Сопротивляться бессмысленно

Глава 1

Алексей

– Твою мать, – коротко, но емко комментирует увиденную картину мой напарник, доставая ствол из кобуры. – Только жмура нам сегодня и не хватало.

С этим сложно не согласиться. Денек просто адовый. Я бы полжизни отдал за пятнадцатиминутный холодный душ, горячую шавуху и подушку. Но пока это только мечты.

Щелкаю предохранителем, стараясь не вляпаться в лужицы липкой, уже темнеющей крови, которая выпачкала и безупречно-белый мраморный пол, и стены. До приезда экспертов лучше бы поберечь улики, что, в общем-то, будет несложно – спасибо хозяевам квартиры за их страсть к дорогому и непрактичному интерьеру.

– Жесть. Захочешь, так стены не размалюешь, – бормочет Пашка. Я киваю, краем глаза скользя по жутковатой картине. В нос бьет резкий металлический аромат крови. В голове пульсирует. Каждый шаг даётся с трудом – и ботинки все-таки прилипают к залитому кровью полу. Вот дерьмо!

Осторожно заглядываю за поворот. Глаза медленно привыкают к темноте, и, наконец, на фоне огромного панорамного окна, подсвеченного огнями ночного города, я замечаю фигуру мужчины. Он сидит прямо на полу, словно отработавшая спектакль марионетка. Рядом с ним поблескивает кровавыми потеками массивный топор. Картина как из дешёвого фильма ужасов. Впрочем, жизнь порой пострашнее любого кино.

Глаза мужика пустые, но он явно в сознании, будто его внутренние демоны взяли краткую передышку перед следующим актом драмы. Я беру его на мушку и говорю:

– Полиция. Руки за голову. Мордой в пол. Шевельнёшься – и твои мозги украсят стену лучше, чем все эти дизайнерские прибамбасы.

Он даже не спорит, будто только и ждал приказа, чтобы наконец-то отключиться от этого кровавого спектакля. Мой взгляд продвигается дальше, на диван у противоположной стены, и сердце сбивается с привычного ритма.

На светлой коже, как жертва на алтаре, лежит девушка. Волосы распущены и спутаны, словно ее долго таскали за них по полу. На лице, ногах и руках виднеются следы крови. Платье разорвано. Оно не скрывает длиннющих ног и безупречной фигуры, в которую кто-то явно по полной вкладывается – никакая генетика не даст таких форм. Об этом я, как бывший спортсмен, могу судить с уверенностью.

Так-так-так, кто же ты, милая? Жертва семейной драмы? Или высококлассная эскортница?

Несмотря на происходящий вокруг кошмар, не могу не отметить – девушка чертовски хороша. Красивая до тошноты, с идеальными чертами лица и какой-то болезненной, манящей хрупкостью, которая сейчас, на фоне кровищи и царящего вокруг хаоса, кажется почти прозрачной.

Я рядом присаживаюсь, быстро проверяя пульс. Он бьётся ровно и упрямо, и на секунду меня охватывает облегчение. Ну, хоть не труп.

Она приоткрывает глаза, затуманенные болью и страхом, и едва слышно шепчет:

– Вы приехали! Господи, вы приехали…

– Ну, а как же? Вызов-то был.

– Пожалуйста, не бросайте меня… Я вас умоляю, пожалуйста…

«Как будто у меня есть выбор», – мысленно закатываю глаза и отвечаю достаточно холодно:

– Не брошу. Нам еще показания твои нужны. Так что соберись, красотка, вечер обещает быть длинным.

– Держи карман шире, – хмыкает пакующий мужика Пашка. – Помирятся голубки, и поминай как звали.

Глаза девушки испуганно распахиваются. Она шевелит губами, но не в силах выдавить из себя ни слова, отчаянно трясет головой.

– И то так… – не сводя с нее взгляда, небрежно бросаю я.

– Нет! Нет, я дам!

Ага. Я это каждый раз слышу. Громкие слова, слёзы, мольбы о защите, а потом звонки адвокатов, примирительные подарки и обещания измениться. Через неделю-другую жертва уже, кажется, и сама верит, что произошла ошибка, а они любят друг друга сильнее прежнего. И сколько ни говори, ни убеждай, как велик риск однажды найти ее, только уже не на белом диване, а где-нибудь на холодном полу, без пульса и шанса на спасение – все без толку. Бабы – такие бабы.

За окнами мигают проблесковые маячки скорой помощи. Девушка вздрагивает. В её глазах мелькает страх.

– Это медики. Тебе нужна помощь.

– Мне нельзя в больницу. Он достанет меня там, как вы не понимаете? Он достанет! – у барышни начинается натуральная истерика.

– Эй! Соберись. Ты потеряла много крови. Нужно убедиться, что все в порядке.

– Вы ничего не понимаете! Ничего… Не знаете, кто он.

– Кто? – сощуриваюсь.

Квартирка – не из дешевых. Факт. Но мы и не на таких находили управу. Наши граждане очень недооценивают возможности полиции и зачастую преувеличивают связи своих мучителей. Это нормально. У страха глаза велики.

– Лёх, имя Иван Тегляев тебе о чем-нибудь говорит?

Я присвистываю. Вон оно как выходит. Наш кровожадный псих, оказывается, олигарх. Женатый, уважаемый человек. И что-то мне подсказывает, с женой он бы жил в хоромах покруче.

– Хата чья? – спрашиваю у барышни, пока та не отъехала.

– Моя. Он купил… Когда встречаться начали.

– Понятно. У него были ключи?

Глава 2

Сабина

Я не помню, как именно я оказалась в больнице. Какие-то обрывки картинок – потолок в скорой, синий свет, голос врача, колючее ощущение иглы в вене. Остальное же виделось словно через стекло – мутное, закопчённое. И лишь одно ощущение было отчётливым, как ожог: я жива. И он не добил меня. Хотя, наверное, собирался.

В палате тихо. Различить можно разве что редкое пиканье аппаратов и шорох, когда медсестра поправляет капельницу. Не беспокоит даже шум мегаполиса, к которому я привыкла в своей квартире.

Я лежу, не шевелясь, потому что каждое движение отзывается в теле тупой болью. Но самое больное – внутри. Там, где всё рвано и вывернуто наружу. Страх, унижение, стыд. И жгучее, невозможное чувство вины.

