Девушка очнулась в хорошо освещённом помещении. Не помнила ни как сюда попала, ни кто она. Первые попытки пошевелиться отозвались острой болью по всему телу. Осмотрев себя, она поняла, в чем дело и начала паниковать. Притупленные беспамятством чувства просыпались холодным страхом. Крючки из изогнутых игл цеплялись под кожей и крепили ее к столу, десятки крючков по всему телу держали её со всех сторон и каждое движение давалось с болью от шеи до самых кончиков пальцев рук.
Из лежачего положения рассмотреть пости ничего не удавалось, подушка закрывала обзор, паника нарастала. Еще раз осмотрев тело, она приняла решение тянуть руку, пока либо не прорвется кожа, которую тут пронзили не так глубоко, либо не разогнутся тонкие иглы. И это сработало. Одна рука была свободна, а дальше дело времени.
Недалеко от её стола был столик с медикаментами, а рядом еще один такой же и чуть дальше большой стол. На том столе другая девушка, вся в повязках и синяках, с изрезанным швами опухшим лицом, на голове различалась большая проплешина. Она смотрела спокойно, следила за движениями очнувшейся внимательно, но как-то... тупо.
— Помоги мне! Как отсюда выбраться? Где мы? — спрашивала новенькая соседку.
— Таблетки, — отвечала та хрипло.
Растревоженные проколы и рваные раны начинали болеть и зудеть, но волнение и страх заглушали неприятные ощущения. Рывком сев на столе, она задохнулась от неожиданной страшной боли. Вся спина её горела от свежих зашитых ран, глаза заволокла тьма от резкого изменения положения и она упала обратно. Короткий вскрик её позабавил соседку.
— Выпей таблетки, будет легче. Пока ты можешь.
— Что значит, пока могу? — сквозь зубы спросила новенькая.
— Пока можешь... — соседка замолчала, словно зависла, но спустя пару секунд очнулась. — Пока они дают. Если сопротивляться, они не дают таблеток, тогда очень больно. Сильнее, чем могло бы быть. Ты поможешь мне?
Девушка слушала в ужасе, постепенно к ней возвращала ь память о прошлом вечере. О вечеринке, о планах раздобыть "веселящего", о том, как они с друзьями, неопытные, полезли в даркнет и нашли сайт, который, как им казалось, выглядел многообещающе. Но в чем можно быть уверенным, когда ты молодой, глупый и пьяный идиот? Она, воодушевленная предчувствиями, согласилась съездить в соседний район, в одно заведение...
— Поможешь мне? Прошу... Мне уже так долго больно, — продолжала тем временем просить соседка.
Но как ей помочь? Новенькая же не сможет тащить её на себе, она сама травмирована. Сквозь боль она попыталась встать ещё раз, в этот раз боком, просто встать с кровати. Относительно тёплую комнату освещала яркая хирургическая лампа, потрескавшийся бурый кафель покрывал все стены и пол. То тут то там хаотично стояли такие же столы-каталки, как у новенькой и её соседки, но лежавшие там были укрыты с головой. Паника вызывала тошноту.
— Да, помоги мне, — соседка даже улыбнулась, видя, как новенькая встала.
Та подошла к искалеченной, пытаясь хоть как-то взять себя в руки. Вблизи её лицо было еще страшнее. Старые травмы вперемежку с новыми, изрезана даже шея. Проплешина в волосах оказалась свежим ожогом.
— Я не смогу тебе помочь... Я не смогу, — слезы наворачивались на глаза новенькой, но соседка её успокаивала.
— Не переживай, это просто. Они должны приходить каждый день, но мне так больно, уже так давно больно... Они наверное забыли, но ничего, это не страшно, я не хочу тревожить их криком. Они злятся, когда мы кричим. Там на столике лежат... Просто дай мне таблетку. Прошу тебя, только таблетку.
"Она сломлена, вот что".
Дрожащими руками с подсказками жертвы новенькая отыскала нужный блистер. Калеку трясло от предвкушения, она смотрела на медикамент как на наркотик. Не в состоянии пошевелить руками, тянулась губами. Воспаленные глаза её почти плакали от радости и близости избавления. И в ужасе расширились, когда испуганная неожиданным скрипом, новенькая выронила блистер. Снаружи открывали засовы.
Новенькая едва успела вернуться на своё место, когда вошли несколько человек в белых медицинских одеждах. Длинный халат на одном из них выдавал старшего. Их тихий разговор прервался возмущением от обнаруженной обстановки.
