Проливной дождь, сквозь нити которого едва различима надпись на фасаде здания: «Ты можешь всё!». Восклицательный знак в конце выглядит как абсолютная издёвка. И вообще, вся эта фраза напоминает фарс.
«Ты можешь всё!»
А что он может? Что именно он в силах сделать? Он даже не знает, куда теперь идти.
На улице сыро и промозгло. В голове — абсолютная пустота. В дрожащих руках — злосчастная открытка, которую он нашёл на «доске желаний», некогда собранной его дочерью: какие-то вырезки из журналов, картинки, распечатанные на принтере — фотография дорогого смартфона, который он так ей и не успел подарить на восемнадцатилетие, морские пейзажи экзотических островов, певица Мадонна, на которую Лу́на так старалась походить, какой-то парень из бойсбэнда. Он никогда не запоминал названий групп, что нравились Луне.
Там же была и эта открытка: ангел с чёрными крыльями, и в углу — логотип. Буква «А» с двумя крыльями по бокам. Он так и не понял, откуда она взялась у Луны. Поиск в интернете ничего не дал. Такого логотипа не существовало на просторах сети. Но он существовал прямо здесь, на этом картонном прямоугольнике, который намокал под беспощадным дождём вместе с ним.
И чёрт бы с этой открыткой… Всё равно толку с неё оказалось немного, но в итоге Карпман зачем-то сунул открытку во внутренний карман куртки. А потом шагнул под козырёк соседнего подъезда того же здания, где располагался офис злосчастной конторки.
«Ты можешь всё!»
Надпись продолжала ухмыляться ему в лицо, уверяя в совершенно обратном. Он пришёл сюда лишь потому, что увидел точно такую же надпись на «доске желаний» дочери. Решил, что это не случайность. Но ведь Луна сама могла придумать точно такой же слоган. Или просто подсмотреть где-то. С чего Карпман взял, что его дочь была тут?
Бред…
Проехала машина, окатив его по колено холодной водой из лужи. Он и так уже промок до нитки, но всё равно рассердился, выскочил на дорогу, намереваясь кинуть чем-нибудь потяжелее в заднее стекло.
И внезапно остановился.
Авто неизвестного засранца уже уехало, но Карпман продолжал смотреть вперёд. В конце концов, ноги сами понесли его.
Он увидел. И это не могло быть совпадением. Это уже не какая-то иллюзия или надуманная цепочка случайностей. Нет.
На парковке напротив офиса «Ты можешь всё!» стоял микроавтобус. В углу на лобовом стекле под козырьком был приклеен маленький логотип — буква «А» с двумя крыльями. В открытую дверь, прячась под зонтами, забирались молодые девушки. Все — примерно возраста Луны.
Карпман подбежал немедля. Водитель курил за рулём, окно с его стороны было приспущено.
— Куда вы направляетесь? — сходу потребовал ответа Карпман. — Куда ты везёшь этих девушек?
— Ты чё, мужик? — скривился водитель. — Перебухал?
На лице Карпмана в самом деле читались все признаки сложных отношений с алкоголем. Но сейчас ему было совершенно плевать.
— Ты видел эту девушку? Видел? — он показал фотографию Луны на телефоне.
Одну из последних перед её исчезновением. Светлые пшеничные волосы, юное улыбающееся лицо. Заколочки, почти детские, с мордашками розовых зайцев. У одного немного отломано ухо, но Луна всё равно часто надевала их, потому что эти безделушки подарил ей папа, много лет назад. В них она ушла из дома в последний раз.
Водитель покачал головой:
— Блондинки… Все на одно лицо…
— Посмотри внимательнее.
— Мужик, шёл бы ты…
— Куда вы едите?
— Отвали.
— Куда вы едите?! — заорал Карпман и схватился за ручку автомобильной двери.
Через секунду он уже выдернул водилу наружу под проливной дождь, а через две секунды припечатал его кузову микроатобуса. Всё-таки спортивное прошлое ещё давало о себе знать — Карпман пока не потерял форму окончательно.
— Куда вы едите? — снова требовательно спросил он.
— В Сочи! — заорал водитель в панике. — В Сочи мы едем! На семинар! Не знаю больше ничего! Не знаю! Я просто кручу баранку!
Краем глаза Карпман заметил, что к ним приближался полицейский. Он успел среагировать до того, как мент вмешался бы в склоку. Нужно было скорее уходить, пока не появились вдобавок другие проблемы.
Карпман отпустил водилу и убрался подальше. По крайней мере, теперь он знал, куда направится уже завтра.
Ветер немного стих, но в феврале погода в Кавказких горах всегда непредсказуемая. Поэтому действовать надо было как можно быстрее.
— Герда, ищи! — практически умолял я собаку, которая и так беспрестанно рыла снег в поисках хоть какого-то следа.
— Дамир, бесполезно! — крикнул Илья, мой напарник. — Сейчас снова начнёт заметать! Спускаемся!
Я не ответил. Чувствовал, что мы уже близко. Буквально в полушаге…
Герда залаяла и принялась скрести лапами сугроб.
— Молодец, девочка!
Кинулся ей помогать. Хоть бы успеть… Хоть бы в этот раз успеть…
— Что там?! — услышал я Илюху, но отвечать было некогда.
Ещё, ещё… Копал, как безумный. Снег полетел в разные стороны.
— Ну, же!.. — подгонял сам себя. — Давай!..
И тут увидел её. Будто Снежная Королева. Юная, великолепная. Я бы сказал, насколько она была красива, если бы не все ужасающие обстоятельства.
Приложил пальцы к шее — пульс нитевидный. Дыхание почти остановилось, сердце ещё качает кровь, но на последнем рубеже. Всё, как в тот раз…
— Нет, — приказал сам себе. — Не сегодня. Не сегодня.
Массаж сердца. Два нажатия, вдох — выдох изо рта в рот. И снова по кругу.
— Дамир! — Илюха и парни уже бежали ко мне.
Я не обращал на них внимание, продолжая работать.
— Ну, давай же… Давай…
Вдох…
Слабые посиневшие губы дрогнули, ресницы затрепетали под коркой льда.
Живая…
Схватил аптечку, выдернул дексаметазон. Укол. Принялся растирать конечности.
Девушка слабо шевельнулась, кажется, пытаясь что-то сказать.
— А… А…
— С вами всё будет в порядке, вы слышите? — уговаривал я. — Меня зовут Дамир. Я из спасательной службы. Всё будет хорошо. Самое страшное позади.
— А… Ак… Ат… — бормотала она.
Я всё никак не мог уловить, что же она хочет сказать. В тот раз так и не смог. И та девушка тоже что-то пыталась произнести в последний момент…
И вдруг она открыла глаза. Светло-серые, с небесным отливом. Глаза, в которых можно утонуть. Вязаная шапочка свалилась с её головы, платиновые локоны растрепались в снегу. И всё равно она была слишком прекрасна.
— Вы слышите меня? — я держал её руки, грел своим дыханием.
В конце концов снял свои рукавицы, стал надевать на её обледеневшие тонкие пальчики.
— А… Арк…
— Как вас зовут?
Наши взгляды снова встретились.
Илья и парни сбросили рядом носилки, готовясь транспортировать пострадавшую.
— У..Уль..я..на…
— Ульяна, — я невольно улыбнулся. — Очень красивое у вас имя, Ульяна. Вы в безопасности. Слышите? Вы в безопасности. Больше вам ничего не грозит.
Она посмотрела непонимающе, доверчиво и вместе с тем с сомнением. Бедняжка всё ещё была в шоке, но я уже знал, что на этот раз всё получилось. Я успел.
За несколько часов до схода лавины…
—————————
— Ульянка, ты прямо королева! — польстила мне Мирослава, которая уже как два часа назад официально стала моей золовкой. — По тебе подиум плачет!
— Пусть плачет, — рассмеялась я. — Стать фотомоделью никогда даже в мыслях не было.
— А зря! Уж точно престижней, чем возиться со всякими зверушками. Ещё подхватить что-нибудь от них можно, — брезгливо фыркнула она.
Мне оставалось лишь мягко улыбнуться. Отношение к профессии ветеринара в доме Прохоровых я и так знала. И отныне, как ни крути, стала частью этой семьи. А значит, должна была считаться с их мнением.
Раньше на меня давили только мои мама и папа, которые также были не в восторге от выбранной мной профессии. Теперь же оба семейства — и Мироновы, и Прохоровы — заявляли в один голос: «Больше никаких дежурств в ветеринарке! Никаких блохастых котов и бездомных псов!».
Проще говоря, моя карьера накрылась медным тазом.
Но я пошла на это добровольно, потому что Аркадий Прохоров действительно был прекрасным мужчиной, с которым мне предстояло прожить всю оставшуюся жизнь.
— И в горе, и в радости! — весело заключил папа, подходя к нам с Мирославой.
Он уже немного «заложил за воротничок», но на свадьбе это ведь не грех. Тем более — на столь грандиозной свадьбе, какую организовали для нас с Аркашей. Шикарный коттедж Прохоровых в нашем полном распоряжении — настоящее шато в предгорье, неподалёку от элитного горнолыжного курорта. Белоснежные пейзажи, бал на двести персон, концерт живых музыкантов, начиная от камерного симфонического оркестра, заканчивая выступлением современных групп и сольных исполнителей.
Пригласили даже «звезду» с райдером длиной в целую простыню, что обошлось в кругленькую сумму за полчаса выступления «под фанеру». Но гости были довольны, а в нашем случае — это самое главное. Ведь Аркадий Прохоров — молодой и состоятельный бизнесмен, и до недавнего времени — завидный жених. А Виталий Иннокентьевич Миронов, мой папа, — депутат, который, по всем прогнозам, в следующем году непременно займёт пост мэра Сочи.
Так что семья у меня тоже своего рода «звёздная», и свадьба вышла соответствующей.
— Ох, Ульяночка, мы так рады! — разомлела мама, присоединяясь к папиному тосту. — Тебе так повезло!
— Ещё как! — поддержала Мирославка. — Даже жаль, что Аркаша — мой брат! Именно такого мужа я себе и хочу! Но, на кого ни посмотри, никто до него не дотягивает!
Все в восторге от Аркаши… Что ж, это вполне заслужено. Я и сама не раз ловила себя на мысли, что рядом с ним выгляжу «серой мышкой». Потому долго отказывала ему во взаимности. Считала, что птица не моего полёта.
Всегда думала, что, если и выйду замуж, то за парня поскромнее. Например, за коллегу-врача. Даже если бы мама с папой были против, я бы нашла в себе силы поступить так, как считаю нужным. Но ничего подобного делать мне не пришлось: в конце концов я приняла ухаживания Аркадия Прохорова, и вот, спустя неполный год отношений, мы уже женаты.
Сказка. Не правда ли?..
— Выпьем за Улю и Аркашу! — объявила Мирославка, которой шампанское уже достаточно прилило в голову. — Счастья вам, дорогие!
Все трое немедленно потянулись друг к другу бокалами. И хотя у меня тоже был фужер шампанского, я внезапно остановилась.
— А, кстати, где Аркадий? — спросила я у своих родственников, которые, похоже, забыли о моём существовании. — Нет, серьёзно. Когда вы его видели в последний раз?
Три пары глаз уставились на меня с непониманием. Мама часто-часто заморгала. Мирославка решила выпить в одиночестве. Папа пожал плечами:
— Да тут где-то ходит…
Я оглядела большой зал, где проходила основная часть торжества. Некоторые гости уже разъехались, но большинство продолжали веселье, плавно перерастающее в тривиальную пьянку. Играл диджей. Официанты только успевали наполнять всё новые порции алкоголя и разносить по толпе.
Поддавшись какому-то тревожному чувству, я вышла на террасу, но мужа своего не нашла. Тревога усилилась. Я стала спрашивать у гостей, видели ли они Прохорова. Большинство отвечали нечто невнятное.
Я прошлась сначала по первому этажу, проверила все комнаты. Поднялась на второй. На третий. Пусто.
Внизу, в подземной части находилась зона отдыха с бассейном, спортзалом, сауной, бильярдом и прочими атрибутами расслабляющего досуга. Вряд ли Аркаша находился там, но это было последнее место, которое мне пришло на ум, если он вообще до сих пор в шато.
Спустившись по лестнице, сразу услышала какую-то музыку. Не такую, как наверху. Это скорее была медленная, даже томная мелодия. Прошла сквозь затемнённое помещение в зону релакса, где иногда Аркаша с друзьями курили кальян. Открыла дверь.
И, наконец, увидела своего мужа.
Аркаша лежал спиной на бильярдном столе. А верхом на нём восседала полуголая девица, извиваясь под ту самую томную музычку.
От шока я поначалу просто замерла. Кажется, и дышать перестала, и соображать тоже. Ведь то, что я видела, не могло быть реальным. А хуже всего — у этого кошмара были ещё свидетели: друзья Прохорова продолжали веселиться на заднем плане. Сколько их и кто именно здесь присутствовал, я, конечно, не разглядела.
