Сто глупых идей

Глава 1

Значит, так. Служу я в совершенно заурядной адвокатской конторе. Ну, не такой уж и заурядной, конечно. Дела тут идут хорошо, клиентов много, прибыль увеличивается с каждым днём. Но только не моя зарплата — у меня исключительно расходы: на проезд, на презентабельные шмотки, на обеды в кафе, на такси, если задерживаюсь до самого позднего вечера...

Зовут меня Палка. Нет, это, конечно же, не моё настоящее имя. И даже не сокращённое. Это обычное погонялово, которым меня окрестил мой наглый босс. И было бы не так обидно, если бы этот гад честно признался, смотря мне в глаза, мол, ты — тощая и плоская как палка. Так ведь нет! Он каждый раз изворачивается, словно скользкий уж, и клянётся, что это сокращённое от Полинка или от отчества Павловна. Вообще-то, меня Аполлинарией зовут. Хорошо, что он этого не знает, и хорошо, что я вовремя имя поменяла, а то ещё бы и не такую кличку мне дал.

Да пёс с ним! Главное, что у меня теперь есть работа, тёплое место, чтобы резаться в карты с Оксанкой — она сидит со мной в одной комнате, в приёмной. Нам приходится скрывать от босса то, как мы проводим время, свободное от его бесконечных поручений. Но самое обидное заключается в том, что это именно босс и подсадил нас на игру в карты! А теперь грозится уволить, если...

«...я ещё раз замечу, что вы вместо работы в карты дуетесь!» — вот, цитирую его.

Если бы он тогда не показал нам карточные фокусы (ей-богу, достойные Дэвида Копперфильда!), мы бы никогда-никогда... Ну что уж теперь об этом.

Звонил он, кстати, сказал, что будет через полчаса. Приедут вместе с Потапычем, то бишь Мишкой (это его личный помощник и фактически зам), пообедают, возьмут документы, а потом опять на суд поедут в другой конец Москвы.

— Вот и отлично! — Развалилась в кресле Оксана (или Кса, как её босс окрестил), расставляя на столе еду, принесённую из супермаркета. — Они приедут, перекусят и снова свалят. Лепота! Обожаю эту работу.

Я отвела глаза, что не осталось незамеченным.

— Ну что ты облизываешься? — укоризненно посмотрела на меня подруга. — Я и на тебя плов взяла. Будешь? Тут у меня и булочка, и салатик капустный, и винегрет.

— Нет, спасибо, я на диете.

— Палка, кончай дурью маяться, — махнула на меня Оксана и, не спрашивая разрешения, навалила мне целую тарелку плова и винегрета. — Ешь, а то скоро в обморок станешь падать. У тебя кости уже торчат.

— Где ты кости увидела? Я толстуха.

— Дурнуха ты, а не толстуха! Ешь, тебе говорят, не то силой запихну!

У нас совсем небольшой офис — всего четыре комнаты (не считая санузла): большой зал для совещаний, приёмная, где мы с Оксаной сидим, кабинет босса и его помощника и ещё одна комната, где Инга хозяйничает. А, забыла Лёху — водилу нашего. Он обычно в холле, на диванчике храпит или в телефоне тупит, и ещё забыла Степана упомянуть... Стёпочку... Степашку... Эх... Он как раз вместе с Ингой... работает. Или не работает. Не совсем понятно, что они там делают и почему оттуда визгливый смех Инги частенько раздаётся, но это их кабинет, и я уже даже привыкла к разврату на работе.

Кхм... Да. Степан — это краса нашего офиса: круглогодично загоревший, кареглазый шатен с ослепительной улыбкой и тёмными, редкими веснушками, которые его не только не портят, но ещё и приводят в восторг абсолютно всех женщин, которые его видят. Будто это не веснушки, а боевой раскрас индейца. Именно эти забавные штрихи под глазами ещё сильнее привлекают внимание к шкодливым, чуть раскосым глазам смазливого двадцатипятилетнего парня. Так что он у нас «лицо фирмы». Ну, не считая самого босса — этот тоже симпатичный, но в отличие от Степана — клинически женатый. Не знаю, правда, на ком (так как я никогда не слышала, чтобы ему жена звонила), но раз все говорят, что женат, то так оно и есть. Да и выглядит таким: почти всегда серьёзный, о чём-то постоянно думает.

Однажды я ляпнула в пылу ссоры с ним (за мной такое, как недавно выяснилось, водится), что с подобным характером, как у него, на женское внимание можно не рассчитывать. Он в долгу не остался, да... Я даже не смогу повторить эти заковыристые выражения, которыми меня приласкали, но одно я чётко расслышала:

— Поздно, уже обратили. Я женат.MRJcA20N

Да ну и пусть. Больно надо! Подумаешь, красавчик. Да таких пруд пруди! Вон, сейчас у каждого второго стрижечки модные, одна другой интересней. У каждого третьего — шмотки дорогие, аксессуары там всякие разные, парфюм, а каждый пятый в спортзале мышцы маниакально качает. Этот тоже не исключение: три раза в неделю вечером в спортзал гоняет. Ну и физиономия у него, конечно, не сильно замызганная, нетипичная для наших краёв. Профиль там... брови тут... губы... глаз тоже ничего, видит без очков. Два глаза. Зелепущие такие, как у василиска — тёмные-претёмные, словно листья Монстеры. Как зыркнет, так и превращаешься в статую прямо на глазах. Потом еле-еле отмираешь. Ближе к ночи. Или к утру. Это у кого как, а я почему-то и на следующий день окаменевшая хожу. Он наполовину аргентинец, а на другую половину — русский. Жаркий тип, если честно. Креолами, кажется, такие называются.

