Глава 1

– В моем доме ты будешь жить по моим правилам, юная леди! – бахает своей огромной ладонью по обеденному столу генерал Игнат Савельевич Виленский – по совместительству и к моему глубочайшему сожалению – мой отец. Припечатывает так внушительно, что среди посуды проходит дребезжащее волнение.

– Над твоими правилами даже десятилетний ребенок посмеется, а мне двадцать, пап! – зеркалю я отцовский жест. Вот только от хлопка моей скромной ладошки даже дурацкая чайная ложка на столе не подпрыгивает. Предательница!

– Я все сказал, – отрезает отец, поднимаясь и накидывая на свою внушительную фигуру китель. – Пока я тебя обеспечиваю, плачу за твою учебу, жилье и прогулки с подружками – я здесь власть в последней инстанции.

– Тиран ты в последней инстанции, – огрызаюсь я себе под нос.

– Что ты сейчас сказала?

– Что раз так, то я от тебя съеду! Понятно? И буду жить по своим правилам! – тоже подскакиваю на ноги, и иду следом за родителем в коридор нашей огромной трешки в центре Питера. – Буду уходить, когда захочу, приходить, когда захочу и… ой! – отец резко замирает, а я впечатываюсь носом в его спину.

– Съедешь? – переспрашивает он, медленно оборачиваясь.

– Съеду! – обещаю я.

– Замечательно. Давай. «Сказано-сделано» – разве не так я тебя учил, Аврора Игнатьевна? Действуй! Если, конечно, это не очередные пустые угрозы, чтобы привлечь мое внимание, – усмехается так, что по моей спине разбегаются мурашки.

– Не угрозы! – упрямо задираю я ушибленную часть тела, хотя внутри все сжимается.

– Ну, вперед! – рубит папа. – Посмотрим, как долго ты продержишься на своих «правилах» без моей финансовой поддержки!

– Долго, ясно?! И мне вообще не нужны твои деньги! Я и сама могу…! – кричу я, но договорить, что я там «сама могу», не успеваю. Мои слова ударяются о закрывшуюся входную дверь. Класс! Как всегда, он просто берет и уходит, оставив последнее слово за собой. Но это ведь не честно! Я имею право выдвинуть встречные аргументы!

Я со злости топаю босой ногой по паркету.

О-о, а это надменное «ну, вперед»? Как будто думает, что я струшу! Нет, не думает, а уверен, что я прибегу через пять минут с извинениями. Сутки! В крайнем случае. И в слезах. Генерал Виленский решил, что его дочь – пустышка, способная только словесно распыляться. Ага, как бы не так, папочка!

Я несусь взбешенной фурией в свою комнату, с трудом стягивая с верхней полки шкафа свой огромный чемодан. Начинаю без разбора сваливать в него, все, что попадается под руку: от книжек до косметики. Будучи уверенной, что больше половины схваченных в пылу ссоры вещей мне и подавно не понадобятся.

– Туда не ходи. Сюда не ходи. С теми не общайся. С этими не дружи. А самое главное – дома в десять. Десять, Карл! Мне что, пятнадцать? – ворчу я зло.

Тишина мне не отвечает. Глупо было бы ожидать другого, правда?

Каждый раз. Каждый чертов раз мы с папой ругаемся из-за одного и того же: моего позднего возвращения домой. Хотя я вчера задержалась-то всего на час! И то потому, что долго ждала маршрутку, а ехать мне нужно было с другого конца города. Вернулась домой вместо десяти, в одиннадцать. Несправедливо! Детское время. Даже школьники гуляют дольше, чем я – студентка второго курса. Красавица, умница, отличница. Вся такая положительная, аж самой тошно. Монашки не такие святые, как я – дочь генерала!

Нет, решительно сил моих больше нет терпеть эту тиранию. Вот прямо сейчас возьму и съеду! И даже если мне придется жить в подвале с бомжами и умываться из лужи – ни секунды не останусь больше в этой тюрьме. Игнат Савельевич Виленский пусть своими бойцами командует, а я уже взрослая, самостоятельная и вполне способная обеспечить себя жильем девушка. Точно!

Способная ведь? На секунду засомневавшись, лезу в свою коробку с заначкой. Вытрясаю на кровать всю наличность. Деньги, что я копила целое лето, подрабатывая официанткой в кафе. Я планировала их потратить на крутой ноутбук. Да, для будущего дизайнера мощная техника важнее, чем аренда квартиры на месяц. Но вряд ли я способна сейчас трезво оценивать ситуацию. Трезвая оценка, к слову, вообще не мой конек!

Пересчитав деньги, лезу на сайт по аренде жилья и тычу в первое подходящее мне по цене объявление. Пролистываю фотки квартиры, что предлагают в аренду, несказанно удивившись тому, как сильно подешевело жилье, раз такую светлую и просторную двушку с хорошим ремонтом и всей техникой сдают за гроши!

Не долго думая, жмякаю на кнопку «позвонить». Если замешкаюсь хоть на секунду – струшу! Пока слушаю длинные гудки, сажусь верхом на свой распухший от барахла чемодан, и матерюсь, пытаясь его застегнуть. С горем, боем и скрипом молнии – впихиваю не впихуемое и в этот момент в трубке раздается:

– Слушаю, – приятным женским голосом. Мое воображение тут же рисует даму лет сорока с небольшим. С добрым взглядом, мягкой улыбкой и неуемным желанием обеспечить жильем одну отчаявшуюся душу.

– Добрый день! Я по объявлению. Вы еще сдаете квартиру?

– Добрый. Квартиру? – удивляется собеседница.

Я называю указанный в объявлении адрес.

– Ах, эту! Конечно. Вы хотите ее посмотреть?

– Я хочу ее снять! – воодушевившись, выкрикиваю и сдуваю упавшую на лицо светлую прядь. Посмотреть – для слабаков. А я теперь – сильная и самодостаточная.

Глава 2

Дует? У него, видите ли, дует! А у меня сейчас из ушей пар повалит, и я взорвусь к чертовой матери прямо здесь!

Мозг, до этого пребывавший в анабиозе от шока, медленно перезагружается. Так. Незнакомый. Полуголый. Мужик. В моей квартире.

Первая мысль – маньяк. Вторая – вор. Третья, самая безумная – он перепутал квартиры. Хотя какая разница? Он здесь, а его здесь быть не должно!

Телефон, сиротливо лежащий на полу, вдруг оживает, и из него доносится искаженный голос Ирки:

– Рори? Аврора, ты где? Что за мужик?

Я машинально тянусь к нему, но наглец оказывается быстрее. Он лениво наклоняется, и я вижу напрягшуюся широкую спину, каждый мускул которой, кажется, живет своей жизнью. Не сводя с меня насмешливого взгляда, он подхватывает мой мобильный и сбрасывает вызов.

– Ты что себе позволяешь?! – наконец прорывает меня. Голос срывается на какой-то жалкий писк.

– Избавляю себя от лишних свидетелей, – ухмыляется он, небрежно швыряя мой телефон на тумбочку в прихожей. – Не люблю, когда подслушивают.

Эта наглость становится последней каплей. Страх испаряется, уступая место праведному, всепоглощающему гневу. Я сбежала из-под отцовского контроля не для того, чтобы какой-то самодовольный качок разгуливал по моему дому в одном полотенце!

– Какого черта вы делаете в моей квартире?! – визжу я, оглядываясь в поисках оружия. Взгляд падает на швабру, одиноко стоящую в углу. Идеально. Я хватаю ее, выставляя перед собой, как копье. – А ну пошел вон отсюда! Я сейчас полицию вызову!

Он даже бровью не ведет. Просто облокачивается плечом о стену, скрещивает на своей невероятной груди руки и с откровенным весельем наблюдает за моей истерикой.

– О, ну привет, соседка, – тянет он, и в его голосе сквозит неприкрытая издевка. – А я уж думал, не дождусь. Дана Львовна предупреждала, что ты будешь... впечатлительной.

