На Черемуховом бульваре Либревиля Рыжую Сусику знали все. Родительский кроссинговер (наполовину японка, наполовину голландка) одарил девушку ослепительной красотой Дианы и грацией сказочной лани. Небрежная подростковая одежда подчеркивала совершенство генов. Огненно рыжие волосы определили прозвище в криминальном мире. Большие голубые глаза приводили всякого мужчину в состояние простительного идиотизма и она этим хорошо пользовалась. Либревилльские главари криминальных кланов знали ее лично. А таких главарей в шестидесяти миллионном городе было не меньше пяти десятков. Рыжая Сусика перевозила грязные деньги из одного конца города в другой на мустанге 1965 года цвета дорожной пыли и за это ей платили неплохой куш.
Несмотря на то, что денег хватало, опасная девушка предпочитала жилье эконом класса в сто двадцати этажном небоскребе на Черемуховом бульваре. В муравейнике, битком забитым гастарбайтерами со всех концов света, она чувствовала себя в большей безопасности, чем где бы то ни было ещё. Она парковала мустанг на подземной стоянке и, когда с ревом движка выезжала из черной пещеры на шумную улицу, парикмахеры горделиво замечали клиентам: «Рыжая Сусика выехала на дело».
В двадцать семь лет она оставалась свободной молодой женщиной с честолюбивыми грезами о карьере кинопродюсера и собственном острове в Тихом океане. Все попытки местных мачо завязать с ней романтичные отношения терпели крах. Рыжая Сусика слишком любила себя, чтобы делиться с кем-то.
В сердце июля, в самой середине лета, над розовыми мечтами криминальной красотки нависла черная туча беспощадного рока. Это был особенно жаркий вторник. Над зеркальными небоскребами плавилось синее небо, солнце отражалась отовсюду: от бамперов машин, от солнцезащитных очков, от алюминиевых рам и широких витрин. Пыльный мустанг выехал из потока машин на длинную набережную, чуть не сбил девочку тинэйджера на роликах, и въехал на невысокий тротуар вдоль бетонного парапета, за которым начинался песчаный пляж и Атлантический океан. Тонкие пальцы с ухоженными розовыми ногтями сжали ребристое колесо руля.
Восемь минут назад Сусика совершила самую большую глупость в своей жизни. В десять утра она забрала сорок миллионов либревильских долларов у кенийского курьера, который доставлял чемодан с деньгами к границам африканского квартала. Она делала это сотни раз. Главарь Бабаджо, который занимался поставкой наложниц из Азии и контролировал преступность в северо-восточных кварталах, заключил с ней сделку. Сусика отвозила его деньги для двуличных дельцов одной судовладельческой компании. Во время портовых стоянок в Индии и Мьянме они покупали смазливых девственниц из дальних деревень. Деньги должны были быть у дельцов в 10: 45. Сусика могла ехать, не торопясь и не опасаясь быть остановленной полицейским патрулем. Она знала несколько безопасных маршрутов и каждый из них занимал не больше тридцати минут. Ещё пятнадцать минут запаса. Пятнадцать минут это очень много. За пятнадцать минут можно выиграть войну. Она никогда не использовала эти пятнадцать минут. Сусика всегда приезжала до срока.
Но в этот раз её сбил с пути сам Дьявол. Иначе как объяснить случившееся? Дьявол сидел в желудке в виде мучительного тепло-карамельного желания гастрономической природы. Проще говоря, Сусика питала слабость к мороженному. На экваториальных широтах Либревиля нежные чувства к охлажденному лакомству не редкость. Беда в том, что в горле девушки с самого рождения поселилась загадочная экзотическая дрянь. Микроб, который не причинял ей бед, пока его не беспокоили пломбиром.
