Стану смелой для тебя

Пролог

Пролог

За четыре года до основных событий.

– Страшно это…

– Что страшно?

Данила перевел взгляд со спин в серой, синей и черной одежде на лицо мужчины, стоявшего рядом с ним.

Это был его однокурсник. Когда-то просто Пашка, теперь – Павел Дмитриевич Первичев. Вполне уважаемый человек в отрасли. Руководитель корпоративной практики одной из юрфирм средней руки. В звезды Пашка никогда не целился в отличие от Данилы. Умел довольствоваться не малым, но досягаемым. В принципе, в какой-то мере оказался в этом прав. Ведь ещё шаг – и Пашка станет в своей фирме партнером. Насколько Данила знал из сплетен и разговоров, это вопрос нескольких месяцев. Это не топ, но достойная уважения заслуга. И сейчас вроде бы даже можно поздравить товарища, но как-то… Повод не тот.

Так получилось, что встретились они на кладбище. На похоронах человека, который стал когда-то для самого Данилы учителем. Взял за руку и ввел в профессию… Больше десяти лет назад, получается.

А для Пашки был просто преподавателем, большим юристом, чью память считалось уместным почтить уважением.

– Это… Живешь-живешь. Он же молодой совсем был. Ему и шестидесяти не исполнилось. Планируешь себе. О будущем думаешь. А потом… Инфаркт за рулем.

Мужчина в дорогом пальто той же фирмы, что было надето на Даниле, немного скривился, глядя наискось туда, где находилась «голова» их нерадостной процессии.

Новость о внезапной кончине Щетинского ударила, как гром среди ясного неба. Причем как-то так получилось, что практически по всем, его знавшим.

Всё же классик понимал, о чем говорил, упоминая ужас смертности внезапной. Вместе со смертью Щетинского его познали все. И все немного испугались будто за себя.

Почувствовав, как противный осенний ветер пробирается под воротник пальто, Данила приподнял его, а потом повернул голову…

В первых рядах, если уместно так говорить, стояли семьи Петра.

Нынешняя и прошлая. Жизнь Щетинского сложилась так, что их у мужчины было две. Не одновременно, конечно же. Поочередно. Всё же он – честный человек. Во всяком случае, с другой стороны Данила его не знал. Жесткий. Требовательный. Непоколебимый. Но честный и достаточно сильный, чтобы рвать то, что пришло время рвать. И рисковать строить то, в чём видит смысл.

Что в профессии, что в личном.

От первой жены у Щетинского было два сына. От второй – дочка.

Насколько Данила знал, между собой они не ладят, что и неудивительно. Лично знаком он был со второй женой – Еленой – виделись на корпоративах, общались ситуативно, поздравляли друг друга с праздниками. Он даже в дом Щетинских был вхож. Не друг, но дорогой гость, которому рады. Не притворно – искренне.

И он так же искренне был благодарен за всё это.

Когда-то студент-старшекурсник, которого Щетинский заприметил на лекции (Петр вел в университете, который в своей время закончил, гражданку и корпоративку) и предложил стажировку.

По её завершению взял на должность младшего юриста. Учил, хвалил, иногда журил или даже орал, но Данила всегда знал – всё заслуженно.

И каждое из повышений тоже. До юриста. До старшего. До советника…

И не случись со Щетинским беда – дальше они шли бы так же вместе. Данила рос бы, держа наставника примером. Петр – гордился бы своей причастностью и чуйкой на таланты. Потому что Данила им был, сам понимал это прекрасно. Но не судьба…

– Ты валишь из Лексы, я правильно понимаю?

Данила занырнул в размышления, но вопрос услышал. Ещё несколько секунд смотрел на вдову Щетинского, дальше скользнул взглядом по его младшей дочери… Перевел на спросившего Пашку…

– Валю.

Ответил честно. Скрывать смысла не было. Это, на самом деле, понятно. Здесь никакой сенсации.

– Уже знаешь, куда?

