Всех нас хранит Господь.
Вот только изначальный срок хранения у всех разный.
NN
Полуденное солнце ласково гладило мое запрокинутое к небу лицо. Свежий ветер приятно овевал тело и давал возможность вдыхать чистый горный воздух каждой клеточкой кожи. Поляна, окруженная приземистыми серебристыми соснами и перекрученными кустиками можжевельника, открывала вид с обрыва на морское побережье.
Блаженство!
Говорят, некоторые люди рождены, чтобы наслаждаться, сидя с удочкой туманным утром у реки. Другие беззаветно любят море — при ясном небе и штормовое, любое. Третьи обожают лес или горы, еще кто–то — космос, для них издали глядеть на звезды – самое лучшее, что можно представить. А я, сколько себя помню, всегда любила солнце. Солнечный свет непременно приводил меня в прекрасное настроение. Все мои беды в его лучах таяли, как снег. Без остатка.
Жаль только, что скоро улетаем и насладиться таким благолепием получится еще нескоро.
Смуглая и черноволосая от рождения, я не знала, что такое ожоги, загорая практически до черноты и не пользуясь никакими кремами от загара. Все, что мне нужно в жизни – это…
– Сержант Джексон! – раздался поблизости грозный окрик моего инструктора по рукопашке. – Долго ты будешь сачковать, пока другие работают?
– А она замечталась, – послышалось ехидное замечание от Неда, моего обычного партнера по спаррингу. – Думает, если еще постоит, то станет красивше с личика, и ее вместе с этими миссками–красотками возьмут на конкурс.
– Меня и так берут, – очнулась я, силясь раздвинуть губы в улыбке. – А завидовать грех!
– И вот почему из всей группы берут только тебя? – ядовито поинтересовался Джим, разогреваясь неподалеку. – Если уж всех этих красоток везут на конкурс, то должны были откомандировать и нас.
– Чтобы они вас перепугались, таких грозных и опасных? – фыркнула я насмешливо, разглядывая высокого мощного чернокожего гиганта, похожего в большинстве случаев на гориллу из–за мощных челюстей и маленьких, но очень умных глаз, взирающих исподлобья.
– То есть тебя они бояться не будут? – с характерным мяукающим звучанием миссонги[1] хихикнул Мэв, прислушиваясь к нашему разговору. Благодаря его длинному, неутомимому и постоянно жалящему, как оса, языку я познакомилась с тремя из пяти основных челестийских диалектов. А еще я свободно говорю на уни, котларском, хинти, киртианском и на уровне «привет–пока» примерно на двух десятках других языков и местных диалектов. Среди них есть довольно редкие — например, разновидность ассамского, на котором говорят на Айт–Древе. Но его я уже учила исключительно из интереса к местной культуре.
Не то чтобы Мэв так уж хотел меня обидеть, поскольку красавицей я действительно себя не считаю. Обычная, каких много, рабочая кляча. Высокий рост, необходимый для нашей службы. Широкие прямые плечи. Хорошо развитая мускулатура. Незаметное простецкое лицо – таких девятьсот девяносто на тысячу. Разве что иссиня–черные густые волосы, но я их коротко, очень коротко стригу. Идеальный охранник, которого никто не замечает.
Хотя нет, обидеть Мэв все же хотел, осознанно. Поскольку год назад недвусмысленно подкатывался с предложением приятно отдохнуть вместе. Но получил жесткий и категорический отпор, так как я на работе не гажу и со своими интрижек не завожу, да и удобной туалетной бумагой, липнущей ко всякому желающему, быть отказываюсь. И с тех парень пор никак не может успокоиться и оставить все в прошлом. Заклинило на моем отказе, наверно.
– Меня берут, – спокойно сказала я, проводя ладонью по ежику волос, – потому что формально я женщина, если кто не заметил. И могу на законных основаниях находиться с леди в одном помещении, когда они переодеваются. А в той группе, которая будет их охранять, нет женщин–служащих. Это понятно?
Охране явно понятно не было. Это им не геройски полицейской дубинкой по чужим почкам орудовать и не выпивку тайком от кэпа из ящиков трюма таскать. Парни искренне не понимали, чем они хуже меня.
