Ставка для мажора

Глава 1.

ГЛОРИЯ

Бруклин, Нью-Йорк. Раннее утро.

Дождь стучал по стеклу моей студии в Бруклине, словно отбивая морзянку одного-единственного слова: «деньги, деньги, деньги». Оно эхом отзывалось в такт стуку моего сердца, смешиваясь с гулом старого холодильника и назойливым гулом тревоги, что стала моим постоянным спутником.

Я допила последний глоток дешевого кофе, горького, как правда моей жизни. Взгляд упал на открытый на столе счет из госпиталя «Покров». Цифры плясали перед глазами, вызывая приступ легкой тошноты. Еще одна процедура для Эдди. Еще одна сумма, которую мне было неоткуда взять.

Мой телефон завибрировал, заставив вздрогнуть. Незнакомый номер с манхэттенским кодом. Очередной коллектор? Или, может, работа, на которую я засыпала резюме в отчаянии?

— Глория Синклер, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

— Мисс Синклер, с вами говорит помощник мистера Картера Харрингтона, — произнес женский голос, настолько отточенный и безличный, что он мог бы принадлежать роботу. — Мистер Харрингтон просит вас оказать ему честь и встретиться сегодня в десять утра в его офисе в Гринвиче. Вас заберет машина.

Сердце на мгновение замерло. Харрингтон. Имя, которое было синонимом Уолл-стрит, недвижимости и денег, о которых я могла только читать в Forbes.

— По какому поводу встреча? — спросила я, пытаясь сохранить хладнокровие.

— Это касается потенциальной возможности трудоустройства. Вам будет отправлено подтверждение с адресом. Хорошего дня.

Щелчок. Я опустила телефон, ладони стали влажными. «Потенциальная возможность». Эти слова пахли не просто деньгами. Они пахли спасением.

Час спустя черный лимузин на набережной Гринвича, Коннектикут.

Машина скользила по безупречным мощеным улочкам, где даже деревья казались более ухоженными, чем большинство людей. Мы остановились у ворот, которые медленно и величественно распахнулись, открывая путь к особняку в георгианском стиле. Он не кричал о богатстве. Он его излучал, как холодный, неоспоримый закон физики.

Меня встретила женщина в строгом костюме и с таким же строгим лицом.

— Миссис Хиггинс, экономка, — представилась она. — Прошу, следуйте за мной. Мистер Харрингтон не любит, когда его заставляют ждать.

Мы шли по бесконечным коридорам, где наши шаги глушили персидские ковры ручной работы, а со стен смотрели портреты суровых мужчин, которые, я подозревала, были предыдущими поколениями Харрингтонов. Воздух был наполнен запахом старой кожи, воска и абсолютной, безраздельной власти.

Миссис Хиггинс остановилась у массивной двери из темного дуба.

— Кабинет мистера Харрингтона. Он вас ждет. — Она сделала небольшую паузу, и ее взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по моему немодному пальто и простой сумке. — И, мисс Синклер? Пожалуйста, постарайтесь продержаться дольше, чем ваши предшественники. Они редко выдерживали больше недели.

Прежде чем я успела что-то ответить, она развернулась и удалилась. Я сделала глубокий вдох, собирая всю свою волю в кулак, и вошла.

Кабинет Картера Харрингтона.

Комната была настолько огромной, что, казалось, в ней был свой собственный климат. За гигантским столом из полированного черного дерева, на фоне панорамных окон, за которыми простирался идеальный газон и серые воды Атлантики, сидел человек. Картер Харрингтон. Он не смотрел на меня, изучая что-то на экране своего планшета. Я воспользовалась моментом, чтобы его рассмотреть. Он выглядел моложе, чем я ожидала, лет пятидесяти, с седеющими висками и лицом, на котором не читалось ни одной лишней эмоции. Это было лицо человека, который покупает и продает целые компании до завтрака.

Наконец он поднял на меня глаза. Ни улыбки, ни кивка. Просто взгляд.

— Мисс Синклер. Садитесь.

Я опустилась в кожаное кресло, чувствуя себя школьницей у директора.

— Ваше резюме впечатляет, — начал он, откладывая планшет в сторону. — Колумбийский университет, красный диплом. Опыт работы в медиа. Все очень... достойно. Но меня интересуют не только ваши академические успехи.

Меня интересует ваша мотивация.

Он сложил пальцы домиком. Его руки были ухоженными, но сильными.

— Я предлагаю вам работу. Временную, но высокооплачиваемую. Вы будете личным тьютором и... куратором моего сына, Чейза.

Он сделал паузу, давая мне осознать.

— Ему двадцать один год. Он капитан университетской сборной по вольной борьбе, подающий большие надежды. И он же полная академическая катастрофа. Если он не сдаст летнюю сессию, его отчислят из команды. Я не допущу, чтобы мое имя было ассоциировано с неудачником.

Он назвал сумму гонорара за три месяца работы. Цифра была настолько нереальной, что у меня перехватило дыхание. Она не просто покрывала все долги и счета за хоспис. Она позволяла оплатить самую передовую, экспериментальную терапию для Эдди. Она давала ей реальный шанс.

— Ваши обязанности, — продолжил он, — будут заключаться в полном контроле над его расписанием. Тренировки, учеба, личная жизнь. Вы будете его тенью. Его диспетчером. Его кошмаром. Ваша задача — вбить ему в голову знания, необходимые для сдачи экзаменов. Любыми средствами, кроме, разумеется, физического насилия. Вы будете отчитываться лично мне.