Знала ли я о рисках? Наверное, сейчас только ленивый не обсуждает бесправие женщин, соглашающихся на подобного рода отношения. Знала, и все равно согласилась стать… даже не любовницей. Содержанкой. Потому что любовница – все же производная от слова любовь. А содержанка… Ну, вы понимаете.

Господи, как же стыдно! И горько. Почему я вообще на это решилась? Да ничего нового... У каждой девочки, попавшей в ловушку подобных отношений, есть какая-то своя история. Только дуры лезут в это в поисках лучшей жизни. Ну, или совсем уж беспринципные стервы.

У меня все банально – заболела сестра. Сначала это казалось чем-то временным. В маленьком городке, из которого я родом, ей так долго не могли поставить диагноз! Родители… Они старались. Правда. Мама работала на двух работах, папа брался за любую возможность подзаработать, пока не подорвал здоровье. Их усилия не прошли даром. Лизку, наконец, обследовали в столице и поставили диагноз – лейкоз. У моей Лизки – десятилетней девочки, которая смеялась даже в палате. Даже когда капельницы сменялись химиотерапией, а волосы падали клоками с ее головы… Господи. Тогда мы еще думали, что болезнь можно победить за счет лечения, которое предлагалось по полису. Очень скоро стало понятно, что этого недостаточно.

Лизе понадобились препараты, которых было не найти в нашей стране, а деньги на их покупку и доставку требовались такие, что я начала всерьёз задумываться о том, а не продать ли мне почку, чтобы только не слышать, как плачет мама и, что вообще в голове не хотело укладываться – отец.

Как это ни странно, с Иваном мы познакомились на благотворительном концерте в онкоцентре. Я тогда училась на втором курсе – забежала к Лизке между парами. Он что-то там спонсировал. Смешно, правда? Речь о помощи, ком в горле – и приглашение поужинать от человека, у которого в глазах не было ни слёз, ни жалости. Только сальный интерес.

Первое время я сопротивлялась. Гордость, принципы, отвращение – всё было. Неделю. А потом он где-то достал тот самый препарат... И я почувствовала себя обязанной.

Поначалу все было красиво. Хотя, конечно, я знала, что он женат и никогда не разведется. Цветы, дорогущие подарки, рестораны… И как вишенка на торте – квартира, на которую я честным трудом не заработала бы и за сто лет. Совру, если скажу, что на время мне не сорвало голову… Наверное, в какой-то момент к стремлению вытащить сестру примешалось и… да-да, то самое желание легкой красивой жизни. Оказалось, что все это закручивает. И делает намного сговорчивее во всем…

Да, параллельно я продолжала учёбу и развивала блог, с помощью которого планировала зарабатывать, чтобы встать на ноги и уйти. В идеале – красиво и тихо. Но только теперь я понимаю, какими наивными были эти мечты. Таких, как он, тихо не бросают. Никогда.

Я чувствовала, что с каждым месяцем его хватка становится крепче. Иван ревновал, злился, проверял телефон, контролировал каждый мой шаг, угрожал, что если я ему изменю – он меня уничтожит. И я терпела. Потому что у меня был план. Я не могла сорваться. Я, блин, не имела права. Ради Лизки, да. Но еще и потому, что мне самой не хотелось терять ту беззаботную красивую жизнь, к которой я, не буду скрывать, привыкла.

И вот теперь я в больнице. Вся изрубленная, в синяках и с головной болью, от которой хочется выть. Кто-то скажет – сама виновата. И, наверное, будет прав.

Со стоном поворачиваюсь – на тумбочке телефон. Соберись, Сабин. Давай, думай, что делать! Решайся…

Вариантов у меня не так много. Трясущимися руками дотягиваюсь до айфона и запускаю прямой эфир. На щеке – кровь, под глазом – фиолетовое пятно. Губы настолько опухшие, что это смотрится даже комично. Никаких фильтров, конечно! Это вам не спонсорский контент, где я, как бьюти-блогер, обязана выглядеть на все сто. В этой ситуации только я и правда. Какой бы неприглядной она не была. На ментов надежды нет. Иван много раз говорил, что мне никто и никогда не поможет. Зная его возможности, у меня нет причин ему не верить. Так что я могу рассчитывать исключительно на себя.

– Всем привет. Меня зовут Сабина Игольникова, – голос срывается, но я продолжаю. – Сегодня ночью меня пытались убить. Если вы это смотрите – значит, я выжила. И я больше не собираюсь молчать.

Экран заполняется комментариями. Сердечки, слова поддержки, злоба, сомнения. Я их не читаю. Я рассказываю. Про Лизу. Про то, как мы узнали диагноз. Как я пыталась заработать. Как ничего не выходило. Как он предложил помощь. Как я думала, что смогу контролировать ситуацию. И как ошиблась.

– Я не прошу сочувствия. Я не святая. Я знала, на что шла. Но я не знала, что однажды он решит, что я принадлежу ему полностью. Что он может распоряжаться моей жизнью. Что удар по лицу – это воспитание, а угроза топором – урок.

Глава 3

Сабина

Кто бы мог подумать, что дача показаний – настолько изматывающий процесс? Это будто снова оказаться там. В той квартире. Все равно что запертой в клетке с бешеным зверем – невыносимо страшно и чудовищно изматывающе.

– Начнем?

– Да.

– Некоторые моменты я уже для себя прояснил из твоего прямого эфира, – заявляет опер, придавливая меня темным взглядом.

Я вздергиваю подбородок. Дескать, и? Не тебе меня судить! Но к моему бесконечному удивлению, он и не собирается. А моя бурная реакция его скорее веселит.

– Тогда о чем говорить? – сглатываю я.

– Нужно соблюсти формальности и все задокументировать, – Алексей взмахивает у меня перед носом телефоном с включенным диктофоном. – Кое-что я уже внес в протокол. Сейчас зачитаю. Если все ок – пойдем дальше.

Я растерянно киваю. И морщусь, потому что даже такая незначительная активность отдает в теле дергающей стремительно нарастающей болью.

Алексей кладет на ноги планшет с документами и начинает зачитывать мои анкетные данные. Фамилия, имя, отчество, дата рождения, место регистрации…

– Все верно?

– Да.

– Теперь коротко и по сути: где, когда и при каких обстоятельствах на вас было совершено нападение?

– В ночь с шестого на седьмое августа. По адресу... – я называю улицу.

