Старая церковь.

День выдался пасмурным, дождливым. Почтовая карета остановилась на краю небольшой площади с чумным столбом в центре. У бакалейной лавки стояло двое встречающих – староста деревни и немолодая, но бойкая на вид женщина. Кеннет позволил себе несколько секунд поразглядывать эту пару прежде, чем вышел наружу. Кучер уже снимал его багаж и перетаскивал на небольшой участок сухой земли под навесом.
– Благодарю, – Кеннет вежливо улыбнулся кучеру и протянул мелкую монету. Тот что-то пробормотал, но деньги взял.
– Да не стоило, – к Кеннету уже спешил староста деревни, протягивая пухлую руку для пожатия. – Я так рад, что вы прибыли, падре. После смерти старого Вилли, мы и не ждали так скоро. Ох, отца Вильгельма, конечно. В нашу дыру желающих-то немного.
– Деревня большая, насколько могу судить, зажиточная, – дипломатично возразил Кеннет, пожимая протянутую руку. Женщина тоже подошла. Она, в отличие от старосты, была худой, словно высохшей.
– Так-то оно так, – виновато улыбнулся староста, нервно поглядывая по сторонам, словно боялся, что их подслушают. – Да только до города далековато. Ферм вокруг хватает, ярмарки два раза в год. Закупщики приезжают. От того и богатая деревня-то, большая, да. Но до города далеко. Никому не нравится такое. Вот и не едут.
– Меня всё устраивает, – улыбнулся Кеннет. Сейчас ему хотелось именно этого: сельской жизни, чистого воздуха и покоя.
– Это Хлоя, она тут всех знает, поможет обустроиться, – представил женщину староста. Кеннет кивнул, заметив, что своего имени староста не назвал, видимо, привык, что его и так знают. Не сказал он и того, кем является эта Хлоя.
– Ваша церковь стоит на главной улице, – Хлоя поджала губы, словно строгая учительница, заметившая помарку в тетради ученика. Потом окинула взглядом улицу, махнула рукой, подзывая проходивших мимо парней. – Берн, Джон, возьмите вещи пастора и отнесите к его новому дому. Он займёт домик преподобного Вильгельма.
Те покорно кивнули, хотя вид у них был понурый – Хлоя явно оторвала их от своих дел. Кеннет подумал было возразить, но одного взгляда на холодное строгое лицо женщины хватило, чтобы передумать.
Идти оказалось не так далеко, церковь располагалась всего в пятнадцати минутах ходьбы от площади и была совсем новой: побелка не успела пожелтеть и потрескаться, окна сияли чистотой, порожек ещё не приобрёл характерной стёсанности от прикосновений сотен ног. Хлоя повела Кеннета и носильщиков к небольшому пасторскому домику сбоку от церкви. Тот тоже был совсем новым, уютным на вид. Его окружал палисадник, сейчас пустой и покрытый грязью. Кеннет пообещал себе засеять его по весне цветами. За семенами даже можно было выбраться в город.
– Достаточно, благодарю, – Кеннет тепло улыбнулся парням, когда они втащили его чемоданы в прихожую. – Мне нужно осмотреться, разложить вещи.
– Разумеется. Я живу через три дома, приходите, если что-то потребуется, – чуть менее строго произнесла Хлоя. – Дом с голубыми ставнями, не пропустите. Там такой один.
Кенет кивнул, про себя думая, что старейшина исчез как-то очень уж быстро. Впрочем, его это заботило мало. Дом оказался чистым, подготовленным к его приезду. Кто-то даже позаботился забить шкафчики и лари запасами на зиму – мукой, консервами, сушёными яблоками и вялёным мясом. Всё простое и явно местное, на первое время должно было хватить. Нашлись даже чай и сахар, а в подполе – мешки с картофелем и морковью. На обеденном столе лежали документы. Кеннет бегло просмотрел их и кивнул. Дела у прихода шли весьма неплохо, проблем возникнуть не должно было. Преподобный Вильгельм относился к своей работе ответственно, всё фиксировал на бумаге, за что его можно было только благодарить. Кеннет пообещал себе помолиться за душу прошлого священника отдельно.
