1.
Страницы дневника шуршат, возвращая в прошлое. Вот она, первая запись о зеленой лампе…
Я впервые переступаю порог учебного заведения сына. Никита все чаще дает повод для беспокойства. Мои каблуки стучат по кафельному полу, а вьющиеся темные волосы слегка колышутся при ходьбе. Я спешу, но все равно опаздываю. Потому что в офисе летом работать некому, все разъехались по отпускам. Поток заявок от клиентов ничуть не уменьшился. Скорее, напротив. Приходится задерживаться. А после нестись через город, объезжая пробки. Никита. Ох, Никита! Не верится, что тебе уже восемнадцать! И этот дурацкий вызов в универ, словно ты все еще школьник!
Пожилая декан с седыми пучками волос, торчащими из-под шпилек, бубнит что-то о летних зачетах, исправлении оценок. Ее голос звучит монотонно, словно заезженная пластинка. О возможном отчислении.
– Об остальном вам лучше поговорить с куратором. Зовут ее Светлана Павловна.
Тон ее голоса меняется, когда она произносит это имя.
Кабинет, в котором меня встречает Светлана Павловна пахнет мелом, старыми книгами и чем-то еще. Кажется, ее дорогими духами с горьковатым оттенком.
Она переходит сразу к делу, выкладывая передо мной четвертинку тетрадного листа в клетку.
– Ваш сын рисует на занятиях, – говорит она.
Я смотрю. Рисунком это назвать трудно. Скорее нелепое подражание скальной живописи первобытного человека.
На бумаге изображена женщина.
Она лежит на животе, одетая лишь в верхнюю часть бикини. Ее поза выглядит нарочито соблазнительной – призывно выгнутая спина, оттопыренная попа. Рядом – мужская фигура, нарисованная грубыми штрихами. Особенно выделяется одна деталь – короткий отрезок из области паха, нагло направленный прямо в лицо женщины.
Персонажи не подписаны.
Но женский силуэт...
Я поднимаю глаза на Светлану Павловну.
Она не выглядит оскорбленной. Хотя рисунок – фактически порнография. И, судя по силуэту, с ней в главной роли! Ну, Никита! Так подставить меня! Нас! Что теперь? Его поставят на учет? Как потенциально опасного, склонного к сексуальным преступлениям?
– Вы хотите помочь сыну? – спрашивает она.
Я киваю, поправляя прядь темных волос, выбившуюся из-за уха.
– Знаете, у нас в штате работает опытный психолог.
Она делает паузу.
– Он мой... наставник.
По тому, как она запнулась, я понимаю – она что-то не договаривает.
– Его зовут Константин Петрович. От него я узнала об условных рефлексах в терапии под названием "Зеленая лампа". И о методике начисления баллов.
Она улыбается.
– И все его техники работают.
В ее глазах что-то мелькает.
Что-то, что заставляет меня сжать судорожно ноги, сводя колени.
– Пойдемте, я вас провожу к нему.
Мы идем по гулким коридорам, спускаемся по лестнице. Судя по запаху свежеструганной древесины, в подвале располагается столярная мастерская. Совсем как в моей школе. Боковой выход. И мы идем за ограду, в соседнее здание, на второй этаж. Это необычно. Не думала, что так бывает. Штатный психолог, имеющий кабинет за пределами школы. В рекреации, которую мы минуем, группа молодых ребят собирает музыкальные инструменты. Видимо, репетиция окончена.
Светлана ведет меня через тамбур, надежно отсекающий звуки. Нелишняя деталь, если рядом плывут гитарные басы и гремят барабаны. Но сейчас занятия завершены, и в здании царит неестественная тишина - только наши шаги затихают в пустом коридоре. На солидном металле нужной двери скромно белеет табличка.
В прихожей висит зеркало в тяжелой бронзовой раме, обрамляющее наше отражение: ее – собранную блондинку, с чувственным изгибом губ, и меня - брюнетку с вьющимися волосами до плеч, нервно сжимающую кожаную сумку так, будто это последний якорь в бушующем море.
– Проходите, – ее голос звучит мягко. Она указывает на дверь, и я замечаю, как изящно движется ее рука - длинные пальцы, безупречный маникюр.
– Проходите, – голос хозяина кабинета, вторя женскому приглашению, звучит мягко, но с оттенком усталости. Он указывает на диван, и я замечаю его руку – крупные суставы, след от чернильного пятна на указательном пальце.
Комната наполнена мягким светом. На массивном дубовом столе, среди аккуратных стопок тетрадей и методичек, стоит старомодная зеленая лампа. Та самая? Матово-черный корпус, с абажуром, по краю которого изображены миниатюрные скакуны на бегу.
– Садитесь, – его жест напоминает движение дирижера.
Я опускаюсь на край кожаного дивана, чувствуя, как старые пружины негромко скрипят под моим весом. В комнате пахнет древесиной, бумагой и крепким чаем.
– Вы знаете, как работает метод?
Молча качаю головой, поправляя прядь волос, выбившуюся из-за уха.
– Всё просто, – его пальцы стучат по краю абажура, будто проверяя прочность. – Зеленый свет успокаивает. Создает атмосферу доверия. А еще...
Щелчок выключателя звучит неожиданно громко.
Комната мгновенно преображается – изумрудное сияние заливает пространство, окрашивая наши лица в призрачные оттенки. Тени становятся мягче, контуры – размытее.
– Он делает некоторые вещи... менее стыдными.
Холодок пробегает по моей спине. В этом свете даже его морщины кажутся глубже, а седые виски – почти серебряными.
Константин Петрович снимает очки и протирает их платком. Без них его лицо выглядит старше, но глаза – серые, с желтоватыми прожилками – изучают меня с хирургической точностью.
– Все мы опасаемся чего-то. Я. Вы. Никита. Желаем. И одновременно боимся собственных желаний. Тогда они находят обходные пути.