпатичного, как я думала, новенького из параллельного класса. А он оказался нашим новым учителем истории и сделал мне внушение за то, что поставила его в неловкое положение. Причем дважды - первый раз в тот же вечер, отведя в коридор и в присутствии нашей классной, и второй - на следующий день, во время классного часа. Тогда я думала, что все самые страшные фиаско в моей жизни уже случились.
Сейчас я уверена, что этот «момент триумфа» происходит именно сейчас.
Сначала приехала к взрослому мужчине домой - САМА, блин! Потом - опозорилась, придумав себе, что он все-таки мной заинтересовался и даже собирается сделать сюрприз, и прийти на мое первое выступление на профессиональной сцене. За те несколько мгновений, пока он медлил с ответом на мой вопрос, я в самых ярких романтичных цветах успела представить это событие: приглушенный свет, я, танцующая свою партию и Меркурий в первом ряду букетом цветов.
Я выбегаю на улицу и как никогда радуюсь холодному неприятному дождю, потому что он хотя бы немного остужает пылающие щеки. Не нужно было соглашаться проводить с ним время, особенно после той его шутки про… минет.
Резко запахиваю полы пальто и быстро. Почти что вприпрыжку по лужам, ухожу подальше от кондитерской. Так быстро, как получается, чтобы не налететь на чей-то зонтик в густой толпе проспекта. Они что - нарочно решили именно сегодня побродить все сразу?
Пару раз мне кажется, что кто-то окрикивает меня по имени, но каждый раз я просто сильнее втягиваю голову в плечи, еще большее ускоряя шаг. Это просто моя больная фантазия. Мой внутренний романтический гном, которому хочется, чтобы история, как начиналась как идеальный роман о любви хотя бы продолжилась очень красиво, если уж не сложилось с вступлением.
Но другая часть меня - до ужаса рациональная - подсказывает, что если бы он действительно беспокоился, куда я делась, то уже обязательно или догнал, или позвонил. Я даже разок достаю телефон из сумки, и пытаюсь высмотреть на экране оповещение о сообщении или пропущенном звонке. Дождь немилосердно заливает экран, но сколько бы я не напрягала глаза - он все равно девственно пуст.
«Успокойся ты уже, дура набитая», - говорит мое рациональное Я, и мне остается только согласиться с ним.
Я долго катаюсь в метро - захожу на одной станции, выхожу - на другой.
Привожу в порядок голову и мысли.
Пытаюсь собрать разбросанные кубики моего рухнувшего волшебного замка.
Домой я возвращаюсь только почти к полуночи и без сил, даже толком не переодевшись, заваливаюсь в кровать прямо с мокрыми волосами и зареванным лицом.
И вот в таком режиме проходят все мои следующие дни, похожие друг на друга как близнецы братья. Разве что тренировок перед постановок становится больше, и это отчасти помогает заштопывать мое несчастное разбитое сердце. Каждое утро все следующие дни я проверяю телефон, надеясь отыскать там сообщение от Меркурия, но их просто нет, поэтому каждое утро моя рана расходится снова. Приходится зашивать ее снова.
Каждый день - кровотечение из сердечной раны и упорная попытка приладить к ней лоскуток заплатки.
Только дней через десять становится немножко легче, потому что на смену бесплотному ожиданию приходит обоснованное смирение. Один умный психолог, цитаты которого широко растиражированы женскими группами в Инстаграм, однажды сказал, что отсутствие шагов и интереса со стороны мужчины для здоровой девушки означают «минус один мудак», а для невротички - начало большой любви.
Я не хочу быть невротичкой, поэтому в пятницу вечером захожу в свой Инстаграм, просматриваю реакции на сторис моей последней тренировки и выбираю парня, который, судя по фото, выглядит очень даже ничего. А кроме того - с завидным постоянством пишет мне комплименты. Он уже предпринимал попытки выманить меня погулять, но я каждый раз прикидывалась дурочкой и делала вид, что совсем, абсолютно, ни капли не понимаю куда он клонит.
Сегодня пишу первой. Сначала - благодарность за очередной красивый комплимент, потом выбираю одно из удачных селфи и скидываю со словами: «У нас дожди, а у меня уже расцвели новые веснушки». Глупость, конечно, но я никогда не умел вести все эти виртуальные разговоры. Завидую людям, у которых это получается - нужно обладать настоящим талантом, чтобы увлечь человека в разговор одними только электронным буквами.
Мой виртуальный поклонник отвечает почти мгновенно. Это льстит, потому что выглядит так, будто он не выпускал телефон из рук в ожидании моего сообщения. Пишет, что я очень красивая, спрашивает разрешения сохранить фото. И, наконец, снова намекает, что хотел бы выпить со мной кофе.
«Идет!» - пишу я.
Он присылает удивленный смайлик и сразу следом - голосовое.
Вообще я такие вещи не жалую. Для меня голосовые сообщения - это что-то слишком личное, как попытка вломиться в личные границы. И я очень уважаю людей, которые сначала интересуются, удобно ли будет послушать голосовое и насколько это уместно. Но раз я сама кинула парню селфи, то глупо обижаться, что он посчитал это достаточным мотивом к сближению.
Глава шестая: Венера
Сцена - это место, которое я могу смело назвать своим домом.
Причем, не важно, какая именно сцена - главное, что выходя на нее я чувствую себя в безопасности, как будто вернулась в место, предназначенное мне судьбой. Вернулась после долго путешествия, после смены адресов и целых миров.
Поэтому на сцене я всегда - это только я. Без примесей, без всего того, что отвлекает от танца, от движения тела, подчиненного ритму музыки. Пару раз мои сестры делали снимки с моих выступлений на зачетных концертах, и каждый раз на семейном совете все хором приходили к мнению, то я в жизни и я на сцене - абсолютно разные люди. А я даже не очень старалась переубеждать, потому действительно всегда чувствовала танцующая часть себя - особенной, важной, необходимой.
Но и максимально уязвимой.
На сцене я - улитка без своего домика.
И сегодняшняя постановка, которую я отрабатываю на двести процентов своих возможностей - как будто вспарывает глубокий нарыв моей внутренней обиды.