Сусика могла съесть порцию в сто грамм и ничего бы не произошло. Но если бы она съела еще сто в ближайшее время, то микроб, живший в горле, валил девушку с ног на целый месяц. Последующее харканье кровью заставляло всерьез опасаться за свою жизнь. Но как только приступ отступал, желание снова принималось соблазнять. За десятилетия простуд, насморков и грудных кашлей Сусике удалось вычислить безопасный период между стограммовыми порциями счастья. Она могла позволить себе праздник вкуса один раз в три года без вреда для здоровья.
Злополучным жарким вторником Дьявол прошептал в ухо, что уже можно. Сусика не была уверена, что опасный период пройден, но чревоугодное желание беспощадно подавило слабые протесты разума. Сусика остановилась всего на минутку у разрисованного радугой вагончика с улыбающимся алжирцем-мороженщиком в желтом берете с хвостиком. Пальцы дрожали от предвкушения, пахло ванилью, клубникой и шоколадной крошкой.
Пока она расплачивалась и облизывала губы, как голодный наркоман перед дозой, шустрый белокожий парень с татуировкой паутины вокруг правого глаза распахнул дверцу бесхозного мустанга и огромными кусачками за секунду перекусил цепь, которая связывала денежный чемодан с приваренным к полу металлическим кольцом под пассажирским креслом.
Сусика бежала за гаденышем и сыпала проклятиями, не выпуская из рук вафельного стаканчика с пломбирным шариком, целый квартал, покуда её не остановила китайская шпана. Словесная перепалка быстро закончилась, когда кто-то из гопников понял, на кого они напоролись. Криминал сразу расступился и попросил прощения за недоразумение, но заминка скрыла беглеца с глаз в лабиринтах шумных торговых улочек. Она знала, что потеряла его. Потеряла деньги. Чужие деньги. Ухоженные пальцы со злостью выдавили мороженое из стаканчика. Кажется, у нее теперь проблемы посерьезнее микроба в горле.
Мустанг засвистел тормозами и встал прямо перед бетонным парапетом, за которым качались прибрежные пальмы. Когда Сусику загоняли в угол, она всегда ехала сюда, к океану. Прибой помогал думать. А думать нужно было быстро потому, что сухогруз, где ждали денег, уже снимался с якоря. Это значило, что Бабаджо теперь не получит свой товар. И кроме тех сорока миллионов в чемодане ему потребуется возместить компенсацию за сорванную сделку. Бабаджо продавал наложниц по двойной цене. Это значит восемьдесят миллионов. На банковском счету Сусики лежало два миллиона. Деньги, которые она хотела вложить в кинобизнес. Жалкие два миллиона.
Мигель сох по Сусике с того самого дня, когда она пять лет назад поселилась в небоскребе на Черемуховом бульваре. Он был немного младше и чтобы когда-нибудь обратить на себя её внимание, ему потребовалось бы встать в очередь длиной в десять километров. Мигель прекрасно понимал, что Рыжая Сусика местная знаменитость, что за ней пытаются приударить все видные парни из токийского квартала. Всё это правда, но никому из них не повезло так, как повезло ему.
Пять лет назад Бог пожелал забрать жизнь старика мексиканца (92 года, умер во сне) из квартиры № 2254 на 84 – ом этаже. Это была уютная двушка с раздельным санузлом и широкими окнами от пола до потолка с видом на токийский квартал. Спустя два часа после похорон в квартиру пришел риелтор с рыжеволосой девушкой, от которой пахло жасмином, розами и синим льдом с верхушек Гималайских гор.
Девушку звали Сусика и от Мигеля её отделяла лишь кирпичная стена толщиной в семнадцать сантиметров. Первые два года сосед исправно ей улыбался и здоровался, изредка вправляя «как дела». В глазах Сусики он представлялся неотесанным мексикашкой, который трудится на рыбоперерабатывающем заводе с утра до вечера. Такие, как Мигель, не существуют в личных планах сусик. Мигель осознавал это со всей ясностью. И все же заболел ею.