– Квартира находится у вас в собственности?

– Да.

– Ее вам подарил подозреваемый?

– Да.

– Вы проживали там совместно?

– Нет. У него есть семья. Он только наведывался… периодически.

Мне ужасно неловко, хотя, конечно, я понимаю, что если бы это было неважно, он бы не задавал подобных вопросов. Мне вообще кажется, что этот человек хочет поскорее от меня отделаться. Может быть, у него есть дела поважнее, хотя что может быть важнее чуть было не случившегося убийства, я не знаю.

– Опишите, что произошло в ночь происшествия. По минутам, насколько возможно.

Это самое сложное. Я делаю глубокий вдох и начинаю рассказ.

– Иван пришёл без предупреждения. Я не открывала – у него были ключи, замок сменить я не успела.

– А заявку подали?

– На что? – недоуменно хлопаю глазами.

– На замену замка, – мне кажется, моя тупость его раздражает. Он ни черта не божий одуванчик, но в моем случае это скорее хорошо, чем плохо. Другому бы духу не хватило пойти против Ивана. А этот ничего. Уперся.

– Да. Я обратилась к слесарю.

– Хорошо. Потом дадите его контакты. Продолжайте. Он пришел и…

– Да ничего особенного. Я сказала, что ухожу. Что больше так не могу… Меня достали его паранойя и оскорбления. Сначала Иван говорил спокойно. Потом начал повышать голос. Я попросила его покинуть мой дом.

– А он?

– Он ушел, а через пять минут вернулся, но уже с топором.

– А вы?

– Я ничего не успела сделать. Только заслониться, когда он ударил в первый раз. – Во рту сохнет, меня начинает трясти. Это было по-настоящему ужасно. Никому не пожелаю пройти через такое. – Потом он схватил меня за волосы и потянул в спальню.

– Он вас изнасиловал?

Я отвожу взгляд. Потому что это действительно случилось. Просто я столько раз закрывала глаза на секс с мужчиной, которого не хотела, столько раз ломала себя, что как раз это казалось скорее привычным, чего не скажешь об остальном.

– Эксперт в курсе? Этот факт зафиксирован?

Я сглатываю и киваю, так и не сумев поднять на него глаза. Алексей что-то тихонько бормочет себе под нос. Сквозь поднявшийся в ушах шум мне не удается расслышать, что конкретно он сказал… Скорее всего, просто выругался.

– Что было дальше?

– В процессе я нащупала на тумбочке вазу. Ударила Ивана по голове, а пока он приходил в себя, вызвала полицию. Дальше все было как в тумане, помню только, как вы вошли.

– У произошедшего есть свидетели?

– До того, как он опять затащил меня в квартиру, я бегала по площадке, стучалась в квартиры – никто не открыл. Но… – я поджимаю дрожащие губы, – конечно, соседи не могли не слышать, как я звала на помощь.

– Какие чудесные люди, – зло фыркает опер. – Видеонаблюдение?

– В подъезде, – отчаянно киваю я. – В квартире нет. Но я сохранила его голосовые сообщения. И скрины переписок с угрозами. Могу переслать.

– Да, конечно, – он листает планшет, записывает еще что-то. – А раньше он вам угрожал?

– На словах. Ревновал. Проверял телефон. Мог нагрубить, кинуть в меня чем-то или толкнуть. Но за топор взялся впервые.

– Понимаю.

Алексей выключает диктофон.

– Это, – взмахивает планшетом, – приобщат к делу. Дальше всё пойдёт через следователя, тебя вызовут официально. Возможно, будет очная ставка. Не сдрейфишь?

Глава 4

Алексей

– А еще нужно накрасить ноготочки. Выбирай – розовым или синим?

С опаской кошусь на возникшие в руках маленькой инквизиторши пузырьки. Губы липнут от детской помады, на щеках блестит какая-то розовая хрень, а в волосах пестрит целый комплект заколок. Я выгляжу как агент, внедрённый на рейв единорогов.

– Слушай, Ась, по-моему, ноготочки – это перебор, – дипломатично замечаю я, не желая вызвать гнев именинницы.

– Тогда постреляем по баночкам?

Маленькая дочка моих друзей хитро косится на мой пояс, где, конечно, нет ни кобуры, ни пистолета – я же не придурок – таскать их с собой, а послушный мент, который сдал табельное оружие, как только закончился рабочий день. Ну, ладно… Кого я обманываю? Существенно позже, потому что уже и забыл, когда в последний раз вовремя уходил из конторы.

– Это совершенно исключено. Твоя мама оторвет мне башку.

– Тогда ноготочки! – сощуривается зараза и убегает, будто вспомнив о чем-то важном.

– Соглашайся. Я потом дам тебе жидкость для снятия лака, – смеется Аськина мать, выходя из дома с очередной порцией угощений.

– Как будто у меня есть выбор, – наигранно возмущенно бурчу я.

– Смотри на это иначе. Ты покорил всех присутствующих дам.

С опаской озираюсь по сторонам. На таких сборищах, как правило, не бывает беззаботных девиц, с которыми можно без последствий и танцев с бубном потрахаться. А на другое у меня нет ни времени, ни сил. Вот почему обществу незамужних подруг хозяйки дома я и предпочитаю компанию ее пятилетней дочери.

Наверное, эти мысли проступают у меня на лице, потому что Ирка откидывает голову и смеется. Я цокаю, закатив глаза. И отвлекаюсь на зазвонивший вдруг телефон. Чуть приподнявшись, достаю тот из кармана. Мельком гляжу на экран и зло поджимаю губы.

«Тегляева выпустили под подписку. Судья – Пашков».

Мир вокруг, кажется, становится на паузу. Как будто кто-то нажимает на кнопку «стоп». Я перечитываю текст три раза, хотя такой поворот был вполне ожидаемым, и все сильнее закипаю.

Ножки стула подо мной входят в землю от того, как я резко подхватываюсь. Веселье отходит на второй план. Равно как и планы хорошенько отдохнуть и набить желудок. Остаются только злость, горечь во рту и вопрос: что дальше?

– Ты куда? – удивляется Ирка, перехватывая меня на полпути.

– Вызывают на работу, – вру я. – Попрощаешься за меня с Аськой?

Ира растерянно кивает. Я стремительно пересекаю двор, выхожу за калитку и достаю сигарету. Черт! А ведь мне удалось продержаться без этого дерьма аж два дня!

