В первой части собраны мои фантазии, выраженные в жанре антиутопий или утопий.
Нужны ли социальные революции? Так ли плоха система? Какое будущее можем выбрать именно мы с вами?
Рассказы из этой части сборника «Cоната #1» разной степени паршивости и крутости, но их объединяет одно. Найдете что?
Содержание части:
«Идеальный мир — Абьюзивные отношения» «Университет» «Memoriae»«Фрагонамия» «(Не)нужная революция» «Хватит. Это. Терпеть».— Мы смотрим на мир разными взглядами! — Фэй злилась, уже в который раз за последнюю неделю. Я искренне не понимал, где она черпает эти эмоции.
— И что? — флегматично уточнил я. — Все люди смотрят на мир по-разному.
— Если бы так, никто бы тогда не покупал дизайнерские моды, — едко выплюнула Фэй.
— Мы это уже обсуждали, — протяжно вздохнул я, — это просто картинка. Ничего не значащая картинка. Какая разница, синяя вода, зеленая, розовая или вообще бесцветная, если это все еще вода?
— Какая разница… — передразнила она. — Огромная разница! Ты и меня видишь совсем иначе.
Я бросил на нее взгляд. Длинные светло-сиреневые волосы, наманикюренные пальчики, пухлые губы и глубокие темные глаза. Сегодня она такая, но стоит этому образу приесться, как я меняю показатели. Блондинка, брюнетка, рыжая, голубоволосая... В образе популярной порноактрисы или известной женщины-дипломата — какой бы она ни обладала внешностью, это все еще та Фэй.
— Знаешь что, — в глазах девушки плескался гнев, — мне кажется, что одному тебе будет куда лучше!
***
Прошло три дня с тех пор, как она ушла. Я вставал по утрам, шел на работу, возвращался домой. И, казалось бы, ничего не изменилось, даже грусти особой не было. Небо все еще играло фиолетовыми бликами, высотки светились желтым, тропинки — синим. Но каждый раз, когда мимо меня проплывала какая-нибудь очаровательная девушка, я не мог не задаваться вопросом — а каким она видит этот мир? Какая у него цветность? Какие формы? Использует ли она дизайнерский мод, чтобы сделать свое окружение чуть более идеальным, или подбирает показатели самостоятельно?
И в это утро я думал только об этом. Думал и злился на Фэй. Неужели за те пять лет, что мы провели вместе, она не уяснила мою философию? Или я мало ей давал? Мало заботился?
«Входящее сообщение от администрации», — высветилось в правом верхнем углу Кругозориуса.
Опять рекламные рассылки? Вот никуда от них не деться. Год назад я потратился на антирекламный мод, спама стало меньше. Теперь никто не предлагал купить аэромобиль, не высвечивались стандартные акции на «1+1=3», даже баннеров на дорогах стало меньше — мод глушил. Помнится, к этой покупке я пришел, когда на стене одного из домов высветилось предложение увеличить член.
Лениво подал сигнал об открытии входящего, и передо мной растянулось серебристое окно с темным текстом:
«ВНИМАНИЕ!
Ларсон Дик, ставим вас в известность, что с 9.00 завтрашнего дня будет происходить плановая перезагрузка серверов Кругозориуса. До 15.00 постарайтесь не выходить на улицу. Рекомендуем принять препарат “Сонлакс”. При использовании промокода ebony_marketing скидка в “Аптеке №777” 20%.
С уважением,
Административный центр Кругозориуса».
Какая к черту плановая перезагрузка? За тридцать пять лет подобное впервые. Залез в хранилище файлов и вбил в поисковике «Договор Кругозориус». Он был заключен еще при моем рождении, продлевался лишь раз, в день совершеннолетия, а по достижении двадцати одного года обязанность по оплате технической поддержки возлагалась на меня самого. Обязанность по оплате личного идеального мира…
Пробежался глазами по строчкам:
… раз в пятьдесят лет плановая перезагрузка всех серверов…
Отлично. Просто замечательно.
— Кругозориус, закажи «Сонлакс», — громко произнес я.
— К сожалению, препарата не осталось ни в одной аптеке города. Заказать доставку из соседнего? — мелодичный женский голос в голове.
— Когда привезут?
— К завтрашней ночи, — последовал мгновенный ответ.
— Отбой, — я выдохнул.