Глава 2.

ЧЕЙЗ

Пентхаус на Пятой Авеню, Манхэттен. Утро.

Солнце, отражаясь от хромированных поверхностей и панорамных окон, заливало светом всю гостиную. Но для меня новый день начинался не с солнечных лучей, а с привычной, глухой ярости. Стоя посреди своего зала для йоги с видом на Центральный парк, вместо медитации мое тело было напряжено, как тетива лука. Я только что закончил утреннюю силовую — жим лежа под сто тридцать килограммов, присед — еще больше. Адреналин все еще гудел в крови, но его было недостаточно, чтобы заглушить звонок будильника, возвещавшего о начале очередного дня, который мне не принадлежал.

— Черт возьми, — собственное отражение в зеркальной стене было идеальным: золотистые волосы, растрепанные после душа, глаза цвета океана, в которых плескалось раздражение, и тело — выточенное, сильное, единственное, что я по-настоящему уважал.

Швырнул полотенце в корзину, не глядя. Попал, конечно. Служанка, Мария, беззвучно появившись из ниоткуда, уже приготовила смузи и эспрессо на кухонном острове из каррарского мрамора.

— Доброе утро, мистер Чейз.

— Утро — дерьмо, — буркнул я в ответ, залпом выпивая эспрессо. Горький вкус прекрасно саркастично совпадал с настроением.

Мой взгляд упал на телефон. Сообщение отца, пришедшее еще вчера вечером, горело на экране как обвинение: «В понедельник в 9:00 к тебе приедет новый тьютор. Твой последний шанс. Если прогонишь и ее, останешься без команды, без кредиток и без отца. Не подведи меня».

— Последний шанс, — фыркнул я, откидываясь на спинку барного стула. — Как будто я просил его давать мне эти чертовы шансы.

Я ненавидел это. Ненавидел эти постоянные попытки отца впихнуть меня в прокрустово ложе своих амбиций. Бизнес-школа, финансы, менеджмент — это была пытка. Единственное место, где я чувствовал себя живым, был ковер. Борьба. Электрическая, животная близость схватки, хруст суставов противника, сладкий вкус победы, добытой силой, а не деньгами. Там не было подковерных игр, там был только я, соперник и воля.

Мой телефон завибрировал. Тревор Мерсер, лучший друг и такой же мажорный сын, чья жизнь состояла из вечеринок, кокаина и отцовских денег.

— Чейз, братан, ты жив? — в трубке звучал хриплый смех. — Вчера была просто жесть. Ты в порядке дошел?

— Еле, — я криво улыбнулся. — У меня тут, блядь, новая нянька назначена. Папочка прислал. Сегодня в девять.

— О, опять? — Тревор фыркнул. — Слушай, сваливай от нее. Поехали на яхте, солнце, девчонки... Найми пару ботанов, пусть тебе все экзамены сдают.

— Не прокатит. Старик грозил отобрать все. Даже доступ в спортзал.

— Ну, твоему отцу просто не хватает чувства юмора, — заключил Тревор. — Ладно, прогони ее побыстрее и присоединяйся. У Джастина сегодня дикий треш в пентхаусе.

Я бросил телефон на диван. Идея Тревора была заманчивой. Обычно я так и делал: надевал маску наглого ублюдка, сыпал деньгами или угрозами, и все эти «педагоги» быстро ретировались. Эта не станет исключением.

Я взглянул на часы Patek Philippe. Без пятнадцати девять. Решив не переодеваться, остался в низких спортивных штанах и с голым торсом, демонстрируя результат тысяч часов, проведенных в зале. Пусть эта «надзиратель» с самого начала поймет, с кем имеет дело. Пусть оценит товар лицом.

Ровно в девять раздался звонок в дверь. Мария уже двинулась было открывать, но я жестом остановил ее.

— Я сам.

Медленно, с размахом распахнул тяжелую дверь, готовый выпустить на волю свою коронную ухмылку и очередную порцию хамства.

И замер.

Сценарий снова пошел наперекосяк.

В дверях стояла не унылая зануда в очках. Стояла она. В строгом, но отлично сидящем костюме цвета темного шоколада, с кожаным портфелем в одной руке и таким же холодным, стальным взглядом. Ее волосы, цвета воронова крыла, были убраны в безупречно тугой пучок, открывая изящную шею и тонкие жемчужные серьги. Но это была не главная деталь. Главное — ее поза. Абсолютно прямая, собранная, как у солдата перед парадом. И ее глаза.

Серые, ясные, они скользнули по мне, с головы до ног, по голому торсу, по мрамору прихожей, по открывающейся за моей спиной панораме роскоши, и в них не было ни тени восхищения, ни смущения. Была лишь холодная, аналитическая оценка. И безразличие. Глубокое, всепоглощающее безразличие.

— Чейз Харрингтон? — ее голос был ровным, низким, без единой нервозной вибрации. Он резал воздух, как лезвие. — Я Глория Синклер. Ваш новый надзиратель.

Слово «надзиратель» повисло в воздухе, тяжелое и неоспоримое. Она не использовала эвфемизмы. Она сразу обозначила суть их отношений.

Вошла без приглашения, ее каблуки отстукивали четкий ритм по полированному полу. Она поставила свой портфель на консоль из орехового дерева XVIII века, как будто это была стойка в дешевом мотеле.

Внутри меня все закипело. Адреналин, знакомый по схваткам, ударил в голову. Но это был другой вид адреналина. Не для борьбы. Для охоты.