Мне до слез обидно, то половину прошлого года я потратила на восстановление после травмы спины. Несколько месяцев вообще передвигалась с тростью и едва переставляла ноги, потом - ходила в студию только чтобы подержаться за «станок». И только потом, нарушая запреты врачей, все-таки надела пуанты. Падала, вставала, выла от боли и горстями ела обезболивающие, но снова поднималась и пробовала танцевать. Делала все, чтобы вернуться в строй и в конечном итоге оказалась сегодня здесь - на сцене, в «Щелкунчике», под настоящими софитами настоящего Театра. Но, несмотря на все мои старания, я допустила пару грубейших ошибок, которые наверняка не пропустит ни один уважающий себя танцевальный критик. Надежда только на то, что я была слишком мелкой фигурой и могла просто затеряться в общей толпе, тем более, когда в составе балетной труппы есть куда более громких «скандальных» фамилий.
Мне обидно, из всей моей семьи на постановку пришла только Алёна с мужем. Зато с цветами и крепкими обнимашками в гримерке, куда ее пропустили только из уважения к огромному животу, которым сестра, как ледоколом, прорубила себе дорогу. Я знаю, что мои родные очень меня любят, и что каждая моя победа - это и их победа тоже, но мне так хотелось, чтобы в первом ряду было… больше знакомых лиц. Может, это придало бы мне силы пережить те болезненные спазмы в позвоночнике, из-за которых я допустила непростительные ошибки.
Но больше всего мне обидно, что там, среди незнакомых лиц мужчин и женщин, я так и не увидела лица Меркурия. Я высматривала его из-за кулис еще до начала спектакля. Потом - в антракте, надеясь, что он хотя бы как-то обозначит свое присутствие. И даже в конце, когда все танцоры постановки вышли на сцену для громких оваций - я, напрягая зрение, искала поверх голов только его одного.
И не нашла.
— У тебя потерянный вид, - говорит Алёна, пока мы потихоньку спускаемся по не самой безопасной лестнице до аварийного выхода.
Через главные двери традиционно выходит балетная элита, а нам, простым смертным, ненавязчиво предлагают исчезнуть с горизонта, чтобы не засорять эфир и не раздражать поклонников. Наверное, не будь я так расстроена, меня бы такое отношение порядком разозлило, но сейчас я приняла его как должное. Может быть, когда-нибудь, если во мне, как говорит моя тренер, действительно есть Божья искра, я тоже стану Примой и мои поклонники тоже будут хотеть лицезреть свою Диву на чистом фоне без примесей.
— Что снова не здорОво? - продолжает допытываться сестра.
Мы уже на улице, переходим через дорогу, где ее муж припарковал машину.
Они как обычно приобнимаются, Сергей чмокает Алёну куда-то в макушку, хотя у них совсем незначительная разница в росте. Она садится рядом с водителем, я - на заднее сиденье.
Руки сами тянутся за телефоном к рюкзаку. Борюсь с собой пару минут, но потом достаю и проверяю сообщения. Может, что-то случилось? Всегда есть форс-мажоры, не стоит сразу думать о человеке плохо только потому, что он не сдержал обещание. Хотя, если пролистать нашу ультра-короткую переписку, формально там нет никакого обещания - только одно слово: «приеду».
Но никаких сообщений от Меркурия больше нет.
Если у него и случилось что-то важное, он либо не почитал нужным об этом сказать, либо просто… забыл. Я же - как он там говорил? - совсем не в его вкусе.
— А что с лицом? - Теперь вопрос задает Сергей.
Нужно что-то ответить - они оба искренне беспокоятся, а обижать Сергея, который сегодня отдувался за всю мою семью, точно не хочется.
— Я сделала пару грубых ошибок, - озвучиваю ту причину своего плохого настроения, которая и реальна, и не втянет меня в другой неприятный разговор. Лучше говорить о балете и танцах, чем о моем разбитом сердце. - Завтра будет феерический разбор полетов.
— Ты была великолепна, черт подери! - подбадривает Алёна. - Я ничего вообще не заметила! Только что моей до фига талантливой сестренке дали слишком дальний угол и слишком маленькую партию! Если какой-то поганец посмеет повысить на тебя голос - звони мне! Я ему живо мозги вправлю и расскажу о твоей в хламину убитой спине, и…
Я тянусь к ней, обнимаю сзади через спинку сиденья, кладу голову на плечо.
Мы с Алёнкой - особенная отдельная ячейка внутри нашей семьи. Мы родились ровно через год друг после друга, я в первых числах декабря, она - в десятых. Наверное поэтому между нами существует крепкая связь, и если бы сегодня не пришла еще и Алёна - я бы точно обозначила этот день в календаре Днем Великой скорби.
Глава седьмая: Меркурий
Она сидит на соседнем сиденье моего «крокодила» и поглядывает на меня темными блядскими глазами.
Очень много макияжа. Очен длинные (явно не свои) ресницы, губы - больше, чем «большие». Грудь чуть н выпрыгивает из платья.
Она - не красивая, в том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Она - как резиновая баба из сексшопа, только чуть-более живая и чуть менее силиконистая. Но когда открывает рот, чтобы что-то сказать, я даже жалею о той ее «живой» части, которая отличает тёлку от своего резинового клона.
— Ты такой… быстрый, - говорит тёлка, и выпячивает губы, как будто я вдруг мог не заметить крупную сумму, вдутую в этот «пельмень».
Правда в том, что я ни хуя не понимаю, как можно не заметить это, если оно, без преувеличения, занимает треть лица. Лицо у нее, кстати, маленькое, узкое, с длинным подбородком. Наверное, когда заработает на хорошего пластического хирурга - сделает «красивой» и эту часть.
— Ты типа против? - отвечаю вопросом на вопрос.
Она гортанно смеется, закатывает глаза, пытаясь изображать… я, бля, даже не представляю, что. С моей стороны все это выглядит так, будто ниточка в ее пустой башке, которая держит глазные яблоки, в неподходящий момент дернулась и получился вот этот кульбит.
С другой стороны - тёлка уже резво стаскивает с ноги ботинок и укладывает ее мне на колено. Шевелит ступней, поднимает ногу еще немного выше, пока пальцы в капроновом чулке не упираются мне в пах.
