Сосед из подвала – тёмный маг

Глава 1. Побег, развалюха и… незваный гость

Колесо дилижанса с оглушительным стуком подпрыгнуло на очередном камне, и меня швырнуло на жесткую, вытертую до блеска деревянную стенку. Я больно ударилась плечом, но даже не поморщилась. Боль была якорем, который удерживал меня в реальности, не давал сознанию раствориться в вязком, липком киселе страха. Страх был моим единственным спутником последние двое суток. Он сидел напротив, на месте невидимого пассажира, и скалился, глядя на меня пустыми глазницами. Подванивал дорожной пылью, кислым потом и безнадежностью.

Я сжала в кулаке узелок с деньгами, спрятанный в глубоком кармане дорожного платья. Ткань была грубой, самой дешевой, какую я только смогла найти на рынке, сменив на нее свое шелковое платье в первой же деревне. Монеты – все, что у меня было. Все, что отделяло меня от голодной смерти или, что еще хуже, от возвращения в позолоченную клетку, которую мой отец называл «домом».

В дилижансе, кроме меня, тряслась еще пара – пожилой фермер с женой, оба пахнущие навозом и луком. Они дремали, привалившись друг к другу, и их мерное сопение было единственным звуком, кроме скрипа колес и недовольного фырканья лошадей. Я им завидовала. Завидовала их спокойствию, их простому, понятному миру, где самой большой бедой мог стать неурожай или падеж скота. Моей бедой был мужчина. Мужчина, которому отец продал меня, как племенную кобылу, – барон фон Гросс. Старый, обрюзгший, с влажными ладонями и запахом тлена изо рта. Он смотрел на меня, как на сочный кусок мяса, и уже подсчитывал, сколько здоровых наследников сможет выжать из моего молодого, крепкого тела.

Ком тошноты подкатил к горлу. Я сглотнула, силясь прогнать непрошеное воспоминание. Последний ужин в доме отца. Барон, сидящий во главе стола. Его сальный взгляд, скользящий по моему декольте. И отец, сияющий от гордости, поднявший бокал за «счастливый союз». В тот момент во мне что-то оборвалось. Тонкая нить дочерней любви и послушания, которую я так старательно плела все эти годы, лопнула с оглушительным треском. Я – Марта Колинз, и я не вещь. Не товар. Не инкубатор для чужих наследников.

Ночью, когда дом уснул, я ушла. Взяла только шкатулку с деньгами, которые копила годами, продавая свои вышивки, да сменное белье. Никаких сентиментальных прощаний, никаких слез. Только холодная, звенящая пустота в груди и одна-единственная мысль, стучащая в висках: «Прочь».

Дилижанс ехал на север, в сторону Гнилых Топей. Название было отвратительным, и я надеялась, что именно поэтому ни отец, ни ищейки барона не станут искать меня в такой дыре. Я хотела затеряться. Стать никем. Начать с чистого листа, даже если этот лист будет грязным и заляпанным болотной жижей.

За окном проплывали унылые пейзажи. Чахлые деревья, серые поля, редкие, вросшие в землю деревушки. Воздух становился влажным, пах тиной и сыростью. Когда дилижанс наконец остановился на главной площади Гнилых Топей, я чуть не разрыдалась от разочарования. Это была даже не площадь, а просто утоптанный пятачок грязи между тремя кривыми домами и покосившейся колокольней. Несколько местных проводили наш дилижанс мутными, нелюбопытными взглядами. Казалось, само время здесь замедлило свой бег и уснуло в луже у обочины. Идеальное место, чтобы исчезнуть.

Я сняла комнату в единственной гостинице, если можно было так назвать это строение с грязными окнами и скрипучей вывеской «Приют усталого путника». Хозяин, толстый и потный, смерил меня оценивающим взглядом, но деньги взял без вопросов. Комната оказалась крошечной каморкой с кроватью, набитой комковатой соломой, и треснувшим кувшином для умывания. Но после двух суток в дилижансе она показалась мне верхом комфорта.

