От слабости кружилась голова. Перед глазами летали разноцветные мушки, словно кто-то рассыпал горсть конфетти.
Тело не слушалось совершенно. Больше всего горело правое плечо, будто мне не просто переломили кость, а провернули её несколько раз.
Я лежала на кровати настолько жёсткой, что каждый позвонок отзывался глухой болью, а перед глазами проносились воспоминания — мои и... почему-то чужие одновременно.
Вот я перехожу дорогу, в кармане настойчиво звонит телефон, я беру трубку и…
Дальше провал, чёрная пустота, которая постепенно размывается, превращаясь в яркую сочную зелень летнего сада. Я вижу лица... такие тёплые, светлые, улыбающиеся.
Мама?
Папа?
“Нет” — мысленно помотала головой, морщась от боли.
Это не могут быть мои родители. Ведь я сирота. Всё детство провела в детском доме, а в восемнадцать меня просто вышвырнули на улицу, как ненужную вещь.
Целый год я выживала в промёрзшем общежитии, где из крана текла ржавая вода, а по стенам ползали тараканы. Столько же времени обивала пороги всевозможных инстанций, борясь за то, чтобы мне выделили отдельную квартиру. Нервов убила немерено… Сегодня, под Новый год, словно подарок от Деда Мороза мне, наконец, вручили ключи! И вот... а что, собственно, "вот"?
Картинки в голове продолжали перемешиваться, словно кто-то встряхивал калейдоскоп моей памяти.
Поначалу они были светлыми, наполненными теплом и радостью, но с каждой секундой становились всё темнее, мрачнее, тяжелее.
Промелькнуло чьё-то искажённое злобой лицо, звон разбитого стекла, крик...
Чей это крик? Мой или чужой?
Я попыталась пошевелиться, но тело словно налилось свинцом.
Где я?
Что произошло после того звонка на переходе?
Почему в моей голове чужие воспоминания? Обрывки чьей-то жизни, что никак не желали складываться в единую картину?
Вопросы роились в голове назойливым роем, но ответов не было. Только эта бесконечная карусель чужих образов, от которых к горлу подступала тошнота.
— Она жива, — не слишком радостно донеслось из темноты.
Преодолевая слабость, сковывающую тело ледяными тисками, я с трудом разлепила глаза.
Зрение, сначала затуманенное, медленно прояснялось.
Я находилась в какой-то тёмной каморке, пропахшей сыростью и плесенью.
Единственным источником света служило крошечное окошко под самой крышей, через которое едва пробивался слабый серый свет.
Похоже, это был чердак. Сквозь зияющие дыры в крыше проникал снег, покрывая пол тонкими белыми островками.
— Лекаря я выпроводила… Давай, поднимай её.
Второй голос был резким, властным, привыкшим повелевать.
— Я? — презрительно фыркнули в ответ.
— Нужно показать всем, что с ней всё в порядке!
Сквозь темноту ко мне приблизились две фигуры, закутанные в тёмные, словно воронье крыло, одежды. Я и сама, как ни странно, была одета в черное платье.
Приглядевшись, смогла различить лица женщин. Одна — средних лет, с выразительными чертами лица, обрамленными копной рыжих, словно осенний огонь, волос. Ее тонкие губы были плотно сжаты, а во взгляде карих глаз читалось застарелое недовольство.
Вторая — точная копия первой, только значительно моложе. Та же копна рыжих волос, те же карие глаза, но пухлые губы капризно надуты, а маленький носик надменно вздёрнут.
— Что… происходит… — еле слышно прошептала я, когда женщины, подхватив меня с двух сторон, рывком подняли с пола.
Тело пронзила такая острая боль, что я не смогла сдержать стона.
— Заткнись, дрянь, — прошипела рыжая фурия, сжимая мою руку.
— Она как-то потяжелела, — пропищала вторая, с трудом удерживая равновесие.
“Ага, у меня характер… тяжёлый” — мысленно усмехнулась я.
И тут, словно пазл, части которого наконец-то встали на свои места, память вернулась. Вот только воспоминания были не совсем моими.
Эти две женщины… Это моя мать и сестра! Точнее… Сводная сестра и мачеха.
А я… Настоящая я, попала под машину! Вот так глупо и нелепо оборвалась моя жизнь.
Я никогда не верила в магию, перемещения душ, реинкарнацию, а тут такое…
— Держись давай сама! — раздражённо раздался голос сводной сестры.
Одной рукой я нащупала опору. Кажется, это были перила.
Мы медленно спускались по скрипучей деревянной лестнице. Я старалась сосредоточиться на деталях вокруг, чтобы отвлечься от боли и попытаться понять, куда я попала.
Стены были увешаны потемневшими от времени портретами в массивных рамах. На них были изображены люди в старинной одежде – судя по всему, предки этой семьи. Их глаза, казалось, следили за каждым моим движением.
Меня опустили в кресло рядом…
Тут я нервно сглотнула.
Меня опустили в кресло рядом с гробом, обтянутым чёрным бархатом.
— Бедная девочка, — услышала я из-за спины.
— Лорд Ройс был хорошим человеком. Истинным аристократом...
— Да-да, — процедила сквозь зубы мачеха, — такая потеря… Нам так плохо. Виктория и Эллин… Ох, Эллин упала без сил.
Я вновь почувствовала, как память этого тела подсказывает мне детали — лорд Ройс был моим отцом. Точнее, отцом той девушки, в чьём теле я, невероятным образом, оказалась.
— Леди Эллин, — обратилась ко мне какая-то пожилая дама в траурном платье, — примите мои глубочайшие соболезнования.
Значит, девушку зовут Эллин. Хорошо хоть имя узнала.
— Благо… — я снова сглотнула, горло напоминало выжженную пустыню. — Благодарю…
— Бедняжка совсем плоха, — громко произнесла мачеха, положив мне руку на плечо. Её пальцы больно впились в кожу.
Присутствующие сочувственно закивали, бросая на меня полные сострадания взгляды. Всё, кроме сводной сестры. Её глаза, холодные и колючие, как осколки льда, были полны злорадства и… ненависти?
— Мне кажется, — прошептала мачеха кому-то за моей спиной, — она не справится с потерей. Эллин всегда была такой впечатлительной. Как бы бедняжка не тронулась головой.
Поверить в то, что я переместилась в другое тело было сложно…
А может, сознание обманывает меня? Может, всё это — лишь причудливый, невероятно реалистичный сон?
В попытке прогнать морок я ущипнула себя.
Резкая боль пронзила руку, заставив поморщиться.
Нет, это не сон. Во снах боль не ощущается так явственно, так… беспощадно реально.
Ноги всё ещё дрожали, но я преодолела себя, чтобы вернуться в траурный зал.
Как только переступила порог, почувствовала на спине яростный взгляд, даже два яростных взгляда. Мачеха и её драгоценная дочурка.
Я всегда хотела семью. Ночами грезила, что меня удочерят. Но могла ли я подумать, что мне достанется ТАКАЯ семья! Вместо любящих родителей судьба подкинула мне двух рыжих фурий.
Они о чём-то оживленно перешёптывались, когда я вновь села в кресло напротив гроба.
Я постаралась абстрагироваться от взглядов, сочувствующих и не очень. Подумать, что делать дальше. Порыться в памяти, что оставила мне Эллин, в конце концов.
Медленно, словно всплывая из тумана, они начали проявляться. Вот отец учит маленькую Эллин ездить верхом, бережно поддерживая её в седле. Вот они вместе читают книги в огромной библиотеке родового поместья. Отец рассказывает сказки о драконах и древней магии…
Внезапно воспоминания потемнели. Похороны матери. Слёзы отца. А потом... появление этой женщины с рыжими волосами и её дочери. Сначала они были милы и приветливы, особенно при отце. Но стоило ему отвернуться…
По спине пробежал холодок. Всё это напомнило мне до боли известную сказку… Злобная мачеха, сводная сестрица, чердак вместо комнаты…
Мои мрачные размышления прервало глухое пение. В зал медленно вошёл священник в тёмной рясе. Все присутствующие тут же поднялись. Я тоже встала, опираясь на подлокотники кресла — ноги всё ещё были ватными.
Священник начал читать заупокойную молитву на каком-то странном языке.
Когда церемония закончилась, гроб закрыли крышкой и четверо крепких мужчин подняли его на плечи. Процессия медленно двинулась к выходу. Я шла следом за гробом, физически ощущая на себе тяжёлые, полные недоброго предвкушения взгляды мачехи и её дочери.
На улице падал крупными хлопьями снег. Город выглядел непривычно — старинные дома с высокими шпилями, узкие мощёные улочки, фонари на витых столбах. Всё это больше походило на декорации к историческому фильму.
Люди, которым мы встретились на пути, останавливались и почтительно склоняли головы. Кареты и экипажи притормаживали, пропуская траурное шествие.
Когда мы подошли к воротам кладбища, большая часть процессии остановилась. Дальше пошли только самые близкие родственники — я, мачеха, сводная сестра и несколько мужчин, которые несли гроб.
Гроб медленно опустили в вырытую яму. Я бросила горсть земли, наблюдая, как комья глухо ударяются о крышку. Священник прочёл последнюю молитву, и на этом всё закончилось. По крайней мере, для лорда Ройса. Для меня же всё только начиналось...
Обратный путь в особняк показался бесконечным. Небо заволокло тяжёлыми, свинцовыми тучами и разыгралась метель. Ветер с яростью швырял в лицо колючие снежинки, застилая дорогу белой пеленой. Сугробы росли на глазах, превращая улицы в лабиринт. Мороз пробирал до костей, кутая незнакомый город в ледяное безмолвие.
Дом встретил нас гулкой пустотой — ни единого слуги, только наши шаги эхом отдавались в пустых коридорах.
— Что ж, — ледяным тоном произнесла мачеха, едва за нами закрылась дверь, — пора браться за дело. Эллин, начинай уборку. Весь этот траурный беспорядок сам себя не уберёт.
— Но... — попыталась возразить я, всё ещё чувствуя слабость во всем теле.
— Никаких "но"! — отрезала она. — Раз уж ты выздоровела, — в её голосе зазвучал яд, — то справишься. И не забудь протереть все подсвечники. Они ужасно запылились.
— Да, и окна помой, — хихикнула сводная сестра. — А то такая грязь...
Мачеха с сестрой удалились, оставив меня одну в огромном холодном зале. Я огляделась — везде были разбросаны увядшие цветы, на столах остались недопитые бокалы, пол был усыпан чёрными лентами и остатками траурных венков.
Похоже, я не ошиблась… Сказка о Золушке началась?
Помниться Золушку учили быть доброй, великодушной и смиренной… Видимо, чтобы удобнее было вытирать о неё ноги.
Фыркнув, я отбросила этот затасканный образ, как дохлую мышь — подальше и с брезгливостью.
Да простят меня великие сказочники, но эта героиня — просто образцово-показательная дурочка с синдромом созависимости и явными мазохистскими наклонностями.