Мои глаза продолжали смотреть, как неизвестная дамочка с рыжими патлами и голой грудью скачет на мужчине, которого я всего несколько часов назад назвала своим мужем, которому поклялась в верности. И он тоже поклялся.
«И в горе, и в радости!» — повторились эхом в голове слова моего отца, которые отныне прозвучали с сарказмом.
Какого чёрта?..
Парочка на столе меня не замечала. Никто не замечал. Да и как тут заметить, если «галёрка» была уже знатно подшофе, а сладкая парочка наслаждалась друг другом, невзирая на других зрителей. Одним больше, одним меньше…
— Уля?.. — кто-то позвал меня.
Нет, не муж. Кто-то из его приятелей. Кажется, Сёма.
Я дёрнулась, вдруг осознав, что на какое-то время перед глазами у меня потемнело. Трудно сказать, сколько это продолжалось.
И этот оклик заставил очнуться не только меня. Аркаша повернул голову. Рыжая выдра тоже уставилась в мою сторону.
— Уля?.. — это уже произнёс Прохоров. — А ты чего тут?..
Он не договорил. Глянул на шалаву, затем — снова на меня и как бы невзначай заявил:
— Это не то, что ты думаешь…
Может, я бы и ответила ему. Может, и выругалась бы последними словами, каких никогда себе не позволяла. Но слёзы и ужас сковали мне горло. Я не могла ни говорить, ни кричать. Просто бросилась прочь, по пути расшвыривая в разные стороны свадебные туфли на шпильках, выдирая из причёски дурацкие блестящие заколки, которые стоили, как месячная зарплата ветеринара.
Плевать было на стоимость, на всю эту вопиющую убогую роскошь, плевать на приличия и клятвы, не стоившие ни гроша. Плевать на всё. Совершенно на всё.
— Уля! Уля!.. — не знаю, кто кричал позади. Вроде бы мой «благоверный». Я не поворачивалась и не останавливалась. — Уля, вернись!!!
Взбежала по лестнице. Пышные юбки белого платья мешали нормально передвигаться. Сбежавшая невеста — какая вульгарщина. Да ещё и в слезах, в соплях, с размазанной по лицу тушью и прочим мэйкапом. Мне его два часа рисовала какая-то именитая стилистка, которая большую часть времени расхваливала свои выдающиеся достижения, а оставшуюся часть воспевала дифирамбы Аркадию Прохорову.
Все в восторге от Аркаши…
— Уля, стой! Немедленно!
С лестницы я выбежала в зал — прямо в самое пекло. Мои мама и папа, Мирославка и Наина Евгеньевна Прохорова, мать Аркаши и Миры, — все были тут. И все увидели меня.
— Ульяночка, что случилось? — вопросила моя родительница.
Сзади я расслышала торопливые шаги. Ещё бы секунда, и муж нагнал бы меня. К кому обратиться? Кто встанет на мою защиту?..
Несколько десятков глаз уже с любопытством таращились на эту отвратительную сцену.
— Ульяна, — строго сказал папа, — у тебя всё в порядке с головой? Это ещё что такое? Аркадий! Уведи свою жену!
Дар речи ко мне так и не возвратился. А когда Прохоров впился ладонью в моё плечо, я окончательно потеряла контроль над собой. Не знаю, откуда взялись силы, но я отшвырнула его прочь от себя. А затем снова побежала.
— Уля! Уля! Кто-нибудь мне что-то может объяснить?! Уля!!!
Меня звали, орали, пытались догнать. Я вылетела на холод, босая, прямо по снегу. Бросилась к своей машине. К счастью, ключи остались здесь.
— Уля!
В заднее стекло прилетел кулак. Стекло уцелело. Я резко сдала назад. Клянусь, если бы в тот момент переехала собственного мужа, ни пожалела бы ни капли. Но Аркадий, к своему счастью, успел отскочить.
Я вдавила газ в пол и умчала в ночь.
Утро в отеле. Ночью почти не сомкнула глаз. Поначалу рыдала без продыху, а потом просто лежала ничком и глядела невидящими глазами в потолок.
Пусто. И гадко.
Хорошо, что у меня хотя бы нашлась в бардачке кредитка — ей и расплатилась за номер. Ни телефона, ни документов у меня при себе не было.
Заявившись в первый попавшийся коттедж, где сдавали комнаты для горнолыжников, в грязном потрёпанном свадебном платье, зарёванная, лохматая, я не особо рассчитывала на успех. Но мне чертовски повезло. Девушка за стойкой меня узнала — пару дней назад мы пересеклись на склоне. Я училась стоять на сноуборде и чуть не сшибла её. Мы только посмеялись над этой ситуацией. Девушка представилась Лерой.
И увидев меня в таком омерзительном состоянии, Лера постаралась помочь, чем могла.
— Только ни о чём ни спрашивай, — попросила я её тихо.
Она закусила губы и кивнула:
— У нас все номера заняты. Ну… почти все. Есть один…
— Подойдёт, — немедленно согласилась я.
Лера вновь кивнула, приняла оплату, отдала мне ключи. Наверное, она думала, что я испугаюсь крошечной комнаты под самой крышей. Фактически это был чердак, который переоборудовали для постояльцев. В сезон мест катастрофически не хватало, так что непривередливым туристам годился любой ночлег. Сгодился и мне. Тем более, что спать я не собиралась. А вот что всё-таки собиралась делать, сама ещё не знала.
В багажнике у меня лежала сноубордическая форма: термобельё, куртка, штаны, ботинки. Ботинки, конечно, жутко неудобные для ходьбы. У них другое предназначение. Но, положа руку на сердце, превзойти по неудобству двенадцати сантиметровые шпильки не могут даже горнолыжные боты.
Приняв душ и облачившись в спортивную экипировку, я почувствовала какое-никакое облегчение. Вдобавок грело, что Прохоровы и Мироновы найдут меня ещё не скоро. Свой мобильный я то ли посеяла где-то, то ли забыла в шато. Неважно. По крайней мере, хотя бы один день свободы у меня был, в течение которого надо решить, как действовать дальше.
Я спустилась на первый этаж коттеджа. Лера всё ещё была тут, её смена заканчивалась через полчаса. Она приготовила мне кофе. От завтрака я отказалась.
— Кататься идёшь? — Лера решила завести беседу на нейтральную тему, за что ей отдельная благодарность.
Я призадумалась:
— А почему нет? Погода вроде хорошая.
— Сегодня вроде обещают усиление ветра, — осторожно предупредила она. — Но эти синоптики часто врут.
«Не только синоптики…» — подумалось мне.
— А знаешь, я так и поступлю, — решила, улыбнувшись девушке. — Сейчас допью кофе и отправлюсь покорять склон.
— Смотри, никого не снеси, — пошутила она.
Я смущённо улыбнулась:
— Да, мои сноубордические навыки пока оставляют желать лучшего, но я буду стараться.
— Правильно. Главное — практика. И — безопасность.
Покончив со своим кофейным завтраком, я попрощалась с Лерой и пошла к машине. Новёхонький сноуборд был прикреплён к багажнику на крыше.
Прохоров настаивал на том, что я должна освоить лыжи. Говорил, это более престижно, чем «молодёжные доски». А меня прямо манило попробовать именно такое направление. В конце концов, я победила. Аркадий смирился с моими причудами.
Он вообще, как мне казалось, был очень понимающим. Не давил, не командовал, ничего не требовал. Я терпеть не могла мужиков, которые уверены, что женщина — всего лишь прилагательное к их опупенно важной персоне, а не отдельная самостоятельная личность. И несмотря на свой статус, Прохоров вёл себя со мной уважительно. А то, что про него распускали всякие грязные сплетни, я старалась не обращать внимания. О ком из богатых знаменитостей не болтают откровенной чуши? Вот только не подумала, что, возможно, нет дыма без огня…
Я приехала к трассам. У подъёмников ожидаемо царило оживление. Встала в очередь, и, наконец-то, начался путь наверх. Я выбрала самый простой спуск, который считался ученическим. Разумеется, раз пятьсот упала, снова поднялась, кое-как спустилась, опять поднялась, и так — неоднократно.
Катание помогало мне забыться. Выбросить из головы всю мою душевную боль, ну, или хотя бы заглушить её на время. К сожалению, мысли о шокирующем финале моей «свадьбы мечты» вновь стали накрывать. Они зудели внутри, вопили на разные голоса. Всё это убивало меня, даже сноуборд перестал помогать, а прогресса в катании никакого не получалось.
«Так не пойдёт», — решила я.
Если хочешь добиться каких-то результатов, надо ставить себе цели выше, чем твой текущий уровень. Продолжать чертыхаться на трассе для лузеров, постоянно рефлексируя на тему своей разрушенной семейной жизни, — всё равно что не делать ничего. Я должна была преодолеть себя, преодолеть свои страхи и отчаяние. Потому в какой-то момент съехала с основной трассы вбок.
«Прокатиться по пухляку» — так называли это сноубордисты. Говорят, такое катание точно не для слабонервных, и не каждый опытный спортсмен решается на подобное. А я не была ни опытным, ни даже просто спортсменом — идеальный план.
Всё случилось в тот момент, когда уже что-то стало получаться. Поначалу я лишь зарывалась в снег чуть ли не по пояс. Но эти трудности только радовали — проклятые мысли опять отпустили. Я откапывалась и пробовала катиться дальше. Одна. Ни души рядом. Только бесконечная пустыня ослепительно-белого снега и огромное голубое небо.
Я проехалась почти чисто у самой кромки под горой. Успела обрадоваться, насколько уверенно проскользила моя доска, как вдруг потеряла баланс. Снег под бордом буквально сорвался вниз, в какую пропасть, а сверху что-то посыпалось. Это произошло моментально. Я срезала снежную шапку, которая в итоге и обрушилась на меня. Моё тело потонуло в снегу и продолжило вращаться уже в снежной мгле. Я летела, окутанная громадным сугробом. Меня тащило вниз, но я не понимала, куда именно угодила. Несколько секунд, показавшихся вечностью.
Боли я не почувствовала. Но в последний момент осознала, что погребена под огромной тощей снега. И отсюда нет выхода. Это — могила. Абсолютная тьма, в которой я пыталась что-то раскопать, но пальцы леденели, воздух заканчивался. В конечном счёте я поняла, что не спасусь. А потом потеряла сознание.
Девушка в снегу… Ульяна…
Она не выходила из моей головы. Я не мог перестать думать о том, что всё могло закончиться печально. Как в прошлый раз. Хотя вряд ли между этим случаем и тем было хоть что-то общее. И всё же…
— Дамир! — окликнул Илюха. — Ты опять дурью маешься?
Я быстро свернул вкладку на экране с базой происшествий, где пытался узнать хоть какие-то новые подробности трагических событий годичной давности. Бесполезно. Новой информации не поступало. А может, базу просто забыли обновить?..
— Хватит загонять себя, — товарищ похлопал меня по плечу. — Если будешь за каждого спасённого так переживать, никаких нервов не хватит.
— По-другому в нашем деле нельзя.
— Можно, — возразил Илюха. — Переживай в моменте, а потом отпускай. Что бы ни случилось. Ты ж понимаешь, что всех не спасти.
Всех не спасти… Это верно. Иной раз спасти вообще никого не удавалось. Вытаскивали уже обмороженные тела, заранее зная, что надежды нет. И это тоже часть нашей работы — действовать даже тогда, когда всё предопределено.
— Радуйся, что эту туристку обнаружили. Спасибо Герде, — приятель усмехнулся и потрепал мою верную подружку по холке.
Герда радостно высунула язык и уставилась на Илюху в ожидании какого-нибудь угощения. Он её не разочаровал — вытащил из кармана кусок сыра.
— Кое-кому нужно следить за рационом, чтобы не растолстеть, — заметил я.
Герда, разумеется, тут же поняла намёк. Она у меня, вообще, очень понятливая. Всегда знала, когда состроить глазки, а когда сделать вид, что ничего не слышала — настоящая женщина. В этот раз только ухом повела недовольно, после чего с удовольствием слопала угощение.
— Это тебе нужно за рационом следить, чтобы одни кости не остались, — заржал Канунников и пихнул меня по-дружески в плечо. — Пойдём сегодня в качалку? А потом завалимся куда-нибудь и отожрёмся до отвала. Шашлычок под коньячок… — напел он, завлекая меня свои коварные сети.
— Ты же знаешь, не люблю я это всё… — поморщился я и стал собирать свои вещи.
Илюха нахмурился, скрестил руки на своей перекаченной грудине, от которой без проблем жал полторы сотни, причём на разогреве.
Никогда я в весах угнаться за ним не мог, а он то и дело подначивал. Роста мы были примерно одного, но Илья — вылитый Муромец, если б кольчугу нацепил. Ему только валуны ворочать да лбом стены прошибать. Потому Канунников и был у нас в отряде ответственным за транспортировку пострадавших. Ему, как тяжелоатлету, любые тяжести были ни почём.