Первым делом я решила осмотреться и понять, как жить дальше. Деньги не были вечными. Мне нужна была работа. Или собственное дело.

***

Гуляя по единственной улице городка, я чувствовала себя белой вороной. Моя осанка, хоть я и старалась сутулиться, моя кожа, еще не обветренная и не сожженная солнцем, выдавали мое происхождение. Женщины смотрели с подозрением, мужчины – с плохо скрытым интересом. Нужно было срочно что-то менять.

И тут я его увидела. На самом отшибе, там, где городская улица переходила в дорогу, заросшую бурьяном, стоял он. Старый, заброшенный трактир. Двухэтажное здание из почерневшего камня и дерева, с просевшей крышей и заколоченными досками окнами. Вывеска, раскачиваемая ветром, жалобно скрипела. На ней еще можно было разобрать стертые буквы: «Золотой грифон». Но от грифона остался лишь облезлый хвост.

Что-то внутри меня дрогнуло. Я подошла ближе. Обошла здание вокруг. Заглянула в щель между досками. Внутри царил мрак и запустение. Но я видела не это. Я видела большой зал, полный людей. Слышала треск огня в очаге, звон кружек, смех и разговоры. Я чувствовала запах жареного мяса и свежего хлеба. Я видела себя за стойкой – хозяйку. Не бесправную жену, не красивую куклу, а хозяйку своей собственной жизни.

Эта мысль была такой ошеломляющей, такой пьянящей, что у меня закружилась голова. Я нашла контору единственного в городе нотариуса – маленького, похожего на сушеный гриб старичка. Когда я спросила его про трактир, он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

– «Золотой грифон»? Да он уж лет двадцать как пустует, милочка. С тех пор, как последний хозяин повесился прямо на балке в главном зале. Говорят, место проклято.

Меня передернуло, но я не отступила. Проклятия меня не пугали. Люди были страшнее.

– Он продается?

Старичок пожал плечами и полез в свои пыльные бумаги. Оказалось, что трактир отошел городу за долги, и магистрат будет только рад от него избавиться. Цена, которую он назвал, была смехотворной. Но даже она составляла почти все мои сбережения. Я колебалась всего мгновение. Это был мой шанс. Единственный.

Сделка состоялась на следующий день. Я отдала нотариусу почти весь свой узелок с монетами. Взамен я получила пожелтевший пергамент с городской печатью и огромный, ржавый ключ. Когда я вышла из конторы, в кармане у меня осталась лишь горстка медяков, но я чувствовала себя самой богатой женщиной на свете. Я была владелицей.

Глава 2. Мой подвал – мои правила!

Секунда. Две. Три. Время растянулось, как патока. Я стояла, вцепившись в фонарь побелевшими пальцами, и не могла сдвинуться с места. Мозг отчаянно пытался обработать информацию, но отказывался верить в реальность происходящего. В моем подвале. В моем собственном, купленном на последние деньги трактире. Сидит. Невероятно красивый. И невероятно опасный. Мужчина. И заявляет, что я ему мешаю. Медитировать.

Первая волна ледяного ужаса, сковавшего мое тело, начала отступать, уступая место чему-то другому. Горячему, злому, обжигающему. Ярости. Что он себе позволяет? Кто он такой? Я сбежала от одного тирана, который хотел завладеть моим телом, чтобы попасть в лапы к другому, который захватил мой подвал? Нет. Хватит. С меня хватит.

Я сделала глубокий вдох, наполняя легкие сырым, холодным воздухом погреба. Мой голос, когда я заговорила, дрожал, но не от страха, а от бешенства.

– Медитируете? – переспросила я, вкладывая в это слово столько яда, сколько смогла. – Как мило с вашей стороны! Боюсь только, вам придется найти для своих духовных практик другое место. Например, ближайшую канаву! Потому что это – мой трактир!

Он даже не шелохнулся. Только насмешливая искорка в его глазах стала ярче.