Пытался представить, как может пройти выходной день без Кругозориуса, и в то же мгновение по телу пробежали противные мурашки. Я не смогу почитать статьи, поиграть в игры, даже фильмы окажутся недоступны. Сообщения, звонки… А если Фэй решит помириться? Сраная перезагрузка. Не могли предупредить хотя бы за пару дней?!
Умывшись и перекусив, я направился на улицу. Стоило мне переступить порог дома, как в ушах заиграла музыка. Я улыбнулся.
Пережить день без Кругозориуса? В принципе, это звучит не так невозможно, как в первые секунды. Наши древние предки, к примеру, отлично обходились и без него.
***
Я любил свою работу. Впрочем, как можно не любить работу, если сам ее выбрал? Многие люди просто сидели дома на пособии, но я этого не понимал. Посвятить всю свою жизнь четырем стенам, паре встроенных в зрачки линз и нескольким проводкам в черепной коробке? Скука. К тому же у любого человека, хоть как-то влияющего на благо общества, повышенное пособие.
Я любил людей. Как можно не любить людей, когда понимаешь, что внутри каждого скрывается целый мир, что у него иной, отличный от твоего, взгляд на окружение? И речь не о Кругозориусе, а о философии.
Я любил Землю. За ее постоянное развитие, за ресурсы, что она нам неустанно давала. Из курсов истории я знал, что так было не всегда, что существовало понятие «исчерпаемый ресурс», что за него велись войны: холодные, горячие, аль-денте. Но в то же время понимал, если бы не тот переломный момент, не появилось бы наше поколение.
— Дариан! Выручай! — в полупустую аудиторию ввалился Зак. — Не хватает всего какой-то десятки для допуска к экзам!
Дариан отвлекся от плоской проекции графиков, задрал рукав рубашки и закрыл базовые окна на зеркальном циферблате, плотно прилегающем к руке. По экрану тут же запрыгали цифры 568.
— Да не вопрос, — темноволосый парень широко улыбнулся. — Десять?
— Восемнадцать, — потупив взгляд, ответил Зак.
— Лови, — произнес Дариан, вводя запрос. — Оформлю как помощь к экзаменам.
— Я? Тебе? С экзаменом? — хмыкнул Зак. — Все сразу же поймут, что ты мне просто так перечислил. Спасибо огромное, очень выручил!
— Ерунда, ты хорошо поработал в семестре, — кивнул Дариан, возвращаясь к графикам.
Потеря восемнадцати позиций не была для Дариана болезненной, его баллов с лихвой хватало для перехода на следующий курс. Зак же не дотягивал до необходимого минимума, чтобы получить допуск к экзаменам.
В течение каждого семестра он прогуливал пары: вывозил девушек на орбиту, пьянствовал в общаге, баловался легкими виртуальными наркотиками. И к концу пытался наверстать, набрать необходимое количество баллов. Но из раза в раз, как бы ни старался парень, приходилось просить о помощи Дариана. Друг ни разу не отказал, в то время как остальные запросто могли покрутить пальцем у виска.
— Честно, спасибо! — неуверенно переминаясь с ноги на ногу, ответил Зак. — Если чем смогу помочь, только свистни.
— Попрошу на старости лет стакан с водой, — хмыкнул Дариан.
Зак бросил на него удивленный взгляд.
— Когда еще не существовало Домов Заслуженного Отдыха, старость пользовалась бо́льшим уважением, но в то же время программа реализации помощи старшему поколению была деструктивной. Дети, внуки и правнуки брали на себя обязательство выхаживать пожилого родственника, когда тот уже не мог «и стакана воды налить». А сами мечтали уйти из жизни в молодости, чтобы не доставлять потомкам таких же проблем. Впрочем, к старости их мнение менялось, появлялась уверенность, что им все должны. Оттуда и вся фраза. А еще была про пессимиста и оптимиста...
— Чего? — недоуменно приподняв брови, спросил Зак.
— Ну, для одного стакан наполовину полон, а для другого — пуст. И в итоге ты сидишь на старости лет в кресле, берешь в руки стакан, и вместо того чтобы сказать «спасибо», начинаешь думать, достаточно ли тебе налили воды или пожалели.
— Э-э-э, — неуверенно протянул Зак.
— Забей, — отмахнулся Дариан, — это я брежу.
Зак еще с минуту постоял возле друга, пытаясь понять смысл графиков, отображаемых на тонкой стеклянной панели компьютера. Парень размышлял о том, какое старье эта университетская техника. В общежитии давно поставили нормальные ПК, в экраны которых не приходилось тыкать — встроенная камера прекрасно улавливала малейшее движение глаз и послушно отправляла все команды в процессор. С этой рухлядью же все приходилось делать вручную — и зачем только Дариан парился?