— Слышь, Кса, — жуя плов, решила полюбопытствовать я, — а чего это наш команданте кольцо не носит, раз он женатый?

— А у Эрнесто и спроси!

— Ты же знаешь, он со мной не разговаривает после того скандала, — уныло напомнила я, поковыряв вилкой в тарелке.

Глава 2

— Эрнестито мой, Эрнестито, ну когда же ты повзрослеешь?! — спорила со мной мама, когда позвонила утром и принялась за своё «материнское»: ей неймётся меня женить. Мне даже кажется, ей уже глубоко наплевать, на ком, главное, чтобы я просто женился, обзавёлся детьми, а её одарил долгожданными внуками. Это так типично, что типичней просто некуда.

При этом каждый раз у нас одно и то же: она радуется, если я ей сочиняю про какую-нибудь пассию, расспрашивает меня о ней, а после начинает придираться к моей воображаемой подруге:

«А ты уверен, что она до тебя не была десять раз замужем? Вдруг она не по любви с тобой, а из-за денег?»

«Она умеет готовить?»

«Она здорова?»

«Да не психически, Эрнесто, а физически! Это очень важно. Она же будущая мать твоих детей».

«Ну как «откуда ты знаешь»? Ты меня удивляешь, сын. Возьми и спроси у неё. Да, вот так прямо и спроси! А что тут такого? Вы взрослые люди, пытаетесь построить семью... Как вы в постель тогда ложитесь, если стесняетесь спросить о главном? Раздеться, значит, друг перед другом — это не стыдно, а убедиться в отсутствии кое-каких заболеваний — неловко. Где логика, дорогой?!»

«А насколько у неё чистая речь? Как она разговаривает, чем увлекается?»

«У неё приятный смех? У жены непременно должен быть приятный смех и отличное чувство юмора! Потому что без юмора невозможно прожить вместе и года, да и в постели невозможно без юмора. Эрнесто, ты меня слушаешь?»

«Скажи мне, она тебя на самом деле заводит или это так, покувыркались пару раз в постели и разбежались? Если ты думаешь о ком-то ещё помимо неё, тогда лучше сразу ищи другую девушку»

«Как она одевается, какой стиль предпочитает?»

«Нет, мне определённо не нравятся девушки, которые не читают книг. Как, она совсем не читает?! Гони её в шею! Жена обязана быть умной и мудрой. Вся мудрость в книгах... Постой, мы не договорили, Эрнесто!.. Позвони мне вечером, иначе я изведусь от волнений, как у вас там с ней всё продвигается!»

Вот так каждый день. Так что опыт в выдумывании себе образов виртуальных подруг у меня довольно солидный. Ещё бы! По маминым подсчётам, к моим тридцати двум годам у меня был уже целый гарем отставных наложниц и всевозможных принцесс.

Я, конечно, отлично понимаю мамины опасения: девушки пошли страшно меркантильные, глупые, зацикленные на своей принцессанутости, в то время как от леди там нет и следа.

Где, спрашивается, где мне найти себе жену, которая не только бы отвечала всем моим запросам, но и маминым?!! Это пока я не женился, мама такая вся из себя понимающая, а стоит мне это сделать, как она весь мозг мне съест, если моя жёнушка ей чем-то не понравится. Или — не дай Боже! — у них начнутся конфликты. Нет-нет, я совершенно не готов к этим женским скандалам, к этому перетягиванию каната, то бишь меня, и ко всем этим истерикам и вопросам: «Кто для тебя важнее?» или ультимативному: «Или она, или я!»

Мне хватило, когда я, ещё учась в институте на втором курсе, привёл домой подругу. Мы мирно зашли ко мне, в доме было тихо, время на часах — десять вечера. Все двери в комнаты закрыты, лишь кот, сонно зевая, вышел из кухни встретить поздних визитёров. Я был уверен, что мать спит, но нет, стоило нам с подругой прошмыгнуть ко мне в комнату, как дверь отворилась и показалось заинтересованное и улыбающееся лицо моей мамы:

— Добрый вечер, — смутила она мою подругу, едва успевшую отпрыгнуть от меня. — Вам чаю приготовить? Я ждала вас пораньше, а вы что-то задержались... до самого позднего вечера...

— Простите, — пролепетала моя девушка, покраснев.

— Мам, да мы пока из кино вышли, пока дошли... — принялся я защищать мою гостью.

— Да я всё понимаю, — продолжала вполне искренне (но как-то хищно) улыбаться мама, бегая оценивающим взглядом по моей подруге и её короткой юбке, — я всё понимаю... Вечер-то какой чудесный, звёздный... Грех не погулять и не поцеловаться под фонарями. Так вы на кухне чай попьёте или вам сюда принести? А вам, кстати, девушка, домой родителям позвонить не нужно? Поздно же. Я бы волновалась на месте вашей мамы... Но я пойду, чай заварю...