– Твой? – он обвел подвал медленным, уничижительным взглядом. – Это нагромождение гнили и паутины? Весьма сомнительное приобретение. Впрочем, меня это не касается. Я был здесь первым.

– И первым отсюда вымететесь! – взвизгнула я. Кровь стучала в ушах, заглушая голос разума. Я видела перед собой только его высокомерное лицо, его презрительную усмешку. Я забыла о страхе, о странном запахе магии, о его пугающих глазах. Я была хозяйкой, чью собственность нагло захватили.

Я огляделась в поисках оружия. Ничего подходящего. Тогда я поставила фонарь на пол, выскочила из подвала и через мгновение вернулась, вооруженная самой крепкой метлой, какую только смогла найти. Я выставила ее перед собой, как копье, чувствуя себя до смешного глупо, но не собираясь отступать.

– Убирайтесь! Немедленно! Или я позову стражу!

– Стражу? – он рассмеялся. Тихим, безрадостным смехом, от которого у меня по коже поползли мурашки. – В этой дыре есть стража? Не смеши меня, женщина. И убери эту палку, пока не наделала глупостей.

– Это не палка, а метла! И я сейчас покажу вам, на что она способна! – я сделала выпад в его сторону.

Не успела... Я даже не поняла, как это произошло. Он не встал с бочки, не пошевелил и пальцем. Просто посмотрел на метлу. И она вспыхнула. Ярким, неестественно-зеленым пламенем. Жар опалил мне руки, я вскрикнула и отбросила то, что еще секунду назад было моим оружием. Деревянная ручка рассыпалась в воздухе горсткой серого пепла, который медленно осел на каменный пол.

Я смотрела на свои покрасневшие ладони, потом на кучку пепла, потом на него. И вот тогда страх вернулся. Не тот тупой, животный страх, который я испытывала в дилижансе. Это был другой страх. Первобытный. Ужас перед неведомой, разрушительной силой, которая могла испепелить меня так же легко, как эту несчастную метлу.

В погребе стало невыносимо холодно. Холод шел не от каменных стен. Он исходил от него. Я видела, как мое дыхание превращается в облачка пара. Иней покрыл ближайшие бутылки, расползаясь по стеллажам причудливыми узорами.

– Я предупреждал, – его голос прозвучал уже не в ушах. Он возник прямо у меня в голове. Ледяной, чужой, он копошился в моих мыслях, как змея. – Еще одна истерика, и пеплом станешь ты. А теперь убирайся. Ты нарушаешь мою концентрацию.

Меня трясло. Зубы выбивали мелкую дробь. Я хотела бежать, но ноги словно вросли в пол. Я смотрела в его глаза, в эти темные омуты с золотыми искрами, и понимала, что он не шутит. Он убьет меня. И никто даже не узнает, куда я пропала. Новая хозяйка трактира, которая исчезла так же внезапно, как и появилась.

И снова на смену страху пришла злость. Тупая, отчаянная злость загнанного в угол зверя. Я не для того сбежала, не для того потратила все свои деньги, не для того три дня надрывалась, отчищая эту дыру, чтобы какой-то наглый колдун вышвырнул меня вон или превратил в горстку пепла! Нет! Это мой дом! Мой!

Я не знала, откуда взялись силы. Я развернулась и, спотыкаясь, бросилась вверх по лестнице. Я выскочила из подвала, как ошпаренная, и со всей силы захлопнула тяжелую дубовую дверь. Грохот эхом прокатился по пустому трактиру. Не раздумывая ни секунды, я навалилась на засов и сдвинула его на место. Ржавый металл заскрежетал, но встал в пазы.

Я прижалась спиной к холодной двери, тяжело дыша. Сердце колотилось о ребра, как бешеная птица. Я заперла его. Я заперла чудовище в собственном подвале. Что я наделала?