Спустя два года дежурные фразы перешли в наступление. Мигель начал приглашать Сусику на чашку кофе и кусочек пиццы. Он оставлял ей у двери рыжих котят, привязывал к дверной ручке розовые шары. В общем, вел себя, как круглый идиот. Девушка снисходительно улыбалась и позволяла себе грубость только в скверном настроении. Она общалась с головорезами и клановыми мафиози. Она знала цену жестам и словам. Мигель же в свою очередь видел только рыбу с утра до вечера и совместные посиделки с товарищами мексиканцами на уличных задворках, где они курили листья коки и играли в уругвайское домино.
Со временем отчаянный влюбленный смирился с ролью добряка-соседа. Отказы любви всей своей жизни он принимал с улыбкой смирения, за которой бальзамом мозг беззвучно шептал «может в следующий раз».
И все же, несмотря на всю невозможность их союза, с ними порой случались презабавные совпадения. Они постоянно сталкивались в самых неожиданных местах. В национальном банке, где Сусика делала денежный перевод, а Мигель просто, любопытства ради, заходил посмотреть в вестибюле на резные золоченные колонны. На уличной распродаже импрессионистских полотен неизвестных художников, где Сусика искала продавца оружием, а Мигель ходил утолить грусть в пасмурных пейзажах с прудами и кувшинками. Их глаза находили друг друга в многотысячной толпе на Римском бульваре напротив здания суда. Сусика ходила уплатить штраф, а Мигель хотел попробовать тако в новой закусочной на углу Пражского и Венского бульваров.
Эти подозрительные совпадения вовсе не казались Сусике случайными. Она стала подозревать, что Мигель превратился в помешанного преследователя. Но справедливости ради отметим, что он был ни в чем не виноват. Просто кто-то сверху все время его подставлял.
Вот и сейчас в жаркий вторник в середине лета Мигель отлучился с работы и по поручению бригадира шел узнать, не прибыл ли рыболовецкий трал из Луанды. Молодой человек радовался возможности прогуляться таким чудесным днем по берегу океана. Перевязанные шнурками кеды свисали с правого плеча, засученные джинсы открывали коленки. Пятки утопали в горячем песке, мысли парили в свободном полете и уже направлялись к образу Сусики, как вдруг она возникла наяву.
Мигель остолбенел и какое-то время просто пялился на девушку, сидящую на песке, спиной к бетону и лицом к свободному океану. Для одних - просто Рыжая Сусика. Для Мигеля - райское создание, тайком сбежавшее из сонма крылатых нимф. Густые рыжие волосы практично собраны в хвост. Короткие джинсовые шорты открывают стройные загорелые ноги. Поверх желтой майки легкий клетчатый жилетик с карманами. На руках разноцветные браслеты. Прекрасна, как всегда, но явно чем-то расстроена. Если б Мигель не знал её, то принял бы за девочку подростка, которая переживает сложный экзистенциональный кризис.
- Сусика? – вырвалось в него - Что случилось?
Длинные ресницы взмахнули вверх, как крылья бабочки. Голубые глаза полоснули по сердцу.
- Мигель… – устало произнесла Сусика, во взгляде её присутствовали растерянность и сдержанное раздражение. – Я прошу тебя, не сейчас.
- Да я только…
Но она уже поднялась, отряхиваясь от песка, и запрыгнула в верный мустанг. Мигелю досталась лишь пыль из-под колес.
Вечером того же дня Сусика отправилась в сицилийский квартал, где в баре « Дурной койот» нашла Скользкого Чака – владельца заведения. Заведение находилось в самом центре города в окружении головокружительных зеркальных небоскребов деловых районов.