Ничем не хуже, просто так принято по строгим условиям проведения конкурса – к охраняемым мисс приставлять хотя бы часть женщин–охранниц. А что экономия у организаторов мероприятия приняла невиданные масштабы, то и осталась одна я среди вип–бодигардов, как ромашка среди болиголова.
Для особо продвинутых завистников я присовокупила с легким лукавством, переходящим в откровенную издевку:
– Кстати, кому не нравится, могут сделать операцию по перемене пола – еще успеют! – и мы охотно примем их в наши женские ряды.
Коллеги стояли и мрачно смотрели поверх моей головы, переминаясь с ноги на ногу. Ясно видно, что мое назначение не нашло среди них поддержки или одобрения.
Ну и кто виноват? Я тоже не напрашивалась туда лететь: бросать на полпути крепкий сработанный коллектив мне совсем не улыбалось. Непреодолимые обстоятельства. Хотя и денег подзаработать на лицензию пилота мне тоже не помешает. Последний семестр в экстернатуре стоит довольно дорого, грех от такого заманчивого шанса отказываться. Как–никак, высокооплачиваемая работа на дороге не валяется.
Я подмигнула остро завидующим собратьям по ремеслу:
– Не поняла, парни, вы что, ревнуете? – Провокативно хлопнула себя по заднице: – Девочки, не волнуйтесь, я скоро вернусь.
– Понятно, Элли, – миролюбиво ответил Нед, подходя ближе. – Если ты уже закончила отгавкиваться и не хочешь никого больше покусать для лучшего самочувствия – может, продолжим разминку?
– Для тебя все, кроме солнца, звезда моя, – встала я в стойку и поманила его пальцем.
Продолжался обычный день. Вечером мне предстоял внеочередной вылет на Марус, где будет проводиться очередной конкурс Мисс Вселенная, чтобы сопровождать туда кандидаток нашего звездного сектора.
Натренировавшись до изнеможения, пару раз быстро искупалась в море и, окончательно почувствовав себя белым человеком, я отправилась в гостиницу, где собрала рабочую сумку и двинула на арендованном электрокаре в космопорт по месту назначения.
Побудка была так себе, не очень, и это очень мягко сказано. Проснулась я оттого, что в меня стреляли. На поражение. Лучевиком! И если бы лазер не отразило полотно зеркальной защитной маскировки, то уже через минуту шла бы я, помахивая парализатором, на свидание со святым Петром.
– Охренели! – матюгнулась я. – Это кто ж там такой нетерпеливый? Кому нетерпится женского тела?
Еще один выстрел.
Ах так!
Я озверела. Да эти уроды у меня заночуют в медотсеке. Пропишутся и безвылазно будут сидеть! И капитан не поможет. А поскольку там остались исключительно отрезвляющие средства, то будет им повторная шокотерапия!
Я подорвалась, как вольная птичка с чужого крестьянского поля, прикрываясь зеркальным плащом и разбрасывая себе за спину заранее припасенные карманные ловушки.
Плюх! Мимо. Плюх – головоломный акробатический прыжок.
Плюх! Ай, горячо! – плащ отразил, но не все, обычно остается немного жара.
Плюх! Второе попадание. Ой, печет–печет–пече–е–ет! Прыгала, как заяц, а в голове одна мысль: когда уже у этого козла наступит перезарядка?
– Мудак! – рявкнула в очередном прыжке. – Кто ж так даму уговаривает, козел?!! Ты что, меня поджарить хочешь сначала? Белокожие тоску навевают?
А в ответ тишина. И тут…
Клац–клац! А вот и она наступила, родимая перезарядка. Я бросила в сторону врага округлое зернышко пенного кокона, одновременно активируя.
Что, не ожидал? Посиди, дорогой, подумай о жизни… Помечтай, что с тобой сделает дева, тобою сильно обиженная. Или не сделает, а просто нафиг забудет о твоем существовании. И вспомнит, когда ей в старости напомнят о мужском скелете в шкафу.