А я вот всегда больше техничные виды спорта любил — горнолыжку, фристайл и бокс ещё. Там лишняя масса как раз не нужна, мешает только. Так что в качалку я, конечно, ходил, но не перебарщивал. А на сегодня и вовсе другие планы были.
— Ты куда намылился, Шархаев? — не выдержал Илья. — Уж не в больничку ли к той красотке?
— Нет, конечно, нет, — я отвернулся, чтобы приятель перестал таращиться мне в лицо.
— А ну-ка, в глаза мне глянь.
— Говорю же — нет. Хотя… — я призадумался. — Может, и навещу разок. Просто по-человечески…
— Ну да, ну да, — проворчал Канунников. — Все ведь так обычно делают. Ходят к жёнам олигархов узнать, как у них дела. Просто по-человечески, — и он, конечно, расхохотался в очередной раз.
А я решил оставить эту реплику без ответа. Свистнул Герде, взвалил рюкзак на плечо и пошёл на выход.
По дороге думал, или скорее — уговаривал себя, что заявляться в больницу к Ульяне не стоит. Это и правда немного странно.
Хотя почему странно? Хорошо бы понять, что она делала на том склоне, зачем полезла на откос, был ли там ещё кто-то. А вдруг, её заманили? А вдруг, диверсия какая?
Да ну, бред. Конечно, это был всего лишь несчастный случай, и не более того. Как и в прошлом году. Наверное…
Я подъехал к отделению полиции, поздоровался с ребятами в дежурке, перекинулся парой фраз. Потом направился к Негоеву. Он тоже уже собирался домой и не очень-то обрадовался, завидев меня.
— Блядь, Шархаев, опять ты, — промычал Валера и тут же схватился за голову. — Пятница, между прочим. Нормальные люди отдыхать идут.
— Такие люди, как мы с тобой, Валер, никогда не отдыхают. У нас круглосуточная служба.
— Да хорош затирать, — рассердился он. — Это у тебя ни жены, ни детей. Давай уж это, ёпта, женись что ли, перестанешь дуристикой всякой страдать. Или тебя больше мёртвые бабы возбуждают? Ты смотри это!..
Негоев потряс указательным пальцем у меня перед лицом. В шутку, конечно. У него работа такая, что без чёрного юмора не обойтись.
— Валер, на пару слов буквально, — попросил я, понимая, что он уже мысленно не здесь.
Закатив глаза, Негоев свалился обратно в кресло:
— Ну? Давай, только быстро.
— Хорошо, — согласился я и сел на стул напротив кресла следователя, стал объяснять: — Понимаешь, мы ведь вчера снова нашли девушку в снегу, почти в том же месте.
— Мёртвую? — насторожился Валера. — А чё мне не доложили?!
— Живая она. Вовремя среагировали.
— А, ну, живая это не ко мне. Вот убьют, тогда и приходи! — он засмеялся, а мне вот совсем не до смеха было.
— Ты просто вдумайся: она лежала неподалёку…
— А чё? Полежать уже нельзя?
— Валер, прекрати. Она тоже блондинка. И возрастом… мне кажется, примерно того же, что и… Ну, ты понял. Та самая, год назад.
— Номер триста семь-Ж, — выдал Негоев. Так погибшая значилась по документам. Точнее — неопознанное тело молодой женщины. — Дамир, отстань ты уже от неё. Да упокой Аллах её душу. Ну, или Иисус. Хер знает, во что она там верила при жизни. Никто не чухнулся её за целый год, понимаешь? Ну, залётная туристка. Иностранка. Я не знаю... Приехала, решила покорить вершину в одиночестве. Как будто ты не в курсе, как это происходит. Да бляха-муха, мы за такими следить не успеваем. Лезут, куда не следует, а потом ищи их.
Он махнул рукой и отвернулся.
Мы всё это уже обсуждали миллион раз. И Валера был прав: такие одиночные туристы и даже целые стихийные группы в наших горах — не редкость. А есть ещё проводники-самоучки, которые целый бизнес на этом делают. Ведут людей на свой страх и риск. Ни регистрации, ни снаряжения нормального, никакой связи с синоптиками.
Большинству везёт. А некоторым не везёт капитально. Доверчивые туристы пытаются сэкономить, а в итоге расплачиваются жизнью и обмороженными конечностями.
Но та девушка… Была с ней какая-то неувязка…
— Валер, — снова сделал я попытку достучаться, — при ней же ни документов, ни телефона, ничего не было. Ну, кто ходит так в горы? Пусть и самоволкой?
— Честно? — скосился на меня следователь.
— Конечно, честно.
— Дуры! — выпалил он. — Дуры набитые! Вот, кто так ходит!
— Нет, я не думаю, что она была дурой…
— А-то кто же? Умная? — Негоев презрительно сощурился.
— Да ты пойми… Вчера у Ульяны…
— Это которая живая?
— Да, она, — я быстро кивнул. — У неё тоже при себе ничего не было. И ещё она бормотала что-то, когда я её нашёл. Что-то типа: «А… А… Ан…». Я не расслышал толком. И та девчонка, безымянная, она тогда лопотала: «Атеро…». Ну, странно же, да? Вдруг там целая банда орудует? И вот так она и называется типа «Атеро»… Неужели тебе не кажется, что слишком много совпадений? Ты ведь следак, ёлки-моталки!
— Две дуры, замершие в снегу и бормочущие какой-то бред, это ещё ни о чём не говорит, — покачал он головой и вздохнул. Даже без сарказма, просто устало. — А коль тебе так неймётся, так иди и сам вызнавай, хрен ли это твоя Ульяна в горы полезла и что она там бормотала.
— Она не моя, — осёк я Валеру.
Негоев и внимания не обратил:
— Потом сериал напишешь, а? Следствие ведёт Шархаев! — а это уже был сарказм. — Не, ещё лучше: «Улица продрогших костей»! Звучит, а?!
Я понял, что ловить мне здесь нечего. Даже прощаться не хотелось после такого общения. Быстренько свернув разговор, я уже направился к дверям.
Внезапно Негоев окликнул:
— Дамир.
Я повернулся к нему.
Он почесал лоб, потом зачем-то полез в тумбочку, выдвинул ящик и что-то достал оттуда в пластиковом пакетике, бросил на стол.
— Вот, — прокомментировал следователь, — возьми. Вдруг пригодится.
Я вернулся и подхватил прозрачный пластик двумя пальцами. В нём лежала подвеска в виде чёрных крыльев. Между ними была выгравирована буква «А». Следствие пришло к выводу, что это, возможно, была первая буква имени девушки. Украшение простенькое — не золото, не серебро, обычная бижутерия. Молодые девчонки часто такое носят, ничего необычного. Но я помнил, как, умирая, девушка судорожно сжимала этот кулон и всё твердила: «А… А… Атеро…». Может, именно так её и звали?.. Атеро…
— Я думал, вы вместе с ней похоронили подвеску… — задумчиво проговорил я, разглядывая эту вещицу — последнее, что осталось от незнакомки.
— Формально — это вещдок, — Негоев откашлялся, потом закурил и выдохнул дым вбок, чтобы поменьше на меня попало. — Но по факту — хрень собачья, с которой никакого толку нет. Ты ж всё равно пойдёшь к этой Ульяне?
— С чего ты взял? — я внутренне напрягся и убрал глаза подальше от липких и въедливых глаз следака.
— А с того, что тебя знаю. Ты ж не отвяжешься, Дамир. Ну, вот, покажи ей эту приблуду. Мало ли. Вдруг чё толковое скажет. Хотя я сильно сомневаюсь.
Я помолчал, а затем коротко ответил:
— Спасибо, — после чего скорее покинул кабинет Негоева.
Беспорядочный суматошный сон, наполненный бессвязными видениями. Снег, ветер, мой муж в окружении десятка незнакомых женщины… Они его лапали, обнимали, гладили. Прохоров улыбался, глядя мне в глаза. Я не могла сдвинуться с места, не могла отвернуться. А когда всё-таки пошевелилась, поняла, что вокруг толпа людей. И все они смеются. Смеются надо мной. Над моим шоком и ужасом…
А потом меня вдруг подхватили на руки. Кто-то нёс меня сквозь снежный буран. И с этим я тоже ничего могла сделать, никак не могла возразить. Мне лишь удалось различить мутные очертания его лица, на котором отчётливо выделяли глаза небесного оттенка…
— Ульяна?.. Ульяна, вы в порядке?
Я резко очнулась, вынырнула из прострации. И уже наяву заглянула в другие глаза — вроде бы зелёные. Через секунду прояснилось и лицо. Девушка, молодая. По понятным причинам, я брезгливо поморщилась, не понимая до конца, кто передо мной. Но потом всё же сообразила — медсестра.
— Вам опять что-то нехорошее снилось? — ласково поинтересовалась она.
— Опять?..
Девушка печально кивнула.
— Вы уже несколько раз впадали в беспамятство. Последствия несчастного случая, пережитого вами. Вы что-нибудь помните?
— Я… Я была в горах… Меня накрыло лавиной.
— Да, — выдохнула она с каким-то облегчением. — Всё верно. А как меня зовут, помните?
Я постаралась напрячь память, но едва ли удалось хоть что-то выудить.
— Марина, — подсказала медсестра с улыбкой. — Меня зовут Марина. Ничего страшного, что вы не запомнили моё имя. Вы довольно долго пребывали в горячке, но сейчас ваше состояние стабилизировалось. И вас очень хотят видеть ваши родные.
У меня челюсти сжались от напряжения. Если это Прохоров… Не знаю, что я с ним сделаю…
— Ваша мама и сестра, — пояснила Марина.
— Сестра?..
Но у меня нет никакой сестры… Ах, да! Мирославка. Только она не моя сестра. Впрочем, без разницы. Мирославка мне плохого ничего не сделала…
— Так позвать их? — уточнила девушка.
Я утвердительно кивнула. Через минуту дверь в палату распахнулась с треском. Мама и Мира ворвались с бешенными глазами и с порога кинулись меня обнимать.
— Уля! Ульяночка! Детка! Солнышко!
Они налетели разом, оглушив своими причитаниями:
— Мы уж думали, тебя украли!
— Мы все морги обзвонили!
— Да мы места себе не находили!..
— Как вы меня нашли? — с трудом вставила я в их нескончаемый галдёж.
— Тебя кто-то узнал по фото и сообщили нам, — объяснила Мирославка.
По фото? Да, точно, про нашу грандиозную свадьбу разнюхали в местной прессе и наверняка разместили мою фотографию.
— Слава богу, Ульяночка! Слава богу! — не унималась мама.
Антонина Максимовна Миронова, хоть и была взволнованна, но не забыла привести себя в порядок перед приходом в больницу. Мирославка тоже. Обе они выглядели ничем не хуже, чем на недавнем торжестве: укладка, наряды, аксессуары — всё было подобрано со вкусом. Ведь к таким семьям всегда повышенное внимание. Что люди скажут, если увидят супругу потенциального мэра в неподобающем образе? Или застукают сестру одного из богатейших застройщиков в регионе зарёванной с опухшим лицом?
Может, Прохоровы и Мироновы — не представители королевской династии Англии, но фигуры по-своему значительные и заметные. И маме, и Мирославе не нужно было это объяснять. Они принадлежали этому миру роскоши и богатства и чувствовали себя полностью в своей стихии.
— Девушка! Девушка! — обратилась мама к медсестре, которая стояла в дверях, наблюдая за происходящей картиной. — У вас здесь так душно! Не могли бы вы принесли нам прохладительных напитков? Я сейчас в обморок упаду!
Марина сначала растерялась, затем быстро ответила:
— Принесу вам воды, — после чего вышла из палаты.
— С лимоном! — крикнула ей вдогонку Мира, но, кажется, её не услышали. — Кошмар какой, — проворчала она недовольно. — Никакого сервиса.
— Это больница, а не курорт, — напомнила я.
— Больница на одном из престижных курортов! — строго поправила мама. — Но тут, куда ни глянь, сплошной бардак! Ещё эти… бахилы! — Антонина Максимовна показала на свои ноги. — Что за совковские правила?! У них уборщиц нет, что ли?! Кошмар!
Меня привезли в обычную городскую больницу, не в частную клинику, не в какое-то элитное заведение. Но, на мой взгляд, больница была прекрасной и оснащённой по всем правилам. Ветеринарная клиника, где я работала в последнее время, и откуда мне пришлось уволиться, выглядела куда скромнее. Но ведь не интерьеры и даже не всегда техническое оснащение играют роль в спасении чьей-то жизни. Многое зависит исключительно от человеческих качеств и профессионализма работников. Порой человеческие руки и ум творили настоящие чудеса. Однако объяснять всё это моим родственником было равнозначно тому, чтобы разговаривать с фонарным столбом.
— Уля, мы приехали забрать тебя домой, — сообщила мама.
— Нет, — тут же отрезала я. — Домой не поеду.
— Это ещё почему? — удивилась Мира. — Тебе что, понравилось торчать в этих катакомбах?
Я оглядела их обеих. Они что, правда не понимают?!