Соседка? Какая, к дьяволу, соседка? У меня затуманивается в голове. Может, я сплю? Может, это все – идиотский сон, вызванный стрессом? Или галлюцинации? От недостатка кислорода после пешей прогулки на пятый этаж с утяжелением.

– Какая еще соседка?! – выпаливаю я. – Это МОЯ квартира! Я за нее заплатила! Я здесь живу! Одна!

Он медленно качает головой, будто разговаривает с умственно отсталой.

– Странно, Львовна сказала, что девочку нашла умную, спокойную, вежливую, опять же. Слушай, а ты точно не ошиблась квартирой? – усмехается полуголый подлец.

– Да ты… да я… – начинаю от злости хватать ртом воздух. – Р-р! Ты мне зубы не заговаривай! – делаю я тычок шваброй в воздухе.

Мужик присвистывает, но инстинктивно делает шаг назад.

– Ты договор вообще читала, буйная?

– Разумеется, читала!

– Через абзац?

– Как положено! И там ни слова не было про полуголого нахала, имеющего право принимать в моей квартире ванную!

– Уверена? Потому что я уверен, что именно такой пункт в нашем договоре есть.

– Нашем? Это только мой договор! Сейчас! – грозно обещаю я. – Сейчас я тебе его покажу!

С грохотом бросаю швабру, та тут же падает, едва не задев меня по ноге. Не обращая на это внимания, я подлетаю к своей сумке, брошенной на кухонный стол, и начинаю лихорадочно в ней рыться. Где же эта чертова папка? Вот она!

Выхватываю мятые листы, сложенные вдвое, и почти бегом возвращаюсь к незнакомому засранцу, который до сих пор стоит у двери в ванную и светит своим отвратительно рельефным торсом. Так светит, что я чувствую, как начинаю слепнуть!

– Вот! Смотри! Договор аренды! На мое имя! – Я тычу ему бумагой почти в нос, но мужчина даже не смотрит. Его взгляд прикован к моему лицу, и в нем столько насмешки, что мне хочется его ударить.

– Ты сама-то посмотри, умница. Внимательно. Особенно пункт один, точка три, – спокойно произносит он.

Я хмурюсь, не понимая, к чему он клонит. Опускаю взгляд на бумагу, пробегаю глазами по строчкам… и застываю.

Пункт один, точка три: «Арендатору предоставляется в пользование изолированная жилая комната номер два, а также места общего пользования (кухня, санузел, коридор) на условиях совместного проживания с другим арендатором».

Комната. Номер. Два.

Совместного. Проживания.

Кровь медленно отхлынула от лица, уступая место ледяному ужасу. В ушах зашумело. Я вспоминаю свой восторженный треп по телефону с Иркой… «Двухкомнатная, представляешь! Цена – просто подарок!».

Подарок. Троянский конь, а не подарок! С огромным, полуголым, наглым сюрпризом внутри.

– Ты облажалась, детка, – его голос звучит насмешливо. – Нужно было внимательнее слушать, когда хозяйка говорила про «вторую комнату для второго жильца», а не хлопать ресницами и радоваться, как ребенок конфете.

Он неодобрительно качает головой и проходит мимо меня на кухню так близко, что меня обдает волной тепла от его тела и запахом мужского геля для душа – что-то терпкое, с нотками цитруса.

Я замираю, вжавшись в стену, чтобы не коснуться его. Это просто как-то сюр! Мужчина движется с ленивой грацией, абсолютно уверенный в себе и в своем праве здесь находиться. Полотенце на его бедрах качнулось, на мгновение приоткрыв линию загорелой кожи. Я невольно сглатываю, и тут же злюсь на себя за эту предательскую реакцию. Он открывает холодильник и достает бутылку воды. Со щелчком откручивает крышку. Жадно пьет, запрокинув голову. Я, завороженная, слежу за тем, как ходит его кадык, как напрягаются мышцы на мощной шее. Одна капля срывается с его губ и медленно скользит вниз: по шее, к ключице, где и пропадает. И от этого простого зрелища у меня почему-то пересыхает во рту. Ну почему он такой горячий?!

Глава 3

Мозг плавится. Медленно, тягуче, будто сыр на пицце, которую забыли в микроволновке. Кто-то словно взял огромные наушники, надел их прямо на мою черепную коробку и включил на полную громкость саундтрек к персональному апокалипсису. Тяжелые гитарные риффы вгрызаются в подкорку, барабаны отбивают бешеный ритм прямо по вискам, а чей-то истошный, нечеловеческий вопль, который, видимо, считается вокалом, пытается вырвать мою душу из тела через ушные раковины.

Я резко распахиваю глаза. За окном беспросветная серость, достойная лучшего фильма о конце света. Сквозь щель в шторах сочится хмурый, безрадостный свет осеннего утра. Нащупываю телефон на тумбочке, экран обжигает сетчатку. Семь двадцать.

Семь. Двадцать. Утра!

Твою мать!

Я легла в пять. Поспала чуть больше двух часов. Двух жалких, несчастных часов! После ночи, которую я провела, слушая, как мой сосед устраивает в своей комнате филиал Содома и Гоморры.

Рычание, которое вырывается из моей груди, могло бы напугать стаю голодных волков. Все. Хватит. Предел моего ангельского терпения был достигнут еще вчера, когда этот полуголый Аполлон читал мне лекцию о правилах общежития. Сегодняшний утренний концерт – это уже объявление войны.

Я пулей вылетаю из кровати, на ходу натягивая шорты и футболку. Волосы спутаны, под глазами, наверняка, залегли огромные тени, но мне плевать. Сейчас я – фурия, богиня мщения, и моя единственная цель – заставить эту адскую шарманку замолчать. Навсегда.

Выскакиваю в коридор. Звук становится еще громче, он идет не из его комнаты, а… из ванной. И сквозь грохот металла я слышу шум воды. То есть это чудовище не просто решило разбудить весь дом, оно еще и наслаждается утренним душем под аккомпанемент группы, явно призывающей сатану.

Внутри меня все закипает. Подлетаю к двери ванной и со всей силы барабаню по ней кулаком. Дерево гулко отзывается, но на фоне музыки мой стук – что слону дробина.

– Эй! Тут занято! – раздается из-за двери его приглушенный, до омерзения спокойный голос.

– Я знаю, что занято! – ору я в ответ, срывая голос. – Выруби свою шарманку! Людям спать надо!

Секундная пауза. Я уже почти верю в чудо, в то, что в нем проснулась совесть. Но вместо тишины музыка просто продолжает звучать с той же наглой, монотонной громкостью. Для кого-то другого она, может, и не показалась бы оглушающей, но для моего невыспавшегося мозга и обостренного слуха – это настоящая пытка. Глухие басы проникают сквозь стену, будто ввинчиваясь мне прямо в виски.

– Ты издеваешься?! – кричу я, и мой голос тонет в очередном гитарном риффе.

Он издевается, точно вам говорю! Нагло, открыто, получая удовольствие от моей беспомощности. Со злости, уже не соображая, что делаю, я со всей дури пинаю дверь ногой.

– Ай! – шиплю сквозь зубы.

Боль простреливает от большого пальца до самого колена. Отличное начало дня: невыспавшаяся, злая и с ушибленным пальцем. Прихрамывая, отскакиваю от двери и в бессильной ярости смотрю на нее. Ноль реакции. Он просто игнорирует меня, продолжая поливаться водой и «наслаждаться» музыкой.

Я стою под дверью еще минут десять, чувствуя, как дергается глаз. Все, хватит. С этим животным нельзя по-человечески. Значит, будем действовать его же методами. Мой коварный план требует немедленных корректировок. В голове рождается идея. Дерзкая, мстительная и совершенно гениальная в своей простоте.

