1. Любовь

1. Любовь

Он подсел ко мне в баре на Рубинштейна. Самый нелепый подкат в моей жизни, наверное, поэтому и сработал:

— Невероятная встреча! Не угостишь меня шотом? Мосты развели, экономлю деньги на такси по кольцевой.

Идиотизм просто, но это было правдой. Игорёк живёт у Финляндского и действительно не хочет тратить наличку, а карту забыл дома. Такая глупость, любая нормальная женщина послала бы его на все четыре стороны.

Но я ведьма.

И обожаю бар «О, Куба!», тут чувствуешь себя далеко-далеко, на побережье Карибского моря. Стены в зале раскрашены под золотистый пляж с убегающей за горизонт волной. Высокие пальмы заползают листвой на потолок, а вдалеке мчится нарисованный сёрфингист. Я чувствую запах соли и слышу крик чаек.

Под весёлые кубинские мотивы так легко забыть, почему я одна в этот вечер.

Не в моих правилах заливать боль алкоголем. Но сегодня я не хочу никого видеть. И мужчины меня раздражают. Особенно один конкретный докторишка, возомнивший себя Казановой. Чтоб у него Джакомо упал и больше не встал.

Несмотря на всю мою злость на Толю и мужской род в целом, Игорь мне нравится. Он одет в джинсы и кожаную куртку поверх белого поло. Чистый воротничок резко контрастирует с чернотой куртки. Светлое, открытое лицо располагает к себе. Добрые карие глаза. Чисто выбритый, ухоженный, ногти на руках аккуратно подстрижены, даже кутикула приведена в порядок.

— А кто ты по профессии? — интересуюсь, пока бармен готовит яркие разноцветные напитки. В каждом по вишенке и дольке лайма.

— Менеджер по закупкам на заводе, — гордо сообщает Игорь мне и ждёт, когда я уточню название завода.

А мне всё равно, хоть начальник цеха резиновых изделий. Время с Игорем пролетает незаметно, он хорош в общении и достаточно мил, чтобы отвлечь меня от мыслей об Анатолии Котёночкине. Можно дать ему шанс.

Наши губы встречаются в такси.

Пятна фонарей проносятся за окном, а в голове приятный алкогольный туман.

Наши губы сплетаются, я впитываю тусклое оранжевое свечение. Больше всего на свете Игорь обожает жизнь.

Чувственные поцелуи приходится обрывать на середине, а близость мне разрешена продолжительностью не более двадцати минут. Иначе есть риск полностью высушить партнера.

— Ты не снимешь перчатки? — удивлённо спрашивает Игорёк в коридоре своей квартиры.

— Тебе они мешают?

Я настойчиво тяну его в спальню.

Хватит разговоров. Вытряхни из меня все воспоминания о докторе с нелепой фамилией. Сейчас же.

— Наоборот! Клёвый прикид! — Он сплетает наши пальцы, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вырвать руку.

Улыбаюсь и позволяю раздеть себя. Всё, кроме перчаток. В них мне комфортнее.

На коже Игоря появляются алые всполохи. Страсть разгорается, каждое прикосновение к ней кружит голову, как дешёвый алкоголь. Чувства этого мужчины горькие и отдают спиртом, будто он тоже пытается забыться во мне.

Я прижимаюсь к нему плотнее, забирая подчистую это жаркое острое чувство. Хмель страсти горчит во рту, горячим потоком распространяется от губ к кончикам пальцев. Я хочу ещё. Всё.

Игорёк отличный любовник, умелый, заботливый, старательный. Но я слишком занята подсчётом высосанной энергии.

Смятые простыни, горячее тело. И страстный шёпот Игоря о том, что он меня любит.

— Мы знакомы пару недель, — отмахиваюсь от этой ерунды.

Мои двадцать минут истекли. Надо уходить. Как обычно, внутри у меня нет ничего, кроме разочарования. Зато сила ведьмы отлично работает, внушая Игорю, что он в меня влюблён.

— Ты идеальная женщина! — уверенно настаивает он и тянется в тумбочку за новой резинкой. Собирается зайти на второй круг.

— Мне пора, — мягко отталкиваю его и морщусь, когда он хватает меня за запястье. Красный цвет страсти медленно сменяется на зелёный.

— Ты не поняла, я хочу с тобой ещё. Куда ты собралась?

Я толкаю Игоря, так что он падает на спину на кровать. Сажусь на него сверху и оцениваю его со стороны, объективным взглядом.

