— Ты с ума сойдешь, когда узнаешь, кого мы поймали и бросили в Круг.
Сестра встретила меня у ворот замка, когда я вернулась домой после длительной медитации в лесу. Глаза Кияны лихорадочно горели. Было видно, что ее буквально распирает от желания поделиться со мной ошеломительной новостью. Я же, промокшая под дождем насквозь и едва живая от усталости, мечтала скорее добраться до постели.
— Нет мне дела до вашего пленника, Кияна. Ты знаешь, я не любительница подобных развлечений.
— Но в этот раз тебе понравится, — схватила меня за руку сестра. — Обещаю. Пойдем.
— Дай хотя бы переодеться с дороги.
— Нет-нет, пропустишь самое интересное, — она упорно тащила меня за собой. — Думаю, скоро все будет кончено. Он уже третий день там. В Круге. Поторопись, иначе не успеешь насладиться местью.
Местью? Насладиться? Когда это я наслаждалась чужими страданиями или отличалась злой памятью?
Однако спорить сил не было. Я понуро поплелась за сестрой в сторону зала правосудия.
Звуки боя и крики толпы мы услышали еще в коридоре.
— Скорее! — Кияна скакала вокруг меня, подгоняя. Тянула то за юбку, то за руки. Толкала в спину. — Он уже десятерых выключил. Едва живой, а дерется, как бык. Ему обещали свободу, если победит, и теперь он из шкуры вон лезет, пытаясь выиграть. Хочу посмотреть на его лицо, когда он узнает, что свобода идет в комплекте с…
Она глумливо и злорадно хихикнула в кулак. Ей было известно то, что бедняге пленнику лишь предстояло выяснить. Его, конечно, освободят, если он одолеет всех соперников, вот только… Было одно «но». Очень жирное, очень значительное «но». Подвох. Неприятный сюрприз, при мысли о котором я отчаянно желала пленнику поражения. Для его же блага.
Мне совсем не хотелось смотреть на то, как его награждают за победу. Слово «награждают» следовало взять в кавычки.
Зал правосудия тонул в громких криках. Толпа кольцом окружала арену, где дрался пленник, и я видела только чужие спины и затылки. Меня это совершенно устраивало, а вот Кияну — нет. Плечами и локтями она растолкала людей и затащила нас обеих в ряды первых зрителей.
Носки моих грязных туфель коснулись границы Круга. Тут серая плитка пола переходила в алый гранит. Мы словно стояли на берегу кровавого озера, скованного льдом, а в центре этого озера…
— Узнала? — кивнула сестра на пленника. — Это он! Тот подонок, который…
Она покосилась на меня, проверяя реакцию.
В этот момент мужчина, которого она назвала подонком и которого я откуда-то должна была знать, повалил противника лицом в пол и заломил ему руку за спину. Толпа притихла. В повисшей тишине раздался громкий противный хруст сломанной кости. Бородач на полу, один из воинов отца, оглушительно заорал. Его вопли эхом отозвались под куполом зала.
Люди сбоку от нас начали шептаться. Краем глаза я заметила, что Кияна продолжает наблюдать за мной с подозрительным любопытством.
«Узнала? — вопрошал ее пристальный взгляд. — Ты его узнала?»
Но пленник стоял ко мне спиной, и по одной только фигуре я не могла угадать его личность. Не вызывало сомнений лишь то, что передо мной эльф. Длинные острые уши торчали из гривы спутанных волос. Когда-то они были светлыми, но потемнели от пота и крови.
Эльф!
Я скривилась. Мое короткое знакомство с этой спесивой расой закончилось весьма и весьма неприятно.
Мужчина был бос. Из одежды на нем оставили только штаны. Его обнаженную спину покрывали следы от плети, красные и воспаленные. Некоторые еще кровоточили. Особо страшная рана тянулась от лопатки до поясницы и лоснилась влажными рассеченными краями.
Я не знала, в чем обвиняли этого эльфа, но мне были хорошо известны местные законы. Участь преступника решал судебный поединок. Победа в нем даровала свободу, но с оговорками, да и стражники делали все, чтобы обеспечить пленнику поражение. Избивали, морили голодом, не давали спать, чтобы к поединку заключенный обессилел. Если бедняга терял сознание от издевательств, его приводили в чувство ледяной водой из ведра, а подчас и кулаками. Удивительно, как в таком состоянии эльф был способен сражаться и даже выигрывать.
— Кто-нибудь еще бросит осужденному вызов? — прогремел голос судьи.
