Студёная любовь. Во тьме

Глава 1

Дисклеймер
Роман является художественным вымыслом и предназначен для взрослой аудитории 18+. В нём могут присутствовать сцены насилия, смерти, элементы психологического давления, употребления алкоголя, курения, нецензурная брань, откровенные сцены интимного характера, а также описания жестоких и мрачных событий. Все персонажи, события и миры вымышлены, любое совпадение с реальными людьми или происшествиями случайно.

---

Любава

Мне было где-то пятнадцать, когда я вывалилась на городской площади столицы из алого портала — так говорили очевидцы, сама смутно помню, как это произошло. Точно было холодно и тоскливо, а еще меня тогда накрыло полное бессилие — в груди разрослась тянущая пустота.

И мои пальцы на руках. Они были словно обожженными, обугленные косточки просматривались сквозь ошметки кожи. Жгло так, что я с трудом соображала, что делаю. Ползла куда-то, кричала сорванным голосом, искала кого-то, пока меня уличные не подобрали и не укрыли чьим-то плащом. Через неделю все раны затянулись сами по себе — остались только неприятные воспоминания, легкое покалывание и зуд кожи на изменение погоды, но и это последние лет пять не тревожило. Лекари все как один говорили, что у меня от природы чудесная регенерация — повезло.

До совершеннолетия меня распределили, как простеца, в обычный интернат Аганира. Городка, что находится в центральных землях страны, где хорошо чувствуются резкие северные ветра Мааса — холодного и пугающего океана.

Магию во мне обнаружить не удалось, как не пытались архимаги Криты. Они лишь задумчиво чесали себе лбы, рассматривая мои здоровые пальцы и выслушивая историю о чудесном излечении, что невозможно само по себе — шрамы бы остались. Либо я сильнейший маг-лекарь, а мой дар скрыт.

А я что? Обычные пальцы, обычная девочка, на которой все заживает как на собаке. Ничего особенного. Что они прицепились?

И магии у меня не было, не особо и хотелось.

О себе я мало могла рассказать, потому что ничего не помнила, кроме имени и возраста. Пожимала плечами, позволяя изредка приезжающим магам проводить бесполезные скучные тесты и учила все заново: язык, историю Энтара, географию стран, их флору и фауну, магическое мироустройство, звания. Читала научные и художественные книги — благо энтарский дался мне легко. Скажу честно — не все слова, были некоторые трудности с языком, я часто путалась, какие-то несуразности вставляла, что очень озадачивало учителей и веселило других воспитанников интерната. Но за несколько месяцев все сгладилось, и я уже говорила быстро и понятно, свободно писала и читала. Мастера даже подозревали, что я все-таки не попаданка, а уроженка этого мира, просто со мной случилось что-то крайне серьезное, что стерло память. По миру были разосланы поисковые жучки и слепки моей внешности для опознания, но никто не откликнулся. Или я никому не была нужна, или… я все-таки чужая для Энтара.

Прошло время, больше года, и на одном из групповых физических занятий в интернате, когда толстая Чильяна, самая старшая из нас, столкнула меня с тропинки, я почувствовала в себе изменения.

Девушка сделала это нарочно далеко от учебного здания и на повороте, откуда учителям ничего не было видно.

— Поганка-попаданка, вставай, — загоготала она надо мной, когда я, потеряв равновесие от толчка, неуклюже плюхнулась в грязь.

Я встряхнулась расстроенно, белые волосы моментально превратились в липкие пакли. Бежевую форму интерната, узкие брюки и рубашку свободного покроя из шерсти венши, от такой грязи мне не отстирать — пальцы в кровь сотру. А новую мне выдадут только когда размер не будет подходить. От обиды даже спину скрутило, зачесалось между лопатками и пальцы закололо.

Чильяна снова неприятно закряхтела:

— Из-за тебя всю группу заставят собачьи миски мыть. Шустрее! Двигай задом, облезлая!

Я приподнялась на локтях, чтобы встать. Девка тут же пнула меня в бок и наступила на волосы тяжелым ботинком, отчего я шлепнулась ладонями и лицом в грязь.

После сошедшего снега земля была мягкой, как масло, и мерзло-холодной, даже трава еще не проклюнулась, хотя в воздухе уже чувствовался скорый приход авиты, из-за этого занимались мы в одних рубахах.

Девочки, что бежали со мной последний круг, не стали задерживаться, никто не хотел связываться со злопамятной толстушкой.

Я понимала, что Чильяна просто мстит. Вчера после ужина, когда мы с другими воспитанницами собрались в умывальной комнате, она пыталась поджечь мне волосы свечой, но лишь оплавила себе челку: та теперь черной щеткой торчала над ее макушкой и делала девчонку совсем дурной. И ведь симпатичная, чаще б улыбалась — за ней бы все ребята интерната бегали, но характер искривил лицо до жути, сделав из нее брюзгу и отталкивающую личность.

— Что ты хочешь? — прохрипела я, с трудом выглянув через плечо. Шею и спину пронзило странным непреодолимым зудом. Он метнулся по всему телу и замер в области груди.

— Чтобы ты не была такой чистенькой, — плюнула она мне в лицо и сильнее вжала большой каблук в землю, натягивая волосы до хрустящей боли.

Я не раз пыталась сопротивляться ей, часто огрызалась, но она кобылица откормленная, высокая, с очень тяжелой рукой. Потому я часто отступала, смягчала конфликты, как могла, но и Чильяна не наглела раньше так сильно.