Спортивный, подтянутый, здоровый, идеальный отец для моей будущей дочери. Зелёное свечение проникает в меня через ноги и окутывает свежестью и теплом.

Но до новой близости со мной ему надо восстановиться.

Мне он даже нравится, и противное чувство неудовлетворённости раскручивается внутри во всю силу. Словно небольшой ураган всепоглощающей депрессии.

Обнимаю Игоря, прижимаюсь щекой к его груди и жду, пока зелень его любви не угаснет, впитавшись в мою кожу.

Я обещала Верховной с ним встретиться, я встретилась. Скольких Ковен ещё мне подложит, чтобы я наконец родила им ведьму?

— Ты встретишь прекрасную девушку, достойную тебя, и будешь счастлив. — К заговору добавляю несколько закрепляющих слов. Думаю, это достойная оплата за его чувства.

— Мне нужна только ты, — уже неуверенно шепчет он. — Не ломайся, дай доставить тебе удовольствие!

2. Любовь

2. Любовь

Мать обучает дочь. Бабушка обучает внучку. Так принято среди ведьм. Так как мои родители даже не знают о магической стороне Города, обучает меня Верховная. Несмотря на то, что у неё есть своя преемница.

Цветолина, которая и метит на место следующей Верховной, смотрит на меня с ревностью, когда я пересекаю порог небольшой избушки.

Шедевр русского народного зодчества для обитания Лидия Ивановна выбрала сама. Да что выбрала! Ноги куриные избушке прикручивали по её проекту. Находится деревянный домик в посёлке Саблино на Московском шоссе и выглядит как реальная избушка Бабы-яги.

Лидия Ивановна говорит, что полжизни прожила в похожем доме, в глуши леса. В Городе у неё есть квартира, и не одна. Но Верховная предпочитает выдавать себя за Бабу-ягу. Тут туристы и знающие люди на лету схватывают, что можно заглянуть и у ведьмы помощи попросить.

Весь домик деревянный, внутри гораздо просторней, чем снаружи, и очень напоминает терем. Стены украшают лубочные картинки, на окнах висят ажурные занавески, на полу мохнатый тёплый ковёр с очертаниями родной страны. Даже печь имеется с изразцовой плиткой. Маленькие синенькие плиточки с узорами цветов притягивают взгляд. В углу трепещет листвой вечнозелёная берёзка. Она даже зимой не сбрасывает листья.

Мы сидим за столом в центральном зале, потому что тут удобнее проводить обряд очищения.

Верховная недовольно хмурится, она озадаченно водит руками над моей головой:

— И почему же сразу не пришла?

— Я думала, что на себя не подействует.

— Проклятье действует на того, кому предназначается, только если цель находится в прямой видимости. А если оно от зеркало отразилось, теряет цель и виснет на первом попавшемся.

— Даже на создателе?

— Он ближе всего. И как умудрилась?

— Не сдержалась.

— Хорошее проклятье, молодец. — Эта похвала отрицательная. Лидия Ивановна прищёлкивает языком и рассыпает мне на голову сухие травы, приятно пахнущие летним лугом. И быстро-быстро проговаривает: — Расти коса до пояса, не вырони ни волоса. Расти косонька до пят, все волосоньки в ряд. Расти коса не путайся, меня слушайся. Ключ, замок, язык. Аминь. И это выпей. — Она суёт мне стакан.

— И волосы перестанут выпадать? — Маленькими глоточками пью молоко. Очень вкусное, наверное, домашнее.

— Заговор, тысячелистник, и всё пройдёт.

— А молоко?

— Это чтобы ты успокоилась. Больно нервная. Но будь осторожнее с силой. Мужчина тебе нужен, чтобы дурь выплёскивать.

Верховная отходит, моет руки в медном тазике, который стоит на столе, три раза сплёскивает воду, шепчет:

— Уйди в воду, уйди…

Моё неудачное проклятие, брошенное в любовницу Котёночкина, вернулось мне в виде выпадающих клоков волос. Хорошо, что у меня есть к кому обратиться за помощью. плохо, что новые расти долго будут. Но на мне не очень заметно. И так волос жиденький.

— Боюсь, не смогу я найти достойного мужчину, — шепчу с грустью. Надоели мне эти пляски с невозможностью прикоснуться нормально к человеческому телу.

Лидия Ивановна садится напротив и берёт меня за руку. Я вздрагиваю, не люблю, когда меня трогают без разрешения. Хоть перчатки не дают почувствовать чужие чувства.

— Кто обидел? В него кидалась проклятием? — спрашивает Верховная.