Окей, я готов перестать заморачиваться с ее глазами, губищами и всем остальным.
Это все равно разовых гастрольный тур. На одну ночь, в крайнем случае - до конца недели, пока я буду на всю катушку прожигать мирные будни перед очередным выездом туда, где «горячо». Оказалось, что в моей жизни до фига мало радостей и, как бы тупо это не звучало, разнообразный секс с разными телками - одна из немногих, которую я могу себе позволить.
Пока стоим на светофоре, я нарочно чуть шире развожу ноги.
Тёлка осторожно, но с нажимом проводит ногой по джинсам, туго натянутым вокруг моего вставшего члена. Сразу выдает профессионалку - обычно женщины, которые никогда такого не практиковали. Либо сразу зарядят пяткой по яйцам, либо еле притронутся пальцами и сразу краснеют, как грешницы на исповеди. А эта точно знает, что к чему.
Отлично.
На этот раз точно не будет никакого динамо и удивленных хлопающих глаз на лице с выражением: «А чё такого?»
Ох, черт.
Твою. Блять. Мать.
— Сегодня двадцать третье? - спрашиваю Тёлку. Буду называть ее так, потому что имя то ли не спросил, то ли спросил и уже забыл.
— Ага, воскресенье, - говорит она немного гнусавым, подчеркнуто грудным голосом.
Воскресенье, двадцать третье марта, восемнадцать тридцать.
Я обещал прийти.
Но тупо забыл.
Суббота была суетная, ночь на воскресенье я проторчал в компании Олега и шашлыков, сегодня полдня проспал, а когда очухался и привел себя в порядок - решил, что мне срочно нужно потрахаться, чтобы вытравить из башки тяжелое послевкусие «мужских разговоров за жизнь».
Про Венеру вообще забыл.
Я в общем и не вспоминал о малолетке после того, как вышел из кафе - и обнаружил ее пропажу. Только слегка разозлился, что этот мелкий веснушчатый тушканчик даже нормально не смог меня отблагодарить. Продинамила даже с простым «спасибо», хотя оно мне в принципе и не уперлось, и мой красивый жест был просто от души и в качестве извинений за то, что мелкая чуть не сгорела. Ответ на мое ироничное и абсолютно несерьезное предложение отсосать.
Но номер ее не удалил.
А когда она написала первой, если честно… даже обрадовался. Бабы мне часто пишут первыми, есть парочка таких, которые в принципе всегда пишут только сами, потому что наше общение заканчивается взаимным приятным трахом. Так что женской инициативой меня не удивить.
Дело было в том, что именно написала бледная моль: «Ты не выходишь у меня из головы». Я запомнил дословно. Потому что с предложением хорошо провести время, потусить, съездить в СПА и прочими ебенями, мне пишут регулярно. Некоторые бабы даже не пытаются быть оригинальными - из раза в раз присылают один и тот же вопрос.
Но я вот нифига не помню, чтобы кто-то из этих бесконечных ебабельных тёлок говорил мне, что я, типа, не выхожу из головы.
Меня цепануло.
Не всего меня, а только ту часть, которой хотелось верить, что пока где-то там я рискую своей жизнью, где-то здесь кто-то будет искренне просить за меня у Бога.
Я по такому случаю даже костюм купил от какого-то долбаного «Форда» (пришлось подключать Олега, потому что я в этом ни черта не соображаю) и рубашку. Отдал все в прачечную, забрал наглаженное и в чехле. Спрятал в шкаф и… благополучно забыл.
— Все в порядке? - спрашивает Тёлка, видимо озадаченная мои напряжённым молчанием и отсутствием реакции на движения ее ступни. - Я что-то делаю не так?
Обычно, за подобные вопросы я ставлю бабенке сразу плюс много в карму. Женщины, особенно те, которые не прочь потрахаться и не стесняются признать, что женщинам секс точно так же нужен, как и мужчинам, делятся на две категории. Первая - это а ля Богини: «Я все знаю, все умею и ели тебе вдруг не нравится что-то из того, что я делаю - значит, ты бракованный». Были у меня такие - с ними обычно скорее скучно, кроме случаев, когда тёлка изображает порно-звезду местного разлива, глубоко заглатывает, громко стонет и пытается впечатлить какими-то тупыми фокусами. Категория вторая - это те, которые хотят провести нескучную ночь и хотят, чтобы мужик тоже остался доволен. Их меньше, но с ними на порядок веселее. Потому что когда баба спрашивает, все ли хорошо, значит, она готова исправить косяки.
Глава восьмая: Меркурий
Я выдыхаю, и позволяю себе на секунду отвлечься от дороги, когда Тёлка прикусывает меня за ухо. Это довольно приятно, но я до их пор чувствую себя говнюком. Даже если моей вины - формально - ни в чем нет.
Машину я оставляю на подземной парковке и остаток пути до лифта Тёлка буквально висит на мне, потому что после фокусов со ступней у меня в паху, обуваться она не стала. Так что часть дороги просто пытается типа в шутку взобраться мне на спину, а вторую половину - уже в лифте, я доставляю ей радость и забрасываю себе на плечо а ля добычу. Женщин почему-то прет от таких замашек. Наверное, мужики реально выродились в хрупких метросексуалов и тех, которые голубого цвета.
Двери лифта разъезжаются.
— Мог бы не терять времени зря и начать раздевать меня еще до порога! - немного театрально хохочет Тёлка.
Я хочу сказать, что в это время суток предпочитаю медленный стриптиз, но не произношу ни звука.
Потому что на лестнице сидит мелкая белобрысая девчонка. А в прозрачном пакете рядом с ней, кажется, фрукты и минералка.
Пиздец.
Наверное, она задремала, потому что сидит, прижавшись боком к перилам, и начинает рассеянно вертеть головой только после того, как моя «добыча» выразительно откашливается и вслух спрашивает:
— Только не говори, что это - твоя младшая сестренка.
«Она вполне могла бы ей быть», - мысленно отвечаю я, и почти брезгливо стряхиваю Тёлку с плеча. Ей ничего не остается, кроме как вцепиться в мой локоть, чтобы натянуть туфлю на ногу.
