Судилище

ГЛАВА 1. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЗОЛОТОЙ АД

Соня Михайлова впервые поняла, что такое настоящая власть, когда увидела, как охранники кланяются ее отцу.

Не просто вежливо кивают — именно кланяются, как крепостные барину. А ведь папа стал министром всего месяц назад, но уже весь элитный ЖК "Небесные врата" трепетал перед новым хозяином цифрового мира страны. Стеклянные башни поднимались в небо как хрустальные пальцы, указывающие богу на то, что здесь, на земле, тоже есть свои небожители. Каждое окно отражало закатное солнце, превращая комплекс в гигантский золотой маяк посреди городского хаоса. Территория комплекса занимала площадь небольшого города, окруженная высокими заборами с колючей проволокой, которую искусно маскировали декоративными растениями. По периметру патрулировали охранники с автоматами — не для красоты, а вполне функционально. Камеры наблюдения поворачивались следом за каждым движением, создавая ощущение, что само здание наблюдает за жильцами.

— Соня, не смотри так, будто попала в зоопарк, — шепнула мама, поправляя дочери воротник дизайнерской блузки. — Теперь твоя новая жизнь. Привыкай к мысли, что мы больше не обычные люди.

Новая жизнь пахла дорогими духами, кожаным салоном BMW и страхом. Да, именно страхом — Соня чувствовала его в воздухе, видела в глазах охранников, слышала в голосах консьержей. Все боялись потерять свое место в идеальной системе, где малейшая ошибка могла стоить не только работы, но и безопасности семьи. Впрочем, возможно, ей просто казалось — в последние недели, после папиного назначения, мир вокруг изменился настолько кардинально, что она перестала понимать, где реальность, а где ее собственные страхи. Слишком много странных совпадений, слишком много людей, которые вдруг стали проявлять к их семье необычный интерес. Телефонные звонки в неподходящее время, незнакомые машины, которые появлялись рядом с их домом, таинственные конверты без обратного адреса.

— Папа, а кто те люди в черных костюмах, которые всегда рядом с тобой? — спросила Соня, заметив, как несколько мужчин в идентичной одежде следовали за их машиной на почтительном расстоянии.

— Служба безопасности, — коротко ответил отец, и в его голосе прозвучала нотка раздражения. — Теперь без них нельзя. Слишком много людей хотят навредить тем, кто принимает решения.

Машина плыла по подземному паркингу мимо рядов блестящих автомобилей — здесь стояли только Ferrari, Lamborghini и Bentley. Даже Mercedes S-класса выглядел бы тут скромно, как велосипед среди космических кораблей. В углу притулилась одинокая Tesla — видимо, у кого-то из жильцов были экологические принципы или просто желание выделиться среди общей демонстрации богатства. Соня насчитала больше сотни машин, каждая из которых стоила как особняк в элитном поселке. Водители в униформе молча протирали уже идеально чистые капоты — даже здесь, в подземелье, все должно было выглядеть безупречно. На некоторых машинах она заметила странные наклейки — те же переплетенные треугольники с глазом, что и на входе в комплекс. Символ встречался так часто, что не мог быть случайностью.

— Папа, а что означают странные знаки на стенах? — спросила Соня, указывая на символ, высеченный в мраморной колонне.

— Какие знаки? — отец проследил направление ее взгляда и нахмурился. — А, видишь. Символ архитектурной компании, которая строила комплекс. Ничего особенного.

Но Соня заметила, как напряглись его плечи, как он быстро отвел взгляд. Архитектурная компания не объясняла, почему тот же символ был на форме охранников, на ключах от машин, даже на пуговицах папиного нового костюма.

— Почему наш дом называется "Небесные врата"? — продолжила она расспросы.

— Потому что здесь граница между обычным миром и нашим, — ответил отец, и в его голосе прозвучала какая-то странная торжественность. — Здесь живут люди, которые управляют государством. Теперь и мы среди них. Среди тех, кто знает, как на самом деле устроен мир.

Соня хотела спросить, что он имеет в виду под "как на самом деле устроен мир", но папа уже выходил из машины. Символ с глазом в треугольнике показался ей знакомым из фильмов про тайные общества и мировые заговоры. Только в кино такие знаки обычно предвещали что-то зловещее. А здесь они красовались на стенах, машинах и даже на форме охранников — как будто тайное общество больше не скрывалось, а наоборот, демонстрировало свою власть тем, кто умел читать знаки.

Лифт поднимал их на 47-й этаж — их новый дом с панорамными окнами и видом на пол-столицы. Подъем казался бесконечным, и Соня чувствовала, как с каждым этажом она отдаляется от прежней жизни. На 20-м этаже остались воспоминания о школьных подругах, которые теперь казались детским лепетом. На 30-м — о походах в обычные кафе и кинотеатры, где билет стоил меньше, чем один коктейль в барах, которые теперь будет посещать их семья. На 40-м — о том времени, когда папа был просто IT-директором в госкорпорации, а не членом правительства с допуском к государственным тайнам. Каждый этаж уносил кусочек ее прежней личности, заменяя чем-то новым, блестящим и холодным. На 45-м этаже она окончательно перестала быть обычной девочкой и превратилась в дочь министра — человека, которого она пока не знала.

— Знаешь, — сказала мама, глядя на цифры этажей, — папа очень долго шел к назначению. Много лет подготовки, много жертв. Не всем дается такая честь.

— Какая честь? — спросила Соня.

— Быть избранным, — ответила мама, и в ее голосе прозвучала гордость, смешанная со страхом. — Не каждого приглашают в круг тех, кто действительно управляет страной.

Избранным. Слово повисло в воздухе лифта, создавая напряжение. Соня начинала понимать, что папино назначение было не просто карьерным ростом, а посвящением во что-то большее и более тайное.

Двери лифта открылись с тихим шипением, как врата в другой мир.

В прихожей размером с их прежнюю гостиную их ждала Наталья Сергеевна — домработница, которая успела изучить предпочтения семьи по анкете, заполненной мамой накануне переезда. Женщина лет пятидесяти, в безупречной серой униформе, с лицом, натренированным на профессиональную улыбку. Руки сложены перед собой, спина прямая — видно, что работала в богатых домах не первый год. На лацкане ее униформы тоже красовался тот самый символ — глаз в треугольнике, только маленький и почти незаметный. Но Соня уже научилась замечать детали.

ГЛАВА 2. АКАДЕМИЯ ИЛЛЮМИНАТОВ

Соня проснулась от собственного крика.

Сон был настолько реальным, что несколько секунд она не могла понять, где находится. В кошмаре девочка бежала по бесконечным коридорам из черного мрамора, а за ней гнались тени в мантиях с горящими глазами. На стенах мелькали странные символы — треугольники, пирамиды, всевидящие глаза. Чей-то голос шептал на непонятном языке: "Ordo ab chao... ordo ab chao..." Звуки казались знакомыми, хотя Соня точно знала — раньше таких слов не слышала. Возможно, латынь из школьных уроков отложилась в подсознании и теперь всплывала в виде тревожных образов.

— Соня? — в дверь постучала мама. — Ты в порядке?

— Да, все хорошо, — соврала дочь, утирая холодный пот со лба. — Просто дурной сон.

Даже проснувшись, она не могла избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает за ней. Взгляд скользнул по роскошной спальне — все было на своих местах. Тяжелые шторы из шелка плотно закрыты, дорогая мебель стоит именно там, где ее оставили дизайнеры. Антикварный комод с резными ножками, кресло обитое бархатом цвета бургундского вина, письменный стол из красного дерева с золотыми инкрустациями. И все же... Что-то было не так. Словно сама атмосфера комнаты изменилась за ночь, стала более тяжелой, более настороженной.