Я медленно прикрыл дверь, давая ей еще раз оценить масштаб своих владений, своего мира. Затем подошел ближе, намеренно вторгаясь в ее личное пространство, заставляя ее задрать голову, чтобы встретиться с его взглядом. Я чувствовал, как напряглись мышцы моего пресса, и надеялся, что она это видит.

Глава 3.

ЧЕЙЗ

Мой пентхаус. Утро, слишком чертовски раннее.

Сославшись на то, что еще не привел себя в божеский вид после утренней тренировки, я пошел принять душ.

— Глория Синклер. Ваш новый надзиратель.

Эти слова все еще стояли у меня в ушах, как назойливый мотив дерьмовой песни. Надзиратель. Блядь. Она даже не пыталась придумать что-то покрасивее. «Тьютор». «Академический куратор». Хуй там. Она сразу назвала вещи своими именами.

Я стоял под ледяным душем, пытаясь смыть с себя остатки вчерашней текилы и ощущение, что меня только что переиграли. Эта сука. Эта наглая, высокомерная сука с глазами, как у снайпера, посмотрела на меня, на мой дом, на всю мою жизнь, как на кусок дерьма на подошве своего дурацкого бомжатского каблука.

Выйдя из ванной, наскоро вытерся и натянул первые попавшиеся штаны. Мне было плевать. Пусть видит меня таким — небритым, злым, с мокрыми волосами. Пусть знает, с кем связывается.

Она ждала меня в гостиной, уже устроившись за моим столом с ее потрепанным макбуком. И не просто сидела. Она занимала позицию. Как генерал перед битвой.

— Мы начнем с финансового менеджмента, — заявила она, не удостоив меня даже взглядом. — У тебя долг по трем темам. У нас три часа.

Я фыркнул, плюхнувшись на диван напротив.

— Три часа? У меня через час тренировка.

— Нет, — она даже не подняла глаз от экрана. — Теперь ее нет. Твое расписание принадлежит мне. Как и твое время. И, пока мы не закрыли этот долг, ни о каких тренировках речи не идет.

Я почувствовал, как по спине побежали мурашки ярости.

— Ты не имеешь права отменять мои тренировки! Ты здесь, чтобы помогать мне с учебой, а не ломать мою спортивную карьеру!

Наконец она посмотрела на меня. Ее взгляд был таким же холодным, как пол в ванной без подогрева.

— Я здесь для того, чтобы ты сдал сессию. И если для этого мне придется приковать тебя наручниками к батарее, я это сделаю. Твоя «спортивная карьера» интересует меня ровно настолько, насколько она влияет на твои оценки. Сейчас ее влияние негативное. Значит, она уходит в утиль. Открывай учебник. Глава пятая.

Я не двинулся с места. Мы устроили настоящую дуэль взглядов. Я пытался прожечь ее своим презрением, но она была как скала. Непробиваемая.

— Знаешь что? — я сказал, и мой голос прозвучал тише, опаснее. — Иди нахуй. Просто иди нахуй со своими учебниками. Мой отец не будет платить тебе, если ты не выполнишь свою работу.

Она медленно закрыла макбук.

— А ты уверен? — ее голос был шепотом, но он резал, как лезвие. — Потому что в контракте черным по белому написано: «Полный контроль над расписанием подопечного для достижения академических результатов». Если я сообщу твоему отцу, что ты саботируешь процесс, отказываясь заниматься, кто, по-твоему, окажется в пролете? Я, которая честно пытается делать свою работу? Или ты, избалованный мажор, который не может заставить себя прочитать три главы?

Черт. Полная лажа. Она была права. И знала это, играла грязно, используя правила, которые установил мой же отец.

Я сдался. С громким, яростным вздохом я скинул со спинки дивана ноги на пол и подошел к столу.

— Ладно. Говори, что там у тебя за херня, в которую я должен вникать.

Она снова открыла макбук, победа была написана у нее в глазах. Маленькая, холодная сука.

— Мы анализируем кейс. Прибыльность проекта. Открой файл на моем рабочем столе. Название «Воронцовские заводы».

Я сел, с трудом уместив свои длинные ноги под столом, и начал читать. Цифры плясали перед глазами. Дебильный поток, амортизация, маржинальность, дичь какая... Это было так скучно, что хотелось вырвать себе глаза.

— Боже, — я провел рукой по лицу. — Это пиздец как неинтересно. Кто вообще это придумал?

— Мир взрослых, Чейз, — ее голос прозвучал прямо у моего уха. Она встала и нависла надо мной, указывая пальцем на экран. — Тот самый мир, в котором твой отец зарабатывает деньги, которые ты так любишь тратить. Сконцентрируйся. Рассчитай NPV для этого проекта.

— А зачем? — я огрызнулся, откидываясь на спинку стула и глядя на нее. — У моего отца есть целый штат финансовых аналитиков, которые делают эту хуйню.

— И один из них когда-нибудь может оказаться тобой, — парировала она. — Или, что более вероятно, ты будешь тем, кто подписывает их отчеты.

И если ты не поймешь, что они там написали, они будут обводить тебя вокруг пальца, а ты будешь подписывать своей дурацкой подписью, пока твоя империя не рухнет. Тебе это нравится? Быть марионеткой?

Ее слова попали в цель. Точнее, чем любой удар на ковре. Я ненавидел быть марионеткой. Я ненавидел, когда мной управляют. А она... она просто указывала на очевидное.

— Хорошо, — проскрипел я. — Покажи мне, как считается этот гребаный NPV.