Венера моргает - раз и второй раз, трет глаза, медленно, неуклюже поднимаясь на ноги вместе со своей поклажей. Смотрит на меня, потом на мою спутницу, потом снова на меня, и снова на нее.
Я думал, такой трэш бывает только в фильмах.
Мне в голову не могло прийти, что она приедет сама, без приглашения. Сколько уже баб у меня было - ни одна такую хуйню не творила. Но и послать ее матом (справедливости ради - только из-за злости) язык не поворачивается.
— Привет, - говорит очень тихо.
— Ага, - наоборот, с нажимом отзываюсь я. - Ты что тут делаешь?
Вместо ответа протягивает пакет с фруктами на вытянутой руке.
— У тебя персональная Снегурочка в марте? - шутит Тёлка.
Венера скашивает на нее взгляд. Смотрит долго, но о чем думает - я даже не буду пытаться угадать. Обычно запросто читаю мысли людей просто по выражению их лиц, потому что это тоже входит в комплекс моей общей тренировки, но с мелкой паршивкой конкретно сейчас - нифига не получается. Она в равной степени может хотеть расцарапать ей лицо или грохнуться в обморок. Наверное, второе более вероятно, причем независимо от всего остального. Вид у моли реально жуткий - бледные обескровленные щеки, искусанные губы, синяки под глазами.
Пустой взгляд.
— Ты что тут делаешь? - повторяю единственный правильный в этой ситуации вопрос.
— Думала, ты не пришел потому что заболел, - совсем бесхитростно говорит Венера. И еще раз протягивает фрукты. - Подумала, что… может быть… если бы ты смог прийти… то пришел бы, и что причина… вдруг… может… быть…
Она заикается так сильно, что речь становится абсолютно бессвязной.
Замолкает.
Поворачивается, идет до моей двери.
Молча вешает пакет на ручку. Аккуратно поправляет, чтобы не упал.
Подходит к лестнице. На секунду я реально очкую, когда она как будто шатается вперед.
Но мелкая делает шаг вниз. Еще и еще один, пока не спускается на весь пролет.
В мою сторону она голову больше не поворачивает.
— Твои поклонницы такие очаровательные. - Тёлка пытается скорчить милую улыбку.
Игры пятками у нее явно получаются лучше.
Я достаю телефон. Сейчас уже жопой чувствую, что там меня ждет «приятный сюрприз».
«Почему ты не пришел????»
«Я приехала к тебе, где ты?»
Выключаю экран. Сжимаю телефон так сильно, что, кажется, стальной корпус вот-вот лопнет от напряжения.
Если бы я прочитал сообщения - ничего этого не было бы! Уж точно, блять, я сначала проверил бы, ждет ли меня это чудо, и только потом бы выпускал тёлку из машины! А если бы я тогда не ответил на то ее сообщение - все было бы вообще заебись!
— Эй, ты куда? - возмущается «добыча», когда я быстро спускаюсь вслед за девчонкой.
Если честно, плевать вообще, будет у меня секс с ней сегодня или она демонстративно психанет и свалит. Второй вариант избавил бы меня от геморроя с такси и возможной недовольной истерикой на прощанье.
Догоню мелкую - на хрень, обматерю последними словами!
Что у нее вообще в башке?!
Венера идет медленно, так что я успеваю поймать ее между вторым и третьим этажом.
— Остановись, - угрожающе говорю ей в спину.
Идет. Даже не подает сигналов, услышала ли.
Глава девятая: Венера
Когда в прошлом году я повредила спину и пару месяцев моей жизни превратились в ад, я думала, что испытала самую страшную боль. Тогда мне казалось, что хуже уже не будет ничего и никогда. Что теперь я точно готова абсолютно ко всему, и до конца своих дней смогу перетерпеть любую неприятность. Потому что в моей памяти навсегда останутся дни невыносимых мучений, судорог и кошмаров, когда просыпалась в ледяном поту, потому что сквозь сон не могла пошевелить пальцами на ногах.
Сейчас мне кажется, что то прошлое, хоть воспоминания о нем еще свежи, просто детский лепет по сравнению с тем, что сейчас творится в моем сердце.
Это больно.
Не острые приступы, которые накатывают короткими волнами, давая, пусть и небольшие, но периоды передышки. Внутри меня словно… все умерло. Вся зеленая лужайка моих фантазий, которую я любовно засеяла одуванчиками, полыхает и сгорает до самого земного ядра.
А у меня нет сил попытаться спасти хоть что-то.
Я просто смотрю на горящие костры своих идиотских фантазий, и «успокаиваю» себя тем, что это - к лучшему. Больше нет неизвестности - между нами все предельно ясно.Хотя, никакого «между нами» нет и никогда не было. Бурные фантазии моего воображения не в счет.
Я украдкой провожу рукавом по лицу, стирая слезы.
Реветь при нем я не буду. Лучше уж сдохнуть где-то прямо по дороге, если от слез меня раздует как воздушный шар.
— Не нужно меня провожать, - все-таки, нарушаю молчание между нами, когда подходим к спуску в метро.
— Ага, не нужно, - огрызается он и подбородком указывает на ступени. - Давай, шевели ногами.
Как ему сказать, что его присутствие рядом - это хуже, чем отрава? Больнее, чем медленно втирать соль в открытую рану? Меркурий держится на небольшом расстоянии, но я схожу с ума просто зная, что мы дышим одним и тем же воздухом.
«Я вас люблю, чего же боле, - очень некстати всплывает в голове известное письмо пушкинской Татьяны, - … теперь, я знаю, в вашей воле, меня презреньем наказать…»
«Если ты мужику не интересна - значит, не интересна!» - его слова в голове, наперекор романтической прозе.
Я всегда боялась быть навязчивой. Никогда никому не звонила и не писала первой, не проявляла никакой инициативы. Справедливости ради - до Меркурия у меня и не было никого, кто бы вот так сразу проник под кожу.
В вагоне метро мы садимся через коридор - на разные сиденья.
Зажимаюсь в угол, к самому окну. Посильнее накидываю капюшон на лицо.
Тихонько и беззвучно вою закусив до боли нижнюю губу.
Дура, господи. Какая же я набитая дура!