— Нет, в его любовницу. — Я стараюсь сделать вид, что мне всё равно. Нет никакого дела до Котёночкина. Совсем никакого. Совсем.

— Любишь его?

— Господи-и-и, точно нет, он ни одной юбки не пропускает, наглый, невоспитанный… — Голос срывается на писк.

— Точно нравится. Ох, Любушка, ты же ведьма, чего теряешься?

— Нет-нет, он точно не для меня.

— Давай проверим, как его зовут? — Верховная достаёт из низкого комодика карты таро. Потрёпанные, старые, от них даже пахнет древностью.

— Анатолий Котёночкин. — От имени жопа-соседа в горле становится сухо, а на душе снова скребут кошки. Хочется съездить в больницу и проклясть его по-человечески.

Карты в руках Лидии Ивановны замирают.

— Котёночкин? Знаю я одного с такой фамилией… — Она медленно выкладывает пять карт вокруг первой.

Первая карта — четвёрка острых мечей, вторая — король пентаклей. Величественный грозный мужчина держит в руках круг с пентаграммой и сверлит меня взглядом из-под бровей. На его голове сверкает корона.

— А как отца его зовут? Не Клим, случайно?

— Да, совсем не случайно, Климович он. — Я ёжусь под взглядом Верховной. Уж очень он проникновенный, требующий.

— Приведи его ко мне.

— Зачем?

— Хочу посмотреть на мужчину, который тобой завладел.

— Лидия Ивановна, это невозможно. — Во мне поднимается паника. С чего вдруг такое внимание Котёночкину? Ну подумаешь, прокляла его неудачно! Теперь обязательно его всему Ковену показывать?! — Он не поедет сюда. Да и зачем бы ему это делать?

3. Анатолий

Когда на пороге моей квартиры возникла Любушка, вся при параде и с бутылкой шампанского, я вообще ничего не понял и даже мяукнуть не успел, а она уже унеслась прочь. Только защитное поле, которое так старательно в четыре руки и пару лап навели родители совместно с Феофаном, дрогнуло.

Это же надо, как её пробрало!

Сама в квартире непонятных рифмоплётов держит. Мимо меня в больнице пролетает, как будто меня и нет вовсе. А тут взбеленилась при виде Машеньки.

Надо признать, что Машенька оказалась у меня дома случайно. Написала она сама, когда у меня планов на свободный вечер не было. Выяснилось, что я ей как-то обещал встретиться, но то ли забыл, то ли не посчитал нужным запоминать такую несущественную информацию.

А после ужина у родителей свободная и на всё согласная Машенька оказалась как нельзя кстати, чтобы заполнить пустоту моего вечернего времяпрепровождения и отвлечь от мыслей о неблагодарной Любушке.

И тут нате вам! Явление Любови Николаевны с шампанским!

Рифмоплёт её, что ли, отказался пить буржуйское шампанское, вот она ко мне и прискакала?

После такого её недолгого визита настроение продолжать вечер в компании Машеньки сошло на нет. Пришлось вызывать даме такси и отправлять восвояси.

В четверг я со всех сторон обдумывал ситуацию. И хоть по логике виноват я не был, совесть мучила и требовала разговора с Любой по душам.

Пятница. Восемь утра. Обычный рабочий день. Только дождина льёт, и порывами ветра сносит с ног. Самая та погода для езды на мотоцикле. И ведь когда выходил из дома, солнышко светило, и ничего не предвещало штормового предупреждения.

Вхожу в ординаторскую мокрый до трусов и злой до крайней степени озверения.

— Ого, — Борис удивлённо хлопает на меня глазами. — МЧС же предупреждало.

— Угу. Тебя, может, но не меня.

— Да три эсэмэски приходили. Дамбу вроде хотят закрыть, чтоб уровень воды отрегулировать.

Я вешаю куртку на вешалку и отряхиваю воду с волос, как пёс. Переодеваюсь в сухое.

— Вообще не понимаю, о чём ты. У нас в Кронштадте солнце светило, когда я выходил. Лепота, птички поют.

— И долго светило? — Боря с утра залился стандартными миллилитрами коньяка, поэтому благодушен. В его голосе не слышно сарказма и издевки, но я всё равно злюсь.

— До соседнего двора, — бурчу себе под нос, но Борис всё слышит.

— И чего не вернулся домой и не вызвал такси?

Я и сам теперь понимаю глупость собственного поступка и ощущаю, что вся ситуация с солнцем — подстава Города чистой воды. Но не признаваться же теперь.