Над ареной повисло гулкое безмолвие.
Посрамленный бородач покидал арену ползком, не в силах подняться на ноги. Его лицо кривилось от боли, левая рука висела безвольной плетью, сломанная. Люди расступились перед раненым, выпустив его из Круга, потом опять сомкнули свои ряды.
В центре кровавого озера арены остался один только эльф. Не спавший и не евший несколько суток, он пошатнулся от усталости, но тотчас взял себя в руки и гордо расправил плечи. Мужчина повернулся, с вызовом оглядывая притихшую толпу, и мое сердце пропустило удар.
Я увидела его лицо. Красивое. Идеальное. Знакомое до каждой ненавистной черточки.
Он!
Мой рот дернулся в гримасе.
Не забыла. Не простила. Год прошел, а при виде этого проклятого эльфа меня сразу накрыло волной удушливой ярости.
Заметив, как изменилось мое лицо, Кияна сразу поняла, что я узнала пленника.
Я не могла поверить, что выпалила это. Но разве был у меня выбор? Здорового красивого мужчину собирались искалечить у меня на глазах. Смотреть на казнь было выше моих сил.
Когда я сказала, что возьму его себе, Альв вздрогнул. Вне всяких сомнений, он меня узнал, но, похоже, пребывал в таком сильном отчаянии, что сейчас обрадовался бы любой хозяйке. Его тело расслабилось. Эльф протяжно выдохнул и прикрыл глаза, обмякая в своих цепях. Только что он избежал участи, которая для любого мужчины была страшнее смерти. Его голая грудь в капельках пота вздымалась от тяжелого, сорванного дыхания. Кожа на лице обтянула кости черепа, как бледная маска смерти, но у скул неровными пятнами алел чахоточный румянец — розовые мазки стыда на белом полотне ужаса.
— Как здорово, правда? — щебетала под ухом Кияна. — Теперь ты можешь отыграться на нем за то чудовищное унижение в Йолине. А знаешь, кого за это надо благодарить? Меня. Да-да, меня. Твоя любимая сестричка убедила наших женщин не брать этого подонка себе в постель, а оставить его тебе для сладкой мести. Этот Альв, конечно, урод, но красавчик редкий. Если бы я заранее не подсуетилась, его бы схватили в первую же секунду. А так он твой.
Парадируя чванливых эльфов, Кияна скривила лицо и произнесла с наигранной брезгливостью:
— Фу, толстые человеческие карлицы. Бе-бе.
Она зажала пальцами нос, как делают, если чуют неприятный запах:
— Меня воротит от одного вашего вида.
И добавила уже своим голосом, перестав гримасничать:
— Теперь этих толстых человеческих карлиц ему придется ублажать в постели.
Кияна хохотнула.
Всех человеческих женщин, какими бы стройными и высокими они ни были, эльфы считали полными и низкорослыми.
Я перевела взгляд с лица сестры на скованного пленника.
Альв все еще стоял на коленях в центре кроваво-красной арены и смотрел на меня настороженно, будто услышал Кияну и поверил ее словам о мести. Крылья его опухшего носа трепетали. Взглядом можно было разжечь костер из сухого хвороста.
Палач убрал нож в перевязь на поясе и отошел к границе Круга. Его место перед пленником занял судья собственной персоной. Это был худой мужчина с лицом таким же холодным и пустым, как и его голос. В своих мрачных одеяниях он напоминал ворона.
Из широкого рукава судебной мантии показались костлявые пальцы, похожие на пальцы самой смерти, и подушечками прижались к вене на шее эльфа. Тот дернулся всем телом, как если бы в него ударил разряд молнии. Когда судья убрал руку, на месте прикосновения расцвела черная метка в форме кленового листочка — такими у нас клеймили рабов для утех. В иерархии рабов, а иерархия существовала и среди них, постельные относились к самой презираемой касте. На них даже другие невольники смотрели свысока.
— Теперь ты — вещь, — пронесся над ареной бесцветный голос, привыкший вершить судьбы. — Личная собственность кирнари Хель Теннет.
Услышав свое имя, я вздрогнула.
Судья продолжал:
— У тебя больше нет своей воли и никаких прав. Ты просто тело для услады госпожи и должен повиноваться ей душой и телом. Клеймо на твоей шее не даст тебе причинить вред свободным жителям Андера и отойти от хозяйки дальше, чем на три метра. Для твоего же блага я советую тебе, эльф, поскорее смириться со своей участью и забыть, кем ты был прежде.