Перед глазами до сих пор стоит картина - мужчина, который в моем больном воображении, должен был чуть ли не валяться при смерти и которого я, как самоотверженная медсестра, должна была исцелить своей заботой, любовью (и апельсинами), вышел из лифта, держа на плече какую-то… другую женщину.
Губа искусана до крови, и чтобы не выдать свою истерику, украдкой зажимаю зубами край куртки. Стискиваю до хруста за ушами. Сильнее и сильнее, пока не начинают ныть десна.
Она точно знала, зачем к нему едет.
Он точно знал, что этот вариант - не динамо.
И тут появилась я, со своей… любовью.
От тупой непрекращающейся боли в груди уже почти не могу дышать.
Перед глазами то мой Меркурий, с перекошенным от злости лицом, то зад другой женщины у него на плече. Держа ее за бедра он выглядел абсолютно довольным!
«Если ты мужику не интересна - значит, не интересна!» - снова и снова, как заевшая пластинка.
— Эй, мелкая, как дела? - слышу басистый мужской голос где-то за пределами моего страдания. - Ну, давай что ли, согреем друг друга?
Похабный смешок, попытка огромного, неприятно пахнущего тела втиснуться на сиденье рядом, прижаться ко мне. «Бодаю» плечом его попытку меня обнять. Цежу сквозь зубы, что если он еще раз хотя бы пальцем до меня дотронется…
Закончить угрозу не успеваю - тело просто резко исчезает из поля моего зрения. Поднимаю взгляд - его правда нет. Только какой-то неразборчивый вой дальше по коридору: «Да я не знал, что тёлка с тобой, ты чего, мужик, порядок все…!»
Хмурый, смотрящий на меня сверху вниз, Макс рядом. Под таким взглядом хочется растаять в лужицу и просочиться сквозь землю.
— Не нужно провожать, да? - немного презрительно кривит губы, а потом делает резкий выпад, хватает меня за запястья и тянет к выходу.
Моя кожа кожа горит под его пальцами.
Пытаюсь одернуть руку, вырваться, но это бесполезно.
Теперь я знаю, что может быть больнее, чем его вид с торчащей из платья голой женской задницей на плече.
Его прикосновение.
Меркурий вытаскивает меня из подземки и только на улице мне, наконец, удается вырваться. Отступаю на безопасное расстояние, откуда в мои легкие уже не сможет проникать его запах, смешанный с - господи ты боже мой! - слишком приторно сладким ванильным парфюмом той женщины.
Глава десятая: Венера
— Мне очень нравится твое рвение, Вера, но это, - Татьяна Сергеевна, медсестра нашей студии, указывает на мои ступни, - совсем никуда не годится. Если ты не сделаешь перерыв в тренировках - через неделю с твоих костей начнет слезать кожа. Хочешь совсем отказаться от танцев?
Я пожимаю плечами.
Пока она прощупывала мои растертые в кровь ноги, я почти ничего не чувствовала.
— Просто намажьте мне ту мазь, - предлагаю я.
— Обойдешься, - отказывает она и строго грозит мне пальцем. - И прямо сейчас пойду к Ольховской и скажу все, что о ней думаю. Нельзя же так зверствовать!
— Ольга Игоревна не при чем, - пытаюсь защитить своего хореографа.
Она честно пыталась отправить меня домой, когда увидела, во что превратились мои ноги. Несколько недель я успешно скрывала содранную до крови (точнее - уже почти до мяса) кожу, но когда кровь начала проступать даже сквозь плотный материал моих «балетных туфелек», Ольховская забила тревогу.
Пришлось сказать ей, что если она не позволит мне продолжит заниматься - я лягу в кровать и просто засохну, как улитка без домика. Наверное, у меня было подходящее по тону лицо, потому что Ольховская не стала спорить. Ограничились только внушением. что если я и дальше продолжу изводить себя никому ненужными мучениями, она будет вынуждена вычеркнуть меня из основного состава, чтобы не ставить под угрозу всю постановку. Мол, с такими ступнями никто, даже Господь Бог не даст гарантий, что в решающий момент я смогу выполнить па-де-ша или хотя бы аттитюд.
— Что с тобой происходит? - Татьяна Сергеевна, с которой мы бодаемся взглядами почти целую минуту, наконец, сдается. Протягивает мне тюбик и свежие эластичные бинты.
— Хочу на большую сцену.
Мазь из холодильника и от нее сразу становится легче, еще до того, как начнут действовать ее обезболивающие свойства. Я наношу густой слой, особенно на те места, где действительно уже почти нет кожи. Потом быстро, уже наметанной рукой, перематываю ступни, сверху одеваю носки и прячу ноги в кроссовки. Хорошо, что в этом год обещают затяжную холодную осень, и мне еще долго не придется пытаться втиснуть свои истерзанные колодки в туфли или что-то подобное.
— Если не прекратишь это бессмысленное самоистязание, то будешь видеть Большую сцену только с экрана телевизора.
— Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь, - киваю в ответ, уже накидываю на плечи куртку. - Но даже у края - воюйте до конца.
Медсестра поднимает взгляд над очками, с ошалелым видом провожая меня до двери.
— Это не я, - говорю уже за порогом. - Это - Плисецкая.
На улице - жуткий, просто до костей ветер. Пробирает сквозь пару слоев одежды и непродуваемую куртку. Давно заметила, что самые холодные именно те вещи, которые должны не бояться ни мороза, ни шторма.
Забрасываю на плечо рюкзак с одеждой, на ходу вставляю наушники в уши.
Делаю погромче звук, пока тяжелые басы не заглушают звуки окружающего мира. Он стал раздражат даже своей дождливостью, хоть я всегда любила ее с особенной теплотой.
Три недели. Нет, уже двадцать четыре дня.
На экране моего телефона - самодельные вырезанные из какой-то картинки обои с календарем. Двадцать восьмое марта отмечено в нем большой черной точкой. Я воображаю, что именно так выглядит сквозная рана в моем сердце после убийственного выстрела его слов.
Даже если эта метафора - самое пафосное из всего, что рождал мой наивный мозг, она все равно максимально точно передает чувства, с которыми я живу вот уже двадцать четыре дня.
В моей груди - Черная дыра, и она безвозвратно втягивает в себя все, что оказывается слишком близко. Она питается моей жизнью. Не жрет только одно - тоску.
