Стекло и Бензин

Предисловие

Меня зовут Кейт Левит-Вейт, и эта книга — «Стекло и Бензин» — история, в которую я вложила частичку собственной боли и надежды. Как женщина, я хотела создать героиню, чья сила рождается не из недосягаемого совершенства, а из умения собирать себя заново из осколков. И героя, чья ярость — это лишь обратная сторона непрожитого горя.

Лилит и Айзек — это не просто враги поневоле. Это два одиноких острова, затерянных в одном штормовом океане. Их столкновение — это пожар, который либо поглотит их обоих, либо выжжет всё начисто, дав место для чего-то нового. Эта история — о том, как самые прочные стены рушатся не от ударов извне, а от тихого голоса, который говорит: «Я вижу твою боль. И мне не всё равно».

Эта книга — самостоятельная история, полная боли, гнева и исцеления. Я не обещаю вам лёгкого пути для моих героев, но я верю, что к последней странице вы поймёте: некоторые огни рождаются только в горниле самых жарких сражений.

ТРИГГЕРНЫЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ

Эта книга предназначена для взрослой аудитории (+18) и содержит сцены, которые могут быть тяжёлыми для некоторых читателей. Вот ключевые моменты:

Тема домашнего насилия: В книге подробно описывается психологическое и физическое насилие над ребёнком и женщиной, включая травмирующие сцены из прошлого главной героини.

Сексуальное насилие в прошлом: Воспоминания главной героини содержат отсылки к пережитому в детстве сексуальному насилию, что является центральной травмой, формирующей её личность.

Психологическая травма и ПТСР: История подробно исследует проявления посттравматического стрессового расстройства — панические атаки, диссоциацию и гипервигильность.

Явные сексуальные сцены: В книге присутствуют откровенные сцены, тесно переплетённые с психологической борьбой героев.

Жесткие конфронтации: Диалоги между героями часто носят агрессивный и провокационный характер.

Пожалуйста, учитывайте эти аспекты перед чтением. Если вы готовы отправиться в это трудное, но исцеляющее путешествие, я надеюсь, что Лилит и Айзек останутся в вашем сердце как напоминание о том, что даже самые глубокие раны могут затянуться, а из осколков и пепла можно собрать что-то по-настоящему прочное.

С любовью к каждому, кто нашёл в себе смелость перевернуть эту страницу,
Кейт Левит-Вейт

Пролог: Осколки и Тени

ЛИЛИТ.

Восемь лет — это возраст, когда мир должен пахнуть бабушкиными пирогами, мокрым асфальтом после летнего дождя и новыми карандашами. Мой мир пах перегаром и страхом.

Я научилась определять его настроение по звуку ключа в замке. Резкий, злой щелчок — буря начнется сразу. Медленный, неуверенный скрежет — есть шанс, что он просто провалится спать в прихожей. В ту ночь щелчок был таким отточенно-злым, что я инстинктивно вжалась в диван, хотя между мной и дверью были две комнаты.

Мама замерла у плиты. Ее плечи напряглись и будто стали меньше.
—Лили, иди в комнату, — тихо сказала она, не глядя на меня.

Но я не ушла. Я осталась, как оставалась всегда. Наблюдать. Быть наготове. Моей единственной игрушкой был старый потрепанный заяц, и я вцепилась в него так, что пальцы заныли.

Он вошел. Не просто человек, мой отец по крови. Он входил как сдвигающаяся со своего места гора, заполняя собой все пространство кухни. Его глаза, цвета мокрого асфальта, скользнули по маме, потом по мне. Холодные, пустые.
—Опять эта бледная моль торчит тут, — прошипел он, и слова его, как всегда, были обращены ко мне, но предназначались ей.

Началось все, как обычно, с тихих, ядовитых упреков. Потом голоса стали громче. Мама что-то шептала, пытаясь его урезонить, а его бас нарастал, как гром. Я видела, как он схватил ее за руку. Знакомая, уродливая картина. Но в его глазах в этот раз было что-то новое — не просто пьяная ярость, а холодная, расчетливая жестокость.

И тут мое зрение будто обострилось. Я увидела не просто отца, унижающего мать. Я увидела каждую деталь: крошечную трещину в кафеле над раковиной, каплю супа на фартуке мамы, дрожащую ложку на столе. И в этой гиперреальности я вдруг поняла: я не боюсь. Во мне не было места страху. Его вытеснила тихая, абсолютная, всепоглощающая ярость.

Он толкнул ее. Мама ударилась боком о стол, и раздался приглушенный стон.

Этот звук стал спусковым крючком.

Я не помню, как очутилась на улице. Ночной воздух обжег легкие. Я бежала босиком по холодному асфальту, не чувствуя ни колючих камешков, ни ледяного ветра. В голове стучала только одна мысль, четкая, как приказ: «Хватит».

Уличный телефон-автомат показался мне шлюзом в другой мир. Я втиснулась в кабинку, подняла тяжелую трубку и набрала три заветные цифры. Мои пальцы не дрожали. Внутри была только пустота и та самая стальная ярость.

— Полиция? — мой голос прозвучал удивительно спокойно, чужим. — Меня зовут Лилит Коллинз. Мой отец, Ричард Коллинз, только что избил мою маму. Он делает это часто. И со мной тоже. Наш адрес…

Я говорила, как автомат, выдавая факты. Без слез, без истерики. Я была не восьмилетней девочкой, а свидетелем, оружием, приговором. Я назвала свое полное имя, словно это было официальное заявление.

Когда я вернулась, дом был уже наполнен другим звуком — нарастающим воем сирен. Я стояла на тротуаре и смотрела, как его, рычащего и бормочущего проклятия, уводили в наручниках. Его взгляд, полный немой ненависти, нашел меня в толчее. Он что-то кричал, но я не слышала. Я просто смотрела ему в глаза, и впервые в жизни не отвела взгляд.

Потом был суд. Приговор. Дверь в ту жизнь захлопнулась.

Прошли годы. Мы с мамой нашли спасение в Калифорнии, в лице доброго и спокойного Майкла, который подарил нам тишину и безопасность. Но я знала правду. Спасения не бывает. Есть только надежная крепость, которую ты строишь сама. Кирпич за кирпичиком. Из колючей проволоки, стекла и непробиваемой холодности.

Я научилась быть грубой, чтобы держать всех на расстоянии. Надменной, чтобы скрыть уязвимость. Я никогда и ни в чем не признаю вины, потому что вся моя вина когда-то заключалась лишь в том, чтобы быть дочерью Ричарда Коллинза.

И теперь, переступая порог своей собственной жизни в Сан-Франциско, я несла с собой не чемодан с вещами, а тот самый, старый, невидимый чемодан. В нем лежали осколки стекла от разбитого детства, флакон с запахом бензина — символ бунта, который я так и не совершила, и тихая, холодная уверенность: чтобы выжить, я должна быть прочнее стали. И острее стекла.

Чтобы никто и никогда не смог снова сделать меня жертвой.

Чтобы никто не узнал, что под этой броной все еще живет восьмилетняя девочка по имени Лили, которую когда-то звали ласково, и которая научилась не плакать, а ненавидеть.