Мои принципы были полной противоположностью…
Хмыкнув, я окинула взглядом беспорядок в зале.
Нет уж, убираться я не собиралась. Пусть не думают, что смогут помыкать мной, как служанкой.
"Подсвечники запылились?" — мысленно передразнила я мачеху.
Интересно, а руки у неё не отсохли бы, возьми она тряпку сама?
Развернувшись на каблуках, я направилась прочь из зала. Память услужливо подсказала расположение комнаты Эллин — на втором этаже, в самом конце длинного коридора. К счастью, спала она не на чердаке. Возможно, мачеха с сестрицей ещё не успели выгнать её на холод.
Поднимаясь по широкой лестнице, я с интересом разглядывала убранство дома. Всё здесь дышало старинной роскошью — тяжёлые бархатные портьеры, картины в золочёных рамах, антикварная мебель из красного дерева. Видимо, род Ройсов когда-то был весьма состоятельным.
Комната Эллин оказалась довольно просторной, с высокими потолками и большим окном. Сейчас за стеклом бушевала метель, превращая мир в белое, размытое марево.
Я закрыла дверь на щеколду и прислонилась к ней спиной. Ноги всё ещё дрожали от слабости, а в висках стучала тупая боль.
"Нужно собраться с мыслями", — решила я, медленно подходя к кровати с резным изголовьем.
Села на край, провела рукой по мягкому покрывалу. Всё казалось таким реальным... И в то же время абсурдным до невозможности.
— И долго ты собираешься сидеть здесь? — прошипела мачеха, буквально влетая в комнату. — Я, кажется, ясно сказала — убрать зал!
— А я, кажется, не ответила согласием, — парировала я, скрестив руки на груди с видом профессионального спорщика.
Женщина замерла, словно налетела на невидимую стену. Её рот приоткрылся от изумления, а глаза расширились так, что стали похожи на два медных пятака.
— Что... что ты сказала? — её голос задрожал от ярости.
— Неужели у вас тоже проблемы со слухом?
Лицо мачехи начало приобретать интересный пунцовый оттенок. Этот цвет великолепно гармонировал с её рыжими волосами, создавая впечатление, будто её голова вот-вот воспламенится.
— Да как ты смеешь... — начала она, но я перебила:
— Смею что? Отказываться быть служанкой в своём собственном доме? — я сделала шаг вперёд.
Память Эллин подсказала, что в доме были слуги. Но вот куда они все подевались? Не съели же их, в конце концов.
— В собственном доме? — мачеха пренебрежительно фыркнула.
— Именно! Где все слуги?
— А ты не помнишь? — женщина прищурилась. — Всех слуг пришлось распустить, потому что у нас нет денег, чтобы выплачивать им жалование! — выкрикнула рыжая фурия.
Я медленно, с нарочитым вниманием оглядела мачеху с ног до головы. Траурное платье из дорогого чёрного шёлка, расшитое мельчайшим бисером, явно стоило целое состояние. Массивные золотые серьги с чёрным жемчугом покачивались в ушах при каждом движении головы, а на шее поблёскивало колье, которое равнялось доходу небольшого города.
"Нет денег", говорите?
В этот момент в комнату впорхнула сводная сестрица, видимо, привлечённая шумом.
— Мамочка, что случилось? — пропела она своим приторным голоском.
— Твоя... сестра, — последнее слово мачеха буквально выплюнула, — совсем обезумела от горя.
Виктория, вроде так звали сводную сестрицу, пренебрежительно скривилась, будто увидела перед собой таракана.
— Не удивительно! — бросила девушка. — Она всегда была не от мира сего! Сумасшедшая!
— О, как приятно слышать столь искреннюю заботу о моём душевном здоровье, — протянула я с ядовитой улыбкой. — Но знаете что? Я, пожалуй, соглашусь убраться в зале.
Мачеха с дочерью удивлённо переглянулись.
— Правда, есть одно маленькое условие, — продолжила я, наслаждаясь замешательством на их лицах. — Вы будете убираться вместе со мной.
— Что?! — взвизгнула Виктория.
— Ты совсем рехнулась? — прошипела мачеха.
— Ну почему же? — я картинно развела руками. — Раз у нас нет денег на слуг, придётся справляться своими силами. ВСЕМ нам.
После получаса препираний, угроз и истерик они всё-таки согласились. Видимо, моя непробиваемая настойчивость их доконала.
В зале всё ещё витал удушающий коктейль из ладана, умирающих лилий и приторных духов моих "дорогих" родственниц.
Следуя за мной, они о чём-то оживлённо перешёптывались. Обсуждали моё поведение? Возможно. Думаю, прежняя Эллин даже слова не могла против сказать.
Надеюсь, я не перегнула палку, заставив их убираться вместе со мной.
Зато за уборкой я могла подумать.
Что же случилось с настоящей Эллин? Мачеха упомянула, что она упала. Как и где это произошло? Оступилась или не смогла справиться с эмоциями? Смерть и похороны отца могли доконать бедняжку. А если это сделали мачеха и сестрицей?
Я оглянулась, посмотрев на родственниц. Виктория, брезгливо морщась, протирала подсвечники. Мачеха же, спотыкаясь о собственную юбку и ворча проклятия, неумело орудовала метлой, поднимая больше пыли, чем убирая её.
Могли ли они избавиться от бедной Эллин? Если да, то зачем тогда звать лекаря?
Вопросов было море, но задавать их напрямую я не могла. Лучше не привлекать к себе ненужного внимания, а то чего доброго меня и правда запихнут в лечебницу…
За уборкой время летело поразительно быстро. Однако это не приносило мне ни малейшего облегчения — напротив, каждая минута промедления казалась непозволительной роскошью. Вопросы, роившиеся в голове, оставались без ответов, а я прекрасно понимала: чем скорее и глубже мне удастся проникнуть в тайны жизни Эллин, тем лучше.
Окинув критическим взглядом просторный зал, я отметила, что работа почти закончена. Распахнутые настежь окна впустили в дом свежее дыхание зимы — морозный воздух наполнил помещение хрустальной чистотой, заставляя поёживаться от пробирающего до костей холода.
"Пожалуй, они вполне справятся здесь без меня", — промелькнула мысль.
Отложив влажную тряпку, пропитанную запахом лавандового мыла, я решительно направилась к своей комнате. Однако не успела сделать и нескольких шагов, как пронзительный голос мачехи прорезал воздух:
— Куда это ты собралась? — её холодные глаза впились в меня, как острые иглы. — А кто будет готовить ужин?
"Готовить ужин?" — внутренне усмехнулась я. Неужели она до сих пор не поняла, что мной помыкать не получится?
Я сделала глубокий вдох, пытаясь усмирить бушующие внутри эмоции. Воздух, медленно проникающий в лёгкие, должен был принести успокоение, но тщетно — нервы звенели, как натянутые струны.
Как там говорится? Не буди лихо, пока оно тихо? Ну что ж, считайте, мачеха его всё же разбудила.
— Уже иду, — пропела я, расплывшись в улыбке столь сладкой, что от неё могли бы заболеть зубы, и направилась на кухню, намерено шаркая ногами по старому паркету.
Кухня предстала передо мной настоящим воплощением средневековой таверны, будто сошедшей со страниц старинной книги сказок. В центре возвышался массивный дубовый стол, отполированный временем до благородного блеска. Вдоль стен тянулись бесконечные полки, уставленные глиняными горшочками с травами и специями, наполнявшими воздух пряным ароматом.
Потолок над внушительным очагом был покрыт вековой копотью, а на кованых крючках висели тяжёлые чугунные сковороды, поблескивающие в свете, проникающем через узкие окна. Печь, сложенная из красного кирпича, словно перенеслась сюда прямиком из древнего замка.
Мне было искренне жаль Эллин. Вот только на жалости далеко не уедешь.
Порой я ловила себя на мучительных размышлениях о том, как бы она справилась со всеми испытаниями, выпавшими на её долю. Наверное, я скажу ужасную вещь, но лучше уж уйти за грань, нежели всю жизнь терпеть унижения.
Отложив пожелтевшие от времени газетные вырезки, я медленно откинулась на спинку стула и прикрыла воспалённые от долгого чтения глаза. В утомлённом сознании постепенно складывалась целостная картина происходящего.
Эллин осталась совсем одна. Ни матери, ни отца… А подруги? Были ли у Эллин подруги?
Я ещё раз просмотрела альбом и письма. Безрезультатно. Ни намёка о том, что у неё была хоть одна подруга.
Но не могла же она быть затворницей, в конце концов!
"Возможно, следует проветриться?" — эта мысль показалась на удивление здравой, особенно когда снизу донёсся оглушительный грохот разбитой посуды. Очевидно, мачеха всё ещё не могла смириться с утратой драгоценных фарфоровых тарелок.
Я невольно усмехнулась, представляя, как она мечется по кухне, словно разъярённая фурия.
Решив не искушать судьбу и не дожидаться, пока гнев мачехи достигнет апогея, я поднялась и подошла к гардеробному шкафу. Нужно было одеться потеплее — за окном зима как-никак.
Выбрав из гардероба тёплое зимнее пальто с глубоким капюшоном, отороченным пушистым мехом, я подошла к высокому зеркалу в резной раме. Стройная фигура, туго затянутая в корсет, выглядела непривычно. В груди ощущалась лёгкая скованность, но, к моему удивлению, дышать было не так уж и сложно.
Тихонько приоткрыв дверь, я выглянула в коридор. Пусто. Только снизу доносились голоса мачехи и Виктории, увлечённо обсуждавших моё "возмутительное" поведение.
Видимо, других развлечений в их унылой жизни не предвиделось.
Осторожно ступая по ковровой дорожке, я прокралась к лестнице. Спускаться нужно было максимально бесшумно — некоторые ступеньки предательски поскрипывали под ногами.
Преодолев последний пролёт, я оказалась в просторном холле. Входная дверь была совсем рядом — массивная, с витиеватой резьбой по тёмному дереву.
Накинув капюшон, я осторожно потянула за бронзовую ручку. Дверь поддалась с лёгким скрипом, впуская в дом порыв морозного воздуха.
Выскользнув наружу, оказалась на заснеженном крыльце. Метель, бушевавшая весь день, наконец утихла, но небо всё ещё щедро осыпало землю крупными хлопьями, похожими на невесомые перья диковинных птиц. Каждая снежинка, попадая в свет фонарей, на мгновение вспыхивала крошечной звездой.
На улице уже смеркалось. Старый фонарщик, сгорбленная фигура которого напоминала персонажа из детской сказки, неторопливо совершал свой вечерний обход. Один за другим загорались фонари, их тёплое золотистое сияние преображало заснеженные улочки, придавая им почти волшебный вид.
Город словно перенёсся на страницы рождественской повести Диккенса. Величественные особняки, украшенные изысканной лепниной и готическими башенками, будто застыли во времени. В окнах домов мерцали свечи и керосиновые лампы.