И она показала. Объясняла медленно, методично, с убийственным спокойствием. И самое ужасное, что я начал понимать. Не потому, что мне было интересно, а потому, что ненавидел чувствовать себя идиотом перед ней.

Глава 4.

ЧЕЙЗ

Тренажерный зал NYU. Утро.

Привычные удары по груше. Казалось бы, мое обычное утро в зале. Но, чтоб его! В моей голове мысли только об этом пиздеце, в который я вляпался по самое не балуй. Все эти цифры, графики, формулы, хуюрмулы, которые Глория вбивала мне в голову последние три дня. Глухой, влажный звук удара наполняет зал. Представляю ее лицо на месте груши. Помогает херово, вообще ноль эффекта.

— Эй, Харрингтон, полегче! Ты ж испортишь мне инвентарь! — кричит кто-то из команды.

Нахуй. Пусть рвется. Как и все в этой жизни, что нельзя купить или сломать.

После тренировки я иду в душевую. Горячая вода обжигает кожу, но не может смыть ощущение, что я — подопытный кролик. Ее кролик, если не крыса. Эта мысль сводит с ума.

— Чейз! — раздается голос Тревора. Он заходит в душевую, сияя ухмылкой с похмелья. — Ну что, как там твоя... надзиратель? Уже сбежала в слезах-соплях?

Я резко закрываю кран и хватаю полотенце.

— Нет.

— Серьезно? — Тревор прислоняется к кафельной стене. — Блядь, да она железная. Что ты делал? Я бы уже предложил ей тройничок с Оливией, чтобы она охуела и отстала.

— Не прокатит, — я вытираюсь, чувствуя, как напрягается спина. — Она не из таких.

— О, все они «из таких», братан, — Тревор подмигивает. — Просто нужно найти правильную цену. Или припугнуть. Устроим ей маленький сюрприз сегодня после пар? Покажем, что чужакам-побирушкам тут не рады.

Идея заманчива. Очень. Но что-то во мне сопротивляется. Не из-за нее. Из-за принципа. Я не хочу, чтобы Тревор и его свора думали, что я не могу справиться с одной жалкой девчонкой сам.

— Не надо, — говорю я, натягивая штаны. — Я сам разберусь.

— Твои похороны, — пожимает плечами Тревор. — Мы будем в «Лайтере» с девочками. Присоединяйся, когда надоест играть в школу.

Он уходит. Я остаюсь один. Мысль о том, чтобы снова видеть ее лицо, вызывает во мне странную смесь ярости и.. предвкушения. Как перед сложной схваткой. Я ненавижу ее. Но, черт возьми, она заставляет меня чувствовать себя живым. Живее, чем любая вечеринка Тревора.

---

ГЛОРИЯ

Библиотека бизнес-школы. Полдень.

Я пришла заранее, чтобы занять лучший стол — в углу, подальше от посторонних глаз. Разложила свои материалы, составила план на сегодня. Макроэкономика. Теории потребления. Скучно, сухо и совершенно необходимо.

Чейз появляется ровно в назначенное время. Это уже прогресс. Он не смотрит на меня, плюхается на стул, откидывается на спинку. Он в своем обычном состоянии — раздраженная греческая статуя с этим неизменно надменным видом правителя мира.

— Ну? — он бросает свой рюкзак на пол. — Какое сегодня дерьмо мы будем разжевывать?

Я смотрю на него поверх планшета.

— Приятно видеть, что твое утонченное красноречие никуда не делось. Сегодня мы разбираем Кейнса и теорию потребления.

— О, боже, — он закатывает глаза так настоящая королева драмы, будто в плохой мыльной опере. — Еще один мертвый мужик, который думал, что знает, как надо тратить деньги.

— В отличие от тебя, он хотя бы понимал, откуда они берутся, — парирую я. — Открой учебник. Глава седьмая.

Он с силой хлопает книгой, заставляя пару студентов за соседним столом вздрогнуть. Я не моргаю.

Мы начинаем. Он бубнит что-то под нос, делает вид, что читает. Я чувствую, как его внимание уплывает. Он смотрит в окно, на свой телефон, куда угодно, только не в книгу.

— Сконцентрируйся, Чейз.

— А ты не отвлекай меня, Глория.

— Я здесь для того, чтобы отвлекать тебя от твоей гениальной карьеры профессионального бездельника.

Он резко поворачивается ко мне, и его глаза вспыхивают.

— А ты знаешь, что? Может, мне нравится быть бездельником. Может, мне нравится тратить папочкины бабки и ебаться с кем попало. И ты знаешь, почему? Потому что я могу.

Я откладываю карандаш. Игра в его правила? Пожалуйста.

— Поздравляю. Ты достиг пика человеческой эволюции. Сидишь на шее у папочки, пока он решает, что тебе можно дышать, а что - нет. Очень по-взрослому. Очень независимо. Настоящий альфа-самец.

Его лицо искажается. Я попала в больное место. Он ненавидит, когда ему напоминают, кто на самом деле дергает за ниточки.

— Лучше сидеть на шее у папочки, чем торговать своим захудалым интеллектом тому, кто больше заплатит, — он шипит, наклоняясь ко мне через стол. — По крайней мере, я честен в том, кто я есть. А ты? Ты просто наемница. Дорогая, хорошо одетая, но проститутка.

Слова должны ранить. Но они лишь укрепляют мою решимость. Я позволяю себе медленную, ледяную улыбку.

