Примечание:
Для тех, кто не знаком с романом И. С. Тургенева "Отцы и дети" или подзабыл его, напишу краткую предысторию. Будущий уездный лекарь Евгений Базаров, человек незаурядный и очень одаренный, отрицающий высокие чувства, влюбляется в блистательную холодную аристократку Анну Сергеевну Одинцову, но та не отвечает ему взаимностью, поскольку он буквально пугает ее силой своей страсти.
Расстроенный и выбитый из колеи, впервые влюбленный, но отвергнутый, Базаров едет к себе в деревню лечить людей, где смертельно заражается тифом. В романе Тургенева Одинцова приходит к умирающему перед смертью, но ничем помочь ему не может, и он, увы, умирает... А в моем фанфике она пытается спасти его.
***
— Отец, оставь нас… Анна Сергеевна, вы позволите? Кажется, теперь… все… — Евгений указал головою на свое распростертое бессильное тело.
Василий Иванович вышел.
— Ну, спасибо, — повторил Базаров. — Это по-царски. Говорят, цари тоже посещают умирающих.
Анна Сергеевна с болью отметила, как сильно изменился, исказился его голос. Он дребезжал, выравнивался, снова срывался, падая до едва слышного шепота.
— Евгений Васильич, я надеюсь... — промолвила тихо Одинцова. Она сцепила руки в замок, немного подалась вперед, но с места не сдвинулась.
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать о будущем. Старая штука смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить! (Он слабо махнул рукой.) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! Это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что — какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
Анна Сергеевна невольно содрогнулась: глаза больного молили, ласкали, горели огнем затухающего чувства… Лицо его, преображенное, одухотворенное, казалось прекрасным.
— Ничего, не тревожьтесь… сядьте там… Не подходите ко мне: ведь моя болезнь заразительная.
Женщина нерешительно, словно о чем-то размышляя, пересекла комнату и села на кресло возле дивана, на котором лежал Базаров.
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой, убогой комнате!.. Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока есть время… Вы посмотрите, что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.
Базаров умолк и стал ощупывать свой стакан. Анна Сергеевна подала ему напиться, прерывисто и боязливо дыша.
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Базаров положил руку на лоб. Анна Сергеевна наклонилась к нему, в голове ее билась лишь одна мысль: «Спасти его… спасти… любой ценою».
— Евгений Васильич, я здесь… С вами!
Он разом опустил руку и приподнялся на постели, напугав Одинцову. Однако она сумела это скрыть.
— Вы…
— Евгений Васильич, вы нужны… Слышите? Нужны… — Одинцова умолкла, не в силах говорить далее. Спазм сдавил ей горло, и она потянулась к глухому вороту платья. Заставила себя подойти вплотную к постели больного и, не снимая перчаток, осторожно взяла горячую ладонь Евгения в свои.
— Я нужен вам? Вам? — недоверчиво спросил Базаров, стараясь силою воли удержать в голове эту спасительную мысль, эту единственную тончайшую нить, за которую он еще мог бы ухватиться…
— Д-да!.. Я, едва узнала, что вы больны… сразу к вам…
— Вы… любите меня? Скажите… Скажите же… — Евгений обессиленно упал на подушки.
«Вырвать из лап смерти… всевозможными способами… удержать здесь, на земле, не дать угаснуть молодой жизни».
Анна Сергеевна опустилась пред постелью на колени и, глядя в глаза умирающему, без зазрения совести тихо и внятно твердила:
— Люблю… Вас… Люблю… Хочу, чтобы вы жили, созидали, творили… Лечили людей… Спорили… Помните, как мы беседовали с вами?
— Оставьте меня… Я прошу вас… Силы меня покидают, сознание гаснет… Луна меркнет… Свеча… Темнота…
— Нет, нет! — шептала женщина, теребя его руки. Она сняла перчатку и уронила свою прохладную ладонь на его пылающий жаром лоб. И зарыдала…
Анна Сергеевна и сама не знала, отчего плачет. Она его не любила… Совсем… Но жалость к человеку, который любил ее, затопила, всколыхнула всю ее душу.
— Поглядите… Свеча горит… Вы живы, вы молоды…
Но больной уже не отвечал ей. Он затих, а на пересохших устах застыла мягкая улыбка. Грудь его едва-едва вздымалась.
Одинцова, закусив губу, покинула комнату. Василий Иванович бросился к ней из глубины темного коридора:
— Что? Как? Он… Он…
— Кажется, уснул. Или лишился сознания. Я точно не знаю… — тихо отвечала Анна Сергеевна. Она вся дрожала от напряжения после разыгранной ею сцены.
Тут со свечою в руках появилась мать Евгения, Арина Власьевна, вся в слезах, а за нею и доктор.
— Схожу к больному, — промолвил он. И осторожно отворил двери в горницу.
— Я останусь в вашем доме до тех пор, пока… ну вы понимаете?.. Пока ему не станет легче, — с усилием проговорила Одинцова и позволила старшему Базарову проводить себя до диванчика.
— Спасительница наша! — Арина Власьевна бросилась пред Анной на колени и попыталась было поцеловать ей руки. Василий Иванович едва сдержал жену.
