Страдай, предатель!

Глава 1.

Хорошо, что я потеряла где-то свой перцовый баллончик. Иначе сейчас забрызгала бы все пространство собственной спальной жгучим слезоточивым газом. А с моей координацией еще и на себя бы попала!

— Е-ева, ты что тут делаешь?

Сумка падает из моих ослабевших рук на пол с легким глухим стуком. Голос мужа я слышу сквозь вату – в ушах все заложило, кровь прилила к щекам, вискам, запульсировала нервно.

Для того, чтобы понять, правда ли то, что происходит перед моими собственными глазами, приходится моргнуть несколько раз.

Но это не фильм, который можно переключить. Не видение, которое может развеяться. Не сон, который может закончиться с утренними лучами солнца.

— Ева, ты чего так рано?

Он буквально подпрыгивает в кровати, закутывается в одеяло, а та, что находилась под ним, стягивает простынь, чтобы накрыться тканью с головой.

Я сажусь на пуфик у стены и устало смотрю вперед.

— Ева, это не то, что ты могла бы подумать, — блеет Вова.

Молчу.

Смотрю, как солнце играет на постельном белье, которое я покупала совсем недавно, как пляшут пылинки в лучиках, а это значит, что надо опять убираться, мыть, чистить, стирать… А когда это сделать, если после работы устаешь так, что хочется просто вытянуть ноги и закрыть глаза?..

— Ева! — гаркает Володя, нагнувшись надо мной.

Одеяло слетело с одного плеча, и он придерживает его таким образом, чтобы оно совсем не рухнуло вниз. Получается, что спереди, передо мной, его тело прикрыто, но сзади открывается нормальный вид на его обнаженную задницу.

— Эх…

Хоть бы перед любовницей прикрылся…

Хотя, это значит, что на подсознательном уровне он отгораживается от меня, законной жены, с которой прожил десять лет. А от той, что прячется под простыней, - нет. Ей, выходит, он доверяет больше.

— Что ты вздыхаешь, что вздыхаешь? — он заводится. И если в первую секунду, как я открыла дверь в собственную спальную комнату, в глазах полыхал испуг, вина, то сейчас – нервная уязвленная гордость и нетерпение.

— Вова, что это за баба…

— Это не баба! — горячится он.

— Я это постельное белье гладила не для того, чтобы вы здесь… кувыркались, — говорю медленно, потому что чувствую, что язык прилипает к нёбу, в горле сухо, как после пожара.

— Ты почему так рано пришла? — он высится надо мной. Загораживает свою пассию.

Я поднимаю на него усталый, больной взгляд. В уголках закипают слезинки, еще немного – и они прольются горячим потоком.

Однако держусь – нельзя показывать свою слабость. Вова – как акула, только покажешь кровь, как ухватится, сожрет и не заметишь.

— Ты что здесь делаешь в это время? Отвечай! — в нем разгорается костер несдержанности.

Он нависает надо мной, сам в себе разжигает злость, чтобы выставить виноватым в некрасивой ситуации кого угодно, только не себя.

В любое другое время я бы встала и вышла из комнаты, гордо неся впереди себя флаг обманутой жены. Закрыла бы дверь. Пошла бы плакать на лавочку к другому дому, чтобы никто не увидел, как мне плохо.

Но сейчас я настолько опустошена, настолько озадачена и настолько вымотана, что у меня не хватает сил даже ворочать языком, чтобы показать им обоим, насколько они падшие люди…

— Ева, не молчи. Ты знаешь, как меня бесит твоя отупленность.

Отупленность!

Он еще меня и тупой называет!

После того, как я утром приготовила всем завтрак. Собрала, отвезла дочку в школу. Едва не попала в ДТП на перегруженном развороте у светофора. Перенесла два самых тяжелых совещания в жизни на работе.

В груди все завернулось, засвербело, заболело.

Зрачки расширились.

И я вдруг ясно увидела то, что прежде не касалось моего взгляда: и щуплую фигурку мужа, и его желание доминировать, даже если он не прав, и его нахально бегающие хитрые глазки.

— Знаешь что, до-ро-гой, — вставая, медленно и внушительно проговорила я.

— Ева, не делай глупостей, — отшатнулся он к двери.

Сумка от моего движения скользнула на бок. Краем глаза я проследила за ее движением и увидела на полу чужое черное кружевное белье.

В солнечном сплетении коротнуло, как будто от легкого удара тока.

— Е-ва!

Девушка в постели, поняв, что надвигается буря, уловив это третьим взглядом, крысиным нюхом, забарахталась, натягивая на свою голову простынь выше, скрываясь.

— А что Ева? Я уже тридцать пять лет Ева! — громыхнула и резко нагнулась, ухватилась за ткань, потянула простынь на себя.

Та не растерялась, перехватила коготками чуть выше, Вова метнулся вперед, мне наперерез, желая прервать это состязание на перетягивание простыни.

— Да что… — от натуги даже не стала продолжать, хотя высказаться и назвать изменщиков нехорошими словами так и клокотало внутри.

И тут ткань не выдержала, порвалась посередине, часть осталась в моих руках, явив взору стройные ноги с острыми коленками и ярко-красным педикюром.

Вторая часть от натяжения улетела наверх, к изголовью кровати.

— Александра?

Я в шоке выпрямилась, брезгливо держа в руках ошметки простыни, как будто это чужие нестиранные пеленки.

— Это жена твоего брата, придурок!

Вова пожал плечами, немного разведя руки в стороны, удерживая свою тогу, чтобы не упала. Мол, так получилось, — говорил весь его присмиревший на секунду вид.

— Е-ва! — Александра, поняв, что скрываться бесполезно, села в кровати, прижав к своему обнажённому телу подушку. — Не говори никому ничего, пожалуйста. Это случайность. И ничего не значит. Мне даже не понравилось.

Волосы ее разлохматились, губы припухли от поцелуев.

Внутри меня закрутилось стыдливое, брезгливое чувство. Эх, все же жаль, что перцовый баллончик потерялся…

— Ага, — язвительно подал голос Вова позади меня. — Не понравилось ей. Год нравилось, а сейчас – не понравилось?

Александра прижала ладонь ко лбу, изображая фейспалм.

— Год?!

— Ой.

Глава 2

С самого утра все покатилось через одно место. Голова пухла от проблем, которые требовали срочного разрешения, так еще и Свете приспичило заявиться ко мне с очередной порцией разборок, от которых меня тошнило уже. Каждый раз начиналось одно и то же: она говорила, каким плохим мужем я был, как она настрадалась, а потом требовала... требовала... требовала. Казалось, что скоро вынудит меня снять последние трусы и даже после этого не оставит в покое.

— Я тебя в гости не приглашал, — чеканю ледяным тоном.

— Я и не домой к тебе заявилась, а в офис. Прошло пять лет после нашего развода, а ты так и не успокоился? Обида до сих пор не дает покоя? Наверное, слишком сильно уязвила твою мужскую гордость, м?

— Ты зачем пришла? Захотелось поностальгировать и вспомнить прошлую жизнь? Неужели соскучилась? Новый мужик совсем не удовлетворяет твои интересы?

Света покрывается багровыми пятнами, пыхтит, гневно глядя на меня, а я едва держусь. Мы развелись, когда сыну было всего три года, сейчас ему восемь. Первые пару лет бывшая жена совсем не подпускала меня к ребенку, а потом решила, что отец тоже должен принимать участие в его жизни. Она привезла мальчонку и заявила, что жить теперь тот будет со мной, но при одном условии... Я должен был платить бывшей, исполнять ее прихоти, чтобы она не лишила меня сына. Глядя на осунувшиеся плечики и полные невыраженной боли глаза собственного ребенка, я не смог отказаться. Конечно, женушку держал на расстоянии и сразу дал понять, чтобы на многое не рассчитывала, но она не перестает выносить мозг, и это бесит.

— Можем начать без привычной тебе прелюдии. Знаю, что был самым ужасным мужем, и тебе приходилось терпеть меня. Зачем явилась?

К чему спрашиваю, если прекрасно знаю ответ на этот вопрос?

— Мне деньги нужны. Я хочу полететь за границу на пару месяцев, отдохнуть.

Ухмылка поднимает уголки моих губ. Выходит наверняка слишком криво и устрашающе. Когда-то я повелся на эту хрупкую фигурку, ноги от ушей, большую грудь, идеальную талию... Пухлые губы и большие карие глаза свели меня с ума. Я любил свою жену, да что уж там? Я ее боготворил. Считал, что это на всю жизнь, что мы состаримся вместе. Так было, пока до меня не дошло, какую змею пригрел у себя на груди.

Изменяла мне, а потом смотрела в глаза и говорила, чтобы не строил из себя святошу и признался, что тоже имел женщин на стороне. Зачем? Если любил её одну? Противный осадок до сих пор остался. Сейчас Света постарела немного, выжгла себе волосы осветлителем, и они не блестят как раньше. Нет... она выглядит прекрасно, ведь омолаживающие и уходовые процедуры делают свое дело, но... нет больше того жизненного блеска и силы, не горят ее глаза, а улыбка не вдохновляет.

— Хотеть не вредно. В этом месяце ты уже получила деньги. Глупо было являться сюда снова.

— Если ты откажешь, то я могу забрать сына. Как думаешь, Пашке захочется вернуться к маме, Сереж?

Ярость закипает в жилах. Я говорил с адвокатами, но все они как один твердили, что судья займет сторону матери и определит место жительства ребенка с ней. Мне следовало заняться этим вопросом, найти какие-то доказательства, указывающие на то, что от такой мамаши ребенка стоит держать подальше. Да сын и не помнит толком, как она выглядит, потому что видит ее только в свой день рождения. И чаще всего по видеосвязи.

— Попробуй, если возомнила себя кошкой, — отчеканиваю и ухмыляюсь.

— При чем здесь кошки? У тебя с юмором всегда было туго. Не знаю даже, что меня в тебе зацепило? Раньше ты казался мне другим.

— Перекреститься надо было, раз что-то казалось. У кошки жизней больше, чем у человека. Раз считаешь, что можешь рискнуть — валяй. С удовольствием посмотрю, к чему это приведет.