— Не стоит, не стоит, я уже ухожу, — устыдилась девушка, рванув в прихожую одеваться...

С тех пор я живу отдельно.

Но, как мне кажется, неусыпный материнский контроль даже усилился в последние годы. Особенно бесит ситуация, когда вечером я не могу взять трубку, а она звонит и звонит, звонит и звонит... Нет, она не присылает мне сообщение, а именно добивается голосового ответа! Ну понятно же, что я не один коротаю свои вечера и мне не до ответов на телефонные звонки, но нет, ей непременно нужно выяснить, где я и с кем.

Один раз я не брал трубку, решив просто проигнорировать пропущенные вызовы (а их было уже порядка пятидесяти за какой-то час!), и поплатился за это: спустя сорок пять минут послышался звонок, но уже в дверь. И этот звонок было уже невозможно не заметить.

«Я просто волновалась... Ты не отвечаешь на звонки, я уже не знаю, что думать...» — её вечная отмазка.

Потом был грандиозный скандалище. Она признала свою вину, попросила у меня прощения и поклялась, что больше так ни за что не станет делать. Она будет сидеть и страдать молча. Ведь ей больше ничего не остается, как грустить дома одной, брошенной всеми, и ждать, когда сын (точная копия отца — этого неугомонного искателя приключений) вспомнит о ней и позвонит, дабы узнать о её здоровье...

Глава 3

Инга намеренно не ушла к себе, а томно поплелась к кофемашине, чтобы сделать себе капучино. Взяв чашку с кофе, она уселась в приёмной на диванчике и теперь с гаденькой улыбочкой следила за моими страданиями и стараниями. Мыть пол под чьим бы то ни было наблюдением — пытка несусветная! Я впервые задумалась над тем, почему все уборщицы такие злые и неискренние. Это же какой-то кошмар, когда ты пыхтишь, потеешь, а порой и кверху задом ползаешь, и тебя в этот момент не только рассматривают, но ещё и оценивают, нередко насмехаясь и внутренне торжествуя. Всё-таки социальное неравенство, вся эта помойка обещаний социализма, коммунизма и капитализма — всё это единая чудовищная машина по растлению человеческих душ. Пока люди не начнут делать всё сами, своими руками, прикладывая собственные силы и энергию, они никогда не улучшат свой вид и не избавятся от бесконечного грехопадения.

— Палка, а ты не хочешь подработать поломойкой? — вдруг рассмеялась Инга, когда я полезла под книжный шкаф. — Я могу поговорить с Эрнесто, пусть он тебя возьмёт к нам на полставки. Зачем мы тратимся на все эти клининговые компании? Ты у нас одна справишься, как мне кажется. У тебя хорошо получается. Прям призвание. Юриспруденция — явно не твоё.

— Иди ты! — отозвалась я.

— А что? Подработаешь немного копеечек к Новому году. Хочешь, я поговорю с Эрнесто, замолвлю за тебя словечко? Я сегодня добрая. Ой, вон там ещё, вон там не помыла! Да нагибайся ты лучше! Хотя палки — они такие палки... совсем негибкие. Тебе бы на гимнастику, что ли, походить... Мужики, знаешь, гибких любят.

— Заткнись уже! — взбесилась я, вынырнув из-под шкафа. — Не то я не посмотрю, что ты такая вся из себя салонная дива, и как вымажу всю рожу этой тряпкой! Поняла?

Инга с Оксаной недоумённо застыли с чашками кофе, уставившись на меня круглыми глазами, очевидно не ожидая подобного. Даже Потапыч со Степаном выглянули из совещательной.

— Ой, кажется, я на больную мозоль наступила, — растянула свои тонкие, глистоподобные губы Инга. — Мужика-то, видать, даже на горизонте не видно. Да, старуха... тут одной гимнастикой явно не обойдёшься.

— Зато у тебя их полно! Ты, наверное, в горизонтальном положении большую часть времени проводишь, да? Всё не можешь определить, под кого же выгоднее подстелиться? Или «Фигаро тут, Фигаро там»?

— Радость моя, — мстительно прищурилась Инга, — не советую тебе со мной ссориться, а то быстро отсюда вылетишь. И не только отсюда. Я найду способ, как укоротить твой мерзкий язык, и тогда, поверь, тебя даже полотёркой не возьмут.

И с этими словами она засеменила своими балетками в кабинет босса.

«Ну вот... — с упавшим сердцем подумала я, — увольнение накануне Нового года... Что может быть лучше? Неделя до праздника...»

Не успела я помыть руки, как в дверь туалетной комнаты постучала Оксана.

— Слышь, Палка, там тебя команданте ждёт в своём кабинете.

Я распахнула дверь и встретилась со встревоженным взглядом подруги.

— Ну-ну... — погладила она меня по плечу. — Не переживай ты так. Вон смотри, вся побледнела... Не надо. Это всего лишь работа. Тебе накапать чего-нибудь успокоительного?

Я лишь помотала головой, не в силах отвечать. Меня колбасило так, что зуб на зуб не попадал, а из глаз того и гляди должны были хлынуть потоки слёз.