Подкуриваю. Впускаю никотин в легкие. Тот горчит, распирает грудь. Мне бы воздуха, а я поддаю отравы, механически втягивая ещё больше дыма.

Подписка. Подписка, блядь! Для человека, которого вообще нельзя выпускать из клетки. Пашков… Пашков. Это кто вообще? Имя судьи ни о чем мне не говорит. Но в конечном счете разве так уж важна его личность?! Такому, как Тегляев, далеко не один Пашков готов лизать зад, давая свободу и безнаказанность в обмен на какие-то свои бенефиты.

А мы, опера, стоящие на страже закона, в этой схеме не более чем расходник. И хорошо, если обойдется без выговора, потому что лишение премии у нас за здрасте. Мы всегда крайние. И нет никакого смысла злиться, да. Это же не впервые! Это скорее «обычно», чем «из ряда вон», пора бы уже привыкнуть. Но от этой мысли почему-то только сильнее тошнит.

Я иду по парковке, сжимая зубы до хруста в челюстях. Потому что когда-то, сто лет назад, я пришёл в эту систему как идиот, уверенный, что смогу сделать этот мир лучше. Думал, что если быть честным, упрямым и справедливым – тебя оценят. Спойлер: хрен там. Ты либо ложишься под эту систему, либо она тебя перемалывает и отторгает. Иногда это случается параллельно.

Я тушу сигарету о кованый заборчик, окружающий дом. И поднимаю взгляд в небо, по которому лениво плывут облака. Жизнь идёт своим чередом. Это бесит. Потому что у Сабины Игольниковой она вполне может пойти наперекосяк или прерваться вовсе. А я ведь обещал ей, что ее обидчик понесет наказание. Слова о том, что я действительно сделал все, от меня зависящее – ничуть не успокаивают бурлящее в душе недовольство. Потому что у нас тут не про справедливость. У нас тут про терпение. Или про выгорание. А я пока где-то между.

Возвращаюсь в машину. Сажусь. Долгое время не включаю зажигание. Просто сижу, кажется, впервые задаваясь вопросом, зачем это все, и не поздно ли включить заднюю. С психом луплю ладонями по рулю и, наконец, замечаю в зеркале собственное отражение. М-да… Красавчик! Тени, тушь, гребаная помада, размазанная, как у клоуна после трехчасового корпоратива. И заколки в форме сердец.

С губ срывается хохоток, злость немного отступает. Я выдыхаю. И очень медленно достаю из бардачка пачку влажных салфеток, чтобы стереть с лица это преступление против мужского достоинства. Приходится хорошенько постараться, потому что, зараза такая, косметика довольно стойкая.

На дорогу выезжаю, лишь убедившись, что выгляжу более-менее нормально. Еду медленно, с открытыми окнами. Кондиционер отключаю намеренно – пусть будет воздух, пусть будет жара. В салон врываются ароматы придорожной пыли и раскаленного асфальта. Солнце, проникая сквозь лобовое и даже стекла очков, выжигает глаза до искрящихся белых кругов. Август… Трава вдоль обочин выгоревшая, кое-где валяются пластиковые бутылки и прочий мусор, который никто не спешит убирать. Дворники давно плюнули на свои обязанности – им тоже жарко. Впереди ползёт грузовик с арбузами, за ним – троллейбус, под завязку забитый изнуренными жарой дачниками. Лето сходит с ума, как всегда в последние недели перед исходом. Всё вокруг кажется липким, словно растаявшее мороженое. Даже мысли.

Глава 5

Сабина

Я не одна, кого в тот день выписывают. Отовсюду только и слышится – «Фух, наконец-то домой». И только мне это все не в радость. Дома я больше не чувствую себя в безопасности. Битый час сижу в коридоре, так и не придумала, как выйти из этого здания самостоятельно. В руках – целлофановый пакет с вещами. На мне удобные штаны и футболка. Всё это мне привёз Саша – мой эсэмэмщик и, похоже, теперь ещё и единственный друг. Ключи, бумажка с выпиской, телефон. Всё. Больше у меня ничего нет. Ни опоры. Ни уверенности. Только швы на запястье и ощущение, будто меня катапультировали в открытый космос.

На какой-то миг я даже жалею, что не разрешила маме остаться. Мои доводы о том, что я справлюсь, звучали убедительно лишь до выписки. Теперь я в этом совсем не уверена. Меня поддерживает лишь надежда на то, что майор Багиров все же приедет.

В тысячный раз проверяю телефон – ничего.

Зачем я вообще к нему обратилась? Ладно я. Ему это на кой? Сломанная девчонка с печальной историей, которая сама себя втянула в дерьмо, а теперь не знает, как из него выбраться. Он ведь не психолог. Не спасатель. Даже не друг, на помощь которого можно рассчитывать.

«Давай, Сабин, соберись! Вызови такси и…» Я подпрыгиваю, потому что телефон, наконец, оживает. Дрожащей рукой подношу трубку к уху.

– Привет. Я подъехал. Ты еще здесь?

– Да! Да…

– Ну, выходи тогда, что ли.

Я подхватываю пакет со своим барахлом и почти бегу к выходу. Резко толкаю дверь. Раскаленный ветер с улицы обжигает лицо, солнце слепит. Я натягиваю на нос солнцезащитные очки и в этот момент слышу короткий сигнал. Как пугливая коза, подпрыгиваю на месте.

Майор Багиров ездит на стареньком BMW Х5. Кузов блестит, стекла чистые. Ныряю в салон. Здесь тоже все чистотой сверкает. Немного нервничая, закрываю за собой дверь. Машина тяжёлая, звук глухой. И какой-то… надёжный, что ли.

Чтобы перевести дух, делаю глубокий-глубокий вдох. И, конечно, тут же блаженно прикрываю глаза, потому что здесь все пропахло Багировым.

– Всё взяла?

– Всё. Спасибо, что приехали.

– Был неподалеку, – говорит спокойно, не глядя. Но пальцы на руле чуть сильнее сжимают руль.

Мы выезжаем с территории больницы. Я молчу. Он молчит. Всё вроде нормально, но в воздухе витает необъяснимое напряжение. Я ерзаю на обитом мягкой кожей сиденье и смотрю в окно. Дворы мелькают один за другим. Всё кажется каким-то чужим. Словно я не свою жизнь живу, а подглядываю за чужой.