Подойдя к окну, Соня осторожно раздвинула шторы. Рассвет только начинался, Москва еще спала под покрывалом предутреннего тумана. Стеклянные башни элитного района возвышались как монолиты из стали и света, отражая первые лучи солнца своими зеркальными фасадами. Внизу, на идеально убранных улицах, изредка проезжали дорогие автомобили — обитатели золотого мира начинали свой день. Однако на крыше соседней башни, едва различимая в сумерках, стояла фигура в темном плаще. Человек смотрел прямо на ее окно.

Сердце пропустило удар.

Соня моргнула — и фигура исчезла, словно растворилась в утреннем воздухе. Может быть, показалось? Игра света и тени на рассвете способна создавать самые невероятные иллюзии. Но ощущение чужого взгляда не покидало, как будто невидимые глаза продолжали изучать каждое ее движение. "Показалось," — попыталась убедить себя девочка, но руки предательски дрожали. В последние недели, с момента папиного назначения, подобные странности происходили слишком часто, чтобы списывать их на усталость или воображение.

В ванной комнате, отделанной мрамором цвета слоновой кости, она долго стояла под горячим душем, пытаясь смыть остатки тревожного сна. Золотые краны блестели как драгоценности, зеркала в массивных рамах отражали роскошь, к которой Соня все еще не привыкла. Мыло пахло французской лавандой, шампунь стоил больше, чем раньше тратилось на косметику за месяц. Каждая деталь напоминала о новом статусе семьи, о том, что прежняя жизнь осталась в прошлом навсегда. Но образы сна не уходили — треугольники, пирамиды, глаза... Где она подобное уже видела?

Внезапно память подбросила картинку: доллар в папином кошельке.

На оборотной стороне купюры красовалась пирамида с всевидящим оком наверху — тот самый символ, что приснился ей ночью. Американская валюта, которую отец привез из последней командировки. Тогда Соня не обратила внимания на странный рисунок, но теперь связь между сном и реальностью показалась слишком очевидной. "Совпадение," — сказала себе девочка, но чувство тревоги не покидало. За последний месяц подобных "совпадений" накопилось слишком много.

Завтрак проходил в торжественной тишине столовой размером с музейный зал. Отец читал сводки новостей на планшете, периодически делая пометки стилусом — вероятно, готовился к очередному совещанию. Мама изящно откусывала кусочки круассана, который доставили из французской пекарни специально к их столу. Домработница бесшумно перемещалась по комнате, подливая кофе в фарфоровые чашки и меняя салфетки. Соня изучала интерьер, который раньше воспринимала просто как красивый фон. Только сейчас она заметила, насколько странным был декор их нового дома. Каждая деталь словно несла скрытый смысл, каждый орнамент рассказывал историю, которую обычные люди не умели читать.

Люстра над столом представляла собой металлическую конструкцию в форме многоконечной звезды. На стенах висели картины с изображениями древних храмов, египетских пирамид, средневековых соборов. В углу стояла античная статуя — женщина с повязкой на глазах держала в руках весы. Богиня правосудия Фемида, символ справедливости и беспристрастного суда. Но почему подобные образы украшали обычный дом? Разве семья министра нуждалась в постоянном напоминании о древних богах и тайных знаниях? Соня попыталась вспомнить, выбирали ли родители подобный декор сознательно, или все решил дизайнер без их участия.

— Папа, — осторожно начала Соня, нарезая омлет серебряным ножом, — а кто выбирал мебель для нашего дома?

— Дизайнер от застройщика, — не поднимая глаз от планшета, ответил отец. — Специалист по элитным интерьерам. Все сделано в лучших традициях людей нашего круга.

— Каких традициях?

Отец наконец взглянул на дочь. В его глазах мелькнула какая-то странная эмоция — гордость? Или предупреждение? Взгляд стал внимательным, изучающим, как будто он впервые по-настоящему видел собственную дочь и оценивал ее готовность к важному разговору.

— Традициях людей, которые понимают истинную красоту, Соня. Когда ты станешь старше, поймешь, что существуют... особые знания. Символы, которые связывают избранных людей сквозь века. Знаки, по которым свои узнают своих, а чужие остаются в неведении. Подобные вещи не изучают в обычных школах — они передаются из поколения в поколение внутри определенных семей.

— Избранных для чего?

— Для управления миром, — просто ответил отец, и в его голосе не было ни капли иронии.

Мама поперхнулась кофе.

— Андрей, она еще ребенок, — тихо сказала она, но в голосе звучала не столько критика, сколько просьба о осторожности.

— Не ребенок, а наследница, — поправил отец с той уверенностью, которая не допускала возражений. — И чем раньше поймет свое место в мире, тем лучше для всех нас. Времена меняются, дорогая. То, что раньше скрывалось в тайне, теперь должно передаваться открыто, иначе молодое поколение потеряет связь с корнями. Соня должна знать, к какой семье принадлежит и какие обязательства влечет за собой подобная честь.

ГЛАВА 3. ТРЕУГОЛЬНИК СЛОМАННЫХ СЕРДЕЦ

Курьер представился просто — Мирослав. Без фамилии, без попыток произвести впечатление дорогой одеждой или связями знаменитых родителей. Голос звучал мягко, с едва заметным акцентом, который Соня не могла определить — возможно, восточноевропейским или балканским. В отличие от одноклассников с их наигранной взрослостью и холодным расчетом, молодой человек говорил естественно, без оглядки на социальный статус собеседника. Руки у него были рабочие — с небольшими шрамами и мозолями, какие бывают у людей, знакомых с физическим трудом. На запястье не красовался модный браслет с тайными символами, а простые часы на кожаном ремешке. Даже стоял он по-другому — не демонстрируя превосходство, а просто занимая место в пространстве без претензий на доминирование.

— Мирослав? — переспросила Соня, привыкшая к тому, что в новом мире каждое знакомство начиналось с перечисления титулов и семейных связей. — А фамилия?

— Пока просто Мирослав, — улыбнулся он. — Фамилии имеют значение только тогда, когда за ними стоят настоящие поступки, а не чужие достижения.

Фраза прозвучала как философское размышление, но без надменности или желания показать эрудицию. В словах чувствовалась искренняя убежденность — человек действительно верил в то, что говорил. Подобная позиция казалась революционной в стенах школы, где каждый ученик определялся исключительно через родительские регалии и финансовые возможности семьи.

— Вы знаете, где находится кабинет директора? — обратился он к проходящему мимо старшекласснику.

Парень в дорогом пиджаке окинул курьера презрительным взглядом, оценил простую одежду и рабочие руки.

— Прислуга ходит через черный ход, — бросил он небрежно. — Главный вход для людей.

Мирослав не дрогнул.

— Благодарю за информацию о входах, — ответил он спокойно. — Но документы все равно нужно доставить директору лично. Можете подсказать направление?

Тон остался ровным, без вызова или унижения. Достоинство, которое не зависело от внешних обстоятельств или чужого мнения. Старшеклассник, видимо, ожидал раздражения или заискивания, но получив невозмутимую вежливость, растерялся. Несколько секунд смотрел на курьера, пытаясь понять, насмехается ли тот над ним или действительно воспринимает грубость как полезную информацию.

— Третий этаж, — буркнул он наконец. — Центральная лестница, направо.

— Кабинет директора на третьем этаже, — сказал Мирослав Соне, когда старшеклассник ушел. — Хотите составить компанию? Может быть, по дороге найдем ваш следующий урок.

Предложение прозвучало без намека на флирт или попытки познакомиться поближе. Просто человеческое участие, готовность помочь новичку сориентироваться в незнакомом месте. После утра, проведенного среди холодных взглядов и скрытых угроз, подобная простота показалась Соне глотком свежего воздуха.