Прохожих было немного — видимо, непогода загнала большинство горожан по домам.
Редкие экипажи проезжали мимо. Их колёса взбивали снежную кашу, а кучера, закутанные в тяжёлые шубы, походили на громадных медведей на козлах.
Я медленно шла по узкой улице, с интересом разглядывая витрины магазинов.
Вот лавка модистки, за идеально чистым стеклом которой красовались изысканные шляпки всевозможных фасонов, украшенные перьями экзотических птиц, шелковыми лентами и искусственными цветами, выполненными столь искусно, что их можно было принять за настоящие.
Чуть дальше располагался книжный магазин "Листая страницы" — его витрина пестрела корешками книг в кожаных переплётах, а в центре композиции возвышался внушительный фолиант, раскрытый на странице с красочной иллюстрацией.
Бакалейная лавка манила ароматами специй. А над дверью сапожной мастерской поскрипывала на ветру потёртая вывеска с изображением начищенного до блеска сапога.
Но настоящим испытанием для моей силы воли оказалась булочная "Сладкие грёзы". В её освещённой витрине, словно произведения искусства, были выставлены румяные калачи, воздушные круассаны, пышные пироги с различными начинками и изящные пирожные, украшенные засахаренными фиалками. Тёплый аромат свежей выпечки, корицы и ванили проникал даже сквозь стекло, заставляя мой желудок предательски напоминать о себе.
Только сейчас я с горечью осознала, что с самого утра не проглотила ни крошки.
Машинально я погрузила руку в карман накидки. Ничего. Хоть в моём мире, хоть в этом, но без денег ты ничего не купишь…
Сквозь запотевшее от дыхания стекло витрины я наблюдала, как румяная, словно свежий пирожок, женщина в белоснежном переднике раскладывает на деревянном подносе пушистые булочки, от одного вида которых желудок сворачивался в тугой, болезненный узел.
Тяжело вздохнув, я уже сделала шаг прочь от манящих ароматов, как вдруг дверь булочной распахнулась, и на заснеженную мостовую буквально выкатилась пышная фигура в белом переднике, припорошённом мукой.
— Эллин! — раздался громкий, но удивительно тёплый голос, от которого на душе стало чуть светлее. — Милая моя девочка! Неужели это ты?
— Миссис О'Брайен?" — неуверенно произнесла я, внезапно выудив это имя из глубин памяти Эллин.
Воспоминания нахлынули подобно тёплой волне: запах свежей выпечки, уютная кухня, чашка горячего какао со взбитыми сливками, добрый смех…
— Конечно, дорогая! — женщина подошла ближе.
Заботливо поправив мой капюшон, она немного нахмурилась.
— Да ты совсем замёрзла! И бледная как полотно! Когда ты в последний раз нормально ела?
— Не знаю, — не стала врать я, пожав плечами.
Женщина покачала головой, после чего решительно взяла меня под локоть и повела к двери булочной. От неё пахло ванилью, корицей и ещё… чем-то домашним. Её прикосновение было таким естественным и успокаивающим, что я невольно подалась навстречу.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. В висках застучало с такой силой, словно там били молотом по наковальне, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
"Значит, этот... этот говнюк решил таким подлым образом отомстить мне?", — пронеслось в голове.
Ну и… Все приличные слова будто метлой вымели, оставив лишь горечь и жгучую обиду.
— Боюсь, моя дорогая, — всхлипнула Миссис О'Брайен, — эта статья могла навредить твоей репутации.
Я застонала, уронив голову на руки.
Репутация! Да кому какое дело до того, что написано в этой газетёнке? Ежу понятно, что эта самодовольная сволочь сделала всё специально. Я была абсолютно уверена: у племянника короля достаточно связей в газете, чтобы организовать подобную статейку!
Я не верила ни единому слову, написанному об Эллин. В этой хрупкой девушке, чьё тело я теперь занимала, никогда не было и капли того распутства, о котором с таким смаком расписала газета.
Всё это было низкой, подлой местью. Местью за то, что я посмела дать отпор, не позволила вытереть об себя ноги!
— Ничего, милая, — женщина погладила меня по плечу. — Всё наладится. Ты молода, красива. Найдётся достойный жених, который не поверит в эту гнусную ложь. Одного взгляда на тебя хватит, чтобы понять...
— Да, не хочу я замуж! — вырвалось у меня.
— Ох, детка, — вздохнула миссис О'Брайен. — Понимаю, после того, что случилось с Эйденом…
— Да при чём тут Эйден! — я резко выпрямилась. — Просто... просто я хочу быть независимой. Сама решать свою судьбу. Неужели в этом... — я осеклась, чуть не сказав "мире", — в нашем обществе женщина не может жить так, как хочет?
Миссис О'Брайен посмотрела на меня как-то странно, словно впервые видела. В её карих глазах читалось искреннее непонимание и что-то похожее на тревогу.
Эллин… Вряд ли она могла затевать подобные разговоры.
— Времена меняются, конечно, — пробормотала она, нервно теребя уголок передника. — Говорят, появились женщины-целители. Но это не для благородных девиц. У каждого своё место в жизни, милая.
Я упрямо мотнула головой. Нет, не могу согласиться с таким положением вещей. Пусть даже в этом мире существуют подобные правила, но я-то знаю — всё может быть иначе.
— Знаешь, — продолжила миссис О'Брайен задумчиво, — ты так изменилась. Совершенно на себя непохожа. Все эти разговоры... Помнится, ты мечтала выйти замуж, стать опорой для своего мужа, хозяйкой в доме. Помню, как ты прибегала ко мне и умоляла научить печь пироги, чтобы Эйден мог тобой гордиться.
Я невольно скривилась.
Чтобы Эйден мог гордиться? Этот самовлюблённый индюк, чьи портреты Эллин рисовала с такой любовью, а он бросил её на похоронах отца? А когда ему посмели ответить, эта сволочь с упоением напечатала в газете грязные слухи, порочащие репутацию бывшей невесты.
Очень по-мужски!
— А теперь... — продолжила миссис О'Брайен, покачав головой. — Будто подменили тебя.
"Если бы вы только знали, насколько правы", — мрачно подумала я.
— Просто я повзрослела, — пожала плечами. — Многое переосмыслила.
Миссис О'Брайен тяжело вздохнула.
— Ты стала похожа на отца, — произнесла она после недолгого молчания. — Не внешне — тут ты вся в мать...
Лицо женщины смягчилось, озарившись теплыми воспоминаниями.
— Она была удивительной. Немного наивной, но такой доброй. Пусть из благородной семьи, но Софи всегда играла с простой детворой в детстве. Мы были подругами. Она частенько забегала в нашу лавку, когда хотела спрятаться от душного светского общества. Твоя мама... Ох, она обожала печь! Говорила, что это помогает ей думать.
— Что с ней случилось? — вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать, не выдаст ли этот вопрос моё незнание.
Лицо миссис О'Брайен омрачилось.
— Болезнь, милая. Очень быстро... Никто не успел ничего понять. Даже лучшие целители оказались бессильны.
Я сглотнула комок в горле. Странно было испытывать такую острую боль из-за смерти женщины, которую я никогда не знала. Но, возможно, это были отголоски чувств Эллин?
— А потом появилась эта… мегера. До сих пор не понимаю, почему твой отец женился на ней. Возможно, ему нужны были связи при дворе. В прошлом она была одной из фрейлин Её Величества.
— А Максимилиан Эрайн? — не утерпев, спросила я.
Возможно, в глазах миссис О'Брайен я выглядела странной, задавая подобные вопросы, но мне нужно собрать как больше информации.
— Они были хорошими друзьями. В отличие от твоего отца, Максимилиан был из простых, но ему посчастливилось стать истинным самой сестры короля! Такая удача. Из грязи в князи, как говорится. Твой отец был так рад, что королевская семья согласилась на вашу с Эйденом помолвку, а уж как была рада ты!
Да уж… рада. Эллин была по уши влюблена в своего жениха.
За своими мыслями я не сразу уловила странность в словах миссис О'Брайен:
"...посчастливилось стать истинным..."
Что вообще это значит?
Поначалу мне хотелось обратиться с этим вопросом к миссис О'Брайен, но здравый смысл возобладал. Я и без того выгляжу странной.
Нет, разумнее будет заняться самостоятельными поисками в библиотеке. К тому же этот вопрос, на самом деле, не такой уж и важный.
Внезапно мягкая ладонь легла на мою руку, вырвав из пучины размышлений. Миссис О'Брайен, словно прочитав мысли, ласково улыбнулась, но улыбка тут же сменилась выражением тревоги. Её взгляд, скользнув по моему лицу, остановился где-то за плечом. Лицо женщины побледнело, на лбу пролегли две глубокие морщины.
— Боги, уже так темно! — воскликнула она. — А твоя мачеха знает, где ты?
Я отрицательно покачала головой.
— Ох, милая, тебе срочно нужно возвращаться домой! — засуетилась женщина. — Ещё не хватало, чтобы из-за меня у тебя были неприятности.
— Вы очень добры, миссис О'Брайен, — искренне поблагодарила я, поднимаясь из-за стола. — Спасибо вам за всё — за булочки, за какао, за... за то, что выслушали.
— Вся во внимании, — мачеха небрежно дернула плечом, но в глубине её глаз мелькнуло что-то хищное.
Опустив кинжал, я незаметно сделала глубокий, жадный глоток воздуха, попытавшись унять дрожь и привести в порядок мысли. Теперь каждое произнесенное слово нужно было обдумывать с особой тщательностью.
— Предлагаю сделку, — тихо, но чётко произнесла я. — Вы с Викторией оставляете меня в покое и перестаете отравлять мою жизнь, — сделала паузу, встретившись взглядом с холодными, как ледяные осколки, глазами мачехи. — Взамен я позволяю вам остаться в этом доме даже после моего совершеннолетия.
Женщина медленно, словно смакуя момент, изогнула тонко выщипанную бровь. Её лицо, с идеально ровным цветом кожи, не выражало ничего, кроме подавляющего превосходства. Лишь уголки губ слегка приподнялись в снисходительной усмешке.
— И с чего же ты, моя дорогая падчерица, взяла, что я соглашусь плясать под твою дудку? — в её бархатном голосе звучала неприкрытая издёвка, словно я была не живым человеком, а забавной игрушкой.
— Потому что, — я сделала очередной глоток воздуха, вдохнув запах старой кожи и пыли, наполнявший кабинет, — если вы откажетесь, я найду способ избавиться от вас гораздо раньше. И поверьте, у меня достаточно фантазии и решимости, чтобы превратить вашу жизнь в такой же кошмар, через который вы заставили пройти меня.
Эти слова были сказаны шепотом, но в них звучала холодная, расчётливая угроза, от которой в воздухе запахло озоном.