Я плотнее заворачиваю шарф вокруг шеи, и на последнем витке неожиданно врезаюсь во что-то на всем ходу.
Бам!
Машинально отступаю, глядя себе под ноги и потирая лоб.
Если бы это был столб или лайт-бокс, то у меня уже начала бы торжественно расти шишка. Такая огромная, что на нее можно было бы вешать табличку с надписью: «Азачемтебеглаза?»
Но вместо этого я вижу рядом с носками своих стареньких кроссов - идеально чистые и определенно «лакшери» туфли. Дорогую обувь, в отличие от тряпок, сразу хорошо видно. Но меня озадачивает не ее стоимость, а вид, как будто у ее владельца существует своя собственная ковровая дорожка и палантин от дождя.
— Ради бога, простите! - слышу где-то «на втором этаже» бархатный мужской голос. - Ей-богу, я вас просто не заметил!
Кажется, он только пытается протянуть руку, чтобы как-то мне помочь, но я действую на опережение и ускользаю на безопасное расстояние.
— Все хорошо. - Немного затравленно озираюсь по сторонам, чтобы найти самый оптимальный путь к отступлению. - Никаких проблем. Я сама виновата.
— Точно? - никак не отклеивается он, буквально не оставляя мне выхода.
Взгляд упирается в него.
Брюки со скальпельно-острыми стрелками, пиджак, рубашка с запонками и манжеты, которые торчат из рукава ровно на сантиметр - как по учебнику этикета. Галстука нет, но рубашка расстегнута всего на пару пуговиц, так что и тут все в рамках допустимой фривольности. Идеально гладкий подбородок с выразительной ямочкой, широкие архитектурные скулы, тонкие губы с парой изъянов, крупный тонкий нос без единой горбинки.
Глава одиннадцатая: Меркурий
— Я подумала, что раз ты еще неделю будешь дома… - Оля изображает фокусника и с торжественным звуком достает из сумки два билета. Она несколько секунд терпеливо ждет хоть какую-то мою реакцию, а потом, поджав губы, нервно протягивает их мне. - Два билета на концерт «Орлов». Хорошие места в ВИП-зоне, у нас отдельный стол.
«Орлы».
Я отчаянно пытаюсь вспомнить, что это за хрен и почему билеты на нее должны, по мнению Оли, вызвать у меня моральный оргазм. Кажется, играют какой-то не самый забористый рок. Не в духе скандинавских ребят, после которых уши словно наливаются свинцом, а тот, где слишком много гитар и слишком много мудреных метафор.
С какого перепуга она решила, что мне вообще не насрано на каких-то там «Орлов»?
Хотя, чему я удивляюсь? За две недели типа_встречь с ней, я понял три вещи. Оля и логика - это что-то, что невозможно связать ничем, никакими цепочками слов. Готовить Оля не умеет. И поговорить с Олей лично мне как бы тоже не о чем.
Но, пока что, все это перекрывается ее постельными талантами. Плюс, она не полощет мне мозг, не названивает, когда мне не до нее и вообще - никак не форсирует любимую женскую тему: «А что между нами?»
— О, круто. - Я беру билеты, делаю вид, что заинтересован. - Даже не знаю, как расплачусь за такой красивый жест.
— Нуууу, - она тут же забирается мне на руки, обнимает за шею и начинает изображать кошку, громко мурлыкая куда-то в шею, - после концерта ты можешь сводить меня в ресторан. И Марина предложила съездить в СПА. Она с парнем, я… и ты.
Марина - это ее лучшая подруга. Им с Олей обеим по тридцатнику, обе были замужем, обе в разводе. Только Марине от первого брака достался дом, автомобиль и маленький бизнес, а Оле - сын и «двушка» в ипотеку. Правда, если верить ее словам, бывший муж, хоть они и расстались на ножах, помогает выплачивать кредит, а она взамен не мешает ему забирать их сына в свою новую семью. Причем, абсолютно не парится, что малой проводит там не только выходные, но и, как, например, сейчас, уже вторую неделю.
— В какой СПА? - спрашиваю просто чтобы потянуть время.
Дата на билетах - завтрашний день, восемнадцать тридцать вечера.
В общем, почему бы и нет? Все равно моя следующую «командировка» только через неделю, так что нужно пожить в свое удовольствие эти свободные деньки, прежде чем отчалить сначала в тренировочный лагерь, а потом - и куда «погорячее».
А вот насчет СПА на две пары - это, если по-чесноку, пиздец.
Потому что - конечно, Оля об этом не в курсе - но ее подружайка в первый же день знакомства сначала очень недвусмысленно намекала, что у ее пятидесятилетнего «парня» есть определенные проблемы, всвязи с чем у нее жуткий недострах, а потом в тупую полезла мне в штаны. На минуточку - все это в квартире ее подруги, пока я мыл посуду, а Оля говорила по телефону с сыном. Когда я, мягко говоря, охренел от всего этого, Марина только пожала плечами и сказала, что и раньше «иногда встречалась» с мужиками Оли и: «А чё такого-то, подумаешь, я ж на них не претендую - мне так, для здоровья».
— «Черный лес», - говорит Оля. - Марина со своим туда регулярно ездят, сказала, что я должна обязательно тебя пригласить - там есть супер-специалист по массажу, а ты жаловался, что у тебя болит рука.
Рука у меня болит не из-за проблем с костями, а потому что год назад мне нехило «прилетело», так что отголоски чувствуются до сих пор. И не рука, а плечо.
Ну и второе, что я понимаю из ее спитча - идея с «двойным свиданием» принадлежит Марине.
Каким бы беспринципным говнюком я ни был, даже у меня есть определенный «кодекс», на который я никогда не забиваю. Там, правда, всего три пункта, но за все мои тридцать два близнецовых года, я не нарушил ни один из них.
Пункт первый: всегда предохраняться самостоятельно и не вестись на бабские «я на таблетках» или «сегодня уже можно».
Пункт второй: пока я «не в отношениях» - трахаюсь с кем хочу и когда хочу, но если отношения (хотя бы формальные) уже есть - не изменяю.
И пункт третий: тёлки моих друзей - табу. Потому что тёлки приходят и уходят, а друзей у меня - раз-два и все.