– Ты в порядке? – ровным голосом интересуется Алексей и проходится по мне пристальным взглядом.

– Да. Все супер, – отчаянно храбрюсь, хотя, если честно, с каждым километром, приближающим меня к дому, мне становится все тревожнее. И вот уже знакомая арка! Мое тело сжимается в комок. Стоит выйти – и всё. Я снова одна. Беззащитная и поломанная.

Пока я собираюсь с силами, чтобы покинуть салон автомобиля, Багиров выходит из машины. Достаёт пакет и, поторапливая, открывает для меня дверь. Спускаю на землю ноги. Вот и все. Но майор не спешит уезжать. Напротив, шагает к парадной. Устремляюсь за ним. Пальцы дрожат, как будто на дворе зима, а не изматывающий душный август.

Поднимаемся на мой этаж. Тычу новеньким ключом в замок. Открыть с первого раза не получается. Багиров стоит рядом, не торопит, за что я ужасно ему признательна. Одариваю майора извиняющейся улыбкой и повторяю попытку. На этот раз мне везет. Дверь открывается. В нос ударяет запах давно непроветриваемого помещения, крови и отчаяния. В общем, всего того, что я так хотела забыть, а оно никуда не делось. Оно здесь. В этих стенах. В пятнах на полу и ковре. В самом воздухе…

Меня накрывает волной. Голова кружится, горло сжимается, грудь жжёт. Я хватаюсь за косяк, но тот словно качается. Или это качаюсь я?

– Сабина?

Багиров успевает поймать меня, прежде чем я сползаю на пол. Голос его где-то далеко. Я дышу часто, поверхностно. Слишком быстро. Тело сводит яростной судорогой.

– Сабина. Посмотри на меня. Эй. Смотри сюда.

– Я… не могу…

– Можешь. Просто дыши. Вдох. Раз. Два. Выдох.

Кажется, меня лишь его уверенный голос держит. Сколько так проходит времени – я не знаю. Но в какой-то момент сердце начинает биться ровнее. Воздух возвращается. И я начинаю чувствовать что-то кроме отупляющей, спеленавшей меня по рукам и ногам паники. Например, его теплую сухую ладонь в моей.

– П-пожалуй, я не смогу з-здесь остаться, – хриплю я, чувствуя, как по ледяной щеке прокатывается слеза и падает мне под ноги.

– Ясно. Куда тебя отвезти?

– Н-не знаю. П-просто оставь у подъезда, навер-рное. Я что-нибудь придумаю.

Меня колотит – зуб на зуб не попадает. Алексей забористо матерится под нос. Обнимает меня за плечи и выталкивает из квартиры, скомандовав:

– Подожди здесь. Я сейчас.

Не знаю, зачем он возвращается. Мысли вообще не о том. Я опускаюсь на холодные ступеньки и прислоняюсь разгоряченным лбом к стене. Вот это да! Кошмар. Ну и что мне делать? Может, правда домой? Так ведь учебный год на носу. Что я выиграю, катаясь туда-сюда? Не знаю.

Глава 6

Алексей

На город опускаются сумерки, когда я, наконец, заруливаю во двор. Выключаю двигатель и с любовью прохожусь пальцами по оплетке руля. Для меня моя бэха не просто машина. Это – напарник. Самый лучший из всех возможных, потому что никогда не подводит. Эта девочка была свидетелем всех моих взлетов и падений, на ней я не раз пускался в погони, приезжал на обыски и тупо нарезал круги по кольцу, когда меня мучила бессонница. Багажник этой машины видел больше, чем некоторые кабинеты следователей. На заднем сиденье плакали свидетели, матерились оперативники и засыпали под утро понятые, пока мы оформляли протоколы. Если бы меня спросили, где я чувствую себя максимально в своей тарелке, я бы указал не на квартиру. и не на родной отдел, а на свою девочку – мой персональный бункер.

Нехотя выбираюсь из машины, поднимаю взгляд на окна квартиры – и замираю в оглушительном предчувствии пиздеца. Потому что они голые. Вообще… Сердце срывается с ритма. Все внутренности сжимаются, как после удара. Я рывком открываю дверь парадной и взмываю по лестнице, перескакивая через ступеньки. Ключ входит в замок как нож в масло. Дверь распахивается.

– Сабина?!

Тишина. Только шум воды из ванной. Мгновение, и я подхожу к двери.

– Сабина? — повторяю.

Она не отвечает.

Не раздумывая, что есть силы толкаю дверь. В лицо бьет густой пар – вытяжка накрылась, а у меня все нет времени ее починить. Это все отмечаю на автомате, с головой увязая в главном…

Она жива! И из одежды на ней… Ничего, ага. Только прижатое к груди полотенце, которое мало что способно прикрыть. На секунду я теряю дар речи. И способность дышать. В первую очередь, конечно, от облегчения. Но еще и от ее красоты. Кровь отливает от головы, устремляясь к паху. Обнажённые хрупкие плечи, изящные ключицы. Мокрые волосы налипли на грудь. Кожа чуть покраснела от горячей воды. Мягкие соски разрумянились…

– Вы чего?.. – пугливо интересуется гостья, прикрываясь ладонями. – Вы... с ума сошли?

– Я сошел?! – машинально делаю шаг вперед и вдруг спотыкаюсь, зацепившись за… гребаные шторы?! – Это ты сняла?!

– Я! – едва не плача, кричит Сабина. «Так, Лёх, стоп. Тормози. Пугаешь ведь девку!» Шарахаюсь в сторону. Поворачиваюсь к ней спиной. Только что толку? Она же все равно перед глазами стоит.

– Зачем, можешь мне объяснить?! – сиплю я.

– Хотела вас порадовать!

– Сняв шторы? – туплю.

– Постирав их! Прибравшись. Тут же все в пылище…

Наверное, в этом есть какая-то своя логика, так? Думай, Лёха, думай!

– То есть… – чешу репу, продолжая все так же стоять к ней спиной, как последний придурок. – Ты хотела меня порадовать и для этого постирала шторы?

– Именно это я и говорю! А еще окна вымыла! И у-ужин приготовила. Слушайте, может, я сначала оденусь?