В этот момент, что-то неуловимое промелькнуло на лице мачехи. Может быть, это был проблеск уважения, а может быть, и страха — хищного, животного страха перед неведомой угрозой. Но все исчезло так же быстро, как и появилось, оставив после себя лишь смутное ощущение тревоги.
— Что ж, — протянула она задумчиво, постукивая длинным алым ногтем по подбородку, — должна признать, ты преподнесла мне сюрприз. Никогда бы не подумала, что в тебе скрывается такой... характер.
Она неспешно прошлась по кабинету. Каблуки цокали по паркету, отбивая нервный, напряжённый ритм. Старинные часы на стене отмеряли секунды, словно отсчитывая время до взрыва. Наконец мачеха остановилась у окна, за которым царил непроглядный мрак. Даже далёкие городские фонари не могли пробиться сквозь эту чернильную тьму.
— Хорошо, — неожиданно громко произнесла женщина, резко развернувшись. — Я принимаю твои условия. Никаких притеснений, никаких унижений. Ты живешь своей жизнью, мы — своей.
Я внимательно наблюдала за мачехой, стараясь уловить ложь, разгадать, в чём же подвох. Её капитуляция казалась слишком простой, слишком лёгкой, словно она играла в какую-то только ей понятную игру.
— А теперь будь добра, верни завещание на место, — сладко произнесла женщина, улыбнувшись.
От моего взгляда не укрылось то, что улыбка не достигла глаз, оставшись лишь гримасой, звериным оскалом, за которым скрывалась хищная сущность.
Я ещё крепче сжала конверт с завещанием, чувствуя, как бумага впивается в ладонь.
— Нет, — покачала головой. — Это моя страховка. Гарантия того, что вы не нарушите наш договор.
— Ты очень изменилась, — произнесла мачеха прищурившись. — Признаться, не ожидала от тебя такой дерзости.
— Просто я повзрослела, — повторила фразу, которую недавно сказала миссис О’Брайен.
Вот только, если миссис О’Брайен сразу мне поверила, то в глазах мачехи возникло явное сомнение.
— Итак, мы договорились?
— Договорились, — медленно произнесла женщина, протянув мне руку. — Мир?
Я с опаской пожала ладонь, отметив прохладу кожи. Это казалось странным — словно мачеха была не живым человеком из плоти и крови, а изысканной, но бездушной статуей, созданной из полированного, бледного мрамора.
— Мир, — эхом отозвалась я, чувствуя, как по спине пробегают неприятные мурашки…
— И да, моё годовое содержание! — вспомнила в последний момент. — Как я понимаю, деньги получаете именно вы? Так вот, я хочу, чтобы впредь они поступали непосредственно мне. На отдельный счёт.
Лицо мачехи перекосило, словно по нему пустили разряд тока. Она сжала мою руку с такой силой, что я едва не поморщилась.
— Как скажешь, — проговорила женщина, и в её голосе, несмотря на причиняющее боль рукопожатие, появилась приторная сладость. — Завтра же сходим с тобой в банк.
С огромным трудом я высвободила свою руку из цепкой хватки.
— Надеюсь, на этом всё?
Я ничего не ответила, молча растерев покрасневшую ладонь. Желание поскорее убраться из душного кабинета росло с каждой секундой, но внезапная мысль заставила меня задержаться на пороге.
— Наймите слуг! — выпалила я.
Надеюсь, я не переступила черту?
Судя по завещанию, деньги у семьи были. Просто мачеха предпочла не тратиться на помощников, имея под рукой бесхребетную падчерицу.
Выходя из кабинета, спиной чувствовала пронизывающий взгляд. Конверт с завещанием, спрятанный за пазухой, казался раскалённым углем. Поднимаясь по лестнице, я старательно держалась прямо.
Только оказавшись в своей комнате и дважды повернув ключ в замке, позволила себе обессиленно сползти по двери на пол. Меня била крупная дрожь — то ли от пережитого напряжения, то ли от холода, царившего в нетопленой комнате.
Достав завещание, я ещё раз внимательно перечитала каждую строчку. Теперь нужно было найти надёжное место, чтобы спрятать документ. После недолгих размышлений я отодвинула расшатанную половицу у окна и положила конверт в образовавшийся тайник.
На улице снова начала бушевать метель. Ветер швырял в стёкла колючие снежинки, а где-то вдалеке тоскливо завывала собака.
Я поёжилась, накинув на плечи старую шаль. Присев на широкий подоконник, обхватила колени руками и задумалась.
Почему мачеха не убрала завещание? Неужели была настолько уверена, что запуганная Эллин никогда не осмелится заглянуть в кабинет отца?
Видимо, она действительно считала её бесхребетной дурочкой, которую можно тиранить сколько угодно.
Спустившись на первый этаж, я осторожно заглянула на кухню и замерла от удивления. У плиты хлопотала женщина средних лет в опрятном сером платье и белом переднике. Она что-то помешивала в кастрюле, напевая себе под нос какую-то мелодию.
Когда я сделала шаг внутрь, половица предательски скрипнула. Служанка обернулась и приветливо улыбнулась:
— Доброе утро, миледи! Завтрак почти готов. Ступайте в столовую, я сейчас подам.
Всё это казалось настолько нереальным, что я молча прошла по коридору, где только вчера на полу валялись траурные белые лилии.
Из столовой доносились приглушённые голоса, но стоило мне войти, как они тут же прекратились. Мачеха и Виктория сидели за столом, сервированным белоснежной скатертью, и неторопливо попивали чай. Создавалось впечатление, что они вели непринуждённую беседу, которая была бесцеремонно прервана моим появлением.
Виктория метнула в мою сторону недовольный взгляд, но промолчала. Мачеха, к удивлению, встретила меня приветливой, даже можно сказать, ласковой улыбкой.
— Доброе утро! Как тебе спалось?
Её тон был настолько приторно-сладким, что у меня заскрипело на зубах. Но я решила подыграть:
— Доброе утро. Спасибо, хорошо.
Я села за стол, отметив, что служанка уже успела принести те самые булочки и штрудель, которые я вчера забыла забрать из кабинета.
Через несколько минут передо мной появилась тарелка с дымящейся молочной кашей и свежезаваренный чай.
Завтрак проходил в странной атмосфере. Мачеха была подчёркнуто любезна, а Виктория демонстративно игнорировала моё присутствие.
— Эллин, — заговорила мачеха, промокнув губы салфеткой, — завтра мы с тобой отправимся в банк, как и договаривались.
Виктория при этих словах фыркнула и отвернулась к окну, всем своим видом выражая недовольство. Я же молча кивнула, продолжая есть кашу. Меня не покидали странные ощущения. Казалось, что я попала в какую-то искажённую версию реальности. А может, я ищу подвоха там, где его нет?
— Ах да, — внезапно оживилась мачеха, — погода сегодня просто чудесная! Метель закончилась, выглянуло солнце. Может быть, вы с Викторией прогуляетесь?
Я едва не поперхнулась чаем, а сводная сестрица издала какой-то сдавленный звук, похожий на рычание.
— Мама! — нервно воскликнула она. — Я не собираюсь никуда идти с этой…
— Виктория! — резко оборвала её мачеха. — Мы же договорились.
Сводная сестра надулась и показательно отвернулась к окну.
— Спасибо за предложение, — как можно спокойнее ответила я, — но у меня другие планы на сегодня.
— Какая жалость, — протянула мачеха с явным разочарованием в голосе. — А я-то надеялась, что вы заглянете в пекарню. Булочки просто изумительные. Ну же Виктория… Эллин.
Я невольно задумалась. Действительно, стоило бы навестить миссис О'Брайен и рассказать ей, что со мной всё хорошо. Думаю, она переживает.
— Пожалуй, вы правы, — медленно произнесла я. — Небольшая прогулка не повредит.
Виктория метнула в мою сторону испепеляющий взгляд, но под строгим взором своей матери, спорить не стала.
— Хорошо, — важно протянула она. — Раз вы так просите!
После завтрака я поднялась к себе переодеться. В шкафу обнаружилось старое, но вполне приличное платье тёмно-синего цвета. То, в котором была вчера, после прогулки по сугробам безбожно промокло. Так что я повесила его на стул, надеясь, что оно хоть немного просохнет. Хотя, честно говоря, в нетопленой комнате оно скорее превратится в ледяную скульптуру.
Перед тем как выйти, внимательно огляделась. Нужно было убедиться, что тайник с завещанием надёжно спрятан и его никто не обнаружит в моё отсутствие. Половица у окна выглядела как обычно — никаких следов того, что её недавно поднимали. Я осторожно надавила на неё носком ботинка — не скрипит. Отлично.
Подойдя к письменному столу, выдвинула верхний ящик. Среди бумаг и канцелярских принадлежностей нашёлся маленький латунный ключ от комнаты, который я заприметила ещё вчера.
Выйдя в коридор, дважды повернула ключ в замке. Звук показался оглушительно громким в тишине коридора. Прислушалась — снизу по-прежнему доносился звон посуды и приглушённые голоса. Похоже, никто не обратил внимания.
Спрятав ключ в карман платья, я в последний раз проверила, хорошо ли заперта дверь. Теперь можно быть уверенной — даже если мачеха решит обыскать комнату в моё отсутствие, у неё ничего не выйдет. А завещание надёжно спрятано под половицей.
Спускаясь вниз, услышала, как мачеха отчитывает Викторию:
— Прекрати вести себя как ребёнок! Делай, что тебе говорят!
— Но мама! Ты же не собираешься…
— Тихо! — резко оборвала её мачеха. — Мы обсудим это позже.
Я замедлила шаг, пытаясь уловить продолжение разговора, но “родственницы” уже замолчали. Когда вошла в холл, мачеха как ни в чём не бывало поправляла перед зеркалом кружевной воротничок…
— Ах, вот и ты! — театрально воскликнула мачеха, всплеснув руками.
Тщательно расправив складки платья, я набросила на плечи короткий плащ с капюшоном.
— Вот деньги, — мачеха протянула мне небольшой кожаный кошель, приятно позвякивающий монетами. — Сходите в пекарню, да и для себя можете что-нибудь купить.
Я внимательно вглядывалась в глаза мачехи, пытаясь уловить хоть намёк на фальшь. Однако она казалась на удивление искренней, если только... не была превосходной актрисой. Виктория же наблюдала за этой сценой с плохо скрываемым раздражением. Уж кто-кто, а моя сводная сестрица притворяться совершенно не умела.
На улице действительно стояла ясная морозная погода — идеальный день для зимней прогулки. Яркое солнце отражалось в свежевыпавшем снегу мириадами сверкающих искр.
Мы молча брели по расчищенным дорожкам. Виктория шагала чуть впереди, всем своим видом демонстрируя пренебрежительное безразличие. Её изящный силуэт в тёмно-синем пальто с роскошной меховой отделкой казался особенно хрупким на фоне безупречно белого зимнего пейзажа.
— Эллин! — Виктория, запыхавшись, взлетела по лестнице и вцепилась мне в руку. — Что ты тут делаешь?