Поэтому…
— Слушай, давай просто на концерт и в ресторан, а в СПА - это уже без меня, если хочешь.
Оля отодвигается и недовольно дует губы.
Она не особо красива, не очень (мягко говоря) умная, не блещет кулинарным талантами. Но с ней все прозрачно, понятно и просто. Она из тех женщин, которые точно не влюбляются с первого взгляда и не рыдают на сентиментальных фильмах. А женский прагматизм, хоть и имеет ряд минусов, конкретно для меня важен самой главной своей стороной - когда придет время «сливать» Олю, я сделаю это по отработанной рабочей схеме: «Прости, я не готов к серьезным отношениям, не вижу в себе моральных сил воспитывать чужого ребенка и вот тебе за это дорогой подарок». Работает безотказно.
— Ты же обещал. - Оля продолжает изображать обиженку.
Честно, не помню, чтобы я ей что-то обещал, и когда женщины начинают выкидывать вот такие фокусы, я, в ответ, начинаю с ними прощаться. Но если устроить скандал сейчас - у меня будет не самая веселая одинокая неделя, так что… Как любит говорить Олег - иногда мы идем на сделку с дьяволом, чтобы сохранить нервы и доступ к телу, которое еще не успело надоесть. В моем случае, тело Оли как раз сгодится, чтобы скрасить мои последние выходные перед отъездом.
Глава двенадцатая: Венера
— Калашникова, задержись, - окрикивает меня Ольховская, как раз когда я с трудом поднимаюсь со скамейки.
Сегодня действительно очень устала.
Настолько, что впервые за последний месяц в моей жизни были целых девяносто минут без мыслей о Нем. То есть - без любых мыслей. Была только музыка, боль и мои непрекращающиеся попытки довести до совершенства каждый танцевальный элемент. В конце концов, у меня начало получаться как раз тогда, когда я, наконец, нашла в своей голове тот заветный выключатель, нажав на который мое тело просто потеряла чувствительность и превратилось в инструмент.
Стало чем-то вроде красивого японского клинка, который я снова и снова, и снова затачивала до идеальной остроты. Правда, сев на скамью в конце репетиции, первой моей мыслью было: «Кажется, я не встану без посторонней помощи».
Ольга Игоревна становится рядом со мной, без спроса забирает из моих беспомощных пальцев убитые в хлам пуанты и вертит их из стороны в сторону. Как будто оценивает степень моей усердности по степени их «убитости».
— Мне вот это, - возвращает их мне, - очень хорошо знакомо. У меня тоже было разбитое сердце, когда я получила свою первую главную партию.
Учитывая то, что я занимаюсь у Ольховской уже шестой год, бессмысленно отнекиваться. Последние пару лет в танцевальной студии я провожу гораздо больше времени, чем рядом со своей семьей. Наставница знает меня как облупленную, буквально со всех сторон.
— Это помогает, - отвечаю я.
Она понимающе кивает.
— Тем не менее, твои успехи стали настолько очевидны, - продолжает Ольховская, - что я решила рискнуть и рекомендовать тебя на одну из ведущих партий.
От неожиданности я мотаю головой. Нет, нет, это мне снится. Я, конечно, убивалась последние недели просто как проклятая, но делала это не для того, чтобы Ольг Игоревна меня заметила и, наконец, выделила из десятка таких же из кожи вон лезущих девочек.
— Ты против? - хмурится Ольховская, видимо не так истолковав мое поведение.
— Я… что вы! - Снова в панике глотаю слова. - Мне просто… тяжело поверить, что… может быть…
— … мечты сбываются? - подсказывает она.
— Да. У меня давно ничего не исполнялось.
Конечно, я имею ввиду совсем не танцы, но это откровение пусть канет в лету. Сейчас в моей жизни есть только балет и моя танцевальная школа. И еще, конечно, книги. Куда же я без своих любимых космодесантников без страха и упрека.
— Завтра на репетиции будет Барский.
— Ох, блин. - Я, как маленькая, закрываю рот рукой, потому что на языке вертится пара слов покрепче. Не уверена, что Ольховскую порадует наличие таких слов в лексиконе трепетной балерины.
— Надеюсь, - наставница указывает пальцем куда-то в центр моей груди, - ты отыщешь там то, что ранит больнее всего, возьмешь всю эту боль и выложишься на двести процентов. Тогда, возможно, ты получишь партию.
От волнения сдавливает гортань. Ни звука не могу протолкнуть, поэтому лишь порывисто обнимаю Ольгу Игоревну, кое-как хриплю, что выложусь на триста процентов и, забыв о разбитых ногах, бегу в раздевалку.
Партия!
У меня будет вторая партия!
А когда я выхожу на крыльцо в уже порядком потеплевшие первые майские сумерки, оказывается, что этот день приготовил мне еще один сюрприз. Хоть я его и не просила.
Даже не знаю, почему я сразу понимаю, что тот мужчина рядом с белым «внедорожником» известного немецкого люкс-бренда - этот тот самый Щеголь, чей зонт я высушила, бережно сложила и поставила в углу прихожей. У многих моих знакомых по танцевальному классу есть парни или просто «мужчины», которые встречают их после занятий. Такое тут не редкость - все привыкли, никто не обращает внимания.
Но за этого мой взгляд хватается почти мгновенно.
Может, все дело в букете, который он небрежно держит одной рукой, как будто даже не заботясь о том, что кремовые розы едва не трутся об асфальт, словно веник. Их там штук… пятьдесят? Нужно очень постараться , чтобы держать такую тяжесть одной рукой, а у него откровенно скучающий вид - ни намека на усилия.
Как он меня нашел?!
Первые секунды ступора пытаюсь выстроить какую-то логическую связь между нашим коротким столкновением, его зонтом и вот этой, уж точно не случайной встречей, и только потом, когда мимо пробегает пара девушек, догадываюсь подумать о другой, более прозаичной и железобетонно логичной причине, по которой он тут появился.
Это чей-то «папик». Хоть меня слегка подворачивает от этого слова, но кто я такая, чтобы осуждать чужую жизнь? А то, что я его знаю - это просто очень странное совпадение. Случались в моей жизни и более фантастические вещи.