«Да почему же я такая неудачница?! Ведь я умная, ответственная... Но вечно что-то не так со мной!..» — вертелось в голове, когда я, нервно прибрав растрепавшиеся волосы, постучала в массивную дверь кабинета.

— Да! — послышалось оттуда.

— Можно? — заглянув внутрь, робко осведомилась я.

— Заходите, Полина Пална, — пригласил меня босс, не отрывая глаз от каких-то документов.

— Заходите, заходите, — промурлыкала Инга, вальяжно соскользнув с краешка круглого стола, что примыкал к письменному столу Эрнесто.

Этот общий круглый стол часто служил нам для мини-совещаний — утренних «летучек». За ним мы обговаривали будущие дневные заботы каждого сотрудника, получали нагоняй или обсуждали какое-нибудь сложное дело, если требовался мозговой штурм. Мне нравилось проводить здесь время, оно всегда дарило состояние некой общности, единения и давало возможность показать себя, да и что уж скрывать — лишний раз полюбоваться на Эрнесто, словить его похвалу за ту или иную отличную идею или поймать его заинтересованный взгляд, полный уважения и признания. Или я себе это выдумала? Эрнесто не из тех, кто принимает женщину как равное существо, но мне казалось, что со мной... Хотя так, наверное, все мои предшественницы думали.

И вот я наблюдаю беспрецедентно пренебрежительное отношение к этому святому месту, к этому волшебному круглому столу... такое фривольное поведение — сидеть на нём своей замассажированной до дыр пятой точкой, в этой гнусной обтягивающей юбке, чуть ли не рвущейся по швам крутых бёдер... Она бы ещё повыше задрала юбку! Хотя кто знает, какие у них отношения и почему Инга так уверена в своём влиянии на этого мужчину? По крайней мере, они на «ты», и Эрнесто позволяет ей сидеть фактически на его столе, перед самым его носом!

Оксана поговаривала, мол, до появления Инги здесь были другие помощницы, но быстро увольнялись, так как отношения с боссом у них всегда выходили на иной уровень. А Эрнесто считал это недопустимым, и как только дамочки начинали перегибать палку, то сразу увольнялись по тем или иным причинам. Якобы Оксана даже слышала какую-то истерику, доносившуюся однажды из его кабинета, мол, Эрнесто рявкнул кому-то: «Здесь не бордель, чтобы за секс платить!»

Глава 4

«Нет, ну какова, а?! Сначала врёт-завирается насчёт мужа, а потом и вовсе не изъявляет желания провести вместе новогодние дни... А с чего ты вообще взял, что нравишься ей? Может, у неё и правда кто-то есть? Вот она и держит дистанцию с помощью выдумки. Но она же смотрит, ёшкин кот, смотрит на меня! Ну и что... много тех, кто смотрит. Это вовсе не означает, что они готовы с тобой в постель завалиться. Хотя нет, именно так и происходит в большинстве случаев. А что с этой не так?» — злился я, пока выруливал со стоянки.

«У мужа она спросит... Ну-ну... пусть спросит. А я вот позвоню сегодня вечером, и пусть она придумает мне причину, по которой её муж отпускает жёнушку на все праздники. Попалась, рыбка! Да ни один нормальный мужик свою жену на Новый год в командировку не отпустит. Значит, там нет никакого мужика. Это же очевидно. Да и ни одна нормальная женщина от своего мужа на все праздники не срулит. Хотя бы из чувства собственничества и сохранности имущества, ведь он явно устроит попойку и гулянку с девками, пока её не будет дома».

Всё судебное заседание я пребывал в подавленном состоянии и даже отказался от прений, что для меня вообще нонсенс. Мой оппонент в осадок выпал, когда я просто молча уткнулся в документы, вместо того чтобы в очередной раз язвительно облить грязью его клиента и добавить масла в огонь — так сказать, нанести последний штрих к портрету.

— Что с вами, Эрнесто, вы как себя чувствуете, нормально? — усмехнулся Леонид, когда мы вышли с ним из здания суда. — Выиграли затяжное дело, а не радуетесь.

— А что я, по-вашему, должен делать, язык вам показывать или другую часть тела? — нагрубил я, подходя к своей машине.

Леонид закурил и предложил постоять, обсудить дальнейшее развитие дела.

— Я, разумеется, оспорю решение, — поведал он мне, затягиваясь сигаретой.

— Кто бы сомневался, — открыв дверцу и забросив туда дипломат, буркнул я.

— Личные проблемы? — хитро прищурился Леонид.

— Нет, — пожав плечами, отсёк я, принявшись со скучающим видом рассматривать близстоящие здания. — Просто день тяжёлый. Устал, не выспался.

— Осторожней, — выбросив сигарету, погрозил мне Леонид, — а то с таким настроем можно не только начать проигрывать дела, но и заболеть, и врезаться в кого-нибудь по дороге, и вообще...

Я рассмеялся, прервав тем самым злобные пожелания.

— А с вашим ядом можно не дожить до апелляции. Вы бы хоть как-то контролировали себя, что ли? А то ещё и курите в придачу. Ух, какая там отрава растекается внутри вас по венам! Осторожней, Леонид, у вас уже возраст не тот, чтобы так небрежно к собственному здоровью относиться.