— Милый мальчик, — говорю я почти нежно. — Ты даже не представляешь, насколько ты прав. Но есть одна разница. Я знаю, кто я, и знаю, зачем я здесь. А ты? Ты понятия не имеешь, кто ты без папиных денег и маминых связей. Ты пустышка в дорогой упаковке. И самое смешное? Ты даже не видишь, насколько это очевидно со стороны.

Глава 5.

ЧЕЙЗ

Мой пентхаус. Вечер.

Я стою перед гардеробом и чувствую себя идиотом. Приехали, блядь, я раздумываю, что же надеть на этот... ужин? Это не свидание. Абсолютно точно не свидание. Это тактический маневр. Разведка боем. Да, именно так.

Скидываю на пол стопку футболок с провокационными принтами и в итоге выбираю простую черную водолазку и темные джинсы. Выглядит... нормально, даже слишком. Не особо пафосно, но и не просто. Идеально, чтобы ее раздражать своей адекватностью.

В голове стучит мысль: а что, если это ловушка? Что, если она явится с диктофоном и будет вытягивать из меня компромат? Или того хуже — будет читать лекцию о монетарной политике за десертом. Я смеюсь про себя, уже началась шиза, всем здрасьте.

Но нет, ожидания не оправдались. В ее глазах сегодня было что-то другое. Не только лед и сталь. Было любопытство. Такое же, как у меня.

Ровно в восемь раздается звонок. Я делаю глубокий вдох, прогоняю всю эту хрень из головы и открываю.

Она стоит в дверях. Не в своем обычном строгом секретутском костюме. На ней простое черное платье, без всяких побрякушек. Волосы распущены и лежат тяжелой волной на плечах. Выглядит... черт, выглядит, я бы даже сказал, потрясающе. Опасно.

— Я не опоздала, — говорит она вместо приветствия.

— Вообще-то, опоздала на тридцать секунд, — парирую я, пропуская ее внутрь. — По контракту, полагается штраф.

Она проходит мимо меня, и я ловлю легкий аромат — не духов, а чего-то чистого, типа мыла или шампуня. Свежего. Не так уж и плохо.

— В контракте нет пункта о штрафах за опоздание на ужин, который не входит в мои обязанности, — она окидывает взглядом прихожую. — Так, где этот знаменитый ужин? Я ожидаю увидеть личного шеф-повара.

— Разочарую. Шеф-повар сегодня уволен. Придется довольствоваться моим обществом и едой на вынос.

Она поднимает бровь. Забавное выражение физиономии.

— Ты заказал еду на вынос?

— Не я. Мой помощник. И это не просто еда. Это лучшие буррито в Нью-Йорке. С того ларька в Бруклине, про который ты вчера упоминала.

Она замирает. Я вижу, как в ее глазах мелькает удивление. Она не ожидала, что я запомню такую ерунду.

— О, — это все, что она говорит.

М-да, так на мои жесты доброты еще не реагировали.

Я веду ее в гостиную, где на низком столе уже разложены картонные коробки с едой. Открываю холодильник.

— Вино? Виски? Сок для младенцев? — какого-то черта решаю побыть клоуном этого вечера. Что за пиздецки стремные шуточки, Чейз…

— Воду, пожалуйста, — буднично ответила она, спасая меня от унижения за искрометный юмор. Ну и ахуенно, хотя я не против позориться до конца.

— Скучно, — достаю две бутылки воды и сажусь напротив нее на диван. — Но ладно. Твои правила, так и быть.

Мы едим молча. Первые несколько минут уходят на то, чтобы разрушить эту стену неловкости. Уровень дискомфорта стремительно растет, неприятное ощущение… Она ест аккуратно, я — как голодный волк после тренировки.

— Ну? — говорю я наконец, откладывая пустую коробку. — Как тебе непафосная еда с мажором?

Она медленно кладет свой буррито.

— Съедобно. Для начала.

— Высокая оценка от тебя, — я ухмыляюсь. — Почти комплимент.

— Не привыкай.

Мы снова смотрим друг на друга. Тишина становится густой, наэлектризованной. Я чувствую, как напрягаются мышцы. Как перед схваткой.

— Так зачем все это, Чейз? — она спрашивает прямо. Без предисловий. — В чем подвох? Ты хочешь, чтобы я расслабилась и снизила требования? Или это новая тактика — завоевать доверие?

Я откидываюсь на спинку дивана, протягиваю ноги.

— А может, мне просто надоело, что ты смотришь на меня, как на говно на подошве. Может, я хочу посмотреть, какая ты, когда не играешь роль надзирателя.

— Я всегда играю роль надзирателя, пока твой отец платит мне.

— Не сейчас, — я наклоняюсь вперед, упираюсь локтями в колени. — Сейчас он не платит. Сейчас мы просто два человека, которые едят буррито. Так какая Глория, когда не работает, не строит из себя злобную тетку?

Она отводит взгляд, смотрит на огни города за окном.

— Усталая.

Этот простой ответ бьет неожиданно сильно. В ее голосе нет ни сарказма, ни защиты. Только усталость. Та самая, что копится годами.

— Расскажи, — говорю я тише, что-то веселость сразу пропала.

Она поворачивается ко мне, и в ее глазах снова появляется сталь.

— Зачем? Чтобы ты мог использовать это против меня? Нет уж. Давай лучше ты расскажешь, почему такой умный парень, который за три дня схватывает то, что другим не дается за месяц, так остервенело саботирует свою учебу.

Я фыркаю.

