Декабрь в Екатеринбурге — это не предвкушение праздника, а состояние вечной мерзлоты. За окном кабинета сгущаются ранние уральские сумерки. Небо, затянутое тяжёлым, промышленно-серым одеялом, изредка роняет на город колючие иглы снега. Внизу на улице, уже зажигаются гирлянды, но их натужное веселье кажется чужим и далеким. У меня в голове — свой, отдельный ландшафт, цифровой и безжалостный. Сплошной белый шум из цифр, смет, приказов по стройкам, приглушенного гула голосов с московского созвона и нарастающего, как снежный ком, чувства, что я не успеваю. Никогда, чёрт возьми, не успеваю.
Эти дни напоминают мне испорченный адвент-календарь — за каждой шикарной картонной дверцей прячется не изысканная шоколадка, а новая, сверхсложная задача. Пахнет не мандаринами и хвоей, а стерильной пылью от перегретого ноутбука, дорогим кофе и едва уловимым запахом стресса.
Проект «Омега Парк» — мой шанс. Не на выживание — с деньгами у моей строительной компании «Гефест Холдинг» всё в порядке. Нет, это трамплин в другую лигу. Тот самый, с которого можно взлететь с регионального подрядчика на уровень федерального игрока. «Омега Парк» — это не просто жилой комплекс. Это огромная территория бывшего завода, которую я хочу превратить в современный, умный квартал с собственной инфраструктурой. Но земля — федеральная, и ключ к ней лежит в Москве, в кабинетах чиновников.
Сейчас я пытаюсь через плотное кольцо московских лоббистов и консультантов пробить эту сделку, получить те самые драгоценные разрешения. Я знаю, что за мной пристально следят не только конкуренты, но и большие шишки из столицы, оценивая, можно ли со мной иметь дело. «Омега Парк» должен не просто окупиться — он должен сиять, поражать, стать эталоном. Вместо этого бумажная волокита и московские «согласования» медленно, как радиация, выжигают из меня душу, оставляя лишь раздражительность и циничное понимание всей этой кухни.
Окончательное решение по земле — через два дня. Два дня до дедлайна, который определит будущее всей моей компании. Каждая минута — валюта, дороже доллара и евро вместе взятых.
— Пап, смотри!
В гостиную, словно порыв свежего ветра, врывается Мия. Моя шестилетняя молния, одетая в ярко-розовые леггинсы и футболку с персонажами из мультика «Маша и медведь». Она проносится по просторной комнате с панорамными окнами, волоча за собой огромного плюшевого единорога.
— Класс, солнышко, — бросаю я, даже не отрывая взгляда от экрана, где три виртуальных монитора показывают финансовую модель, чертежи генплана и чат с московскими юристами. — Иди, поиграй в своей комнате, договорились? Папе критически важно сейчас поработать.
Из-за двери доносится обиженное «хорошо». Чувство вины, острое и знакомое, колит под ложечкой. Я обещал ей в эти выходные выбрать самую пушистую ель и нарядить её вместе. Мы даже не купили мандаринов.
Следующие два часа пролетают в режиме гиперфокуса. Я сижу на шестом по счёту созвоне, пытаясь втолковать утонченному, с идеальными манерами московскому консультанту Артёму Игоревичу, что «ускорить получение заключения Мосгосэкспертизы» — это сложный бюрократический танец.
— Мирослав Вячеславович, вы нас слышите? — из динамика доносится голос Артёма Игоревича, не скрывающего лёгкого раздражения. — В комитете ждут окончательного пакета документов. Им не нравятся ваши расчёты по транспортной нагрузке. Это надо было исправить ещё вчера. Вы понимаете, что Новый год на носу? Все хотят поскорее уйти на законные выходные.
В какой-то момент я осознаю, что в квартире стоит подозрительная тишина. Ни топота, ни веселых возгласов. Сердце на секунду ёкает. «Наверное,мультики смотрит», — мелькает обманчиво спасительная мысль. Ошибка. Фатальная ошибка самонадеянного родителя.
Когда созвон, наконец, завершается виртуальными рукопожатиями и обещаниями «всё уладить», я откидываюсь в кресле. Спина гудит от напряжения. Но я поднимаюсь, решив проверить, чем занята Мия, и делаю первый шаг из кабинета в коридор. Нога с противным, прилипчивым звуком погружается во что-то мокрое и холодное.
Опускаю голову, коврик в прихожей промок насквозь, превратившись в бесформенную, мокрую массу. Вода. По щиколотку. Она сочится из-под двери ванной комнаты, растекаясь по новому паркету.
Волна паники, стремительная и леденящая, смывает всю усталость, все мысли о сделке. В висках стучит пульс.
— Мия?!
Распахиваю дверь в ванную. Картина достойна полотна какого-нибудь сюрреалиста, специализирующегося на бытовых кошмарах. Пол похож на миниатюрное озеро. В центре этого водного царства, счастливая и довольная, сидит моя белокурая катастрофа. И с упоением наблюдает, как вода, переливаясь через край ванны, устремляется на плитку.
— Папа, смотри! — ее голос звенит от восторга. — Я сделала озеро для Барби! — Она торжествующе трясет в воздухе куклу.
В голове со скоростью процессора, проносится молниеносный расчет: ремонт у соседей снизу — я даже не знаю, кто там живёт, но представляю себе какую-нибудь ворчливую бабку, которая закатит скандал. И чёртов дедлайн, который теперь смеётся надо мной горьким, саркастическим смехом. Во мне что-то щёлкает, переходя в режим холодного, отстраненного анализа проблемы.
— Мия! Иди в комнату и переоденься в сухие вещи, — произношу я, и мой голос звучит неестественно спокойно.
Я действую быстро и без лишних эмоций. Срываю с полотенцесушителя все махровые полотенца. Начинаю сгребать в охапку всё, что может впитать влагу. Сваливаю это в подобие дамбы и начинаю методично промокать, отжимать в ванну, снова промокать. Пока пытаюсь высушить пол, выстраиваю в голове алгоритм: локализовать утечку, минимизировать ущерб, оценить риски. Соседи. Мысли упираются в соседей снизу, в их ремонт.
Проходит минут двадцать этой безрезультатной борьбы, когда сквозь шум воды и шелест ткани до меня добирается резкий, настойчивый звонок в дверь.
Время останавливается. В квартире повисает звенящая тишина, нарушаемая лишь мерным капанием с края раковины.