Её голос дрожал, а на лбу проступили капельки пота. Виктория выглядела встревоженной, и это было настолько неожиданно, что я на секунду потеряла дар речи.
— Я так беспокоилась…
Беспокоилась? Виктория?
— Ты же сама меня бросила! — не сдержалась я.
— Бросила? — взвизгнула девушка. — Я просто отошла за угол, поздороваться с подругой.
Её ложь была настолько очевидной, что у меня не осталось никаких сомнений: она сделала это специально! И сейчас, устраивая всё это представление…
— Ты врёшь! — выпалила я, с силой отдёрнув свою руку.
Виктория на мгновение притихла, окинув меня липким, полным неприязни взглядом. Потом, словно вспомнив о чём-то важном, плавно развернулась к работнику библиотеки.
— Вы уж простите мою сестру, — прошептала она, склонившись к нему и многозначительно похлопав себя по лбу. — У неё просто не всё в порядке с головой. Она и читать не умеет…
Библиотекарь испуганно отпрянул, словно боясь заразиться. Он крепче прижал к груди книгу, бросив на меня настороженный взгляд из-под густых бровей. Казалось, он всерьёз опасался, что сейчас я взбешусь, наброшусь на него и, выцарапав несчастный томик из его рук, умчусь в закат, оставив за собой хаос и разрушение.
— Это неправда! — парировала я, поворачиваясь к библиотекарю. — Я прекрасно умею читать!
— Ох, бедняжка, — театрально вздохнула Виктория. — После падения она часто... фантазирует. Доктор сказал, это нормально, со временем пройдёт.
Я почувствовала, как внутри закипает гнев. Сжав кулаки, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Хотите, я прочитаю прямо сейчас? — обратилась я к библиотекарю, протягивая руку к книге.
Но мужчина отступил на шаг. Думаю, книга, прижатая к груди, казалась ему миниатюрным щитом, защищающим от неведомой угрозы.
— Вам лучше покинуть библиотеку, — холодно произнёс он,
— Пойдём, сестрёнка, — пропела Виктория, снова хватая меня за руку. — Нам пора домой.
— Я никуда не пойду! — снова попыталась вырваться.
— Тише, пожалуйста! — строго произнёс служащий. — Здесь всё-таки библиотека, храм знаний, а не площадка для склок!
— Прошу прощения, — пробормотала я, чувствуя, как краска заливает щёки.
— Идём же, — настойчиво потянула меня Виктория.
Когда мы спускались по лестнице я заметила, как она улыбается. Это была торжествующая улыбка. И мне стало от неё не по себе.
Едва мы вышли на улицу, как я резко остановилась, высвободив руку из хватки Виктории.
— Что это было? — потребовала объяснений.
Однако вместо ответа Виктория резко выхватила у меня пакет с булочками и, не говоря ни слова, ускорила шаг.
Я замерла на месте, глядя ей вслед и пытаясь осмыслить произошедшее. Что-то определённо было не так. Сначала эта странная забота, потом ложь про мои проблемы с головой и неумением читать… А теперь она просто убегает с булочками?
От безысходности я двинулась следом. Может быть, дома мне удастся выяснить, что происходит?
Виктория шла быстро, не оборачиваясь, словно пыталась от меня убежать. Я едва поспевала за ней, путаясь в длинной юбке и проклиная неудобные ботинки. Когда мы, наконец, приблизились к дому сердце пропустило удар.
Возле парадного крыльца стояла массивная чёрная карета, запряженная двойкой вороных лошадей. На фоне снежной белизны она выглядела зловеще — с тяжёлыми окованными железом колёсами и решётками на маленьких окошках. Карета больше напоминала тюремный экипаж, чем транспорт для благородных господ.
Когда мы добрались до особняка, Виктория буквально влетела внутрь, хлопнув дверью прямо перед моим носом.
Выругавшись, я толкнула массивную створку и вошла следом.
В холле царил полумрак. Тяжёлые портьеры были задёрнуты, лишь тонкие лучики света пробивались сквозь щели. Возле лестницы я заметила высокого мужчину в чёрном фраке.
Незнакомец что-то обсуждал с мачехой. Его неестественно прямая осанка и худощавое телосложение вызвали смутное беспокойство.
Когда я подошла ближе, мужчина медленно повернул голову.
Сердце в груди неприятно заворочалось: лицо незнакомца было мертвенно-бледным, почти серым, а скулы настолько острыми, словно он лично вытачивал их холодными зимними ночами. Тёмные, глубоко посаженные глаза напоминали две бусинки из чёрного агата.
— А вот и наша дорогая Эллин! — воскликнула мачеха с наигранной радостью. — Позволь представить тебе доктора Лораша. Он приехал специально, чтобы…
— Что здесь происходит? — перебила я, делая шаг назад.
— Милая, — мачеха грациозно спустилась с лестницы. — Мы все очень беспокоимся о твоём здоровье. После смерти отца ты стала сама не своя — запираешься в комнате, разговариваешь с пустатой, бродишь по ночам…
— Это наглая ложь! — выкрикнула я.
К горлу подкатила паника.
— Видите? — мачеха повернулась к доктору. — Она совершенно не владеет собой. Бедная девочка совсем потеряла связь с реальностью.
Доктор Лораш медленно кивнул. Теперь мужчина сосредоточился целиком на мне, словно я была подопытным насекомым под микроскопом.
— Действительно, случай серьёзный, — произнёс он глухим, безжизненным голосом. — В Хоупдейле ей окажут всю необходимую помощь.
— Я никуда не поеду! — я попятилась к двери, как только услышала название лечебницы. — Вы не можете…
— Можем, дорогая, — мачеха одарила меня злобной улыбкой, похожей на оскал. — Как твой законный опекун, я несу ответственность за твоё здоровье. И если я считаю, что тебе нужна помощь специалистов…
— Вы просто хотите избавиться от меня! Чтобы завладеть наследством!
— Вот видите? — мачеха картинно всплеснула руками. — Бедняжка совсем помешалась на этом несуществующем наследстве. Она постоянно твердит о каком-то завещании, которого никто никогда не видел.
— Завещание существует! — крикнула в ответ. — И я сейчас его вам покажу!
— Имя
— Эллин Ройс.
— Возраст.
— Восемнадцать.
— Титул.
— Леди. Дочь графа Эдмунда Ройса.
— Того самого?
— Угу… Королевский артефактор… М-м-м… в прошлом. Три дня назад похоронили. Видимо, девчонка не выдержала.
— Опекун.
— Мачеха. Графиня Касандра Ройс.
— Заявление?
— Вчера получили.
— Хм-м-м, знакомая история… Мачеха, падчерица…
— Хватит болтать. Мы лишь выполняем свою работу!
Голоса доносились будто из-под толщи воды или плотной стены тумана. Глухие и безжизненные.
Я медленно открыла глаза, но мир вокруг остался размытым пятном.
Первое, что я смогла различить — серый потолок, покрытый паутиной трещин.
Попыталась пошевелиться, но тело не слушалось. Что-то твёрдое и холодное впивалось в запястья и лодыжки.
Кожаные ремни. Я была привязана к койке.
Паника накатила удушливой волной, но даже закричать не получалось — горло будто забили ватой. В углу комнаты за столом сидели двое санитаров в белых халатах, заляпанных чем-то бурым. Наверное, именно их голоса я и слышала.
Откуда-то издалека доносились душераздирающие крики. Кто-то рыдал, кто-то смеялся жутким, неестественным смехом. Где-то хлопали двери и лязгали металлические засовы.
Один из санитаров поднял голову, заметив моё движение. На его бледном лице застыло равнодушное выражение, будто перед ним не человек, а пустое место.
— Очнулась, — бесцветным голосом констатировал он. — Позови Лораша.
Его напарник кивнул и вышел. В коридоре снова раздался душераздирающий вопль, от которого волосы встали дыбом. Когда дверь захлопнулась, звук стал глуше, но не исчез совсем — он словно впитался в стены, стал их неотъемлемой частью.
Оставшийся санитар продолжил что-то писать, не обращая на меня внимания. Скрип пера по бумаге смешивался с далёкими криками и собственным гулко бьющимся сердцем.
— Где… — я попыталась сглотнуть, но во рту было сухо, как в пустыне. — Где я?
— В Хоупдейле, — полным безразличья голосом ответил санитар.
Хоупдейл… Тот самый Хоупдейл!
“...это тёмное и мрачное место” — выцарапала из памяти комментарий некоего мистера Рикса.
Через несколько минут дверь снова открылась, впуская знакомую долговязую фигуру.
Я всем телом вжалась в кровать.
— Как себя чувствует наша новая пациентка?
— Я не сумасшедшая!
— Вот как, — хмыкнул Лораш. — Отрицание болезни…
— Всё подстроено! — перебила я его.
— Вот видите? — доктор взглянул на санитаров. — Классический случай параноидального бреда. Пациентка демонстрирует типичные признаки: мания преследования, навязчивые идеи о заговоре, агрессивное поведение…
— Агрессивное поведение?! — возмутилась я.
— Давайте вспомним события вчерашнего дня, — доктор достал блокнот. — Вы устроили истерику, обвинив мать в несуществующих преступлениях. Когда я попытался вас успокоить, вы набросились на меня с подсвечником. После этого сбили с ног графиню, применив физическую силу… Далее, — невозмутимо продолжил доктор, — вы в невменяемом состоянии выбежали на мороз, подвергая опасности своё здоровье. При задержании оказали яростное сопротивление, нанеся травмы двум санитарам — у одного глубокие царапины на лице, у другого укус.
— Я... я не помню этого, — растерянно пробормотала я.
— Конечно, не помните. В момент острого психоза человек часто не осознаёт своих действий. Но факт остаётся фактом — вы представляете опасность для себя и окружающих. Ваша матушка поступила совершенно правильно, обратившись к нам за помощью.
— Она мне не мать! Прошу… — я почувствовала, как по щекам покатились слёзы. — Прошу, выслушайте меня! Завещание действительно существует!
— И где же оно? — вкрадчиво поинтересовался доктор.
— Оно... его украли! Мачеха обыскала мою комнату, пока меня не было!
— Снова конспирологические теории, — доктор покачал головой. — Боюсь, случай серьёзнее, чем я предполагал. Придётся назначить усиленный курс лечения.
— Нет! Пожалуйста! — я в отчаянии дёрнулась, но ремни только сильнее впились в кожу. — Я здорова! Я говорю правду!
— Подготовьте все документы, — словно не слыша меня, произнёс Лораш.
Санитары кивнули.
— Вы с ней заодно! — сознание пронзила догадка. — Она вам заплатила?
— Начнём с гидротерапии, — отчеканил доктор. — В ледяную воду её!
Санитары принялись растягивать ремни. Как только они освободили меня, я попыталась вскочить, но ноги подкосились — действие лекарств ещё не прошло. Тело было слабым и беспомощным, как у тряпичной куклы. Санитары без труда подхватили меня под руки и выволокли из комнаты.