— Ладно, я это… Пошел, в общем, — пробормотал Зак.
— Давай, удачи! — махнул рукой Дариан.
Как только за другом закрылась дверь, Дариан с головой погрузился в мир диаграмм и схем. Красные пики сменялись синими прямыми, зеленые столбики прекрасно гармонировали с желтыми. Дариан понимал, что таится за всеми показателями. Еще месяц назад у него получилось взломать базу данных студентов с их баллами, анкетами и преподавательскими характеристиками. Что делать с полученной информацией, Дариан не знал, но погрузился в изучение. Имена некоторых студентов в файле шли отдельно, выделяясь красным, у других рядом появлялся восклицательный знак. Как правило, баллы таких учащихся стремились к нулю — видимо, слабое звено в образовательной системе, которое самостоятельно отвалится спустя положенный срок. Дариан относился к «зеленой» категории студентов — тех, кто умудрялся получать наивысшую оценку и исключительно положительные характеристики от преподавателей.
Когда парень отвлекся от данных, за темной стеклянной стеной уже сгущались сумерки — подошло время возвращаться в общежитие.
Закрыв все окна и заблокировав ПК, Дариан вышел из компьютерного зала. В коридорах встречались редкие студенты, поджидающие преподавателей под дверьми их кабинетов. Одни надеялись взять дополнительное задание, дающие возможность повысить рейтинг, другие хотели спросить о характеристиках, данных в течение семестра.
Как только парень вышел на улицу, вечерний воздух вошел в легкие, даря долгожданную свежесть. Какие бы климат-контроли ни стояли в стенах университета, они все равно не заменяли естественного, пусть и не идеально чистого воздуха.
Возле входа не обнаружилось ни одного автолёта — вот так всегда! В течение семестра они простаивают, некоторые покрываются ржавчиной, но как только дело близится к сессии — не найдешь!
Свернув за угол, Дариан оставил за спиной островок студенческой тишины и погрузился в бешеный ритм города. Вокруг мелькали фары автолётов, над головой кружили рекламные плакаты, по бокам мерцали вывески. Люди, уткнувшись в смарты или электронные буклеты, не обращали внимания друг на друга. Сумасшедший городской темп затягивал, и единственное, что беспокоило спешащих граждан, — как успеть поставить напоминание или внести новые данные в гаджеты.
Что найдут в моей сумке, если я умру прямо сейчас?
Старый кошелек с парой мелких купюр, ключи с брелочком-мишкой, который при нажатии на розовое пузо говорит те самые Заветные слова, потертый, исписанный адресами, телефонами и напоминаниями электронный блокнот и смятую полупустую пачку сигарет. Кажется, я давно уже не курю, но привычка таскать с собой сигареты, пахнущие медом, осталась.
Привычка… У любого человека есть привычки: одни выпивают, другие употребляют наркотики, третьи громко разговаривают в компании, перебивая всех оппонентов, четвертые закидывают голову назад, когда смеются, пятые грызут ногти. Многие даже не замечают за собой этих, казалось бы, мелочей. Но мне приходится фиксировать каждое действие, отозвавшееся в голове легким зудом памяти.
Это произошло, когда мне исполнилось двадцать три. Тогда я жила на первом уровне мегаполиса, училась в университете и подрабатывала помощником механика по локализации уровней. В целом я была счастлива: на выходные ездила к отцу с матерью за город, будни проводила с молодым человеком.
С Аргоном мы познакомились в стенах университета, он учился на факультете программирования и подавал большие надежды, а после окончания получил приглашение в Memoriae Inc. Мы даже хотели пожениться, подали заявку в Дом Семьи, стали подбирать жилье на втором, более безопасном, уровне, задумывались о детях и будущем.
А потом я стала одной из ста. Такова была статистика пострадавших от болезни кратковременной памяти или, как ее называют медики из Дома Здоровья, синдрома Браунфилда. С двадцатого июня две тысячи сто пятидесятого года моя жизнь изменилась, остановилась на месте. Заметив, что я в четвертый раз чищу плиту, Аргон потащил меня в Дом Здоровья. По дороге я несколько раз спрашивала, куда мы направляемся, не понимая, почему у него такое обеспокоенное выражение лица.