Мне сейчас нельзя влезать еще и в судебные тяжбы. И без того в деле все идет кувырком. Нужно будет найти новых сотрудников и наладить все так, чтобы меня не дергали по каждому пустяку. Голова раскалывается, и я готов взашей гнать бывшую, но вижу, как блестят ее глаза. Улыбка такая мерзкая, что не видел бы сотню лет. Следовало прислушаться к родителям, когда они говорили, чтобы не связывался с этой ведьмой. Однако я был уверен, что она особенная, что с такой я буду счастлив. Ага... до сих пор это счастье аукается.

— А если я обращусь к журналистам? Знаю, что у тебя намечается несколько крупных сделок. Мне есть что рассказать, а даже если не будет, я обязательно придумаю. Как тогда будешь отмывать свое имя? Ты знаешь, со мной лучше не играть в эти игры, Воронов, а то ведь я могу очень больно укусить.

Не кошка, значит, ошибся чутка. Собака, готовая не только покусать, но и перекусить шею.

Теперь мне ясно, почему она так улыбалась и смотрела на меня настолько хитро: змея придумала очередной план. Коварно. Следовало признать, что проблемы со СМИ мне сейчас нужны меньше всего на свете. У нас подписание крупного контракта на носу, упустить его из-за слухов я не мог.

— Ладно. Я тебя понял, моя благоверная. Как я мог раньше не понять? Переведу. Довольна?

Света хохотнула, а я сжал руки в кулаки, думая, что после подписания контракта просто обязан взяться за это дело. Поставлю ее на место и вымету из своей жизни. Свернул бы шею, да только понимаю, что как ни крути – она мать моего ребенка. Пусть и недостойна ею называться.

— Вечером получишь перевод, а теперь проваливай.

— Какой ты грубый, Сереженька. С новой женщиной так же себя ведешь? Ой... у тебя же никого нет. Не получается ни с кем, потому что меня еще любишь, да? Я бы пожалела тебя и вернулась, но... жизнь подальше от тебя куда привлекательнее. Быть птицей свободного полета – лучшее, что можно пожелать.

— Так лети, тебя никто не держит.

Бывшая уходит, виляя бедрами так, что у меня желудок сводит от тошноты. Думает, что это выглядит соблазнительно? Не для меня точно.

Как только дверь за ней закрывается, я выдыхаю, закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Света права: женщины у меня действительно нет. Конечно, встречи на раз случаются, когда уж совсем нет сил терпеть, но это все несерьезно. И вряд ли я отважусь снова связать с кем-то свою жизнь. На кой это надо? Трепать вот так же нервы после неудавшегося брака? Нет... Это не для меня.

Глава 3

— Нет, подождите, — выставляю вперед ладонь перед этим… этим… громилой, если не сказать хуже.

Внутри все кипит, плещется лавой, того и гляди – выльется через край, похоронив все под собой в радиусе ста метров. Пока ехала до школы успела себя накрутить – от пожара в школе, устроенного Милой, до террористов, которые взяли в заложники класс малышей.

Реальность оказалась как будто бы даже хуже, чем она нарисовалась в моей голове.

Дочь сидит на диване с мальчишкой, который выглядит как настоящий хулиган с набухающим синяком под глазом, а на губе у нее кровь. Кровь! Тут и к гадалке не ходи, чтобы понять, что произошло – он начал ее цеплять, трогать, задирать, она не дала себя в обиду.

Мальчишка в целом симпатичный, но взъерошенный, как воробей, и, кстати, не знакомый. Понятное дело: решил установить свои порядки в школе! И к администрации школы теперь есть вопросы: понаберут черт знает откуда хулиганов, а приличные дети должны страдать!

— Здесь все предельно ясно! — бросаюсь к малышке, достаю из сумки платок, прижимаю к губе. Хотя этого делать и не нужно – крови мало, она уже запеклась, но у меня перед глазами от волнения все плывет, я уже подозреваю черепно-мозговые травмы, закрытые переломы, и еще много чего.

— Мама, — закатывает она глаза и немного отстраняется, будто ей стыдно за мое поведение. — Перестань.

— Ты что, дочь, — шиплю на нее, стараясь притянуть к себе, погладить по голове, пожалеть. Но кажется, ей, наоборот, такое внимание не нравится.

— Да у меня даже не болит ничего, — бормочет она. — Я губой поцарапалась о молнию. Даже не упала!

— Что вам ясно? — громила складывает руки на груди, и с толикой презрения смотрит на меня сверху вниз. Чувствую себя в этом положении крайне неудобно – он действительно огромен, чувствуется не только хорошая генетика, но и часы в спортзале, и, если поведет неаккуратно плечами, пиджак может пойти лоскутами.

Тревога за дочь немного отходит на второй план. По крайней мере, визуально с ней все в порядке, сейчас, наоборот, я ее пугаю своей настырностью.

Мужчина потирает подбородок, покрытый легкой щетиной, и я фокусируюсь на его пальцах – длинных, аккуратных, без золотого ободка кольца на безымянном.

И тут же меня снова топит, но уже чувством злости. Прикинув его возраст, прекрасно понимаю, что он уже не сопливый юнец, тем более, есть ребенок, но кольца не носит. Какой вывод делает женщина, которой только изменил муж? Верно! Передо мной стоит настоящий кобель!

Еще и хвост раскинул, демонстрируя свою респектабельность.

И не надо на меня глазами так полыхать!

Я твою сущность раскусила!

— Вы… — я прикусываю губу, подбирая слова, и чувствую, как ноздри мои раздуваются от гнева, которому нет выхода. — Не следите за сыном! Он чуть не причинил серьезный вред де-воч-ке! Хотя чего можно ожидать от такого, как вы?

Мужчина вдруг делает шаг вперед, сама не понимаю, каким образом, он оказывается так близко ко мне, что я могу разглядеть узор ткани на пиджаке, каждый волосок на голове, лежащий в беспорядке. В мгновение ока я будто задыхаюсь, когда меня окатывает приятным мужским ароматом, в котором одновременно и горит костер, и плещется морская волна. Во рту образовывается слюна, и голос чуть проседает.

— А вы… — он глядит сверху вниз на меня, и в карих его глазах таится сдерживаемая сила мощного зверя, которому редко дают прогуляться на свободе. — Делаете выводы, даже не разобравшись.

Чувствую, что ему хочется добавить что-то еще, и буквально сжимаюсь. Мне кажется, я ощущаю настоящие искры, которые летят от нас в разные стороны. Даже воздух густеет, приправленный электричеством. Одно неловкое движение – и все взорвется.

Наверное, это потому, что мы все тут злые, — думаю краем мозга. Взгляд неосторожно падает на его губы, и я на секунду обмираю, сама не понимая, почему. Горделивый подбородок, скрытый легкой щетиной, которая придает ему облик городского дровосека, тонкие губы, которые таят в себе и силу, и нежность…

Мотаю головой, вытряхивая из головы странные, неуместные мысли.

— Мне и разбираться не нужно!...

— Нужно! — совсем забыла о наличии директора в кабинете! Елена Владимировна вклинивается между нами, разрывая зрительный контакт.

И как только дровосек чуть отдаляется, понимаю, что стало легче дышать – от его присутствия, его близости, оказывается, даже дыхание перехватило! Незаметно выдыхаю.

— Ситуация неоднозначная, но вполне понятная. Я сейчас посмотрела по камере в коридоре, ясно, что Павлик заступился за Людочку, — она кидает взгляд на дровосека, и мне кажется, что она его немного побаивается. Впервые такое вижу, чтобы наша Железная леди кого-то боялась! — Вам нет необходимости спорить, наоборот, скажем так… надо пожать друг другу руки…

— Что там по поводу разбитого носа Вовы из третьего? — мрачно вопрошает он, не мигая смотря на Елену Владимировну.

— Я… я сама с ними поговорю. Это не допустимо – драки в гимназии. Сергей Андреевич, можете не волноваться!

Сергей Андреевич, значит… мысленно произношу это имя медленнее, катаю на кончике языка.

Она поворачивается к ребятам, замершим на диване.

Теперь, узнав, что мальчишка – не хулиган, а, наоборот, заступник, он кажется мне совсем другим. Милым, хорошим, симпатичным мальчиком. Хочется подойти к нему и поправить выбившуюся из брюк рубашку, подтянуть галстук, причесать.

— И вам говорю: чтобы ни одной драки! Ясно? Толкаться, кусаться, обзываться – запрещено! Вы же – гимназисты! Ученики! А не звери!

— Скажите Вовке, чтобы не называл меня коровой Милкой, — вдруг подает голос дочь.

— В первую очередь ему это передам, — веско произносит Железная леди.

Она поворачивается к нам.

— Отправляйте детей на уроки. Учебный процесс продолжается.

— Ну уж нет. Мы с Пашей пойдем в пиццерию. Надо подлечить его раны, — сурово смотрит дровосек на директрису, и она съёживается под его взглядом.

Глава 4

Разъярённая кошка плюхается рядом со мной, отчего становится немного неловко. Думал, что проведу время с сыном и никак не ожидал, что нас ждёт така-ая компания. И вроде бы женщина неплохая, какая мать не бросится защищать своего ребёнка?.. Да только слишком истеричная. Мне не по себе от таких особ. Чем-то напоминает бывшую, хотя внешне ни единого сходства. Может, эмоциональная составляющая похожа? Да нет... Света совсем не такая.

Аромат ванили и дикой ягоды проникает в носовые пазухи. У неё прекрасный вкус. Духи притягательные и идеально подходят под стать этой женщине. Дикие и безудержные, как она сама.

Кошусь на нее, а она пыхтит, всем своим видом показывая, что увлеченно изучает меню. Поднеси спичку, и женщина воспламенится. Она опалит своим пламенем и сожжёт дотла. И что я ей сделал не так? Сама набросилась с обвинениями, сама обиделась? Или дело не во мне даже? Кто знает, какие тараканы кишат в голове другого человека? Хотел бы я получить ответы на все свои вопросы, но их нет. От слова совсем.

— Что же, раз уж сама судьба снова свела нас вместе, предлагаю всё-таки познакомиться. Я Сергей Андреевич, можно просто Сергей. — Смотрю на девочку, которую защитил мой сын, потому что её мать я, если честно, даже побаиваюсь.