— Возраст — понятие растяжимое, мой юный друг. И, к сожалению, быстро проходящее.

— По вам это заметно. Я бы принял дельный совет от умудрённого опытом старца, но к вам это не относится. Вы из тех, кто только «кажется», кто создаёт видимость, но не является таковым.

Он позеленел, обдумывая ответ, но я успел запрыгнуть в салон машины, дал по газам и рванул со стоянки, чувствуя, как проклятия летят мне во след.

— Вот бы пригодилось сейчас защитное поле на моём летающем корабле, — хмыкнул я, смотря в зеркало заднего вида.

Но пока стоял в пробке, слова Леонида непонятным образом достигли своей цели.

«...быстро проходящее...»

Это он о моих тридцати двух? Ха! Да у меня ещё вся жизнь впереди! Да я вообще, можно сказать, вчерашний школьник! Да я в самом соку! Да я...

Со злости я даже двинул по клаксону, как и все остальные озверевшие водилы километровой мёртвой пробки, решив поучаствовать во всеобщем недовольном гуле, после чего принялся крутиться на месте, уже не зная, как сесть. Всё мне казалось неудобным. И расстояние до руля, что я уже раз десять подогнал, и само кресло. Потом настала очередь всех зеркал подряд. А пробка всё не двигалась и не двигалась. Тогда я занялся радиостанциями. Везде крутили какую-то муть. То безголосые певички, то гомико-писклявые певцы с прищемлённым достоинством, то дикий речитатив бездарных рэперов-матюгальников.

Почему-то после середины девяностых российская музыка просто умерла. Остались каверы — явные или скрытые — песен иностранных исполнителей. А всё остальное — за очень редким исключением! — это такой отстой, что стыдно подобное по радио крутить, не то что покупать и слушать. Зато наша эстрада ходит с гордыми соплями-пузырями, а там нечем гордиться, там лишь перепевки — как какое-то детско-юношеское творчество под названием фанфики, но только в музыке, или этот всеобщий новогодний блевотный позор, что крутят каждый год для фона пьянствующего народа. При этом есть ведь, есть авторские песни и прекрасные исполнители! Но их никогда не пропустят в эфир, на большую сцену, им никто никогда не даст возможность подарить людям свет и радость, грусть и раздумье, печаль и вдохновение, энергетический заряд и мощь неземных чувств. Политический заказ на всенародное отупение и бездарность превращает серую массу нашей страны в гниющую, зловонную жижу, и талантливых людей рождается всё меньше и меньше, а те, кто ещё приходят в этот мир, в эту страну, они быстро опускают плечи под гнётом всеобщего непризнания.

Понятно, что и в других странах все известные исполнители прошли путь наркомании, алкоголизма, проституции и тому подобного разврата, но они хотя бы реально талантливы и способны «зажечь» стадионы во всём мире своими авторскими песнями, своими неповторимыми «фишками». Это реально Звёзды, по недоразумению упавшие с Небес, точно павшие ангелы, вынужденные теперь самостоятельно искать путь назад. Они знали, на что шли — ради трёх сокровенных слов в их самой знаменитой песне, ради вложенной Искры они жертвовали всей своей жизнью для того, чтобы их услышали те, кто способен слышать, чтобы открылся Путь, позволяющий вернуться к Духу, позволяющий взлететь даже без крыльев...

Глава 5

Завершив разговор и отложив телефон, я чуть не разрыдалась от обиды.

«Но а что я должна была сказать ему? — в который раз вопрошала я саму себя, сидя за столиком в кафе-библиотеке. — Согласиться на поездку? Но он далеко не глупец, заподозрил бы неладное. Сразу бы просёк, что у меня никого нет. А если у меня кто-то есть, то почему меня отпускают? Соответственно, если отпускают, то я не очень интересна как женщина. Я прекрасно помню слова Эрнесто, сказанные им на моём собеседовании, когда он заявил о неинтересных особах — старых девах, которые ему тоже не нужны. Мне совершенно не хочется выглядеть в его глазах ни обманщицей, ни старой девой, которую «муж» охотно отправил в командировку на все новогодние праздники. Пусть уж лучше я потеряю единственный шанс побыть с ним наедине в том отеле в Чехии, нежели он посмотрит на меня с осуждением как на последнюю лгунью. Если бы он знал, что я тут вообще делаю, в этом кафе...»

Тут моё внимание привлекло сообщение. Сердце рванулось к макушке, когда я увидела адрес отправителя. А там какая-то фотка... Может, праздничная открытка? От счастья зрение моё помутилось, и я не сразу рассмотрела то, что мне прислал Эрнесто, а когда разглядела... себя же, вид со спины... Боже мой! Уличить меня во лжи... Да это смерти подобно!

Я обернулась, мгновенно выделив из сидевших в зале людей единственное и самое приятное лицо в мире и... взгляд, полный сарказма и даже издёвки. Что он тут делает, в этом кафе? Ну ладно — я, дурында, хожу по пунктам своего глупого списка, выискивая потенциального мужа, а он-то что тут забыл? Однако это уже не имеет никакого значения, ибо меня уличили во лжи, поймали с поличным. Мне бы объясниться с ним, да тут очень некстати вернулся из туалетной комнаты Илья Петрович.