— Уля, твои капризы уже перешагнули все допустимые нормы, — заявила мама. — Аркаша сказал, что ты просто взяла и сбежала со свадьбы. По-твоему, нормальные девушки так себя ведут?
— Антонина Максимовна, — нежно пропела Мирославка, — ну, не ругайтесь вы на неё. Наверное, на свадьбе было просто многовато шампанского…
— Я выпила один бокал! — от возмущения я даже с кровати подскочила, ощутив по всему телу жуткую боль. — Что вы несёте?! Неужели Прохоров вам ничего не объяснил?
Они переглянулись между собой, а затем вновь уставились на меня. За обеих озвучила вопрос мама:
— И что он должен был объяснить?
Да уж, глупо было надеяться, что Аркадий Прохоров сам себя выставит в неблагородном свете. Но ведь какое-то разъяснение он должен был дать всему произошедшему, а выходило так, что ничего пояснять он не стал. Да от него небось и не потребовали. Ну, разумеется… Аркаша ведь у нас святой… Все в восторге от Аркаши…
Пора было сорвать маски с этого лицемера.
— Я не просто так сбежала. Это не было прихотью, — начала говорить, преодолевая жёсткий ком в горле. — Кое-что случилось… Мой муж… — сделала глубокий вдох и договорила: — Мой муж мне изменил. Прямо на свадьбе.
Молчание.
Мама и Мирославка вновь переглянулись. Должно быть, новость шокировала их. Так что неудивительно, что они не сразу нашлись с ответом.
— Понимаю, вам сложно поверить, — снова заговорила через силу, — но это правда. Я спустилась на нижний этаж и застала Аркадия с какой-то девицей. Они валялись на бильярдом столе и… В общем, думаю, и так всё ясно. И там они были не одни. Ещё минимум пять человек могут это подтвердить.
Мира сдержанно откашлялась и почему-то отвела взгляд. Мама тяжело вздохнула. И тут до меня дошло, что они отнюдь не шокированы, от слова «совсем».
— Вы что, знали?.. — от такой догадки я вновь чуть сознание не потеряла.
Антонина Максимовна снисходительно покачала головой:
— Уля, не драматизируй, пожалуйста. Мужчины просто иногда развлекаются…
— Развлекаются?! — выпалила я почти по слогам. — Что это значит?!
— А то и значит, что был праздник. Мальчики решили отдохнуть от шума.
— Трахаясь с проститутками?!
— Уля! — громыхнула моя родительница. — Следи за речью!
В тот момент в палату вернулась Марина. Мой окрик, должно быть, напугал её, и медсестра застыла в дверях с двумя стаканами воды.
— Поставь на тумбочку, — приказала ей мама. — И, будь добра, стучись перед тем, как войти.
— Простите, но я должна следить за состоянием пациентки…
— Ульяна — не рядовая пациентка! — рявкнула маман. — Пока она с нами, мы прекрасно позаботимся о её здоровье. А если потребуется, позовём тебя.
Марина сконфузилась и поспешила убраться отсюда. Мама повернулась ко мне:
— Дорогая моя, я понимаю, что тебе нездоровится, но это не отменяет того, что ты всегда обязана следить за своим языком и поведением.
— Мама, я ушам своим не верю. Ты реально считаешь, что ничего ужасного не произошло?
— Мужчины порой могут позволить себе некоторые вольности, — рассудила она совершенно буднично. — Тебе просто пора принять, что мужская природа отличается от женской. На какие-то моменты вполне можно закрыть глаза.
— Например, на измену?
— Уль, — вмешалась Мира, — ты сама говоришь, что это была какая-то… — она покосилась на мою маму. — Какая-то продажная женщина.
Я прекрасно знала, что Мирославка за словом в карман не лезет и отлично умеет материться, как сапожник. Но в данный момент она тщательно подбирала слова, зная, что при Антонине Максимовне лучше не выражаться.
— Да какая разница? — защищалась я из последних сил. — Продажная она была или нет, факта измены это не отменяет. Да ещё и на собственной свадьбе!
— Вот именно, — перебила мама. — Была свадьба, мальчики решили оторваться. Многие так делают на мальчишниках.
— Это был не мальчишник…
— Неважно, — жёстко, с явной угрозой осекла она. — Ты ведёшь себя, как маленькая девочка. И тебе ещё очень повезло, что Аркаша не потребовал развода после твоей выходки.
— Что?! — глаза мои расширились до предела. — Да это я должна развод требовать!..
— Ещё чего! — рубанула родительница. — И даже думать не смей!
— Ульяночка, — жалобно позвала Мирослава, — ну, не горячись ты. Ну, реально, никто ж не умер… Не раздувай из мухи слона.
— И ты туда же… — у меня уже голова стала пухнуть от того бреда, который они обе так увлечённо несли. — Просто слов нет…
— Вот и помолчи лучше, — ответила мама почти с нежностью. — В конце концов, тебе надо поскорее прийти в себя и помириться с Аркашей. А на это нужны силы.
Я хотела снова напомнить ей, что ни с кем мириться не собираюсь, как не собираюсь мириться с подобным унижением, но тут в палату постучали. Видимо, Марина вернулась. Я бы лучше с ней сейчас поговорила, чем с собственными родственниками. Однако за дверью оказалась не медсестра.
— Войдите, — деловито разрешила мама.
Сначала я увидела лишь здоровенных букет белых хризантем, и сердце моё упало в пятки. Прохоров… Явился… Сволочь…
А потом вдруг поняла, что, если бы и пришёл мой «благоверный», то очень вряд ли принёс столь непрестижные, по его меркам, цветы. О, нет. Аркаша затащил бы сюда полутораметровые розы, которыми убить можно.
— Здравствуйте.
Я узнала этот голос. И улыбку… И… глаза. В моих мутных видениях все они всплывали как-то хаотично и разрозненно, но собравшись в целостный образ и представ наяву, я безошибочно узнала каждую из отпечатавшихся в памяти черт.
— Здравствуйте, — скорее вопросительно отозвалась маман. — А вы кто?
У Мирославки шея вытянулась раза в два, а зрачки полыхнули искрами от любопытства и… вполне плотского интереса. Её можно было понять: мужчина с букетом был весьма привлекателен, но какой-то совершенно особой красотой. Если Аркадий Прохоров всегда был начисто выбрит, надушен, отглажен, с идеальным маникюром и столь же идеальной гладкой укладкой на русых волосах, то этот незнакомец не отличался ни лоском, ни изяществом. Можно сказать, в нём было даже нечто дикое, первобытное — борода, густые брови, взъерошенные тёмные волосы и острый взгляд. И всё-таки взгляд его был… добрым.
— Я из спасательной службы, — ответил незнакомец. — Меня зовут Дамир.
Дамир… Да, точно, теперь уж и я вспомнила. Тот самый человек, который раскопал меня из-под снега.
— Здравствуйте, Ульяна, — он глянул на меня с мягкой улыбкой. — Очень рад, что вы живы и здоровы.
— О, боже! — Мирославка подскочила на месте, как кипятком ошпаренная. — Да вы тот самый герой, который спас нашу Ульянушку!
Она чуть не завизжала от восторга, честное слово. А я чуть не сделала «рука-лицо», чтобы не видеть этого позора — Господи, испанский стыд...
Моя золовка нередко вела себя подобным образом с мужчинами: вешалась к ним на шею, будто это последний самец во вселенной. Не все с радостью реагировали на её эксцентричное поведение. И хотя недостатка в ухажёрах Мирослава Прохорова не испытывала, постоянно жаловалась, что им от неё нужен лишь статус и деньги её брата. А Аркадий в свою очередь не слишком стремился спонсировать любовников сестры. Вот и получалось, что Мира вновь оставалась одна. Но надежды она не теряла и при любом удобном случае вновь кидалась на потенциального жениха.
Она подлетела к Дамиру, сверкая, как бенгальский огонь.
— Как мило, что вы решили навестить Ульяночку! А цветочки — это кому? Ульяне? Давайте я им вазочку найду! — Мира буквально выдрала букет из рук мужчины. — Какая прелесть! Такая у вас романтичная работа, Дамир!
— Честно говоря, не так уж много романтики… — только и успел вставить он, как Прохорова вновь перебила:
— Ой, не скромничайте! Горы! Солнце! Красота! ЖивопИсь! Сплошная поэзия! Вы, кстати, стихи не сочиняете? Нет? Попробуйте! Обязательно попробуйте!
— Вряд ли у меня что-то получится… — было видно, что Дамиру стало неловко, он совершенно не понимал, как ему отвертеться.
А мне было и смешно, и совестно за поведение Мирославы, продолжавшей щебетать без умолку:
— Опять вы на себя наговариваете! Я же вижу, какой вы потрясающий человек! А какие мышцы! — она бесцеремонно потрогала его бицепс. — А кстати, вы женаты?
«Нет, Мира! Это совершенно некстати!» — так и хотелось выпалить мне.
— Нет, не женат…
— Вау! Красивый, сильный, романтичный и смелый мужчина, да ещё свободный! — практически заверещала она.
— Простите, — всё-таки перебил её Дамир, — я хотел бы недолго пообщаться с Ульяной.
— О чём? — это уже была моя маман.
В отличие от Миры, она совершенно точно не пребывала в восторге от появления здесь незнакомого мужчины, о чём она красноречиво дала понять, нахлобучив руки на груди и сдвинув брови.
— О несчастном случае, разумеется. Это… Это стандартная процедура, чтобы выяснить некоторые нюансы произошедшего.
— И что вы ещё не выяснили? — неприкрытая враждебность Антонины Максимовны не оставляла сомнений.
— Мы помечаем особо опасные участки трассы и берём их на дополнительный контроль, — спокойно объяснил Дамир.
— Видимо, этот участок тоже нуждался в контроле, но почему-то вы не обеспечили там безопасность.
— Мы не можем контролировать всю гору постоянно. Но работаем над тем, чтобы выделять отдельные «красные» зоны.
— Плохо работаете.
— Мама! — я не выдержала и прикрикнула. — Я хотела бы поговорить с Дамиром. Мне есть, что рассказать ему.
— Прекрасно, — как бы уступила маман. — Говорите.
— Наедине, — подчёркнуто жёстко ответила я.
Антонина Максимовна сделала глубокий вдох и медленный выдох. Наконец, она кивнула и пошла к выходу. Мира исчезла вместе с ней. Обе покидали палату с недовольными лицами, но мне было плевать на их настроение, поскольку мои нервы они совсем не пощадили.
— Я не вовремя? — аккуратно спросил Дамир.
— Как раз наоборот, — слабо улыбнулась, чувствуя, насколько изнурена общением со своими родственниками. — Спасибо, что пришли. И… за цветы тоже спасибо.
Он приблизился и оглянулся по сторонам в поисках, куда бы сесть. Достал из угла стул и поставил возле моей койки. Невольно подумалось, что Дамир мог бы сесть и на постель. Я была совсем не против рассмотреть поближе человека, который спас мне жизнь.
Он был высокий и атлетически сложенный. Мышечный рельеф выделялся даже под тканью чёрного свитера. Дамир опустил ладони на колени, и я заметила, насколько красивые у него руки — в них тоже чувствовалась сила и крепость. А ещё отметила, что кольца на пальцах нет, значит, видимо, не соврал о своём семейном статусе.
Дамир смотрел мне в глаза и молчал. Я почему-то не ощущала неловкости из-за этого. Даже порадовалась тишине после столь бурного и не самого приятного общения с мамой и Мирой. И всё же заговорить стоило.
— Вы хотели меня о чём-то спросить.
— Да. Медсестра сказала, что у вас может быть небольшое нарушение памяти.
— Нет, я всё отлично помню. Ну, как мне кажется.
— Хорошо, — он улыбнулся.
Странно, но в присутствии Дамира я снова ощутила себя в безопасности. Он бы спокойным и собранным. Его голос звучал негромко и ровно. В нём чувствовался внутренний стрежень — наверное, таким должен быть человек, который каждый день спасает чью-то жизнь, рискуя собственной.
— Как вы оказались в том месте? — спросил Дамир.
— Каталась на сноуборде.
— Это я и так понял по вашей экипировке. Кстати, вам очень повезло, что крепления отстегнулись от доски. Иначе вы могли переломать ноги.
— Да, только доску жалко, — призналась я, потупившись.
— И всё-таки. Место это расположено довольно далеко от трассы. Как вы там очутились, Ульяна?
Я снова заглянула в его глаза и не стала лукавить:
— Съехала, чтобы прокатиться по пухляку.
— Вот как? — удивился Дамир. — Стало быть, любите риск?
— Нет, — покачала головой. — Я и на борде-то паршиво стою. Просто… захотелось острых ощущений.
— Вас кто-то уговорил так сделать? — осторожно уточнил мужчина.
— Я была одна, — вновь качнула головой. — Никто меня не уговаривал. Это было моё желание. И… моя ошибка.
Как ни горько мне было это признавать, но я действительно совершила ошибку. Поступила глупо и необдуманно. И Дамир имел полное право упрекнуть меня, однако в его взгляде я не прочла ни укора, ни осуждения.