— Мила! Людочка вообще-то, но мне больше нравится Мила. А мою маму зовут Ева.

— Николаевна, — дополняет незнакомка, продолжая испепелять взглядом меню.

— Приятно познакомиться.

О чем еще поговорить я не знаю, поэтому замолкаю. Вся эта ситуация получилась некрасивая какая-то. Я был взвинченный после разговора с бывшей, до сих пор еще толком не пришел в себя. Может, я перегнул слегка, когда она налетела на меня? Должен был понимать, какие мысли посетили ее голову. В моей ведь тоже на долю секунды промелькнули подобные.

— Выбирайте все что хотите, наши прекрасные гостьи. Я оплачу ваш заказ.

— Спасибо, что позволили присоединиться к вам за столиком, но свой заказ мы оплатим сами, — шипит Кошка и сверкает на меня своими глазками-изумрудами. Ну самая настоящая ведьма.

— Настаивать не буду, — пожимаю плечами.

— Вот и хорошо. Знаем мы ваш род. Сначала рыцари, а потом... — женщина шепчет эти слова, но я их прекрасно слышу.

Ее мужчина обидел? Поэтому теперь такая взвинченная? Смотрю на след от обручального кольца на пальце. Снято совсем недавно, будто бы даже в спешке. Значит, и правда мужик обидел. Но это ведь не повод сразу всех вокруг себя ненавидеть. Впрочем, сам ведь теперь не доверяю женщинам и не хочу серьезных отношений. Обидно лишь то, что сын нуждается в матери. Я прекрасно видел, как Пашка растерялся, когда эта женщина прижала его к себе. Он не знает, что такое материнские объятия из-за мамаши, которая предпочла развлекаться, а не воспитывать ребенка. Ярость на Свету мгновенно затмевает рассудок. Я больше не могу продолжать так жить. Должен уже взяться и лишить ее родительских прав на ребенка, чтобы змея больше и близко не подползала к нам с сыном.

— Пап, мы выбрали, — вырывает из мыслей голос Пашки, и я киваю.

У самого совсем нет аппетита. Ком стоит в горле и душит. Я столько времени закрывал глаза на проблемы, наращивал их снежным комом, а теперь хотел разрешить сразу все. Устал.

Мила и Паша выбрали одну и ту же пиццу и так как целую никто из них не съест, мы сходимся на том, чтобы заказать одну на всех. Десерты и напитки тоже выбраны, поэтому я делаю заказ и оплачиваю его, а Кошка с острыми коготками едва успевает всхлипнуть.

— Дайте мне номер, чтобы перевела половину.

Я ухмыляюсь от ее настойчивости. Ну надо же!.. Другая женщина порадовалась бы и вела себя куда сговорчивее, но эта какая-то... особенная, что ли?

— Так оригинально еще никто не просил у меня номер телефона. Но если вы настаиваете, дам только при взаимном обмене. Наши дети учатся вместе. Лучше иметь контакты друг друга на всякий случай.

Ева... Николаевна краснеет и пожёвывает губами, глядя на меня так, что аж прошибает ледяным потом. Зачем так запугивать? Знает же, что ничего мне не сделает. И все равно продолжает кусаться, шипеть и угрожать. Ладно – ее дело.

— Это ни к чему. Все контакты есть у классного руководителя, поэтому...

— Договорились. В таком случае расслабьтесь и наслаждайтесь обедом. Наши перепалки только детей пугают. Посмотрите как они...

Сам смотрю на детей и понимаю, что они даже не замечают нас: болтают о чем-то своем, смеются, что-то смотрят в телефоне моего сына. Меня наполняет тоской по таким вот приятным моментам из прошлого. Когда-то сам ведь был ребенком, ни о чем не беспокоился и наслаждался жизнью. Однако так много всего изменилось. Теперь уже у меня есть сын, и я должен думать в первую очередь именно о нем.

— Кажется, они подружились, — подмечаю я, так как Кошка ни слова не сказала.

Она косится в телефон, злится. Видно, что тот, кто доставил хлопоты, продолжает трепать ей нервы. Женщина едва держится, но старается выглядеть спокойной и непоколебимой. Сильная? Гордая? Да. Она именно такая. И всё-таки любая, даже самая заядлая феминистка, глубоко в душе нуждается в поддержке. Хорошо, если рядом оказывается тот, кто готов протянуть свою руку или подставить плечо. Плохо, если такого человека нет. Даже самая сильная может сломаться под гнетом проблем.

— Если нужна помощь, просто скажите. Мы, конечно, с вами не друзья, но если мой сын и ваша дочь...

— Мне не нужна никакая помощь. Со всем отлично справлюсь, можете не беспокоиться. И почему вы так активно пытаетесь оставить о себе хорошее впечатление? — Ева косится на детей, а потом едва слышно добавляет: — Ваша жена считает нормальным, что вы можете вот так просто угощать постороннюю?

— Какая мне разница, что она считает нормальным, а что нет? Меня это никак не касается, — я ухмыляюсь и решаю продолжить игру.

Кошка сделала свои выводы, а я – свои. Муж изменил, и теперь она всех такими считает? Наверняка так. От моего взгляда не ускользнуло, как она посмотрела на безымянный палец моей руки. Думает, что кольца нет, потому что являюсь великим соблазнителем женщин? Пусть. Не хочу так рано развенчивать миф. Быть может, мы с нею и не увидимся больше? Однако мне интересно, к чему по итогу может привести начатая ею игра. Люди любят делать выводы, а потом считают, что правы до мозга костей.

Глава 5

А уже дома начинается истерия!

Вова сидит на кухне, за столом и крутит в руках кофейную чашку. По аромату становится понятно, что она – не первая за последнее время.

— Где ты была? — спрашивает он, будто имеет право так нагло и вальяжно говорить со мной.

— Мила, иди к себе.

Дочь, почувствовав, что дело пахнет жареным, тут же смывается к себе в комнату. Дождавшись, когда оттуда начнут доноситься непонятные звуки игры, расслабляю плечи, и прямо в одежде, не снимая тренч, прохожу в кухню, сажусь напротив мужа.

— Мы оформляем развод, — перехожу сразу к самому главному. Чего тянуть? И без того все ясно – простить измену я не смогу. Тем более, что это не простая измена. Он спал в моей собственной кровати с женой своего брата!

На языке снова начинает горчить от брезгливости.

— Ха, — он складывает руки на груди и откидывается на спинку стула.

— И чем скорее, тем лучше, — уверенно говорю, глядя в его бесстыжие глаза. — Дом ты оставляешь мне, потому что мы тут будем жить с Милой.

Он изгибает бровь.

— Дом куплен на мои деньги, застрахован – на мои, — усмехается он, и я чувствую в этом злую, жесткую иронию. Вспоминаю о том, как я просила его купить дом, как сама выбирала его, как занималась ремонтом. Он ему даже не был нужен!

— На мои сделан ремонт, — парирую я.

— На твои? — он начинает смеяться.

Почему-то прямо сейчас наш диалог меняется. Володя виноват, но ведет себя так по-хозяйски, будто бы не я, а он – хозяин положения! Мне это не нравится. Червячок сомнения начинает прогрызать путь наружу.

— На мои. Честно заработала, — чеканю я.

— Значит, сделаем так, — он подается вперед, сложив в замок руки на столе. И сейчас передо мной сидит не мужчина, а делец. Вижу в глазах отблески золотых монет. — Развод быстрый. Дом – мой. Ты – с Милой.

— Что я с Милой? Буду жить на улице, ты хочешь сказать? Квартиру снимать?

— И машину тоже мне отдаешь.

— С чего это, интересно?

— А мне деньги нужны.

— И к «Краскам» ты больше не имеешь никакого отношения. Все дела передавай Оксане.

— Что? Ты не посмеешь.

— Я уже это сделал, — жмет плечами подлец.

— Ты что, уволил так меня?

В голове не укладывается.

Несколько лет назад мой муж взял кредит и купил загибающуюся типографию. Это была моя идея – я работала на соседней улице, и знала менеджера из этой конторы.

Мы работали вместе. Вернее, он был директором, а я… на подхвате. И менеджером, и бухгалтером, и за станком стояла, когда клеили оттиски.

Черт, да на моих плечах была создана эта типография, благодаря моему труду и мозгам она стала успешной!

Но… фактически меня не было. Я не была трудоустроена. Тогда это было удобно, чтобы не разводить документацию. А сейчас… Вот черт…

— Вали из моего дома. Вали из конторы, — шипит Вова.

— Если ты так поступишь, я скажу, с кем именно Александра валялась, и где! — намекаю на скандал, который грозит от брата.

— Пофик, — вдруг говорит он. — Мне нужен дом и развод.

Я дёргаюсь.

Вскакиваю.

— Ты хочешь дочь без крыши над головой оставить?

— Можешь оставить ее тут.

— Ты свою жену без крошки во рту решил оставить? — говорю как заведенная, наворачивая круги по комнате.

— Даю тебе время собраться.

Я показываю ему кукиш.

— Даю на сборы три дня.

— Пошел ты!

Вова действительно идет.

Выходит из дома, хлопнув дверью.

Я оседаю по стене на пол и смотрю невидящими глазами вперед. Несмотря на то, что все еще в одежде, холодный тренч не спасает от озноба. Меня трясет, зуб на зуб не попадает, но я понимаю, что это – последствия стресса, но никак не настоящий холод.

Ты можешь жить с человеком всю жизнь, и за пять минут узнать, что это был не человек, а навозный жук…

Что я, получается, теперь буду и без жилья, и без работы?

Ну нет… мысли начинают структурироваться.

Дом я тебе не отдам.

Как и дочь.

Работа – да, это невероятно несвоевременно и досадно. Обидно до слез.

Но пока у меня есть руки и горячее сердце, я буду идти вперед.

Открываю сайт с предложениями вакансий.

Черт, у меня пустая трудовая, и опыт – никчемный, только в типографии.

Но зато есть мозги, есть сила и уверенность в себе. А еще – триста рублей на карточке…

Пишу почти везде, что открываю.