Этот странный тип — Илья Петрович — старинный клиент Эрнесто. Он позвонил мне сегодня буквально пару часов назад и предложил встретиться. Якобы хочет обсудить работу, которую может подкинуть.

Сказать, что я удивилась — ничего не сказать. Глава корпорации, сам, без всяких церемоний захотел со мной встретиться и посмотреть, подхожу ли я на какую-то там должность, или нет. Это сон? Скорее, сказка... новогодняя, опьяняющая...

Ну, встретиться так встретиться, к тому же я и так собираюсь увольняться и подыскивать себе новое место, а у этого человека явно найдётся куда меня пристроить. Я даже, грешным делом, подумала, что это Эрнесто посоветовал ему... Но, судя по обескураженному взгляду моего патрона, Эрнесто тут не при делах.

Не знаю почему, но я резко отвернулась и сделала вид, что не смотрю на Эрнесто. В конце концов, я не обязана отчитываться перед ним. То, с кем я провожу свои вечера — с мужем или с другим мужчиной в кафе, — это моё личное дело. И даже не обязана отчитываться, почему соврала. Имею право врать сколько душе угодно! Это не нарушает ничьих прав и законов, кроме совести, а она у нас кодексами не регулируется. Другими словами, разрешено всё, что не запрещено законом. Поэтому спокойно могу быть лживой, подлой, стервозной подхалимкой, тупой работницей, запарывающей сложные дела, или неверной женой в его глазах. И вообще, распутной женщиной, чуть ли не проституткой. Да пусть думает обо мне что хочет! Сам со своей жёнушкой в Чехии должен был встретиться, а мне предлагал оставить мужа, домашний очаг и побежать выполнять его идиотскую работу, за которую мне какие-то медяки перепадут. Да пусть катится! Вот сейчас как перейду работать к его клиенту!

— Линочка, — обратился ко мне Илья Петрович, когда снова сел в кресло, — я всё с вами на отвлечённые темы беседую, а к главной теме никак не подхожу... Знаете, я не очень люблю ходить вокруг да около, поэтому давайте начистоту. Я вам кое-что сейчас предложу, а вы подумайте, сразу не отвечайте.

— Внимательно слушаю вас, — кивнула я, покрепче обхватив чашку, отчего звякнули кольца, ударившись о фарфор.

— Да вы не переживайте так, — растёкся в чеширской улыбке Петрович, — я ничего противозаконного вам не предлагаю. А то у вас такие глаза, прямо блюдца. Ох и красивые, признаться! Божественные, словно два синих озера... Вы когда-нибудь бывали в горах, видели горные озёра? Особенно те, что на приличной высоте, в окружении скал или долин?

— Нет, как-то не было такой возможности, — напряглась я от этой чудовищной лести, — давайте ближе к делу, а то я и правда уже начинаю нервничать — такой заход туманный и многословный.

— Да-да... — ухмыльнулся Петрович, поправив свои манжеты с запонками.

«Золотые, небось», — отметила я, задержавшись глазами на его загоревших запястьях. Моложавый, поджарый мужчина, ухоженный, умасленный в салонах красоты и лично снизошедший с олимпа мультимиллионеров до какой-то помощницы адвоката. Зачем, спрашивается?

— Так вот, дело такое, очень и очень деликатное, я даже не могу его поручить другим людям — своим поверенным и помощникам. Я обязан решить его самостоятельно, так как не являюсь верхушкой пирамиды, и мне велено... — вдруг запнулся он, но вскоре продолжил: — Вы три месяца работаете на Эрнесто... Я несколько раз видел вас вместе с ним, когда он приезжал ко мне в офис. И мне понравился ваш подход. Вы очень взвешенно тогда рассуждали, давали дельные советы. Даже весь мой юридический отдел не смог разрулить то дело с зависанием товара на таможне, а вы с Эрнесто смогли всё быстро уладить. У вас замечательные качества. Отчего-то я уверен, что в скором времени вы обгоните своего патрона и сможете открыть свой собственный адвокатский кабинет.

— Благодарю, конечно, но мне кажется, что до этого ещё далеко, — стушевалась я, не понимая, куда тот клонит. Если бы хотел позвать меня к себе на работу, то просто сказал бы, что есть место в его юридическом отделе, а он мне про отдельный адвокатский кабинет загибает...

Глава 6

Мне повезло, что я вовремя отошёл за книжные стеллажи и мой вибрирующий телефон не привлёк внимание ни Петровича, ни его телохранителей, рассредоточенных по залу. К счастью, эта группа ребят не знала меня в лицо, и их взгляды скользили по залу, ни на ком особенно не задерживаясь. В то время как у меня имелось неоспоримое преимущество: в своё время именно мне пришлось «перетирать» с полковником ФСБ личные дела и просматривать анкеты претендентов на должности личных охранников Петровича, а память на лица у меня отменная. И эти ребята, на мою радость, были не лучшего десятка...