Бздыщь! Это попали лучом в отбеливатель. Резко завоняло. Плюх! – это уже в меня попадание.
Мать моя женщина! Зеркальная защита на столько не рассчитана. Еще пару раз – и она растает, не выдержит. Это же только тоненькая пленочка, укрепленная полимерами и силикатами.
Хлюп! Маленький взрыв. Я нюхнула и чуть не откинулась. Туалетный освежитель, называется. Боже храни нас от таких освежителей, они же похлеще зорана и фосгена!
Бабах! Это они меня измором взять хотят? Нет, я не буду первой в мире женщиной, отравившейся туалетным освежителем!
– Ты не мудак! – закашлялась я от едких испарений, вытирая слезящиеся глаза и одновременно раздумывая: почему промолчала моя сигнализация? – Ты – космический мудозвон! Тебя что, не учили не стрелять куда попало? А если бы рвануло?!!
Тут в меня пальнули еще пару раз (видимо, от сильной обиды), защита удары по–прежнему отразила, потом последовала привычная картина маслом:
– Ой! – Бум! Крабс! Бздынь.
Еще бросила активированные мины и ловушки. Сдвоенный крик раций. И уже никто никуда не идет.
Я вернулась, чтобы посмотреть на тех, кто рискнул здоровьем на меня напасть. Не успела. Их было несколько, в костюмах высшей десантной защиты, и они шли грамотно, эшелонами. Первый эшелон крепко завяз, но их было еще два, и они приближались, тихо переговариваясь по рации, так что рассиживаться и разглядываться было некогда.
Я пряталась по своим наработанным долгой практикой отноркам и усиленно думала. Такие костюмы бодигардам неположены. А те, что на корабле есть, надежно спрятаны под замок, и туда так просто без разрешения капитана или его старшего помощника не пройти. Кто же это? Военные? Пираты? Тогда откуда они взялись? Здесь открытый космос, до обитаемых планет Союза тысячи звездных миль, до пиратских баз еще дальше. Что здесь могло понадобиться военным пиратам, если особых ценностей на корабле нет?
Я сыпнула и активировала еще сюрпризиков. У меня их полные карманы, можно смело принимать бой с целой армией, дай Бог здоровья и жизни тысячу лет Питеру Страшилину.
Тыдыщь–пах–тах. Удар станнера. Мое убежище опять нашли. Не понимаю, как они меня находят и откуда видят? Вмонтированным в скафандр сканнером–тепловизором?
Удирая со всех ног между стеллажей с хозтоварами, текстилем и бельем, я наставила своих дубликатов для тепловизоров и позаботилась, чтобы тут завяз целый батальон солдат. И они завязли… числом не меньше тридцати. Эх, я… наивная дурочка. А оказалось, что десантников тут было больше. Намного больше! Не один отряд – два или три.
Они были… странные. В среднем выше наших бодигардов минимум на полголовы, а то и на всю больную голову. Тонированные стекла с номерами на скафандрах высшей защиты. Незнакомые модификации лучевиков и реалганов. Непривычная серебристая окраска верхнего слоя скафандров, жесткие методы зачистки без малейшей скидки на то, что здесь могут находиться гражданские…
Меня едва не парализовал крик чужой рации:
– Полковник Йен! На нас напали свои… – Звуки борьбы. – На верхних палубах наших зачищают… – Предсмертный хрип.
Что тут, черт возьми, происходит?! Отчаянно заколотилось сердце.
Когда при входе на мои баррикады в ответ на переговоры рации между нападающими завязалась перестрелка, я похолодела. Если свои стреляют в своих… свидетели обычно не выживают. Надо срочно уходить.
Угум, хороший вопрос. Главное, куда? За правильный ответ полцарства и сто тысяч кредитов. И поцелуй от лягушки. Лягушку обязуюсь поймать собственноручно. На Царине их миллионы, и все принца ждут, чтобы икру высиживал.
Прихватив заначенную в углу под одеялами небольшую сумку с медикаментами и станнер с двумя коробками зарядов, трясущимися руками я полезла в карманы: интересно, сколько еще осталось мин и ловушек?