Пожалуй, всем будет спокойнее, если он меня не заметит.
Стараясь не привлекать внимания, отхожу на правую часть широкой лестницы и быстро спускаюсь. Боком, блин, как краб.
— Дюймовочка? - слышу окрик в спину за мгновение до того, как собираюсь поздравить себя с успешно пройденной миссией бегства.
Вот же блин.
Глава тринадцатая: Юпитер
Легкие добычи перестали приносить мне удовольствие еще лет пять назад, когда я вдруг понял, что не прилагая никаких усилий, могу заполучить в постель абсолютно любую женщину. Где-то год после этой правды жизни ушел на «заточку» навыка. И еще чтобы окончательно убедиться в том, что я не занимаюсь самообманом.
Как Джек Потрошитель, я выходил на вечерние прогулки, наугад выбирал женщину из толпы и охмурял ее без видимых усилий. Сначала задача минимум была склонить каждую к разовому сексу. Потом, когда такие «трофеи» перестали меня радовать, я начал усложнять задачи - раскрутить на секс через три часа знакомства или на минет в первые шестьдесят минут, выбрать двух подружек и отжечь с обеими, выбрать девушку, которая пришла в компании с парнем, и трахнуть ее в уборной ресторана.
На какое-то время мне этого хватило, но потом я снова пресытился.
А еще через год моя жизнь стала настолько скучной, что я перестал наслаждаться любым общением с женским полом. Помню, когда сетовал Максу на жизнь, он еще пошутил, не пора ли мне переключаться на мужиков. Не будь он моим другом - единственным среди множества безликих приятелей - я бы съездил ему по роже.
Но примерно тогда же я с тоской понял, что все это время пытался утолить голод пластилиновым печеньем, вместо того, чтобы искать эксклюзивные блюда. Что-то, что будет ярко сверкать, будет выделяться из толпы, привлекая взгляды абсолютно всех мужчин, но достанется только мне - в единоличное владение, как бесценный трофей, как китайская ваза с рисунком из золотой патины, который невозможно ни повторить, ни скопировать. И очень скоро я выяснил, что таких женщин - единицы на тысячи. Но даже среди этих единиц - масса подделок. То, что сначала красиво сверкает, при близком контакте оказывается не бриллиантом и даже не дорогой бижутерией, а банальным бутылочным стеклом, ограненным под драгоценность.
Но все-таки. В моей жизни случилась пара достойных находок. Красавица-модель Ксюша, прекрасная, уверенная в себе и звонкая, как ручей. Деловая Анна, умная и начитанная, как лауреат на нобелевскую премию. Экстрималка Люба, от которой кипятком ссались все вокруг, в особенности когда она с запалом пересказывала ощущения бурлящего в крови адреналина.
Люба была последней.
Она до сих пор еще иногда зудит где-то у меня под «ложечкой», но воспоминания о ней давно выцвели, как старое фото, и лично для меня Люба с ее мотоциклами, сноубордом и кайтсёрфингом - пройденный этап. Иногда, когда судьба сводит нас в местах былой славы, я смотрю на эту невзрачное бестолковое тело - и ловлю себя на мысли, что не могу придумать ни одного логического объяснения, почему она казалась мне такой «вкусной». Наверное, потому что тогда я был слишком голоден до хоть чего-то, что было бы красивее одуванчика и умнее инфузории.
Но даже после набившей оскомину Любы, прошло уже порядочно времени моих новых поисков, а на горизонте так и не появился ни один полноценный «рабочий вариант». То есть та самая женщина, при взгляде на которую сразу будет понятно, что мы с ней будем прекрасно дополнять друг друга. Зато появилась пара просто интересных, и один - весьма презабавный.
Вот эта малышка, которая уже порадовала меня первой «вкусной» эмоцией - искренней радостью от простого «веника». При моих доходах я с легкостью могу завалить ее цветами с ног до головы. Устроить в ее квартире персональный Мавзолей, но… Пока я просто присматриваюсь. И продолжаю охоту.
— Юпитер, - с некоторым замешательством, говорит она, пока мы бредем по набережной легким прогулочным шагом.
Это первое слово, которое Дюймовочка произнесла за последние десять минут. Мне нужна секунда, чтобы вспомнить, что предшествовало этой паузе. Ах да, она намекала, что у нее разбито сердце и что там дыра размером с планету. Я еще тогда подумал, что мне уже очень давно не попадались женщины с такой грамотно поставленной речью (даже если она заикается через слово, как испуганная зайка), и еще более «давно» у меня не было собеседниц, умеющих использовать хоть что-то похожее на метафоры.
Что ж я мысленно ставлю галочку в столбике с ее именем.
Еще один зачет. А ведь, казалось бы, именно здесь я меньше всего рассчитывал на серьезный улов. Точнее - не рассчитывал вообще ни на что, кроме редкого приятного общения.
— Если мое имя кажется вам неблагозвучным, можете называть меня Юпитером, - с некоторой ленцой подхватываю разговор, незаметно скользя взглядом по бабенке, которая идет прямо на нас и буквально цепляется в меня глазами.
Не в моем вкусе. Абсолютно. Поэтому максимально пренебрежительно усмехаюсь, чтобы опустить ее самооценку хотя бы на сантиметр ниже к адекватному ее внешним данным уровню.
Она не успевает ответить, потому что случается то явление природы, которое можно смело назвать «роковым» - начинается дождь. Причем буквально за минуту, без единого намека, над нашими голами сначала ударяет гром, потом ярко вспыхивает ветвистая, как нейрон, молнии, и сразу - поток ледяной воды.
Дюймовочка сперва вскидывается, а когда молния ударяет еще раз, очень по-детски втягивает голову в плечи.
Испугалась?
Я степенно снимаю пиджак, накидываю его девочке на плечи (с ее ростом он болтается чуть ли не в районе колен), почти официально приобнимаю за плечо и подталкиваю спрятаться под навес какого-то давно закрытого подъезда. В этой части города, хоть она и центральная, много старых домой, которые уже давным-давно сдаются под офисы, но все еще представляют архитектурную ценность, так что их, к счастью, не уродуют современной безвкусной реставрацией. Мне по душе монотонная барабанная дробь ливня по ржавому медному козырьку.