Сумерки Справедливости

Пролог

Все началось с запаха ржавчины и ощущения пристального взгляда в спину. Эмия Широ привык к странностям. Его мир, склеенный из обрывков воспоминаний о всепожирающем пламени, всегда казался немного неправильным, словно плохо настроенный приемник, ловящий помехи из другой, более страшной реальности. Но сегодня помехи стали оглушительным шумом.

Он задержался в школе, чтобы навести порядок в додзё — рутинная работа, которая обычно приносила покой. Но покой не приходил. Сквозь затянутое дождем окно он увидел их. Два нечетких силуэта на школьном дворе, синий и красный, двигались с размытой, хищной грацией. Воздух расколол звон сталкивающейся стали, пронзительный и чуждый этому миру.

Это было неправильно. Невозможно.

Взгляд одного из них, того, что был в синем, метнулся к окну. Широ не видел его глаз, но почувствовал укол ледяного внимания, прошивший его насквозь. Его заметили.

Внутри что-то оборвалось. Инстинкт, вбитый в него отцом за годы туманных предостережений, закричал одно слово: «Беги».

И Широ побежал. Он бежал, не помня себя, подгоняемый стуком собственного сердца и уверенными, нечеловечески быстрыми шагами за спиной. Дом. Убежище. Единственное место, где мир все еще имел смысл.

Он ввалился внутрь, захлопнул дверь и сполз по ней, задыхаясь. Тишина. Может быть, он оторвался? Может, ему все это привиделось?

— Я знаю, что ты здесь, мальчик. — Голос за дверью был спокоен, почти скучающ, и от этого становился еще страшнее. — Правила есть правила. Свидетелей быть не должно.

Паника превратилась в ледяной ужас. Широ отпрянул от двери и, спотыкаясь, бросился на задний двор, в старый сарай. Мастерская отца. Его последняя линия обороны. Он заперся изнутри, забился в угол, пытаясь лихорадочно укрепить подвернувшийся под руку обрывок газеты. Заклинание не сработало. Его магия, слабая и нестабильная, растворилась в волнах его собственного страха.

Дверь сарая не открылась. Она взорвалась внутрь дождем щепок.

В проеме стоял мужчина в синем. В полумраке его глаза горели рубинами, а алое копье в руке, казалось, источало собственный недобрый свет.

— Нашел, — выдохнул он с ленивой усмешкой. — Игра окончена.

Широ не успел закричать. Копье пропело в воздухе и с глухим, влажным звуком вошло ему в грудь.

Боль была откровением. Всепоглощающим, абсолютным. Она сожгла страх, мысли, саму его суть, оставив лишь знание о том, как холодное, зазубренное острие рвет его сердце. Мир сузился до алых глаз убийцы и ощущения собственной жизни, утекающей горячей струей на холодный бетонный пол.

«Не хочу умирать», — пронеслось в угасающем сознании. Это была не мысль. Это был рефлекс, эхо того самого дня в огне. — «Только не снова. Пожалуйста, не так…»

Убийца с безразличным видом выдернул копье, повернулся и пошел к выходу. Тело Широ обмякло, соскальзывая по стене. Конец.

Но конец не наступил.

Когда мир уже почти растворился во тьме, глубоко внутри него, за ребрами, вспыхнуло чужеродное, невыносимо яркое тепло. Оно было похоже на солнце, взошедшее в его груди. Боль, разрывавшая его на части, отступила, смытая этой золотой волной. Он судорожно вдохнул, и его легкие, мгновение назад пробитые, наполнились пыльным воздухом сарая. Он опустил дрожащую руку на грудь. Дыра в куртке была на месте, пропитанная липкой кровью, но под ней… под ней была целая, невредимая кожа.

Он не понимал. Он должен быть мертв. Он чувствовал, как умирает. Это исцеление было чудом. И это чудо было страшнее смерти.

Его убийца тоже это почувствовал. Он замер на пороге и медленно обернулся. Удивление на его лице сменилось хмурым раздражением.

— Что за черт?.. Живучий. Придется сделать работу как следует.

Он снова поднял копье. Теперь в его глазах не было лени. Была лишь холодная решимость стереть это недоразумение, эту аномалию с лица земли.

И в этот миг отчаяние Широ переродилось в нечто иное. В темную, уродливую молитву без слов. Он не просил о спасении. Он желал, чтобы боль прекратилась. Чтобы тот, кто принес ее, исчез. Чтобы мир, который так жестоко обошелся с ним, ответил за это.