Пощупала пальцами – мало. Катастрофически мало. Блин! Придется выбираться за добавкой в алхимические лаборатории Питера. Глядишь, там и оружие посерьезней электрошокера найдется.
Я на цыпочках, крадучись, ломанула к выходу. Путь к лабораториям здесь очень удобный и впридачу плохо освещенный, не то что в каморку стюарда. Да и не храню я в каморке ничего из особо интересного колюще–режущего и стреляющего.
Поначалу вроде все шло как надо: увязшие, как мухи в янтаре, в мононитях и пене мужики злыми глазами проследили за моим отбытием. Ни у кого не было возможности выстрелить. Зато взглядами они меня расчленили, испепелили и аккуратно смели в вакуумный совочек.
Меня привели в… скажем так, гардеробную, где сдали с рук на руки следующей маске, на это раз бледно–зеленой, и приказали мне выдать все! Та сучка в климаксе так и сказала большими буквами: ВСЕ!
А подчиненная и рада стараться. Ну, что вам сказать…
Женщин тут, скажем прямо, одевали очень незатейливо. На голое тело натягивалось тонкое платье из эластичного материала с разрезами по бокам. Оно чем–то напоминало чеонгсама[1]. Вот только обтягивало как вторая кожа, имело крайне низкий вырез на грани приличия и разрезы начинались от талии. Нижнего белья женщины в этом мире не носили.
Сверху этого открытого со всех сторон безобразия полагалось натягивать закрытое со всех сторон безобразие: бесформенный, безразмерный халат до пола. Я бы окрестила его кимоно, если бы эта гадость была хоть вполовину так изящна.
Обувь слабой половине не полагалась вообще. Поскольку женщину из дома не выпускали. Никогда. А если куда–то перевозили, то в специально оборудованной машине. Как меня заверили охранники, женские ноги никогда не касались голой земли или асфальта, или что там у них было снаружи.
Конечно, нагло врали, как потом оказалось…
Зато вместо обуви полагалась маска и головной убор–кичка, полностью скрывающие лицо и волосы. Эти два предмета женщина могла снять либо на ночь, либо по требованию владельца.
О маске вообще отдельный разговор. Для таких пленниц, как я, существовала маска белого цвета с номером на правой стороне. Мой оказался три экс тринадцать–тринадцать–тринадцать.
Не поняла, это мне повезло или им?..
По словам гардеробщицы, когда меня выберет мужчина, то белую маску сменит маска цветов его дома с именем владельца на правой стороне. В сущности, эта дрянь, закрывающая лицо, – летопись жизни женщины. На левую сторону наносятся сведения о детях–сыновьях. И если их меньше трех, то… Мне не сказали, но весьма красноречиво помолчали. Стало понятно и без слов.
Все обмундирование белого цвета. Как бы чистый лист или… Нет, они же не такие наивные, чтобы девственность у меня искать, а?
Переоблачаться мне пришлось в полном одиночестве (хотя со мной были матюки), в кабинке без зеркала. Как мне пояснила маска – нельзя смотреть на себя и других в неодетом виде, слишком неприлично.
– И меньше говори, – еле слышно прошептала мне маска–гардеробщица, когда я заявилась к ней, экипированная до макушки и злобная до пяток. – Тогда не накажут, – поправила мой халат, затянув потуже пояс, и отпрянула, приняв покорную позу.
Тут к нам ввалилась директриса. Стерва обошла меня, как вокруг елки хоровод поводила. Хмыкнула, фыркнула, цокнула языком. Потом подняла мне опущенный подбородок стеком и включила начальницу:
– Какая бы ты не была исключительная, Три Экс тринадцать–тринадцати–тринадцать, а дрессироваться будешь как все! Понятно?
Я промолчала. А что тут скажешь? Буду, послушно и усердно, со всем видимым прилежанием. Пока не сбегу.
– И не таращи на меня свои голубые гляделки! – заорала кем–то в задницу ужаленная директриса.