Скользкий Чак входил в «Тайный Совет Одиннадцати», осуществлявший теневое управление всеми городскими делами, включая школьное образование и вывоз мусора. Организация состояла из гангстерских авторитетов Либревиля, которые поддерживали порядок во взаимоотношениях этнических мафиозных синдикатов и тем самым не давали погрузиться улицам в хаос. Члены совета выбирались один раз в семь лет, независимо от национальности и расовой принадлежности. Большинство посетителей «Дурного кайота» знали, что скользкий Чак имеет особый статус. Настолько особый, что он мог решать любые мелкие вопросы с подрядчиками прямым звонком мэру. Вероятно поэтому в баре почти не бывало драк, а если такое случалось, то грузный шестидесятилетний сицилиец доставал любимый старый Смит и Вессон 29 и начинал стрелять. Случалось он дырявил того или иного драчуна, но никто не трудился вызывать полицию. Здесь назначали встречи представители коррумпированных сенаторов и этнические гангстеры. В Либревиле это место обладало почти дипломатической неприкосновенностью. Однако все-таки это был бар и туда мог заглянуть, кто угодно.
Физическое возбуждение Мигеля в тот вечер глубоко слилось с душевными страданиями. При обычной похоти влюбленный мексиканец купил бы проститутку или удовлетворил себя сам, но здесь все было по-другому. Он не знал, как подавить этот сексуальный импульс. Мигель простоял у стены, за которой принимала душ Сусика, два часа подряд, не заметив времени. Он не спал всю ночь. Все думал о том ничтожном барьере, что отделял его от сокровенных желаний. Он думал о кирпичной стене в ванной и под утро принял решение отправиться в люмен-трущобы на севере Либревиля.
Люмен-трущобы обладали особым муниципальным статусом. Горожане говорили о заброшенных кварталах с гордостью. Кирпичные дома там не реставрировались с середины двадцатого века. Асфальт и стены год за годом разрушалась дождями и ветрами. Растресканные улицы хранили дух прошлого, и туристы со всего мира готовы были платить за это большие деньги.
Жители люмен-трущоб освобождались от налогов. За страшными кварталами вился душок городских легенд о канализационных монстрах и изощренных серийных убийцах.
Туда не ступала нога преступности. Там не видели полицейских патрулей. Если человек на свой страх и риск отправлялся в люмен-трущобы за пресловутой истиной, то он мог оттуда не вернуться, и никто бы не стал его искать. В умирающих кварталах жили исключительно затворники. Редкие отшельники без прошлого и будущего отправлялись туда, как в аравийскую пустыню в библейские времена.
В полуразрушенных домах, в подвалах, в глухих переулках, огороженных мусорными баками, в канализационных коллекторах, на дырявых чердаках и в проржавевших остовах фургонов – вот где ютились жители люмен-трущоб. Электричество здесь было обесточено, поскольку никто не собирался за него платить. Однако где-то в недрах полуразрушенных зданий гудели самодельные генераторы, и когда наступали сумерки (и позже глубокой ночью) в окнах темных облезлых домов вспыхивали одиночные точки света. С высоты стоэтажного небоскреба наблюдателю казалось, что он видит стаю светлячков. Поэтому это место и назвали люмен-трущобами.
Мигель отправился в страшные кварталы вечером после работы. Улицы уже посерели, солнце садилось за частоколом небоскребов в западной части города. Условная линия границы раритетного квартала тянулась вместе с асфальтной дорогой. Ближе к трущобам асфальт потрескался, тротуар на той стороне порос зеленой травой. Дальше щетинились колючие кусты шиповника и диких роз. Еще дальше громоздились деревья, за которыми проглядывали грязно-серые пятиэтажные здания из красного кирпича. На верхних этажах в широких грязных окнах отражался пламенный закат. Где-то в глубине парка притаился старый кинотеатр. Мигель накинул капюшон куртки, не без содрогания в сердце перешел дорогу, и скоро зашагал под тополями приграничной зоны таинственных кварталов.