И сижу долго – долго, глотая горючие слезы, что текут и текут по щекам не переставая.

— Ма-а-ам! — кричит дочь из комнаты. — А ужинать будем?

Гляжу в окно и закатываю глаза. Оказывается, прошло несколько часов моего самобичевания, надо как-то брать себя в руки, собираться, строить жизнь и день дальше.

Стягиваю верхнюю одежду, мою руки и вытираю лицо от подтеков туши. Боюсь смотреть в зеркало – наверняка там отражается отекший бегемот.

Достаю спагетти, ставлю чайник.

Делаю все на автомате, как оглушенная динамитом рыба, выкинутая на берег реки.

И потому не сразу понимаю, что звонит телефон.

— Здравствуйте, Ева Николаевна. Вы оставляли резюме. Сможете прийти на собеседование завтра утром?

Шмыгаю носом.

Киваю.

А после спохватываюсь, что собеседница меня не видит, и потому торопливо соглашаюсь в трубку уже голосом.

— Тогда ждем завтра в девять. Не опаздывайте. У нас строгий руководитель.

— Буду в половине девятого! — бодро рапортую.

А после откидываю волосы назад.

Жизнь никогда не заканчивается, она как книга. Если кончилась одна глава, обязательно начнется другая…

От автора, девочки, ловите промо на книги:

Развод в 45. Диагноз: не любовь (18+) https://litnet.com/shrt/l01G

GdliUDHN

gRDR9pu

Развод в 40. Новая жизнь https://litnet.com/shrt/YndJ

lKRu_gUh

QzcZnv7S

Измена. Путь к прощению https://litnet.com/shrt/LFXn

Глава 6

Сегодня решаю отвезти сына в школу сам, чтобы посмотреть на тех, с кем вчера у него случилась потасовка. Во дворе мы сталкиваемся с Еленой Владимировной, и она вздрагивает, точно ей на голову ушат ледяной воды вылили.

— Здравствуйте, Сергей Андреевич. Зря вы сюда приехали. Мне удалось всё уладить. Мальчики больше не станут задираться, а их родители не имеют никаких претензий. Вам не следовало показываться.

— Я привёз сына. И вы мне не указ. Я буду делать то, что считаю нужным. Так, как считаю правильным. Надеюсь, я ясно выражаюсь? – Женщина дрожит под моим взглядом, а всё потому, что знает, сколько я вложил в поддержание гимназии, чтобы мой сын ни в чем не знал здесь нужды. И вложу еще, если потребуется. - Где они?

Женщина дрожит и косится на задир. Видимо, это они вчера были. Троица стоит в сторонке, испуганно поглядывая в мою сторону. Если один из них целёхонький, то вот двое других сверкают своими фонарями.

— Не следует... мне едва удалось договориться с их родителями.

Я не слушаю и приближаюсь к мальцам. Смотрю, как они труханули, даже жаль становится. Думают, что дубасить сейчас начну?

— Я маме пожалуюсь! — заявляет мальчишка с распухшим носом. Вова, кажется? Ухмыляюсь и киваю.

— Пожалуйся. А на что? Я просто привёз сына в школу. Или считаешь, что настоящие мужчины по поводу и без жалуются? Дам один совет: будь мужиком и поступай по совести. Если еще раз услышу, что кто-то тронул Милу, я приеду, и говорить уже буду иначе. Защищайте, а не обижайте тех, кто слабее.

Мне даже кажется, что удалось до них достучаться, потому что в глазах пацанчиков мелькает какая-то странная осознанность, что ли?

Попросив сына поменьше махать кулаками и звонить мне, если вдруг кто-то косо посмотрит в его сторону или посмеет снова задирать девчушку, я собираюсь уйти, но..

..ветер доносит до меня аромат уже знакомого парфюма. Застываю, потому что навстречу нам идет – нет, бежит! - Кошка, держит своего маленького котенка за руку и что-то говорит. Она меня пока не заметила, но я подмечаю ее, как охотник добычу. Или хищник охотника? Неважно.

— Паша! — подает голос малышка и подбегает к нам. — Дядя Сережа, привет.

Дядя Сережа? Так меня еще не называли, но... звучит как-то приятно даже.

— Привет-привет! Настроение боевое? Готова идти за пятерками?

Девочка уверенно кивает. Кошка поднимает на меня дикий взгляд, но тут же отводит его в сторону.

— И вам доброе утро, — говорю, а она только кивает в ответ.

— Мила, ты все запомнила? Я очень тороплюсь. Если что, сразу звони мне.

Девочка кивает и обещает матери быть осторожнее, а та резко разворачивается, цокает каблучками по асфальту и стремится покинуть это место. У неё красивая фигурка. Пусть рост невысокий, но для неё идеально. Всегда любил именно маленьких кошечек, изящных и ловких.

Попрощавшись с детьми, я тоже иду к автомобилю.

Сегодня у нас проводят собеседование. Я решил лично отобрать сотрудников, поэтому не следует сильно опаздывать. Хотя и требую ото всех соблюдения строгой дисциплины, но всё-таки сегодня задержался, чтобы убедиться, что с детьми все будет нормально, и больше никто не посмеет косо посмотреть в их сторону.

Сажусь за руль, чувствую во рту кофейный привкус и на мгновение задумываюсь – губки Кошки могут только язвить, или она умеет говорить сладкие слова? А каковы они на вкус? Последняя мысль настолько сильно пугает, что я тут же отказываюсь от нее. Нет! Мне это неинтересно! Если мы еще раз встретимся, то сделаю вид, что мы незнакомы и пройду мимо. Я обещал себе, что больше и близко не подпущу к своему сердцу женщину. С такой как эта Кошка, нельзя на раз. С ней нужно долго и упорно... чтобы добиться, а потом оставить рядом и никуда не отпускать. Я совсем не из тех мужчин, кто решится на подобное. И почему задумываюсь над такими глупостями? Следует выбросить вчерашнюю встречу из головы. Со мной давно никто не вёл себя настолько нагло, вот и поплыл мозг. Больше мы не увидимся.

Секретарь звонит и говорит, что на собеседование уже подтянулось достаточно народа. Она волнуется, не случилось ли у меня что-то, а я не спешу... торможу у ближайшей кофейни и решаю насладиться ароматным напитком перед тем, как вернусь к делам.

— Пробки на дороге, — говорю и скидываю, потому что оправдываться более не планирую.

Бариста готовит мне кокосовый раф, я забираю стаканчик с собой, но не спешу в офис. Сижу в машине и наслаждаюсь напитком. Терпкий и насыщенный с лёгким ароматом кокосового рая. Думаю об отпуске. Может, поехать с сыном куда-то на каникулах? Мы с ним почти не проводили время вдвоем. Считая себя виновным в том, что не смог удержать жену рядом, я отдалился и от сына, но это неправильно. Нужно наверстать упущенное. Дополнительный повод лишить Свету родительских прав – не буду же каждый раз выпрашивать у нее разрешение на вывоз сына за границу? Нет, конечно!..

Насладившись бодрящим напитком, я медленно выруливаю и подъезжаю к бизнес-центру. Не спешу, когда иду к лифту и поднимаюсь на нужный этаж. Прохожу мимо своих потенциальных работников, и взгляд отчего-то цепляется за кого-то... Только через пару мгновений меня прошибает осознанием, за кого именно. Это ведь она! Кошка пришла устраиваться ко мне на работу? Жестокая ирония судьбы, или кто-то свыше пытается что-то донести до меня? Еще недавно думал, что мы с ней больше не увидимся, но... не прошло и дня. Очень интересно к чему все это может привести. Она меня не замечает, уткнувшись взглядом в экран телефона. Ухмыляюсь и скрываюсь в кабинете. Расслабившись и подготовившись к собеседованию, прошу секретаршу пропускать всех по одному и Кошку оставить на десерт.

«Хватит ли вам терпения, Ева Николаевна? Или сбежите, не дождавшись своей очереди?».

Усмехнувшись, я предвкушаю очередную перепалку с дикой кошкой, но появляются сомнения – а нужно ли оно мне? Может, следует остановиться, пока не стало слишком поздно? Зачем издеваюсь над ней сейчас? Мог бы сразу просто отказать и отпустить по делам. Я же не собираюсь принимать её на работу. Не хочу встречаться с ней изо дня в день и позволять различным пагубным мыслям опьянять мой рассудок. Или хочу?

Глава 7

— Расскажите, какие у меня обязанности, — это мое второе в жизни собеседование на работу, не знаю, как себя правильно вести.

А потому сажусь за стол напротив дровосека, не дожидаясь приглашения.

Нет, это удивительно, и просто нереально, как много этого человека стало в моей жизни! Еще день назад я даже не знала о его существовании, а сейчас встречаю на каждом шагу. Скоро и в «Пятерочке» встречу, когда забегу туда за молоком.

Хотя нет, такие, как он, не ходят сами за продуктами. Справившись с первым шоком, разглядываю его, стараясь не выдать этого, конечно. Темный костюм, слепящая белизной рубашка расстегнута на три пуговицы сверху, и видна мощная шея, на которой периодически двигается кадык. И это так… завораживающе? От него вообще волнами идет тестостерон, он даже немного подавляет, поэтому я сопротивляюсь, как могу.

— Обязанности? — он моргает пару раз, будто не ожидал, что это ему будут задавать вопросы, а не наоборот. — Следить за календарем, согласовывать встречи, документальная работа.

— До скольки рабочий день? Я не буду работать после пяти вечера.

Он едва приподнимает брови вверх, озадачившись.

— Д-до шести.

— Нет, в пять мне нужно уходить.

Мне кажется, или в кабинете становится немного жарко? Закидываю ногу на ногу, чтобы сохранить боевой настрой, который сдувается под его темнеющим взглядом. Наверное, ему что-то не нравится в нашем разговоре…

— Во сколько вы начинаете?

— Помощник должен быть на месте в восемь.

— Нет, — едва заметно рассекаю воздух ладонью. — Я буду приходить в восемь тридцать.

— Эм…

— Премии у вас предусмотрены?

Он складывает руки в замок и кладет локти на стол, придвигаясь ближе. Озадаченно глядит на меня, словно видит перед собой экзотическое растение, или небольшое животное, которое его удивляет и немного веселит.

