Спрячь меня за спиной

Глава 1: Падение с пьедестала

Дождь барабанил по панорамным окнам моей спальни, словно пытаясь пробиться внутрь и смыть остатки той идеальной, глянцевой жизни, которая еще вчера казалась незыблемой. Я сидела на краю огромной кровати, застеленной шелковым бельем цвета шампанского, и смотрела на свои дрожащие руки. Маникюр был безупречен — нежно-розовый лак, ни единой царапины. В отличие от моей души, которая за последние двадцать четыре часа превратилась в кровавое месиво.

Тишина в доме была оглушительной. Обычно по утрам я слышала тихую возню домработницы Марины на кухне, запах свежесваренного кофе и звон фарфора. Но сегодня Марины не было. Как не было и водителя Сергея, и садовника. Они исчезли, испарились, словно крысы, первыми почуявшие, что этот роскошный корабль под названием «Семья Соколовых» идет ко дну.

Я закрыла глаза, и перед внутренним взором снова вспыхнули картины вчерашнего вечера. День рождения отца. Пятьдесят лет. Банкетный зал, утопающий в цветах, живая музыка, блеск бриллиантов на шеях дам и фальшивые улыбки партнеров по бизнесу. Я была в центре внимания — Алина Соколова, единственная дочь, наследница империи, студентка МГИМО, невеста самого завидного жениха из нашего круга.

А потом двери распахнулись. Не так, как они распахиваются для гостей. Их выбили.

Крики «Всем лежать! Работает ОМОН!», топот тяжелых ботинок, звон разбитого хрусталя. Я видела, как отца, моего всесильного папу, который одним звонком решал судьбы людей, швырнули лицом в паркет. Его руки, всегда такие уверенные, заломили за спину. Наручники щелкнули с сухим, металлическим звуком, который теперь навсегда отпечатался в моей памяти.

— Папа! — я тогда рванулась к нему, но чья-то грубая рука в черной перчатке отшвырнула меня в сторону, как назойливого котенка.

— Аркадий Соколов, вы арестованы по подозрению в мошенничестве в особо крупных размерах, хищении государственных средств и организации преступного сообщества...

Слова прокурора звучали как приговор не ему, а мне. Я помню взгляд отца перед тем, как его увели. В нем не было страха, только какая-то обреченная пустота и... вина? Он посмотрел на меня так, словно прощался навсегда.

Теперь я была одна. В огромном, пустом особняке на Рублевке, который больше не был моим домом. Это было место преступления. Следователи уехали под утро, перевернув всё вверх дном, изъяв документы, компьютеры и даже мой телефон, который, к счастью, я успела подменить на старый аппарат, валявшийся в ящике стола.

Я встала, чувствуя, как кружится голова. Нужно было действовать. Нужно было позвонить Игорю.

Игорь. Мой спасательный круг. Мой жених. Мы должны были пожениться через три месяца. Свадьба планировалась в Италии, на озере Комо. Игорь всегда говорил, что мы — идеальная пара. «Король и Королева», — шутил он, целуя мою руку.

Я схватила старый айфон, экран которого был покрыт паутиной трещин, и дрожащими пальцами набрала его номер.

Гудки. Длинные, тягучие, равнодушные.

— Абонент временно недоступен...

Я сбросила и набрала снова. И снова.

Паника холодными щупальцами начала сжимать горло. Где он? Почему не приехал? Он ведь был вчера на вечеринке, он видел, что произошло. Он успел улизнуть через черный ход, когда началась облава?

— Игорь, пожалуйста, возьми трубку, — шептала я в пустоту комнаты. — Мне страшно. Мне нужна помощь.

Тишина.

Внезапно меня осенило. Сейф. В моей гардеробной был небольшой сейф, код от которого знала только я... и Игорь. Там лежали мои личные драгоценности — бабушкино колье с сапфирами, бриллиантовые серьги, подаренные отцом на совершеннолетие, и, главное, наличные. Отец всегда учил: «Алина, держи немного кэша под рукой. Мало ли что». «Немного» в его понимании было около ста тысяч долларов.

Я бросилась в гардеробную, спотыкаясь о разбросанные при обыске вещи. Брендовые платья валялись на полу, растоптанные грязными сапогами оперативников. Мне было плевать на тряпки. Я подбежала к панели, скрытой за зеркалом, и ввела комбинацию.

Пик. Зеленый огонек.