— Нет, нет, нет! Что здесь происходит? Почему она не спит?! — он резко развернулся к одному из спутников. — Кто рассчитывал дозировки?!
— М-Ма-Маерс, господин.
— На ковер его, — угрожающе прошептал господин и приблизился к девушкам.
— Восемь, незнание правил не освобождает Вас от нарушения.
— Кто Вы? Где мы? Отпустите меня, — вместо нормального ответа услышал он.
Одно и то же из раза в раз. Он еще на первой партии устал всем объяснять, куда они попали и зачем. Они все равно не слушают. Поэтому и пары слов хватит.
— Вы здесь навсегда, угомонитесь и слушайте, что нарушили.
Девушка замерла в ожидании. Она ничего не понимала, очень боялась и сильно хотела в туалет. Она понимала, что пытаться бежать сейчас бесполезно. В другом конце комнаты, судя по голосам, еще как минимум трое мужчин.
— ВЫ ВЫВЕЛИ МЕНЯ ИЗ СЕБЯ!!! — внезапно заорал "доктор" и в ярости перевернул её стол. Не успела она оклематься от падения, как взвыла от боли. Вооружившись парой жгутов, "доктор" яростно избивал дезориентированную жертву. Не разбирая куда, со всей мощи.
— ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА НИЧЕГО ДЕЛАТЬ БЕЗ УКАЗАНИЙ! — доносил он, перекрикивая свист ударов и вопли девушки.
Самыми болезненными были попадания по искалеченной спине. Она плакала, молила прекратить, извинялась, но "доктор" казалось только вошёл во вкус. Пол под извивающейся жертвой стремительно пачкался кровью из свежих ран, швы на спине лопались, новые кровоподтеки быстро рвались. Девушка теряла счет времени, боль постепенно забивалась адреналином, а он сменялся усталостью. Когда она перестала реагировать, распластавшись в грязной луже мочи и крови, тогда только "доктор" остановился.
— Хорошо, надеюсь, Вы сделаете правильные выводы, — неожиданно совершенно спокойно проговорил он, в образовавшейся тишине его слова и тяжелое дыхание всё равно звучали оглушительно. — Верните её на место. Пусть санитары займутся, здесь воняет.
— А ты, вторая, в ту же степь? Кто позволил тебе брать обезболивающие самостоятельно?
— Простите, я так не хотела Вас беспокоить, прошу, простите... Мне так больно, я не хотела...
— Ты что, усомнилась в нашем порядке? Думала мы забыли о тебе? Да как ты смеешь сомневаться?! ТЕБЯ ДАВНО НЕ КАРАЛИ?!
Соседка сразу же расплакалась. Ей было так стыдно, так страшно. Она не доверилась, она усомнилась. Действительно, ужасный поступок, как же глупо... Конечно, никто о ней не забыл бы. Она умоляла о прощении, заверяла в вере, признавала ошибку и раз за разом повторяла, как ей больно. Сознательно или нет, но она смягчила "доктора". Если боль вышла за порог терпимости и толкнула её на такое безрассудство, то можно простить ей эту слабость. Отбросив окровавленные жгуты, он вытащил из кармана платок, промокнул вспотевшее лицо и руки. А затем отодвинул столик с медикаментами к оставшимся в стороне подопечным.
— Увезите, возобновите курс через три дня, — бросил он и снял с девушки простынь. — Я прощаю. Ничего, боль действительно нельзя обесценивать. Она важна, она необходима. Особенно Вам, как оказалось.
Он ощупывал испещренные шрамами множество раз переломанные конечности девушки в поисках обезболивающих пластырей. Снимая их, заодно изучал раны. Легкие воспаления не страшны, главное, что бы всё заживало как положено. Наверное, стоит позаботиться о фиксации, потому что без пластырей из-за грядущей агонии пациентке грозила истерика.
— Не надо, прошу... Не надо... Я всё поняла.
— Я знаю, знаю, дорогая. Всё хорошо, — отвечал он. — Всего три дня, это ведь недолго. Вы справитесь.
В тот раз он больше ничего не говорил, а в тот и следующие дни санитары были лишены покоя. Истошные вопли, иногда обрываемые забвением пациентки, слишком хорошо слышались в этом богом забытом месте. Санитары уже который год проклинали тонкие стены и начальство, не желающее позаботиться о звукоизоляции внутри, а не только снаружи.