— Рубцовая ткань, на которую произошло сильное воздействие неясного характера, препятствует преобразованию кратковременной памяти в долговременную, — произнес тогда доктор, пластиковой указкой тыча в цветную сканограмму. Было видно, что все это ему приходилось рассказывать уже не раз. — Все воспоминания до болезни сохранятся, но последующие будут периодически стираться. Часть мозга атрофировалась и не может полноценно взаимодействовать с остальными отделами.
— А… какой процент излечившихся? — хрипло поинтересовался Аргон, крепко сжимая мою руку.
— Перспектива улучшения состояния маловероятна, один к миллиону, — покачал головой доктор. — Можно лишь увеличить сроки кратковременной памяти. Витамины группы В, свежий воздух, возможное переселение на третий уровень, постоянная забота, напоминания, специальные упражнения. Впрочем, в памятке вы можете найти более подробную информацию. Думаю, вам известно, что такая болезнь уже не новость — целый социальный класс…
Воспоминания о том дне ровным почерком выведены у меня в блокноте. Единственная возможность полноценно помнить все события, произошедшие со мной с двадцатого июня. Кто-то из нас, забывашек, пользуется голосовыми браслетами, другие передвигаются лишь с доверенным опекуном, некоторые снимают видео о прошедшем дне. А я? Я по старинке строчу в блокноте, благо воспоминание о самой болезни закрепилось в моем сознании еще с детства. На уроках в первом классе в обязательную программу входило изучение синдрома Браунфилда. Если вдруг с учениками это приключится, то по тату они смогут определить болезнь. Боюсь даже предположить, сколько раз по моей спине пробегал холодок ужаса, когда я обнаруживала у себя на руке татуировку голубя, расправившего крылья, на одном из которых было красивым почерком выведено: «10 минут».
Пролистав блокнот до закладки «Аргон», я второй раз за отведенное время перечитываю собственные утерянные воспоминания.
После известия он плакал. Бессильно и безнадежно. Мы поехали в маркет, где продавались вещи для потерявших память, в народе — забывашек. Узнав мое время, продавец посоветовал взять голосовой браслет для восстановления памяти. В настройках можно было установить таймер, тогда по истечении указанного срока включалось аудио-воспроизведение ключевых событий. Я отказалась, заявив, что не хочу, чтобы все в округе слышали подробности моей жизни. Вместо него взяла девчачий брелок, на который после записала адрес, и длинный узкий электронный блокнот, ключевые номера страниц которого также надиктовала лупоглазому мишке.
Надо отдать Аргону должное: он ответственно сходил со мной в Дом Регистрации, подал заявку на переселение на третий уровень, помог мне систематизировать записи, сделать необходимые аудио, собрать вещи. Но целый уровень с живущими на нем забывашками, видимо, выбил его из колеи. Сектор мегаполиса, где нет общественного транспорта, машин, высоток. Словно несколько улиц окружили мягкими стенами, наподобие тех, что устанавливают в палатах психбольных. Здесь живут люди, способные забывать каждую пару минут, а есть и те, кто целый день бережет собственные воспоминания. Зрительно не помню ни одного из них, но в блокноте лежит фотопластинка, на которой я со смехом приобнимаю девушку с пышными кудрями и живыми глазами. На крыле голубя на ее руке выведено «49 мин». На обратной стороне карточки написано: «веселая Агнесс». Видимо, она является моей подругой, если сама сможет это вспомнить, если придала значение нашей встрече и сделала куда-нибудь запись. К сожалению, заводить друзей в таком состоянии невозможно, а старые постепенно ушли из моей жизни, узнав о болезни. Каждый из них клялся: «Мы будем с тобой до конца, мы расширим твой диапазон памяти до нескольких дней! А там, может, и станешь одной из редких излечившихся, чем черт не шутит?!» Но каждый из них уходил, как только понимал, что нет никакого прогресса. Стабильное состояние не устраивало никого.
«Патетика расцветает во времена, когда все становится пародией».
Юрий Базылев
«Сатира никогда не пройдет по конкурсу. В жюри сидят её объекты».
Ежи Лец
— Как, говоришь, тебя зовут? — уже в который раз спросил мужчина, глядя одновременно и на меня, и сквозь.
Если бы не розовая майка со стразами, едва прикрывающая выпирающее пузо, не синие леггинсы с кожаными вставками и не куцый засаленный хвостик на макушке, я бы подумал, что он НПС. Но такого желания выделиться за пустым кодом раньше не замечалось.
— Адж, просто Адж, — сухо повторил я.