***
Скрип половиц заставил Базарова встрепенуться. И, еще не раскрывая глаз, он ощутил в груди тепло и смутные радость, легкость… Тело раздавлено, не пошевелить ни рукою, ни ногою. Нет сил приподнять голову, чтобы увидеть, кто с ним в комнате. Но что-то светлое промелькнуло в сознании Евгения: он кому-то нужен. Он нужен… Кому-то… Кому? Тиф пожирает его, у него нет силы бороться. Только бы не дать угаснуть сознанию…
Хлопок закрываемой двери. Он снова один? Через силу он разлепил веки и слегка приподнял голову… Лампадка горит пред святыми образами. Она не затушила ее… Кто она? Это же… Это же Анна! Анна Сергеевна…
Ветер ворвался в комнату, распахнув окно. Поток свежего воздуха наполнил жизнью его утомленную болезнью грудь. Он любит… Он любим… Любим ли? Но это уже не так важно. Главное, есть на свете Анна; она просто есть… Добрая, отзывчивая, теплая, благородная… Как прекрасна жизнь! Как мимолетна молодость! Нужно ценить каждое мгновение… Он, ежели выкарабкается, продолжит свои опыты и станет уездным лекарем, как и хотел.
Еще одно неимоверное усилие, и Евгений дотянулся до стакана с водою, утолил жажду. Досчитал до двадцати и обратно, проговорил названия месяцев. Сознание ясное!
«Я должен жить!» — решил Базаров. Он приподнялся на локтях, но, почти сразу почувствовав сильное головокружение, лишился чувств.
Минуло более полутора недель изнурительной борьбы с болезнью, прежде чем Базаров смог вставать с постели. Василий Иванович и Арина Власьевна, стараясь оставаться незамеченными, слезно молились Господу и почти не отлучались от сына.
Одинцова более не навещала больного, однако каждые три дня присылала докторов. Какие только светила медицины не посещали Базарова: дважды были известный столичный доктор Иван Сергеевич Агриков и признанный лекарь губернии, лечивший самого губернатора, а также его супругу. Осмотрел Базарова и француз Жан Ландри, а после немец — тот самый доктор, которого привезла с собою Одинцова в свой первый и единственный визит.
Все доктора верили, что больной встанет на ноги, но некоторые из них опасались: запущенный тиф мог обернуться необратимым — потерей памяти и зрения, частичной неподвижностью и сердечными заболеваниями.
Однако Судьба пощадила Евгения Васильевича… Он медленно, но верно шел на поправку, принимал все необходимые лекарства, в поте лица принуждал себя к нехитрым физическим упражнениям, а после, изнуренный, обессиленный, проваливался в спасительный сон, исступлённо шепча имя своей возлюбленной…
***
Год спустя
Анна Сергеевна шла по аллее своего сада, мягко держа мужчину под руку. Он стал ей настоящим другом… Они так редко видятся в последнее время: Евгений постоянно в разъездах. Читает лекции в Петербургских университетах, проводит опыты, делает научные открытия и занимается лéкарством в своем уезде. Его ценят, о нем много говорят и даже пару раз писали в газетах. А она так скучает в его отсутствие! Более того, ей кажется, что она любит его! А он?.. Наверняка у него кто-то есть… В Петербурге…
Сия мысль всерьез опечалила молодую женщину, и она внезапно отпустила руку Базарова. А он словно и не заметил этого, продолжая идти с нею в ногу, галантно держать зонтик над ее головою и рассказывать о последнем химическом открытии. Одинцова подумала, что он прекрасно выглядит: одет, как всегда, просто, но элегантно. А его голос… Этот глубокий, приятный мужской голос она готова слушать часами. Строгий, грубый профиль его словно высечен из камня, а улыбка, изредка мелькающая на его устах, смягчает эту суровость.
— Давеча я получила весточку от Кати, они с Аркадием решились разводить лошадей, — бесцветно проговорила Одинцова.
— Вот как, значит? — Правая бровь Базарова иронично изогнулась. — Прекрасно… прекрасно… Что же, пожелаем им удачи!
Евгений еще ближе узнал Анну Сергеевну, хотя ее душа оставалась для него загадкою, и вел он себя по принципу: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». А сам по-прежнему любил ее, свою ненаглядную красавицу, трепетал пред нею, но научился скрывать свои чувства, боясь силою своей страсти отпугнуть ее, как это случилось год назад. Увы, он однолюб, и это надолго… навсегда…
Но Базаров и радовался, замечая, как сердце холодной аристократки с каждым их свиданием все полнее раскрывается ему навстречу, как теплеет ее взгляд, обращенный на него, как ее нежная улыбка все чаще предназначается ему, именно ему… А в кармане его пальто давно дожидается своего часа крохотная коробочка с золотым кольцом… Но, быть может, благосклонность изнеженной красавицы ему только мерещится?..
— Что-то утомилась я, Евгений Васильич, — меланхолично произнесла Одинцова. — Будьте добры, проводите меня до беседки, и мы с вами, как обычно, выпьем чаю… Ежели вы нынче не торопитесь.
— Я всегда к вашим услугам, Анна Сергеевна, — любезно, но и слегка развязно, в своей обычной насмешливой манере ответил Базаров. Так ему проще справляться с собою и быть для любимой женщины другом.