За кинотеатром он нашел небольшую круглую площадь, мощенную брусчаткой. Из трещин камня рос мох. Центр площади украшала чаша старомодного фонтана из грязного алебастра. Воды там не было, зато прямо в чаше кто-то установил дырявое кресло, обтянутое полосатым драпом. В кресле сидел бородатый мужик с диким взглядом. Одет он был как хиппи из шестидесятых. Дырявые джинсы, дырявые кеды, дырявые зубы, а на футболке желтый Боб Марли. Мужик сидел фривольно, закинув одну ногу за волан кресла. Он сосредоточенно изучал форму своих ногтей на пальцах рук. Услышав приближающиеся шаги, мужик лениво повернул голову. Внизу перед ним робко топтался молодой мексиканец в серой курточке и синих рабочих штанах.
- Бабло есть? – спросил мужик голосом бывалого травокура.
Лицо Мигеля выражало недоумение, наивную беспомощность и почти глупость. Он не очень разбирался в местных обычаях, но слышал, что деньги ему тут понадобятся.
- А сколько надо?
- А сколько стоит твоя душонка? - мужик с шумом вдохнул воздуха в левую ноздрю.
- Чего?
- Давай половину.
Мигель не знал, сколько стоит его душа, поэтому он не знал, как посчитать половину. Однако мужик показался ему психом и молодой человек решил вести себя соответственно.
- Пять баксов пойдет?
Мужик кивнул. Мигель вложил ему в ладонь смятую купюру.
- Чего тебе надо? – спросил мужик, глядя куда-то в сторону.
Прежде чем ответить, Мигель огляделся по сторонам, почесал затылок и только потом произнес:
- У меня проблемы душевного порядка.
Бородач произнес нецензурную фразу, однако в остальном остался спокоен.
- Я слышал, здесь могут помочь – тут же начал оправдываться Мигель.
- Иди к Истеричному Джо, – мужик снова шумно вдохнул воздуха. - Прямо, там за деревьями увидишь горбатого Хакси. Дай ему тоже половину, он покажет.
Мигель не представлял, как ему повезло. Мужик с Бобом Марли на футболке далеко не всем указывал верный путь. А те, кто не давал половину, возвращались домой с поседевшими волосами, а иногда и вовсе не возвращались.
Прямо за площадью Мигель снова вошел в тополиную рощу. Асфальтная тропинка почти скрывалась под слоем мха. Это был старый парк, огороженный чугунным забором. Мигель вышел из старых кованных ворот и попал на уличный перекресток. Машины здесь не ездили, светофоры обросли плющом. Пяти- и трехэтажные дома потрескались по фасаду. Прямо уходила пешеходная улочка со скамейками и уличными фонарями. Мигель робко двинулся между скамеек, оглядываясь вокруг. Он прошел несколько шагов и почувствовал, что за ним наблюдают из темных провалов окон. Дневной свет почти ушел. Движения сковывал страх.
Метровый бородатый горбун в грязном джинсовом комбинезоне, в дырявых детских ботинках и с тележкой для возки дров вышел из ниоткуда. Так, по крайней мере, показалось Мигелю потому, что горбатый Хакси неожиданно ткнулся ему в коленку. Овал розовой залысины окружали давно немытые черные засохшие патлы. Короткие волосатые руки бугрились звериными мускулами. Физиономия и весь внешний вид выдавал в нем полное презрение к современной цивилизации.
В то время пока Мигель добывал средство, чтобы прикоснутся к желанному чуду, само это чудо проснулось далеко за полдень в тяжелом похмелье в подозрительно промокших простынях. Открытые глаза сейчас же увидели смятый листок со списком ювелирных салонов и банков, которые будут полны наличных в ближайшие дни. Не вставая с постели, рыжая и нагая Сусика протянула руку к прикроватному столику, взяла список и поднесла к лицу. Поверх отпечатанных адресов красной губной помадой алели слова:
«ВЕРНИСЬ В БАР»
Буквы бесстыдно крупные, почерк не её. Сусика не помнила, кто и зачем написал эту напоминалку. Она попыталась напрячь мозг, но у неё тут же сильно заболела голова. Нужно вставать. Возвращаться в свое попадалово.