Его рука, скользнув по луже собственной крови, наткнулась на что-то твердое и холодное.

Сила удара, пригвоздившего его к стене, опрокинула старую полку. С нее с грохотом свалился пыльный свинцовый ларец — вещь отца, которую тот запретил открывать. От удара замок сорвало, и из ларца выкатилось его содержимое. Небольшой, иссиня-черный осколок, похожий на коготь чудовищной птицы. Он прокатился по полу и замер в самом центре выцветшего узора, который Широ всегда считал просто частью старого фундамента.

Узора, который на самом деле был магическим кругом призыва.

Кровь Широ, все еще теплая от неестественного исцеления, уже пропитала линии круга. Его пальцы коснулись холодного, вибрирующего осколка. Его безмолвное, полное черной ярости желание вырвалось на свободу.

Реальность треснула.

Сигнал, посланный в мир, раздвоился. Золотое тепло внутри него, наследие, о котором он не знал, звало одного. Но кровь, боль и чужеродный осколок, пропитанный эхом межзвездной бойни, отвечали другому. И в этот раз крик тьмы оказался громче шепота света.

Круг взорвался. Не золотым сиянием. Он изверг столб пульсирующего, иссиня-черного пламени, которое поглотило свет и тепло. Из разлома в пространстве донесся звук рвущегося металла и далеких, полных агонии криков. Лансер отшатнулся, выставляя перед собой копье. Он был готов к Герою. Он не был готов к Кошмару.

Из черноты шагнула фигура. Она была непропорционально огромной, ее доспех цвета запекшейся крови и ночи, казалось, сгибал под собой пространство. Длинные, спутанные черные волосы обрамляли лицо мертвеца, искаженное вечной болью. И глаза. В этих глазах была пустота. Та самая, что смотрит на тебя из открытого космоса, обещая лишь холод и забвение.

Существо не удостоило Широ даже взгляда. Весь его нечеловеческий фокус был направлен на человека в синем.

Глава 1. Ночной Охотник

Тишина в сарае давила, она была гуще и тяжелее, чем мрак за его пределами. Воздух был пропитан запахом озона, горелой пыли и чем-то еще, металлическим и сладковатым — запахом духовной сущности, насильственно вырванной из своей оболочки. Эмия Широ сидел на полу, в луже собственной, уже остывающей крови, и не мог отвести взгляд от гигантской фигуры, преклонившей перед ним колено.

На его правой руке, на тыльной стороне ладони, горели красным три причудливых символа. Они пульсировали в такт его обезумевшему сердцу, словно раскаленное клеймо, напоминая, что этот кошмар реален. Что он, Эмия Широ, каким-то непостижимым образом теперь связан с этим существом. Он стал его Мастером.

— Мастер… — повторил гигант, поднимая голову. Его бездонные глаза изучали Широ не как человека, а как диковинный механизм. — Какое хрупкое создание. Полное трещин. Полное боли.

Он поднялся во весь свой нечеловеческий рост, и его голова почти коснулась потолочных балок.

— Я узнаю эту боль. Я носил ее веками. Она — наш общий язык.

Широ хотел что-то сказать, закричать, спросить «кто ты?», но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Он только что умер. Его проткнули копьем. А потом… потом он увидел, как это существо… казнило его убийцу. Разорвало на части. С холодной, методичной жестокостью.

— Ты напуган, — констатировал Кёрз, и это не было вопросом. — Это правильно. Страх — начало мудрости. Но сейчас не время для страха. Время для работы.

Он шагнул к Широ и протянул свою когтистую перчатку. Широ инстинктивно отпрянул, вжимаясь в стену. Кёрз остановился, и в его мертвых глазах на мгновение промелькнуло что-то похожее на понимание.

— Я не причиню тебе вреда. Ты — мой Мастер. Ты — якорь, что держит меня в этом агонизирующем мире. Но ты должен пойти со мной. Ты должен видеть. Ты должен учиться.

Не дожидаясь ответа, Кёрз просто взял его за руку. Его хватка была не сильной, но абсолютно непреклонной, как у геологического сдвига. Он поднял Широ на ноги так легко, словно тот был тряпичной куклой.

— Куда?.. — смог наконец выдавить Широ.

