Соседская тайна

Глава 1. Тихое убежище и внезапная тревога

Уют в моей двухкомнатной квартире на окраине города был ощутим, почти осязаем. Он витал в аромате свежезаваренного чая с бергамотом, прятался в мягких складках старого, потертого до дыр пледа и выразительно урчал на моих коленях, приняв форму пушистого серого комка по имени Мотя. Этот вечер был точной копией сотен предыдущих: тихий вторник, сериал, который я смотрела уже в который раз, и легкая усталость после рабочего дня, проведенного за раскладкой цифр в бухгалтерской программе. Цифры были предсказуемы. Они подчинялись логике. В них не было места сюрпризам. Как и в моей жизни.

Я провела ладонью по теплой спине Моти, чувствуя под пальцами мелкую дрожь безмятежного мурлыкания.

—Довольна, хозяюшка? — прошептала я, зачерпывая последнюю ложку пасты с тунцом. — Всю мою порцию съела. Совсем обнаглела.

Мотя в ответ лишь блаженно прищурила свои янтарные глаза, всем видом показывая, что ее мироздание совершенно и состоит исключительно из еды, тепла и моих коленей. Иногда, в особенно задумчивые минуты, я ловила себя на легкой, почти неосознанной зависти к ее кошачьей безмятежности.

За окном посветлело неестественным, резким светом, и через секунду грохот грома потряс стекла. Лето в этом году было нервным, взрывным, с внезапными ливнями, обрушивающимися на город без предупреждения.

Я вздрогнула, и ложка с грохотом упала на тарелку. Но это было ничто по сравнению с реакцией Моти. Обычно невозмутимая, она взметнулась на лапы, шерсть встала дыбом, ее тело напряглось в одной судорожной дуге. Следующий удар грома, еще более оглушительный, прокатился прямо над крышей нашего дома. Испуганное животное, движимое слепым инстинктом, метнулось прочь от окна. Ее прыжок был слепым и неуклюжим. Он пришелся точно на ручку старой, никогда нормально не закрывавшейся кухонной форточки.

Раздался короткий, сухой щелчок защелки, скрежет дерева по дереву, и… тишина.

Звенящая, оглушительная тишина, что наступает сразу после катастрофы.

— Мотя? — мой голос прозвучал странно громко в этой внезапной тишине.

Я замерла, слушая. Ни довольного урчания, ни топота мягких лап. Только завывание ветра и нарастающий стук дождя по стеклу. Сердце внезапно сделало в груди болезненный кувырок, отозвавшись холодной пробирающей дрожью.

Я сорвалась с дивана и бросилась на кухню. Пусто. Старая форточка распахнута, на подоконнике темнели мокрые следы лап. Я высунулась в проем, и ледяная струя дождя тут же ударила мне в лицо.

— Мотя!

Вспышка молнии на миг осветила двор. И в ее синеватом, призрачном свете я увидела. Испуганный серый комок, отчаянно цепляясь когтями, сползал по водосточной трубе, шлепнулся на карниз второго этажа и, подхваченный новой порцией ветра, юркнул в густую, темную чащу сирени, что отделяла наш панельный дом от такого же соседского.

Паника накрыла меня с головой, горячая и тошнотворная. Мотя! Домашняя, изнеженная, никогда не знавшая улицы кошка! Она одна, в такую грозу, в незнакомом месте…

Мысли путались, сбиваясь в комок леденящего ужаса. Не думая, не отдавая себе отчета в действиях, я накинула первый попавшийся под руку дождевик поверх домашней футболки и штанов с пингвинами, натянула какие-то разношенные кеды на босу ногу и выскочила на лестничную площадку.

Ветер встретил меня у подъезда, хлестнув мокрыми ветками сирени по лицу. Дождь лил стеной, мгновенно промочив волосы и добравшись до кожи. Я побежала к кустам, крича, не стесняясь никого, голосом, срывающимся на фальцет:

— Мотя! Мотька! Иди ко мне! Домой!

Я раздвигала мокрые, пахнущие мокрой землей и листвой ветки, заглядывала под каждую машину, вскакивала на колени, чтобы проверить пространство под низкими бетонными плитами скамеек. В ответ — только шум ливня, далекие раскаты грома и нарастающее, комом в горле, отчаяние. Слезы текли по щекам, смешиваясь с дождевой водой. Я чувствовала себя беспомощной, потерянной, предательницей. Как я могла допустить это?