Ежусь от этого чувства.

— Премии предусмотрены, — спокойно говорит, но чувствуется, что на языке у него вертится что-то другое, но, подумав, он не произносит вслух то, что планировал.

— А переработки оплачиваются?

Теперь я вижу, что у него в глазах заплясали веселые огоньки. Да его забавляет наш разговор!

Так, а может быть, я что-то не так делаю? Может быть, собеседования не так проходят?

Ну я ведь все верно понимаю: это я собеседую работодателя, чтобы понять, подходит он мне или нет?!

Это моя вторая официальная работа, на первую я вообще пришла по объявлению еще студенткой, там даже интервью не было – просто раздали анкеты.

— И переработки… Если случаются, — он едва заметно улыбается, и я вижу едва заметную ямочку на правой щеке.

О нет, эта ямочка делает его лицо совершенно не таким, каким оно бывает обычно – сухим, строгим, таким, какое бывает в моем понимании у дровосеков во время вала огромных деревьев. Сейчас он похож на хитренького озорного лиса, который глядит на аппетитных курочек за сеткой, понимая, что рано или поздно окажется в их компании…

— У меня будет свое рабочее место? Кабинет? Телефон? А вы оплачиваете сотовую связь?

— …

— А командировок нет? Мне нельзя уезжать, у меня ребенок маленький.

— …

Вспоминая все вопросы, которые крутились в голове за время длительного ожидания, начинаю частить, чтобы не забыть и не растеряться под все больше разгорающимся взглядом явно веселящегося дровосека.

— А больничные оплачиваются?

— …

— А можно будет в обед отъехать? Я дочь записала в бассейн.

—…

— А какой годовой оборот у вашей компании? — прищуриваюсь на него, опомнившись.

Он будто давится воздухом, закашливается. Хочется встать, постучать ему по спине, но я вовремя осекаюсь. Мало ли – вдруг ладошку сломаю об эту железную спину…

— Достаточный…

— А как у вас налажена работа с партнерами?

— На… налажена…

Я облокачиваюсь на стол и почти ползу по столешнице вперед, пристально глядя на него – это чтобы не упустить момент, если соврет!

— А зарплата платится без задержек? А аванс?

— М-х-м…

— А офис тут? Или в другом месте? Мне далеко ездить не удобно. Я, возможно, без машины останусь.

Он моргает.

Я набираю воздух в рот, чтобы и дальше «стрелять» вопросами, но он вдруг прерывает меня, словно ему это надоело. Резко кладет ладони на столешницу.

Вздрогнув, смотрю на его пальцы. Большая, мощная рука, пальцы, чуть покрытые волосками, что говорит о повышенном тестостероне, аккуратные ногти, красивые запястья, на правой руке – умные часы. И совсем рядом – моя ладошка. Тонкие светлые маленькие пальцы, на фоне его смуглой кожи это смотрится немного смешно. Тут же убираю руки под стол.

— Значит так. Работа с восьми до пяти. Телефон оплачу. Водителя при необходимости для выезда днем выделю. Премии и оплата за переработки будут. Холодильник забью йогуртом и молоком. Сработаемся?

Он протягивает руку для рукопожатия, а у самого темные глаза блестят, будто там чертята пляшут вокруг жаркого костра, а губы стягиваются в тонкую линию – точно гасит внутри себя смех, чтобы не прорвался наружу. Не пойму, что его так насмешило.

Озадаченно гляжу на его протянутую ладонь. Вообще-то, я еще не до конца все решила. Может нужно подумать? Другие места рассмотреть?

Он, считывая мое сомнение, нетерпеливо ударяет легонько пальцами по столешнице и снова тянет руку.

Я будто на автомате вкладываю свою мелкую ладошку в его. И тут же капкан захлопывается, он сжимает горячей рукой мои прохладные пальцы, и по всему моему телу пробегает ток. Электричество такое плотное, что мне снова становится жарко. А кондиционер тут вообще есть?!

— Сра… бо… таемся, — неуверенно тяну, оттягивая второй рукой ворот рубашки, который вдруг начал сильно жать и давить.

— Даю на оформление два дня, медосмотр можно пройти позже, Римма все объяснит по рабочим моментам.

— До встрееечи, — блею барашкой и на нетвердых ногах выхожу из его кабинета, не сразу найдя ручку двери.

Глава 8

— Серега, ты чего такой загадочный сегодня? Думал, что тебя Света достала, поэтому решил встретиться со мной, а ты будто бы... влюбился? — спрашивает Захар, мой хороший друг и адвокат. Он человек дела. Если кто и поможет мне собрать доказательства, способные помочь лишить бывшую жену родительских прав – только он.

— А? Влюбился? Да ты сбрендил, что ли? Какая тут влюблённость? Партнеры сидят на шее, Света оттуда вообще не слезает. Я устал уже бесконечно переводить ей бабки. Надоело. Хочу лишить ее родительских прав на сына. Пашка же даже не помнит, как она выглядит. Захар, мне твоя помощь нужна.

— Так и знал, что ты меня пригласил совсем не для того, чтобы пообщаться со старым другом.

Мне стыдно, но не то чтобы сильно. В нашей жизни тяжело успевать за ее бешеным темпом, так что да – мне некогда общаться с друзьями.

Возможно, следует пересмотреть что-то? График себе немного ослабить?

Вон как Кошка вгрызалась в условия работы. Я пропотел изрядно, шокированный ее наглостью?.. или прямотой?

Губы трогает улыбка, когда вспоминаю, как она заваливала меня вопросами. И кто еще проводил собеседование в нашей ситуации? Девчонка, у которой никакого опыта и чистая трудовая? Или я? Но все-таки она будет работать в моей компании. Если потребуется, обучу лично. Сам не знаю – на кой мне это сдалось. Она слишком дикая и необузданная, со своими проблемами и тараканами. И все-таки мне захотелось оставить ее, посмотреть, к чему может привести общение двух противоположностей. Кажется, что от неосторожного движения полыхнет пожар, начнется самая настоящая буря.

— Ты меня слышишь вообще? Как зовут облака, в которых ты витаешь?

— А? — поднимаю взгляд на Захара и понимаю – он снова издевается надо мной. — Да брось ты! Просто мороки по рабочим вопросам много. Сотрудников вот новых набрали. Нужно заняться их обучением. Дел до небес, понимаешь?

— Ну да... Только вот больше чем уверен, что есть там и другая причина твоей задумчивости. Неужели ледяное сердце нашего одиночки оттаяло от одного теплого взгляда? М?

Теплый взгляд? Да какой там? Зеленые дикие глаза глядят без теплоты, они стреляют, не позволяя одуматься и отклониться, - точно в цель. Эта женщина вообще способна проявлять теплоту и нежность? Вспоминаю, как она обняла моего сына, и в груди печет.

— Этому не бывать, друг. Я уже говорил тебе, что больше не собираюсь связывать себя узами порочных отношений. Все это не мое.

— Ну-у... как скажешь. Из-за одной ненормальной не следует всех такими считать. В конце концов, в жизни всякое случается. Хочется верить, что ты встретишь еще ту, что заставит огонь жизни снова закипеть в жилах и... не только там.

Цокнув языком, я мотаю головой, старательно отрешаясь от мыслей, которых и без того стало слишком много в голове. Мы с Захаром обсуждаем все возможные пути лишения Светы родительских прав. Она словно чувствует неладное, начинает названивать, а я даже отвечать не хочу, но надо. Мало ли что взбрело в ее голову снова?

— Дорогой, ты ничего там не попутал случаем? — голос Светы звучит слишком резко, бьет по барабанным перепонкам.

Я буквально представляю, как в это мгновение она брызжет слюной, стараясь докричаться до меня, и морщусь от отвращения. Фу! Что только не померещится.

— Какой я тебе дорогой? Сама понимаешь, что говоришь? Чего звонишь?

— Ты обещал деньги перевести! Они должны были поступить еще вчера, но ничего нет. Ты совсем уже офанарел там? Я планировала покупать билеты, а тут такой сюрприз. И что я делать должна? Может, тебе нет никакого дела до сына?

Захар тоже отлично слышит эти вопли раненой псины, кивает, чтобы я подольше поговорил с ней, потому что знает, что у меня записывается каждый разговор, а доказательства нам нужны. Сейчас любая мелочь может сыграть нам на руку, так что следует цепляться.

— Какое отношение сын имеет к твоему путешествию. Ты же не с ним собралась за границу лететь, — отчеканиваю я.

— Ну ты и глупец! Ты же понимаешь, что сын живет с тобой только пока я получаю деньги. Если ты прекратишь спонсировать меня, то я заберу Пашку. Ты этого добиваешься?

— Заберешь мне назло? Или скучаешь по сыну? А кто будет сидеть с ним, пока ты шляешься со своими мужиками?

— Это тебя касаться не должно. Отвезу его маме, будет жить в деревне. Придумаю что-то, но с тобой не оставлю.

— Я тебя услышал. Деньги переведу, но еще раз позвонишь с такими требованиями, и я...

Не договариваю, сбросив звонок. Угрожать ей точно не следует. Не сейчас. Сначала я должен собрать на нее компромат. И она сама дает его, преподносит на блюдечке.

Понимаю, что вчера планировал сделать ей перевод, но с потрясением от звонка директора совсем забыл. А потом еще и дикая кошка, что ворвалась в мою жизнь и задела все струнки души. Запутала меня окончательно.

Лучше бы я эти деньги на сына потратил, отдал на благотворительность, но… Пока нельзя злить бывшую. Лучше подыграть, сделать вид, что продолжаю бояться ее.

— Она и правда все берега попутала. Запись эту скинь мне. Я сегодня как раз забегу в суд, потолкую с судьей знакомым. Он подскажет, как нам лучше поступить. Обычно такой записи недостаточно, но... у нас есть же свидетели?

— Ребенок еще не подходит, да?

— Вообще-то можно... но директора привлеки, если нет. Короче, не переживай. Мы все сделаем в лучшем виде. Я бы на твоем месте не стал переводить ей деньги сейчас. Слишком жирно будет.

— Пусть порадуется в последний раз. Не хочу, чтобы она примчалась и начала трепать нервы сыну.