По дороге к директорскому кабинету они проходили мимо открытых дверей классов. Математика в 10-А: ученики решали задачи на интерактивных досках размером со стену кинотеатра, каждое рабочее место оборудовано персональным компьютером последней модели. Химия в 9-Б: лаборатория напоминала научный центр — современные приборы, реактивы в герметичных контейнерах, вытяжки с автоматическим управлением. Биология в 11-В: вместо засушенных гербариев — живые растения в климатических камерах, микроскопы с возможностью трансляции изображения на большой экран. Оборудование стоило дороже, чем годовой бюджет обычной районной школы, но использовалось как нечто само собой разумеющееся.

— Впечатляет, — заметил Мирослав, глядя на роскошные кабинеты. — Наверное, здесь дают действительно качественное образование.

— Пока не знаю, — призналась Соня. — Первый день. Но люди здесь какие-то... странные.

— Странные как?

— Слишком взрослые для своего возраста. И все время говорят намеками, как будто знают что-то, чего не знаю я.

Мирослав остановился возле витрины с фотографиями выпускников. Лица успешных людей, закончивших школу в разные годы, смотрели с портретов строгими, уверенными взглядами. Министры, банкиры, владельцы корпораций — все как на подбор имели аристократические черты и выражение холодного превосходства. Под каждой фотографией значилось краткое перечисление достижений: "Владелец медиаимперии", "Председатель совета директоров", "Министр экономического развития".

— Знаете, что меня поражает в подобных портретах? — тихо сказал он. — Все выглядят одинаково. Не внешне, а... внутренне. Как будто их научили одному выражению лица, одной манере держаться.

Соня присмотрелась внимательнее. Действительно — при всем различии возраста, пола и внешности, во взглядах выпускников читалось что-то общее. Холодная уверенность в собственном превосходстве, привычка командовать и быть беспрекословно выслушанными. Словно всех учили не только предметам школьной программы, но и особой манере поведения, специальному коду, по которому свои узнают своих.

— Может быть, успех приходит к людям определенного типа? — предположила она.

— Или людей определенного типа создают в школах вроде вашей, — ответил Мирослав задумчиво.

Фраза повисла в воздухе, создавая неприятное ощущение. Получается, личность можно сформировать искусственно? Воспитать детей по заранее разработанному плану, превратив их в копии друг друга? Тогда все странности поведения одноклассников приобретали новый смысл — не индивидуальные особенности, а результат систематического воздействия.

Кабинет директора располагался в конце коридора, за массивными дубовыми дверьми с бронзовыми ручками. На табличке значилось: "Виктор Леонидович Макаренко, директор". Мирослав постучал и через несколько секунд услышал приглашение войти. Соня хотела остаться в коридоре, но любопытство оказалось сильнее осторожности — она проскользнула следом за курьером.

Кабинет поражал размерами и роскошью. Потолки высотой не менее четырех метров, окна от пола до потолка с видом на центр города, библиотека с книгами в кожаных переплетах. Рабочий стол размером с теннисный корт, кресла из натуральной кожи, ковер ручной работы, который стоил как дорогая машина. На стенах висели дипломы и награды, портреты с известными политиками, фотографии с официальных мероприятий. Но больше всего внимания привлекала коллекция статуэток на полках — древние божества, мифологические существа, абстрактные композиции из дорогих металлов и камней. И везде те же символы: глаза в треугольниках, пирамиды, переплетенные геометрические фигуры.

ГЛАВА 4. ПРИНЦ В МАСКЕ КУРЬЕРА

Соня проснулась с ощущением, что за ней наблюдают. Сердце билось учащенно, как после долгого бега, хотя она не двигалась с кровати. Сквозь плотные шторы пробивались первые лучи рассвета, окрашивая спальню в золотистые тона, но атмосфера оставалась тревожной. Во сне ей снились глаза — множество глаз в треугольниках, которые следили за каждым движением, анализировали каждую мысль. Проснувшись, девочка поняла — сон был метафорой реальности, в которую она попала после переезда в башню элиты.

Браслет лежал на прикроватной тумбочке, выключенный, но продолжающий слабо светиться синим светом. Устройство напоминало спящего хищника — внешне безобидное, но готовое в любой момент проснуться и продолжить охоту за информацией. Соня взяла его осторожно, как живое существо, которое может укусить при неосторожном обращении. Экран мигнул, приветствуя хозяйку: "Доброе утро, Соня. У вас 7 непрочитанных уведомлений и 1 срочное сообщение".

Срочное сообщение оказалось приглашением:

Уважаемая Соня Михайлова! Администрация школы приглашает вас на индивидуальную беседу с психологом. Время: 14:00. Место: кабинет 237. Присутствие обязательно. С уважением, дирекция "Ломоносов Академи".

Формулировка "присутствие обязательно" звучала скорее как вызов в суд, чем как заботливое предложение психологической помощи. Видимо, вчерашние ответы в "Судилище" привлекли нежелательное внимание администрации. Система выявила потенциально опасного элемента и решила провести более глубокую диагностику личности.

Завтрак проходил в напряженной тишине. Отец читал сводки новостей на планшете, изредка делая пометки стилусом — подготовка к очередному заседанию правительства или закрытому совещанию с коллегами по тайному кругу. Мама элегантно откусывала кусочки круассана, но взгляд блуждал где-то в пространстве, словно размышляя о событиях, которые не предназначались для посторонних ушей. Соня изучала их лица, пытаясь понять — знают ли родители о ночных церемониях на крышах? Участвуют ли в ритуалах, которые она наблюдала в бинокль?

— Папа, — осторожно начала она, — а ты знаком с директором моей школы лично?

Отец поднял взгляд от планшета. В глазах мелькнула настороженность — быстрая, как вспышка молнии, но достаточно заметная для внимательного наблюдателя.

— Виктор Леонидович? Конечно знаком. Мы работаем в смежных областях — образование и цифровые технологии тесно связаны в современном мире. Почему спрашиваешь?

— Просто интересно. Он кажется... необычным человеком.

— Макаренко действительно неординарная личность, — подтвердил отец, и в голосе прозвучали нотки уважения. — Человек широких взглядов, глубокого понимания процессов, которые определяют будущее общества. Под его руководством школа стала не просто учебным заведением, а центром подготовки настоящей элиты.

— Подготовки к чему?

— К управлению сложными системами, принятию ответственных решений, работе с конфиденциальной информацией, — перечислил отец. — К тому, чем занимаются люди, которые определяют ход истории.

Фразы звучали как заученные формулировки из партийных программ или корпоративных презентаций. Слишком гладко, слишком абстрактно для описания реальной деятельности. Но между строк читался намек на нечто более конкретное и секретное — подготовку детей к участию в тайных структурах власти.

В школе Соня сразу направилась в библиотеку, надеясь найти там Мирослава или хотя бы получить новую информацию для размышлений. Библиотекарь — пожилая женщина с проницательными глазами и седыми волосами, собранными в строгий пучок — встретила ее вежливой, но изучающей улыбкой. На лацкане кардигана поблескивала небольшая брошь в виде золотой совы — символ мудрости, но в контексте школы, возможно, знак принадлежности к определенному кругу.

— Ищете что-то конкретное, дорогая? — спросила библиотекарь голосом, в котором звучала искренняя готовность помочь.

— Книги по истории символов, — ответила Соня. — Для реферата.

— Прекрасная тема, — одобрила женщина. — Символы — язык, на котором говорят посвященные уже тысячи лет. Рекомендую начать с работ профессора Королева — у нас есть несколько его изданий.