Из соседского подъезда, того самого, что через двор, открылась дверь, и на свет вышла высокая мужская фигура. Он был под большим черным зонтом, и вначале я видела только его — огромный зонт, как щит против непогоды. Он сделал несколько шагов в мою сторону, и свет уличного фонаря упал на него.

— Вы кого-то ищете? — его голос был низким, немного глуховатым, но удивительно спокойным. Он прозвучал как якорь, который цепляется за дно в бушующем море.

Я подбежала к нему, запинаясь, почти плача. В свете фонаря я разглядела его лицо. Смугловатая кожа, темные, почти черные волосы, коротко стриженные, резкие черты лица и пронзительные, очень светлые, серые глаза, которые смотрели на меня с безмятежным, изучающим спокойствием. Сосед. Тот самый, который недавно переехал в дом напротив. Мы пару раз сталкивались в лифте, ограничиваясь кивками.

— Кошку! — выдохнула я, пытаясь отдышаться. — Моя кошка… серая, пушистая… она выпрыгнула из окна… испугалась грозы… — слова вылетали пулеметной очередью, бессвязно и скомкано.

Он внимательно выслушал, не перебивая. Его взгляд скользнул по моей мокрой фигуре, по лицу, по дурацким пингвинам на штанах, но в его глазах не было ни насмешки, ни раздражения. Только деловая концентрация.

— Понимаю, — кивнул он. — Я видел. Несколько минут назад. Она промчалась как раз отсюда, — он указал зонтом в сторону глухого заднего двора, где стояли старые, полуразрушенные гаражи. — Двигалась быстро.

— Гаражей она никогда не видела! Она там заблудится, промокнет… — мой голос снова задрожал.

Он нахмурился, оценивающе глянул на хлещущий с неба водопад, потом на меня.

—Подождите здесь, — сказал он тоном, не допускавшим возражений. — Я схожу, посмотрю. В такую погоду вам там делать нечего.

Не дожидаясь ответа, он решительно развернулся и быстрым шагом направился в сторону гаражей, его темная фигура быстро растворилась в серой пелене дождя.

Я осталась стоять под его огромным зонтом, внезапно ощущая всю комичность и нелепость своего вида. Мокрые волосы липли к щекам, пижамные штаны промокли насквозь и отяжелели, а по телу бегала крупная дрожь — не столько от холода, сколько от пережитого страха и этого странного, внезапного ожидания.

Глава 2. Шоколад и неудобные вопросы

На следующее утро моя квартира снова утопала в привычном солнечном свете, а Мотя, вылизанная до блеска, сладко спала на своем любимом кресле, как будто вчерашнего побега и не было. Но внутри меня все перевернулось. Предсказуемость дала трещину.

Я чувствовала себя обязанной. Больше того, мое любопытство было разбужено и настойчиво требовало пищи. Кто он, этот Виктор? Почему его спокойствие в ситуации хаоса показалось мне таким притягательным?

Купила в ближайшей кофейне самый дорогой и красивый плиточный шоколад, какой нашла, и, набравшись смелости, пошла к его дому. Сердце бешено колотилось, пока я поднималась по лестнице. Что я скажу? «Здравствуйте, я принесла вам взятку в виде какао-бобов за спасение кота»? Звучало идиотски.

Я долго стояла перед дверью с табличкой «316», репетируя речь. Вдохнула глубже и нажала на кнопку звонка.

Дверь открылась почти сразу, будто он стоял за ней. Он был в простой черной футболке и спортивных штанах, в руках держал тряпку, пахло свежим кофе и какой-то острой химией. Его серые глаза с легким удивлением скользнули по мне, потом по пакету в моих руках.

— Настя, — произнес он, и мое имя в его исполнении звучало как-то особенно, с легким придыханием. — Все в порядке? Кошка не сбежала снова?

— Нет-нет, — я заулыбалась как сумасшедшая, чувствуя, как горят щеки. — Мотя в полном порядке, сладко спит, воспоминания о вчерашнем подвиге, видимо, стерлись. Я… я просто хотела вас отблагодарить. Вчера была не в себе, даже нормально не поблагодарила. — Я протянула ему пакет. — Это вам. Шоколад.

Он взял пакет, заглянул внутрь, и уголки его губ дрогнули в почти улыбке.

—Зачем? Я же сказал, не стоит.

—Стоит! — возразила я слишком горячо. — Вы в такую погоду… а я… — я снова посмотрела на тряпку в его руке. — Я, кажется, помешала вам. Вы чем-то заняты.

— Мебель собираю, — он отступил шаг, приглашая войти. — Заходи, если не боишься хаоса.