Разворачиваюсь и, хромая, иду в гостиную. Распахиваю настежь огромное окно, впуская в квартиру промозглый питерский ноябрь. Ледяной ветер тут же врывается внутрь, задирая шторы и пробегая по коже колючими мурашками. Отлично. Иду в его комнату – то же самое. Сквозняк гуляет по квартире, как у себя дома. Идеально. И жутко холодно. Ежась, я прошмыгнула в свою комнату, схватила с кровати толстый плед и, вернувшись в коридор, закуталась в него, как в кокон.

Теперь, когда он, распаренный после горячего душа, выйдет в этот ледник, его ждет незабываемый экспириенс. Может, хоть воспаление легких научит его уважать соседей.

С чувством глубокого удовлетворения я возвращаюсь к ванной. Сажусь на пол, прислонившись спиной к стене, обнимаю колени и жду. Я готова ждать сколько угодно. Теперь это дело принципа.

Минут через пятнадцать, которые кажутся вечностью, музыка в ванной наконец стихает. Еще через пять, дверь со скрипом открывается, и на пороге появляется он. Снова в одном полотенце, небрежно обмотанном вокруг бедер. Мокрые темные волосы в беспорядке, на широкой груди и плечах блестят капли воды. И смотрит на меня сверху вниз с откровенной, неприкрытой насмешкой.

Ледяной сквозняк пробегает по его коже морозными иголками, но, кажется, совсем его не смущает. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Черт бы его побрал!

– Наслаждаешься утренней свежестью, котенок? – спрашивает он хриплым голосом, легко перешагивая через мои вытянутые ноги, будто я нелепое препятствие, мусор на его пути. – Впрочем, правильно, холод способствует сохранению упругости кожи. Морщин меньше будет.

– Мне двадцать, придурок! У меня нет морщин!

– Правда? А я думал, это чудодейственный ботокс и кровь девственниц.

Я молча провожаю его убийственным взглядом. Козел! Так и хочется вцепиться в это полотенце и сдернуть его к чертям. Накинуть на его мощную шею и душить, душить, душить! Но я сдерживаюсь. Сосед скрывается в своей комнате, и я слышу, как щелкает замок.

Глава 4

Будильник.

Мерзкий, настойчивый звук, который врывается в остатки моего сна и безжалостно выдирает меня из теплого, уютного небытия. Я с глухим стоном перекатываюсь на другой бок и накрываю голову подушкой, пытаясь отгородиться от жестокой реальности. Но электронный говнюк на тумбочке не унимается.

Спустя минуту я сдаюсь. Скидываю подушку и, не открывая глаз, шарю рукой по тумбочке в поисках источника звука. Пальцы натыкаются на холодный пластик телефона. Я с силой впечатываю палец в экран, и адская трель наконец-то стихает.

Тишина.

Блаженная, оглушительная тишина. Я лежу неподвижно, прислушиваясь. Уши все еще гудят от будильника, но… посторонних звуков нет. Нет тяжелого рока, который вчера утром чуть не довел меня до нервного срыва. Нет грохота гитар и сатанинского вокала, проникающего сквозь стену. Ничего.

Я медленно открываю глаза. На лице сама собой расползается сонная, но донельзя довольная улыбка.

– Какой молодец, – шепчу я в пустоту. – Услышал все-таки.

Неужели в этом куске ходячих мышц и наглости есть зачатки разума? Неужели мой гениальный план, вывешенный на холодильнике, возымел действие? Приятное тепло разливается по телу. Маленькая, но такая сладкая победа. Я заставила Глеба считаться со мной! Это определенно повод для гордости и хорошего завтрака.

Окрыленная этим открытием, я вываливаюсь из кровати и, шаркая босыми ногами по прохладному ламинату, шлепаю на кухню. Мысли уже рисуют радужные картины: сейчас я сварю себе ароматный кофе, сделаю пару тостов с сыром и буду наслаждаться утром в тишине и покое.

Выхожу за дверь, бросая взгляд на холодильник, где вчера я повесила лист. Список на месте. Но что-то в нем не так.

Я подхожу ближе, щурясь спросонья. И замираю. Кровь медленно начинает закипать в жилах, а триумфальная утренняя эйфория испаряется без следа, уступая место холодной, звенящей ярости.

Напротив каждого моего пункта, выведенного почти каллиграфическим почерком, красовались… рожицы. Маленькие, наглые, криво нарисованные черной ручкой рожицы.

Напротив пункта про музыку – рожица с рожками, как у чертенка.

Напротив пункта про ванную – смайлик, показывающий язык.

Напротив пункта про еду – жирная, облизывающаяся морда кота.

А напротив пункта про ночных гостей с кляпами – подмигивающий смайлик.

– Га-а-аденыш! – шиплю я, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

Он не просто проигнорировал мои правила. Он надругался над ними!

Хочется взять что-нибудь тяжелое и как врезать Глебу по наглой, самодовольной морде!

– Я тебе отомщу, гад, – цежу я сквозь зубы, глядя на закрытую дверь его комнаты. – Ты у меня еще попляшешь!

Но, к моему глубочайшему сожалению, дверь так и остается закрытой. В квартире тихо. Слишком тихо. Видимо, этот вандал уже умотал куда-то, оставив меня наедине с последствиями его творчества и кипящей яростью.

Ну ничего. Месть – это блюдо, которое подают холодным. А у меня впереди много времени, чтобы придумать что-то поистине дьявольское.

После душа, который немного остудил мой пыл, и чашки крепкого кофе, выпитого залпом, я сажусь за ноутбук. Ярость яростью, а финансовую независимость никто не отменял. Мне нужна работа. Срочно.

Я пролистываю бесконечные страницы сайтов с вакансиями. Все не то. Мне нужно что-то, что будет приносить достаточно денег, чтобы оплачивать эту чертову комнату, учебу и не умереть с голоду.

И тут мой взгляд цепляется за объявление.

«Требуется администратор в элитный спа-салон 'La Fleur'. График гибкий. Оплата высокая. Опыт не требуется. Приятная внешность и коммуникабельность приветствуются».

«La Fleur». Звучит красиво. Элитный. Высокая оплата. Гибкий график. Это же просто джекпот! Я тут же представляю себе стильное, залитое мягким светом помещение, ароматы эфирных масел, тихую расслабляющую музыку. Я буду сидеть на ресепшене в элегантной форме, улыбаться состоятельным клиенткам, записывать их на массаж и обертывания… Идеально!

Не раздумывая ни секунды, я нажимаю «Откликнуться» и отправляю свое скромное резюме. Ответ приходит почти мгновенно.

«Добрый день, Аврора. Мы рассмотрели Ваше резюме. Приглашаем Вас на собеседование сегодня в три часа дня по адресу…».

Сердце радостно екает. Вот она, удача!

Остаток дня я провожу в приятных хлопотах. Перерываю весь свой гардероб в поисках чего-то подходящего. Выбор падает на строгое темно-синее платье, которое я покупала для какого-то университетского мероприятия. Делаю легкий макияж, тщательно укладываю свои длинные волосы в аккуратный хвост. В зеркале на меня смотрит серьезная, ответственная девушка. Идеальный кандидат на должность администратора в элитном спа-салоне.

Ровно в три часа я стою по указанному адресу. Салон располагается в старинном здании в центре города. Никаких кричащих вывесок, только изящная золотая табличка с названием «La Fleur». Я сглатываю подступивший комок волнения и толкаю дверь.

Внутри царит полумрак. Интерьер поражает своей роскошью: бархатные диваны глубокого винного цвета, тяжелые портьеры, позолота на стенах, в воздухе витает густой, пряный аромат каких-то благовоний. За стойкой ресепшен, сделанной из темного дерева, меня встречает женщина лет сорока пяти. Идеальная укладка, безупречный макияж, строгий черный костюм.

Глава 5. Глеб

– Сава! Савицкий! – слышу за спиной и притормаживаю.