Имя показалось знакомым. Соня вспомнила — именно Королев был автором книги, которую дал ей вчера Мирослав. Получается, отец курьера был известным исследователем, чьи работы изучают в элитных учебных заведениях? Тогда смерть профессора от "сердечного приступа" приобретала еще более зловещий оттенок.

Библиотекарь проводила ее к нужной полке и оставила наедине с книгами. Соня взяла несколько томов и устроилась за столиком в дальнем углу зала, откуда хорошо просматривались все входы. Предосторожность, которая еще неделю назад показалась бы ей паранойей, теперь казалась разумной мерой безопасности.

Открыв "Историю тайных обществ" профессора Королева, она сразу наткнулась на главу "Современные наследники древних орденов". Текст был академическим, насыщенным ссылками на источники, но читался как детективный роман:

"Несмотря на официальные заявления о прекращении деятельности, многие тайные общества не исчезли, а трансформировались, приспособившись к условиям современного мира. Масонские ложи превратились в закрытые клубы для элиты, розенкрейцеры — в научные сообщества, изучающие эзотерические знания, иллюминаты — в неформальные сети влияния среди политиков и бизнесменов.

Особенную роль в сохранении традиций играют элитные образовательные учреждения. Именно в стенах престижных школ и университетов происходит отбор и подготовка новых членов тайных структур. Методы стали более тонкими — вместо клятв кровью используются психологические тесты, вместо ритуалов посвящения — образовательные программы, формирующие определенный тип мышления..."

Слова попадали в самую суть происходящего в "Ломоносов Академи". Школа была не местом получения знаний, а фабрикой по производству людей определенного сорта — холодных, расчетливых, убежденных в собственном превосходстве. "Судилище" становилось инструментом отбора тех, кто готов принять правила игры, и выявления потенциальных бунтарей.

ГЛАВА 5. АНАТОМИЯ СЛОМАННОЙ ЛЮБВИ

Кабинет школьного психолога располагался на втором этаже, в дальнем крыле здания, куда редко заглядывали обычные ученики. Коридор там был уже, потолки ниже, освещение приглушеннее — словно архитекторы специально создавали атмосферу интимности и конфиденциальности. На стенах висели репродукции классических картин с психологическими сюжетами: "Крик" Мунка соседствовал с "Меланхолией" Дюрера, абстрактные композиции Кандинского переплетались с реалистичными портретами неизвестных художников. Каждое изображение несло скрытый смысл, создавая подсознательное воздействие на посетителей еще до начала беседы.

Дверь кабинета была обита мягкой кожей темно-зеленого цвета, ручка — из полированной бронзы с гравировкой в виде переплетенных змей. Даже простые детали интерьера несли символическую нагрузку, намекая на древние знания о человеческой психике, накопленные поколениями посвященных. Соня постучала и услышала приглашение войти — голос женщины, мягкий, но с металлическими нотками профессиональной уверенности.

Кабинет поражал продуманностью каждой детали. Стены отделаны деревянными панелями с резными элементами, создающими ощущение старинной библиотеки или кабинета викторианского джентльмена. Мебель — антикварная, но функциональная: массивный письменный стол из красного дерева, кожаные кресла с высокими спинками, книжные шкафы до потолка, заполненные томами по психологии, психиатрии, нейронаукам. На полках между книгами стояли странные предметы — африканские маски, тибетские поющие чаши, кристаллы различных форм и размеров, древние амулеты. Коллекция выглядела как собрание артефактов исследователя человеческого сознания, изучавшего различные культурные подходы к пониманию психики.

За столом сидела женщина лет сорока пяти, с аристократическими чертами лица и проницательными серо-голубыми глазами. Темные волосы были собраны в элегантную прическу, костюм сидел идеально, подчеркивая стройную фигуру без лишней демонстративности. На шее поблескивало ожерелье из жемчуга с необычной подвеской — золотой медальон в форме лабиринта. Руки украшали тонкие кольца с камнями, которые переливались при движении, создавая гипнотический эффект. Весь облик создавал впечатление человека, который профессионально изучает чужие тайны и умеет хранить собственные.

— Соня Михайлова, — произнесла психолог, поднимаясь из-за стола. — Меня зовут Валентина Сергеевна Морская. Добро пожаловать.

Голос звучал мелодично, с легким налетом иностранного акцента — возможно, французского или итальянского. Каждое слово произносилось четко, с паузами, которые позволяли собеседнику лучше воспринимать информацию. Профессиональная техника нейролингвистического программирования, создающая ощущение доверия и расположения к говорящему.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — Валентина Сергеевна указала на кресло напротив стола. — Хотите чай? Кофе? У меня есть прекрасный травяной сбор — успокаивает нервы и проясняет мысли.

Предложение прозвучало заботливо, но Соня вспомнила предупреждения Мирослава о необходимости осторожности. В элитной школе даже чашка чая могла содержать вещества, влияющие на психическое состояние. Легкие седативы или стимуляторы, делающие человека более откровенным или внушаемым.

— Спасибо, не хочу, — вежливо отказалась девочка.

— Как пожелаете, — Валентина Сергеевна не настаивала, но в глазах мелькнула едва заметная оценка. — Расскажите, как проходит ваша адаптация к новой школе? Какие впечатления, трудности, открытия?

Вопрос звучал как стандартное начало психологической беседы, но тон выдавал более глубокий интерес. Женщина изучала не только слова, но и мимику, жесты, интонации — собирала информацию на всех доступных уровнях. Соня почувствовала себя под микроскопом опытного исследователя.

— Пока привыкаю, — осторожно ответила она. — Все очень... необычно по сравнению с прежней школой.

— Необычно в каком смысле? — Валентина Сергеевна наклонилась вперед, демонстрируя заинтересованность. — Методы обучения? Атмосфера? Одноклассники?

— Наверное, все вместе. Слишком много символов, которые я не понимаю. Одноклассники ведут себя как взрослые. И постоянное ощущение, что происходит что-то, о чем мне не рассказывают.

Ответ был честным, но осторожным. Соня не хотела выдавать степень своей осведомленности о тайных аспектах школьной жизни. Пусть психолог думает, что имеет дело с confused teenager, а не с человеком, который уже знает об Ордене Золотого Треугольника.

— Символы вас беспокоят? — переспросила Валентина Сергеевна, и в голосе прозвучал особый интерес. — Какие именно?

— Глаза в треугольниках, пирамиды, странные геометрические фигуры. Они везде — на стенах, в книгах, на украшениях учеников. Создается впечатление, что я попала не в школу, а в музей эзотерики.

Психолог улыбнулась — теплой, понимающей улыбкой старшего товарища, готового объяснить наивному ребенку сложности взрослого мира.

— Символы — язык образованных людей, дорогая Соня. То, что кажется вам странным, на самом деле имеет глубокий смысл и древнюю историю. Подобные знаки использовались великими мыслителями, учеными, правителями на протяжении тысячелетий. Они помогают передавать сложные идеи в простой форме, создают ощущение принадлежности к сообществу избранных.

— Избранных для чего?

— Для понимания того, как устроен мир на самом деле. — Валентина Сергеевна встала и подошла к книжному шкафу, взяла один из томов. — Большинство людей живут в иллюзиях, видят только поверхность происходящего. А те, кто понимает символы, способны читать скрытые послания, видеть истинные связи между событиями.

Она открыла книгу на странице с изображением древнеегипетской пирамиды. Чертеж был выполнен с математической точностью, каждая линия просчитана с учетом сложных геометрических пропорций.

— Видите эту схему? Пирамида — не просто гробница фараона, а модель идеального общества. Широкое основание символизирует массы людей, которые трудятся, но не понимают общего замысла. Средние уровни — управленцы, которые знают часть планов. А вершина — те немногие, кто видит всю картину целиком и принимает ключевые решения.