Голые ноги коснулись пола. Кофе и недобитая бутылка пива вернули её в жизнь. Сусика вымылась, закрутила рыжие волосы в деловой шиньон, упаковалась в голубые джинсы и облегающую серую майку и снова направилась в бар «Дурной койот». Список с помадной запиской она взяла с собой.
Около четырех часов дня Рыжая Сусика из душной городской жары вошла в прокуренную прохладу вечного сумрака, где всегда пахло прокисшим пивом и грязными деньгами. С улицы бар Скользкого Чака выглядел невзрачной тесной забегаловкой с затемненным окнами и синим неоновым койотом над входом. Однако внутри пространство волшебным образом раздвигалось и казалось удивительным, как сюда вмещается столько людей. Два десятка столиков вдоль стен и витражных окон всегда были плотно заняты сомнительной публикой в шляпах и пиджаках. Вдоль длинной стойки редко оставались свободные места. В центре бара раскорячились три бильярдных стола, обитых зеленым сукном. За каждым играло несколько татуированных бандитов с сигаретками в зубах. Четыре официантки ходили с подносами, на которых шипело пиво и звенели рюмочные батареи с текилой.
Девушка поздоровалась со стариком с середины комнаты, вскинув руку. Сицилиец улыбнулся морщинистым лицом, закинул полотенце за плечо и виртуозным движениями фокусника вытащил из-за спины бутылку текилы. О полированную поверхность стойки стукнулись две стопки с толстым дном. Скользкий Чак всегда наливал для Рыжий Сусики её «двойную мексиканскую».
До того, как Сусика достигла барной стойки к ней прицепилось несколько сочувствующих взглядов. Слухи в Либревиле расползались быстро. Все знали, что девушка-курьер задолжала Бабаджо. Те, кто смотрел на неё из клубов дыма скорбными глазами, моментально ловили на лице Сусики презрение и тут же отворачивались. Обычно она не смотрела на людей больше двух секунд, однако у бильярдного столика заметила человека с кием, который приковал её внимание. Это был незнакомый лысый здоровяк нордического типа в облегающих джинсах и расстегнутой цветастой рубашке с волосатой грудью. У него было лицо побитого волка и татуировка паутины вокруг правого глаза. И этот глаз внимательно следил за рыжей девушкой-курьером, делая вид, что целится кием в дальнюю лунку. Сусика дошла до стойки и уселась на высокий табурет.
- Спасибо, Чак, – сказала она, закидывая первую стопку ловким движением опытного алкоголика.
- Все хорошо? – Скользкий Чак улыбнулся двойным рядом золотых зубов.
- Я не уверена.
Сусика невольно повернула голову назад. Глаз в паутине по-прежнему смотрел на неё. Она тут же отвернулась и немедленно закинула вторую стопку.
- Ты вчера перебрала.
- Правда? - девушка почувствовала растекающийся по жилам огонь, достала из заднего кармана смятый листок.
- Я хотел вызвать тебе такси, а ты послала меня к дьяволу, – напомнил сицилиец. – Я удивлен, что ты еще жива.
- Ни черта не помню, – Сусика пододвинула листок бармену. – Не знаешь, кто это написал?
- Знаю, – Скользкий Чак взял листок со стойки. – Это написал я.
- Правда? И что это значит? – она снова невольно обернулась назад.
- Это значит, что ты перестанешь поворачиваться и пройдешь в мой кабинет, где я тебе скажу, что это значит.
Сусика попросила еще текилы, но старый бармен отказал. Он откинул перекладину стойки, приглашая девушку пройти в офис. Сусика послушно прошла за шелестящую цветастую ширму в просторный кабинет, заставленный кожаной мебелью, шкурами медведей и громадным дубовым столом. Скользкий Чак откинулся в глубокое кресло и закурил сигарету. Сусика упала в кресло напротив.