— Кирнари, — теперь судья обращался ко мне. — Чтобы поднять орган этого никчемного раба, вам достаточно сказать: «Встань».
Я почувствовала на себе ненавидящий взгляд Альва и даже услышала, как он тихо зарычал сквозь зубы.
— Чтобы опустить более ненужный орган, скажите: «Опустись».
Альв шумно дышал, стоя на коленях со спущенными до колен штанами.
От всеобщего внимания и слов судьи у меня горели щеки.
— Чтобы постельный раб разрядился произнесите: «Давай». Вы также можете приказать этому ничтожному существу сидеть, молчать, есть, не шевелиться. Я рекомендую вам дать своему рабу новое имя. Это поможет ему поскорее расстаться с воспоминаниями о прошлом и привыкнуть к новым условиям жизни. Кроме того, напоминаю, что метка исчезает с тела раба, когда он становится искренне и всей душой предан своему хозяину.
Всей кожей я ощущала волны черной ярости, что исходили от эльфа. Если бы взглядом можно было испепелять дотла, на моем месте уже темнела бы горстка пепла.
Пленника расковали. Краем глаза я наблюдала, как эльф поднимается с колен и одной рукой неуклюже натягивает на себя штаны, заправляя срам, как он щупает следы на горле, оставленные магическим ошейником, и осторожно пытается вправить вывихнутое плечо. Помочь себе у него предсказуемо не получилось. Рука так и осталась висеть плетью.
Палач подтолкнул Альва ко мне, его госпоже. В полном смятении я замерла на краю арены, всем телом чувствуя приближение эльфа и не зная, как себя с ним вести. Мне не хотелось с ним говорить. Не хотелось его видеть. Не хотелось взваливать на себя обузу в виде нового, абсолютно ненужного мне раба, и уж тем более я не собиралась ничего у него поднимать и опускать с помощью колдовской метки. Будь моя воля, тропинки наших жизней никогда бы не пересеклись.
Но Альв был здесь. Мужчина, который однажды нанес мне ужасное оскорбление, шел ко мне, и я с ужасом понимала, что теперь он всегда будет рядом. Всегда. Магия не позволит ему отойти от хозяйки дальше, чем на три жалких метра.
Из ванной комнаты эльф вернулся в серой застиранной рубахе и узких черных штанах, которые идеально подошли ему по размеру. Стоит признать, болтливая служанка не зря так долго рассматривала моего пленника. Глаз у нее оказался алмаз. Одежда, которую она принесла от кастелянши, сидела на Альве как влитая, однако ее фасон ни капли не скрывал, а только подчеркивал его возбуждение.
Рубахи для постельных рабов намеренно шили короткими, чтобы длинный подол не мешал хозяйке любоваться подтянутой мужской задницей и аппетитным бугром в паху. По этой же причине штаны плотно обтягивали ноги невольника и то, что между ними. У эльфа не было и шанса спрятать от меня свою проблему.
Он и не пытался. Его руки были скрещены на груди, а не стыдливо прикрывали промежность. С хмурым видом Альв стоял в дверях купальни и сверлил меня взглядом исподлобья. Крылья его носа трепетали.
С нехорошим предчувствием я отложила в сторону книгу, которую якобы читала, пока он мылся.
— Это сделала ты! — голос моего пленника дрожал от гнева.
— Что сделала? — включила я дурочку.
— Это! — он показал на свои штаны, оттопыренные спереди.
— Не понимаю, о чем ты.
Мой ответ заставил эльфа с шумом втянуть ноздрями воздух.
— Ты. Меня. Возбудила! — прошипел он, выделив каждое слово. Его аж трясло от негодования.
— О, — я сделала удивленные глаза. — То есть ты сейчас злишься из-за того, что я красивая девушка и твое тело отреагировало на это определенным образом?
Альв опешил. Несколько секунд он растерянно моргал, и при виде его красного лица я испытывала что-то очень похожее на злорадство. Мне нравилось его дразнить.
— Я не то имел в виду. Ты меня околдовала!
— Своей красотой?
— Нет!
Он громко запыхтел.
— Это не я сам, это чары. Ты заколдовала меня! Чтобы унизить. Чтобы поглумиться. Хочешь, чтобы я потерял голову от навязанного желания и сам к тебе полез. Чтобы умолял. Чтобы ползал на коленях и просил… со мной… Чтобы это выглядело так, будто я сам этого хочу, а ты снисходишь до меня. Угадал? Мстишь мне за толстую карлицу? — Альв рассмеялся горько и зло. — Если бы ты знала правду, сказала бы спасибо за то, что я с тобой тогда…
Было во взгляде эльфа что-то… какая-то уязвимость, застарелая боль. Мне стало стыдно за свое поведение.