Меня потащили по длинному гулкому коридору. Редкие тусклые лампы под потолком мигали и жужжали, словно внутри них жили пчёлы.
Коридор с облупленными стенами со странными надписями, казался бесконечным, полным стонов, плача и безумного бормотания, доносящихся из-за тяжёлых железных дверей палат. Где-то вдалеке надрывно хохотала женщина, и её пронзительный голос эхом метался под сводами, вторя монотонному стуку — кто-то неустанно бился головой о стену, раз за разом, в другой палате.
Наконец, в конце коридора показалась массивная дверь, облезлая и местами покрытая ржавчиной. На ней висела покосившаяся табличка с едва различимой надписью "Процедурная". Санитары с силой втолкнули меня внутрь.
От открывшегося зрелища мне стало дурно. Комната была погружена в полумрак, воздух был спёртым и отдавал затхлостью. В центре стояла огромная старая чугунная ванна на изогнутых ножках, до краёв наполненная мутной водой. От её поверхности поднимался густой пар вперемешку с тошнотворным запахом гнили и каких-то едких химикатов.
Санитары без лишних слов подняли моё обмякшее тело и швырнули в ванну, как мешок с мусором. Ледяная вода мгновенно обожгла кожу. Я закричала и забилась, пытаясь вынырнуть, но чьи-то безжалостные руки с силой удержали меня под тёмной поверхностью.
— Сам знаю! — огрызнулся Лораш, смерив санитаров уничижительным взглядом.
— Что нам делать?
— Сейчас вам нужно молчать! Кхм… Мисс Ройс, — доктор обратился ко мне и, показалось, голос его, обрёл человечность.
Двигаться он до сих пор не мог, лишь пучил глаза и улыбался.
— Мисс Ройс, — повторил он, — пожалуйста… Вы должны отпустить нас.
Я непонимающе похлопала глазами.
Мир вокруг сжался до размеров больничного коридора. Воздух стал густым… вязким как кисель.
Растерянность, страх, недоумение — всё смешалось в один ядовитый коктейль. Мысли метались в голове, а я пыталась поймать хоть одну из них, и лучше бы — здравую.
Что он имеет в виду? Что значит «отпустить»? Неужели… Неужели это я их держу?
Ледяные капли стекали по сорочке на пол. Сквозняк, гулявший по коридору, забирался под одежду, заставляя меня дрожать. Но внутри… внутри всё пылало странным, незнакомым теплом.
— Я… я не понимаю… — мой голос прозвучал хриплым шёпотом, затерявшись в облезлых стенах Хоупдейла.
Внезапно тишину нарушил торопливый стук каблуков. Несколько медсестёр, встревоженные шумом, спешили на помощь, но, увидев застывших мужчин, замерли в отдалении, словно наткнувшись на невидимую стену.
— Не подходите! — крикнул им Лораш. — Стойте, где стоите!
Я вжалась в стену, обхватив себя руками. Светящиеся символы на предплечье пульсировали в такт сердцебиению.
Что со мной? Что это за сила?
— Послушайте… Мы не причиним вам вреда. Теперь… Теперь вами займутся другие. Более… компетентные в таких случаях. Просто позвольте нам двигаться, — медленно, словно обращаясь к пугливому зверю, произнёс Лораш.
Я смотрела на него недоверчиво, исподлобья. После всего, что они сделали…
Я могу им верить?
Однако усталость, накатившая волной, затуманила сознание. Тело била крупная дрожь, ноги подкашивались, и внутреннее тепло начало постепенно угасать.
Внезапно я почувствовала, как сила, сковывавшая мужчин, ослабевает. Словно лопнула невидимая нить, связывавшая нас. Символы на руке потускнели, превратившись в едва заметное мерцание. Лораш и санитары смогли пошевелиться, с явным облегчением разминая затёкшие мышцы.
Доктор, не спуская с меня настороженного взгляда, медленно приблизился, держа руки на виду, как будто показывая, что не собирается мне угрожать.
— Я не сделаю вам ничего плохого. Давайте мы с вами просто поговорим.
— Почему я должна вам верить? — прошептала, с трудом разлепляя пересохшие губы.
— Вы ведь не знаете, что с вами происходит, не так ли? Может быть, пройдём в мой кабинет?
Я всё ещё была в шоке от произошедшего и не могла связно мыслить. Поэтому просто кивнула, позволив Лорашу аккуратно взять меня под локоть и повести по коридору.
В кабинете доктора было тепло и тихо. Тяжёлые портьеры на окнах надёжно скрывали происходящее от посторонних глаз. Доктор усадил меня в глубокое кресло и, бросив пару слов вошедшей медсестре, вышел, оставив меня наедине со своими мыслями.
Через пару минут медсестра вернулась с чашкой чая, от которого пахло мятой. Но к чаю я даже не притронулась. Руки дрожали так сильно, что чашка грозила выскользнуть из ослабевших пальцев.
Лораш вернулся в кабинет и, прикрыв за собой дверь, сел напротив меня.
— И что теперь вы со мной будет делать? — спросила я.
— Я? — мужчина приподнял бровь. — Ничего. Магами занимается Комитет Магического Надзора.
Магами? Он что, шутит? Неужели он всерьёз верит в то, что я… маг?
— Подождите здесь, — сказал Лораш, поднявшись со стула. — За вами скоро придут.
С этими словами он вышел, оставив меня одну.
Я рассеянно разглядывала свою руку — символы больше не светились. Теперь на предплечье красовалась длинная татуировка с непонятными письменами, которые были похожи на руны.
Маг? Я? Это какое-то безумие…
Хотя после всего случившегося за последние несколько дней, удивляться было глупо.
Магия существовала, жила где-то на границе реальности, и я, сама того не ведая, оказалась в центре этого водоворота.
Но что теперь со мной будет?
Комитет Магического Надзора… Звучит пугающе официально.
Быть может, меня заточат в стенах какой-нибудь тайной лечебницы для магов, скрытой от глаз обычных людей?
А если отпустят?
Возвращаться в особняк до двадцати одного года — это просто самоубийство! Никогда не страдала подобным…
Пойти к миссис О’Брайен? Но по закону мачеха — мой опекун.
Остаётся только одно — бежать. Но вот куда? Без гроша в кармане, без одежды.
Как ни крути, но моя жизнь мне не принадлежит. По крайней мере, до двадцати одного года — это неоспоримый, горький факт.
Тело, укутанное в тёплый плед после встречи с ледяной водой стало немного оттаивать. Дрожь утихла, пальцы обрели чувствительность. Так что я взяла чашку с уже остывшем чаем и сделала пару глотков.
Мята… Мята она успокаивает — я даже не заметила, как начала клевать носом.
Пришла в себя от гулких, тяжёлых шагов, доносившихся из коридора. Дверь распахнулась с грохотом, и на пороге возник мужчина с тоненькой проседью на висках.
От него буквально несло властностью и силой. Темноволосый, синеглазый, несмотря на ощущаемый возраст, он был настоящим красавцем с правильными чертами лица и атлетической фигурой.
Я даже резко встала, поражённая подобным появлением. Плед соскользнул с плеч, и меня снова пронзил холод.
— Прошу… — мужчина сделал шаг вперёд, подняв руки в успокаивающем жесте, — Садитесь.
Сглотнув вязкую слюну, я поспешно подхватила плед, снова укутавшись в него как в кокон.
Примерно через пару секунд в кабинет влетел запыхавшийся доктор Лораш.
— Как всё произошло? — рявкнул мужчина, обратившись к доктору. — Рассказывайте!
Кадык Лораша нервно дёрнулся. Он нервничал? Нет, тут было что-то другое. Страх! Лораш боялся.
Его страх был настолько сильным, что я буквально ощутила его вкус у себя на языке — металлический, леденящий. Видела, как он разливается по телу доктора, словно чернила в воде. Плечи Лораша едва заметно подрагивали, а в глазах плескалась тревога, которую он тщетно пытался скрыть за маской профессиональной невозмутимости. Он старался держаться прямо, но его поза выдавала внутреннее желание съёжиться, стать меньше, незаметнее…
Моё появление на пороге особняка произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Массивная дубовая дверь распахнулась, и я уверенно шагнула через порог, наслаждаясь каждым мгновением этой сцены. Мачеха застыла посреди просторного холла, выпучив глаза и беспомощно открывая рот, точно выброшенная на берег селёдка.
Виктория… А вот Виктории дома не было. Уже уехала?
— Ну здравствуй... маменька! — мои слова, пропитанные ядовитой иронией, буквально пригвоздили мачеху к потёртому от времени паркету.
А когда следом за мной в дом вошёл Дагер Ниссе, то “дорогая родственница” так и вовсе чуть не свалилась в обморок.
— Берите только самое необходимое, — властно произнёс Дагер, не удостоив взглядом нынешнюю хозяйку особняка.
Мачеха издала нервный смешок, больше похожий на икоту. С видимым усилием она попыталась восстановить своё самообладание, натянув на лицо привычную маску высокомерного равнодушия.
— Что тут происходит? — спросила она.
— Я забираю вашу падчерицу в столицу, — отчеканил Дагер.
— С какой это стати?
— Она будет учиться в академии и постегать азы владения магией.
— М… м… магии? — запнулась мачеха. — Этого... этого не может быть! Эллин пустая, как...
— Вы глубоко ошибаетесь, миледи, — холодно прервал мачеху Дагер. — Эллин, — он повернулся ко мне, — не будем задерживаться. Отправляйтесь в свою комнату и соберите чемодан. Много вещей брать не стоит, академия предоставляет всем учащимся форму.
Я решительно кивнула. Проходя мимо мачехи, наградила её самой ядовитой и торжествующей улыбкой, на какую только была способна — просто не смогла сдержаться. Око за око, как говорится!
Вещи собрала быстро. Нижнее бельё, пара приличных платьев, потёртый плащ с некогда роскошным меховым воротником — всё это отправилось в потрёпанный чемодан. А ещё туда отравился альбом с рисунками Эллин, который подобно всем остальным вещам валялся на полу. Я просто не смогла его оставить. Уверена, что за время моего отсутствия мачеха не упустит случая избавиться от этого "хлама". Ни денег, ни украшений у Эллин не было. Так что чемодан и правда получился на удивление скромным.
Неожиданно для самой себя ощутила, что дом буквально был пропитан болью, обидой и разочарованием — они словно въелись в стены. И мне отчего-то показалось, что и отец Эллин не был счастлив. Так что я поспешила покинуть комнату.
Однако у меня оставалось ещё одно дело…
Поставив чемодан в коридоре и на цыпочках пройдя к лестнице, осторожно высунула голову, чтобы проверить холл. Голоса мачехи и Дагора Ниссе доносились из гостиной. У меня было немного времени.
Скользнув обратно в коридор, я замерла перед приоткрытой дверью в комнату мачехи.
Завещание… Возможно, она не успела от него избавится. Так что я вошла в пропитанное приторно-сладкими духами помещение.