- Говорил тебе, завязывай так бухать!– по-отечески рявкнул старик, назидательно указывая на девушку пальцем.
- У меня были на то причины, – в её тоне слышалось оправдание.
- Знаю твои причины, – усмехнулся старый сицилиец.
- У меня на то целых восемьдесят миллионов причин, – добавила Сусика.
- И это знаю.
- Правда?
- Правда. Ты вчера так набралась, что залезла на стойку с бутылкой пойла и начала всем хвастать, мол, не желаете взглянуть на живого мертвеца.
Сусика хлопнула себя по лбу и от стыда закрыла глаза.
- Да, а потом стала просить у всех взаймы восемьдесят миллионов зеленых, клянясь мамой, что вернешь все до сентаво.
- Хватит уже…. Что там за головорез у тебя в зале?
- А вот это самое интересное, – старый бармен выпустил струю дыма и придвинулся ближе.
- Я слушаю.
- Это человек из ирландской мафии. Они работают, как компания Тенет.
- Тенет? – Сусика напрягла мозги, перебирая ирландских мафиози.
- Ты их не знаешь. Они обосновались в Либревиле пару месяцев назад. Эти европейские ублюдки расширяют бизнес по обороту человеческих органов. Они выкупили территорию у гонконгской триады и теперь ведут тут дела совершенно легально.
Домой Мигель вернулся ближе к полуночи, уставший, но возбужденный предвкушением грядущих дел. Карман куртки приятно оттягивался под тяжестью чудотворной скляночки. По пути домой, петляя темными кварталами на тележке горбуна Хакси, Мигель тайком не раз доставал скляночку, чтобы полюбоваться оранжевыми всполохами голубовато-бирюзовой смеси.
В подземном гараже дома он увидел, что мустанг Сусики уже припаркован на ночь. Мигель хитровато улыбнулся. Вскоре лифт доставил его на 84 этаж. Коричневая дверь с покосившимся медным номером «2254» таила в недрах чужой квартиры рыжую богиню из человеческой плоти.
Мигель прислонил ухо к двери и благоговейно замер. Безумие желания ослепляло бдительность, а ведь в такой позе его могли бы заметить соседи. Вдруг он услышал, что включился душ. Все его нутро перевернулось несколько раз. Через секунду Мигель был уже у себя. Его трясло от нетерпения. Дрожащие пальцы откупорили бутылочку. Жадный глоток.
Он расставался с одеждой на ходу и, как сказочный персонаж, оставлял позади след. Одна кроссовка слетела в прихожей, другая в коридоре, на старый диван упала куртка, на игровую приставку рубашка и штаны, и уже в самой ванной комнате слетели трусы. Мигель остался совершенно голый, с бутылочкой, полной на три четверти искристой смеси. Он поставил её на полку перед зеркалом, шагнул в эмалированную ванну и открыл кран, чтобы заглушить барабанный ритм неугомонного сердца. Кафельное помещение наполнилось водопадным журчанием.
Рука зачаровано потянулась к стене. Пальцы соприкоснулись с глянцевитой поверхностью кафеля. Плотный, твердый материал. На секундочку в мозгу Мигеля промелькнула догадка «какой же я дурак». Однако твердость кафеля оказалась обманчивой. Мигель двинул руку дальше вперед и пальцы вошли в материю, словно в упругую органическую мембрану. Материя барьера плотно сомкнулась вокруг вторгшегося инородного предмета. Мигель сделал еще усилие, и кисть полностью провалилась в стену.
Рыжая Сусика пришла домой за полчаса до прихода озабоченного соседа. За это время она успела разогреть пиццу, откупорить бутылку текилы, приложится к ней и открыть воду в душе. Из ванной шел пар, пока она жевала сочный кусок с пеперони и глядела в окно с высоты восемьдесят четвертого этажа на бесчисленные огни Либревиля.