— Ладно, хорошо. Ты прав. Это колдовство.
Услышав, как Альв набирает полную грудь воздуха для очередной гневной тирады, я торопливо добавила:
— Но это получилось случайно.
— Случайно?!
В голосе эльфа звенели сотни восклицательных знаков. Казалось, от ярости у него сейчас закипят белки глаз.
— Да, случайно. Я не хотела. Так вышло.
— Так… вышло?
У него дернулось веко.
— Да. Я пыталась разбудить тебя, а проснулся не ты, а… он.
Я кивнула на его пах.
Минуты на две в комнате повисло немое молчание. Альв выглядел как человек, который хочет сказать слишком много и поэтому вообще не может ничего из себя выдавить.
Наконец он потребовал:
— Исправляй!
Я почти видела те усилия, которые ему потребовались, чтобы взять себя в руки и не добавить к своим словам ничего лишнего.
Чувствуя себя донельзя глупо, я обратилась к содержимому его штанов:
— Опустись. Ну, пожалуйста.
Упрямец шевельнулся, но не обмяк.
— Он не хочет, — развела я руками.
— Что значит не хочет? — бесился Альв.
Теперь его левое веко дергалось не переставая.
— Попробуй еще раз!
Я попыталась придать своему голосу как можно больше властности:
— Я приказываю тебе опуститься! Немедленно! Опустись, кому сказала!
Ничего не изменилось.
Альв застонал от досады.
— Мне что, теперь всегда так ходить? А может, ты издеваешься надо мной?
Его глаза прищурились с подозрением.
— Делать мне больше нечего, только издеваться над тобой. Сядь, поешь. Потом что-нибудь придумаем. А может, он устанет стоять без дела и опустится сам.
Судя по выражению лица, Альв хотел возразить, но его взгляд упал на тарелку супа под магическим куполом, и в тишине комнаты раздалось урчание пустого желудка. С неловким видом эльф кашлянул в кулак.
— Ладно.
Он опустился за туалетный столик, где стояла еда, подождал, пока я сниму согревающие чары, и невыразимо изящным жестом взял в руки ложку. Аристократ до мозга костей, Альв старался не показывать жадности. Несмотря на дикий голод, он ел степенно, неторопливо, с чувством собственного достоинства, будто находился на званом ужине, а не сидел за столиком своей хозяйки.
— Это все? — спросил он, тоскливо оглядев пустую тарелку. — Вы морите своих рабов голодом?
Год назад
Завтрашнего дня я ждала с большим нетерпением, ведь утром мы отправлялись в путь, и путь этот лежал в Йолин, королевство эльфов. Несколько часов в тряской повозке, затем магическая переправа — и я впервые увижу своего жениха вживую. До этого его красотой я любовалась только на портрете.
Кругляш из дерева с цветной миниатюрой, покрытой лаком, хранился в верхнем ящике секретера, и я доставала его каждый вечер. Смотрела на изображение и представляла, как оно оживает: идеальное нарисованное лицо приходит в движение, чувственные губы складываются в улыбке, от глаз разбегаются лучики морщин, красавчик моргает и фокусирует на мне взгляд.
За год я изучила портрет от и до. Сотни раз я обводила пальцем черты этого холеного, благородного лица и замирала от счастья при мысли, что у меня будет такой соблазнительный муж. Конечно, художник мог польстить заказчику, но все знали, что среди эльфов уродов нет. Даже если портрет не соответствует реальности, то незначительно.
К тому же я влюбилась не столько во внешность Альва, сколько в его письма. Он писал мне уже шесть месяцев. Строчки, пронизанные нежностью и ожиданием встречи. Перед сном я перечитывала их снова и снова. Принц рассказывал мне о себе, о Йолине, задавал вопросы. У нас нашлось море общего. Меня не покидало ощущение, что я обрела родственную душу, что этого мужчину я знаю всю жизнь.
Завтра я ехала в чужое королевство, на собственную свадьбу, к незнакомцу, но ни капли не боялась. Мне не терпелось встретиться с женихом, услышать его голос, увидеть его с другого ракурса, а не с того, что на портрете. Я верила, что этот день будет волшебным.