Получит последний подарок, а после него будет пинок под заднее место. Я слишком долго терпел, рассчитывал, что она наестся, но нет… Она все сильнее наглела с каждым разом, и это привело к критической точке. Выросли аппетиты? Придется сесть на диету в ближайшее время.

— Отличный отец. Тебе бы еще жену, чтобы у ребёнка мама появилась, и тогда все было бы идеально.

— Даже не начинай.

Глава 9

Спустя два часа грузчики вместе с Вовой уезжают. Я в шоке оглядываю разграбленное пространство, поджимая губы, чтобы не разрыдаться. Силы выкачаны, как воздух из воздушного шарика…

— Ничего не оставил, ничего…

Дом у нас небольшой, но компактный и был очень уютным. Две комнаты на первом этаже, две – на втором. Ему несколько лет, но все выглядит достойно – мы подремонтировали, подлатали, поставили новую мебель.

Теперь в детской стоит столик, шкафчик, из которого Вова решил не тащить вещи, чтобы я сама их упаковала, и матрас – кроватку он забрал.

Из кухни вынесена техника, мебель.

В спальной наверху развал – остался один шкаф с бельем, второй разобран, разграблен, а вещи вывалены кучей на матрас.

Мне больно, тяжело и невозможно глядеть на все это.

В какой-то момент я просто сажусь на лестницу и начинаю рыдать, не в силах справиться с давлением.

— Вова, собака ты такая, собака-а-а-а, — стону я. — Собственного ребенка обобрал…

Мне больно за себя, за дочь, за наше прошлое. Если сначала я ощущала просто шок, сейчас меня обуревают только негативные эмоции – от боли до чувства пустоты и растерянности.

Все эти два часа я грозилась вызвать полицию, бегала и истерично орала, пытаясь вырвать из его рук вещи, которые покупала в дом.

— Мне нужно его продать, мне бабки нужны! — в итоге выдал Вова. — И лучше мне это сделать сейчас, до развода, чем во время, ясно?!

— Я отсюда не уеду!

— Еще как уедешь! Как миленькая!

— Ты болен! Ты псих! — истерически заламывая руки, пыталась я пробиться к его внутренней человечности, но ничего не получалось.

— Давай, двигай, вещи собирай, — Володя был непреклонен.

Понимая, что все бесполезно, я заперлась в туалете, включив в раковине воду, чтобы не слышать, как грузчики ломают мою жизнь, мародерствуя на остатках моей личной жизни и ломающейся, крошащейся психики.

А сейчас… сижу на ступеньках среди бардака, вокруг куском бумаги, мусора, вещей и глядя на грязные следы мужских ботинок… вот так и выглядит сейчас моя душа…

— Ой, мамочка, нас ограбили?

От звука голоса дочки словно оживаю. Опомнившись, вытираю слезы.

Всю ее жизнь я жила, стараясь оградить от непростых эмоций, плохих воспоминаний, словно ткачиха составляя красивый спокойный узор жизни, чтобы заложить фундамент для безбедного и легкого будущего.

Но совсем не предполагала, что удар будет нанесен изнутри – человеком, который все это время был рядом и должен был мне помогать создавать будущее дочери, а не разрушать все.

Не скрою, в какой-то момент меня посещали стыдливые, грешные мысли о том, что я зря вернулась в тот злополучный день и застала мужа в кровати с другой женщиной. И как было бы все, если бы получилось отмотать этот момент назад.

Но сейчас, глядя на что он способен, когда мы вычеркиваем друг друга из памяти, оставляя в прошлом, я жалею, что этого не произошло раньше. Что я прежде не знала, не догадывалась о его гадском, противном, склочном, презренном характере, мелочности и скупердяйстве.

— Да, милая, да.

— Надо в полицию…

Она садится рядом, обнимает меня.

Никогда перед ней не плакала.

Но сейчас плачу.

Глажу по волосам и плачу, даю себе волю.

Да, я всегда хотела ее ограждать от жизни. Но, с другой стороны, ведь она тогда не узнает о том, что рядом могут быть плохие люди, что они могут принесли вред, вонзить острое лезвие в спину, проткнув сердце.

Спустя какое-то время мы обе встаем.

И начинаем убираться.

Мешки для мусора обнаруживаются на улице. И туда идет все барахло.

Я навожу в воду стиральный порошок и отмываю все до скрипа, до блеска.

Мила отмывает кухню, насколько это может делать девочка.

— Мам, смотри, моя кукла!

Точно, после того, как холодильник вытащили, за ним оказалось много всего – и кукла, и бантик, и маленький прыгун.

Дочь запускает попрыгунчика и считает, сколько раз он коснется земли.

— Десять! — кричит победно и смеется.

В ее вселенной нет повода для депрессий.

И я думаю о том, что все же правильно все сделала в ее детстве, чтобы такие кризисы судьбы воспринимались позитивно.

Мы работаем с ней до поздней ночи.

А когда становится темно, я сажусь к ней на матрас и включаю фонарик на телефоне, чтобы было не видно следов от мебели, которую утащил Вова.

— Мамочка, а папа вернется? Куда он пропал? Пусть он найдет тех, кто нас ограбил.

Я закатываю глаза.

Вытягиваю гудящие ноги со стоном.

— Папа… Да у него совсем другие дела сейчас. Ему не до дома.

Хотя дом-то ему как раз и нужен…

— Давай ему позвоним.

Она достает свой сотовый телефон, но не набирает его номер.

Вова никогда не был близок с Милой. Такой характер…

— А давай мы Пашке позвоним, — жмет она на видеосвязь.

Я тут же нагибаюсь, чтобы не попасть в кадр.

Еще не хватало демонстрировать свою заплаканную физиономию, растрепанные волосы, красные глаза.

— Здравствуй, милая Мила! — слышу голос из телефона… Сергея Андреевича. — Паша в душе, или перезвони, или передай, что ему сказать.

— Ой-ой, — прячу голову под одеялом я…

Глава 10

Не хотелось отвечать на звонок телефона сына, но отчего-то я сделал это, а теперь чувствую себя полным дураком. Будто в личное пространство влез.

Стоп!

Они же мелкие еще!

Какое личное пространство?

И почему она звонит в темноте?

Ком подступает к горлу, а мне уж совсем неловко.

Это всего лишь дети, и надумывать себе разное не следует. Наверняка просто решили пошептаться перед сном под одеялом. А может, Мила вспомнила что-то по учебе и уточнить хотела?

— Ну, так что? — переспрашиваю я. — Перезвонишь? Или... Передать что-то?

Замечаю, как колышется одеяло рядом с девочкой и понимаю — это не от её движений. Осознание, кто именно находится с ней так близко прошибает.

Кошка же не решила подкатить ко мне через моего сына? Да нет! Она слишком прямолинейная, чтобы вот так поступать. Если глаза может во время разговора легко выцарапать, то подкатить для нее проще простого. Точно не она. Скорее всего, я просто себя накручиваю.

Зачем я ей сдался? Работу она получила, да и условия выторговала идеальные для себя. Вероятно, звонок просто стал для нее неожиданностью, ведь порой дети даже не задумываются, что могут поставить родителей в неловкое положение.

— А он долго будет в душе? Мы с мамой скоро будем спать.

— Мила, лучше ложись. Не следует тратить время на болтовню, — шепчет Кошка, думая, что я ее не услышу, и мне почему-то нравится ее слышать.

— Если пора ложиться, то следует кутаться в одеялко и закрывать глаза. Не расстраивай маму. — Делаю вид, что не слышал голоса Евы, и улыбаюсь девочке.

— Дядя Серёжа, представляешь – нас с мамой ограбили. Воры забрали всё-всё из дома. Нам только мусор и пустые стены оставили. Мы с мамой сегодня будем спать на полу. Почему воры такие злые и не оставили нам кровать? Хотя бы одну? Зачем им наши кровати? Даже диван забрали.

У меня переворачивается сердце. Как это ограбили? Какие воры? Неужели на них напали? Но почему тогда не позвонили и попросили о помощи? Кошка совсем гордая? Понимаю её презрение, но не принимаю. Могла бы всё-таки позвонить. Следом меня оглушает другая мысль: воры просто так не вывезли бы из дома всю мебель. Неужели дележка имущества? И ребенок спит без кровати? Что за мелочная скотина могла так поступить?

Я покашливаю, поперхнувшись слюной и смотрю на это крохотное создание, которое ну совсем не понимает жизни пока. Мне ужасно жаль, что ей приходится проходить через подобное. Радуюсь, что ей повезло с матерью в отличие от моего сына. Кошка никогда не оставит своего ребенка, сделает все возможное, чтобы Мила ни в чем не знала нужды. Это сейчас у них ситуация безвыходная, но эта женщина пророет тоннель даже в бетонной стене - больше чем уверен в этом.

— Вы обратились в полицию? — спрашиваю, а сам слышу, как хрустит пластик в руке.

Я бы этими руками свернул шею «гению», который посмел опустошить дом.

— Мила, отключай телефон, — шипит Кошка.

— Нет. И у папы свои дела, поэтому он не сможет нам помочь, но не волнуйся, дядя Серёжа, у нас в кладовке был теплый матрас, поэтому сегодня мы будем спать на нем. Мы не замерзнем. Я пойду спать. Передавай Паше от меня привет.

— Приятных снов, принцесса. И маме привет передавай. Если что-то нужно, вы всегда можете обратиться ко мне. Я решу любые проблемы.

Девочка отключает телефон, а я не могу ничего поделать с яростью, которая буквально бурлит в венах. Хочется разузнать об этой женщине все, найти ее мужа и превратить его в евнуха, чтобы больше не бренчал своими бубенцами почем зря. Это же надо! Как он только мог? Забрать всю мебель из дома и оставить ребенка спать на полу? Ну человек это или скотина?

Когда сын возвращается, говорю, что Мила передала ему привет и уже легла спать. Сам иду к себе в комнату, да чувствую себя мерзко. У горла ком. Таких людей, как Света и этот недомужик, я никогда не понимал и хотел уничтожать. Зачем они топчут планету своими мерзкими лапами, если приносят одни только неприятности в жизни окружающих?