– Да, конечно. Извини. Черт…

Вываливаюсь из ванной. Прохожу в кухню. Окна голые, да. И действительно блестят чистотой. В воздухе витают божественные ароматы домашней еды. Думаю, в последний раз на этой самой кухне готовила еще домработница деда.

Подхожу к плите и снимаю крышку с кастрюли. Аромат – вам не передать. Чеснок, специи, мясо… Что за девчонка, а?

Оборачиваюсь на звук шагов за спиной. Сабина уже в футболке – кажется, моей – и шортах, которые на ней смотрятся как парашюты. Волосы влажные. Лицо смущенное.

– Прости. Я не подумала.

– Я тоже, – роняю, проклиная, что вообще в это влез. – Просто увидел голые окна и... чего уж только не придумал. Инстинкты у меня, понимаешь?

– Понимаю, – она кусает губу. – Я действительно просто хотела как-то тебя отблагодарить. За всё. Можно же на «ты», да?

– Без проблем, – я провожу рукой по затылку. – Считай, у тебя получилось.

– Правда?

– Правда. Здесь никогда не было так чисто. И пахнет потрясающе. И вообще… — замечаю, как она неловко трет запястья. – Ты что, весь день батрачила?

– Немного. Хотела, чтобы… уютнее было.

Меня это злит, потому как было бы лучше, если бы она подумала о своих руках. Теперь же, ко всему прочему, я себя еще и виноватым чувствую. Замечательно.

– Болит?

Болит, но поначалу она совершенно не хочет в том сознаваться. Только заметив мой скептический взгляд, кивает и виновато отводит глаза. Беру её ладони в свои, разворачиваю. Вот черт.

– Ты спятила? – рычу.

– Не ори!

– Пипец, – заключаю я. – В следующий раз сначала думай!

– Я как лучше хотела! – возмущается потерпевшая, а у нее на глазах выступают слезы. Это… остужает. У меня в груди какая-то, мать его, катастрофа случается. Гребаный необъяснимый коллапс. К счастью, у этой дурочки телефон звонит, и она убегает, чтобы ответить, не то бы… А хрен его знает, чем бы это закончилось.

Достаю тарелку и накладываю себе ужин. Подумав, накладываю и ей, вслушиваясь в непредназначенный для моих ушей диалог. Немного расслабляюсь, когда понимаю, что разговаривает моя гостья с матерью.

Глава 7

Алексей

Все утро катаюсь по городу. То одно, то другое, то третье. Сначала выезд по месту жительства подозреваемого в недавнем разбое и допрос свидетелей, потом обыск, санкция на который получена после долгого уламывания следователя и судьи. Хорошо хоть немного спала жара, потому что к обеду задница и так дымится. В контору попадаю перед обедом. В коридоре пересекаюсь со Славкой – следователем, у которого на лице написано, что хороших новостей у него нет.

– Багиров, тормозни на секунду, – окликает меня, потянувшись за сигаретой.

– Ну что опять?

– По Тегляеву всё на тормозах спускают. Сверху давят, прокурор в истерике, соседи вдруг ослепли и оглохли. Никто ничего не видел, не слышал, в общем, кому я рассказываю? Ты же сам их опрашивал.

Я киваю, стараюсь не показывать, насколько меня это бесит.

– А топором наша потерпевшая себя тоже сама приложила?

– Может, и так, – Славка раздраженно разводит руками. – Ну, что ты, Лех, морду кривишь, как будто не знаешь, как оно… Малютин намекнул, чтобы я не нагнетал, если не хочу свою премию увидеть в виде благодарственного письма.

– А я-то думаю, что это у тебя сегодня лицо такое сияющее, – цежу я. – Оказывается, денежная мотивация.

– Ну, давай, еще обидься. Как будто мне это дерьмо в кайф!

Да ведь понятно, что нет! Только кому от этого легче?

– Спасибо, что хотя бы предупредил.

– Показалось, что у тебя в этом деле свой интерес имеется.

Славка докуривает, вяло бросает окурок в урну и удаляется в свой кабинет – переживать дальнейшие муки совести. А я остаюсь стоять в коридоре, вообще не понимая, что делать дальше. В итоге, постояв так еще немного, не выдерживаю и срываюсь домой. Словно от того, что я сейчас её увижу, что-то реально изменится. Но ведь нет! И в этом надо как-то признаться…

Когда захожу в квартиру, Сабина сидит на полу. Взгляд у нее отчаянный и злой.

– Что?

– Руки болят после вчерашнего. Не могу поднять выше, а если на стол поставить еще и табуретку, та качается так, будто специально хочет меня сбросить.

– У тебя вообще есть чувство самосохранения? – спрашиваю я, забирая из ее рук шторы.

– Похоже, нет, – усмехается моя гостья. – Но я работаю над этим.

Подтаскиваю стремянку, креплю шторы, а Сабина снизу руководит процессом. Вообще-то, это моя квартира, но ощущение, будто главная здесь она. И ладно бы меня это раздражало. На самом деле мне удивительно нормально. Я бы даже сказал – комфортно рядом с ней.

– У тебя сегодня короткий день?

– Да где там. Просто хотел предупредить, что… – замолкаю, крепя фиксатор на карнизе.

– Что… – поторапливает меня Сабина.

– Адвокаты Тегляева разваливают нам дело.

– Черт! Нет, конечно, тут нетрудно было догадаться, но я думала… Не знаю, что общественный резонанс не даст ему отвертеться так просто.

– И была права. Просто резонанс от твоего эфира оказался недостаточным. Канал, который подхватил тему, уже даже со своего сайта удалил репортаж.

– Ну и хрен с ним! Я же со своей страницы рассказала и о том, что его отпустили под подписку, и угрозы, что он мне слал в личку, опубликовала, – сникает Сабина. – А им, получается, норм, когда с кем-то так поступают.

– Кому им? – спрыгиваю со стремянки.

– Им всем! Они просто завидуют.

– Чему? Тому, что тебя чуть не убили?

– Тому, что он мне дал! У людей ко мне ноль сочувствия. Зато сколько хочешь злорадства. Как же, я же продажная шлюха, а значит, со мной и не так можно!

Ну-у-у, я мельком читал, да, комментарии. Она во многом права. Хотя правды ради стоит отметить, что сочувствующих сообщений там тоже много.

– Ты же тоже так думаешь.

– Как? – охреневаю я.

– Что я заслужила, да?

– Спятила, что ли? Я таких гондонов, как он… – осекаюсь, подбирая слова.