— Потому что это скучно, тупо занудство, как у задрота-ботана! Потому что это не мое! Потому что мой отец пытается слепить из меня свою копию, а я не хочу ею быть! Я хочу...

Глава 6.

ЧЕЙЗ

Тренировочный зал NYU. Следующий день.

Я вкладываю в каждый удар по груше всю свою ебучую растерянность. Весь этот спектакль одного актера со вчерашним вечером. Каждое ее слово, каждый ее взгляд. «Мы оба не свободны». Блядь. Почему она всегда фигачит в самую точку?

Груша отскакивает с дурацким глухим звуком. Я снова представляю себе ее лицо. Не то, холодное и надменное, а другое — уставшее, с размягченными чертами, когда она сказала «возможно».

— Эй, Харрингтон! — кричит тренер. — Ты ее на части порвешь! Успокойся уже!

Нахуй успокоиться. Какое чувство дежавю, чтоб его. Я не могу успокоиться. Во мне сейчас бурлит какая-то гремучая смесь из ярости, недоумения и.. интереса. Острого, как бритва, интереса. К какой-то попрошайки-выскочке, которая посмела встать мне поперек горла.

После тренировки Тревор ловит меня у выхода.

— Ну что, братан? Где ты вчера завис? Мы тебя ждали. Оливия специально для тебя свою новую подружку-модель привела.

— Занят был, — бурчу я, протирая лицо полотенцем.

— Чем? — Тревор подмигивает. — А, понял. Разбирался со своей надзирательницей. Ну что, сломал ее? Или... — его взгляд становится грязным, — сломал о нее?

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Что-то во мне сжимается в тугой, опасный клубок.

— Закрой ебальник, Тревор.

— О, серьезно? — он смеется. — Ты что, в нее втюрился? Блядь, Чейз, мы же договорились — поиграли и бросили. Или она так хорошо сосет, что ты забыл, какого хрена она здесь вообще оказалась?

Я не думаю. Я просто действую. Моя рука сама сжимается в кулак, и я с размаху бью его в челюсть. Тревор с глухим стоном отлетает к стене.

— Повтори, — я шиплю, стоя над ним. — Повтори, что ты только что сказал.

Тревор потирает челюсть, смотрит на меня с шоком и злобой.

— Ты совсем ебанулся? Из-за какой-то шлюхи?

Я наклоняюсь, хватаю его за шиворот.

— Она не шлюха. Она... — я запинаюсь. Кто она? Черт возьми… Я и сам не знаю. — Она никто. Но это «никто» - мое дело. Понял? Мое. Свали по-хорошему, пока я тебе что-нибудь не сломал.

И отпускаю его. Он медленно встает, плюя кровью на пол.

— Тронулся. Приплыли нахуй. Ладно. Понял. Ты сам напросился. Посмотрим, что скажет твой папуля, когда узнает, что его золотой мальчик трахает свою прислугу.

Он разворачивается и уходит. Я остаюсь один в пустом коридоре, с окровавленными костяшками и с ебучей дырой в груди. Что, блядь, я наделал? Что это вообще было? Какое мне дело до нее, до слов Тревора? Достало. Крыша начала течь.

---

ГЛОРИЯ

Кофейня возле кампуса. Тот же день.

Я пью свой кофе и пытаюсь сосредоточиться на конспектах. Безуспешно. Мозг отказывается воспринимать что-либо, кроме вчерашнего вечера. Его слова. Его признание. «Мы оба не свободны».

Черт возьми, этот сопляк угадал… Он нашел мое слабое место. Не деньги, не статус. Понимание.

Дверь в кофейню с силой распахивается. Входит Чейз. Он выглядит... другим. Взъерошенным. Глаза горят каким-то лихорадочным блеском. На его костяшках ссадины.

Он подходит к моему столику и плюхается на стул, не спрашивая разрешения.

— Ты довольна?

— Всегда, — отвечаю я, откладывая планшет. — Но сегодня особенно. Что случилось с руками? Решил помериться силами со стеной? Или повыпендриваться перед девочками?

— С Тревором, — хрипит он. — Он о тебе говорил всякую хуйню.

Я замираю. Внутри все холодеет.

— И что? Ты вступился за мою честь? Какой благородный рыцарь.

— Заткнись, Глория. Просто заткнись. Мне тупо не в кайф, когда что-то идет не так. Ни слова больше. Тема закрыта.

Он смотрит на меня, и в его взгляде столько боли и злости, что у меня перехватывает дыхание.

— Ты... — он начинает и замолкает, сжимая кулаки. — Ты вчера вскрыла меня, как дешевую консервную банку. Выпустила всю эту дикую дрянь изнутри. И знаешь что? Мне это не понравилось. Мне это пиздец как не понравилось!

— Добро пожаловать в клуб, — говорю я, и мой голос звучит тише, чем я хотела. — Мне тоже не понравилось, что ты увидел во мне человека, а не просто препятствие.

Мы сидим молча. Напряжение, между нами, такое густое, что его можно резать ножом.

— Знаешь, что я понял? — говорит он наконец. — Что мы оба ебанулись. Ты ненавидишь меня за мои деньги. А я ненавижу тебя за то, что ты видишь меня насквозь. Мы идеальная пара, блядь, обделенных и ахиревших.

Я не могу сдержать короткий, резкий смешок, принимая саркастичное выражение лица.

— Это самое идиотское признание, которое я когда-либо слышала. Ты себя хоть слышишь?

— А ты ожидала шекспировских сонетов? — он ухмыляется, но в его улыбке нет веселья. — Извини, я не для этого настроен. Я сейчас либо тебя трахну здесь, на этом столе, либо убью. Выбирай.