Глава 2

Синарьен

Вывести Любаву из замка без разрешения короля — оказалось труднее, чем я ожидал. Пришлось папины блоки перебрасывать на другого человека, потому что артефакты отслеживались и не давали девушке переступить границу усадьбы. Одно дело, когда я снимаю браслеты по нужде, другое — когда артефакт остается много часов без движения. Могут возникнуть подозрения.

С временной ношей в виде красивого браслета, который, увы, придется ото всех прятать, пока мы не вернемся, справилась Джесси — служанка Любавы.

Я мог, конечно, дождаться утра, выпросить у короля разрешение на перемещение Любавы под мою ответственность, но времени не было, а объяснять папе о причинах нашей скорой ночной поездки — это открывать все карты. Да и где гарантия, что он позволит Любаве сделать хоть шаг из замка?

Мирион хоть и дал слово снять все обвинения с девушки, но на это нужно время. Да и оставалось еще в невиновности Любавы убедить упрямого короля, а он и без суда может ее наказать — по собственной воле.

Киран отвлекал стражу, рискуя головой, пока мы с Любавой пробирались через лабораторию в амбар и оттуда уже выскользнули из усадьбы О’тэнли на одной из рабочих колесниц.

Пришлось на выезде подождать несколько минут, пока страж нас догонит и пересядет с коня за управление машиной. Я не мог вести, не восстановился до конца после всего, что случилось, голову вело, а тело знобило.

В дороге, что заняла несколько часов, Любава почти все время спала. Наверное, пыталась восстановить силы, чтобы их хватило на лечение подруги, но меня бесконечно грызло плохое предчувствие.

Киран тоже выглядел напряженно, часто оглядывался в салон и удрученно покачивал головой.

У меня всю дорогу горло сковывало: то ли от страха, то ли от необратимости, уснуть так и не смог. Если Любава не потянет лечение, она себя выжжет, а если… даже думать не хотелось, что будет, если мы не успеем.

Приехали за полночь. Небо плотным покрывалом спрятало звезды, улеглось толстым пузом на шпили белых башен. В окнах особняка покойного Патроуна уже не светилось, только боковые фонари-отслеживатели из люмитов вспыхнули, стоило нам приблизиться.

Любава прошла мимо загоревшегося фонаря, даже не взглянула на него и не испугалась, уверенно поднялась к центральной двери. Ласково провела ладонью по лепнине в виде птицы олефис и наклонила пышный хвост птицы, отчего замок щелкнул, а дверь перед девушкой распахнулась.

Я лишь рот открыл. Она здесь была раньше.

Возможно, ректор возил ее сюда, когда она училась. Или… или она была здесь до учебы в академии.

Так любовно на дом могут смотреть только те, кто его давным-давно покинул.

— Киран, это ты? — прилетел сверху слабый женский голос.

Навстречу к нам, спускаясь по центральной лестнице гостиной, в длинном темном халате и покрытыми черным платком волосами, шла Марисса.

Я дернулся к Любаве, чтобы ее удержать, потому что одного взгляда на изможденную эльфийку было достаточно: мы опоздали.

Марисса словно высохла. Худые косточки ключиц просвечивались сквозь бледную кожу в том месте, где от ее движения распахнулся халат.

— Где же ты была? — просипела девушка и с рыданиями бросилась к Любаве обниматься.

— Я не знала… — взвыла Белянка в ответ.

Мы переглянулись с Кираном. Воин выглядел ошарашенно и раздавлено, а в глубине темных глаз вертелось что-то злое и агрессивное. Он моргнул и отвернулся.

— Попрошу слуг приготовить комнаты, — буркнул страж.

— Комнату. Одну, — сказал я, и Киран перевел взгляд на Любаву, словно ждал ее согласия.

Любава же, услышав мой голос, дрогнула, отстранилась от Мариссы, медленно повернулась, зло стерла слезы со щек и с яростью прошептала:

— Это ты, Синарьен ин-тэ, виноват… Ты знал. Ты, мрак, все знал… и не помог. Я бы спасла девочку, успела бы…

Я держал удар. Понимал, что она права, но пытался выгородить себя:

— Ты была без сил. Я не мог так рисковать.

Любава дернулась от меня, словно я зараженный чернотой, и подняла ладони. На ее пальцах тут же заискрила магия.

Киран выступил вперед, чтобы меня защитить, но я махнул ему рукой, приказывая не вмешиваться.

— Из-за тебя я была без сил, — прорычала Любава, скручивая пальцы. Магия, что до этого лечила меня и согревала, закрутилась вокруг шеи и обожгла холодом кожу.

— Из-за меня… — прохрипел я, не смея поднять руки — позволял себя убить. Лучше уж от ее руки уйти во мрак, чем унизительно умереть от мерзлого дыхания, что преследовало каждый день и угрожало задушить во сне.

— Любава, что ты делаешь? — испуганно прошептала Марисса.

Эльфийка попыталась коснуться ее плеча, но Белянка агрессивно дернулась в сторону и закричала:

— Вы могли меня позвать! Я бы успела. И ты все знал! — перевела разочарованный влажный взгляд на Кирана, воин сразу же поник. — Его жизнь, — она глянула на меня, как на насекомое, — важнее остальных, да? Что вы за люди такие?!