ГЛАВА 6. БИБЛИОТЕКА ЗАПРЕТНЫХ ЗНАНИЙ

Ночь перед встречей с Мирославом прошла в тревожном полусне, когда сознание балансировало на грани между реальностью и кошмарами. Соня видела во сне бесконечные коридоры школы, где за каждой дверью скрывались новые ужасы — кабинеты с детьми-роботами, которые бездумно повторяли заученные фразы о преимуществах послушания; лаборатории, где в стеклянных колбах плавали человеческие мозги, подключенные к компьютерам; залы заседаний, где люди в масках решали судьбы миллионов, передвигая фигурки на гигантской шахматной доске, раскрашенной картой мира. Просыпаясь от собственных всхлипов, девочка каждый раз понимала — грань между сном и явью стирается, потому что реальность оказалась страшнее любых фантазий подсознания. Мир, в который ее затащила министерская должность отца, был населен людьми, для которых человеческая личность представляла лишь материал для экспериментов, а свобода воли — досадную помеху эффективному управлению обществом.

Утром, за завтраком в столовой размером с музейный зал, Соня наблюдала за родителями с новым, более острым вниманием. Отец читал сводки секретных документов на планшете, периодически делая пометки стилусом — и теперь она понимала, что подобные пометки могли определять судьбы тысяч людей, которые даже не подозревали о существовании подобных решений. Мама изящно откусывала кусочки круассана, доставленного из французской пекарни специально к их столу, и в ее движениях читалась отработанная элегантность человека, который привык к роскоши не как к удовольствию, а как к необходимому атрибуту статуса. Разговор вели тихими голосами о планах на день — встречи, переговоры, светские мероприятия — но между строк проскальзывали намеки на дела, о которых нельзя говорить вслух даже в собственном доме. Соня осознавала, что наблюдает не за обычной семьей, завтракающей перед рабочим днем, а за актерами, играющими роли в спектакле под названием "нормальная жизнь", хотя их настоящая деятельность происходила в кулисах истории, среди декораций, невидимых для обычных зрителей.

В школе первые уроки прошли как в тумане — Соня механически отвечала на вопросы учителей, делала записи в тетрадях, выполняла задания, но мысли постоянно возвращались к вчерашней беседе с психологом и к предстоящей встрече с Мирославом. Приложение "Судилище" несколько раз присылало уведомления о новых делах, требующих немедленного решения, но она игнорировала сигналы, понимая — каждый ответ добавляет новые штрихи к ее психологическому портрету в базе данных школьной администрации. Одноклассники вели себя по-прежнему: демонстрировали внешнюю вежливость, скрывающую холодное равнодушие к чужим проблемам; обсуждали планы на выходные, которые включали мероприятия стоимостью в годовой бюджет среднестатистической семьи; спорили о политических событиях с цинизмом людей, которые знают истинные причины происходящего в мире и относятся к публичной политике как к театральному представлению для развлечения масс. Арианна несколько раз бросала на Соню оценивающие взгляды, словно пытаясь понять, насколько глубоко новенькая проникла в суть происходящего и представляет ли она угрозу для установленного порядка вещей. А Максим демонстрировал показную заботу о Лере, которая выглядела еще более подавленной и безвольной, чем накануне — видимо, вечером ей устроили "воспитательную беседу" о неприемлемости жалоб на любящего парня.

На большой перемене Соня отправилась в библиотеку — не столько для чтения, сколько для возможности побыть наедине с мыслями в относительно безопасном месте. Библиотека "Ломоносов Академи" поражала не только размерами, но и атмосферой древней мудрости, которая, как теперь понимала девочка, могла оказаться древним знанием о методах управления человеческим сознанием. Высокие сводчатые потолки создавали ощущение храма, посвященного не божеству, а информации — той информации, которая давала власть над умами и душами людей. Полки тянулись от пола до потолка, заполненные томами на десятках языков: классическая литература соседствовала с философскими трактатами, исторические хроники — с современными исследованиями по психологии масс, религиозные тексты — с пособиями по нейролингвистическому программированию. Каждый раздел был продуман как ступень посвящения: от безобидных художественных произведений, формирующих эстетические вкусы, до серьезных научных работ о природе власти и механизмах социального контроля. Но больше всего Соню привлекал закрытый отдел в дальнем углу зала — за стеклянными дверьми виднелись полки с особенными книгами, доступ к которым имели только избранные.

Приблизившись к заветным полкам, девочка прочитала некоторые названия через стекло: "Corpus Hermeticum" — сборник текстов по герметической философии, изучавшей связи между микрокосмом человеческой души и макрокосмом вселенских процессов; "Clavicula Salomonis" — средневековый гримуар, приписываемый царю Соломону и содержащий инструкции по вызыванию духов и управлению невидимыми силами; "De Occulta Philosophia" Агриппы Неттесгеймского — фундаментальный труд по оккультным наукам эпохи Возрождения; "Психология масс и анализ человеческого Я" Фрейда — классическое исследование механизмов коллективного бессознательного; "Кристаллизация общественного мнения" Бернайса — практическое руководство по манипулированию общественным сознанием через средства массовой информации. Коллекция объединяла тексты разных эпох и направлений, но все они были посвящены одной теме — влиянию на человеческую психику с целью достижения конкретных результатов. Древние маги и современные пиарщики, средневековые алхимики и нынешние психологи — все искали способы проникнуть в тайны человеческого сознания и использовать полученные знания для управления поведением других людей.

— Заинтересовались запретной литературой? — раздался знакомый голос за спиной.

Соня обернулась и увидела Арианну, которая подошла бесшумно, как кошка, подкрадывающаяся к добыче. Платиновая блондинка выглядела сегодня особенно элегантно: блузка из натурального шелка цвета слоновой кости подчеркивала аристократические черты лица, а юбка строгого покроя — точеную фигуру; волосы были собраны в сложную прическу, каждая прядь лежала именно там, где задумал мастер-стилист; аксессуары дополняли образ без излишней демонстративности — все дорогое, но со вкусом, создающее впечатление врожденной, а не купленной элегантности. Но больше всего поражали глаза — холодные, умные, полные знания, которое не положено иметь семнадцатилетней девочке. В руках Арианна держала тонкую книгу в черной кожаной обложке без названия на корешке — том из закрытой коллекции, доступ к которому, судя по всему, имели только особо доверенные ученики.

ГЛАВА 7. ОПЕРАЦИЯ "СПАСЕНИЕ ДУШИ"

— Готовы увидеть, как выглядит настоящая власть? — тихо спросил Мирослав, протягивая Соне бинокль.

Но прежде чем она успела ответить, из динамиков школьной системы оповещения раздался голос директора: "Внимание! В здании объявляется режим повышенной безопасности. Все ученики и сотрудники должны немедленно покинуть территорию школы. Повторяю: эвакуация обязательна для всех!"

Мирослав мгновенно напрягся, как хищник, почуявший опасность.

— Они знают, что мы здесь, — прошептал он, хватая Соню за руку. — Нужно немедленно уходить!

По школьным коридорам послышались тяжелые шаги — не обычная охрана, а профессионалы в военной форме. Голоса звучали четко, без эмоций: "Первый этаж зачищен", "Второй этаж под контролем", "Переходим к осмотру крыши". Соня поняла — их искали конкретно, это не учения и не случайная проверка.

— Как они узнали? — выдохнула она, следуя за Мирославом к аварийному выходу.

— Браслет, — ответил он, указывая на ее запястье. — Эта штука отслеживает не только местоположение, но и биометрические показатели. Когда ваш пульс участился от волнения, система зафиксировала аномальное поведение и подала сигнал.