Паша спросил, Данила просто кивнул. Его давно хантили. Он всегда отказывался. Чувствовал долг перед Щетинским. Видел перспективу. Слава богу, ума хватало понимать, как дорого стоит воспитать хорошего юриста и как долго эту инвестицию можно отрабатывать.

Он собирался отработать сполна. Только Щетинского уже нет… А что будет дальше – очевидно.

– Ну и правильно. Тебе там не дадут расти. Без протекции Петра… Да и вообще несладко будет.

Данила кивнул, возвращаясь взглядом к девушке, от которой недавно оторвался.

Дочь Щетинского зовут Санта.

Сейчас её голова покрыта черным полупрозрачным платком. Пожалуй, чуть темнее волос. Спина ровная, взгляд стеклянный.

Она смотрела перед собой, обнимая плачущую мать за плечи.

Совсем молоденькая. Семнадцать лет, но уже с характером. Это одновременно видно и чувствуется.

На лице – пустота. Ни единой эмоции. Наверное, в отца пошла. Потому что тот тоже так умел. И других учил. Ведь судебный процесс – это во многом тот же покер. Сила твоей позиции читается не только по процессуальным документам. Иногда проигрываешь, потому что сдал себя лицом.

Глава 1

Глава 1

Каждое утро Данилы Чернова выглядело приблизительно одинаково.

И это не скука. Это – дисциплина.

Во сколько бы ни лег, как бы себя ни чувствовал, подъем в шесть.

Пробежка.

Душ.

Свежий костюм.

Кофе.

Завтрак.

Рабочий ноутбук в портфель.

Дорога до офиса за рулем для концентрации с запасом времени на случай пробок.

Годный аналитический подкаст.

Бурление мыслей в голове.

Составление плана на день.

Осмысление позиций.

Размышления о перспективах.

И этот день такой же. С единственной оговоркой – сегодня Даниле тридцать четыре.

Совсем взрослый мальчик.

А значит, помимо рутины будет ещё куча поздравлений и необходимость на каждое отвечать.

Это его не столько радовало, сколько заставляло испытать легкое неудобство.

Не любил.

Имел право.

Но мир требует от него имитировать дружелюбие, он старается с задачей справляться.

Данила поднялся в лифте на этаж фирмы, которая стала его домом четыре года назад. Он пришел с пониманием: станет преемником руководителя практики, который собрался на пенсию. Стал. Расширил клиентскую базу. Получил парочку «Адвокатов года» в сферах банкротства и представительства бизнеса. Доказал свою ценность. Стал партнером. Теперь под ним – споры. В клиентах – международные компании. Высокое доверие… И легкая скука.

Выходы «в поля» – всё реже. Всё меньше разминок для мозга. И преследует странное чувство: когда общаешься с молодыми и ретивыми, кажется, что они знают немного больше, обходя твой опыт своим рвением.

Хотя это же хорошо. Ученики должны превосходить учителя.

Щетинский самого Данилу когда-то учил так…

Блестящие створки разъехались, Чернов вышел в холл «Веритас». Кивнул вскочившей офис-менеджеру. Видел, что девушка открывает рот, улыбаясь… Явно собиралась поздравить, но слегка стушевалась – прочла по лицу, что он в таком себе настроении. Хотя на самом деле с настроением всё нормально, просто сконцентрирован.

– Привет, – Данила заговорил сам. – Том, скажи Ващуку, чтобы зашел ко мне. У нас в обед встреча с клиентом, а суть нашего предложения я пока так и не получил. Хочу обсудить.

– Конечно, Данила Андреевич…

Тамара – работавшая в Веритасе уже больше полугода старательная и дотошная студентка-переводчица – закивала, тут же записывая, чтобы не забыть…

Скользнув по ней взглядом, Данила начал отворачиваться, чтобы быстрее попасть в свой кабинет.

Успел сделать несколько шагов, после чего услышал оклик.

– Данила Андреевич!

Всё той же Тамары.

Оглянулся, посмотрел чуть удивленно, выжидающе… Отметил, что Тома покраснела, улыбнулась легко, немного застенчиво…

– С Днем рождения вас…

И поздравила искренне.