После этих слов у меня глаза точно чуть не выпали! У меня с рождения были темно–карие, почти черные глаза! Черные! Откуда взялись голубые?!! Нет, ну с волосами я еще как–то свыклась: убедила себя, что поседела от стресса быть подстреленной. А мигалки–то мои тоже, выходит, поседели?
– Непокорная, значит?!! – озвучила свое предположение директриса, еще не даже не догадываясь, насколько была права. Хмыкнула: – Ну ничего, и не таких обламывали!
А вот тут она была неправа. Но еще об этом не знала. Ничего, у нее все впереди.
Опять же переубеждать я ее не стала – себе дороже. Просто отвела от лица стек, опустила голову и поникла сломанным цветочком. Только этот цветочек вырос и расцвел на двухметровой крапиве.
– Быстро учишься, – похлопали меня по плечу стеком. – Иди за мной, Три Экс тринадцать–тринадцати–тринадцать. Головы не поднимать!
Я и пошла, вся из себя послушная. А что пару раз ей на волочащийся подол наступила, так это от усердия и почтения. Я ж ей нос не разбила, зубы не покрошила, фингалов не наставила. А в остальном – все хорошо, все хорошо…
– Жить будешь здесь, – толкнула она одну из множества дверей в бесконечном коридоре. – Отсюда без приказа не выходить и в дверь не ломиться. На уроки за тобой придут! – Тетка втолкнула меня внутрь и заперла дверь.
– Ни хрена себе гостиница! – обалдело посмотрела я на свое пристанище. Вот честное слово, пару раз оказывалась в кутузке за непристойное поведение и драки в барах. Так вот, там был пятизвездочный отель по сравнению с этим.
Комната три на два метра с бетонными стенами без окон. В углу портативный душ, умывальник и туалет. Все открытое, без дверей. У потолка во всех углах камеры слежения. Около противоположной стены на полу тоненький матрас, на который в уголок стыдливо положили сиротливо свернутое одеяло. А! И несколько крюков в стене. На одном болталась маскировочная безразмерная роба белого цвета (если я когда–нибудь буду выходить замуж – белое точно не надену! Пусть жених хоть разведется до свадьбы!). Сей упаковочный материал, видимо, был призван выполнять роль ночной рубашки.
– На всем, жлобы, экономят, – посетовала я, начиная присматриваться к установленным на потолке камерам, чтобы найти слепую зону. – Или закаляют перед трудностями… – еще раз взглянула на матрас. – Вот только если тут «перед», то какие же меня ожидают трудности в дальнейшем? Черная дыра в соседней туманности?
Лязгнул замок и в приоткрытую дверь заорали:
– Три Экс тринадцать–тринадцати–тринадцать! На выход! Урок поведения!
Ну на выход так на выход. Чего ж мне с ними спорить? А если еще и вход на космолет покажут, отбывающий на Землю, им вообще цены не будет.
Я вышла и присоединилась к цепочке таких же безликих фигур, следующих по пятам за бледно–зеленой дамой. Сзади шествие замыкали охранники. Вот они, кстати, были одеты вполне нормально. В обтягивающие комбинезоны или армейские костюмы со множеством карманов. Может потому, что выполняли роль охранников–надзирателей–карателей. И оружие держали на виду. Я приотстала и стала присматриваться к креплению оружия на поясах. Мало ли… вдруг понадобится?
И все было хорошо и даже замечательно, пока черт не принес на эту поляну директрису.
– Так–так–так, – покачала маской эта гнусная мымра, обходя меня по кругу. – Нарушаем, значит? На колени!
Я промолчала, опускаясь на колени. А что тут скажешь, если и говорить–то нельзя?
– Третье нарушение, Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать, – злорадно сообщила мне эта кикимора. Приказала выпавшим на полянку охранникам во главе со Скаром: – В комнату наказаний. Тридцать плетей! И помни: еще одна выходка, и ты у меня попадешь в зиндан. Это такая дыра в земле, где темно и не дают воды и еды. Думаю, тебе понравится.
– Пошли! – положил мне на плечо тяжелую руку Скар. – Я исполню твое наказание сам.