Утром я убедилась, что мое свадебное платье уложили в сундук правильно — так, чтобы оно не измялось в дороге. После я забралась в карету, и наша колонна покинула укрепленный город. В Йолин меня сопровождали сестра и матушка, несколько придворных магов и охрана. Всего десять экипажей. Путь наш лежал в северную деревушку под названием «Каменные круги» — одно из немногих мест, где сходились природные магические потоки и была возможность открыть портал в другую часть света.
Чтобы не пришлось добираться до королевства эльфов несколько недель, мы использовали сложное колдовство. В Каменных кругах пять сильнейших магистров Андера взялись за руки и объединили свою мощь. Пока они читали заклинание, деревенские конюхи накормили и напоили лошадей, а мы с придворными отужинали в единственном местном трактире.
Нити мироздания лопнули ближе к полуночи. К этому моменту изможденные маги едва стояли на ногах. К экипажам их вели, придерживая за плечи. Зато у входа в сосновый лес кляксой растеклась зияющая чернотой дыра.
Когда ты проезжаешь сквозь портал, кажется, что твоя голова сейчас взорвется. Уши закладывает, глаза горят. Тебя мутит и подташнивает, хотя дорога под колесами ровная и карету трясет в два раза меньше, чем на гравийке. И все равно ощущение такое, что ты вот-вот простишься с ужином. Минута перехода длится вечность.
Наконец глубокая темнота за окнами экипажа рассеялась, и я увидела, что Кияна на соседнем диванчике сидит вся красная, а лицо матушки, наоборот, побелело до синевы.
— Хвала богам, прошли, — вздохнула сестрица, а матушка полезла за платком, чтобы утереть со лба испарину.
По эту сторону портала ночь уже закончилась, и деревья по краям обочины купались в лучах солнца. Маленькие желтые птички перелетали с ветки на ветку, и в воздухе над проселочной дорогой разливалось их нежное пение. Сладко пахло цветами и разнотравьем.
Мы с Кияной обменялись улыбками. В ее глазах я прочла ту же самую мысль, что пришла в голову мне: Йолин чудесен, сама природа сулит мне бесконечное счастье.
Вереди на фоне зеленых гор и журчащих водопадов возвышался замок с белыми стенами и красными конусами башен.
* * *
Впервые я увидела Альва на балу, который устроили вечером в честь нашего приезда. Красивый до невозможности, в белом бархатном камзоле, он стоял рядом с отцовским троном и лениво наблюдал за тем, как наша делегация плывет по широкому проходу, образованному толпой нарядных придворных. С каждым шагом сердце пыталось выпрыгнуть из груди. Я едва дышала, очарованная внешностью и статью эльфийского принца. Он был таким же как на портрете. Идеальным.
Только смотрел на меня почему-то холодно.
Где-то под ребрами царапнуло разочарование. После нашей переписки, которая из дружеской почти переросла в любовную, я рассчитывала на более теплый прием. Нет, я, конечно, не ожидала, что Альв улыбнется до ушей или прилюдно бросится мне навстречу, но была уверена, что при виде меня лицо его посветлеет, а глаза просияют радостью. Однако принц выглядел отстраненным.
Наверное, в Йолине было непринято проявлять эмоции.
Но какие же эльфы все-таки красивые! Они казались богами, спустившимися с небес! Кожа белая и гладкая — ни веснушки, ни родинки, ни любого другого пятнышка. Волосы длинные и густые. Черты лица тонкие и благородные. Каждое движение пронизано изяществом, будь то взгляд или поворот головы.
И все высокие. Не только мужчины, но и женщины. Среди них я ощущала себя настоящей коротышкой.
Позже, когда мы с Альвом кружились в маэрэте, традиционном для балов танце, я поняла, что мой нос упирается ему в грудь. Еще подумала, что не смогу поцеловать этого прекрасного гиганта, даже если встану на цыпочки.
— Я не писал тебе никаких писем, — плечи Альва напряглись.
Моя рука с гребнем безвольно опустилась вдоль туловища.
— Не понимаю…
Альв поймал мой взгляд в зеркале и произнес, наблюдая за реакцией:
— Отец поручил одному из придворных очаровать тебя во время переписки. Мы знали, что женщины в человеческих кирнарах слишком свободны и независимы. Ты могла отказаться от брака с незнакомцем. И никто, даже владыка, не принудил бы тебя к нежеланной связи. Поэтому…
Он отвел глаза.
— …у нас был шпион в Андере. Он собирал сведения о тебе. Эльф, с которым ты общалась, использовал эти знания, чтобы расположить тебя к себе… то есть ко мне. Но я не читал твоих писем и сам не написал тебе ни строчки.
У меня дернулась щека.