С другого конца служебной парковки ко мне чешет мой боевой товарищ – Марк Трошин. Раш – для своих. А в нашем отряде более известный по позывному Паук, за его фантастические навыки по части альпинизма. Мы служим плечом к плечу уже пять моих «питерских» лет, а дружим и того дольше. Поправочка: дружили. Пока этот олень не решил разрушить наше крепкое братское соседство, неожиданно воспылав сомнительными чувствами к какой-то танцовщице из Мариинки. И не съехал из нашей холостяцкой берлоги, впустив в нее что-то маленькое, ворчливое и занимающее своей харизмой все свободное пространство – этакое ментальное чихуахуа. Аврора. Имя красивое, но… На ум приходит ее дурацкий список «массажей» и с губ срывается ухмылка. Полный детский сад!

– Здоров! – подгребает ко мне Раш.

– И тебе не хворать, – жмем руки. – Тоже только приехал?

– Пробки, чтоб их, – выругивается друг. – Теперь у меня на дорогу уходит на порядок больше времени. Ненавижу тот район за его вечную загруженность. В метро хер протолкнешься. Маршрутки битком. Тьфу!

– Да ладно? – издевательски хмыкаю я. – Зато исторический центр, – подначиваю.

– Иди в жопу, – пихает меня кулаком в плечо он. – Аните так надо было. Ей там до театра пятнадцать минут пешком.

– Зато тебе до базы два часа на перекладных. А вот если бы ты остался жить со своим единственным преданным лучшим другом, то ездил бы на работу на тачке с ветерком.

– Скучаешь по мне? – поигрывает бровями этот идиот. – Признавайся! – укладывает свою лапу мне на плечо, похлопывая. – Горько плачешь ночами в подушку и ностальгируешь, сидя в одиночестве в углу моей пустой спальни? Дружище, ну ты же понимал, что наш с тобой союз по закону Российской Федерации был сразу обречен на провал. Если любишь – отпусти.

– Придурок, – посмеиваюсь я и дергаюсь, стряхивая клешню друга.

Мы вдвоем продолжаем свой путь в сторону базы. На улице ранее, стылое утро. Вокруг все серое и сопливое. Под ногами мерзкая чавкающая жижа, а с неба моросит: то ли дождь, то ли мокрый снег. В такую погоду круто валяться дома, перед теликом. Идеально если с какой-нибудь сексуальной телочкой в обнимку. Но впереди рабочие сутки: тренировки, собрания, выезды, облавы, бесконечные спасения и сопровождения. Телочками тут и не пахнет. Как и теликом. В рабочие дни мы с парнями сами превращаемся в героев боевиков.

– К твоему сведению, – бросаю я, вспоминая брошенное Рашем про одиночество, – ностальгировать в твоей спальне уже не получится. Она уже не пустая.

– Да ладно. Сдала? Так быстро, чувак?

– А ты думал, что Львовна будет сидеть и ждать, пока вы со своей Анитой разбежитесь?

– Мы не разбежимся. У нас любовь.

– Ха-ха. Знаю я вашу любовь. До первой ее истерики и твоего психа.

– Ты мне зубы не заговаривай. Подселенец. Кто он? Надеюсь заплывший жиром скуф?

– Она, – нехотя бросаю я, зная, что с этого момента обрекаю себя на бесконечный стеб. – Это девчонка, – открываю дверь и захожу в административный корпус, кивая парню из службы пропускной охраны.

– Девчонка? – шлепает за мной следом Трошин. – Львовна сдала вторую комнату какой-то бабе? – удивляется, присвистывая. – Вот это новости! И чо, как? Красивая? Сколько лет? Без прицепа и лишних кило? Готовить умеет? Мужик есть? А перспективы?

– Если у нее кто и есть, то какой-нибудь сопли-подтирай из одной с ней ясельной группы.

– Не понял.

Мы заваливаемся в раздевалку, пожимая руки уже прибывшим парням из нашего отряда.

– Этой «бабе» двадцать лет, – говорю я, тормозя у своего шкафчика. – Соплячка еще совсем.

– А-а-а, – тянет друг почти разочарованно. – Но сексуальная? – и тут же лыбится.

– В тридцать два оценивать двадцатилетнюю пигалицу – педофилия.

– Не преувеличивай. Она уже два года, как совершеннолетняя. А тебе еще не семьдесят, чтобы за тобой горшки выносить. У тебя еще все стоит. Так что? Ты не ответил на мой вопрос.

Я стягиваю с себя «гражданские» вещи, переодеваясь в форму, и, понимая, что Раш не из тех, кто сдается, бросаю:

– Возможно, она стройная, у нее горячие ножки, упругая задница и зачетные сиськи. Но весь ее образ разваливается, стоит ей только раскрыть свой рот.

– Ее рот всегда можно чем-нибудь занять. Если ты понимаешь, о чем я.

– Даже думать в этом направлении не буду, – отрезаю. Хотя, как у любого нормального, взрослого, здорового мужика фантазия тут же разгоняется, подкидывая картинки, которые противоречат всем моим жизненным принципам.

Я никогда не встречаюсь с женщинами. Никогда не живу с женщинами. И никогда не сплю с ними в одной кровати. Потрахались и разбежались – вот моя идеальная схема отношений. И всем моим подругам, как минимум, больше двадцати пяти лет, и у них уже давно молоко на губах обсохло. А еще они не будут лить слезы и истерить, когда сразу после секса я попрошу их удалиться с моей территории. Ибо обо всем и всегда договариваюсь «на берегу». Исключений нет. Аврора своим появлением и так нарушила одно мое железобетонное правило. И этого уже достаточно, чтобы я был зол. Но так сложились обстоятельства, и, увы, ее я в этом винить не могу. Хотя она тоже хороша! Кто вообще подписывает бумаги не читая? Говорю же, глупый наивный ребенок.

Глава 6. Глеб

Матушка всегда мне говорила, что если я сплю, то меня способна разбудить разве что начавшаяся ядерная война. Все прочие методы она на мне испробовала, еще когда я учился в школе. Но в этот день я узнал, что есть еще один неплохой способ заставить меня, вусмерть умотанного после рабочей смены, проснуться. Аврора, мать ее. И ультразвуковое:

– Гле-е-е-е-еб! Ну ты и скотина! – иглами врезается ее вопль в мои барабанные перепонки. Клянусь, я слышу, как они лопаются в моих ушах. Чпок-чпок.

Я морщусь и переворачиваюсь на спину, с трудом разлепляя глаза. Виски давит, башка тяжелая. Бросаю взгляд на часы на телефоне. Зашибись! Я только час назад лег спать. Теперь понятно, почему у меня состояние, будто поезд переехал. Вот же мстительная с…обака.

И зачем так орать? Ну стало у тебя в запасах на пару-тройку кусочков пиццы меньше. Не жадничай. В твои сорок килограмм она все равно не влезла бы.

Раскинувшись на кровати упавшей великолепной звездой, смотрю в белый натяжной потолок и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из гостиной.

Судя по тихому бубнежу, моя шумная соседка выливает все свои недовольства на холодильник…

О, а еще херачит его дверцей туда-сюда…

А сейчас топает, как стадо бизонов на уроках по степу…

И…

Присвистываю.

Ничего себе! Эта невинная феечка знает даже такие слова? Крепко. Забористо. У нас даже самый отъявленный матерщинник в отряде не знает и половины произнесенных Авророй выражений. У, рот бы ее с мылом прополоскать.

Вопреки недовольству девчонки, меня вся эта ситуация жутко веселит. В какой-то момент я начинаю искренне посмеиваться понимая, что время идет, а поток ее бубнежа и ругательств не затихает. Возникает ощущение, что в нашей гостиной открылся портал в преисподнюю и оттуда вылезли тысячи чертей, время от времени подрабатывающих портовыми грузчиками. И шипят, шипят, шипят. На своем. Адском. Ну, это чтобы вы понимали, как искусно умеет ругаться девочка Аврора.