Достаточно, чтобы на губах Данилы тоже заиграла улыбка.

Пытаясь скрыть иронию, которая родилась в голове сама собой, Данила кивнул, принимая поздравление. Сказал: «спасибо, Тома», подмигнул, всё же развернулся…

Думая ещё и о том, что ангельская внешность молоденьких девочек так обманчива… В офисе умницы, а со своими парнями ведут себя подчас так, что даже не верится… Он знал прекрасно, как опасно вестись на вот такую застенчивость. Ещё в студенческие годы ухлестывал за одной такой… С тех пор к умницам – ни ногой. Благо, учится на своих ошибках.

Данила кивнул нескольким встретившимся по пути до кабинета коллегам. Пожал несколько рук. Принял пару поздравлений.

Оказавшись у себя, снял и повесил пальто, бросил портфель на диване, подошел к окну, окидывая город, который сейчас как бы под ногами, долгим взглядом…

Нажал на телефоне внутреннюю, связываясь всё с той же Томой…

– Да, Данила Андреевич…

– Кофе принеси, пожалуйста.

– Минуточку…

Убрал палец с кнопки громкой связи, сел в кресло…

Сам ставил на то, что звонки начнутся часов в одиннадцать, но по факту…

Быстро вздрогнул, потому что мобильный, который Данила успел оставить на углу стола, завибрировал почти сразу.

Это мог быть кто угодно.

Данила даже не подумал бы удивляться из-за того, что кто-то непременно вылезет с самого дна пыльного мешка его контактной книги, но увидеть на экране «Елена Щетинская» откровенно не ожидал.

Её мужа нет в живых уже почти четыре года. Пётр скончался осенью, сейчас – конец весны. С тех пор, когда Данила на похоронах сказал женщине, что он всегда к её услугам, что бы ни понадобилось, а она кивнула так же, как кивала всем, абсолютно ничего не соображая, они общались несколько раз.

Глава 2

Глава 2

Трусость портит жизнь.

Санта знала это не понаслышке. Она тормозит тебя на каждом шагу, и на каждом же шагу тебе приходится прилагать вдвое больше усилий, чтобы заставить себя действовать.

Не потому, что ты по природе своей инертна, просто Боженька наградил тебя интересным сочетанием: амбициозность и неуверенность в себе.

Эта абмициозность происходит из желания соответствовать отцу. Стать гордостью даже в условиях, когда его уже нет.

А неуверенность – из неспособности оценить себя объективно и природной скромности.

Когда-то, на профессиональной этике, преподаватель делился с сидевшими в аудитории студентами своими размышлениями о том, что такое здоровая самооценка, насколько она важна для юриста, и какая встречается чаще – завышенная или заниженная. По его мнению, главные и куда более частые проблемы возникают, когда речь о завышенной…

Но Санта готова была поспорить. Правда не стала. Она никогда ни с кем не спорит. Разве что в себе и с собой. А всё почему? Потому что трусость. Портит. Жизнь.

Тяжело вздохнув, Санта села на кровати выше, продолжая держать в руках разблокированный телефон.

***

Уже больше года она жила сама в купленной когда-то отцом квартире. Дома, с мамой, ей было уютно. Переезжая, она не бунтовала и не пыталась доказать кому-то свою самостоятельность. Так просто было удобно. Отсюда ближе до университета. Меньше времени тратится впустую, больше можно уделить учебе.

В детстве жить загородом Санте очень нравилось. Утром отец завозил её в школу, а сам ехал на фирму. По дороге они успевала о многом поговорить, чуть-чуть серьезно, чуть-чуть шутя. Пётр рассказывал Санте обо всём, что знал. Она задавала интересующие её вопросы. Ради вот этого дополнительного часа с ним – вечно занятым – не жалко было раньше вставать и раньше же ложиться.

В то лето, когда Санта поступала, она предвкушала такие же совместные поездки, только уже до университета. Отец допытывался бы, как дела, а она делилась только победами, чтобы видеть в его взгляде гордость и слышать похвалу. Но не случилось.