Соня в ужасе посмотрела на устройство, которое считала просто умным гаджетом. Получается, каждое биение сердца, каждый скачок давления записывались и анализировались? Браслет был не украшением, а электронными кандалами, превращающими носителя в подопытное животное под постоянным наблюдением.

Мирослав провел ее по запасной лестнице, которая вела в подвальные помещения школы. Здесь пахло сыростью и чем-то химическим — может быть, реактивами из лабораторий или чистящими средствами технического персонала. Коридоры были узкими, освещение тусклым, но молодой человек ориентировался уверенно, как будто изучил планы здания заранее.

— Вы что, готовились к побегу? — спросила Соня на бегу.

— Всегда имею план отступления, — ответил он, останавливаясь у служебного выхода. — Когда расследуешь деятельность людей, которые убили твоего отца, паранойя становится жизненной необходимостью.

Они выскочили в переулок за школой, где стоял обычный мотоцикл — не дорогая спортивная модель, которой пользовались ученики элитной школы, а простая рабочая машина курьера. Мирослав завел двигатель и крикнул:

— Садитесь! Объясню по дороге!

Соня никогда не ездила на мотоцикле, но времени на раздумья не было. Обхватив Мирослава за талию, она почувствовала, как мотоцикл рванул вперед, оставляя за спиной здание школы с его тайнами и угрозами. Ветер хлестал по лицу, город проносился мимо размытыми огнями, но впервые за много дней Соня ощутила настоящую свободу — возможность двигаться, куда хочешь, не спрашивая разрешения у системы.

Через полчаса они остановились возле старого здания на окраине города — бывшего завода, переоборудованного под мастерские и небольшие офисы. Мирослав провел ее через лабиринт коридоров к двери с табличкой "Частный детектив Королев А.М." — кабинет его отца, который сын сохранил как штаб-квартиру для продолжения расследования.

Помещение выглядело как музей конспирологии: стены завешаны фотографиями, схемами, вырезками из газет, соединенными нитками разных цветов; на столах лежали папки с документами, увеличительные стекла, диктофоны; книжные полки ломились от томов по истории тайных обществ, психологии масс, методам разведки. В углу стоял сейф, а рядом с ним — портрет пожилого мужчины с умными, добрыми глазами — отца Мирослава, профессора Королева.

— Добро пожаловать в логово параноика, — сказал Мирослав с горькой усмешкой. — Здесь папа собирал доказательства существования современных иллюминатов. Потратил на подобное дело пятнадцать лет жизни.

— И что он успел выяснить? — спросила Соня, разглядывая схемы на стенах.

— Многое. Возможно, слишком многое.

Мирослав подошел к сейфу, набрал код и достал толстую папку с грифом "Строго секретно". Документы были настоящими — копии правительственных постановлений, финансовых отчетов, протоколы закрытых совещаний, досье на влиятельных людей. Все материалы указывали на существование теневой структуры, которая координировала действия официальных властей разных стран.

— "Орден Золотого Треугольника", — прочитала Соня название на обложке. — Тот самый, о котором вы рассказывали?

— Современная версия древних иллюминатов, — подтвердил Мирослав. — Триста семей, которые контролируют мировую экономику, определяют политику государств, направляют развитие науки и технологий. Ваш отец — один из новых членов, принятых в организацию в последние годы.

Соня листала документы, и с каждой страницей мир становился все более пугающим. Планы по "оптимизации численности населения", проекты "управляемого развития общества", схемы "информационного воздействия на массовое сознание" — все это выглядело как сценарий фантастического фильма, но подтверждалось реальными подписями и печатями.

— А зачем им дети? — спросила она. — Почему создают специальные школы?

— Потому что члены Ордена стареют и умирают, как обычные люди, — объяснил Мирослав. — Нужно готовить смену — новое поколение управленцев, которое продолжит дело предков. Но не всех детей элиты можно посвятить в тайны. Нужны особые качества: высокий интеллект, эмоциональная устойчивость, способность хранить секреты, готовность принимать жестокие решения ради "высших целей".

— И как определяют, кто подходит?

— Через систему тестов, которая начинается в элитных школах и продолжается в университетах. "Судилище" — лишь один из инструментов отбора. Там моделируют этические дилеммы, которые выявляют склонность к авторитаризму, готовность жертвовать интересами отдельных людей ради абстрактного блага системы.

Внезапно дверь кабинета открылась, и на пороге появилась... Лера.

Девочка выглядела ужасно: волосы растрепаны, одежда помята, на лице свежие синяки. Но в глазах горел огонь, которого Соня не видела раньше — ярость человека, который решился на отчаянный поступок.

ГЛАВА 8. ПОДЗЕМНЫЕ АРХИВЫ ВЛАСТИ

Утро встретило Соню тревожным сообщением на браслете: "Срочная явка к директору. Время: 8:30. Опоздания недопустимы". Сердце заколотилось быстрее — значит, вчерашний побег с крыши не остался незамеченным. Система готовила ответные меры, и медлить больше было нельзя.

За завтраком родители вели себя странно напряженно. Отец несколько раз поглядывал на дочь оценивающим взглядом, словно видел ее впервые или пытался понять, насколько она изменилась за последние дни. Мама нервно теребила салфетку, периодически начиная фразы и обрывая их на полуслове. Атмосфера была пропитана недосказанностью и тревожным ожиданием.

— Соня, — наконец решился отец, — директор школы звонил вчера поздно вечером. Просил провести с тобой серьезный разговор о... адаптации к новой среде.

— Какой разговор? — осторожно спросила девочка.

— О том, что некоторые аспекты нашей новой жизни могут показаться тебе непривычными. Но важно понимать: семья теперь несет ответственность не только перед собой, но и перед... определенным кругом людей. Любые проявления нелояльности или неблагодарности недопустимы.

Слова прозвучали как приговор. Значит, родители знали о ее "неподобающем поведении" и готовы сдать собственную дочь на перевоспитание ради сохранения своего места в системе. Кровные узы оказались слабее страха потерять привилегии.

— А если я не хочу быть лояльной к людям, которые превращают детей в роботов? — прямо спросила Соня.

Повисла мертвая тишина. Отец побледнел, мама уронила чашку кофе — фарфор разбился о мраморный пол со звоном, который показался похоронным звоном.

— Откуда ты знаешь про... — начал отец, но осекся, понимая, что уже сказал слишком много.

— Про то, что происходит с детьми, которые задают неудобные вопросы? — Соня встала из-за стола. — Я видела Катю Лебедеву. То, что от нее осталось после "лечения".

— Катя была больна, — быстро сказала мама. — У нее развилась шизофрения...

— Шизофрения у девочки, которая просто хотела понять, почему в школе висят символы тайных обществ? — Соня не сдерживала сарказма. — Очень удобная болезнь для тех, кто не хочет отвечать на неудобные вопросы.

Отец резко встал, и впервые за время знакомства с новой жизнью Соня увидела его настоящее лицо — холодное, жестокое, лишенное родительской любви. Министр цифрового развития, член тайного общества, человек, готовый пожертвовать дочерью ради карьеры.

— Ты не понимаешь, в какую опасность ставишь всю семью! — прошипел он. — Есть силы, которые не прощают предательства. Если ты не прекратишь эти глупости немедленно...

— То что? Меня отправят в ту же клинику, что и Катю?

— Или хуже, — мрачно сказал отец. — Несчастные случаи происходят даже в самых безопасных местах.

Угроза была высказана открытым текстом. Родной отец угрожал убить собственную дочь, если она помешает его карьере в тайном обществе. Соня поняла — семьи в подобном мире не существует. Есть только полезные члены организации и потенциальные угрозы безопасности.