Я теряю счет времени, развлекаясь. Наконец-то, девчачье ворчание сменяется какой-то неопределенной возней. Перестаю улыбаться, напрягая слух. За дверью моей спальни что-то начинает происходить. Я слышу пыхтение, шуршание и скрип. Такой резкий, механический, словно деревянные ножки царапают паркет.

Хмурюсь.

Эта больная решила утащить холодильник к себе в спальню?

Хмыкаю.

Вот ни капли не удивлюсь!

Скрип повторяется, а следом за ним звучит натужное «ар-р-р-р».

Я не выдерживаю и поднимаю свою задницу с постели. Запрыгиваю в первые попавшиеся спортивки и щелкаю замком. Жму на ручку и открываю дверь. Впадаю в ступор.

Со звериным:

– Вот так тебе, придурок! – прямо у моих ног проезжает диван, преграждая мне выход из спальни. То есть прям конкретно!

Я смотрю на мягкую мебель, которая никоим образом не должна была здесь оказаться, и перевожу взгляд на Аврору. Раскрасневшуюся, запыхавшуюся, с двумя косами длинной до жопы, свисающими с плеч и в мешковатой футболке, из-под подола которой торчат голые, стройные ноги. Это ладно. Злая Аврора – секс, но…

Снова таращусь на диван и опять на девчонку.

Медленно до меня доходит, что она пыталась сделать. И меня начинает рвать на части от едва сдерживаемого смеха. Приходится прокашляться пару раз, прежде чем спросить на серьезных щах:

– Аврора, а что ты делаешь?

– Баррикаду строю! – зло сдувает, упавшую на лицо, светлую прядь девчонка.

– Серьезное сооружение. Только если ты планировала меня тут замуровать, то у меня для тебя плохие новости. Моя дверь открывается в другую сторону, котенок. Так же как и твоя.

– Вот че-е-ерт! Точно же… Вот я тупая!

Я согласно поддакиваю.

– А тебе вообще слова права не давали! – огрызается мелкая.

– А слова «лева»? – уже в голос ржу я.

– Ч-чего? Какое «лева»? Ты мне это… зубы не заговаривай! – вскакивает на пододвинутый к моей двери диван Аврора, грозно помахивая пальцем у меня перед носом. – Скажи мне, ты что, слепой? Я для кого вчера весь вечер клеила эти дурацкие стикеры на все свои продукты?

– Наверное, для какого-то мудака-соседа, – пожимаю я плечами. – Не знаю. Но честно открыл утром холодильник и искал, где написано «Глеб».

– Нашел?

– Не нашел.

– Потому что чаще в магазин ходить надо! – бурчит Аврора, складывая руки на груди.

– Вот я тоже утром так подумал. Подумал, а потом сильно расстроился и заел стресс твоей пиццей, – улыбаюсь я.

– Ты издеваешься надо мной? Тебе что, нравится меня бесить?

– Не-е-ет, – с серьезным видом качаю я головой. – Как ты вообще могла такое подумать?

– Ты меня раздражаешь! – стиснув зубы, шипит девчонка.

– Ну, что поделать? – строю я невинную гримасу, переступая через спинку дивана, выходя в коридор. – В жизни всякое бывает, котенок, – говорю, топая в сторону туалета.

Глава 7

Что-то не так.

Это первое, на что реагирует мой сонный мозг. Я попыталась перевернуться на другой бок, но тело не слушается. Вернее, не слушается только правая рука. Она словно приросла к кровати.

Я недовольно мычу, не открывая глаз. Наверное, отлежала. Бывает. Сейчас пошевелю пальцами, разгоню кровь и…

Ничего.

Сонная пелена начинает медленно рассеиваться, уступая место недоумению. Я пробую еще раз.

Рывок.

Рука остается абсолютно неподвижной. Будто ее прибили к кровати. Мозг, все еще пребывающий в сладкой дреме, отказывается воспринимать реальность.

Я снова дергаю рукой, уже сильнее, и чувствую, как что-то холодное и твердое впивается в запястье. Это ощущение окончательно вырывает меня из сна.

Раздраженно выдыхаю и наконец-то разлепляю веки. Щурюсь, фокусируя взгляд.

Первое, что я увидела, – до тошноты знакомый белый натяжной потолок моей спальни. Второе – наглую, до одури самодовольную физиономию, принадлежавшую моему персональному кошмару, соседу Глебу. Он преспокойно сидел на краю моей кровати, одетый в потертые джинсы и темное худи, и просто смотрел на меня. В карих глазах плясали бесенята, а на губах играла его вечная, бесящая до зубовного скрежета ухмылка.

– Проснулась, котенок, – его хриплый голос бархатом проезжается по моим нервам. – Как спалось? Кошмары не мучили?

Я не отвечаю. Вместо этого медленно перевожу взгляд на свою руку. Ту самую, что оказалась в плену. И то, что я вижу, заставляет мой мозг на секунду отключиться.

На моем запястье защелкнут металлический браслет.

Наручники с нелепой, идиотской опушкой из ядовито-розового меха. Второй такой же браслет охватывает металлическую перекладину изголовья кровати.

Секунда. Две. Три.

До меня медленно, со скрипом, доходит вся абсурдность и дикость ситуации. Этот… этот…

Он, мать его, пристегнул меня наручниками к моей же кровати!

– Что… – мой сонный шепот срывается на визг.– Ты что сделал, придурок?!

Я резко дергаю рукой, но короткая цепочка между браслетами натягивается, не давая мне ни малейшей свободы. Розовый пух щекочет кожу, контрастируя с холодным металлом под ним.

– Это? – Глеб лениво кивает на мою прикованную руку. – Это называется «урок». Запомни, котенок, на каждое твое действие будет противодействие. Ты решила поиграть с краской для волос? Отлично. Я решил поиграть в плохую девочку и полицейского. Правда, мои ролевые игры круче?

Его спокойствие выводит из себя. Говорит так, будто обсуждает прогноз погоды, а не тот факт, что он, взрослый тридцатидвухлетний мужик, приковал меня наручниками, пока я спала!

– Это была всего лишь шутка! – выпаливаю я. – Безобидная! Она скоро смоется!

– А наручники снимутся. Это тоже шутка. Безобидная, мягкая и пушистая.

– Ты больной?! – наконец прорывает меня. Я сажусь на кровати, насколько это вообще возможно. – Ты совсем с катушек съехал?! А ну немедленно сними это!

– М-м-м, нет, – тянет Глеб, с явным удовольствием наблюдая за моей реакцией. – Сначала я хочу услышать одно волшебное слово. Начинается на «п», заканчивается на «рости».

Я замираю. Просить? Прощения? У него? Да скорее рак на горе свистнет!

– Пошел в жопу! – выплевываю я, дергая рукой так, что металл больно врезается в кожу.

– Не угадала. Попробуй еще раз.

Ухмылка на его лице становится шире, наглее, превращаясь в откровенный оскал хищника, который загнал жертву в угол. Глеб наслаждается. Каждым моим гневным вздохом, каждым беспомощным рывком. И это бесит еще сильнее.

– Отцепи меня, урод! – шиплю разъяренной кошкой.

– Снова неверно.

Все. Хватит! Разговоры окончены! В ход идет тяжелая артиллерия. Я резко откидываю на подушку, а потом, с боевым кличем, достойным амазонки, выбрасываю вперед ногу, целясь мужчине в бок. Это был не сильный удар, а грубый, злой тычок, продиктованный моим отчаянием. Я не хотела его покалечить. Просто сбить это наглое выражение с его лица.

Но Глеб, зараза такая, обладал молниеносной реакцией мангуста. Прежде чем моя нога достигла цели, он перехватил ее. Горячие и длинные пальцы стальной хваткой сомкнулись на моей лодыжке. Я застыла в самой нелепой позе, какую только можно вообразить: одна рука прикована к кровати, вторая упирается в матрас, а нога задрана вверх и находится в полной его власти.