После поступления ей было откровенно не до того, чтобы переезжать. Маме нужна была её поддержка, а самой Санте научиться жить в новой реальности, где всё изменилось слишком сильно и слишком быстро. Где их главной опоры, её самого любимого мужчины, папы больше нет. Мама в шоке, перерастающем в депрессию, первая семья отца говорит прямо: на имущество, принадлежавшее Петру Щетинскому, они будут претендовать в полной мере… А Санта не понимает: какое имущество? Что происходит? Что делать?

Первые полгода после смерти отца стали для неё персональным адом. Потом тоже было сложно, периодически гадко, но уже привычно. А поначалу она постоянно ощущала пустоту, которую ничем не заполнишь. И нехватку, которую не компенсируешь.

Отец не собирался умирать. У него было много планов и амбиций. Он ушел слишком рано. Он слишком рано оставил их одних.

Но зла за это на него Санта не держала – было бы глупо. Даже в самые сложные моменты на него не злилась. Просто скучала до невозможности. И училась находить отца в себе. Имитировать в голове его советы. Заручаться его больше несуществующей поддержкой.

Два первых университетских года одновременно тянулись и будто пронеслись. Вспоминая их сейчас, Санта могла только удивляться, как так быстро-то? Они были наполнены сложностями, бессонными ночами, перманентным стрессом, частыми сомнениями. А ещё грустными взглядами после неизменно задумчиво протянутых «Щетинская Санта Петровна…».

Потому что в университете все знали её отца. Все его уважали, а её вроде как жалели. Но только это не облегчало, а напоминало раз за разом, чего она лишилась… И до чего никогда не дотянется.

Санта всегда хотела быть в большей степени похожей на папу, чем на маму. Это тоже, наверное, шло из нехватки общения с ним.

Но, как часто бывает, желания разошлись с действительностью. Ведь по факту в ней было куда больше от мамы. Тоже когда-то студентки-отличницы. Умненькой. Красивенькой. Дотошненькой. Но совсем не пробивной.

Когда у них завязалось с отцом, Елене было двадцать с хвостиком. Петру – за тридцать. Если она и планировала свое профессиональное будущее, то быстро и без сомнений отказалась от него, получив предложение Щетинского. Он не смог бы сосуществовать с занятой женщиной формата «сука». Насколько Санта знала, его первая жена была такой. Из-за этого всё и развалилось. Елена же с радостью примерила на себя роль просто жены. Примерила и сжилась с ней максимально.

Может даже слишком, потому что кончина мужа ударила по ней максимально же сильно. Она потеряла любимого человека и смысл существования. Ей было неимоверно сложно раскрутить свою планету заново. И видя это, Санта для себя решила, что ошибку матери не повторит… Да и в её случае, кажется, без шансов…

Она сознательно толкала себя же на стезю отца, до конца не понимая, а точно ли хочет этого...

Этим отчасти был обусловлен и переезд на третьем курсе, и решение о самостоятельной жизни. Этим же бесконечные порывы добиваться. Правильно ли это – вопрос, ответа на который у Санты не было. Но стремиться ей было проще, чем копаться в себе.

Глава 3

Глава 3

При подготовке к встрече с Черновым Санту бросало из крайности в крайность. Откровенно штормило.

Она сделала высланное проверочное задание в тот же вечер, а вот отправила практически в самый дедлайн. Потому что бесконечно перепроверяла, то и дело находя, что можно было бы улучшить. Где облегчить формулировку, где усилить аргументацию.

Она выбирала одежду тщательней, чем на любой из пережитых торжественных дней. Так, будто хоть кому-то есть разница, будет на ней белая, молочная или миндальная блузка.

Умом понимала, что её дотошность сейчас направлена не туда и вообще скорее вредит, чем помогает – выматывает нервы ещё до того, как появился повод, – но справиться с собой могла далеко не всегда.