И что я могла на это сказать? «Ой, мама!» – мне бы не слишком помогло. Поэтому я просто поднялась с колен и неохотно поплелась за ним в комнату наказаний.
Перед тем, как поставить к позорному столбу, мне выдали черную распашонку с разрезом на спине, чтобы я, видимо, не смущала своим телом палача. А то, что тыл будет полностью открыт, никого не волновало. А вот меня эти странности беспокоили!
Ну, в общем, как время не тяни, а оголяться все равно пришлось. Осторожно ступая босыми ногами по холодному, вымощенному каменными плитами полу, я приблизилась к столбу, находившемуся посредине громадного помещения с трибунами. На которых, кстати, уже сидели встревоженными стайками воробьев молодые девушки и довольные наставницы.
– Приступай! – злорадно кивнула директриса Скару. – Пусть все видят, что мы не допускаем нарушений! А преступившая правила должна это ощутить на своей шкуре. Только не калечь ценный экземпляр, То–от!
– Да, разумеется, – кивнул охранник, за плечо подводя меня к столбу и пристегивая к наручникам, свисавшим сверху. Мои руки оказались высоко задраны.
Мужчина распахнул черное одеяние, обнажив спину и легко провел по моей спине рукой, чем–то смазывая. Потом наклонился и прошептал, практически не разжимая губ:
– Начинай кричать, как от боли, после пятого удара, если не хочешь меня подвести!
Я еле заметно кивнула, справившись с удивлением. Зачем ему это? Но со всеми странностями и непонятностями я буду разбираться потом…
Раздался свист плетки… А по спине как погладили. На всякий случай я дернулась.
– Три икса тринадцать–тринадцать–тринадцать! – заорала директриса. Да чтоб эта паскуда гадюку живую проглотила и переварить не смогла! – Начинай считать удары! Ты должна прочувствовать свое наказание! Иначе я прикажу начать все сначала!
– Один! – проскрипела я, решив не строить из себя героиню.
Снова свист и поглаживание.
– Два! – взвизгнула я, соображая, как нужно правдоподобно реагировать на боль ударов, даже если меня никогда до этого не секли. Решила, что громко и с выражением. Вернее, с выражениями.
Ну и разошлась. И даже не слегка.
После пятого я орала в голос. К десятому проклинала директрису во всех позах. К шестнадцатому перешла на всю систему и поставила ее раком. К двадцатому из зала выгнали всех студенток, чтобы я не оскверняла их слух неприличными выражениями и не учила плохому, которое быстро усваивается. На двадцать пятом ударе директриса сломалась и велела прекратить, потому что оглохла и получила слишком реальное представление о себе.
– Оттащи ее в медицинский отсек, – велела напоследок эта стерва, выскакивая за дверь, – пусть проверят на повреждения, но особо не лечат. Девке нужно усвоить свой урок.
– Слушаюсь, – спокойным голосом сказал… мой спаситель? Защитник?
В голове билась, как птица в силках, лишь одна мысль: зачем ему это надо? Вот на кой ляд ему со мной подставляться?
Мужчина осторожно освободил мои руки от наручников и бережно подхватил, когда я начала оседать на пол.
– Сейчас пройдет, – пообещал он мне, прижимая к себе. Протянул руку к маске и заколебался: – Можно?
Я кивнула, все еще мало чего соображая. Зато хорошо понимая, что, хотя и неизвестно, по каким причинам он взялся меня беречь, он – единственный, кого я хоть как–то волную. Даже если у него исключительно червовый интерес.
То–от стащил с меня маску все с той же нерешительностью и снял головной убор. Белоснежные волосы рассыпались по моим плечам. Доктора их, пока я была в медотсеке, специально отрасти заставили, что ли?
Спаситель коснулся прядей, как погладил, и тихо–тихо недоуменно прошептал:
– Они же были черные… как ночь…
И тут до меня хоть что–то доперло!
– Это ты был на корабле?!! – Меня подкинуло. Я уставилась на него в упор, сдвинув брови: – Ты был одним из нападавших!