– Ай! Пусти! – Изворачиваюсь, пытаясь выдернуть ногу. Бесполезно. Он держал слишком крепко.

– Какой агрессивный котенок, – картинно поцокал языком сосед, а его глаза насмешливо блестели. – Но нет, так дело не пойдет. За плохое поведение полагается наказание.

И прежде чем я успеваю понять, что он имеет в виду, его пальцы начинают быстро-быстро перебирать по моей ступне.

Мое тело предает меня в ту же секунду. Вместо гневного рыка из горла вырывается какой-то сдавленный писк, переходящий в неконтролируемый хохот.

– Ха-ха-ха… Прекрати! – визжу, извиваясь на кровати, как пойманная рыба за хвост. – Пусти… ха-ха… идиот!

Глава 8. Глеб

Следующие пару дней моя жизнь становится снова похожа на обычную. Никто больше не подливает мне краски в шампунь, не раскидывает свои бутыльки по всей квартире, не подрезает меня у двери в ванную за пять минут до семи утра и не пытается надорвать свою задницу, двигая мебель. Аврора залегла на дно. Нынче о ее гораздом на выдумки характере и мстительной натуре напоминали только косые, недовольные взгляды в мой адрес и по-прежнему размножающиеся в нашем холодильнике розовые стикеры с надписью «мое». Хочется верить, что такие перемены в ее симпатичной головке случились после эпизода с наручниками. Надеюсь, эта малышка поняла, что я на порядок старше и шутки мои могут быть на порядок жестче.

К слову, я этот «белый флаг» увидел. Принял. И тоже стал мальчиком-зайчиком. Перестал воровать из холодильника ее еду, источающую изумительные ароматы на все девять этажей нашей панельки. Больше не включаю музыку, пока принимаю душ по утрам. И даже перестал называть ее «котенком». Хотя тут надо уточнить, что мы вообще свели все свои разговоры к необходимому минимуму, убрав из уравнения даже привитую нам с детства вежливость, обязывающую сказать друг другу «доброе утро». Мы даже пересекаться стали реже, как будто наша квартира стала в пять раз больше.

Война в нашей «общаге» перешла в стадию стазиса.

Нравится ли мне это затишье? Определенно.

Скучаю ли я по безумным выдумкам соседки? К сожалению, да. И эта мысль до усрачки меня пугает. Видимо, за пару недель столкновений мой мозг привык быть всегда начеку и сейчас ему тупо скучно. А моим глазам не хватает воинственно вздернутого носа девчонки, мечущих молний взглядов ее больших зеленых глаз и вида стройных красивых ног в обтягивающих леггинсах.

Стыдно признать, но в дни нашего «довоенного перемирия» я появлялся в гостиной, когда тут отсвечивала Аврора, исключительно ради того, чтобы поглазеть на ее упругую попку. Пару раз, из этого же побуждения, задирал ненароком ее футболку. И разочек даже ущипнул ее за ягодицу. За что тут же получил поварешкой по лбу, к сожалению, выбрав не самый удачный момент, когда она была вооружена.

Было прикольно. А сейчас стало скучно. Мой решительный «ответный ход» достиг своей цели. Зло затаилось. Но будни снова стали унылыми и однообразными. Поэтому, чтобы хоть как-то растрясти свою задницу, в вечер субботы я заваливаюсь с парнями в спорт-бар.

– Ну!

– Давай-давай!

– Э-э-э, ты че, олень, ворот не видишь, что ли?!

Гудят посетители, грохая бутылками о деревянные столики. Сегодня по телику гонят прямой эфир хоккейного матча «СКА» против «ЦСКА». Думаю, не надо объяснять, за кого болеет Питер? Принципиальные соперники и все дела. Страсти накаляются до предела, когда наша команда начинает сливать игру в середине второго периода при счете ноль-три.

– Мне кажется, или в этом году мы как-то слабенько гребем? – спрашивает Раш.

– Не, гребем-то мы как раз нормально в свои ворота, – хмыкаю я, не сводя глаз с шайбы. – А вот забиваем херово, – говорю в тот момент, когда от удара нашего нападающего резиновый снаряд с лязгом влетает в штангу.

– Именно это я и имел в виду, спасибо, мистер придурок, – пихает меня кулаком в плечо Марк.

– Не люблю хоккей, – качает головой Сота. – И не понимаю, всеобщего ажиотажа.

– Это потому что ты бывший футболист, – бросаю я. – Извечное фанатское противостояние: у кого яйца крепче.

– Возможно. Почему в этом баре никогда не показывают матчи «Зенита»? Я бы поболел.

– Наверное, потому что он хоккейный? – ржет Раш.

– Реально? – искренне удивляется Никитос. – Вы уже год водите меня в хоккейный спорт-бар? Ну вы и придурки! – качает головой командир оскорбленно.

– Нет, просто два больше, чем один, дружище.

– Видал? – машу я головой в сторону Раша.

– Чего? – хмурится друг.

– Кажется, это были зачатки разума.

Мы с Сотой начинаем ржать.

– Го-о-о-ол!!! – сотрясает стены бара дружный вой болельщиков.

– Да идите вы, – отмахивается Раш. – Из-за вас гол просмотрел. Три-один. У нас еще целых двадцать минут, чтобы отыграться, – бурчит и утыкается взглядом в экран.

Мы с Ником, посмеиваясь, чокаемся бутылками пива. Завтра нам всем на смену, поэтому толком и не пьем, а лишь неторопливо посасываем весь вечер одну жалкую «ноль-пять». Я мог бы сделать это и дома. Но, во-первых, в одиночестве пить и болеть – это скучно. Во-вторых, моя невыносимая соседка куда-то свалила, и мне взгрустнулось.

Я закидываю в себя горсть соленого арахиса. Матч сегодня откровенно лажовый. Даже смотреть интереса нет. Поэтому нахожу себе более увлекательное занятие – брожу взглядом по бару, разглядывая собравшихся. Как и всегда, за круглыми столиками сидят преимущественно мужики. Но пару симпатичных девчонок мой взгляд все же находит. И одна из них смотрит прямо на меня.

Заметив мой взгляд, девушка улыбается и подается вперед. Красотка упирается в стол локтями и буквально ложится на свои предплечья аппетитными буферами. И теперь я даже с расстояния в пять метров вижу ложбинку в вырезе ее кофточки. М-м, кажется, там даже есть татушка? Интригующе.

Я хмыкаю, подмигивая.

Глава 9

Победа.

Пряная, хрустящая, с ароматом «сметаны и лука».

Я сидела на своей кровати и с наслаждением запихивала в рот чипсину за чипсиной. На экране ноутбука, примостившегося на моих коленях, какой-то маньяк в дурацкой маске гонялся за очередной визжащей блондинкой. Классика! Идеальный фон для триумфа.

На губах играла самая самодовольная улыбка, на которую я только была способна. Сегодняшний вечер можно было смело вносить в календарь и обводить красным. Этот наглый, самоуверенный тип, который считал, что может устанавливать здесь свои казарменные порядки, получил по своему непомерно раздутому эго. И кто нанес этот сокрушительный удар? Я! Маленькая, хрупкая Аврора, которую он презрительно называл «котенком».

Я хихикнула, вспоминая, как его очередная пассия – кукла с ногами от ушей и интеллектом инфузории-туфельки в глазах – вылетела из квартиры с таким визгом, будто за ней гналась вся нечисть из фильма, который я сейчас смотрела. Да-да, я не удержалась и выглянула из комнаты от любопытства как раз в тот момент, когда она, сверкая пятками, захлопывала за собой входную дверь.

А ведь всего-то и понадобилось – придвинуть колонку к нашей общей стене и на полной громкости врубить подборку самых отборных скримеров из всех существующих ужастиков. Пять минут истошных воплей, и вечер моего соседа закончился, так и не начавшись.