Пусть не хотела, но прокручивала в голове возможный сценарий такой (не)желательной встречи. Иногда скатывалась к чему-то обидно-глупому в своем исполнении. Похожему на обвинения Чернова в том, что взял от её отца максимум, воспользовался им, а о них забыл. Сама же фыркала из-за того, как пафосно-бессмысленно звучало даже в голове. Закатывала глаза, чувствуя стыд и досаду, потому что действительно испытывала по отношению к мужчине обиду. Никому не нужную. Безосновательную. Глупую, в общем… Испытывает и не может её пережить.

Иногда представляла, как сможет поразить. Пыталась предугадать его вопросы, сыпала своими правильными ответами… Чуть-чуть гордилась тем, что поступила дальновидно и теперь действительно могла предугадывать. Ведь пользуясь тем, что свободное посещение лекций предполагает не только возможность в принципе на них забить, но и ходить на те, которые интересны лично тебе, пусть ты и не записан на предмет, Санта посещала лекции Чернова. Он об этом, конечно же, не знал. В аудитории всегда хватало людей. Он наверняка не пытался высечь в памяти каждую мордашку. Тем более, что Санта обычно оставалась на галерке.

Старшекурсники относились к присутствию «левой малолетки» спокойно. Им куда интересней был сам Чернов. Харизматичный практик, чьи кейсы «основаны на реальных событиях», в реальности же помогают. Для магистров это уже важно. А для Санты… Наверное, важно было всегда. Она отдавала себе отчет, что хранить влюбленность к человеку, который когда-то был частью жизни твоего отца, а для тебя может разве что так и остаться кумиром в профессии, – дурость несусветная. Но опять-таки… Умом можно понимать всё, и при этом продолжать переживать… И ходить влюбленной.

Чудес Санта не ждала, дефилировать под офисом Чернова, чтобы привлечь внимание невзначай, не собиралась. Даже под машину бросаться или тревожить в соцсетях. Положа руку на сердце, была бы совсем не против, свою детскую влюбленность побыстрее пережить. Но как-то…

Это оказалось сложно.

Она ходила на свидания. Она встречалась с парнями. Она жила полноценно. Но в сердце всё равно хранилось два образа: отца и его ученика.

Скорее всего, отчасти из-за потери первого чувство ко второму и усугубилось. Санта потеряла своего самого важного, она зачем-то решила искать его в человеке, впитавшем науку и манеру…

И, кажется, нашла на свою голову.

Девушку часто возвращало в воспоминания о дне похорон. Он был, наверное, худшим в её жизни. Хотя худшей скорее всего была вся та смазанная неделя. Новость о кончине. Неверие. Необходимость что-то организовывать. Какие-то люди. Тихая пелена шока, укутавшая их с мамой дом. Морг.

Стоя на кладбище, чувствуя, как моросит дождь, Санта переживала адскую боль, которая усиливалась с каждым новым всхлипом мамы.

Сама она не плакала – не могла. Наверное, в первую очередь не могла поверить. И, возможно, позволить себе. Ей казалось, что если расплачется она – это и будет безвозвратный конец. Что он наступит с её признанием. Поэтому глаза были сухими, а душу разрывало.

Ей очень хотелось за кого-то схватиться так же, как мама держалась за неё. Но Елена не выдержала бы, а больше у них не было никого.

Вместе с этим осознанием пришел особенно сильный холод. Пробрало до дрожи. Санта помнила, что зачем-то скользила взглядом по толпе чужих людей, будто в ней ища поддержку. И единственный человек, чьи глаза заставили остановиться – был Чернов.

Он стоял поодаль. Сбоку. Ненавязчиво. Он не рвался с речами. Переговаривался с каким-то мужчиной. Увидел, что она смотрит на него. Не пытался ни улыбнуться, ни подбодрить, ни состроить скорбь. Просто выдерживал её взгляд, и Санте тогда показалось, что боль тоже выдерживал.

Это сложно объяснить, но для неё это было важно. Ведь редкий человек может смотреть в глаза в такие моменты. Всем почему-то стыдно, неловко, непонятно. Чернову – нет.