— Пойду на обход. Окину взглядом вверенные мне владения.

Хорошо, что ещё во вторник пополнил свою «коробочку смелости» и сегодня досыпал мелочёвку, что заказываю в интернет-магазинах. «Коробочкой смелости» я называю заведённую в моём шкафу коробку с разными мелкими и не очень игрушками, книжками, раскрасками, мыльными пузырями и карандашами — всякой ерундой, одним словом, которая приводит болеющую детвору в восторг и помогает быстрее идти на поправку. А пакеты с леденцами без сахара всегда рассованы у меня по карманам халатов на всякий случай.

Детей я люблю и умею с ними договариваться. Поэтому и пошёл в детские хирурги, хотя мама настаивала на пластическом, папа — на андрологе или сексопатологе, Феофан на полном серьёзе предлагал ветеринара, но я мёртво стоял на своём.

Так вот, к «коробочке смелости» я прибегаю, когда вижу, что пациент совсем зачах в больничных стенах или когда предстоит операция и ребёнок боится. Отсюда, кстати, и пошло название коробки.

Сегодня я беру упаковку пазлов с феями для Маши, которая, отдыхая на даче у бабушки, умудрилась прыгнуть на металлический штырь и распороть ногу до кости.

В палату с Чижиком и Пыжиком (прозвища приклеились как-то моментально и крепко) приношу комиксы про Человека-паука. Еле выискал журналы с привычными картинками. Хотел даже себе оставить, но решил не жадничать.

— Утро доброе, Чиж-Пыж!

Пацаны идут на поправку, но в гипсе и в четырёх стенах больничной палаты дуреют и чахнут.

— Доктор! Доктор пришёл! А когда нас выпишут? — с порога вопят эти маленькие бандиты. — А мы сегодня молодцы! Кровь сдавали! Из вены! — Они тарахтят, как двуствольный пулемёт, я даже не различаю, кто из них что именно спрашивает. Паша кричит с кровати, а Саша носится от него ко мне и даже подпрыгивает на разворотах. Надо бы его выписать, но Татьяна просила повременить. Да и всё равно они всю палату занимают. — Домой хотим! На площадку! На батуты!

— А ну тихо! — Татьяна, их мать, уже не первый раз пытается угомонить пацанов, но безуспешно. Вот и повышает голос.

Ей самой тоже нелегко, всё-таки сотрясение мозга и ушибы. Авария тогда вышла впечатляющая: две машины столкнулись лоб в лоб, а вот третья, уворачиваясь от столкновения, выскочила на встречку и протаранила машину с Таней и сыновьями. Они ещё лайтово отделались. Могло быть хуже.

Я успокаиваю мальчишек, провожу стандартный осмотр, задаю вопросы, слушаю ответы и на Пыжике замечаю серые нити паутины. А я подумал, что во время операции тётя Ксюша всё потустороннее из него вытянула.

Ковен Санкт-Петербурга

Ольга Коснырева – ненависть. Черные волосы, алые губы, сильная. Носит норковую шубку и берцы.

Работает надзирателем в «Крестах».

Цветолина – земля. Готка. Черные волосы, черные губы и зеленые глаза. Разговаривает с растениями.

Работает в ботаническом саду ботанический саду. В свободное от работы время – поэтесса.

Светлана – огонь.

Выглядит как гопник, но на самом деле она крутейший шеф-повар в ресторане «На гриле». Там подают лучшие стейки в городе. Занята она 24 на 7, любит готовить и поесть. Но категорически отказывается кормить подруг бесплатно. Из-за чего у неё с Верховной происходят постоянные конфликты.

Лера – ведьма вода. Светлые волосы, почти голубые. Голубые глаза. Светлая улыбка. Молодая и элегантная.

Если она грустит, над Городом идёт дождь, если злится — гроза. А если ей хорошо, появляется радуга.

Анны – воздух. Худенькая девушка на вид лет восемнадцати. Одета в легкий шифоновый сарафан и шпильки. Светлые волосы, ненакрашенные губы.

Питается ветром, поэтому живёт в башне Газпросма и никогда не бывает голодной. Везучая. Гадает на картах Таро.

Лидия Ивановна Царёва – верховная ведьма. Хранительница равновесия. Живет в избушке на курьих ножках с надписью «Музей народного творчества России».

Пожилая женщина, носит элегантный костюм и коралловые бусы.

Упрямая, но справедливая.

Её сила — в сплочении Ковена. Только Верховная может объединить силу ведьм в единый поток и управлять им, любая другая сгорит.

***

Загрузка...