Пришлось залезть с головой в книжную полку и с умным видом начать там копошиться якобы в поисках какой-то книги, но параллельно снимать на камеру Петровича, пишущего что-то на бумажной салфетке. Kw-bKcpK

«Сумму пишет, — мгновенно понял я, прекрасно зная, как обсуждаются подобные вещи. — И не нужно быть Эдгаром Кейси, чтобы догадаться, о чём идёт речь. О документах, что у меня на руках... Сукин сын, Петрович, чтоб тебя!.. Девчонку решил впутать в эти недетские игры...»

Всё во мне похолодело в тот момент, когда Петрович показал нечто в своём телефоне, и, судя по побледневшему лицу Полины, там была не фотография визгливой собачонки Петровича.

«Значит, шантаж... Полина отказалась? — изумился я. — Весьма смело, но недальновидно... Не глупи, девочка, сделай, как он просит, соглашайся на все условия, прояви заинтересованность, корысть, попроси прибавить нули... Ну же!»

Спустя пару минут Полина позвонила мне. Я спокойно выслушал её ледяной и ровный тон, буркнул: «Завтра поговорим, на работе», и отключился.

Петрович засмеялся, обрадованный результатом, а Полина ещё больше побледнела.

«Только бы в обморок не упала...» — молился я, пока Петрович забирал своих громил и выдвигался домой.

В случае если оставлена слежка, то подходить к Полине было небезопасно, а посему мне только и оставалось, что продолжать прятаться за книжными стеллажами и выжидать. Видя, что девушка собирается повернуться в поисках меня, но словно не решается это сделать, я предусмотрительно отправил ей сообщение:

«Утро вечера мудренее. К слову, я сейчас смотрю фильм «Такси». Смешной такой! Помогает снять стресс после сложного трудового дня. А вы смотрели?»

Полина не ответила, но верно истолковала моё послание. Так и не позволив себе даже повернуть голову в мою сторону, она через десять минут покинула кафе, как только вызванное ею такси подкатило к парадному входу.

«Умница, — довольно хмыкнул я, искоса наблюдая из окна, как она садится в машину. И не ошибся: за ней пустили слежку. Чёрный внедорожник «Ниссан» тут же вырулил следом за такси. Я же вылетел из кафе уже спустя минуту, как улица перед входом в кафе опустела.

Как домчался до своего дома — не помню. В голове болезненно пульсировало, а белое лицо Полины и вовсе ни на секунду не покидало моего внутреннего взора. Нужно было хорошенько всё обмозговать, но никакие мысли в голову не лезли, кроме самых страшных...

Вся решительность, весь мыслительный процесс впал в коматоз, а когда выходил из этого состояния, то метался между «Выждать, не спешить, не действовать, ничего не предпринимать» и «Промедление — смерти подобно».

Сначала я полчаса тупо смотрел в окно на поваливший снег, затем на нервяке сожрал всё, что приготовила Нина, и только потом понял, что это было: рыба под маринадом. Осознав вкус обалденного блюда, я так и не смог насладиться им. Такое со мной впервые случилось. Более того, если бы я держал дома алкоголь, то точно выпил бы целую бутылку чего-нибудь... успокаивающего. В итоге я упился в хлам морковным соком и наелся кураги. Аж до дурноты.

Включил себе «От заката до рассвета», а после посмотрел «Блэйд». Почему-то вид экранной крови всегда успокаивал меня, в то время как вид настоящей крови отрезвлял до состояния чистого, озарённого всезнанием разума, но, как оказалось, не в этот раз. Поскольку с кровищей не прокатило, я переключился на какой-то нелепый итальянский порнофильм, но, что называется, смотрел, да не видел. Всё только раздражало: и отталкивающие, неприятные актёры, и до тошноты шаблонные ситуации, и бездарная работа оператора. Не в силах ни на что отвлечься, я принял душ и, мыча мантры, в половине второго ночи улёгся спать.

Пару часов я крутился, не зная, как дожить до утра, как тут мне пришло сообщение с неизвестного номера:

«Со мной всё в порядке. Я дома. Пишу со старого, давно забытого номера, с другого аппарата. Не знаю, правда, интересно вам это или нет. Особенно после того, что вы наблюдали и, очевидно, поняли, сделав соответствующие выводы обо мне...»

Я чуть не умер от облегчения и тут же написал ответ:

«Представьте себе такую странность: мне это было не просто интересно, а жизненно необходимо. Хотя бы ради того, чтобы спокойно заснуть».

«Простите, если я потревожила вас. И простите, если вы уже засыпали...»

«Я не сплю».

Она молчала, и тогда чёрт меня дёрнул спросить:

«А вы?»

«Почти четыре часа утра. Как вы думаете?»

«Думаю, что вы сейчас страдаете бессонницей».

«Нет, не бессонницей».

«А чем же?»

«Я вас обманула только по той причине, что встреча с П. оказалась совершенно спонтанной. Я думала, что мне предложат нормальную работу... Но сейчас я уже дома, и муж, кстати, тоже. У нас на самом деле был запланирован семейный ужин, но мне пришлось отъехать в кафе на встречу. Простите, что всё так вышло. Доброй ночи».

Глава 7

Вопреки всем нашим ожиданиям, Эрнесто явился не через час, а уже ближе к вечеру. Я тщательно собрала все свои выполненные задания, все документы и подготовленные письма и, вооружившись ежедневником, приготовилась к вызову на ковёр. Но ничего не произошло. Более того, команданте меня вообще не удостоил своим высокомерным вниманием. Как только он появился в офисе, то сразу же посвятил всего себя Инге и её неотложному делу.