Даже странно, что он не стал меня стыдить, хотя, пожалуй, у него на это было намного больше прав, чем у моей мамы, которая отчитала меня за то, что я… взбесилась из-за измены мужа! Подумать только, меня выставили виноватой в том, что Прохоров «немного повеселился» — так это нынче называется…
— Могу я надеяться, что вы больше так не поступите?
— Что?.. — я очнулась от собственных мыслей и поняла, что так крепко вцепилась в больничную простыню, что у меня аж занемели пальцы. — А, да, конечно. Обещаю, что больше не полезу, куда не следует. Но сноуборд новый куплю.
Я улыбнулась. Дамир одарил меня ответной улыбкой.
— Вас всё-таки тянет на экстрим.
— Вовсе нет. Просто катание на доске помогает мне расслабиться.
— Понимаю, — он мягко кивнул. — Значит, вы были на склоне совершенно одна?
— Да.
— Ясно, — мой ответ его будто бы разочаровал. Дамир сунул в руку в карман и что-то достал. — Я хочу показать вам одну вещь. Возможно, вы видели её прежде, а, возможно, и нет.
— Что за вещь?
Он протянул мне на ладони прозрачный зип-пакет, в котором лежало какое-то украшение. Я взялась за уголок упаковки и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть поближе.
— Это не моё, — первое, что я смогла определить с точностью.
— Да, знаю. Но эта вещица была найдена неподалёку от того места, где вас накрыло лавиной.
— Вы хотите сказать, что там был кто-то ещё?
— Может быть, — с сомнением проговорил Дамир. — Может быть, и раньше вас… Понимаю, вероятность небольшая… Просто… — он откашлялся. — Когда я обнаружил вас, вы что-то пытались сказать. Что-то на букву «А».
Я вновь поглядела на украшение: два чёрных крыла на цепочке, а между ними буква «А».
— Не помню, что я говорила в тот момент, но скорее всего на «А» могла звать по имени своего мужа. Его зовут Аркадий.
— Ясно, — снова тень разочарования пробежала по лицу спасателя.
Он хотел забрать у меня пакетик, но я вдруг остановила его:
— Погодите…
— Что такое?
Я и сама с трудом понимала, что именно хочу сказать, просто в памяти неожиданно мелькнул и тут же погас какой-то образ.
— Мне кажется… Мне кажется, я уже видела…
— Видели это украшение?
Я помотала головой:
— Нет. Нет, украшение я точно вижу впервые. Но сам символ — два крыла и буква «А» — что-то напоминает…
— Может, вы путаете с Bentley? (*в логотипе Bentley тоже используется символика двух крыльев, но между ними изображена буква «В», прим.авт.)
Дамир, видимо, пошутил, но я-то говорила совершенно серьёзно:
— Не так уж часто я разъезжаю на Bentley, — ответила почти с обидой. — Но именно такой символ я уже видела раньше…
— Где?
— Не помню…
— Ульяна, постарайтесь вспомнить. Это может быть важно.
Я зажмурилась, пытаясь заново вызвать в памяти тот же случайный образ, но, сколько не напрягалась, ничего не вышло — только голова разболелась.
— Простите, Дамир, — я протянула ему пакетик обратно. — Видимо, я всё-таки повредилась головой…
— Ничего страшного. Главное, что вы в порядке.
Он сделал жест навстречу, и наши пальцы соприкоснулись. В какой-то момент моя рука оказалась в его широкой ладони. Вроде бы это вышло ненамеренно, но прикосновение продлилось заметно дольше, чем простая случайность. Я успела ощутить тепло его тела — ладони у Дамира были горячими, с загрубевшей кожей и в то же время удивительно деликатными. Нужно было поскорее разнять руки и попрощаться, но вместо этого мы смотрели друг другу в глаза и молчали.
Не знаю, сколько бы это могло продлиться. Но тут дверь в палату распахнулась, и я услышала голос, который меньше всего желала слышать сейчас — голос моего мужа:
— Привет, любимая моя! — возвестил Прохоров на всю больницу и тут же стих, завидев меня и Дамира.
Как я и предполагала, Аркадий притащил с собой целый куст красных роз. Не знаю, сколько их там было — сто одна или тысяча одна, но даже ему тяжеловато было держать такую ношу. А я в который раз поразилась, как спустя почти целый год отношений он так и не запомнил, что я терпеть не могу розы, в любых количествах.
Дамир забрал у меня украшение и выпрямился на стуле. Я глянула на мужа с ненавистью. Не будь сейчас рядом со мной Дамира, непременно бы потребовала у Прохорова, чтобы он шёл куда подальше вместе со своим кустом.
— Добрый вечер, Аркадий, — первым заговорил спасатель.
— Добрый. Наверное, — Прохоров требовательно оглядел собеседника. — А вы?..
— Дамир Шархаев, — Дамир встал и подошёл к моему пока-ещё-мужу, протянул руку для рукопожатия. — Сотрудник высокогорной спасательной службы.
— А, да-да-да, — натянул одну из своих дежурных улыбок Прохоров. — Как замечательно, что в мире существуют такие преданные своему делу люди, — он с усилием сдавил ладонь Дамира. — Вдвойне похвально, что вы работаете за идею.
— В каком смысле? — не понял Дамир.
— Ну, как же? — Аркадий всё ещё удерживал его руку. — У вас ведь зарплаты чисто номинальные. Вот и получается, что работаете на голом энтузиазме.
Шархаев всё-таки выдрал конечность из лап Прохорова:
— Не жалуюсь на свою зарплату. А каждая спасённая жизнь бесценна.
— Золотые слова, Дамир, — Аркадий бесцеремонно похлопал спасателя по плечу. — Вот что я называю «Безумие и отвага»! Не могу не восхищаться.
Не знаю, как у Дамира хватило терпения не плюнуть в морду Прохорову. Лично я сдержалась лишь потому, что находилась далековато и вряд ли могла пока быстро передвигаться. Но будь я в тот момент поблизости, клянусь, залепила бы Аркаше по самодовольной физиономии, чтобы он перестал нести пургу.
— Мне пора, — только и ответил спасатель. — Поправляйтесь, Ульяна. И берегите себя.
— Спасибо, Дамир.
Он кивнул и вышел за дверь. К моему удивлению муж направился за ним вслед.
— Я на минутку, дорогая, не скучай.
Прохоров бросил цветы прямо на больничную койку, послал мне воздушных поцелуй и покинул палату.
Бывают такие люди, о которых ты можешь ещё ничего не знать, но почему-то проникаешься к ним доверием и участием. А бывают такие, чьё присутствие тут же вызывает сплошную неприязнь. Ульяна Прохорова относилась к первому типу. И не только из-за своей почти ангельской красоты, хотя такую очевидную привлекательность невозможно отрицать.
Светлые волосы с мягкими локонами, приятный голос, выразительные чуть подёрнутые печалью глаза, глядящие прямо, но без надменности или наоборот — заискиваний. Чувственные губы, плавный овал лица, точёная фигурка. Даже её имя звучало как-то мелодично. И я совру, если скажу, что такая женщина ничем не зацепила меня, что я преследовал чисто практический интерес, заявляясь к ней в палату. Но при этом отдавал себе отчёт, что девушка несвободна, а муж её — не последний человек в регионе.
Даже прицельно не интересуясь его биографией, я знал его имя. Аркадий Прохоров являлся активным застройщиком в Краснодарском крае. Он вливал огромные средства в развитие инфраструктуры, возводил здания разного назначения, в том числе в курортных зонах — самых престижных. Районы Красной Поляны и Розы Хутор были одними из его перспективных направлений. Об этом слышал даже самый ленивый. Таких, как Аркадий Прохоров, называли олигархами. И лично мне в этом звании всегда мерещилось что-то неприятное, отталкивающее. Личная встреча с Прохоровым лишь утвердила в данной мысли. Несомненно, Аркадий относился ко второму типу людей — не успел он произнести и слова, как меня уже пробрало неприятием к этому человеку.
Почему-то мне кажется, это было абсолютно взаимно. Прохоров как будто бы и не слишком старался завуалировать свои эмоции. Оттого вдвойне удивило, что он направился вместе со мной. Не успев прийти, тут же бросил собственную жену и нагнал меня в коридоре.
— Дамир! — раздалось за спиной.
Я остановился и оглянулся через плечо, вопросительно глянул на него. Аркадий вновь улыбнулся криводушно. Улыбка у него была пластиковой, в которой блеснули идеально ровные кипенно-белые зубы. Такие ещё в народе называют «унитазными».
— Погоди минутку, — сказал Прохоров и снова похлопал меня по плечу, отчего желание сломать ему руку повторно возобладало надо мной.
Не могу назвать себя агрессивным человеком, но и панибратство не приемлю. Так что на всякий случай отошёл подальше от этого напомаженного денди, которого почему-то так и подмывало назвать упырём — наверное, из-за лоснящегося чёрного костюма и неестественно фарфоровой кожи.
— Дамир, я бы хотел ещё раз тебя поблагодарить, — скалил зубы Прохоров.
— Вы уже поблагодарили. Этого достаточно, — я опять собрался уйти подальше от Аркадия, но он вновь встал у меня на пути.
— Нет-нет, погоди. Так дела не делаются.
— Не понял. В каком смысле.
— Ты же наверняка знаешь, человек я небедный, — между тонких губ хищно сверкнули клыки.
— Возможно. Но меня это не касается.
— Ещё как касается! — с преувеличенной радостью заявил упырь. — Ты всё-таки не кого-нибудь спас, а мою жену.
— Я был не один. Спасатели работают в бригадах…
— Так тем более! — перебил он. — Нельзя, чтобы такой труд оставался без награды! — с этими словами он полез во внутренний карман пиджака и извлёк кожаное портмоне. Достал пятитысячную бумажку. Подумал и в итоге вызволил две. — Это, конечно, пустяки… — прокомментировал Прохоров, протягивая мне деньги. — Но, видишь ли, не привык носить с собой много наличности.
И заржал. Как будто в его реплике было что-то смешное, хотя я ничего весёлого в этом не различил.
— Что это? — не дотронувшись до купюр и ещё немного отстранившись, спросил я. Одновременно в груди стала закипать гневная лава.
— На карманные расходы, — пояснил Аркадий. — Ты бери-бери, не стесняйся.
— И не собираюсь…
— Ну, что за капризы, Дамир? — надул губы Прохоров от обиды. — Я же от чистой души.
— От чистой души хватило благодарности и простого спасибо.
— «Спасибо» на хлеб не намажешь и в бак не зальёшь. А лишняя копейка никому не повредит.
— Обойдусь без копеек.
Желание выдрать из его рук бумажки, а затем втереть их в его самодовольную харю с каждой секундой росло в геометрической прогрессии. Одновременно и рожа напротив стремительно теряла добродушное выражение.
— Не глупи, Дамир, — отчеканил Аркадий. — Это ведь не лично тебе. Можешь поделиться со своей бригадой. Другие небось не настолько заносчивые.
— Я своих ребят знаю, — как я не ругнулся в этот момент, одному богу известно. — И все мы исполняем свой долг не ради благодарности, а потому что работа такая. И мы взяли на себя ответственность её выполнять.
Упырь залился смехом. Клянусь! Этот подонок прямо заржал мне в лицо.
— Какие высокопарные речи! Я чуть слезу не пустил!
Ещё секунда, и мой кулак уже бы врезался в его ровные унитазные ряды, внеся приятные для заработка стоматологов коррективы. Однако тут рядом оказалась девушка — молоденькая, в халатике медсестры. Если бы не она, беды было бы не миновать.
— Дамир Асимович! — просияла она. — Как я рада вас видеть!
— Здравствуйте, — я тут же совладал с эмоциями и заставил себя отвернуться от ухмыляющейся хари. — Мы знакомы?..
— Конечно! Вы, наверное, не помните. Я в прошлом году на склоне упала. На лыжах. Вы тогда меня очень выручили.
— Ах, да. Точно, — с трудом припомнив подобный эпизод, я кивнул и натянуто улыбнулся. — Как ваши успехи в катании?
— Отлично! Я уже намного лучше стою! А вы?.. — она покосилась на Прохорова.
Тот замялся, застигнутый врасплох. Со злостью фыркнул и сунул в карман так и не пригодившиеся деньги.
— Всего доброго, — процедил он сквозь зубы.
— Взаимно, — ответил я.
Прохоров наконец ушёл — направился обратно в палату жены. Я проводил его взглядом в спину. Потом вспомнил о девушке медсестре и быстро произнёс:
— Ну, что ж, я рад вашим успехам. Будьте аккуратны.
И пошёл прочь.
Я успела выдохнуть, что меня наконец-то оставили в покое, и теперь можно ещё немного поспать. От медикаментов страшно клонило в сон, да и общение с мамой и Мирой только разозлило и утомило. Как хорошо, что Дамир пришёл вовремя, но, увы, ненадолго. На смену хоть какому-то проблеску явилась новая «чёрная полоса» в лице моего мужа. Но я понадеялась, что у него хватит ума ограничиться только доставкой своего веника, после чего Прохоров скроется подальше.