Шикарное убранство комнаты мачехи резко контрастировало с аскетичной обстановкой спальни Эллин. Тяжёлые бархатные портьеры, дорогой туалетный столик из красного дерева, огромная кровать под балдахином — всё кричало о роскоши и богатстве.
Память бывшего тела подсказала, что раньше некоторые вещи стояли в других комнатах особняка. Похоже, мачеха перетащила к себе всё самое ценное.
Осторожно ступая, я начала методично осматривать комнату. Выдвинула ящики секретера — пусто. Заглянула под стопку белья в комоде — ничего. Проверила прикроватную тумбочку — безрезультатно.
Вдруг за спиной скрипнули старые половицы заставив меня вздрогнуть и резко обернуться. В дверном проёме, словно зловещая тень, нарисовалась фигура мачехи.
— Что ты здесь делаешь? — процедила она сквозь зубы.
— Решила попрощаться с домом, — как можно невиннее ответила я. — Столько воспоминаний…
— Лживая дрянь! Маленькая шлюшка! — выплюнула мачеха. — Можешь не строить из себя невинность, я-то знаю, кто ты на самом деле. Всё, что написано о тебе в газетах правда — ты продажная тварь! Откуда взялся этот высокопоставленный покровитель? Раздвинула перед ним ноги, чтобы он забрал тебя из лечебницы? Ха! — она сделала шаг в комнату, и каблуки её туфель с отвратительным стуком ударились о деревянный пол. — Сказал, что ты маг! Но я то знаю, что это невозможно! Бесхребетная, ни на что не способная пустышка. А может, ты всё это время притворялась?
Мачеха замерла на мгновение, словно раздумывая над собственной догадкой, а затем её глаза расширились от внезапного осознания.
— Да-да, притворялась паинькой. Перед папочкой! А на самом деле ты дикая сука!
— В этой комнате только одна дикая сука, — холодно процедила я сквозь зубы. — Это вы!
— Да как ты смеешь…
— Не верите, что я маг? Хотите проверить? — мои губы растянулись в хищной улыбке.
Метка на предплечье отозвалась на слова, разлившись по телу знакомым теплом.
Мачеха попятилась, но было поздно — я уже чувствовала, как сила струится по венам, подчиняя себе чужую волю.
— Стойте на месте, — властно приказала я, и женщина замерла, словно натолкнувшись на невидимую стену.
Её глаза расширились от ужаса, когда она поняла, что не может пошевелиться. Паника накрыла мачеху с головой, и я ощутила её страх — удушливый, горький как полынь.
— А теперь прекратите дышать, — прошептала я, подойдя к мачехе вплотную.
Не знаю откуда, но я была уверена, что мои слова подействуют.
Мачеха судорожно вздохнула и тут же затихла, словно кто-то невидимой рукой перекрыл ей доступ к кислороду. Лицо стало багровым, глаза вылезли из орбит, а на лбу проступили капельки пота. Она хватала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, но лёгкие оставались пустыми.
Сейчас я не испытывала к этой женщине ничего — ни жалости, ни сострадания, ни ненависти. Только холодное безразличие.
— Завещание, — протянула я руку. — Отдайте. Пока в ваших лёгких ещё есть воздух.
Мачеха, чьё лицо уже начало приобретать синюшный оттенок, дрожащими руками потянулась к вороту платья. Трясущимися пальцами она извлекла на свет сложенный вчетверо лист бумаги, который, видимо, прятала за корсетом.
Как и было обещано, Дагер Ниссе привёз меня к своему знакомому адвокату. Нас приветствовала тяжёлая дверь с медной табличкой "Бернард & Ко".
— Дагер, ты ведь знаешь... — недовольно протянул мужчина. — Наследствами я не занимаюсь. К тому же у семьи Ройс есть свой стряпчий. Работает в паре кварталов отсюда.
— Скажем так, — резко парировал ректор. — Стряпчий семьи Ройс — не мой человек. Я ему не доверяю.
— Доверяю... не доверяю, — раздражённо проворчал хозяин кабинета. — Откуда это?
Ректор резко понизил голос до шёпота, и я, движимая любопытством, осторожно пододвинулась ближе к приоткрытой двери, но разобрать тихий бубнёж Дагера Ниссе так и не смогла.
Войти в кабинет мне пока не разрешили, усадив в потёртое от времени кожаное кресло, в приёмной.
Секретарша — сухопарая женщина средних лет с собранными в тугой пучок седеющими волосами, бесшумно скользнула по комнате, поставив передо мной чашку с дымящимся чаем.
Она делала вид, что ей всё равно на меня, но я то и дело замечала её настороженный взгляд.
— Ты у меня в долгу, Берн! — внезапно громыхнуло из кабинета, заставив меня вздрогнуть и едва не расплескать чай. — Так что будь любезен!
— Ладно-ладно! — раздалось ворчливое согласие в ответ.
Я почувствовала какую-то неловкость. Совершенно не хотелось, чтобы из-за меня Дегер Ниссе разругался со своим знакомым.
— Мисс Ройс, — секретарша подняла на меня бесцветный, но пронизывающий взгляд. — Можете войти.
В голове промелькнула странная мысль:
"Откуда она знала, что можно войти?"
Может, они общались телепатически? Или за долгие годы службы женщина научилась читать своего работодателя как раскрытую книгу?
Поднявшись на нетвёрдых ногах и пробормотав слова благодарности, я шагнула в кабинет. Тяжёлый запах табака окутал меня, едва я переступила порог.
Мистер Берн, кряжистый немолодой мужчина с залысинами, встретил меня нервным постукиваем пальцев по полированной поверхности массивного стола. Его лицо, покрытое сетью мелких морщинок, выражало лишь раздражение, словно я была причиной всех его бед и неприятностей.
— Давайте, показывайте что у вас! — резко бросил он.
Сев на стул рядом с ректором, передала завещание. Всё время ожидания я не выпускала его из рук, и теперь бумага, и без того старая, выглядела измятой и жалкой.
Адвокат развернул конверт, быстро перечитал содержимое и многозначительно хмыкнул.
— Должно быть, мисс Ройс, отец вас очень любил, — прокомментировал он, не отрывая взгляда от завещания. — Солидное содержание и особняк. Мне нужно будет утрясти кое-какие формальности с вашим стряпчим, но я подготовлю все необходимые документы. Не беспокойтесь.
— Спасибо, — прошептала я улыбнувшись.
Однако радоваться было рано, слишком рано.
Предчувствие шептало:
"Всё не так просто".
— Но… — многозначительно протянул мистер Берн, оправдывая мою догадку. — Это будет не бесплатно.
— Дьявол бы тебя побрал! — рявкнул Дагер Ниссе.
— Я согласился взять дело, но работать за просто так? Моя фирма лучшая в городе, и она не занимается благотворительностью!
— Сколько вы хотите?
— Три процента от вашего ежегодного содержания, — не моргнув глазом, ответил мистер Берн.
Я понятия не имела, много это или мало. Расценки этого мира были мне совершенно незнакомы. Однако, судя по тому, как в глазах мистера Берна вспыхнул жадный огонёк, сумма была весьма и весьма внушительной. Но лучше заплатить, чем оставлять всё как есть, а тем более возвращать завещание.
— Я согласна.
— Отлично! — мистер Берн удовлетворённо кивнул. — Можете не переживать, мисс Ройс, все документы будут храниться у меня в сейфе. В полной безопасности.
Мужчина указал на тяжёлую металлическую дверь в дальнем углу кабинета. Я и не заметила её раньше — настолько неприметной она казалась.
— Да, конечно… Спасибо, — пробормотала я. — Мне и правда так будет спокойнее. Но у меня ещё один вопрос. И, если он уместный, то за ним последует просьба.
— Слушаю вас внимательно, мисс Ройс, — мистер Берн прищурился, и его лицо приобрело выражение настороженного любопытства.
— Деньги, которые я должна получать… — начала я, но адвокат прервал меня, словно уже зная, о чём пойдёт речь.
— Обычно делается так… — проговорил он, откидываясь на спинку кресла и складывая пальцы домиком. — Как ваш законный опекун, мачеха идёт вместе со стряпчим или поверенным в банк, в котором уже открыт специальный счёт. Она может получить все деньги за год сразу, а может и разделить на несколько месяцев. Но что-то мне подсказывает, что графиня решила забрать всё сразу. Боюсь, она уже это сделала.
— Тогда можно ли открыть другой счёт? На меня? — с надеждой спросила я.
— Девицам навроде вас… — он усмехнулся, и эта усмешка показалась мне обиднее всех слов. — Открыть свой счёт? К сожалению, до совершеннолетия без разрешения законного опекуна это сделать невозможно.
Значит, мачеха будет и впредь получать моё содержание? И ничего нельзя сделать?
— Однако, — продолжил мистер Берн, — мы можем заморозить выдачу наследства. До вашего совершеннолетия никто не сможет прикоснуться к этим деньгам.
Но тогда и я останусь без средств к существованию!
— И нет никакого иного решения? — с трудом проговорила я, цепляясь за последнюю надежду.
— Либо заморозка, либо ваша мачеха продолжит получать ваше содержание, мисс Ройс. Таков закон, — бесстрастно констатировал мистер Берн.
Я повернулась к ректору, ища поддержки, но тот лишь бессильно развёл руками, подтверждая слова адвоката.
— Хорошо, — смирилась я. — заморозка так заморозка. Раз это единственный вариант…
— Вы ещё можете выйти замуж, — вдруг предложил адвокат. — Тоже весьма законный способ получить доступ к вашим деньгам. Тогда и совершеннолетия ждать не придётся. Вот только…
— Вот только счёт в банке уже будет открыт на мужа, не так ли? — произнесла я, верно уловив мысль мистера Берна.
Вопрос о магах разума жёг язык. Вот только тело… тело превратилось в свинцовую глыбу, неспособную даже пошевелиться. Мысли, и без того затуманенные после магического теста, окончательно превратились в вязкое месиво, в котором барахтались обрывки образов. Воспоминания Эллин и мои собственные окончательно перемешались...
— Ещё немного... — донеслись до меня слова, словно пробиваясь сквозь толщу воды.
— А? Что? — я встрепенулась, понимая, что всё-таки задремала.
— Говорю, ещё немного и вы сможете отдохнуть. Один портальный переход, и мы окажемся в Эклейне.
— Портальный переход? А что это? — вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык.
Мозг, убаюканный мерным покачиванием экипажа, напрочь отказывался воспринимать информацию и выдавать хоть что-то похожее на разумную речь.
Ректор резко повернул голову, и его острый взгляд впился мне в лицо.
По спине пробежал неприятный холодок — чуть не прокололась!
Мысленно отвесив увесистый подзатыльник, я напомнила себе, что нужно быть осторожнее.
— Видимо, вы устали больше, чем я предполагал, — протянул Дагер Ниссе.