Тогда ей стало легче. Показалось, что он будто говорит: на меня можно будет положиться…

Но получилось, что Санта сама придумала – сама поверила. А потом сама же разочаровалась. Потому что положиться нельзя ни на кого. Они с Еленой правда остались одни. Но они сами же выгреблись. Честь им и хвала…

В понедельник в назначенное для встречи время Санта была на месте. Всё сделала для того, чтобы избавить себя же от лишних поводов волноваться.

Приехала заблаговременно, припарковалась неподалеку, зашла в уборную на первом этаже БЦ, в миллионный раз проверила гладкость собранных в конский хвост волос, не отпечаталась ли на веках тушь, не застряла ли между зубов зелень, пусть она и не ела её.

Глава 4

Глава 4

– Присаживайся. Чай-кофе предлагали?

Данила указал рукой на стоявшее напротив его стола кресло, продолжая при этом с интересом смотреть на девушку.

Они правда давно не виделись.

Но то ли обстоятельства последней встречи, то ли что-то другое почему-то отпечатало лицо младшей Щетинской в памяти Данилы слишком хорошо.

Тогда, на похоронах, она была совсем молоденькой. И очень бледной. А ещё абсолютно безэмоциональной.

Сейчас – куда живее, но кое-что без изменений. Она красивая. А ещё её внешность будто бы подтверждает, что имя когда-то ей выбрали не зря.

Святая Санта очень походила на испанку. Особенно сейчас. Особенно с гладко собранными волосами и с учетом взмаха длиннющих чернющих ресниц, под которыми – распахнутые зеленые глаза.

Данила не спрашивал, почему Пётр и Елена выбрали такое неожиданное имя для единственной дочери, но Щетинский сам как-то поделился историей.

Она вызвала у Данилы усмешку, но комментировать тогда ещё парень не стал. Вообще довольно быстро понял: твоё мнение представляет для окружающих ценность далеко не всегда. И если можешь сдержаться – задумайся об этой опции. Умение вовремя смолчать, не бросаться на амбразуру, когда не просят, и не махать флагом с надписью «справедливость» там, где справедливости не ищут, помогает по жизни.

Но если говорить объективно и вот сейчас, то и имя, и девушку Данила считал красивыми. Не слепой ведь.

Только в отличие от дня похорон, сейчас Санта очевидно немного смущалась (что вполне логично), из-за этого порозовела. Отвечая на вопрос, перевела голову из стороны в сторону. Быстро оторвалась от его лица, сначала подходя, а потом опускаясь в кресло…

Прежде, чем обойти стол и сесть в свое, Данила ещё раз скользнул по профилю, понимая, что она объединила в себе черты родителей в равной пропорции. Мамина женственность, отцовская яркость. Наверняка в самом Щетинском текла какая-то не совсем славянская кровь, но об этом Данила тоже никогда не спрашивал. Ну и не спросит уже…

Делая шаги по кабинету, он чувствовал девчонкин осторожный скошенный взгляд. И её же напряжение.

Она сидела с ровной спиной, с силой сжимала устроенные на коленях пальцы, как и сами колени. Дышала медленно и аккуратно. Контролировала сглатывания.

Делала всё, что выдает человека, которому очень важно произвести правильное впечатление. Ни грамма расслабленности.

Данила знал – хлопни он сейчас внезапно в ладоши, Санта как минимум подпрыгнет, а то и взвизгнет.

Не потому, что истеричка. Потому, что себя накрутила.

Наверное, правильно сделала.

Наверное, это лучше, чем вести себя безалаберно расслабленно.

Наверное, вторая манера вызвала бы в нём раздражение. А эта… Какое-то отеческое тепло, что ли…

Хотя куда ему метить в отцы? Тем более, ей.

Одновременно с тем, как Данила опустился на свое место, Санта опустила взгляд на колени.