И в этот момент из-за стойки, лениво и грациозно вышел… кот. Огромный, рыжий, с белой грудкой и наглыми зелеными глазами. Он поднял голову и посмотрел прямо на меня. В его взгляде читалось столько осмысленного сарказма, что я на миг забыла о маге. Кот зевнул, демонстрируя впечатляющие клыки, неторопливо походил по залу и сел рядом, взглянув на меня. Взгляд его словно говорил: «Ну, и что ты будешь делать теперь, дурочка?»

Я медленно сползла по двери на пол. Меня била дрожь. Я сидела в своем трактире, заперев в подвале могущественного мага, а рыжий кот смотрел на меня с немым укором. Ситуация была абсурдной до истерики. Я обхватила колени руками и рассмеялась. Тихим, срывающимся смехом, больше похожим на рыдания.

Что ж, Марта Колинз. Ты хотела самостоятельной жизни? Получай.

Я просидела у двери, наверное, с час, пытаясь унять дрожь и привести мысли в порядок. Силой его не взять, это я уже поняла. Значит, нужно действовать иначе. Я хозяйка, а он – незваный гость. Иждивенец. И я заставлю его это почувствовать.

Собрав остатки мужества, я поднялась на ноги и, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже и громче, крикнула, прижавшись губами к двери:

– Медитируйте, сколько влезет, милостивый государь! Но учтите, еды вы не получите, пока не заплатите за постой! И за моральный ущерб! И за метлу!

Глава 3. Хрупкое перемирие и говорящий кот

Первый день моей осады прошел под знаменем шума. Я объявила войну тишине, царившей за дубовой дверью подвала. Тишина была его союзником, его оружием, и я намеревалась лишить его этого преимущества. Я проснулась с первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь мутные, засиженные мухами стекла, и мое тело ныло от непривычной работы и сна на жестком плаще. Но в голове была звенящая, ясная решимость. Я не сдамся. Это мой дом.

Моим первым боевым действием стал завтрак. Я нашла на кухне старый чугунный котелок и пару кривых, погнутых сковородок. Я гремела ими так, будто готовила пир для целой армии, а не пыталась поджарить на остатках сала кусок черствого хлеба. Каждый удар половника о край котелка был выстрелом по вражеской территории. Я представляла, как он там, внизу, в своем холодном мраке, вздрагивает от каждого звука, как его точеное аристократическое лицо кривится от раздражения. Эта мысль придавала мне сил. Я даже начала напевать себе под нос какую-то бравурную солдатскую песню, которую однажды слышала на ярмарке. Слова я путала, мотив безбожно врала, но это было неважно. Главное – громкость.

После завтрака я возобновила уборку, превратив ее в акт вандализма. Я таскала по залу тяжелые дубовые столы, и их ножки с оглушительным скрежетом царапали каменный пол. Я швыряла сломанные стулья в угол, создавая как можно больше грохота. Я била выбивалкой для ковров по пыльным портьерам, которые нашла в одной из комнат наверху, и облака едкой, вековой пыли наполняли воздух, заставляя меня чихать до слез. Но я не останавливалась. Я была фурией, одержимой местью. Местью за свой страх, за унижение, за сожженную метлу.

Из подвала не доносилось ни звука. Ни единого. Эта тишина давила, становилась почти осязаемой. Она была похожа на затишье перед бурей. Я то и дело замирала, прислушиваясь, ожидая грохота, крика, магического удара, который разнесет дверь в щепки. Но ничего не происходило. И это пугало еще больше.

К полудню моя боевая ярость начала иссякать, уступая место тревоге. Я села на один из отмытых столов, тяжело дыша. В трактире стояла пыльная взвесь, пахло сыростью и моим потом. А что, если он просто не обращает на меня внимания? Что, если мой шум для него – не более чем жужжание назойливой мухи? Или, что еще хуже, что если он там… умер? Эта мысль была внезапной и острой, как укол иглой. Я представила его высокое, худое тело, лежащее на холодном каменном полу. И что я буду делать тогда? Жить в доме с трупом в подвале? Совесть, которую я считала давно похороненной под слоем обид и разочарований, вдруг подала голос. Я заперла живого человека без еды и воды. Пусть он и маг, чудовище, но он человек. Наверное.