В школе ее ждал неприятный сюрприз. У входа в здание дежурили охранники в черной форме — не обычные школьные сотрудники, а профессионалы с военной выправкой и холодными глазами. Они досматривали рюкзаки учеников, проверяли документы, сканировали браслеты специальными устройствами. Режим повышенной безопасности действительно был введен.

— Соня Михайлова? — один из охранников сверился со списком. — Проходите, вас ожидают.

Коридоры школы выглядели по-другому — на стенах появились камеры наблюдения, которых раньше не было, или их тщательно маскировали. Учителя передвигались группами, переговариваясь шепотом. Ученики казались более напряженными, чем обычно — даже привычная им атмосфера контроля ужесточилась до предела.

В кабинете директора Соню ждала целая комиссия: сам Виктор Леонидович Макаренко, психолог Валентина Сергеевна, незнакомый мужчина в дорогом костюме с лицом профессионального следователя и... отец. Он сидел в стороне, избегая взгляда дочери, но его присутствие означало — семья окончательно выбрала сторону системы.

— Присаживайтесь, Соня, — предложил директор тоном судьи, выносящего приговор. — Нам нужно обсудить ваше поведение в последние дни.

— Какое именно поведение? — спросила девочка, стараясь держаться спокойно.

— Несанкционированное посещение крыши здания, контакты с посторонними лицами, попытки доступа к конфиденциальной информации, — перечислил незнакомец. — Меня зовут Сергей Павлович Ковалев, я представляю службу безопасности наших партнеров.

Формулировка "наши партнеры" звучала зловеще. Значит, за школой стояли не только частные инвесторы, но и спецслужбы, готовые применить к детям методы работы с врагами государства.

— А еще я знаю о вашем знакомстве с сыном покойного профессора Королева, — добавил Ковалев, наблюдая за реакцией. — Молодой человек, который выдает себя за курьера, но на самом деле занимается промышленным шпионажем.

— Шпионажем? — изумилась Соня.

— Мирослав Королев пытается получить доступ к закрытой информации о наших образовательных программах. Вероятно, работает на конкурирующие организации, которые хотят скопировать наши методики.

Ложь была изощренной — Мирослава представляли не борцом за справедливость, а обычным вором коммерческих секретов. Подобная версия делала его деятельность не героической, а меркантильной.

— Но самое главное, — вмешалась Валентина Сергеевна, — ваше психологическое состояние вызывает серьезные опасения. Склонность к теориям заговора, параноидальные идеи о тайном управлении школой, агрессивная реакция на попытки помощи...

— Помощи? — Соня не сдержала смеха. — Вы называете промывание мозгов помощью?

— Видите? — психолог обратилась к остальным членам комиссии. — Классическая картина подросткового психоза с элементами мании преследования.

— Что вы предлагаете? — спросил директор.

— Немедленную госпитализацию для интенсивной терапии, — ответила Валентина Сергеевна. — Пока болезнь не зашла слишком далеко.

ГЛАВА 9. ИГРЫ РАЗУМА И СЕРДЦА

Безопасная квартира Мирослава располагалась на окраине города, в старом доме, который казался обычной коммуналкой для рабочих семей. Никто не подозревал, что за облупленной краской и скрипучими ступенями скрывается настоящий штаб сопротивления, оборудованный по последнему слову техники. Соня поднималась по узкой лестнице, ощущая смесь адреналина от недавнего побега и странную интимность момента — впервые она оказалась в личном пространстве Мирослава, месте, где он был не загадочным борцом за справедливость, а просто молодым человеком с болью потери и мечтами о лучшем мире.

Квартира состояла из двух маленьких комнат, но каждый квадратный метр использовался с максимальной эффективностью. В одной комнате стояли компьютеры, сканеры, принтеры, радиостанция — техническое оснащение частного детектива, продолжающего дело отца. В другой — простая мебель, книги, фотографии семьи на стенах, гитара в углу. Контраст поражал: суровый мир шпионажа и конспирации соседствовал с теплотой человеческого дома, где кто-то читал стихи, играл музыку, мечтал о любви.

— Добро пожаловать в мое скромное логово, — сказал Мирослав, снимая кожаную куртку и превращаясь из опасного байкера в обычного парня в джинсах и свитере. — Извините за беспорядок. Не ожидал гостей.

— Здесь уютно, — призналась Соня, разглядывая фотографии на стенах. — Ваш отец выглядел добрым человеком.

— Был добрым, — подтвердил Мирослав, подходя к ней. — Слишком добрым для мира, в котором правят хищники. Всегда верил, что люди способны на лучшее, если им показать правду.

На одной из фотографий профессор Королев обнимал маленького мальчика — Мирослава лет семи-восьми. Оба улыбались солнечными улыбками людей, которые доверяют миру и не подозревают о существовании темных тайн. Соня почувствовала острую жалость к ребенку, который потерял не только отца, но и веру в справедливость мира.

— А вы? — спросила она тихо. — Тоже верите в лучшее?

Мирослав долго смотрел на фотографию, потом перевел взгляд на Соню.

— После встречи с вами — начинаю верить, — ответил он, и в голосе прозвучала такая искренность, что у девочки участилось сердцебиение. — Долгое время думал только о мести. А теперь понимаю: бороться стоит не против чего-то, а за что-то. За право людей оставаться людьми.

Между ними повисла пауза, наполненная невысказанными чувствами. Соня осознавала, что за несколько дней знакомства с Мирославом пережила больше настоящих эмоций, чем за все предыдущие семнадцать лет. Страх, восхищение, доверие, нежность — все смешалось в коктейль, который кружил голову сильнее любого алкоголя.

— Мирослав, — начала она, но тут зазвонил его телефон.

— Лера? — удивленно ответил он. — Как дела с планом?

Голос подруги в динамике звучал испуганно и взволнованно:

— Мирослав, план сорвался! Максим узнал о наших планах. Не знаю как, но он знает все — про вас, про Соню, про безопасную квартиру. Сейчас он едет к вам с людьми отца. У вас есть максимум полчаса!

Мирослав побледнел.

— Как он мог узнать? Мы же договорились о полной секретности!

— Я... я не знаю, — всхлипнула Лера. — Может быть, телефон прослушивают? Или в квартире установили жучки? Я сейчас под домашним арестом, родители заперли меня в комнате. Максим сказал им, что я связалась с террористами.

— Террористами? — изумилась Соня.

— Так он вас называет. Говорит, что вы хотите взорвать школу и убить детей невинных семей. Родители ему поверили — он же такой убедительный, когда хочет...

Голос Леры сорвался на рыдания. Девочка оказалась в ловушке между садистом-женихом и родителями, которые видели в нем идеального зятя.

— Лера, держись, — сказал Мирослав твердо. — Мы что-нибудь придумаем. Главное — не давай им заставить тебя принимать какие-то лекарства.

— Уже поздно, — прошептала подруга. — Принесли таблетки "для успокоения нервов". Сказали, что если не приму добровольно, вызовут врача с уколом...

Связь прервалась. Мирослав швырнул телефон на стол с такой силой, что экран треснул.

— Твою мать! — выругался он. — Они опередили нас на шаг.

— Что будем делать? — спросила Соня.

— Уезжать. Немедленно. — Мирослав начал лихорадочно собирать документы и диски с информацией. — У меня есть резервная база в другом городе. Оттуда сможем продолжить борьбу.

— А Лера?

— Лера пока вне нашей досягаемости. Если попытаемся ее спасти сейчас, погибнем все трое.