Город походил на гигантский Диснейленд. Казино-дома в форме колесных пароходов на восточных холмах, будто действительно плыли к океану сквозь лес небоскребов. Чуть правее игорных кварталов таинственным черным квадратом с редкими точками света вырисовывался район люмен-трущоб. Набережная в ночи тянулась длиной извилистой линией в гирляндах бесконечных ночных клубов. Все мигало, все шевелилось. Сусика запрокинула голову и присосалась к бутылке. Нет, она не хотела умирать молодой. И все-таки жизнь иногда чертовски несправедлива…
Она включила душ, потому что собиралась состричь свои чудные рыжие локоны. Яркие волосы были её визитной карточкой во многих кварталах города. Но эпоха той Сусики подходила к концу. Настало время появиться лысой Сусике Бесшабашной. Той, которой нечего терять. Она хотела сделать это сама, предварительно вымыв голову. По древнему суеверию девушка думала, что собственные волосы непременно нужно сохранить, чтобы уберечься от сглаза.
Сусика прикладывалась к спиртному потому, что так было легче заставить себя взять в руки ножницы. Когда пары алкоголя наполнили женское тело отчаянной храбростью, она начала стягивать одежду. Майка слетела на незаправленную кровать, джинсы жалобно вытянулись на пути в коридор, трусики упали на пороге ванной….
И тут сквозь поднимающийся пар она увидела нечто такое, что заставило её выронить бутылку и закричать пронзительным женским воплем.
По коварному замыслу судьбы Мигель выбрал для своего эксперимента крайне неудачный момент. Он не мог видеть сквозь стену и в этом заключался главный недостаток зелья Истеричного Джо. Чтобы увидеть, что творится по ту сторону барьера, Мигель должен был просунуть туда голову. Молодой человек захлебывался в половых гормонах, а потому слепо полагался на удачу.
Он подался всем телом вперед и через секундное затемнение таинственного перехода узрел влажное помещение чужеродной квартиры. Из-за душераздирающего крика он не сразу понял, что видит перед собой абсолютно нагую девушку, родом из его томно- акварельных сладострастных грез. Это чудное видение, разумеется, не могло длиться долго, ибо мозг Сусики довольно быстро идентифицировал происходящее, как грубый взлом с нестандартным проникновением.
Не прошло и четырех секунд, как девушка в приступе яростного психоза подобрала упавшую бутылку текилы дрожащими руками и с размаха разбила её о голову бедного Мигеля. Но и этих кратких трех с половиной секунд оказалось достаточно, чтобы сделать молодого человека самым счастливым человеком на планете Земля. О боги, как мало нужно человеческому существу для счастья!
Мигель вырубился минут на пять, не больше. Однако за это время произошло много очень интересных вещей. Во-первых, Сусика распознала в интервенте соседа по лестничной площадке. Во-вторых, она успела накинуть домашний розовый халат и выключить в ванной воду. В-третьих, туловище молодого воздыхателя безнадежно застряло в стене. Его голова, плечи, руки и грудь находились в ванной Сусики, а живот, ноги и остальное оставалось дома. Случилось как раз то, о чем предупреждал Истеричный Джо. Биополя нагой девушки нарушили естественное проникновение клеток тела Мигеля через твердую материю. Пока он не пришел в себя, Сусика раз пять или шесть, матерясь и поминая всуе Господа нашего Бога, осмотрела верхнюю часть Мигеля, силясь понять, как это ему такое удалось. Она попробовала толкнуть его назад и потянуть вперед, но все тщетно.
Сквозь сладкий туман отключки глаза Мигеля открылись. Все двоилось и троилось, к горлу подступал стыд, щеки горели. От столько мощного удара сознание возвращалось частями, как после тяжелого похмелья. Раздвоенный силуэт перед глазами, наконец, соединился в рыжий объект вожделения в розовом халате. Количество розового вновь вырубило его сознание, но через секунду он очнулся под мощной пощечиной. Мигель снова открыл глаза, в этот раз широко и надолго.