Уходя, я заглянула к нему в кабинет, отчаянно надеясь на откровенный разговор, но Эрнесто по-прежнему что-то обсуждал с нашей салонной девицей. Он только махнул мне рукой и... всё.

Чуть не расплакалась. Столько нервов, столько переживаний, а он, прекрасно понимая ситуацию, почему-то не желает поговорить со мной и расставить все точки над i.

Вечером пришло сообщение о пополнении моего счёта. В панике я полезла смотреть и едва не лишилась чувств. На моём банковском счету лежала кругленькая сумма, переведённая компанией Петровича за оказанные услуги по липовому договору. Затем пришла эсэмэска от Петровича:

«Это залог нашего будущего тесного сотрудничества. Остальное после выполнения известных обязательств». fYCcyNxL

Я покрутила в руках телефон и всё же набрала ответный вопрос:

«А что делать, если я не смогу за эти три дня выполнить свои обязательства? Если обсуждаемый предмет будет на руках у известного нам лица?»

«Тогда... прикупите себе наряды. Там, куда вы направляетесь, соберётся почти весь высший свет, и намечаются изысканные вечера. Мне бы хотелось, чтобы вы произвели на известную нам личность должное впечатление, если это единственный способ получить доступ к тому, что у него на руках...»

На это я решила ничего не отвечать. Меня просто трясло. И от страха, и от возмущения, и от безвыходности. Из меня делали куртизанку, какую-то гейшу-шпионку... И, как назло, единственный человек, с кем я могла бы обсудить данную проблему, был не только под строжайшим запретом, но ещё и сам не горел желанием общаться и идти на контакт.

«А с чего ему идти на контакт? — погружаясь в полную ванну, вопрошала я саму себя. — Он видел меня со своим бизнес-партнёром, сделал соответствующие выводы о моей верности, о моей лживой натуре... То, что он волновался, это всего лишь говорит о том, что ему не хочется давать показания в случае моего убийства. Как-никак я его подчинённая... Так что, скорее всего, он волновался вовсе не из-за меня, а только из-за своей репутации. Хорошо, что я написала ему про мужа, который якобы ждал меня дома. Противно врать, но не выставлять же себя ещё большей лгуньей. Раз уж начала эту игру, раз соврала один раз, так теперь придётся врать до победного конца».

Единственный, вполне разумный и ожидаемый конец любой лжи — это неизбежное расставание с человеком, общение с которым началось с обмана. Редко кто способен простить как солгавшего, так и самого себя. Редко кто способен вынести этот груз... Ложь гнетёт, выворачивает наизнанку, незаметно отравляет. Даже ложь во спасение, даже если обман оправдан по всем статьям и имеются веские причины, это в любом случае болезненно, ведь за всем процессом — от первых лживых слов до последних — неустанно следит Совесть. А Совесть — это такой специфический суд, где если и предусмотрены адвокаты, то они все почему-то безнадёжно немы и право голоса не имеют.

По радио крутили какую-то муть, и пришлось переключиться на собственные записи. Теперь в моих наушниках играла моя любимая песня Хулио Иглесиаса Abrazame, и я, пуская слезу за слезой, погрузилась в мрачные раздумья на тему неизбежного разрыва отношений. Даже если это любовь с первого взгляда, такая любовь, что запросто способна двигать горы и менять русла рек... Или такая любовь случается исключительно в книжных романах и глупых сентиментальных фильмах для умалишённых дурёх, верящих в подобную глупость?

Все восхваляют великие дела прошлого, военные походы и завоевания в честь прекрасных дам... Какая чудовищная ложь! Всё это делалось ради славы, денег и власти, ради самолюбования и оставления памяти о себе — любимом и великом. Взять тот же Тадж-Махал! Придумали сказочку для дурочек. А если внимательно прочитать историческую литературу и разобраться, что к чему, то там всё сразу становится на свои места — какой «душевный» человек его строил.

Между тем песня в плеере сменилась, и я на надрыве пропела вместе с певцом припев песни Por un poco de tu amor, перевод которой без труда складывался в моей голове в рыдающие слова сердца:

«За каплю твоей любви, за место в твоём сердце

Я отдам всё на свете — только тебе, ради капли твоей любви...»

Но, похоже, мой испанский вокал категорически не понравился соседям, о чём они мне тут же сообщили ожесточённым стуком по батарее. Я вытащила наушники и услышала пару веских аргументов:

«Хорош орать, безголосая! Хватит тоску нагонять!»

«Отстань от неё, она и так певичка-неудачница!»

«Заткнись!»

«Сам заткнись!»

«Я тебя по голосу узнаю, выясню, из какой ты квартиры, и уши надеру!»

Дальше я вслушивалась в волнующий сердце спектакль, где мои соседи душили друг друга санкциями, а после переключилась на передачу: «Страсть, страсть, страсть и ещё раз страсть» — это молодожёны из соседней квартиры вернулись домой после рабочего дня и решили поплескаться в своём белом корыте, пропитанном фтором и завистливой тишиной соседних квартир.