Я засунула в рот еще одну чипсину, победно хрустнув. Да, я злорадствовала. Да, я упивалась своей маленькой местью. А что? Он первый начал! Этот мужлан заслужил! Пусть теперь сидит в своей комнате и кусает локти. А я буду смотреть кино, есть вредную еду и наслаждаться тишиной.

Я только нырнула рукой в пачку, потянувшись за очередным ломтиком жареного картофеля, как именно в этот момент дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. На пороге возник объект моих злорадных мыслей.

Сам дьявол во плоти.

Глеб.

Он стоял, тяжело дыша, словно пробежал марафон. Темные волосы в беспорядке, карие, почти черные глаза мечут молнии, ноздри гневно раздуваются, как у гарцующего скакуна. Футболка обтягивает мощный торс. Настолько экстремально, что я могла поклясться, что вижу, как под ней перекатываются от ярости мускулы. Злой. Очень злой Глеб.

Он оглядывает комнату. Останавливается взглядом на продвинутой к розетке колонке. Поджимает губы и, подлетая, вероломно вырубает ее, прорычав:

– Твою мать! Ты что творишь, неадекватная?! – и от его низкого рыка, казалось, задрожали стены.

Я невинно моргнула, стараясь придать своему лицу максимально ангельское выражение. Сняла с колен ноутбук и поставила его на прикроватную тумбочку.

– Кино смотрю, – сообщаю самым безмятежным тоном. – Имею право. У меня культурный вечер!

– У меня тут тоже должен был быть культурный вечер! Очень культурный!

– Ой, правда? А почему «должен был быть»? Я что, помешала? Вот досада! Неужели твоя кукла испугалась? – Я склонила голову набок, изображая искреннее сочувствие. – Какая неженка! Наверное, никогда в жизни фильмов ужасов не видела. Бедняжка. Ты бы ее хоть в кино сводил, прежде чем с ней спать.

Гнев на лице моего «любимого соседа» сменяется какой-то странной, звериной ухмылкой. Глеб медленно проходится по моей комнате. Огибает кровать, словно хищник, выбирающий, с какой стороны наброситься на жертву. Пространство вокруг него стремительно сжимается, наэлектризовываясь.

– Испугалась, – тянет он, останавливаясь у моей кровати, глядя на меня сверху вниз. – Сбежала. И знаешь что, котенок? Раз она ушла, отдуваться за мой испорченный вечер будешь… ты.

Не успеваю я и пикнуть, как мужская рука молниеносно метнулась вперед, и пачка моих драгоценных чипсов оказалась в его плену.

– Эй! – возмущенно взвизгнула я. – Отдай! – дернулась. – Это мое!

Но Глеб меня уже не слушал. С видом победителя мужчина бесцеремонно завалился на мою кровать, прямо рядом со мной. Засунул руку в фольгированную пачку и с хрустом отправил в рот мою чипсину. Выцепив самую, между прочим, большую. Это уже ни в какие ворота!

– Проваливай! – Я вскочила на ноги, сверкая глазами. – Немедленно убирайся из моей комнаты! И с моей кровати!

– Не-а, – он помотал головой, не переставая жевать. – Даже не подумаю. Теперь мы вместе смотрим кино. Компенсация за моральный ущерб, так сказать. Кстати, а что мы смотрим? – спрашивает мужчина, откинувшись на мои подушки, закинув ногу на ногу, с интересом уставившись в экран ноутбука.

– Я смотрю новый ужастик. А ты идешь к себе в спальню и расстроенно смотришь в потолок.

– Прости, котенок, не сегодня. Ты садишься? Я запускаю фильм, – заносит палец над пробелом он. И эта наглость переполняет чашу моего терпения. Мой взгляд падает на подушку, и на моем лице расцветает поистине дьявольская улыбка. Идеально.

Схватив подушку, я с боевым кличем бросаюсь на наглого захватчика.

– Получай!

Мягкий, но ощутимый удар приходится ему прямо по голове. Глеб на секунду замирает, удивленно моргая, с чипсиной, зависшей в воздухе на полпути ко рту. Медленно поворачивает ко мне голову. В его глазах нет злости, только изумление. И оно быстро сменяется хитрым, озорным блеском.

Глава 10. Глеб

На следующее утро я просыпаюсь за полчаса до звонка будильника. Собственно, как и в любое другое. Так уж вышло, что мои внутренние часы работают исправней любых других.

Еще не успев открыть глаз, догоняю, что я в постели не один. Кто-то очень горячий и сладко сопящий прижимается ко мне с правого боку, щекоча своим дыханием мою шею. Мозг в темпе вальса начинает соображать: где и как закончился мой вчерашний вечер. Перед глазами в хаотичном порядке всплывают картинки: бар с парнями, несостоявшийся секс с незнакомкой, Аврора со своим идиотским ужастиком и очешуенное жаркое с мясом.

Жаркое…

Меня накрывает осознанием. Я в спальне котенка. Мы спим в одной кровати, слившись друг с другом, как сиамские близнецы. Охрененно крепко и сладко спим, раз я за шесть часов сна так и не сменил позу и моя рука под головой Авроры затекла. Но самый трындец ситуации заключается, знаете, в чем? Мое решение вырубиться в кровати своей назойливой соседки было… осознанным выбором.

Проклятье!

Я помню, как она уснула на моем плече, а я закрыл ноутбук и прикрыл глаза всего на секундочку. Уткнувшись носом в ее макушку, от которой до чертиков приятно пахло дынным шампунем, я, походу, кайфанул настолько, что отключился.

Кайфанул…

О, приехали, Савицкий. Выгружаемся.

Распахиваю глаза, уткнувшись взглядом в потолок. Губы поджимаю. Дышать стараюсь ровно, чтобы мелкая не проснулась. А у самого в башке и сердце какая-то вакханалия творится! Трудно игнорировать тот факт, что я чувствую себя комфортно здесь и сейчас. Рядом с Авророй. Невозможно отделаться от мысли, что мне нравится это ощущение горячего, хрупкого девчачьего тела под боком. Нравится, что волоски на моих руках встают дыбом от того, как ее нежные вздохи касаются моей кожи. И даже как ее маленькая ладошка покоится у меня на груди, аккурат в районе того самого поплывшего сердца – нравится. И это такое дерьмо.

Я выругиваюсь беззвучно, свободной рукой потирая переносицу.

Что за ерунда такая, мужик? Мы не спим в одной постели с телочками!

Да, но и на кинчике с чипсами мы с ними тоже не зависаем…

Троекратное дерьмо!

Уже очень много лет мои отношения с женщинами ограничивались парой бокалов вина и жарким сексом. Никакой дружбы. Никакого непринужденного общения без ожиданий. Ничего, кроме физики и удовлетворения потребностей. Я уже забыл, когда в последний раз просыпался с бабой в одной постели. И уж тем более в обнимку. И мне, черт побери, так было комфортно! Я не собирался ничего менять. Мне не нужны отношения. Не нужны привязанности. Не нужны чувства. Но это…

Аврора что-то в моей идеальной жизни надломила. Пора признать, что с появлением котенка в этой квартире у меня все пошло по звезде. Медленно, но планомерно. Она бесит меня до звезд в глазах своими выходками. Но при этом я отчаянно жажду узнать, что еще эта девчонка способна выкинуть. Ее слишком много в этой квартире. Везде. Повсюду. О ней напоминают десятки мелочей: от появившихся в гостиной на диване разноцветных подушек и дурацких бумажек в холодильнике до гребаной туалетной бумаги с ароматом клубники в туалете. Она образец женской наивности, блин! Но за ее улыбку большинство парней будут готовы подписать контракт с самим дьяволом. Это самая противоречивая женщина в моей жизни, которая в своих смешных огромных футболках и с косичками до задницы и на женщину-то еще не похожа! Но при этом я ее так сильно хочу, что даже сейчас у меня в паху огонь. Вчерашняя фантазия во время секса с другой – красочное подтверждение тому, что меня на ней адски зациклило. Мой член в одной, а перед глазами стоит образ другой. Аврора всего лишь невинно дышит мне в шею – даже не подозревая, какой оказывает на меня эффект – а я уже, как последний извращенец, в своих мечтах ставлю ее на колени.