На его вроде как подбадривающее:

– Не переживай, я тебя не съем…

Отреагировала вялой улыбкой и пожатием плеч… Смелой попыткой всё же посмотреть в лицо… И быстрым трусливым «шагом назад». Потому что долго не выдержала, пусть он и старался улыбаться. Снова опустила свои. Данила был почти уверен: сильнее сжала длинные пальцы.

Тоже красивые, кстати.

Он успел заметить.

Впрочем, как и длину шеи. Правильность черт. Точеность фигуры. Изящность запястий и щиколоток.

Всё то, что замечать – непрофессионально. Всё то, что замечают мужчины.

– Не хочу начинать со лжи, поэтому предлагаю сразу честно…

Санта явно ожидала чего-то другого, ведь стоило Даниле вновь заговорить – не выдержала, снова посмотрела вопросительно.

– За тебя попросила твоя мать.

А услышав, будто мысленно выдохнула. Значит, она в курсе. Значит, всё уже неплохо.

– Но это не значит, что вы должны что-то большее, чем дать объективную оценку…

Санта заговорила, Данила улыбнулся в ответ, кивнув с задержкой, непроизвольно вспомнив Елену и то, что у них общая манера: искать оправдания для него, когда он-то в этом не нуждается. В принципе, и без этого замечания обязанным себя не чувствовал. Но приятно, что она мыслит так же.

Или просто делает вид, что мыслит, а предложи он ей подрасти немного, обидится смертельно…

Такой опыт у него конечно же был. Но вывод из подобного поведения можно сделать один: проблема не у Чернова, проблема у «обиженца». Так что для самой Санты лучше оказаться человеком более дальновидным.

– Я посмотрел твои задания, Санта…

Данила сказал, уловив новое нервное сглатывание и сбившийся вдох.

Стало чуточку интересно, что случись, скажи он: «всё плохо», но недостаточно, чтобы врать. Потому что на самом-то деле всё было хорошо. С кое-какими неточностями и без учета нюансов, которые являются важными для практика, но приобретаются только с пока что отсутствующим у малышки опытом. Который «Веритас» сможет ей дать. Потому что «по-книжному» она исполнила задание на отлично. Данила расписался бы в её зачетке под соткой без сомнений. В оценках студентам он не жадничал. Хлебнут практики – сами поймут, где накосячили. И вот если этот косяк вылезет в практике под его началом – тут будет сложнее. Ответственность будет выше. Разговор будет серьезней. Он не импульсивный, без причин с людьми не прощается, но за неумение учиться на собственных ошибках по голове не гладит. У Санты собственных пока нет. А уровень – уже достойный. И за неё даже немного обидно, ведь свои отказы она получала явно не из-за того, что плоха. Просто кому-то было лень читать. Где-то – лень разбираться. Кто-то забил место «своим». Важную роль сыграло то, что она – Щетинская. Но девушка пока не разочаровалась и не сдалась. Молодец...

Глава 5

Глава 5

Чтобы спросить у мужчины, в которого с детства безнадежно влюблена, что требуется, чтобы он тебя полюбил – нужно быть очень смелой. Или очень глупой. Или одновременно смелой и глупой в равной степени.

Санта не была смелой. А ещё хотела верить, что была не очень глупой.

Поэтому, конечно же, спросила у себя в голове. Воздух же разрезала нейтральным:

«Спасибо, Данила. Я буду стараться…».

Тоже искренним. Но куда менее значимым.

И куда более для равнодушного к ней мужчины допустимым.

Очевидно ведь, что ему и просто Санта Щетинская не больно-то нужна. Её присутствие неподалеку создает неудобства, которые он готов на себя взять. А влюбленная Санта стала бы проблемой, от которой лучше всего побыстрее избавиться.

Допустить это позволить себе девушка не могла. Ведь стажировка у Чернова (ещё и если он сдержит свое слово и будет находить для неё время лично) – слишком большая удача, которую нельзя испортить опрометчивыми поступками.

Поэтому в тот день они договорили о всяческих организационных моментах, после чего Санта была проведена до лифтов, а Данила, не оглядываясь, пошел от рецепции обратно в сторону своего кабинета.