Дверца сейфа податливо открылась.

Я замерла. Сердце пропустило удар, а потом забилось где-то в горле, мешая дышать.

Пусто.

Абсолютно, стерильно пусто.

Ни бархатных коробочек. Ни тугих пачек долларов. Только одинокий лист бумаги, вырванный из блокнота.

Я взяла его, не веря своим глазам. Знакомый, размашистый почерк Игоря.

*«Прости, малышка. Твой отец утонул и тянет всех за собой. Я не могу позволить себе такую репутацию. А это... считай это компенсацией за потраченное на тебя время и нервы. Не ищи меня. Удачи».*

Мир качнулся. Я оперлась рукой о стену, чтобы не упасть. Компенсация? За время? Он украл всё. Всё, что у меня оставалось. Единственные средства, на которые я могла бы нанять адвоката для отца или хотя бы купить еды.

— Тварь, — выдохнула я, и из глаз брызнули слезы. Не от горя, а от ярости и унижения. — Какая же ты тварь, Игорь...

Я сползла по стене на пол, сжимая в руке проклятую записку. Я любила его? Нет, наверное, нет. Мы просто подходили друг другу, как две детали дорогого конструктора. Но я доверяла ему. Я думала, мы — команда. А он оказался обычным мародером.

Телефон в руке завибрировал, вырывая меня из ступора. На экране высветился незнакомый номер.

Надежда вспыхнула слабой искрой. Может, это адвокат отца? Или кто-то из его друзей?

— Алло? — голос предательски дрожал.

— Алина Аркадьевна? — голос на том конце был мягким, вкрадчивым, но от него по спине пробежал ледяной холод. Это был не голос друга. Это был голос хищника, играющего с едой.

— Кто это?

— Меня зовут Руслан Котов. Думаю, имя вам ничего не скажет, вы ведь девочка, далекая от дел папы. Но ваш папа меня очень хорошо знает. Он должен мне... скажем так, значительную сумму.

Я сглотнула. Котов. Фамилия казалась смутно знакомой. Отец упоминал его в разговорах, понижая голос.

— Счета отца арестованы, — сказала я, стараясь говорить твердо. — Я ничего не могу сделать. Вам придется ждать решения суда.

Глава 2: Берлога Зверя

Мы шли по коридору — быстро, почти бегом. Моя рука горела в месте его захвата, словно на кожу наложили каленое железо, но я не смела вырваться. Я вообще едва дышала, стараясь не отставать от его широкого, размашистого шага.

Служебный выход вывел нас на задний двор офисного здания «Севера», куда обычным смертным вход был заказан. Там, в темноте, разрезаемой лишь тусклым светом фонаря, урчал двигатель массивного черного внедорожника. Это была не просто машина — это был танк на колесах. «Гелендваген», но не тот лощеный, на котором ездил Игорь, чтобы красоваться перед клубами, а настоящий, боевой, покрытый матовой броней.

Рядом стояли двое парней в камуфляже — крепкие, молчаливые, с той же печатью профессиональной опасности на лицах, что и у Давида. При виде шефа они подобрались.

— Садись, — приказал Ахметов, распахнув заднюю дверь. Не предложил, не помог — просто указал направление.

Я забралась внутрь. Салон пах кожей и чем-то неуловимо мужским — смесью оружейного масла и холодного ментола. Дверь захлопнулась с тяжелым, глухим звуком, отрезая меня от внешнего мира. Словно крышка гроба. Или люк бункера.

Давид сел за руль, игнорируя водителя.

— Я сам, — бросил он одному из охранников. — Вы — второй машиной. Держите дистанцию. Маршрут «Берлога».

Двигатель взревел, и мы сорвались с места. Я вжалась в жесткое кожаное сиденье, обхватив себя руками. Меня била крупная дрожь — то ли от холода, пропитавшего мокрую одежду, то ли от осознания того, что я только что натворила.

Москва за окнами превратилась в размытые полосы света. Витрины бутиков, в которых я еще неделю назад оставляла состояния, рестораны, где меня знали по имени, огни высоток Сити — все это проносилось мимо, удаляясь, исчезая, превращаясь в фантомы прошлой жизни. Жизни Алины Соколовой.

Алина Соколова умерла в кабинете начальника службы безопасности. Теперь в этой машине ехала безымянная тень, собственность человека, которого боялся даже мой отец.