Соня наблюдала, как Мирослав методично уничтожает следы своего пребывания в квартире. Парень действовал профессионально, но она видела — решение оставить подругу в беде разрывает ему сердце. В подобные моменты он казался не взрослым конспиратором, а мальчишкой, на которого свалилась непосильная ответственность.

— Мирослав, — тихо сказала она. — Мне страшно.

Он остановился, повернулся к ней и вдруг обнял — просто, по-человечески, без попыток изображать бесстрашного героя.

— Мне тоже страшно, — признался он, и его дыхание согревало ее волосы. — Очень страшно. Но с вами рядом страх не такой парализующий.

— Почему?

— Потому что теперь у меня есть не только цель мести, но и то, что нужно защищать, — он отстранился и посмотрел ей в глаза. — То, ради чего стоит остаться живым.

Соня почувствовала, как внутри разливается тепло — не физическое, а душевное. Тепло понимания, что в мире лжи и предательства нашелся человек, который видит в ней не инструмент для достижения целей, а просто девочку, достойную любви и защиты.

— Мирослав, а если мы не победим? — спросила она. — Если система окажется сильнее?

— Тогда хотя бы узнаем, что такое настоящая близость, — ответил он, касаясь ее щеки. — В мире, где все продается и покупается, чувства становятся единственной валютой, которую нельзя подделать.

Он наклонился к ней, и их губы встретились в поцелуе, который был одновременно нежным и отчаянным. Поцелуе людей, которые знают — возможно, подобный момент у них последний. Соня закрыла глаза и позволила себе забыть обо всем: о погоне, об угрозах, о планах спасения мира. Сейчас существовали только они двое, тепло его рук, вкус его губ, биение сердца, которое отбивало ритм не страха, а любви.

ГЛАВА 10. БИТВА ЗА ДУШУ РЕБЕНКА

Заброшенная дача в ста километрах от города выглядела как декорация к фильму о постапокалипсисе — облупившаяся краска, заросший сад, окна, заколоченные досками. Но внешний вид обманывал: внутри дом был оборудован всем необходимым для длительного проживания. Генератор обеспечивал электричество, скважина — водой, а подвал был переоборудован в настоящий бункер с запасами еды и медикаментов. Место, где отец Мирослава прятался, когда исследования становились слишком опасными.

— Добро пожаловать в последний оплот свободы, — сказал Мирослав, помогая девочкам спуститься в подвал. — Здесь мы можем спокойно планировать контратаку.

Лера все еще чувствовала слабость после воздействия наркотиков, но глаза ее горели новым огнем — огнем человека, который вырвался из клетки и готов сражаться за свою свободу. Она села в кресло и впервые за много месяцев улыбнулась по-настоящему.

— Знаете, что самое странное? — сказала она. — Я думала, что люблю Максима. Даже когда он делал мне больно, убеждала себя, что подобное проявление заботы.

— Классический синдром Стокгольма, — объяснил Мирослав. — Жертва начинает сочувствовать агрессору как защитный механизм психики.

— А теперь, когда действие препаратов прошло, я понимаю: то была не любовь, а зависимость. Болезненная, разрушительная зависимость.

Соня обняла подругу за плечи.

— Главное, что ты смогла освободиться. Не все жертвы абьюзеров находят в себе силы сказать "нет".

— Силы дали вы, — Лера посмотрела на них с благодарностью. — Показали, что существуют отношения без насилия, любовь без контроля, дружба без выгоды.

В подобный момент в подвале раздался звук входящего сообщения — на одном из компьютеров мигал индикатор электронной почты. Мирослав открыл письмо и побледнел.

— Что там? — спросила Соня.

— Сообщение от анонимного отправителя. Но я знаю, кто его прислал, — он развернул экран, чтобы девочки могли прочитать текст.

"Дорогие юные бунтари!

Поздравляю с мастерски проведенной операцией по спасению мисс Климовой. Признаю, вы превзошли мои ожидания. Однако игра еще не окончена — скорее, только начинается.

Завтра в полдень в городском парке состоится "случайная" встреча школьных друзей Сони. Катя Лебедева, которую вы считаете жертвой нашей системы, хочет поговорить с вами. У нее есть информация, которая может изменить ваше представление о происходящем.

Если не придете — Катя исчезнет навсегда. Если придете — получите шанс узнать правду, которая шокирует вас больше любых откровений.

Выбор за вами. Но помните: в нашей игре каждый ход имеет последствия.

С уважением к достойным противникам,В.Л. Макаренко"

— Ловушка, — сразу сказала Лера. — Они используют Катю как приманку.

— Конечно, ловушка, — согласился Мирослав. — Вопрос в том, можем ли мы себе позволить ее игнорировать?

— А что, если Катя действительно хочет нам помочь? — предположила Соня. — Что, если действие препаратов ослабло, и она восстановила память?

— Или что, если ее превратили в живую бомбу? — мрачно возразил Мирослав. — В кукловода, который будет говорить чужими словами?

Они долго обсуждали варианты, взвешивали риски и возможности. С одной стороны, встреча с Катей могла оказаться смертельной ловушкой. С другой — девочка была их одноклассницей, подругой, которую нельзя бросать в беде.

— Пойдем, — решила Соня. — Но с предосторожностями.

— Какими?

— Разделимся. Я встречусь с Катей, а вы будете наблюдать издалека. При первых признаках опасности — убегаем.

— Нет! — резко сказал Мирослав. — Не позволю тебе рисковать одной.

— Мирослав, — Соня взяла его за руки, — если что-то случится со мной, вы с Лерой продолжите борьбу. А если погибнем все трое, то кто расскажет миру правду?

Логика была неопровержимой, но сердце протестовало против подобного плана. Мирослав смотрел в ее глаза и видел там решимость, которую невозможно было поколебать.

— Хорошо, — согласился он наконец. — Но при первой же опасности кричите. Я буду рядом с оружием.

— У нас есть оружие?

— Папин пистолет, — Мирослав показал небольшой револьвер в кобуре. — Надеюсь, не придется использовать.

Ночь прошла в тревожном ожидании. Соня лежала на раскладушке, слушая, как дышат во сне Лера и Мирослав, и думала о предстоящей встрече. Что, если Катя действительно сохранила остатки личности под слоем химического воздействия? Что, если она нашла способ передать важную информацию? Или наоборот — что, если встреча станет последней в ее жизни?

Утром они тщательно подготовились к операции. Мирослав дал Соне крошечную рацию с кнопкой экстренного вызова, Лера — самодельный газовый баллончик из освежителя воздуха и острых специй.

— На всякий случай, — объяснила она. — Если придется драться.

— Лера, ты же всегда была такой тихой, — удивилась Соня.

— Была, пока не поняла: тишина убивает. Молчание делает нас соучастниками зла, — подруга обняла ее крепко, по-сестрински. — Возвращайся живой. У нас еще столько планов по спасению мира.

Городской парк в полуденные часы выглядел обманчиво мирно. Мамы с колясками гуляли по аллеям, пенсионеры играли в шахматы на скамейках, подростки катались на скейтах возле фонтана. Обычная жизнь обычных людей, которые не подозревали о войне, разворачивающейся в тени.

Соня прошла к назначенному месту — скамейке возле старого дуба, где они с Катей когда-то мечтали о будущем. Тогда, всего несколько месяцев назад, самой большой проблемой казались контрольные работы и первая любовь. Как же наивными они были...

Катя появилась точно в полдень. Внешне она выглядела почти как прежде — аккуратная прическа, красивая одежда, грациозная походка. Но глаза... В глазах не было жизни. Взгляд пустой, стеклянный, как у дорогой куклы.

— Привет, Соня, — сказала Катя, садясь рядом на скамейку. — Давно не виделись.