Глава 7.

ГЛОРИЯ

Библиотека бизнес-школы. Неделя спустя.

Тишина в библиотеке была оглушительной, но громче нее звучало лишь напряжение, витавшее между нами. Мы сидели напротив друг друга, разделенные столом, грудами учебников и целой пропастью взаимной, яростной неприязни, которая за последние дни стала лишь острее.

Чейз листал страницы учебника по макроэкономике с таким видом, будто разглядывал особенно отталкивающее насекомое. Он не смотрел на меня. С того самого дня в кофейне он почти не смотрел мне в глаза. Но я чувствовала его взгляд на себе каждую секунду, когда он думал, что я не вижу. Жгучий, неотступный.

— Ладно, — он швырнул книгу на стол, заставив вздрогнуть пару студентов. — Я закончил. С этой главой покончено.

Я не отрывала взгляда от своего планшета, где проверяла его последнее эссе.

— Поздравляю. Теперь открой приложение и пройди тестовый модуль. Главы с четвертой по шестую.

— Ты тронулась? — его голос был низким, опасным шепотом. — Я уже три часа тут сижу. У меня мозги кипят, сейчас потекут из ушей.

— Прекрасно, — я наконец подняла на него глаза. — Значит, они хотя бы работают. В отличие от твоего чувства ответственности. Приложение. Сейчас.

Он не двигался, лишь сжал кулаки. Ссадины на костяшках уже зажили, но шрамы, похоже, остались глубже.

— Знаешь, что мне надоело больше всего? Твой тон. Этот ебучий, снисходительный тон, будто ты — воплощение здравого смысла, а я — плешивый даун, который не может зашнуровать ботинки без твоей помощи.

Я медленно отложила планшет, сложила руки на столе.

— Если бы ты мог самостоятельно зашнуровать ботинки в плане учебы, я бы здесь не сидела. А пока факты говорят сами за себя. Приложение, Чейз. Не заставляй меня повторять.

Мы снова устроили дуэль взглядов. Библиотека словно затаила дыхание вокруг нас. Он ненавидел меня в эту секунду. Я чувствовала это каждой клеткой. И я отвечала ему тем же. Эта ненависть была живой, дышащей сущностью между нами.

— Хорошо, — он выдохнул, и в его голосе послышалась новая, опасная нота. — Давай сыграем.

— Я здесь не для твоих детских игр.

— О, это именно детская игра, — он наклонился через стол, его глаза сузились. — Только правила другие. На каждый правильный ответ в этом долбаном тесте... ты отвечаешь на мой вопрос. Честно.

Я рассмеялась. Коротко, беззвучно.

— Ты серьезно? Это что, детский сад? «Угадай, какой у меня любимый цвет?» Ты, конечно, младше, но не до такого же уровня.

— Зассала? — он ухмыльнулся. — Боишься, что я задам не тот вопрос? Или боишься своих ответов?

Черт возьми. Он снова пытался выманить меня на свою территорию. На территорию личного. И самое ужасное, что это работало. Мне было любопытно. А любопытство — это первый шаг к капитуляции.

— Ладно, — сказала я, поддаваясь импульсу, о котором потом точно пожалею. — Но только если ты наберешь выше 90%. Ниже — и ты остаешься без ужина сегодня. Вообще без еды.

Его глаза вспыхнули азартом.

— По рукам. Начинай, надзиратель.

Он взял телефон, открыл приложение. Я наблюдала, как он сосредоточенно водит пальцем по экрану, его лоб наморщился. Он был чертовски красив, когда концентрировался. Я тут же отогнала эту мыслю, как предательскую.

Через пятнадцать минут он с триумфом швырнул телефон на стол.

— Девяносто два, сука. Заткнись и слушай.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— Я вся во внимании.

— Почему ты так себя ненавидишь? — его вопрос ударил, как обухом по голове. Он был тихим, но абсолютно серьезным.

— Что? — я не поняла.

— Ты слышала. Ты умна, целеустремленна, чертовски сексуальна, если убрать твой ледяной фасад. Но ты хоронишь себя за этой стеной из долгов, работы и ответственности. Как будто не заслуживаешь ничего, кроме борьбы. Почему?

Я онемела. Ни один из возможных его вопросов — о моем прошлом, о страхах, даже об Эдди — не был бы таким болезненным. Он снова увидел слишком много.

— Это не ненависть, — выдавила я, чувствуя, как предательский жар поднимается к щекам. — Это взрослая жизнь. Та самая, о которой ты знаешь только понаслышке. Следующий модуль. Главы семь-девять.

— Ага, конечно, — он не отводил взгляда. — Беги. Как всегда. В свою удобную конуру. Потому что там безопасно. Там не нужно чувствовать.

— Хватит, Чейз! — мой голос сорвался, заставив пару человек за соседним столом обернуться. Я понизила тон, шипя: — Твоя работа — учиться. Моя — заставлять тебя. Не пытайся быть моим психоаналитиком. Ты для этого слишком... молод.

Я знала, что это попадет в цель. Его лицо исказилось от обиды и гнева.

— Да? А по-моему, я как раз подходящего возраста, чтобы понять, когда передо мной трусиха, которая прячется за свою никчемную праведность.

Я вскочила, собирая вещи. Мне нужно было уйти. Сейчас же. Потому что еще секунда — и я либо заору на него во всю глотку, либо разрыдаюсь. И то, и другое было неприемлемо.