– А он мой первый, между прочим, – шепчет Сабина себе под нос. Я вскидываюсь, а она, напротив, в этот момент берет себя в руки. Делает глубокий вдох, стряхивает со щек злые слезы… – Ладно. Это неважно.

Тяжело встает и, пользуясь тем, что я застыл соляным столбом, выходит из комнаты.

– Эй! Стой. Ты куда? – отмираю я.

– Домой поеду. Там уже, наверное, скоро закончат уборку. Подожду в парке.

– Ты уже и уборку организовала…

– Не я. Саня. Это мой эсэмэмщик. Я ему передала ключи, ну и вот…

Девчонка храбрится. Но ее выдают дрожащие губы и немного срывающийся голос. Вот черт! Первый он у нее… Первый. И вот так…

– Да постой ты. Погоди. Не спеши. У меня есть кое-какие соображения.

Сабина откладывает футболку, которую комкала в руках, и устремляет на меня полный сомнения взгляд.

– Что за соображения?

Глава 8

Сабина

Ощущение, что это все не со мной происходит, усиливается. Я словно в кошмарном сне. Как будто я не внутри событий, а смотрю на них со стороны – через аквариумное стекло, толстое и мутное.

В квартире тихо, только в гостиной тикают старинные часы, и от этого звука сводит грудь. Каждая секунда – словно ещё одна капля в сосуд, который и так давно переполнен.

Пальцы сжимают стальной корпус телефона. Леша недавно звонил, но я снова жду новостей. Или какого-то другого сигнала от вселенной, что худшего не случится.

О том, что задумал отец, мне сообщила мама. И я ей поверила тут же, потому что усомниться в решимости папы мог только тот, кто совершенно его не знал. С виду тихий, спокойный, покладистый, отец производил впечатление абсолютно неконфликтного человека, но это вовсе не означало, что он не способен постоять за свое.

Стоит об этом подумать, как тут же вспоминается случай из детства. Однажды маму здорово напугал пьяный сосед. Та прибежала домой, на эмоциях обо всем рассказала папе. Тот выслушал ее и куда-то засобирался. А когда он все с таким же невозмутимым видом вернулся домой, его руки были в крови. Мама, конечно, всполошилась. Стала причитать, что насилие ничего не решает. А отец молча вымыл руки и принялся есть только что сваренный борщ, как если бы он понятия не имел, о чем она говорит.

Одно непонятно – почему, зная, какой отец, мама решила, что ему можно рассказать о случившемся! Думала, это другое? Может быть. Он же нормальный человек, а не убийца… Или…

Я встаю. Прохожу по комнате. Снова сажусь. Тянет позвонить Лёше. Но если бы у него появились какие-то новости, он бы сам написал. А отвлекать его в такой ситуации – последнее дело. Складываю руки на животе, будто пытаюсь себя удержать от никому не нужных сейчас порывов. Говорят, страх сковывает. Не верьте. Страх – это когда тебе нужно двигаться, а ты не знаешь, в каком направлении. Это когда ты хочешь закричать, но молчишь из последних сил. Это когда каждая минута, как натянутая струна – еще чуть-чуть, и оборвется, вспарывая плоть и ломая кости.

Я включаю голосовое и перезаписываю его уже в третий раз.

– Лёш… Скажи только, что ты успел. Что всё нормально. Я не знаю, выдержу ли, если что-то пойдёт не так. Пожалуйста, помоги. Пожалуйста, Лёшенька-а-а…

Стираю. Отправлять не буду. Не хочу его отвлекать.

Только откладываю телефон, тот начинает вибрировать, вытаскивая меня из болота тревоги. Я хватаю айфон и, не глядя, кто звонит, прижимаю к уху:

– Алло!

– Ну, привет, малыш.

Тегляев! Я замираю. Пальцы начинают дрожать. Первый порыв – сбросить тут же. И внести в черный список очередной номер, но разве это решит проблему?!

– Привет, Иван. Ты зачем звонишь?

– Соскучился.

– Не стоит. Между нами все кончено. Я серьезно.

– Это я и хотел обсудить.

– По-моему, здесь совершенно нечего обсуждать.

– Лично мне так не кажется. Согласен. Я перегнул палку. Мне очень жаль. Но за это ты меня уже наказала, правда?

– Я? Наказала?

– Ну-у-у-у, чисто по-человечески, скажем прямо, ты себя повела неправильно. Тебя приютили, тебя любили… А ты?

Меня будто током бьёт. Я поднимаюсь, начинаю ходить по комнате.

– Странная у тебя любовь, Вань. Она мне чуть было не стоила жизни.

– Сказал же – перегнул, – умасливает меня Тегляев, но я слишком хорошо его изучила, чтобы не чувствовать набирающую обороты грозу внутри него. – Больше такого не повторится. Возвращайся домой, маленькая. У меня для тебя кое-что есть. Тебе понравится.

– Иван, услышь меня, пожалуйста. Я не шучу…

– Цену себе набиваешь? – издевательски хмыкает тот.

– Да нет же! Просто не могу так больше. Все. Прости…

– У тебя кто-то есть? Волков? Он тебя перекупил, что ли?

– Господи, почему ты говоришь, будто я шлюха какая-то?! Ты же з-знаешь, что у меня кроме тебя… – от возмущения я начинаю задыхаться. А Тегляев, как настоящий вампир, получив от меня нужную ему дозу эмоций, опять становится добреньким.

– Не шлюха! Ты моя девочка, да… Только моя. Так было, так есть, и так будет. Сама же знаешь, я прав. Прекращай ерепениться и возвращайся домой. Я подумал, что нам нужно двигаться дальше…

– Куда-а-а? – стону я, четко понимая, что до него просто невозможно достучаться! Я злюсь, что мне приходится тратить на это время.

– Куплю тебе дом, тачку… Хочешь Роллс-ройс? Родишь мне ляльку… Твои подружки-шлюшки сдохнут от зависти.

Тегляев хохочет, словно сказал что-то и впрямь смешное. А мне так мерзко от его смеха, боже…

– Нет. Между нами все кончено.

– Ты не можешь ничего закончить. – И снова его интонации меняются на противоположные. Голос наполняется чем-то зловещим. – Это не в твоей власти.