К сожалению, чаяниям моим не суждено было сбыться. Не прошло и пяти минут, как Аркадий снова появился в дверях. Его цветочный куст я «невзначай» подвинула к краю кровати. Розы упали и теперь валялись на полу. Первым делом Прохоров поднял цветы, застыл с ними, не зная, куда примостить. Наконец свалил их в угол.
Я молчала. Даже не смотрела на него. Стул, на котором прежде сидел Дамир, так и стоял рядом. И Аркадий этим воспользовался, сел. Я отвернулась в другую сторону.
— Как ты себя чувствуешь?
— До твоего прихода чувствовала себя нормально.
— Это значит, что сейчас чувствуешь себя великолепно?
Видимо, он пытался пошутить. Вот только я была не в том настроении, чтобы восхищаться остроумием Прохорова. Чтобы не заорать, покрепче сцепила зубы. Аркадий коснулся моей руки, хотел взять за запястье, но даже в обессиленном состоянии я как-то нашла в себе силы вывернуться.
— Не трогай.
— Ладно, не буду… — как бы примирительно согласился Прохоров.
— И лучше вообще уходи отсюда.
— Ульяна, я понимаю, что ты сейчас немного не в себе. Но разве ты ещё не поняла, что твои опрометчивые действия опасны в первую очередь для тебя?
— Мои опрометчивые действия?! — я резко повернулась к нему. Если б взглядом можно было убить, Прохоров уже превратился бы в труп. — То есть ты считаешь, что ни в чём не виноват?
— Уж в чём я точно не виноват, так это в том, что ты каталась там, где не следует, и чуть не угробила себя, — развёл руками подонок. — Может, тебе, конечно, наплевать, но мы все чуть с ума не сошли, пока пытались тебя найти после твоего побега. А потом, когда нам сообщили, что ты в больнице…
— Тебе даже духу не хватило признать, что я сбежала из-за тебя! — выпалила со всей той злостью, что накопилась во мне.
Кажется, даже больничные стены слегка дрогнули, а стёкла в окнах лишь чудом не полопались. Этот же крик обернулся и мне боком — пульсация в голове стала почти невыносимой, только-только стихнувшая мигрень буквально парализовала меня. Но я хотя бы перестала держать в себе всю ту боль, что варилась во мне несколько суток.
— Любимая, успокойся…
— До твоего прихода я была почти спокойна!
— Но я не виноват, что ты психанула.
— Не виноват?! — это тоже должен был выйти крик, однако голос моментально сел и охрип. — Не виноват?..
— Ты всё неправильно поняла, — упорно делал несчастные глаза Прохоров, а меня воротило ото всех его ужимок, в которых всё было лживым от начала и до конца.
— Какая ж ты сволочь… — прошептала с какой-то безумной улыбкой.
Он врал мне в глаза. Сколько раз? Сколько раз он вот так же нагло обманывал меня? И даже схваченный «на месте преступления», всё равно продолжал отпираться.
— Ульяночка, послушай… — снова попробовал коснуться, но в этот раз я ещё быстрее отдёрнула руку. — Ладно, просто не кипятись, любимая. Выслушай спокойно, как мудрая женщина.
— Не желаю слушать очередную брехню.
— Как ты несправедлива, — трагически покачал головой Прохоров. — Да ещё и жестока…
— Не я трахаюсь с проститутками на собственной свадьбе на глазах у друзей. Так что не смей обвинять меня в жестокости.
— Вообще-то, это была стриптизёрша, — абсолютно некстати вставил «благоверный». — Но я же говорю, ты всё неправильно поняла. Я с ней не спал…
— Ах, ну, да, конечно. Вы просто очень устали и прилегли на бильярдном столе отдохнуть! — мне стало смешно от собственного сарказма, хотя скорее это был нервный смех.
— Я согласен, что слегка перегнул палку. Но твои обвинения несправедливы. В том-то и дело, что свидетелей было навалом. Можешь у любого из ребят спросить. Они подтвердят…
— Они подтвердят, что угодно. Это же твои друзья, — констатировала я, всё больше поражаясь тому, что до сих пор слушаю этот бред вместо того, чтобы послать Прохорова на три весёлых буквы и забыть, как страшный сон.
Поверить только… Всего несколько дней назад я была по-настоящему счастлива, строила планы на долгую и красивую жизнь. Обеспеченность моего жениха являлась приятным бонусом, а благословение моих родителей довершало идеальную картинку. И всё это в итоге теперь перечёркнуто в один миг. Навсегда.
Возможно, я бы ещё поняла, хотя бы отчасти, если б застукала мужа с любовницей после двадцати лет жизни. Да, измена — это всегда измена, в любом виде. Но спустя время у многих случаются кризисы, люди устают друг от друга, накапливаются обиды и претензии. Но изменить на собственной свадьбе?! Уму непостижимо!
— Ульяна, — вновь заговорил Аркадий трагическим голосом, — я клянусь тебе, ничего не было…
— За два часа до этого ты клялся перед сотнями людей. Правда, немного в другом. Но факт налицо — тебе плевать на собственные клятвы.
— Я не нарушал ни одну из них! — он повысил голос, но это не помогло. Я оставалась непреклонна, и Прохоров тут же унялся: — Прошу тебя, поверь, ты всего лишь увидела то, что боялась и хотела увидеть. Ну, пожалуйста, вспомни, я ведь даже не раздевался.
— Не такой уж большой участок тела нужно оголить мужчине, чтобы перестать быть верным мужем.
— И этот участок я также не оголял, — теперь он разговаривал со мной, как с неразумным дитём. — Почему ты мне не веришь, любимая?
— Да потому что собственными глазами видела, как рыжая девица скакала на тебе голышом! — мои нервы сдали, и я тоже повысила голос.
— Она ведь стриптизёрша! У неё профессия такая!
— Профессия скакать на чужих мужьях по-другому называется!
— Ульяночка, ну, пожалуйста! — почти заорал Прохоров. — Это была не моя идея! Друзья позвали хохомы ради!
— О, мне так смешно, что аж плакать хочется!
— Согласен, это было чересчур! Прости! Прости меня! — его крик практически оглушил меня. — Я должен был отказаться! Должен был сказать твёрдое «нет»! Я поступил глупо, понимаешь?! Я был пьяный и не подумал о последствиях!
Мой взгляд пылал ненавистью. Она же выжигала меня изнутри. Я могла бы ещё многое высказать в лицо этому засранцу, только какой смысл?..
— Алкоголь не является смягчающим обстоятельством, — напомнила я в той форме, которую Аркадий понимал лучше всего — в протокольной и холодной.
— Я знаю, — ответил он, виновато опуская голову. — И не перестаю корить себя за этот ужасный поступок. Но подумай сама: мы только начали семейную жизнь. Я оступился, но извлёк жестокий урок. Больше такого не повторится. Обещаю. Обещаю, Ульяна.
Грош-цена всем его обещаниям. Грош-цена всему, что вылетало из его надменного рта. И всё же…
Малюсенькая трещина в моей броне быстро расползалась, уничтожая мою защиту. Может, я и ненавидела в этот самый момент Аркадия, но каких-то пару дней назад его же любила. Казалось, он умудрился срубить под корень эту любовь, но в самом деле корни её проросли уже глубоко и разветвились по всей моей душе. Это сложно описать, а умом такие вещи понять совершенно невозможно. Сердце понимает лучше. Хоть и ранено оно было, но живо и продолжало взывать к милосердию. Прохоров уговаривал и клялся так истово, что в конце концов панцирь мой раскололся.
— Ульяна, пожалуйста, поедем домой и забудем весь этот ужас. Снова станем счастливыми. И мы, и наши родные.
Родные… Да, наши родные уж точно будут счастливы, поняв, что буря унялась. Для них моё поведение — просто сбой системы, капризы избалованной невесты. Они не видели того, что видела я.
А я… Я сама уже сомневалась в том, что видела. Прохоров был одет?.. Да, это верно: брюки и пиджак на нём были. И в то же время его похотливая физиономия, его сальный взгляд, которым он пожирал продажную девку… А может, мне всё-таки показалось? Может, и в самом деле я спроецировала свой собственный кошмар?..
Увы, мужская неверность была мне знакома. Когда-то несколько лет назад, ещё на первых курсах ВУЗа я встречалась с парнем. Моя первая любовь и первый мужчина в постели. Тогда всё закончилось быстро и банально — застукала его со своей лучшей подругой. Точнее — НА своей лучшей подруге. Не сказать, что я убивалась долго. Переборола себя как-то, ещё больше стала посвящать времени учёбе и постепенно заглушила боль. Но затем ещё долго никого не подпускала к себе. Это тоже было одной из причин, почему поначалу я отказывала в ухаживания Прохорова.
Как-то я рассказала ему эту историю. В почти шутливой форме. Лучше уж смеяться над такими вещами, чем годами оплакивать. Но в самом деле перманентный страх поселился во мне. Незаметный, какой-то прозрачный, эфемерный. Однако подсознание порой вызволяет наружу таких демонов, о которых мы сами не догадываемся.
— Поехали, Ульяночка. Пожалуйста, — тихо-тихо попросил муж.
И я, не произнося ни слова, беззвучно кивнула.
— Возвращение блудной дочери! — объявил папа, простирая объятья.
Шутка была несмешной и неуместной, но я каким-то чудом не психанула. Родители не виноваты в том, что мужчина, за которого мне не посчастливилось выйти замуж, наплевал меня в первые же часы семейной жизни.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — похлопывая меня по спине, спросил папа. Не дожидаясь ответа, тут же добавил: — Вижу, ты уже в порядке. И очень надеюсь, больше сбегать не будешь? Что люди скажут, если узнают, что дочь будущего мэра не ночует дома?
Это тоже было сказано как бы в шутку. И тоже не показалось мне смешным. Да и чувствовала я себя до сих пор отвратительно, не только морально, но физически ещё не восстановилось полностью. Но как-то выдавила из себя подобие улыбки, которая вполне устроила Виталия Иннокентьевича, как он сам выразился, будущего мэра.
— Идёмте скорее ужинать, — нетерпеливо позвала мама. — Со всеми этими дрязгами мы совершенно забыли о нормальном питании. Кстати, у нас на ужин превосходный осётр! Ульяночка, ты ведь любишь рыбу?
Я терпеть не могла рыбу с самого детства, но почему-то Антонина Максимовна так и не запомнила этого. Конечно, мои детские истерики по поводу нежелания есть рыбный суп или другие рыбные блюда давно остались в прошлом, а долгая жизнь без родителей не поспособствовала их осведомлённости о моих предпочтениях, потому и здесь я уступила:
— Прекрасно, мама. С удовольствием отведаю осетра.
— Все к столу! — бодро скомандовала она.
Пришлось тащиться в столовую. Однако по дороге мама вдруг обернулась и недоумённо вздёрнула брови.
— Ты же не собираешься так идти?
Я не поняла, о чём она. Оглядела себя с ног до головы. На мне был надет плюшевый спортивный костюм, который привезла в больницу Мира. Одна из тех вещей, что перекочевала из моей незамужней жизни. Кстати, очень удобная вещь.
— А что такого? — спросила я.
Антонина Максимовна нахмурилась:
— Уля, ты — молодая жена. Тебе не престало одеваться, как хабалка. Немедленно переоденься. У нас ведь ужин, — последнее слово она специально выделила, будто ужин этот проходил в Букингемском дворце.
Но я тут же вспомнила, почему сбежала из дома сразу после школы. Намеренно выбрала учиться в Санкт-Петербурге, а не в Сочи или в Москве, — подальше от палящего солнца, подальше от маминых закидонов, которые сводили меня с ума.
Антонина Максимовна с чего-то решила, что наш род имеет особое благородное происхождение. Папа даже заказал родословную, в которой говорилось, будто Мироновы происходили из рода светлейших князей. А потом в нашей гостиной откуда-то взялся щит с фамильным гербом и семейный портрет в императорском стиле. Полагаю, лица рисовали по фотографиям, а костюмы девятнадцатого века приделали в графическом редакторе.
Мне полагалось крайне гордиться такими изысками, однако у меня это вызывало только испанский стыд. Питерская незатейливая жизнь в общаге нравилась мне куда больше, хоть мама с папой и приходили в тихий ужас при мысли, что я делю комнату с двумя «простолюдинками». Но для меня те годы учёбы вспоминались только хорошим, несмотря ни на что.
И вот я снова вернулась в «высший свет». Понадеялась, что на территории Прохорова мои родители не станут диктовать свои правила. Всё-таки теперь это место являлось и моим домом, но никак не родительским. Тем не менее, Антонина Максимовна и Виталий Иннокентьевич явно чувствовали себя здесь намного уверенней меня. А мой «благоверный» как будто бы только потакал им в этом.
— И правда, Ульяночка, — подоспел Прохоров, — давай ты переоденешься. Не расстраивай маму.