Он уже собирался убрать документы в конверт и отнести в спальню, когда на стол выпала сложенная пополам бумага. Кенет развернул лист и быстро прочитал, потом ещё раз – уже медленно и вдумчиво. Это было заключение коронера о смерти отца Вильгельма. Нашли его здесь, в этом доме. Приходящая помощница по хозяйству зашла, чтобы убраться, как всегда делала, и нашла священника мёртвым. По её словам, он был в уличной одежде, обувь была покрыта грязью. Кеннет кивнул своим мыслям, сейчас был самый конец осени, не удивительно, что ботинки отца Вильгельма были покрыты грязью. Её можно было найти даже в палисаднике рядом с домом. Но вот приписка коронера удивляла: «кажется, старика кто-то напугал до смерти». Кенет перечитал ещё раз. Причиной смерти стоял обширный инфаркт, его легко было списать на возраст. И, скорее всего, так и сделали. Никто не пожелал выяснять, чего так испугался пожилой священник. Это могла быть и птица, ударившаяся в окно, и громкий раскат грома. Кеннет решил не забивать себе голову и убрал отчёт в конверт. Лишь два вопроса не давали ему покоя: что же напугало его предшественника, и кто и зачем положил отчёт коронера в конверт, предназначавшийся ему. Этот кто-то хотел предостеречь его? Но от чего? Два вопроса плодили ещё дюжину, и Кеннет решительно отбросил все мысли о странной приписке. Сейчас у него хватало иных забот.

До самого вечера Кеннет разбирал вещи, осматривал дом и составлял списки того, что ему предстояло в нём поменять и купить. Отец Вильгельм всё держал в образцовом порядке, придраться было не к чему, но Кеннет всё равно хотел изменить это место под себя. Домик при церкви должен был надолго стать ему домом. Ближе к вечеру он решил осмотреть вверенное ему хозяйство. Церквушка оказалась небольшой, но чистой и уютной. В ней было всё, что необходимо. Кто-то позаботился о том, чтобы свечей и лампадного масла было вдосталь, и убрался в самой церкви.
За последующие несколько дней Кеннет познакомился с несколькими важными людьми. С Агатой, помогавшей отцу Вильгельму вести хозяйство – она согласилась помогать и ему и даже приходить убираться в дом. С Петером, с которым предшественник Кеннета заключил договор о ремонте крыши и даже оплатил задаток. С садовником Аланом и ещё полудюжиной человек, у которых Вильгельм запасался продуктами и всем необходимым. Деревня была хоть и большой, но каждый здесь знал каждого. И за редким исключением все местные ходили на службы.
Погода совсем испортилась, по воскресеньям с утра людей стало приходить меньше. Не все готовы были идти на службу по слякоти под ледяным дождём. Кого-то Кеннет навещал сам, чтобы поговорить и проявить участие. Кто-то добирался до церкви позже, ближе к обеду. Одна пожилая дама завела привычку откупаться за вечные опоздания свежей выпечкой. Сначала Кеннет старался объяснить ей, что всё это не обязательно, а потом сдался.
Дни тянулись своей чередой, его быстро начали узнавать на улицах и здороваться. Из настороженного в самом начале отношения – как и всегда в удалённых деревнях, его считали чужаком – местные быстро перешли к покровительственному дружелюбию. Сложнее было с фермерами, к ним всё труднее было добираться, а они приезжали в деревню лишь изредка и чаще вызывали к себе. Зато и не отпускали с пустыми руками.
Через месяц лёг первый снег, быстро превратившийся в серую грязь. В это же время в доме Кеннета появилась новая обитательница. Чёрная кошка пришла к нему сама, расположилась на кухне, точно всегда жила здесь, и начала вылизываться. Кеннет спросил у Хлои, чья она, но женщина только покачала головой. Такой она ни у кого не видела. Кеннет решил оставить кошку себе. С ней не так одиноко было холодными вечерами, да и выслушивала тексты проповедей она с неизменным интересом.
В церкви дела тоже шли хорошо, после каждой службы к нему выстраивалась небольшая очередь из желающих исповедаться. Особенно усердствовали молодые девицы, хотя они даже не успевали накопить прегрешений и рассказывали о любой мелочи вроде недоброй мысли. Проповеди чаще всего удавались, Кеннет видел отклик в глазах прихожан, и это его радовало. У него появилась привычка рассказывать кошке о том, как прошёл его день, та неизменно слушала его внимательно, не отвлекаясь на обычные кошачьи дела.
В доме Кеннет обжился быстро, кое-что переделал, обновил мебель и посуду. К тому времени, как окончательно лёг снег, он уже вполне мог считать дом своим. Единственным, что ещё требовало разбора, была обширная библиотека отца Вильгельма. Небольшая комната на втором этаже была забита шкафами, где вперемешку стояли богословские трактаты, которые прежний хозяин явно использовал в своих проповедях – Кеннет находил в них множество закладок и даже подчёркнутых фраз – журналы по садоводству, приключенческие романы и сомнительные книжки про всякую чертовщину.