– Я уже закончила. А если ты будешь меня преследовать…

– То мне ничего не будет, – гадко ржет этот клоун. – Ты еще не поняла, дурочка? Я могу сделать с тобой что угодно. Могу сделать так, что ты сама ко мне приползешь и будешь лизать мне ноги, лишь бы я тебя принял…

Глава 9

Алексей

– Зачем ты вообще с ним говорила? – переспрашиваю я, чувствуя, как в груди поднимается идиотская совершенно ревность. В комнате повисает напряжение. Отец Сабины смотрит на дочь с явным замешательством и лёгкой тревогой. Сама она старается избегать моего взгляда, нервно теребя край футболки. Не нравится мне всё это, совсем не нравится.

– Он звонил с неизвестного номера. А я ждала каких-то новостей от папы. Вот и ответила.

– А мне сказать? ­– из меня выплескивается раздражение. – Или хотя бы номер сбросить? Я вообще-то мог его отследить. Записать разговор…

– И что бы это дало? – цинично хмыкает Сабина. Бьет она точно в цель, да. И у нее есть все причины для этого упрека. Потому что до этого момента мои усилия были тщетны, но, сука, как же это нелегко признать! И как мне не нравится она такая… Ей цинизм совсем не к лицу. Она хрупкая нежная девочка, а не прожженная разбитная бабища, для которой такое поведение – норма.

Сжимаю кулаки, борясь с желанием высказать всё, что думаю о такой безалаберности. Не хватает ещё, чтобы он начал звонить ей снова, угрожать или, хуже того, чтобы предложить встретиться. Меня буквально скручивает от одной мысли о том, что она может снова оказаться рядом с этим монстром.

– Ясно, – цежу я.

– Лёш, – тут же сдувается Сабина, и ее взгляд становится виноватым. Гребаный детский сад!

– Ты понимаешь, что так нельзя? Ты же не ребёнок! Да, возможно, это ничего не даст в суде. Но ты подумай хотя бы о своей безопасности!

– Я думаю! – вспыхивает Сабина. – Но в тот момент я вообще плохо соображала. Мне было страшно. Я просто растерялась, понимаешь?

Сабинкин отец смотрит на нас, переводя взгляд с меня на дочь, затем неловко откашливается и произносит:

– Тормози, майор, Саби права. Она же не спецназовец, у неё есть право испугаться. Уверен, ты и сам это понимаешь.

Наверное, он прав. Я выдыхаю, пытаясь успокоиться и не накалять обстановку. Но это чертовски сложно, когда я отчетливо представляю, к каким последствиям могут привести любые её необдуманные действия.

О том, почему ее безопасность стала для меня так важна, я пока стараюсь не думать. Впрочем, и дураку ясно, что дело тут не только в профессиональном долге, как бы я себя ни уверял. Саби… Блин, как красиво – Саби... Так вот она права – я далеко не каждому помогаю так, как ей. Это давно вышло за рамки моих профессиональных обязанностей, став для меня чем-то личным. И все только усложнилось, когда она меня поцеловала.

– Хорошо, – через силу киваю я. – Давайте договоримся сразу: ты сообщаешь мне о любых попытках Тегляева выйти на связь. Незамедлительно. Без всяких там «я растерялась».

– Договорились, – кивает Сабина.

Она смотрит на меня глазами, полными чувства вины и такого детского, искреннего раскаяния, что моя злость медленно гаснет.

Я смотрю на Саби украдкой, отмечая, что реагирую на нее, как сопливый пацан. Притягивает она меня, и это совершенно бессмысленно отрицать. Но что мне делать со своей тягой, я пока в душе не ебу. Девчонка запуталась, попала в беду, ее желание опереться на кого-то сильного вполне понятно. И тут самым правильным было бы предположить, что ее действия были лишь импульсивным порывом, да спустить все на тормозах, но… Разве я смогу сделать вид, что ничего не было? Дерьмо. Я совершенно не заточен на то, чтобы гадать и выискивать подтексты. Мне бы конкретику, может, я бы и сориентировался, а пока…

– Супер. Тогда я спать.

Ночь в разгаре, а мне с утра на работу. Потягиваюсь так, что трещат кости. Зеваю в плечо и жму Игорю руку. Хороший он мужик все-таки. Я сначала к нему с негативом отнесся, осудил за то, что он допустил случившуюся с Сабиной историю, но через полчаса разговора изменил свое мнение. Потому что легко обвинять человека, когда не был на его месте. А на деле никто не знает, на какие бы я сам пошел компромиссы с совестью, чтобы вытащить дочь с того света.

– Извини еще раз за беспокойство. Мы завтра уедем.

– Сабине будет лучше остаться здесь, – моментально напрягаюсь я.

– Это неудобно. Хватит с нее большого города.

– Пап! А универ? Ты что? Я никуда не поеду! – возмущается Сабина. Игорь растерянно проводит пятерней, откидывая упавшие на лоб волосы.

– Ты все-таки подумай. Утро вечера мудреней. А учебу можно и заочно окончить.

От мысли, что эта девочка может уехать в свою тьмутаракань, мне становится не по себе.

– А наш план? Вы же вроде согласились поднять шумиху?

Сабина часто-часто кивает. Игорь задумчиво чешет бровь.

– Ладно, я еще подумаю, как лучше. В любом случае тебе, Лёш, за все большое спасибо. Не все у вас тут скурвились, оказывается.

Сомнительный комплимент. Но Сабинкиного отца понять можно. Киваю, еще раз пожимаю его сухую ладонь и ухожу к себе. Сквозь дрему слышу, как Саби возится, застилая отцу кровать. О чем-то с ним шепчется. Мысль о том, что она уедет в родной городок, жужжит надоедливой мухой и раздражает так, что аж скулы сводит. Какой уж тут сон? Хотя казалось бы – баба с воза – кобыле легче. Это ее жизнь, ее решения, я-то здесь каким боком? И вообще, с чего вдруг её отъезд меня волнует так, будто это вопрос моей собственной жизни и смерти? Всего-то из-за одного-единственного поцелуя? С этой мыслью я все-таки засыпаю, а просыпаюсь от странного ощущения. Сон, лёгкий и тревожный, уходит рывком, оставляя после себя едва заметное беспокойство. В комнате тихо, только из гостиной доносится тиканье часов и приглушённый шум улицы из окон. А ещё – чьё-то дыхание рядом. Тёплое, осторожное, чуть сбивчивое…