Я украдкой взглянула на него в зеркало заднего вида. Давид вел машину сосредоточенно, жестко. Его огромные руки уверенно держали руль, костяшки пальцев слегка побелели. В полумраке салона его профиль казался высеченным из камня: резкий подбородок, плотно сжатые губы, тяжелые надбровные дуги. Он не смотрел на меня. Казалось, он вообще забыл о моем существовании, словно я была чемоданом с компроматом, брошенным на заднее сиденье.

— Куда мы едем? — мой голос прозвучал жалко и хрипло.

Он не ответил сразу. Тишина затягивалась, становясь вязкой.

— Туда, где тебя не найдут, — наконец произнес он, не отрывая взгляда от дороги. — Если будешь задавать меньше вопросов,, возможно, доживешь до утра.

Я прикусила язык. Грубость была его естественным языком.

Мы выехали за МКАД. Городские огни поредели, сменились бесконечными заборами коттеджных поселков, а затем и вовсе исчезли, уступив место черной стене леса. Мы ехали долго. Час, может, два. Дорога становилась все хуже. Сначала исчезла разметка, потом асфальт сменился гравием, который барабанил по днищу броневика, как пулеметная очередь.

Вокруг была непроглядная тьма. Ни фонарей, ни встречных машин. Только мощные фары внедорожника выхватывали из темноты стволы вековых елей, обступавших дорогу плотным строем. Казалось, лес пытается задушить эту узкую тропу.

— Это далеко, — прошептала я, скорее самой себе.

— Это край географии, — отозвался Давид. — Медвежий угол. Сюда навигаторы не водят, принцесса. Здесь нет сигнала, нет соседей и нет полиции.

От этих слов мне стало совсем жутко. Я одна, в глухом лесу, с мужчиной, который открыто признался, что он «хуже Котова». Что если он просто везет меня, чтобы убить и закопать под одной из этих елей? Кто узнает? Отец в тюрьме, мать давно умерла, жених сбежал, подруги отвернулись. Я — идеальная жертва. Никто не будет меня искать.

Внезапно лес расступился, и в свете фар возник высокий забор из темного дерева, увенчанный камерами наблюдения и, кажется, колючей проволокой. Ворота, массивные, окованные железом, медленно поползли в сторону, повинуясь сигналу с пульта Давида.

Мы въехали на территорию.

Дом соответствовал своему хозяину. Это был не особняк в стиле хай-тек и не помпезный дворец с колоннами, какие любили строить на Рублевке. Это был сруб. Огромный, двухэтажный дом из толстенных бревен, темный, приземистый, словно вросший в землю. Он напоминал крепость викинга или логово отшельника. Окна были темными, узкими, похожими на бойницы.

Давид заглушил мотор. Наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь шумом ветра в верхушках сосен.

— Выходи.

Я выбралась из машины. Воздух здесь был другим — ледяным, колючим, пахнущим хвоей и сырой землей. После спертого воздуха города он обжигал легкие.

Давид обошел машину, открыл багажник и достал какую-то сумку. Затем он подошел ко мне. В темноте он казался еще огромнее, чем в офисе.

— Добро пожаловать в ад, — усмехнулся он, но в его голосе не было веселья. — Или в рай. Зависит от твоего поведения.

Он толкнул тяжелую входную дверь, и мы вошли внутрь.

Внутри пахло деревом и дымом. Давид щелкнул выключателем, и холл озарился теплым, желтоватым светом. Я огляделась. Никакой лепнины, никакого мрамора. Пол из широких досок, стены — голые бревна. Мебель массивная, грубая, кожаная. На стене висела шкура волка и коллекция ножей. Все кричало о том, что здесь живет одинокий мужчина, которому плевать на уют в понимании глянцевых журналов.

— Стой здесь, — приказал он, бросая сумку на пол. — Правила.

Я замерла посреди холла, обхватив себя руками, чувствуя себя чужеродным элементом в этом царстве брутальности. Мои мокрые кроссовки оставляли следы на чистом полу.

Давид подошел ко мне вплотную. Его черные глаза буравили меня.

— Правило первое, — начал он, загибая палец. — Телефон. Сюда.

— Но... — начала я.

— Сюда! — рявкнул он, протягивая ладонь. — Ты не поняла? Ты — невидимка. Любой звонок, любое сообщение — и Котов запеленгует сигнал за три минуты. Ты хочешь, чтобы они пришли сюда и сожгли этот дом вместе с нами?