Он улыбнулся во все тридцать два и обнял меня за талию. При маме я не стала вырываться. Проглотила ком в горле и направилась в свою спальню.
Я уже приготовилась к тому, что тихий семейный ужин станет для меня очередной пыткой. Наверное, чтобы дополнительно помучить себя, я нацепила самое неудобное платье, какое только нашла в гардеробе — чёрное с открытыми плечами и вшитыми корсетными косточками, которые визуально стройнили силуэт, при этом беспощадно впивались в рёбра. Я словно пыталась себя наказать ещё сильнее.
За что?.. За то, что никак не могу найти баланс между тем, что нужно мне, и тем, чего от меня ждут родители. Не могу выпутаться из ловушки, в которую сама себя загнала. Не могу просто взять и всё бросить, потому что подобные действия больно ударят не только по мне, но также аукнуться моим близким.
Хватило уже того, что, сделав один необдуманный шаг, я поставила под угрозу свою жизнь. За это особенно корила себя. Но вместе с тем так хотелось получить хоть какую-то поддержку, понимание. А их не было. Почему?.. Потому что я и правда сглупила?..
Спустившись по лестнице, я наткнулась на своего мужа. Аркадий улыбнулся и протянул мне руку, приглашая сопроводить меня к столу. Мы вошли под руку в столовую, где уже собрались все остальные члены семьи. Сели на отведённые нам места.
Прохоров осторожно сжал мою ладонь и украдкой прошептал на ухо:
— Ты великолепна, дорогая.
— Ну, вот! — обрадовалась мама. — Совсем ведь другое дело! Наконец-то, все в сборе, а наши голубки сияют счастьем!
Мирослава заговорщицки улыбнулась мне через стол, незаметно состроив гримасу. Я подавила смех и сделала вид, будто впрямь всем довольна.
Подали осетра. Папа заговорил о делах, которые его волновали куда сильнее любовных дрязг, то есть о своей предвыборной компании.
— По последним опросам наблюдается значительный рост, — заметил он с гордостью. — Моя кандидатура уверенно идёт к цели.
— Кто бы сомневался, — расплылась в улыбке мама. — У твоих конкурентов просто нет шансов.
— Шанс есть всегда, — мягко возразил Аркадий. — Но у них нет самого главного.
— Обаяния Виталия Иннокентьевича? — предположила Мира, похлопав глазами.
Антонина Максимовна засмеялась:
— Поддержки твоего брата, моя милая! — прыснула она.
Прохоров сдержано улыбнулся, хотя было видно, что он польщён.
— Ну, это пустяки. Я всего лишь обеспечиваю кое-какие вливания.
— А это очень-очень полезная вещь в нашем деле! — подскочил Виталий Иннокентьевич. — И, кстати, о вливаниях… — осторожно ввернул он. — Надо бы организовать размещение билбордов по всему Сочи… Да и неплохо бы снять несколько роликов для телевидения…
— Может, сразу целый фильм? — решила пошутить моя золовка.
— Фильм тоже обязательно снимем, — ответила ей я нажимом мама. — В конце концов, Виталию Иннокентьевичу есть, что рассказать о порядках и традициях нашей прекрасной семьи. Народ это любит.
— Все средства хороши, — согласился Прохоров и посмотрел на папу: — А что, Виталий Иннокентьевич, может вам побольше с публичными выступлениями выходить в свет? Скажем, на открытие моего нового жилого комплекса. Что скажете?
— Я только за! — немедленно согласился Миронов. — Но билборды бы тоже не обойти стороной…
— Обязательно, — поддержал Аркадий.
Отец чуть не лопнул от счастья. И я тоже была рада за него. Он уже давно прокладывал себе дорогу в политике, но сейчас у него действительно появился реально шанс занять вожделенный пост мэра. Не знаю, огорчало ли его, что я считала себя совершенно аполитичной. Впрочем, наверняка ему хватало собственных забот — политика всегда была у него на первом месте, а мама его в этом горячо поддерживала.
Пожалуй, более гармоничной пары, чем мои родители, я никогда не встречала. Мама и папа в самом деле были словно половинками одного целого. Уверена, того же они желали и мне. Вот только моя семейная жизнь почему-то не задалась с самого начала.
Возможно ли было что-то исправить?..
Да, я вроде бы согласилась дать моему мужу шанс, чтобы загладить это, как он предпочитал считать, «недоразумение». Но, по правде говоря, во мне не было уверенности, что я справлюсь, что смогу легко забыть и отпустить ситуацию. Скорее я уговаривала себя, что не всё ещё потеряно, что увиденная мной сцена была нелепой случайностью, а жечь все мосты на эмоциях — не самое мудрое решение.
В конце концов, я же сама выбрала быть с этим мужчиной, впустила его в свою жизнь, в своё сердце. Мне казалось, вот он — тот зыбкий баланс, о котором я всегда мечтала: Аркадий влился в мою семью, как родной. В каком смысле он словно стал даже «роднее» меня для моих родителей. И, конечно, нечего было бы рассчитывать на подобное, выбери я себе в спутники какого-то другого мужчину — не настолько богатого, не настолько влиятельного. Скажем, как Дамир Шархаев…
При мысли о человеке, который спас меня из снежного плена, я невольно вздрогнула. К счастью, этого никто не заметил — за столом происходил оживлённый диалог между мамой, папой и Аркадием, а Мира незаметно для всех уткнулась в мобильник, лежащий под салфеткой. Она воспользовалась моментом, когда никто бы её не одёрнул. А вот я мысленно одёрнула сама себя: с чего вдруг мне пришло в голову воображать незнакомого мужчину в качестве своего избранника?
Влюбчивость мне была несвойственна, а уж о том, чтобы заглядываться на других мужчин, будучи замужней, не могло быть и речи. Скорее всего, во мне всё ещё полыхали эмоции, а Дамир каким-то образом явился полной противоположностью Аркадию — и внешне, и своим поведением. Даже тембр голоса у них разительно отличался: Прохоров говорил всегда громко, звучно, его речь была поставлена чуть ли не со сценической подачей. А Дамир произносил слова приглушённо, мягко, его голос был более глубоким, грудным, более… тёплым.
Снова поймав себя на том, что вспоминаю спасателя, я повторно отругала себя. Тем более, что в этот момент ко мне обратилась мама:
— Как тебе осётр, Ульяночка?
— Великолепно, — слукавила я, чтобы только доставить ей удовольствие.
Однако она не слишком-то осталась удовлетворена:
— По мне — суховат. Нужно будет сделать выговор нашему повару. Он испортил благородную рыбу. Таких ошибок допускать нельзя.
Мама рассуждала так, как будто употребляла осетра ежедневно. Хотя я ещё помнила своё раннее детство, когда в нашем доме даже «Докторская» колбаса являлась роскошеством. Да, было и такое время. Правда, очень давно. И отец приложил немало усилий, чтобы «выбиться в люди». Сейчас он уже не просто выбился. Порой мне казалось, что они с мамой считали себя сверхлюдьми.
— Я поговорю с Семёном, — сказал Прохоров. — Уверен, больше он не повторит подобной ошибки, Антонина Максимовна.
— Да-да, поговори, Аркаша. Иначе мне придётся сделать это самой, — жеманно засмеялась она.
— Мы с Ульяной, пожалуй, покинем вас, — заявил мой муж и встал. — Ульяночке нужен отдых.
— Знаем-знаем, какой отдых вам нужен! — всё шутила моя мама. — Конечно, идите, дети! И проведите время с пользой! Аркаша, ты уж постарайся там!
На это Прохоров молчаливо улыбнулся и вышел из-за стола.
Несмотря на то, что ужин прошёл более-менее спокойно, я была счастлива закончить его побыстрее. Выслушивать толстые намёки моих родителей насчёт моей интимной жизни с мужем хотелось в последнюю очередь. Тем более, что в данный момент ни о какой интимной жизни речи идти не могло.
— Устала, любимая? — заботливо поинтересовался Аркадий.
— Немного, — тут я почти не солгала. — Побыть в тишине мне будет не лишним.
— Понимаю, — участливо кивнул он. — Наверняка ты жутко испугалась, когда попала под лавину.
— Почти не успела. Всё случилось слишком быстро.
— И наверняка ещё сильнее впала в шок, когда увидела этого неандертальца, — усмехнулся Прохоров.
— Какого неандертальца? — от непонимания я нахмурилась.
Мы как раз подошли к дверям моей спальни. Аркадий обвил меня за талию, но я не придала этому значения.
— Ну, того. С жуткой бородой. Как его?.. Давид?..
— Дамир, — быстро поправила я, отчего-то начиная снова злиться.
— Да, точно. Прямо настоящий йети! — Прохоров засмеялся.
А я даже не улыбнулась. В который раз подавила в себе желание высказать «пару ласковых» своему муженьку, хотя бы для того, чтобы не портить себе настроение.
— Доброй ночи, — процедила почти сквозь зубы и схватилась за дверную ручку.
Аркадий перестал смеяться и уставился на меня в недоумении:
— Ты действительно собралась спать?
— Разумеется, — я шагнула за порог, но он успел перехватить меня за руку и двинулся следом.
— Уля, я думал мы можем прекрасно провести остаток вечера вместе…
— Я хочу побыть одна.
— Ты же не собираешься спать без меня?
Я резко выдернула свою руку:
— Именно это и собираюсь делать. И ещё раз доброй ночи, любимый.
Попыталась закрыть дверь, но Прохоров подставил ногу, не дав мне этого сделать.
— Ульяна, ну, хватит, — отрезал он. — Пообежалась и довольно. Пора прекращать.
— В каком смысле?
— В прямом. Мы — муж и жена, — в его голосе зазвучала сталь. — Мы должны спать вместе.
— Я ничего тебе в данный момент не должна, — снова давила на дверное полотно, но снова встретила сопротивление. — Аркадий, оставь меня в покое.
— Нет уж, — он резко шибанул плечом, освобождая себе проход.
Мне пришлось отступить на шаг назад, дабы не попасть под удар дверью.
— У нас даже первой брачной ночи не было! — громким шёпотом выпалил он. Наверное, если бы не сдерживался, это был бы ор. — Так что завязывай набивать себе цену! Ты ведёшь себя глупо!
— Я веду себя как женщина, которую ты предал!
— Это уже все границы перешло!
— Пошёл прочь! — я не выдержала и прикрикнула, надеясь, что эта реплика не разлетится по всему дому.
— Да ты с ума сошла!
Прохоров слишком увлёкся своим возмущением, чем я благополучно воспользовалась и вытолкала его за дверь, после чего с резко закрыла её, не дав опять вторгнуться в моё пространство. Для верности ещё замком щёлкнула.
«Чёрные крылья а…»
Аудиокнига…
Аккорды…
Апокалипсис…
Ангела…
Чёрные крылья ангела…
Крылья на кулоне могли одинаково изображать как крылья ангела, так и какой-нибудь птицы. Да и буква «А» могла значить, что угодно. Но на всякий случай я проверил и такой поисковый запрос:
«Ангел с чёрными крыльями а…»
Архангелы…
Я задумался на секунду, затем щёлкнул по ссылке и открыл статью:
«В некоторых традициях присутствовали изображения существ, подобных ангелам, которых рисовали с чёрными крыльями. Чаще всего они имели отношение к падшим существам, являлись отражениями зла и порока.
В античности также упоминаются различные крылатые существа…»
Античность…
Вряд ли античность могла быть как-то причастна к случившемуся. Но зачем-то я всё-таки открыл вкладку о мифах и богах Древней Греции. Пробегая по строчкам глазами, я то и дело отвлекался на совершенно другие мысли.
Ульяна сказала, что будто бы видела прежде этот символ. Возможно, стоило встретиться с ней ещё раз? Вдруг она что-то вспомнила?.. Хотя, наверное, мой мозг просто искал повод для новой встречи с ней. Её образ не покидал моих мыслей с тех пор, как я нашёл Ульяну в снегу. Если на земле и существовали ангелы, то не крылья должны были бы стать их отличительными признаками, а глаза — безбрежные манящие глаза, полные печали и затаённой нежности, как глаза Ульяны…
— Что это ты тут изучаешь? — внезапно вклинился в моё уединение Илюха.
— Чёрт, напугал, — усмехнулся я и быстро закрыл окно браузера.
— Тебя на историю потянуло? Хочешь сменить профессию? — он выгнул бровь.
— Не совсем. Просто… — я на секунду задумался, стоит ли ему говорить, что на самом деле ищу. Мой странный интерес к происшествию в горах годичной давности уже многие заметили. Канунников, как большинство, считал, что я просто дурью маюсь. — Случайно попалась статья. Увлёкся.
— Ну-ну, — Илья, кажется, нисколько мне не поверил. — Ты хотя бы не забыл, что сегодня обещался составить мне компанию?
— Сегодня?..
Приятель состроил кислое выражение лица:
— Значит, забыл.
— Нет-нет, я не забыл…
— Ладно, Шархаев. Подымай задницу и пошли тусить, — Илюха стукнул меня в плечо кулаком. — А ты скоро мхом покроешься. Всю неделю от монитора не отходишь.