И только по еле заметному движению ресниц я поняла, что угадала. И не просто угадала. Он чувствовал за собой какую–то вину. Какую? И меня осенило…
– Это ты, – медленно сказала я, не сводя с него обвиняющего взгляда, – толкнул меня на реактивы алхимика…
– Я не знал, – не отводя глаз спокойно ответил То–от, – что ты пострадаешь. Я спасал тебя от смерти. Еще чуть–чуть, и в тебя бы попала плазма.
Н–да, спасал от смерти, чтобы притащить в этот ад. То ли шило на мыло, то ли мыло на шило, то ли шило в задницу. И все вроде бы правильно и благородно. Только вот почему мне так хочется ему врезать?
– И чего ты хочешь? – нахмурилась я, сжимая руки в кулаки.
– Ничего, – спокойно сказал мужчина, еле–еле, одними кончиками пальцев касаясь моего лица. – Кроме того, как вытащить тебя отсюда. Ты не принадлежишь этому миру и никогда не сможешь к нему приспособиться. Здесь тебя ждет смерть, а я хочу, чтобы ты жила, – с этими словами он нацепил на меня головной убор и маску, плотнее завернул меня в распашонку и поднял на руки, прижимая к себе.
Он понес пострадавшую к медикам, мягко ступая по коврам и вытертым плитам двора, словно нес бесценную хрустальную вазу.
Я молчала. А что тут скажешь? Глупо сопротивляться и отказываться от внезапного союзника. Но и принять чужую помощь было сложно, поскольку я не понимала мотивов его поведения. Совсем не понимала. Может, у меня уже началось разжижение мозгов от этих уроков?
– Господин? – в комнату заглянула директриса. Увидела нашу живописную троицу и застыла. Но нервы у бабы оказались крепкие, и она ввалилась к нам, предварительно заперев дверь.
Отодвинула Ингвара, подошла, походила вокруг меня с придатком, втянула воздух и яростно прошипела:
– Какого хрена эти яйцеголовые мудаки не смогли определить, что ты валейра?!!
– Никогда ей не была! – отрезала я. – Я – чистокровная землянка!
– Да?!! – ткнула пальцем в Лайона директриса. – А это тогда как объяснить?!! – Переходя на крик: – Он так может реагировать только на созревшую валейру, подходящую ему в пару! Валейру с планеты Валеос!
– Не знаю, как там насчет созревшей, – нахмурилась я, – мать вашу разэтак и растак, но я сейчас точно упаду, словно переспелый фрукт!
– Харите, сейчас, – мгновенно активизировался Лайон, взвившись на ноги. В доли секунды он закутал меня в халат, плюхнулся на кровать и прижал к себе, усадив на колени и показывая всем остальным мигом отросшие когти и здоровенные клыки.
– Все, – безнадежно сказала директриса, начиная звучно биться головой о каменный столб несущей опоры. – Он выбрал себе пару, теперь не отдаст. – С надрывом: – А нам всем настал каюк!
– Почему? – удивилась я, устраиваясь поудобнее.
– Потому что наследнику нельзя встречаться с валейрами! – как дурочке, объяснила мне мымра, начиная расхаживать взад и вперед перед нами. – Валейры вообще на нашу планету не допускаются! Их убивают сразу! Хотя… – досадливо передернула плечом. – …тебя уже точно не убьют, – остановилась она. – Ты теперь средоточие его жизни. И пока наследник нужен верхушке, будут беречь и тебя.
– Но не нас, – странно равнодушно сказал Ингвар, не спуская с меня темного загадочного взгляда.
– Черт вас всех подери! – вдруг взорвалась директриса, стаскивая с себя маску и отшвыривая в угол. Бросила себе под ноги кокошник и начала топтать: – Столько лет работы – и все, блин, валану под хвост! Ну что за житуха!
Я икнула и схватилась за грудь. На левом виске мымры вилась татуировка грифона, держащего в лапах пурпурное сердце. Элита космодесанта. А я еще мечтала ее на лоскутки порвать. Как бы не так! Она бы меня сама под орех разделала и не заметила.
– Ни хрена ж себе! – вырвалось у меня.