— Простите... — пробормотала я, машинально разглаживая несуществующие складки на платье.
Нервы… нужно взять себя в руки!
Ткань под пальцами казалась прохладной и успокаивающей, давая мне момент собраться с мыслями.
— Мне просто никогда не доводилось пользоваться портальными переходами. Отец… он, — я запнулась, изобразив на лице смятение. — Отец предпочитал более... традиционные способы передвижения, — закончила я, надеясь, что эта версия прозвучит правдоподобно.
— Отлично понимаю его. Мне, если честно, тоже не доставляет удовольствия путешествовать порталами. Но, увы, это всё же лучше, чем целых две недели трястись в набитом до отказа душном дилижансе.
За время нашего разговора, экипаж начал замедляться, и я выглянула в окно.
Мы выехали на просторную площадь, которая напоминала вокзал, только вместо привычных автомобилей и автобусов здесь были многочисленные кареты, дилижансы двуолки…
Люди сновали туда-сюда с котомками, сумками и чемоданами. Над головой висела массивная металлическая вывеска с надписью "Магический порт".
Я с интересом разглядывала необычное зрелище. В центре площади возвышалось круглое здание из светлого камня с множеством арочных проходов. Над каждой аркой горели разноцветные символы, похожие на те, что были на двери в диагностической комнате.
Люди заходили в арки и... исчезали! Просто растворялись в воздухе, словно их и не было.
У меня перехватило дыхание от этого зрелища.
Наш экипаж остановился у небольшого крытого павильона в стороне от основного потока людей.
— Идёмте, — ректор помог мне выйти. — У нас отдельный вход…
Я послушно последовала за ним.
Дагер Ниссе показал какую-то карточку местному служащему, тот лениво кинул её на стол и, бормоча что-то себе под нос, несколько раз повернул лежащие перед ним разноцветные камни. Одна из арок, до этого остававшаяся незамеченной, вспыхнула ярким светом.
Когда мы встали в центре, меня обдало волной ледяного воздуха. Казалось, что я очутилась посреди снежной бури.
Ректор, не колеблясь, вошёл в портал первым. Я же, сжав кулаки и приказав себе не нервничать, последовала за ним.
Внезапно тело словно ухнуло вниз, а желудок, наоборот, подскочил к горлу, грозя выпрыгнуть наружу. Меня окружила абсолютная темнота. Но через несколько я вновь почувствовала под ногами твёрдую землю. Перемещение закончилось.
— Демоны… — донеслось до меня приглушённое бурчание ректора. — Я никогда не привыкну к порталам.
Дагер Ниссе опёрся о стену, его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Я бы посочувствовала ему, но в этот момент мой собственный желудок совершил такой кульбит, что стало не до того. К горлу подступила тошнота, а перед глазами всё поплыло, закружилось в безумном хороводе красок и теней. Ноги стали ватными, и я инстинктивно схватилась за ближайшую колонну, чтобы удержать равновесие.
— С непривычки всегда тяжело, — словно издалека донёсся голос ректора. — Дышите глубже, это поможет.
Я попыталась последовать его совету, но комната продолжала вращаться. Во рту появился противный металлический привкус, а к щекам прилила кровь. Казалось, что внутренности завязались в тугой узел, который с каждым вдохом затягивался всё сильнее.
— Присядьте, — Дагер Ниссе осторожно подвёл меня к небольшой скамье у стены. — Первые несколько минут лучше не двигаться.
Я опустилась на прохладное дерево, прислонившись спиной к каменной стене. Холод немного отрезвил, но головокружение не проходило. Перед глазами плясали разноцветные пятна, а в ушах стоял странный звон, словно кто-то настойчиво позванивал крошечным колокольчиком.
А может, это мои мозги пытаются вернуться на своё место?
— Знаете, — проворчал ректор, присаживаясь рядом, — за все годы существования порталов так и не придумали способа сделать переход более... комфортным. Маги утверждают, что это невозможно — мол, сама природа пространственной магии такова. Но я уверен, что они просто не хотят тратить время на исследования. Зачем, если и так работает?
Его ворчание странным образом успокаивало, отвлекая от подступающей тошноты. Постепенно мир перестал кружиться, хотя желудок всё ещё протестующе сжимался. Я сделала несколько глубоких вдохов, чувствуя, как противная слабость понемногу отступает.
— Спасибо, — пробормотала я, когда, наконец, смогла говорить, не опасаясь, что вместе со словами наружу вырвется что-то ещё. — Теперь я понимаю, почему отец предпочитал экипажи.
— Мудрый человек был ваш отец, — заметил он, поднимаясь. — Как себя чувствуете? Можете идти?
Я осторожно поднялась со скамьи, всё еще ощущая лёгкое головокружение. Ноги казались неустойчивыми, словно я пыталась идти по палубе корабля во время шторма.
— Вроде да, — неуверенно ответила я, делая первый шаг. — Только... всё немного плывёт перед глазами.
Ректор лукавил. К такому вряд ли можно привыкнуть.
— Раз вы уже пришли в себя, — Дагер Ниссе мазнул по мне проницательным взглядом. — Советую осмотреться, это поможет вам освоиться. Склад с формой и всем необходимым находится в западном крыле замка, на первом этаже. Спуститесь по главной лестнице, поверните налево и идите до конца коридора. Там будет дверь с табличкой “Хозяйственная часть”. Кастелянша, мадам Брикс, выдаст вам всё необходимое.
Я внимательно слушала, стараясь запомнить маршрут. Когда ректор закончил объяснения, буркнув слова благодарности, развернулась и направилась к выходу.
Коридор встретил меня настоящей световой атакой — после угрюмого полумрака ректорского кабинета солнечные лучи, заливающие пространство через стрельчатые окна, казались просто нестерпимо яркими. Я невольно зажмурилась, чувствуя себя вампиром, случайно выползшим на дневной свет.
После получаса бесцельного блуждания по бесконечным коридорам первого этажа, во время которого я успела проклясть архитектора этого лабиринта как минимум трижды, мои глаза наконец-то наткнулись на заветную табличку "Хозяйственная часть".
Так, собрались…
Вдох.
Выдох.
Может, всё не так страшно?
Стук в дверь был встречен таким "Войдите!", что стало ясно: надежды на тёплый приём можно похоронить прямо здесь и сейчас.
Помещение оказалось просторным, с высокими потолками и множеством стеллажей, уходящих куда-то вглубь. На полках аккуратными стопками лежало постельное бельё, полотенца. Под потолком лениво парили светящиеся шары, разливая по помещению мягкий желтоватый свет.
За столом у входа сидела полная женщина.
— Что вам угодно? — строго спросила она.
— Добрый день. Меня зовут Эллин Ройс, я новая студентка. Магистр Ниссе направил меня к вам за формой.
Я протянула документы о зачислении, что дал мне ректор.
— Вот как? — хмыкнула мадам Брикс, изучив листки. — Обычно студентов принимают в начале учебного года. А тут... — она снова посмотрела в бумагу. — Особый случай, значит?
Я неловко переступила с ноги на ногу, не зная, что ответить. К счастью, мадам Брикс, похоже, и не ждала ответа.
— Ну что ж, — она поднялась из-за стола. — Раз магистр распорядился... Пройдёмте, подберём вам всё необходимое.
Она направилась вглубь помещения, попутно доставая с полок какие-то вещи и что-то бормоча себе под нос.
Форму мне сшили прямо на месте. Вернее, как сшили... Мадам Брикс взмахнула рукой, прищурив глаза с таким видом, словно готовилась показать фокус. В воздухе замерцали золотистые искры, ткань будто ожила, извиваясь и складываясь в причудливые узоры, пока не превратилась в идеально скроенные вещи.
Я изо всех сил старалась сохранить невозмутимость, но, видимо, мои расширившиеся от изумления глаза и слегка приоткрытый рот выдали меня с головой. Внимательный взгляд кастелянши тут же уловил моё замешательство.
— Никогда прежде не видели бытовую магию? — спросила она, подняв густую бровь.
Я едва не выпалила "Да", но вовремя прикусила язык, заставив себя принять более уверенный вид.
— Видела, конечно, — произнесла я как можно небрежнее. — Просто... просто не такую виртуозную.
Моя искренняя, пусть и слегка преувеличенная похвала возымела желаемый эффект. Суровые морщинки между бровями кастелянши разгладились, а уголки губ дрогнули в довольной улыбке.
Спустя полчаса на столешнице аккуратными стопками лежало три комплекта формы. Повседневный наряд состоял из тёмно-синей плиссированной юбки в пол и рубашки того же оттенка, украшенной кружевным воротничком. Парадная форма отличалась лишь белоснежной блузкой с пышным атласным бантом. Спортивная форма выглядела более практично — туника и облегающие лосины все того же тёмно-синего цвета.
— Так, помимо формы... — мадам Брикс деловито склонилась над журналом учёта, водя пальцем по строчкам. — Два комплекта постельного белья, полотенца, письменные принадлежности. Распишитесь здесь и здесь.
Я послушно поставила подписи в указанных местах, украдкой разглядывая форму. Тёмно-синяя ткань, надо отдать должное, выглядела действительно впечатляюще: мягкая, струящаяся, с лёгким мерцающим отливом. На груди каждого предмета одежды красовался серебристый герб академии — раскрытая книга, над которой парила магическая сфера, излучающая едва заметное сияние.
— Особая ткань, — пояснила кастелянша. — Зачарована от холода и влаги. Стоит целое состояние, между прочим! — она метнула в меня предупреждающий взгляд. — Так что берегите!
Всё это богатство кастелянша сложила в огромную корзину.
— И последнее, — она протянула мне пакет. — Письменные принадлежности. Тут чернила, перья, тетради...
Я с благодарностью приняла свёрток, и растерянно посмотрела на огромную корзину с вещами.
— Не беспокойтесь, — махнула рукой кастелянша. — Всё появится в вашей комнате. Номер какой?
— Эм-м-м... — я принялась рыться в кармане плаща, выуживая крошечный бочонок с ключом. — Семьсот пятая.
— Да-а-а, — протянула она. — Могла бы догадаться… Ну, идите.
— Простите! — спросила я, уже у двери.
— Да?
— Как попасть в библиотеку? Ректор сказал…
— Второй этаж, северное крыло, до конца и налево, — пробубнила женщина, словно хотела поскорее от меня избавиться.
Сказать "спасибо" я не успела — кастелянша с поразительной для её комплекции прытью скрылась между высокими стеллажами, оставив меня одну.
Да уж, слава магов разума, определенно, идёт далеко впереди меня…
Нужно сказать, в библиотеке меня ждал не менее тёплый приём. Библиотекарь — жилистый старичок со всклокоченной седой бородой наградил меня такой порцией едких замечаний, что впору было доставать блокнот и конспектировать этот мастер-класс по сарказму. Все его тирады сводились к одному — проклятых магов разума расплодилось, как крыс в подвале, и что в его время таких, как я, отправляли в закрытые школы подальше от людей.