К сожалению, он был прав. За последние несколько дней вызовов было не так много, серьёзных происшествий и вовсе не случалось. В появившемся свободном времени были свои плюсы: во-первых, никто не пострадал, во-вторых, выпала возможность больше потренироваться, чем я и занимался. Но также появилась возможность заново обдумать все обстоятельства тревожащего меня события. Я подумывал, что неплохо бы снова забраться на ту же гору и ещё раз оглядеться там. Вероятность что-то найти минимальна, но вдруг мы не так тщательно искали, как следовало бы…
— Дамир, подъём! — заорал мне в ухо Канунников. — Иначе всех девок в баре разберут!
— Хотя бы одна для тебя останется, — заверил я, идя к шкафу за курткой.
Илья нахлобучил руки на груди:
— А ты как же?
— А я уж как-нибудь обойдусь.
— Ты меня пугаешь, Шархаев.
— Сомневаюсь, что тебя может что-напугать, — улыбнулся я. — Ну, всё, пошли.
Он смерил меня недоверчивым взглядом, но всё-таки направился вслед за мной на выход со станции.
Мы приехали в Rider — знаковое местечко, где поголовно тусовались горнолыжники. Тут можно было и выпить, и закусить, и потанцевать, и познакомиться с кем-нибудь из единомышленников. Хотя вряд ли Канунников собирался руководствоваться при выборе собеседницы единомыслием. Его, как всегда, интересовали по большей части только визуальные составляющие барышни.
Не успели мы войти, как Илья уже включил режим «охоты» и с порога просканировал пространство на предмет интересных ему экземпляров. Видимо, с наскока вычислить «жертву» не получилось, и мы двинулись к одному из столиков, каким-то чудом оказавшимся свободным.
Вечеринка уже шла полным ходом. Играла музыка, но не настолько громкая и бездарная, как обычно бывает в танцевальных клубах. Тут крутили всяко-разно, зачастую хиты из 90-х, но иногда включали и что-нибудь покрепче вроде «Lords of the boards» или «Song 2». Естественно, публика состояла сплошь из молодёжи от восемнадцати до бесконечности. Попадались и одинокие «охотницы» — вроде Илюхи, только женского пола, но с теми же конечными целями.
Все знали про Rider, и тут всегда было битком людей. Но меня не смущала здешняя шумиха, даже сейчас. Скорее это помогло немного отвлечься от разгадывания головоломок, у которых, возможно, даже решений не было. Я толком и зацепиться ни за что не мог. Всё моё так называемое расследование зиждилось на одних второстепенных домыслах и предчувствиях. Но в моём профессиональном деле зачастую интуиция играла важнейшую роль. Иногда только благодаря «внутреннему голосу» удавалось найти решение в безвыходной ситуации или наугад выбрать верное направление, чтобы скорее помощь пострадавшим.
Приятель взял себе пол-литра «тёмного», а я выбрал «нулёвку», из-за чего снова встретился с недовольным взглядом Илюхи.
— Дамир, ну, вот чё ты, ё-моё? — расстроился Канунников. — Раз в полгода куда-то выбрались, а ты опять компанию не поддерживаешь.
— Почему же не поддерживаю? Компанию можно и без алкоголя составить.
— Это не то, — он махнул рукой и принялся за свою порцию пива. — На трезвую голову никто откровенничать не будет.
Я только хмыкнул.
Все откровения Илюхи в основном сводились к его любовным похождениям. И ему не составляло никакого труда поведать о своих приключениях хоть пьяным, хоть трезвым. А мне вот и рассказывать в этом смысле было особо нечего, что, наверное, и злило его больше всего.
— Ну, как у тебя-то дела? — покончив с очередной эротической байкой, поинтересовался Илья. — С Алинкой так и не помирились?
Я прокашлялся.
— Да мы уж полгода как разошлись. Она вроде даже замуж собралась.
— Ага. Так она ж беременная! — радостно выпалил приятель и тут же стух. — Ну, в смысле… Я подумал, ты в курсе… Мож, ваще от тебя…
Не сказать, что новость меня сильно задела, но и не сказать, что я сильно обрадовался.
— Бля, Дамир, сорри, — торопливо извинился Канунников. — Я реально чё-то решил, что вы эт-самое…
— Нет. Мы расстались, и никогда заново сходиться с ней я не собирался.
— А она, поди, обратно просилась? — Илья поиграл бровями.
Мне не хотелось развивать дальше эту тему. С моей бывшей мы встречались почти три года. Дело шло к свадьбе. Но как-то так вышло, что однажды я её встретил в компании другого мужчины. Причём я знал этого парня, инструктировал его в горных лыжах. Он мне как раз похвастался, что познакомился с «чумовой тёлкой, которую завалил в первый же вечер». В общем, получилось откровенно некрасиво.
Вот тогда я и напился в последний раз. Чуть богу душу не отдал на следующий день. Да ещё подрался с кем-то… Короче, жуть. Только благодаря Негоеву меня вытащили из «обезьянника». Валера, что называется, «прикрыл мою жопу» и «замолвил словечко». Но с тех пор я зарёкся бухать. Да и как-то к женщинам доверие поуменьшилось.
— Ладно, — вздохнул Илюха, видя, что я не поддерживаю общение. — А в компе-то ты сегодня чё искал? Хоть этим поделишься?
Ему хотелось меня разговорить. Да мне и самому хотелось с кем-то поделиться своими догадками. Только я не был уверен, что Канунников поймёт. И всё же рассказал ему о том, что меня тревожит. Он выслушал, молча покивал.
Потом спросил:
— А приблуда эта у тебя с собой?
Я вытащил из кармана пакет с кулоном. Илья взял вещдок, рассмотрел, вернул мне.
— По-моему, — сказал он, — проблема ваще не в этом.
— Что ты имеешь в виду? — я нахмурился, ожидая, что у него появилась какая-то более интересная версия.
— Я имею в виду, что ты пытаешься связать бессвязные события, — тотчас разбил он мои надежды. — Дамир, хочешь по-честному скажу?
— Ну, говори.
— Ты просто мучаешься чувством вины. Переживаешь, что не спас ту девицу. Не, это нормально, — быстро оправдался он. — Она померла у тебя, считай, на руках. Никому такого не пожелаешь. Вот тебе и кажется, что ты как будто должен ей что-то.
— Дело не в том, что она умерла, — бессильно выдохнул я. — Дело в том, что перед смертью она пыталась мне что-то сказать, показывала этот кулон.
— Она просто бормотала в бреду. У неё от «горняжки» глюки уже начались. Она даже вряд ли соображала, что ты вообще существуешь.
— Наверное, — нехотя согласился я. — Но ведь Ульяна сказала, что видела точно такой же символ.
— Ага. Только так и не вспомнила, когда и где. Может, она спутала. Может, просто хотела тебя склеить, вот и брякнула какую-то хрень.
— Не пыталась она меня склеить. Она замужем.
— Кому это когда мешало? — усмехнулся приятель.
Его замечание показалось мне неприятной отсылкой к моему собственному прошлому, но я промолчал на этот счёт.
А Канунников добавил:
— Мож, тебе это… Типа к психологу сходить?
— Ну, спасибо.
— Не, я ж без всякого этого! Ну, типа поработать с чувством вины и всё такое. Я сам ходил.
— Ты? — вот тут я здорово удивился.
— Ну, да, — Илюха явно засмущался, что выболтал мне такое. Не принято у нас было о подобных вещах рассказывать. — Да один раз всего. Так, чисто из интереса… — он резко поднялся из-за стола. — Схожу ещё выпивки принесу. Тебе, мож, чё покрепче взять?
Уже несколько дней я ночевала в своей отдельной спальне, а поутру продолжала отыгрывать роль «счастливой жены». Что примечательно, домочадцы единодушно скалили зубы, хотя наверняка все уже заметили, что мы с Аркадием вечерами расходимся по разным комнатам. Однако Прохоровы и Мироновы придерживались какого-никакого чувства такта. Пока придерживались. Исключительно для вида. Но долго так продолжаться, разумеется, не могло.
Я понимала, что неровен час и меня припрут к стенке. Если этого не сделает сам Аркадий, то моя маман точно расстарается за него. Антонина Максимовна уже глядела косо во время завтрака, который мы все, конечно, обязаны были проводить в кругу большой дружной семьи. Вот время таких добровольно-принудительных мероприятий Прохоров также вёл себя как будто бы мило и непринуждённо. Но я замечала нарастающее в нём напряжение и не могла не осознавать, что муж злится. И его злость копится, копится, копится… Разбухает и усиливается.
Как и моя злость.
Она никуда не делась. Поутихла ненадолго, а затем стала пожирать снова. Я как будто на повторе вновь и вновь проживала тот ужасающий эпизод в бильярдной. А что самое поганое — Прохоров, кажется, решил, что одно несуразного извинения в больнице вполне хватило, и больше он не обязан ничего мне объяснять и уж тем более просить прощения. Отныне это он стал «обиженным и угнетённым». Ведь нехорошая жена отказала ему в первой брачной ночи. Какая трагедия…
— Эй!.. — позвала Мира, и я очнулась, резко придя в себя.
Мы сидели на террасе, пили горячий шоколад и любовались горными пейзажами. Мирославка мне что-то рассказывала до этого. Кажется, о том, что установила приложение для знакомств и теперь переписывается с потенциальными ухажёрами. Будь я хоть немного внимательнее к ней, поняла бы, отчего она так веселиться. Но в данный момент я попросту погрязла в собственных переживаниях.
— Да-да, я слушаю. Очень интересно, — быстро натянула улыбку и уставилась на Миру.
Шоколад в кружке давно успел превратиться в холодный клейстер, а солнце уже закатилось за горизонт. Теперь перед нами раскинулась сплошная чернота — в точности, как в моей душе.
— Ты не слушаешь, — огорчённо вздохнула Мирослава. — Ты всё ещё варишься в своих мыслях.
— Прости… Я только на секундочку задумалась…
Она поджала губы и состроила такое лицо, что мне захотелось и расхохотаться, и заплакать одновременно.
— Неужели ты всё ещё дуешься на Кешу?
«Кеша» — так только Мира называла Аркадия Прохорова. У меня это прозвище ассоциировалось с мультяшным попугаем, никак не получалось отделаться от этой картинки.
— Да какие уж тут обиды? — саркастически бросила я. — Подумаешь, кувыркался на столе со стриптизёршей в день собственной свадьбы. Невелика трагедия.
Мира снова вздохнула, то ли сочувственно, то ли устало:
— Ну, что теперь, ты до конца своих дней будешь это мусолить и припоминать ему?
— А что мне надо сделать? Плюнуть и забыть?
— Примерно так, — простодушно ответила золовка, пожимая плечами. — Не, ну, Ульяш, тебе самой-то приятно что ли?
— Конечно, мне неприятно! Мне ещё как неприятно! — вырвалось у меня непроизвольно.
Мирославка быстро приложила указательный палец к губам:
— Тс-с-с! Не ори так! — шепнула она. — А то щас Антонина Максимовна прибежит и начнёт нам лекции читать.
— Это она может, — я откинулась в кресле качалке и закрыла глаза. — Спасибо, что хоть ты меня поддерживаешь. Всё-таки это твой брат. Ты должна быть за него.
— А я за него, — также легко ответила Мира. — Просто понимаю, что он ни разу не ангел. А тебя мне по-женски жалко. Мужики такими козлами порой бывают. Иногда мне даже нравится мысль остаться старой девой. Заведу себе сорок кошек и буду километровые шарфы вязать.
Я улыбнулась:
— Ты не останешься старой девой. К тому же ты вязать не умеешь.
— Научусь, — горделиво заявила Мира и чуть не выронила чашку.
Я не сдержалась от смеха:
— Да у тебя же всё из рук валится!
— Смейся-смейся! А я уже видео-уроки смотрела по вязанию. Скоро вы все у меня будете в моих шарфах расхаживать, нравится вам или нет.
— Ну, это только после того, как ты сходишь на свидания со всеми парнями из этого приложения, — я кивнула на её смартфон.
— Ой… — Мира скривилась. — Не верю я в эти интернет-знакомства. С нормальным мужиком можно только вживую познакомиться, — тут она наклонилась в мою сторону. — Слушай, я тут об одном месте услышала… Недалеко… Говорят, классная тусовка собирается…
— Ну, так сходи.
— Я одна боюсь, — заявила она, хотя я очень сомневалась, что Мирославку так уж легко напугать. — Пойдём вместе, а?
— Нет, ни за что, — я отпрянула от неё в противоположную сторону.
— Ну, пойдём, У-уль! Ну, пойдё-о-ом! — Мира схватила меня за локоть и стала трясти. — Может, тебе даже удастся отомстить Аркаше.
Она подмигнула.
Я совершенно не поняла намёка:
— В смысле?..
— Ну… — протянула Мира. — Там вроде тоже есть бильярд… И всякие симпатичные мужчины, которые не против потанцевать с девушками… Один раз ведь не считается, правда?..