Воздух вокруг не представившегося субъекта едва заметно искрился — видимо, он так и не определился с локацией постоянного проживания. Отсюда и заторможенность, и смещение парадигмы восприятия вирт-реальности, и странный, даже для этой местности, внешний вид.
— И чо ты от меня хочешь, Аджпростоадж? — криво усмехнулся субъект.
— Я представитель «Глубалинко», — привычно повторил я, — наша компания ввела несколько новых подходящих для постоянного проживания локаций.
— И чо? Мне и тут збсь, — он пожал плечами.
— Моя задача заключается в поиске затерянных локаций, я уполномочен сделать коммерческое предложение их жителям. После того как в вирт-реальности приняли Конвенцию о запрете локаций, действующих вопреки физическим законам, большую часть жителей приходится самостоятельно оповещать о подобных нарушениях.
— Длббзм, — плагин снова искорежил ненормативную лексику. — Смысл тогда вообще в этом мире, если мы не можем творить все, что вздумается?
— Этот мир создавался для того, чтобы сократить потребление ресурсов в реальном. — Я почувствовал волну раздражения, накрывшую с макушки до пяток. Стоит снизить показатели эмоциональной восприимчивости при следующем заходе.
— Ой, хня это все, — он махнул рукой. — От меня-то чо надо?
— Вы случайно ничего не знаете о затерянных локациях? — я даже не надеялся на ответ. — Может, слышали о городе Фрагонамия?
— О-о-о, хрена тебя зхйнл, — рассмеялся он, а я впервые пожалел об установке плагина. — Ну, чо я могу сказать, иди…
— Куда? — осторожно поинтересовался я.
— Ну, прямо иди, а там, может, и дошкандыбаешь, — ответил мужик, махнув куда-то вбок. — А мне пора, у нас новый рейд на радужную общину.
Мгновение — и субъект растворился в воздухе, оставив под собой тонкую полоску телепортации. А ведь Конвенцию о запрете телепортаций ратифицировали еще в прошлом году.
Но я пошел. Вперед, как и посылали. За три года работы на «Глубалинко» и проживания в вирте я привык к тому, что все работает совершенно не так, как надо. И срать все хотели на многочисленные Конвенции, благодаря им только расширился спектр товаров, предлагаемых на черном рынке. Ребята-полицаи рассказывали, что в ход уже пошли скрытые локации, где каждый юзер может реализовать любую фантазию.
Самыми распространенными были города-гаремники. Едва попадаешь в эту местность, перед тобой тут же открывается весь возможный спектр сексуальных услуг. Разумеется, эротическими рабами стали НПСишки: черные, белые, желтые, голубые, со щупальцами в форме половых органов, с неимоверным количеством отверстий, — на любой вкус! И, разумеется, создателя скрытой локации не интересовало, что сервер готов вытянуть один, два, даже сотню подобных городов, но не тысячи!
Я глубоко выдохнул, пытаясь подавить эмоции. Один мир почти угробили, так за второй взялись — когда уже до сознания людей дойдет, что можно жить в гармонии с окружением, а не только множить дерьмо и грязь?
Арка первая. Въезд имени Необязательной Экспозиции
Фрагонамия. Едва я увидел темный туман, накрывающий город, сразу понял — почти на месте. Уверенным шагом спустился с пологого склона и приблизился к закрытым воротам, на дверях которых висел тяжелый амбарный замок старого образца.
— Ты хто такой будешь? — до ушей донесся скрипучий голос, я огляделся. — Да тут я, туточки!
Вперился взглядом в замок. Серьезно? Такими «стражами» еще пользуются?
— Доброго времени, — осторожно произнес я, наклоняясь ближе к замку. — Скажите, пожалуйста, как можно попасть в ваш чудесный город?
Со стражей нужно деликатно — они запрограммированы на определенные действия, и, вполне возможно, что основной задачей их является как раз не пускать в город таких, как я.
— Вдохновением приперло? — натужно рассмеялся замок.
— Приперло, — я старался не показывать свою малую осведомленность о Фрагонамии. Об этом городе ходили разные слухи, его называли и «гиблым местом», и «рассадником идиотов». Подробностей не удалось добиться ни от кого.
— Ну, раз приперло, зачем спрашиваешь-то тогда? Ключ-то простой — Слово, — теперь голос замка приобрел ворчливые нотки.
— Слово? — удивленно переспросил я. — Какое слово?
— Искреннее, какое еще, — проскрежетал замок.