Санта позволила себе взгляд в спину, после чего со вздохом зашла в пустой лифт.

Спускалась вниз, ехала домой, чувствуя на душе непонятное опустошение. Не легкость и не груз. Просто отдала все эмоции разговору, который и со стороны, и Даниле наверняка показался практически безэмоциональным. Людям сложно поверить, что под маской безразличной, холодной девушки может бурлить коктейль из сомнений. А он бурлил.

Той ночью Санта долго не могла уснуть – ворочалась, прокручивала, проигрывала…

Представляла, что он ответил бы, произнеси она свое «а чтобы ты меня полюбил?» вживую…

Играла на своих же нервах, то взлетая под потолок, то пробивая душой пол.

То придумывая, как слышит: «давай попробуем», то пугаясь сухому: «без шансов»…

Прекрасно понимая, что в реальности возможен только второй вариант, но почему-то настойчиво продолжая… Безответно любить.

Они с Черновым договорились, что стажироваться Санта будет на протяжении лета. Обсудили вопрос оплаты и перспектив.

Санта сказала честно: она хочет поступить на очную магистратуру и попытаться совмещать с работой.

Чернов честно же ответил: в Веритасе это возможно, но будет сложно. Они делают скидку для студентов. Они берут старшекурсников на работу. Но если эти старшекурсники не справляются – с ними прощаются.

Тем не менее, всё не безнадежно. Время Санта выбрала хорошее. Трёх месяцев будет более чем достаточно для того, чтобы немного разобраться и принять для себя решение: стоит ли оно того.

На том и разошлись.

***

Первая неделя стажировки пронеслась практически незаметно. Точнее заметного в ней было очень много, но время бежало быстрее обычного.

Финальная подготовка диплома перед подачей. Знакомства с новыми людьми на новом месте. Первые вводные задачи. Первые совместные походы с коллегами на кофе… И практически полное отсутствие самого Чернова.

Пусть он сказал, что будет стараться уделять Санте время, на протяжении первой пятидневки этим-то не баловал.

Сама Санта действительно не пыталась искать в подобном проявление личного отношения к ней, но потихоньку осознавала: скорее всего, так будет постоянно. Вокруг неё есть люди, кроме Чернова, которые находят задания, смотрят результат, дают фидбек. Но он… Слишком занят.

Почти не бывает в офисе. Если заезжает – то участвует в каких-то встречах с клиентами, принимает несколько звонков в своем кабинете, разговаривает с кем-то очевидно более значимым и едет дальше. Кивает в ответ на обращенные к нему: «добрый день», строча что-то на своем телефоне. Даже взгляд не поднимает особо. Не фиксирует, чье это пожелание.

В принципе, даже с учетом отсутствия личного внимания того самого Чернова, обделенной считать себя Санте не позволила бы совесть. Ей было, к кому подойти, с кем посоветоваться, у кого поучиться.

Коллектив Веритаса (во всяком случае, спорщики), на первый взгляд не отличался ни склонностью к нездоровой конкуренции, ни излишним лицемерным дружелюбием. Людям тупо некогда тратить себя на пустое. Они работают. И делить им тоже, кажется, нечего. Зато есть, куда стремиться.

Санта не знала, это умение Чернова видеть человеческую суть, или просто везение, но у неё сложилось четкое впечатление, что Даниле удалось невозможное: создать коллектив со здоровой атмосферой. И пусть капитана часто нет на носу корабля, он не идет на дно.

Особый склад характера и повышенная осторожность не позволили Санте обзавестись за эту неделю отношениями, которые можно было бы назвать дружескими, но со многими она раззнакомилась. Конечно же, здоровалась, немного рассказывала о себе, если спрашивали, улыбалась, подтверждая, что действительно родственница того Щетинского, по чьему учебнику почти всё когда-то учили гражданку… Без стеснения уточняя: дочь…

Любила видеть в такие моменты во взглядах легкое восхищение, пусть и понимала: оно адресовано Петру. Но готова была впитывать, убеждая себя, что через неё это всё доходит до папы.