Ситуация дерьмо. Я уже говорил? Меня на ней ведет. Все. Харе отнекиваться. Пора признать – я хочу трахнуть свою соседку. Я думаю о ней слишком часто. А вся моя злость на ее идиотские выходки – лишь гребаный защитный механизм. Ведь постоянно злиться проще, чем бесконечно ее хотеть.

Конечно, можно было бы забить на все правила логики и принципы морали и забраться к ней в трусы. Сейчас. Разбудить и сделать нам приятное «добрососедское» утро. Но тут возникает новая проблема…

Я не конченый придурок, а Аврора не из тех, с кем можно на раз или два. С ней нельзя просто перепихнуться и потом со спокойной совестью продолжать жить за соседней стенкой. Ей двадцать, мать твою, лет! Она по сравнению со мной вообще малыха. Впечатлительная, влюбчивая, верящая в единорогов принцесса. У нее еще вся жизнь впереди. И вряд ли ей нужен такой чувак, как я. С багажом непростого прошлого за спиной. Без бабок. Хаты. И работой, с которой порой не все могут вернуться. Ей нужен какой-то милый, заботливый, симпатичный тюфячок, что будет комфортно существовать под ее высоким каблуком. А не нахальный, прямолинейный, наглый вояка.

Но больше всего во всей этой ситуации знаете, что бесит? Что я, вполне логично рассуждая, до сих пор лежу рядом с ней и не дышу. Лишь крепче прижимаю ее к себе за плечи и с внутренним содроганием жду, когда раздастся сигнал будильника. А надо бы быстро, сиюминутно, не оглядываясь валить.

Но я не ухожу. Слушаю тишину, ее сопение и вой предупреждающей об опасности сирены в собственной черепушке. И лишь когда двадцать минут спустя мой телефон в кармане спортивных штанов начинает негромко вибрировать, нахожу в себе силы, чтобы двинуться.

Глава 11. Глеб

С самого края длинного стола сидит знакомое лицо. Генерал Игнат Савельевич Виленский. Высокий, поджарый мужик в годах. В темно-зеленой форме и при погонах с такими звездочками, до которых большинству находящихся здесь в жизни не дослужиться. По-военному короткая стрижка, посеребренные сединой виски, волевая челюсть. Хмуро сведенные брови и прицельный взгляд. Угадайте куда?

– По ходу, он тебя «срисовал», старик, – качает головой Раш. – Ты попал.

– Ну пиздец, – выдыхаю я, сползая жопой по стулу, силясь слиться с цветом бледных стен. Первый раз за пять лет я облажался и сразу при свидетеле. Да еще каком! Класс. Теперь понимаете, почему я не завожу отношений? Они мешают. Всегда. Без исключений.

Я с ужасом жду окончания собрания, предвкушая, что меня «вызовут на ковер». Тем более, что Виленский из тех мужиков, для которых военный устав – святая книга. Жесткий, категоричный и принципиальный, не терпящий никаких попустительств. Шаг без приказа – расстрел на месте. Опоздание – увольнение. Таких фанатиков своего дела еще поискать. Я знаком с Виленским уже достаточно, чтобы выучить все его загоны. В свое время именно с его подачи я по распределению попал в элитные войска. И под его надзором прошагал через армию. С его же «легкой руки» подписал свой первый контракт. Да и с Питерской «Альфой» не все так прозрачно. В день своих вступительных испытаний в отряд я мимоходом считал в разговоре мужиков фамилию знакомого – тогда еще полковника – Виленского. Совпадение? Не думаю. Но и на сто процентов быть уверенным в том, что вся моя военная карьера – тайное протежирование Игната Савелича, не могу. Особой любви в мой адрес он никогда не показывал. Даже сейчас все собрание я сижу как на иголках под его хмурым взглядом.

Короче, мой утренний стресс продолжает нарастать. Но едва руководство зачитывает нам список задач на предстоящую смену, как Сотников тут же распускает наш отряд по тренировочным залам. А сам закрывается с генералом и своим замом в кабинете. Только тут я выдыхаю. Кажется, пронесло.

Утро на базе пролетает в бесконечных тренировках. Ничего нового. Разминка, приседания, отжимания, подтягивания, пятикилометровый забег и, как вишенка на торте, рукопашный бой. Один на один. И трое на одного. Я предпочитаю второе.

И сегодня спаррингую с Рашем и еще парочкой парней: один новичок в нашем отряде – Леня, а второй «старичок», пришедший в «Альфу» на пять лет раньше нас с Трошиным – майор Ребров.

– Почешем кулаки, парни…

– Давайте, в полную силу. Без поддавков.

– Кто первый? Как будем решать?

– По старинке?

Мы выходим на маты и раскидываем на «камень-ножницы-бумага». Первый бой мой. Второй – Раша. А третий и четвертый Реброва и Леонида соответственно. Мы с парнями отбиваем кулаками «пять» и готовимся друг другу навалять.

Наш инструктор дает свисток. Первый поединок. Пять минут на то, чтобы надрать противникам задницы или, в крайнем случае, хотя бы продержаться и не сдохнуть. На меня градом сыпятся со всех сторон выпады и удары. Половину мне удается блокировать и ответить. Примерно столько же избежать, увернуться. Лишь малая часть достигает своей цели: такие, как удар кулаком в челюсти от Трошина и «привет» от Реброва по коленной чашечке. Майор заезжает так, что у меня перед глазами темнеет, и подлетает со спины, беря в захват. Планируя свалить. Однако мне удается быстро сгруппироваться и перекинуть его через плечо, уложив на маты. Следом я «вырубаю» одним точным ударом под дых целящегося мне в печень Раша. И с разворота заваливаю на лопатки Леньчика. Свисток. Победа за мной.

Второй поединок Раша, и этот идиот то ли дремлет, то ли сдулся. Но нам с парнями хватает двух минут на то, чтобы его «нейтрализовать». На третьем подходе, с Ребровым, нам с парнями приходится повозиться (и повозить своими мордами по матам) – победа остается за Димычем. А четвертая пятиминутка выжимает из нас оставшиеся соки, и из спортзала мы с мужиками выходим в насквозь промокших потом майках-борцовках.

Переговариваясь, неторопливо гребем в сторону раздевалки. Уже почти дошли, как из-за угла выруливает и шагает нам навстречу Ник.

– Вы уже с рукопашки? – спрашивает у нас командир.

– Так точно, – бросаем мы с мужиками.

– Отлично. Вы трое, – показывает на парней Сота, – в душ, экипируетесь и в тир. А ты, Савицкий, маршируй к генералу на разговор. Он ждет тебя в моем кабинете.

Парни переглядываются.

– Какой еще разговор? – спрашиваю я. – О чем?

– Глобальное потепление хочет с тобой обсудить. Я откуда знаю? Виленский мне не докладывает. Сказано тебе передать. Вот, передаю.

– Можно я хотя бы через душ? – оттягиваю потную вонючую майку.

– Шагом марш, мать твою, Глеб! – рыкает Сота. – Ты сегодня и так в провинившихся. Не буди в Савеличе зверя.

– Да он в нем, походу, никогда и не спит.

Сотников осаждает меня взглядом.

– Понял-понял, помаршировал, – бросаю и двигаю ногами куда велено.

У двери в кабинет командира нашего отряда с пафосной табличкой «Подполковник Н.А. Сотников» притормаживаю и стучу. Слышу:

– Входи, – и только тогда дергаю ручку двери и переступаю порог.

Виленский сидит за массивным рабочим столом, заваленным стопками бумаг, и своей жесткой рукой что-то решительно пишет в служебном журнале.

Загрузка...