Думаю, правильно ли я поступаю? Наверное, мне следовало предложить им приехать на ночь сюда, а потом помочь с арендой квартиры? Осекаюсь, ведь никто не просил меня о помощи. Девочка выглядела воодушевленной, словно того и хотела. Наверняка для нее это было небольшим приключением – поспать вместе с мамой на полу? А меня мучила совесть. Не замерзнут ли?

Порываюсь написать Кошке сообщение, но понимаю, что номер её телефона остался в резюме. Я что-то даже не подумал переписать себе. Который день проходит в спешке, и я забываю сделать добрую часть дел.

Рано утром мне звонит Захар и делится новостями: судья заверяет, что мой вопрос можно решить и оставить Свету с носом. У меня есть все шансы ещё и алименты у неё потребовать, но до такого опускаться я, конечно, не собираюсь. Главное, чтобы онапропала из моей жизни. Нужно запросить разрешение запретить ей приближаться к сыну, потому что как только запахнет жареным, она постарается сделать все, только бы надавить на меня через Пашку. Мне и с ним бы поговорить не помешало, объяснить всю ситуацию и предупредить. Он уже достаточно взрослый, чтобы понимать, на какие подлости могут пойти люди.

— Захар, тут такое дело. У знакомой проблемы. Возможно, ей тоже потребуется адвокат. Если что, я могу дать ей твои контакты?

Друг присвистывает:

— Это и есть та самая сладкая облачная вата, в которой ты витал вчера?

— Ну какая вата? Она просто... Короче это мать одноклассницы моего сына. Ничего большего.

А ещё моя сотрудница и женщина, которая отчего-то не желает выходить из моей головы, прочно засев там, но я не могу признаться перед Захаром. Да и перед собой рановато. Это просто глупость, навеянная одиночеством, ничего более.

Необычное поведение Евы привлекло меня, но обычно такое быстро надоедает, и когда надоест, наступит откат. Ведь наступит же?

— Ладно. Подожду, когда ты дозреешь и перестанешь отрицать всё, — посмеивается Захар. – А контакты можешь дать ей, в конце концов мне хочется посмотреть, что же там за женщина такая. Рад буду, если смогу помочь ей.

Глава 11

Рано утром я ощущаю подъем в своем сердце. Видимо, ночь на матрасе дала свой результат, и подстегнула меня к действиям.

Приготовить завтрак не могу – Вова вывез встроенную плиту, холодильник, остался только чайник. Завариваю чай себе и дочке, достаю печенье. Мы обе – малоежки, так что пока что это все не проблема, но на перспективу, конечно, надо или вернуть, или купить технику…

Раздражение и ненависть к Вове застит глаза.

Патлатый черт!

Если прежде я даже подумать не могла, что в нем находится столько говна, то теперь удивляюсь, где были мои глаза?!

— Заберу тебя после уроков, без меня не уходи домой, — даю напутствие дочке.

— Ну мам! Я уже взрослая!

— Не мамкай.

Целую на прощанье и смотрю, как она идет в школу.

Нет, никогда не понять мне мужа – как можно оставить без ничего это маленькое создание, свою собственную дочь? Руководствуясь только жаждой денег, может быть, какой-то мести…

На автобусе еду в типографию, в офис к мужу. Так дело не пойдет, нужно что-то решать.

— А-а-а, ну что, собрала вещи? Дом свободен?

Я смотрю на бывшего мужа сверху вниз и мне хочется броситься на него, оставив длинные царапины от ногтей на его лице. Откинувшись в кресле, глядит на меня, а в глазах светится самодовольство и наглость.

— Дом я тебе не отдам.

— Конечно, отдашь. Он оформлен на меня. Дохода у тебя нет.

— Он куплен в браке. По моей инициативе.

— Чушь. Я консультировался вчера с юристом, земля - моя, и точка. Можешь посмотреть.

Он протягивает мне бумаги в папке, но я даже не могу шелохнуться, сдвинуться с места – кажется, еще движение, и я брошусь, растерзаю его наглую морду.

— Но! — вдруг он делает движение, будто только что пришла гениальная в своей простоте идея. — Могу уступить тебе его за пятнадцать миллионов.

— Ты с дуба рухнул, Собакин? Он столько не стоит.

— Сейчас стоит, стоит, — хмыкает он. — Ну так что – пятнадцать лимонов, и дом – твой.

— Ах, так, — от ярости мои ноздри раздуваются.

Как же так происходит? Как из симпатичного, нормального мужчины он стал таким… чудовищем? Когда это произошло? Почему это случилось? Или это уже было, сидело в нем, но я по наивности своей и молодости этого не замечала?

— Ты нам даже холодильник не оставил, собака такая! Мне утром не на чем было варить кашу дочери! — слезы кипят внутри, но перед собой я вижу только лицо дельца – ему все равно на мои слова.

— Я же тебя предупреждал. Снимай жилье. Съезжай. Мне деньги срочно нужны. А раз мы разошлись – значит, и дом больше не нужен.

— А знаешь, что, — я складываю руки на груди с видом победительницы. — Если ты не отстанешь от нас и не оставишь мне дом… Или! Не поделишь деньги от продажи пополам, то… Я пойду к твоему брату и расскажу, с кем спит его любимая Александра!

Глаза его на мгновение расширяются, в них мелькает проблеск тревоги. Но он тут же принимает равнодушный вид.

— Да мне все равно. К тому же, тебе никто не поверит.

— Очень даже поверит, — лепечу я.

— В общем, так. Даю тебе день, чтобы съехать, ясно? На самом деле дом-то мне и не нужен, главное – земля.

— Я никуда не уйду, тебе меня не выгнать. По суду будешь выгонять, если на то пошло.

Он встает, двигается на меня, и я чувствую, что его настроение за время нашего разговора взвилось, закрутилось воронкой. В глазах читаю едва сдерживаемую ярость, пальцы его рук немного, но ощутимо потрясывает – он находится в точке кипения. Сжимаюсь внутри, да так, что шею сводит. Провожу глазами по бокам, чтобы, если что, было чем отбиваться – на случай, если решит меня ударить.

Теперь, от него такого, я могу ожидать всего, что угодно…

— Я. Тебе. Еще раз говорю, — цедит он, нависая. Пахнет озоном и скандалом. — Сваливай из дома до вечера. Чтобы уже завтра днем тебя в доме не было, ясно?

— Даже не подумаю, — отвечаю, вскинув гордо подбородок.

— Пожалеешь, — он медленно моргает, и вдруг отступает, давая мне возможность вильнуть к двери.

Что я и делаю – ускоряюсь, спешу к выходу.

И только сжав на ручке двери холодные, даже ледяные пальцы, говорю напоследок:

— В какой момент ты рехнулся? Сам-то знаешь?

— Проваливай, — рычит он.

На негнущихся ногах выхожу из его кабинета. Бреду в полной прострации.

— Эй, Ева Николаевна, а куда вы пропали? — наш менеджер, Алексей, приветливо машет мне рукой.

У меня нет сил на любезности, но все же отвечаю, когда он подходит ближе, чтобы проводить меня к выходу.

— Да дела, школа, дочка…

— Понимаю, — качает он головой и улыбается. — Вы, наверное, работу сейчас ищете?

— М…

— Ну как же, говорят, у «Контура» нашего долги какие-то всплыли. Сейчас два варианта – или расплатиться, или признать банкротом. Но если второй вариант – мы все без рабочих мест остаемся…

Я моргаю.

Ничего такого не слышала.

— Странно… какие долги…

— Вот и мы удивляемся. Вроде столько лет работали спокойно, с налоговой проблем не было. А тут вдруг… Но это все разговоры, может быть, и обойдется. Но вы правильно делаете, что работу ищете. Теперь, получается, вам семью содержать.

Я качаю головой.

Смотрю на Алексея, на офис, в котором проводила столько времени, когда мы только вставали на ноги, сама работала менеджером, когда это было необходимо.

— Мне бухгалтер, Елена Викторовна, ничего такого не говорила…

— Так и не скажет. Ее ж Владимир Львович уволил. Вернее, довел до увольнения. Она в один момент психанула, пришла к нему в кабинет, бросила папки на стол и сказала, что ноги ее здесь больше не будет.

Я моргаю, ошеломленная новостями.

— Да еще на той неделе.

— Спасибо, Алексей, — бреду вперед, к выходу.

Ну, дела.

Все сказанное не укладывается в голове. В последнее время мы не часто говорили с Вовой по поводу работы, потому что я считала, что там все в порядке, сама была занята учебой дочки, вошла в родительский комитет, небольших, но забирающих время обязанностей было много, слишком много, они съедали все время…

Глава 12

Предугадать, как среагирует этот мужчина, невозможно.

Я вообще не знаю, как он может поступить.

Может быть, закричит? Хотя это сложно представить. Может быть, обвинит во всем меня? хотя тут, думаю, говорит моя пошатнувшаяся самооценка.

Вова и Денис – из одной семьи, но, кажется, что наиболее непохожих друг на друга людей не отыскать во всей стране. Вова – общительный, легкий на подъем. Тогда как Денис – взрослый, серьезный, замкнутый, он больше похож на камень – такой же закрытый, тяжелый, непонятный.

За всю совместную семейную жизнь я видела его всего несколько раз, и каждый раз удивлялась, почему он смотрит на свою жену Александру – молодую, яркую, кудрявую, острую на язык как на божество.

Как показала жизнь, Александра так на него не смотрела и глядела больше по сторонам, в частности, на моего мужа.

Снова вспомнив, как увидела их в постели, ежусь от брезгливости.

Денис соглашается встретиться со мной в кофейне возле бизнес-центра, где он работает. Я сажусь за столик на полчаса раньше, и все время мну салфетки в волнении, ожидая разговора. Он приходит минута в минуту.

— Привет.

— Здравствуй, Денис, спасибо, что пришел.

— Говори, — брат мужа сух и не эмоционален. Седина в его висках выдает возраст – он значительно старше Вовы, жизнь его была сложной, хотя я ничего о ней не знаю, но могу предположить – по морщинам на лбу, по скорбно загнутым уголкам губ, по молчанию, по прикрытым глазам.