Глава 8.

ЧЕЙЗ

Пентхаус. Утро, следующее за тем вечером, когда я как херов сталкер-маньяк приехал к ее дому.

Проснулся с тяжелой головой и с еще более тяжелым осадком на душе. Вчерашний виски, тупой треп Тревора и та ебучая поездка в Бруклин слились в одно мутное, раздражающее пятно. Я стоял под ледяным душем, пытаясь смыть с себя это чувство — навязчивое, настойчивое, как зубная боль. Желание ее видеть. Слышать. Дразнить. Чувствовать на себе ее ледяные, полные ненависти взгляды. Шизанутый мазохист.

«Ты для этого слишком молод».

Блядь. Еще бы она добавила «маленький мальчик». Я с силой вытерся полотенцем. Ладно, мисс Синклер. Хочешь войну? Получишь ее. Самую грязную. Я увижу твои крокодильи слезы.

Мы должны были встретиться в библиотеке в десять. Я намеренно опоздал на сорок минут. Пусть посидит, подумает о своем поведении. Да, мелочно, но на войне все средства хороши.

Когда я ввалился в читальный зал, она сидела за нашим столом, уткнувшись в свой планшет. Сосредоточена. Холодна. Идеальная мишень.

— Проспал, — бросил я, плюхаясь на стул. — Вчера допоздна за учебниками сидел.

Она даже не подняла на меня глаз.

— Ври лучше. От тебя разит дорогим виски и дешевыми оправданиями. Глава десять. Тебе нужно нагнать...

— А у тебя шмотки новые? — перебил я ее, рассматривая ее простую темно-синюю блузку. — Или это тот же костюм, что и вчера, просто ты его проветрила?

Наконец она посмотрела на меня. В ее серых глазах вспыхнули знакомые искры. Прекрасно. Начинаем.

— Мой гардероб так же не интересует тебя, как и твое будущее — меня. Закрой рот и открывай учебник.

— А что интересует тебя, Глория? — я наклонился через стол, опустив голос. — Кроме моих оценок и состояния моего папаши? Может, тебе интересно, почему я вчера вечером стоял у твоего дома?

Это была рискованная ставка. Но она сработала. Она замерла. Все ее тело напряглось, как у охотничьей собаки, учуявшей дичь.

— Ты... что? — ее голос потерял свою привычную сталь.

— Ага. Решил проверить, не сбежала ли ты с кассиром из супермаркета. Или, может, принимаешь у себя того долговязого ублюдка, который заходил к тебя часов в девять? — я выдумал его на ходу, но вложил в вопрос всю свою ярость и ревность, которые клокотали во мне с прошлого вечера.

Ее глаза расширились. Сначала от шока, потом от гнева.

— Ты следил за мной?

— Называй это как хочешь. Просто удовлетворяю свое любопытство. Ты же не против? Ты ведь так любишь, когда я интересуюсь твоей жизнью.

Она резко встала, ее стул с грохотом отъехал назад.

— Псих, ты просто конченый псих. И ты перешел все границы.

— О, милая, — я усмехнулся, наслаждаясь ее реакцией. — Для нас с тобой границ не существует. Ты сама это отлично знаешь. Мы живем в аду взаимной ненависти, помнишь? Так что не делай вид, что я нарушил какие-то правила. Правил тут нет. Нихуя тут нет и не будет.

Она схватила свой портфель, ее пальцы сжали кожу так, что побелели костяшки.

— Сегодня занятий не будет. Я не буду сидеть здесь и слушать твои больные фантазии, чокнутый ублюдок.

— Снова даешь деру? — я мягко спросил, повторяя ее вчерашние слова. — Как всегда? Когда становится жарко? Мчишься в свою норку, как поганая мышь.

Она посмотрела на меня с таким чистым, безраздельным презрением, что мне стало физически душно.

— Знаешь, что я поняла, Чейз? Ты не просто избалованный ребенок. Ты испорченный, токсичный мудак, который не знает, как еще привлечь к себе внимание, кроме как устраивать истерики и нарушать личные границы, поливая всех недостойных помоями. Поздравляю. Ты достиг дна. Оттуда уже не постучат, глубже просто ничего нет.

Она развернулась и ушла. Быстро. Я видел, как напряжена ее спина. Я добился своего. Я вывел ее из себя. Заставил почувствовать.

Но почему-то эта победа отдавала горечью. Потому что в ее словах не было лжи. Что за хуйня со мной происходит? На этот вопрос не было ответа…

---

ГЛОРИЯ

Моя квартира. Вечер.

Я ходила из угла в угол, не в силах усидеть на месте. Дрожь проходила по всему телу — смесь ярости, унижения и.. страха. Он стоял у моего дома. Следил за мной. Выдумал какого-то «долговязого ублюдка», чтобы уколоть. Как низко он может поступать ради того, чтобы повеселить себя? Больной. Ему даже врачи не помогут. Тут только усыплять.

Это было больно. Не его слова — я уже привыкла к его хамству. А его навязчивость. Его одержимость. Это выходило за все рамки.

И самое ужасное — часть меня, та самая, которую я ненавидела, отозвалась на это диким, необъяснимым возбуждением. Он думал обо мне. Достаточно, чтобы приехать в Бруклин. Чтобы ревновать к призраку. Может, это что-то из разряда стокгольмского синдрома? Он же самый конченый человек из всех, кого я знаю…

— Зараза..., — я прошептала, останавливаясь у окна.

— Чтоб тебя, Чейз, что мы с тобой делаем?