— На охоту, — ответил Кёрз, и тень улыбки тронула его бледные губы. — Город болен, мальчик. Я чувствую его лихорадку. В его артериях текут гной и страдания. Мы — хирурги. И это наша первая операция.

Он повел Широ из сарая. Их движение сквозь ночной, залитый дождем Фуюки не было ходьбой. Они скользили сквозь тени, сливаясь с мраком в переулках, становясь единым целым с дождевой завесой. Мир для Широ превратился в смазанный, тошнотворный калейдоскоп неоновых огней и черных провалов. Он чувствовал, как его Слуга тянет его за собой, ведомый не зрением или слухом, а чем-то иным.

— Я иду на крик, — пояснил Кёрз, словно читая его мысли. Его голос звучал прямо в голове Широ, минуя уши. — Не на тот, что срывается с губ. А на безмолвный крик души, которую терзают. Я — эхо этого крика.

Они остановились перед обшарпанным многоквартирным домом в одном из самых бедных районов города. От здания несло сыростью, плесенью и застарелым отчаянием. Кёрз указал когтем на окно на третьем этаже, за которым горел тусклый желтый свет.

— Опухоль здесь.

Он не стал пользоваться дверью. Одним плавным, беззвучным движением он взобрался по стене, цепляясь за выступы и водосточные трубы с грацией гигантского паука. Широ, связанный с ним магической связью, был вынужден следовать за ним, его тело двигалось почти против воли, поддерживаемое нечеловеческой силой Слуги.

За окном разворачивалась отвратительная сцена. Толстый, потный мужчина в грязной майке тащил за руку маленькую девочку, лет шести, не больше. Тащил к грязному, заваленному окурками и бутылками матрасу, лежавшему в углу. Девочка не плакала. Ее глаза были совершенно пустыми, как у сломанной куклы, и этот пустой взгляд был страшнее любых криков.

— Надо… надо что-то делать, — прошептал Широ, его тело напряглось для рывка. Идеал, вбитый в него отцом, требовал действия. Герой справедливости должен был вмешаться. Спасти.

Холодная хватка на его плече была подобна тискам.

— Смотри, — голос Кёрза прозвучал не снаружи, а внутри его черепа, холодный и ровный, как скальпель хирурга. — Не отворачивайся. Не закрывай глаза. Это важно. Ты должен впитать это. Понять анатомию греха.

Широ хотел возразить, но его воля была парализована. Он мог только смотреть, как его Слуга, подобно капле чернил, растворяющейся в воде, просочился сквозь оконное стекло, не издав ни звука.

Мужчина не успел ничего понять. Он замер на полпути к матрасу, его рука все еще сжимала запястье девочки. Он почувствовал изменение в атмосфере комнаты — холод, который, казалось, исходил от самих стен. Он медленно обернулся.

И увидел Смерть, стоящую в его комнате.

Его лицо, багровое от алкоголя и похоти, мгновенно стало белым, как полотно. Глаза расширились от животного, первобытного ужаса. Он открыл рот, чтобы закричать, но звук застрял в горле, превратившись в булькающий хрип. Он отпустил руку девочки, инстинктивно пытаясь закрыться, отступить. Но отступать было некуда.

Кёрз не спешил. Он медленно, почти с академическим интересом, подошел к мужчине. Его когтистая перчатка поднялась и коснулась потной щеки.

— Ты боишься, — прошептал Повелитель Ночи, и его голос был тихим, вкрадчивым, слышным только ему и Широ, висящему за окном, как пригвожденный к позорному столбу свидетель. — Ты чувствуешь, как страх ползет по твоим венам, как ледяные насекомые. Он замораживает твою кровь. Парализует мышцы. Добро пожаловать в мой мир.

Мужчина обмочился. Струйка мочи потекла по его ноге, образуя темное пятно на засаленных штанах. Он рухнул на колени, его тело сотрясала неконтролируемая дрожь.

Кёрз повернул голову и посмотрел прямо на Широ, сквозь стекло, сквозь расстояние, прямо в его душу.

— Видишь, мальчик? — снова прозвучал голос в его голове. — Вот он, страх в чистом виде. Не благородный ужас перед битвой. Не тревога за близких. А грязный, липкий, животный страх существа, которое знает, что оно — мразь, и возмездие пришло за ним. Запомни этот запах. Запомни этот звук. Это — основной инструмент справедливости.