Когда-то давно мама мне говорила опасаться людей, которые мало говорят: они все слушают, подмечают, и если делают какие-то поступки, то только яркие, сильные, серьезные. Не будут размениваться по мелочам. И если решат ударить, то просто убьют… не в буквальном смысле…

Я снова мучаю салфетку. Как сказать? Как подобрать слова?

— Мы с Вовой разводимся. Документы через программу подали. Но он хочет забрать наш дом себе, в обход меня.

Он приподнимает бровь. Я ругаю себя за трусость – начала не с того, что хотела сказать! Но сил нет сказать в лицо мужчине, что его жена…

— Конечно хочет. Сейчас землю в вашем районе начнут выкупать, за сантиметр – золотые слитки предлагать.

— Ого, а я не слышала.

— Ну а Вова, кажется, в курсе этого.

— Ага, неприятно.

— Потому и делить с тобой землю не хочет.

— Вот черт, — опускаю глаза. В сердце – снова ржавый гвоздь теребит рану. Снова думаю о его бессовестном поступке по отношению к дочери, жене, с которой прожил столько лет.

— По факту – земля его. Ищи с Людмилой жилье, — советует он.

Я выдыхаю.

— Тебе нужны деньги?

Деньги мне нужны, но я отрицательно мотаю головой. Не хочу сейчас просить его о помощи. Не хочу брать у него деньги.

— Тогда что? Зачем позвала? — он слишком конкретен, я теряюсь. — Ну раз на этом все, пока.

Он встает, и я смотрю на его палец, на котором блестит обручальное кольцо. Он с Александрой давно женаты. Но его кольцо выглядит так, будто бы его с любовью чистят, трут, натирают, им любуются…

И тут я решаюсь.

— Подожди…

Смотрит сверху вниз. Уверенная гора, в которой сейчас все рухнет. Но я не хочу, чтобы однажды он стал свидетелем того, чего стала я, настоящей измены. Она подкосит любого человека, а уж того, кто привык скрывать свои чувства, и подавно.

— Сядь, мне нужно кое-что тебе сказать…

Он садится, смотрит на меня, и я, как в омут с головой, ныряю в признание:

— Я… вернулась домой раньше. Намного. И застала Володю с другой… Женщиной… — во рту стало сухо. Я уставилась на свои пальцы, чтобы не смотреть на Дениса. — Он мне изменял, прямо на моих простынях, в моей постели. Этой женщиной была… Александра. Сомнений нет – они были… прямо в процессе, когда я пришла.

Я всхлипнула.

— Он оговорился, что встречаются так уже год. Сама не знаю, как это получилось. Зачем они так сделали.

Мир не пошатнулся. Все также звенела посуда стеклом в баре. Все также кто-то хихикал в дальнем углу заведения.

Но, кажется, что-то бесповоротно сломалось.

— Это все? — через минуту молчания спросил Денис сухо.

— Все, — против воли я подняла на него заплаканные глаза. Он же смотрел внимательно, и ровно также, как и пять минут назад – до шокирующего признания. Как будто ничего не случилось, как будто бы теперь я не вонзила в его сердце ржавый нож, причиняя невероятную боль своими словами.

— До свидания, Ева. Мне пора.

Он встал и вышел из-за столика, прошел мимо барной стойки, делая все так, как делал обычно. Я в шоке смотрела на его спину, удивляясь тому, насколько спокойным он может быть после известия о том, что человек, который его любит, изменяет.

И вдруг меня прошивает мысль: а если он не поверил?

Если подумал, что я наговариваю на его брата после того, как он решил меня обжулить и оставить без дома и денег за землю?

Внутренне сжимаюсь.

Как это все непросто, мерзко, противно!

И тут Денис резко открывает входную дверь, и она чуть не летит с петель. По крайней мере все оборачиваются на резкий скрежещущий звук, перезвон колокольчиков, которые летят с двери на пол. Он резко хлопает ею за собой, и стекло в двери летит вдребезги.

— Мужчина! Мужчина! — бежит за ним официантка.

В проем видно, что Денис идет вперед, по дороге, ничего не видя перед собой и точно не слыша, как его зовет девушка, пытаясь догнать, объясниться за испорченную дверь заведения.

Мое известие его оглушило. Сломило.

Я прижимаю ладони к горящим щекам.

Может быть, я все неправильно сделала? Может быть, это не мое вообще дело?

Смаргиваю слезы.

Все может быть, но я не могла молчать. Это было бы нечестно, неверно.

Снова еду в поликлинику, проходить медосмотр, и там попадаю в настоящую бетономешалку – слишком много людей, слишком длинные очереди, и я буквально пропадаю на несколько часов, не в силах проанализировать ту ситуацию, в которой оказалась.

Нет возможности даже услышать свои мысли, не говоря уже о том, чтобы подумать – верно ли я все сделала, делаю?

Глава 13

“Мама, помоги, у нас под домом землетрясение!”.

Чувство беспомощности захватывает. Я еду в трамвае, где сидят несколько бабушек, телефон даже не издав последнего писка, вырубается.

Тело замирает, реакции замедляются, и я даже не вижу, что именно мы проезжаем, что проходит перед глазами в окне, да и себя не вижу в отражении стекла…

Кровь нервно пульсирует в ушах. Дрожь прокатывается по всему телу, губам, пальцам, на коже выступает холодный пот.

— Остановите! — бегу к водителю трамвая.

Мужчина показывает мне жестом, что еще рано останавливаться.

— У меня дочь! Дочь! — синими губами пытаюсь объяснить, но ничего не выходит.

— Милая, что с тобой, сейчас доедем, — миролюбиво отзывается женщина на переднем сиденье.

— У меня дочь… Что-то случилось! — мышцы напрягаются так сильно, что я ощущаю все. Озноб бьет тело изнутри, а вот ладони становятся такими жаркими, что я боюсь – проплавят пластиковый поручень.

— Позвони ей.

— Телефон сел, — едва не реву навзрыд.

— Женщина, не паникуйте, — отзывается усач-водитель. — Позвоните дочери.

Он протягивает шнурок – можно подзарядить мобильный. Я резко хватаю его и не сразу могу вставить штекер.

Долгие секунды – телефон включается, а у меня губы немеют, покрываются инеем.

Что-то случилось.

Что-то точно произошло! Мое сердце в этом смысле не обманешь. Дочь не пугает по пустякам. Она из тех, кто лучше промолчит, как было тогда с дракой с мальчишками. Но если говорит о проблеме, то проблема эта действительно мирового масштаба.

Тем более сейчас – землетрясение?!

Наконец, сотовый срабатывает.

За это время мы подъезжаем к моей остановке, я дергаю телефон, даже не поблагодарив участливого водителя, бегу, так сильно, что в боку колет.

Мне нужно вот до этого поворота, а там, там…

Жму на звонок, но у Милы занято.

Занято?

Черт, мы же с ней договаривались, что я сама заберу ее из школы. Гляжу на время. да, действительно, получается, она меня не дождалась и пошла домой сама. Что же случилось? Может, кто-то ее обидел? Но почему землетрясение?!

И только повернув за дом, я выбегаю на дорогу, откуда уже должна быть видна крыша моего дома.

И понимаю, что крыши-то не видно.

Даже замираю на мгновение, моргаю.

Крыши нет.

Я, что есть мочи, бегу вперед.

Сердце колошматится, бьется, как неисправная стиральная машинка, о стену.

Наконец, достигаю калитки.

Возле дома уже собрались соседи, обсуждают, что видят. Косятся на меня.

Дышу резко, как дракон, из которого вышел весь воздух, весь огонь.

Большой трактор таранит стену моего собственного дома.

А возле него, развязно двигая руками, прыгает Вова.

— Во-ло-дя! — бросаюсь к нему, и понимаю, что муж не трезв.

Он слишком, наигранно радостен, нервен.

— Ты что творишь?!

— Веселюсь! — ворочая с трудом языком, выговаривает он мне прямо в лицо. — Ты зачем, собака, Денису про нас с Сашей рассказала? Кто тебя просил?!

Его лицо становится настолько злым, что я боюсь, отшатываюсь, зная, что сейчас он может ударить, причем очень, очень сильно.

— Ден… Деееен, — тянет он, и трактор в это мгновение делает резкое движение, пробивая очередную дыру в доме.

Я понимаю, что одна стена уже лежит плашмя, сложившись строительным мусором на ванную комнату первого этажа.

Шокировано смотрю на него, на специальную технику, на то, что остается от моего дома.

— Прекрати это! Прекрати это немедленно! — кидаюсь я к трактористу, желая броситься на него, остановить это безумие.

— Будешь знать, как соваться не в свои дела! — кричит мне вдогонку нетрезвый Вова.

Дергаю рукой.

Дом скрипит и рушится понемногу, оседая.

— Уйди! — кричит тракторист. — Уйди с дороги!

Я хочу броситься вперед, встать перед его ковшом.

Но не успеваю.

Звонит телефон.

Кругом – шум, треск, грохот!

Крики Вовы о том, что я тупая предательница и непроходимая дура!

Вопли тракториста, чтобы я уходила за забор.

Но звонит дочь.

— Мила. Мила, ты где?

— Мамочка, — даже сквозь помехи, шум, грохот, я слышу испуганный голосок малышки. Мой слух напряжен, как и нервы – я на пределе, а потому слышу, кажется, только ее одну. — Мамочка, я дома.

— К-как дома?

Смотрю на то, как оседает вторая стена под напором экскаватора.

— Я смотрела мультики в наушниках, — она плачет, я слышу это, и понимаю, что она рукавом размазывает слезы по щеке, по носу, и сама начинаю реветь, но молча, чтобы не терять драгоценные минуты, секунды разговора. — И началось землетрясение.

— Где ты, где ты? Где?

— Я в ванной. Надо мной – коробка. Я не могу поднять…

Она ревет.

— Дышать тяжело… Мамочка… мама…

— Дочь, доченька…

— Папа телефон отключил. Ты недоступна… — она ревет, заливается слезами.

Милая моя, хорошая, доченька.

Любимая, сладкая…

Слезы застят глаза, я ничего не слышу, не вижу, не могу внятно реагировать.

— Мамочка…

Дочь…

Пиип. Телефон снова садится.