Любопытство перевесило робость. Я переступила порог.

Его квартира была полной противоположностью моей. Минимум мебели, голые стены, несколько коробок в углу. И посередине гостиной — разложенные детали от какого-то сложного на вид книжного стеллажа, инструкция и разбросанные инструменты.

— Переехал недавно, как вы могли заметить, — пояснил он, проследив за моим взглядом. — Все никак не дойдут руки до обустройства. Кофе хочешь?

— Да, пожалуйста, — обрадовалась я, что есть чем занять руки.

Пока он хлопотал на крохотной кухне, я осмотрелась. Ни одной личной фотографии, никаких безделушек. Стеллаж был дорогой, из цельного дерева. И инструменты… они выглядели профессионально, не как мои жалкие отвертки из набора «собери табуретку».

— Так чем ты занимаешься, Виктор? — спросила я, принимая от него кружку с ароматным черным кофе. — Судя по твоим… экипировке, ты с мебелью на «ты».

Он прислонился к кухонному столу, изучая меня своим пронзительным взглядом.

—Что-то вроде того. Я реставратор. Старая мебель, иногда предметы интерьера. Привожу в чувство то, что другие давно списали со счетов.

— О, это интересно! — воскликнула я искренне. — Где твоя мастерская?

Вопрос, казалось бы, самый обычный, но он на секунду замялся. Легкая тень пробежала по его лицу.

—Пока что здесь, — он кивнул в сторону застекленного балкона, заваленного какими-то деревянными заготовками и банками с лаком. — Ищу подходящее помещение. Сложно с этим сейчас.

Он ответил уклончиво, и это было заметно. Я почувствовала невидимый барьер. Но прежде чем я успела что-то сказать, он спросил:

—А ты? Чем занимаешься Настя, когда не гоняется за пушистыми беглецами по грозовым дворам?

— Я бухгалтер, — сказала я, и мне вдруг стало неловко от того, насколько это скучно звучало по сравнению с его занятием.

— Цифры, — он сделал глоток кофе. — Все четко, ясно, предсказуемо. Тебе нравится предсказуемость?

Вопрос застал меня врасплох. Он был слишком личным, слишком точным. —Я… я не задумывалась, — смутилась я. — Это просто работа.

— А вне работы? — он не отпускал. Его взгляд был настойчивым, будто он видел меня насквозь, видел всю мою рутину, все мои тихие вечера с пледом и котом.

Мои щеки снова запылали. Я почувствовала себя лабораторным образцом под стеклом.

—Вне работы тоже все довольно предсказуемо, — призналась я, опуская глаза в свою кружку.

Он помолчал, а потом сказал тихо, почти про себя:

—Жаль. В тебе вчера вечером было столько… огня. Такой отчаянной энергии. Жаль, если это всего лишь реакция на испуг.

Я подняла на него глаза, пораженная. Никто и никогда не говорил со мной так… так напрямую. Никто не заглядывал за завесу моей обыденности.

— А что в этом плохого? В предсказуемости? — спросила я, уже почти защищаясь.

— Ничего, — он пожал плечами и вдруг улыбнулся своей преображающей лицо улыбкой. — Если тебе скучно не бывает. Прости, я не хотел показаться грубым. Спасибо за шоколад. Он мой любимый, кстати.

Он сменил тему, давая мне отойти от его неудобных вопросов. Мы еще немного поговорили ни о чем — о доме, о соседях, о том, как Мотя умудрилась открыть форточку. Но его слова звенели у меня в голове. «Столько огня… Жаль, если это всего лишь реакция на испуг».

Когда я собралась уходить, он проводил меня до двери.

—Заходи еще, — сказал он неожиданно. — Если захочешь. Поможешь стеллаж собирать. Видно, что ты с цифрами на «ты», а тут логика тоже нужна.

— Это приглашение или предложение о бесплатной рабочей силе? — пошутила я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— И то, и другое, — он улыбнулся снова, и на этот раз в его глазах читался открытый, заинтересованный интерес.

Возвращаясь к себе, я понимала, что наша короткая беседа всколыхнула во мне что-то важное. Он не просто отблагодарил за шоколад. Он задал вопросы, которые я боялась задать себе сама. И почему-то мне ужасно захотелось найти на них ответы. И… увидеть его снова.

Прошло три дня. Три дня, в течение которых я пыталась заниматься привычными делами, но мысли постоянно возвращались к соседу. К его спокойным глазам, к его неуловимым паузам, к тому, как он сказал: «Заходи еще».