– Хрен у тебя уже есть! – жестко ответила директриса. Посмотрела на Ингвара, прикусила губу: – Даже два! Давай думать, будет ли от этого толк! – Обвела нас цепкими синими глазами: – Если мы отсюда в ближайшее время не сдернем, то окажемся где угодно, только не там, где бы нам хотелось!
– Почему я должна тебе верить? – ощетинилась я.
– Потому что меня зовут Хосита Айрон, – раздвинула в недоброй улыбке губы директриса. – По прозвищу Железный Дровосек. Слышала про такую, сержант Джексон?
– Она же пропала семь лет назад… – растерянно пробормотала я. – Ее космолет пропал на задворках альфы Кассиопе…
– Пропал, как же! Жди, – скептически фыркнула Хосита. Пнула ногой все тот же столб: – Захватили нас. Еле выжила, остальных наших ребят эти гады перебили. – С горечью: – Не нужны им чужие солдаты, своих хватает, только баб всегда мало. Ну детей еще могут прихватить до кучи… Потом вот сюда попала, – она снова забегала по помещению: – Столько лет искала себе напарницу среди этих клуш! Все, думаю, нашла! А тут… – безнадежно махнула рукой.
– Ты приказала меня выпороть, сука! – обвинила я ее, выпрямляя спину. Лайон зашипел и еще крепче прижал меня к себе. Скоро так распластает, что буду такая же плоская, как нашивка.
– Не без пользы! – наставила Хосита на меня палец. – Во–первых, проверяла – не сломаешься ли ты, а, во–вторых, я знала, что То–от на тебя запал и в полную силу бить не станет. – Великанша хитро улыбнулась: – К тому же, у нас пропал тюбик с мазью, отключающей чувствительность кожи.
– Так ты знала! – окончательно разозлилась я, отпихивая Лайона и порываясь встать и кое–кому хорошенько наподдать.
– Моя! – рявкнул наследник, возвращая меня на место. – Не пущу!
– От него как–то отделаться можно? – растерялась я. – Он же меня задушит!
– Теоретически, – сделала отстраненное лицо директриса, – если переспишь с ним, должно быть полегче. Будет отпускать на пару шагов от себя. – Криво ухмыльнулась, потирая татуированный висок: – А вообще–то, насколько я знаю – это на всю жизнь.
– Я отвернусь, – глухо сказал молчавший до этого Ингвар, отступая назад. Лицо бледное, губы сжаты, глаза мутные – словно его пытают, а приказано не издавать ни звука.
– Я тебе отвернусь! – вспылила я, смертельно разочаровываясь в нем. – Никто ни с кем спать не будет! Если только морально!
Мой больной на всю голову наследник будто оглох – только мурлыкал и терся об меня, заставляя нервно хихикать. Целовал шею, щекотно тыкался носом в волосы, тихо урчал. Запускал везде руки… ненавязчиво и деликатно, всеми способами доставляя удовольствие даме. В другое время было бы даже жаль такого любовника отпускать! Такой ласковый… хм, котик.
– Морально, – мрачно хохотнула бывшая космодесантница Хосита, – мы уже друг другу мозги и без того изнасиловали. Давайте теперь подумаем, как будем из этого дерьма выбираться?
– Отлепи его от меня, – попросила я ее, отпихиваясь от разошедшегося на полную катушку Лайона. – Мне надоело, что он меня щупает.
– Сейчас! – закатила глаза десантница. – Он меня так и послушал. Ты хоть знаешь, что ты для него сейчас смысл жизни? Он даже дышит только потому, что ты есть. – С тяжким вздохом выдала резюме: – Так что хрен отпустит, если жить хочет.
– И чего тебя, бедолага, так сплющило? – пожалела я наследника. Задумалась: – Странно все это. Честно. Я точно знаю, что у меня нет генов этой валейры. Нет. Чего его тогда так прет?
– Если он выйдет с тобой на руках, – рассуждала директриса вслух, – то об этом сразу донесут его папаше. И нам каюк.
– Лайон, – попыталась я достучаться до мужчины, – ты бы не мог меня отпустить? Мне холодно и неудобно!