Понимать, что тебя месяцами водили за нос, было неприятно.
— Какие же вы, эльфы, двуличные мерзавцы.
Я швырнула гребень на туалетный столик и отошла к стене, откуда спросила дрожащим голосом:
— Самому тебе, значит, было недосуг переписываться с толстой человечкой? Настолько неприятная обязанность, что ты решил спихнуть ее на другого?
Если в день свадьбы год назад Альв не особо следил за языком, то сейчас тщательно подбирал слова, боясь разгневать госпожу. Я видела его внутренние метания.
— Я был… не в восторге от… необходимости связать свою судьбу с человеком.
— Настолько не в восторге, что бросил меня у алтаря?
— Не у алтаря.
Это уточнение меня взбесило. Я вспомнила, как в свадебном платье бежала под дождем в лес, потому что не хотела возвращаться в эльфийский замок. Вспомнила, как Кияна прижимала меня, рыдающую, к груди и грозила остроухим подлецам всеми карами небесными. Как после «толстой карлицы» я целый год чувствовала себя уродиной и старалась похудеть, чтобы никто впредь не смог назвать меня даже полноватой. Сестра злилась и боролась с моими голодовками, снова и снова повторяя, какая я красивая и замечательная.
Все прошло. Оскорбления бывшего жениха больше не имели надо мной власти.
— Не у алтаря. Но я была в свадебном платье. Если я настолько не понравилась тебе и ты не хотел этого брака, то мог сказать мне об этом раньше. Например, во время бала, когда мы танцевали. Но ты дождался самого последнего момента.
Альв открыл было рот, словно хотел сказать что-то в свое оправдание, но промолчал и отвел глаза.
Внезапно я почувствовала себя ужасно уставшей. Даже на злость не осталось сил. Я поняла, что больше не хочу видеть этого мужчину в своей комнате.
— Знаешь, я, пожалуй…. Я… отправлю тебя в гаремник.
Альв резко вскинул голову и нашел мой взгляд в зеркале, затем обернулся и посмотрел на меня с ужасом. Он не знал наших порядков и, похоже, надумал себе что-то страшное.
— Не волнуйся. Никто тебя там не тронет. Ты останешься моим рабом, но будешь жить с остальными постельными рабами в особом крыле замка. Под присмотром Сола. Он позаботится о твоих нуждах.
Большинство хозяев держали своих невольников в мужском и женском гаремнике и забирали оттуда для утех. Почему бы и мне не поступить так? С глаз долой — из сердца вон.
Альв прищурился. После моих слов его плечи немного расслабились, но взгляд остался настороженным. Я ждала возражений, но их не последовало.
Теперь, когда я приняла решение, надо было удлинить незримую магическую цепь, которая привязывала раба ко мне. Для этого пришлось искать судью, потому что в магии рабских меток я ничего не смыслила. Все это заняло время.
Судья прислал вместо себя своего помощника, и тот долго колдовал над очертаниями кленового листочка на шее эльфа. Мой пленник при этом смотрел перед собой застывшим, стеклянным взглядом, будто отрешился от происходящего.
— Готово, — объявил маг. — Теперь этот раб может перемещаться в пределах замка, но не покинет его стены без вашего разрешения, кирнари.
Я кивнула и проводила мужчину до двери.
Альв продолжал сидеть на стуле. Его спина была сгорблена, голова — опущена, руки безвольно лежали на коленях. Он глядел в пол.
— Так будет лучше, — сказала я, словно оправдываясь за свое решение.
Я действительно верила в свои слова. Постельные рабы содержались в хороших условиях и были неприкосновенны, как личная собственность своих хозяев.
Альв ничего не ответил.
Со стула он поднялся, только когда за ним явился Сол.
В полном молчании пленник забрал с подоконника деревянную шкатулку, свое единственное имущество в этом замке, и прошел мимо меня к выходу. Он ничего не сказал, даже не взглянул на меня на прощание. Когда за мужчинами закрывалась дверь, до меня донеслись слова управляющего.
— Ох, бестолочь ты ушастая. Профукал теплое местечко подле госпожи. Умнее надо быть. Теперь живи среди этого гадючьего гнезда, дурень.
Звуки шагов слабели, пока не истаяли вдали.
Я вернулась к книге, которую читала до того, как отправилась медитировать в лес. Это был толстый фолиант с описанием различных колдовских и лечебных растений. С десяти лет я каждую свободную минутку тратила на изучение магии и развитие своего дара. Долг каждой наследной кирнари — от года к году становиться сильнее.