Я подошла к двери подвала на цыпочках, словно боялась его разбудить. Приложила ухо к холодному дереву. Тишина. Абсолютная, мертвая. Сердце заколотилось от дурного предчувствия. Я тихонько постучала костяшками пальцев.

– Эй! Вы там… живы?

Ответом мне было все то же безмолвие.

Я отошла от двери, кусая губы. Что делать? Открыть засов? А если это ловушка? Если он только и ждет, чтобы я это сделала? Чтобы выскочить и… испепелить меня?

Нет. Я не поддамся на провокацию. Он сам виноват. Он захватил мой дом. Он мне угрожал. Это самооборона. Я повторяла это про себя, как заклинание, но оно не помогало. Образ его бледного, безжизненного лица преследовал меня.

Остаток дня я провела в тревожном ожидании. Я уже не шумела. Я тихо отмывала окна, стараясь не смотреть в сторону подвала. Но его дверь, темная, обитая железом, притягивала взгляд, как магнит. Она была центром моего нового мира, черной дырой, которая засасывала все мои мысли и чувства.

Когда начало смеркаться, страх смешался с голодом. Я поняла, что у меня почти не осталось еды. Нужно было идти в город, на рынок. Но я боялась оставить трактир без присмотра. Боялась, что, пока меня не будет, он выломает дверь. Или что я вернусь, а он так и не подаст признаков жизни, и мне придется жить с этой страшной тайной.

Ночь была еще хуже, чем предыдущая. Я снова устроилась за стойкой, но сон не шел. Каждый скрип старого дерева казался шагами. Каждое завывание ветра в трубе – его голосом. Я засыпала на несколько минут и проваливалась в кошмары, где зеленый огонь пожирал мой новый дом, а темные глаза с золотыми искрами смотрели на меня с холодным торжеством.

Утром я проснулась разбитая и злая. Злая на него, за то, что он превратил мою мечту в тюрьму. Злая на себя, за свою слабость и страх. Все. Хватит. Война на истощение так война на истощение. Посмотрим, кто кого.

Я решила исследовать верхний этаж. Там было несколько комнат для постояльцев. Такие же грязные и запущенные, как и все остальное. В одной из них я нашла старую кровать с просевшим матрасом, набитым чем-то комковатым. Но это было лучше, чем спать на полу. Я вытащила матрас на улицу, чтобы проветрить, и принялась за уборку. Я нашла в сундуке несколько побитых молью, но еще крепких одеял. Отмыла пол, протерла стены. К вечеру у меня была своя собственная комната. Маленькая, убогая, но моя. С окном, выходящим на заросшую дорогу. Я перетащила туда свои немногочисленные пожитки и почувствовала себя немного лучше. У меня появилось свое убежище. Своя цитадель внутри осажденной крепости.

Ночью я лежала на новой кровати, укрывшись колючим одеялом, и слушала тишину. Она больше не казалась мертвой. Она была живой, напряженной, полной ожидания. Мы оба ждали. Кто сдастся первым.

И тут, в этой густой, вязкой тишине, я услышала тихий скрежет. Не в подвале. А у двери моей комнаты.

Я замерла, боясь дышать. Сердце пропустило удар, а потом забилось так громко, что, казалось, его слышно по всему дому. Он выбрался. Он пришел за мной. Я вжалась в стену, натягивая одеяло до самого подбородка, и зажмурилась, ожидая конца.

Скрежет повторился. Тихий, настойчивый. Я открыла глаза. Под дверью виднелась тонкая полоска света от луны, пробивавшейся в коридор. И в этой полоске мелькнула тень. Маленькая.

Я сползла с кровати. На ватных ногах, стараясь не издавать ни звука, я подошла к двери. Прислушалась. За дверью кто-то был. Он тихо дышал.